- Милый мой, я еду с тобою.
      - Верочка, я буду держать два чемодана, негде сесть. Ты садись с Машей.
      - Не то, я говорю - в Рязань.
      - А, если так, то Маша поедет с чемоданами, а мы сядем вместе.
      Едут. На улице {На дороге} не слишком расчувствуешься в разговоре. И притом, такой стук от мостовой: Лопухов многого не дослышит, потому на многое и не отвечает.
      - Я еду с тобою в Рязань, - твердит Вера Павловна.
      - Да ведь у тебя не приготовлены вещи, как же ты поедешь? Собирайся, если хочешь, только я тебя прошу вот о чем: подожди моего письма, оно придет завтра же, я отдам его на дороге.
      Как она его обнимала на галерее станции, с какими слезами цаловала, отпуская в вагон!
      А он на прощанье только все толковал про свои заводские дела да про то, как будут рады ему его старики, {родные} и только на прощанье: {Далее начато: помни}
      - Ты написала вчера, что никогда еще так не была привязана ко мне, как теперь, - это правда, мой друг. И я привязан {тоже к тебе привязан} к тебе не меньше, чем ты ко мне. А расположение к человеку - желание счастья ему. А счастья нет без свободы. Ты не хотела бы стеснять меня - и я тебя тоже. И если б ты стала стесняться меня, ты бы меня огорчила. Так не делай этого, а пусть будет с тобою, что тебе лучше. А там посмотрим. Когда мне воротиться, ты напиши. Я пришлю адрес. До свиданья, мой друг. Второй звонок, слишком пора. До свиданья, мой друг.
      Это было в конце апреля. В половине июня Лопухов возвратился. Пожил недели три в Петербурге, потом опять уехал в Москву, по заводским делам, 9 июля, а 11 июля поутру произошло недоумение {произошла сцена} в гостинице на станции железной дороги по случаю невставанья {пропажи} приезжего и сцена на каменноостровской даче. Теперь проницательный {догадливый} уж не промахнется в отгадке того, кто это застрелился или не застрелился. "Лопухов", говорит проницательный читатель. - "Как?" - "Да он и не застрелился". - "Так куда ж он девался? и как фуражка его оказалась простреленною по околышу?" - "Нужды нет, я знаю, что не застрелился", ломит себе проницательный читатель. Ну, бог с тобою, как знаешь, - ведь тебя ничем не урезонишь. {ведь с тобою не столкуешься. Текст: и только на прощанье ~ не урезонишь - переписан набело }
      Часа через три после того, как ушел Кирсанов, Вера Павловна опомнилась, и одною из первых ее мыслей было: "нельзя же так оставить мастерскую". {Перед текстом: Часа через три ~ мастерскую - дата: 6-7 февр} Да, хоть Вера Павловна и обольщала себя мыслью, что мастерская идет сама собою, но ведь в сущности знала, что только обольщает {утешает} себя этим, а в самом деле для мастерской необходима руководительница. Но теперь дело уж почти установилось, и {Далее было: Мерцалова может делать больше ее ожидания} хлопот по руководству им можно было иметь довольно мало. У Мерцаловой было двое детей, но час-два в день она могла уделять на мастерскую - она наверное не откажется, ведь она и теперь много занимается ею. Вера Павловна начала разбирать свои платья, свои вещи для продажи, а сама послала Машу - