ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПЕЛЛ: СИНИЙ ДОК: БОРТ КЗК-1 «ЕВРОПА»; 29.11.52

Сигни откинулась на спинку кресла, положила ноги на соседнее и сомкнула веки. Покой длился всего лишь мгновенье: в совещательной каюте флагмана появились Том Эджер с Эдо Пореем. Не размыкая сложенные на груди рук, Сигни приоткрыла глаз, затем второй. Порей потянул кресло из-под ее ног, и она неохотно уступила, облокотившись на стол и глядя в стену. Говорить совершенно не хотелось.

Вошел и сел Кео, чуть позже — Мика Крешов; он расположился между Сигни и Пореем. «Тихий океан» Сунга охранял станцию вместе с рейдерами, собранными ему в помощь со всего Флота. Рейдеры поочередно заходили в доки за свежими экипажами; одни лишь измученные капитаны несли вахту бессменно. Сколько бы ни продлилась осада. Флот не снимет боевого охранения.

Об униатской эскадре ничего не было слышно, но никто не сомневался, что она где-то поблизости. На краю системы Пелла маячил фрахтер «Молот»; флот знал доподлинно, что это уже давно не торговый корабль. С его борта в эфир шла пропаганда. Захватить или уничтожить его не позволяло расстояние: едва ли дальнерейсовик станет дожидаться, пока подойдут боевые корабли противника.

Где-то в пространстве блуждал еще один лжекупец — «Лебяжье перо». И третий — неизвестный. Призрак, который появлялся в поле дальнего скана и сразу уплывал из него. Возможно, это был вовсе не фрахтер, а боевой корабль Унии, и не один. В системе Пелла осталось немало купцов-ближнерейсовиков, их отчаянно смелые владельцы занимались привычным делом — снабжали шахты и базы, стараясь не думать об уходе дальнерейсовиков, об униатской эскадре, витающей за краем системы, о зловещих точках на сканах. О безнадежности, воцарившейся на Пелле.

Так же поступала и станция, пытаясь сохранить порядок в отдельных секциях, где стояли часовые и разгуливали десантники-отпускники. Командованию Флота приходилось выдавать солдатам и матросам увольнительные — нельзя было целыми месяцами держать людей в доках или тесных спартанских каютах рейдероносцев, когда в двух шагах от них — вся роскошь Пелла. Но это порождало трудности.

Вошел Мациан — как всегда подтянутый и безукоризненно опрятный. Сел, разложил перед собой на столе бумаги и скользнул взором по лицам. Дольше всего его взгляд задержался на Сигни.

— Капитан Мэллори, полагаю, будет лучше, если вы отрапортуете первой.

Сигни неспешно потянулась к своей папке и встала, чего от нее не требовалось.

— Одиннадцатого двадцать восьмого пятьдесят второго в двадцать три четырнадцать я вместе с майором Дисоном Янцем и двадцатью вооруженными десантниками из вверенного мне подразделения отправилась на проверку сигнала, поступившего в офис. Войдя в квартиру номер ноль восемь семьдесят восемь — резидентскую квартиру на территории для ограниченного круга лиц, — я обнаружила там лейтенанта десантных войск Бенджамена Гофорта, сержанта Байлу Майсос — оба с «Европы» — и еще четырнадцать солдат, расположившихся в четырех комнатах этой квартиры. Мы сразу обнаружили наркотики и спиртное. Солдаты и офицеры устно протестовали против нашего вмешательства, а рядовые Мила Иртон и Томас Ценсия были до такой степени накачаны наркотиками, что не могли отличить нижних чинов от офицеров. Я приказала обыскать помещение. В результате были обнаружены четверо гражданских: мужчина двадцати четырех лет, мужчина тридцати одного года, мужчина двадцати девяти лет и женщина девятнадцати лет, все — раздетые и со следами ожогов и иных увечий на теле. Всех их держали в одной комнате под замком. В другой комнате хранились ящики со спиртными напитками и медицинскими препаратами, судя по ярлыкам, изъятыми из станционной аптеки, а также две коробки: одна — со ста тридцатью единицами драгоценных украшений, а другая — со ста пятьюдесятью восемью комплектами гражданских документов, то есть удостоверений личности и кредитных карточек на имена граждан Пелла. Кроме того, мы обнаружили рукописный перечень драгоценностей и список с фамилиями пятидесяти двух наших военнослужащих с числами, обозначающими сумму, против каждой фамилии. Оба эти документа я прилагаю к рапорту. Все найденное я предъявила лейтенанту Гофорту и потребовала объяснений, на что услышала буквально следующее: «Если хочешь войти в долю, то незачем поднимать шум. Сколько тебя устроит?» Мои слова: «Господин Гофорт, вы и ваши сообщники арестованы. Мы ведем видеозапись, и на военно-полевом суде она будет иметь силу документа». Лейтенант Гофорт: «Сволочь! Сука проклятая! Старая шлюха! Сколько ты хочешь?» На этом я прекратила дискуссию с лейтенантом Гофортом и выстрелила ему в живот. Пленка покажет вам, господа, что его сообщники в тот же момент успокоились. Мои подчиненные без дальнейших эксцессов обезоружили их и препроводили на рейдероносец «Европа», где сейчас они находятся под стражей. Лейтенант Гофорт скончался на месте, успев сделать подробное признание, запись которого также прилагается к рапорту. Обнаруженные при обыске вещи я приказала доставить на борт «Европы», а гражданских — отпустить после ускоренного опознания и предупреждения об аресте за несохранение инцидента в тайне. Квартира возвращена станции. Это все.

Она придвинула к Мациану папку с рапортом и приложениями. Мациан хмурился.

— По вашему мнению, лейтенант Гофорт находился в состоянии интоксикации?

— По моему убеждению, сэр, он лыка не вязал.

Мациан легким движением руки позволил ей сесть. Сигни не замедлила воспользоваться разрешением и с ухмылкой откинулась на спинку кресла.

— При аресте он отказался подчиниться не только майору десантных войск, но и капитану Флота. Он нанес мне публичное оскорбление. У меня есть свидетели.

Мациан медленно кивнул.

— Я ценил лейтенанта Гофорта. На Флоте, капитан Мэллори, существует традиция не требовать от десантных подразделений такой же суровой дисциплины, как от экипажей. Ваша… экзекуция, капитан Мэллори, возлагает на плечи остальных капитанов тяжелое бремя. Отныне в подобных ситуациях они будут вынуждены применять крутые меры. Ваш волюнтаристский поступок толкает их на конфликт с подчиненными или со мной. Это неизбежно, если десантники и впредь будут считать, что в увольнении им все дозволено.

Капитаны заворчали. Мациан нахмурился еще больше.

— Я понимаю, вы попали в необычную ситуацию и, вероятно, не видели иного выхода. Но я обязан заметить, капитан Мэллори, что ваша версия инцидента — не единственная. На моральное состояние Флота весьма негативно действует тот факт, что среди задержанных, а также в найденном вами у Гофорта списке, нет ни одного человека из команды «Норвегии». Я вынужден предположить, что сигнал поступил к вам от кого-то из ваших же подчиненных, преследующих личные цели.

— Вы ошибаетесь, сэр.

— Вы превысили свои полномочия. Внутренняя охрана — прерогатива капитана Кео. Почему вы не поставили его в известность о готовящемся рейде?

— Потому что здесь замешаны солдаты с «Индии». — Сигни прямо посмотрела в угрюмое лицо Кео, в лица остальных и вновь повернула голову к Мациану. — Да и вряд ли можно назвать рейдом рутинную проверку.

— А почему ваши десантники не попались?

— Потому что их там не было, сэр.

На мгновение повисла тяжелая тишина.

— Из этого следует, что вы — образец добродетели, не правда ли?

Она наклонилась вперед, положив руки на стол, и холодно посмотрела Мациану в глаза.

— Я не позволяю своим людям ночевать на станции. Я строго слежу за их времяпрепровождением. Никто из личного состава «Норвегии» не имеет отношения к черному рынку. Раз уж я вынуждена отчитываться, позвольте напомнить, что я изначально не одобряла отпусков целым подразделениям, и мне бы очень хотелось, чтобы вы пересмотрели это решение. Сначала дисциплинированных солдат держат на постах, пока они не свалятся с ног от усталости, а потом позволяют напиваться до положения риз — вот она, нынешняя политика Флота. Я же у себя ничего подобного не допускаю. Вахта сокращена до разумного предела, а увольнения даются очень ненадолго, к тому же отпускникам разрешено находиться только на ограниченной территории доков и под непосредственным наблюдением моих офицеров. Так что, сэр, насчет личных мотивов моих подчиненных вы не правы.

Мациан помолчал, багровея от гнева и ритмично раздувая ноздри. Наконец произнес:

— Мэллори, вас давно считают тираном с кровавыми руками, и вы это знаете.

— Это меня не огорчает.

— На Эриду вы застрелили несколько собственных солдат. Приказали одному подразделению открыть огонь по другому.

— У «Норвегии» свой кодекс чести.

Мациан с присвистом вздохнул.

— У других кораблей тоже есть кодекс чести, капитан. Ваша политика, возможно, весьма устраивает «Норвегию», но не следует забывать, что сейчас вы играете в команде. До сих пор каждый из нас действовал самостоятельно, и это давало нам преимущества перед врагом. Так мы воевали очень долго, но теперь обстоятельства изменились, и боеспособность Флота зависит от того, сумеет ли он сплотиться. Недавний рецидив партизанщины доказал это: мы потеряли два корабля. А теперь, Мэллори, демонстративно обособляется ваш корабль, а вы со своими десантниками самовольно устраиваете рейд для пресечения деятельности — согласен, незаконной — группы военнослужащих со всех кораблей, кроме вашего, после чего расползаются слухи, что в том списке была еще одна страница… Как вам это нравится? Вы понимаете, что эти слухи опасны для нашего морального состояния?

— Понимаю, сэр, и сожалею. Второй страницы не существовало. И меня возмущают домыслы о личных мотивах солдат, доложивших мне о нарушении порядка в квартире станционеров. Я отказываюсь видеть в этом корыстный умысел, сэр.

— Личный состав «Норвегии» будет жить по общему распорядку.

Сигни вновь откинулась на спинку кресла.

— Сэр, мы обнаружили злостных нарушителей порядка, а вы приказываете, чтобы мы им подражали.

— Мэллори, самое опасное для нас — не черный рынок, который был, есть и будет и с которым мы сталкиваемся всякий раз, как отпускаем людей в увольнения. Опасно, когда отдельные капитаны и экипажи считают себя вправе действовать так, как им кажется правильным, и соперничать с другими капитанами и экипажами. Я не могу вам этого позволить, пока вы — под моим началом. На Флоте только один командующий. Или вы намерены создать оппозиционную партию?

— Я подчиняюсь командующему, — пробормотала Сигни. Гордость Мациана… ох уж эта сверхчувствительная гордость! Есть черта, через которую нельзя переступать. Когда его глаза полыхнули злобой, Сигни ощутила жгучее желание что-нибудь сломать.

— Итак, возникла проблема морали, — продолжал Мациан, заметно остыв и усевшись. Далее последовал один из его обычных театральных жестов, означающих, что продолжение спора он считает бессмысленным, — и несправедливо винить в этом одну «Норвегию». Простите меня, Мэллори, я признаю, что в немалой степени вы правы, но ситуация сложная. Уния готовит новый удар, и это известно не только нам, но и нашим людям. Однако они все же знают меньше нашего и поэтому находятся в состоянии крайнего нервного напряжения. Стоит ли упрекать их за то, что они стараются это напряжение снять? Обстановка на Пелле далеко не идеальная: дефицит, черный рынок, а хуже всего — враждебность гражданских и Уния, выжидающая удобного момента для нападения. На экранах маячит униатский разведчик, а мы ничего не можем с ним сделать. Станция не и состоянии обеспечить нам даже нормальной стоянки. Если так пойдет и дальше, мы вцепимся друг другу в глотки, а ведь именно на это рассчитывает враг… Продержать нас в осаде, пока мы не сгнием изнутри. Встречаться с нами в открытом бою он не желает — это слишком дорого обходится. Даже выбить нас отсюда — для Унии не выход, потому что мы можем рассеяться и возобновить партизанскую войну… Потому что существует столица — Сытин, — и она слишком уязвима. Они хорошо представляют, что произойдет, если мы выберемся из западни и кто-нибудь из нас решит любой ценой прорваться к Сытину. Поэтому они бездействуют и держат нас в напряжении. Рассчитывают, что мы так и проторчим здесь, надеясь на лучшее, а они тем временем соберутся с силами. Это рискованная игра, но они ведут ее грамотно, и у них больше шансов на победу, чем у нас. Они знают, как остро мы нуждаемся в отдыхе и убежище… Все это отвратительно действует на людей, но что мы можем поделать? Я предлагаю сделать так, чтобы наши грешники ощутили вкус опасности, поняли, что нельзя слишком расслабляться. Мы отправим их за припасами, которых так недостает Пеллу. Ближнерейсовики сторонятся нас, но далеко им не убежать… а на шахтах есть запасы продовольствия. Короче говоря, мы высылаем на патрулирование второй рейдероносец.

— После того, что случилось с «Северным полюсом»… — негромко начал Крешов.

— Мы сделали из этого выводы. Рейдероносец не отойдет слишком далеко от базы, а все остальные корабли будут следить за ним со станции и в случае чего выйдут на помощь. Можно рассчитать очень удобный курс — корабль всегда будет у нас на виду. Крешов, у вас хорошо развито чувство опасности. Добудьте нам продовольствие, а если понадобится, преподайте колонистам несколько уроков. Небольшая взбучка гражданским очень благотворно повлияет на боевой дух солдат.

Сигни закусила губу и подалась вперед.

— Я готова взять это на себя. Пусть Крешов отдохнет.

— Нет! — Мациан поспешил вскинуть руку в жесте миротворца. — Мэллори, поймите меня правильно. Я далек от желания умалить ваши заслуги. Здесь, на станции, вы превосходно справляетесь с очень нужным делом, и я хочу, чтобы вы занимались им и впредь. На патрулирование выйдет «Атлантика». Она же восстановит снабжение станции. Мика, разрешаю мобилизовать несколько рейсовиков. Взорвите один, если потребуется, — короче говоря, действуйте по обстановке. А убытки запишите на счет Компании.

Капитаны рассмеялись, только Сигни сохранила на лице кислую мину.

— Капитан Мэллори, — произнес Мациан, — похоже, вы недовольны.

— Расстрелы плохо влияют на настроение, — цинично ответила она. — Пиратство — тоже.

— Опять дебаты?

— Прежде чем начинать столь масштабную операцию, неплохо было бы подумать о мобилизации ближнерейсовиков без стрельбы. Ведь они стояли вместе с нами против Унии.

— Им ничего другого не оставалась, Мэллори. Ощущаете разницу?

— Да, но не следует забывать, что кое-кто из них давно с нами… К таким нужен иной подход.

Мациан был не в настроении выслушивать доводы Сигни, во всяком случае сегодня. Он снова густо покраснел, глаза потемнели.

— Мой старый товарищ, пока еще командую Флотом я. Ваши пожелания приняты во внимание, все лояльные торговцы получат привилегии — в первую очередь это касается стоянки в доках. Надеюсь, таковых торговцев не окажется среди тех, кто не подчинится нашим приказам.

Сигни кивнула и постаралась избавиться от недовольного выражения на лице. Перечить Мациану было рискованно, его самолюбие не знало границ. Обычно он ставил интересы дела выше эмоций, но порою его гнев долго не утихал.

— Я хотел бы заметить, — пробасил Порей, — что, вопреки расчетам Мэллори на помощь местных властей, у нас возникла проблема. На Нижней Эмилио Константин взялся за ум и добился подчинения от своих рабочих. Они дают нам все необходимое, и за это мы их не трогаем. Но он просто-напросто выжидает. Да-да, выжидает. Так вот, насчет ближнерейсовиков: если мы втянем их в станционную смуту, то получим других потенциальных Константинов. Только эти будут жить бок о бок с нами, возле наших кораблей.

— Вряд ли они осмелятся подвергнуть опасности Пелл, — возразил Кео.

— А вдруг среди них униат? Мы точно знаем, что униаты маскируются под торговцев.

— Это стоит обсудить, — кивнул Мациан. — Я подумаю… Мэллори, вот вам еще одна причина, по которой я не решаюсь мобилизовать ближнерейсовики силой. Это может создать затруднения. Однако продовольствие на исходе, и отнюдь не все колонии готовы поделиться с нами.

— Так давайте покажем, что их ждет, — сказал Крешов. — Расстреляем паршивца. Все равно, рано или поздно нам придется это сделать.

— Ну, сейчас-то, — неторопливо произнес Порей, — Константин и его команда вкалывают по восемнадцать часов в сутки, и перебоев с поставками не бывает. Своими методами мы бы этого не добились. Пускай он хорошенько поставит дело, а когда мы увидим, что можно справиться без него, тогда и разберемся.

— А он это понимает?

Порей пожал плечами.

— У господина Эмилио Константина нет выбора. Он устроил что-то вроде лагеря беженцев… Низовики, люди — все в одном месте. Прекрасная мишень. Он это понимает.

Мациан кивнул.

— Константин — проблема пустяковая. Есть более серьезные причины для беспокойства, и это — второй вопрос на повестке дня. Если вы способны воздержаться от набегов на собственных десантников, то я бы хотел, чтобы вы сосредоточились на поиске станционных мятежников и проверке подозрительных беженцев.

У Сигни запылали щеки, но голос остался бесстрастным.

— Мы очень скоро введем в действие новую пропускную систему и новые замки. Господин Лукас оказывает содействие. На сегодняшнее утро четырнадцать тысяч девятьсот сорок семь человек идентифицированы, им выданы новые документы. На некоторых дверях замки теперь реагируют только на голоса. К сожалению, мы не можем снабдить такими замками все двери, иначе проблема безопасности уже не стояла бы на первом месте.

— А где гарантия, что вы не выдали новую карточку Джессаду?

— Нет причин беспокоиться. Большинство подозрительных лиц переселились в необорудованные помещения, где еще действуют их пропуска. Скоро все будет кончено. У нас есть словесный портрет Джессада и фотоснимки его сообщников. Через неделю, максимум через две я устрою последнюю облаву.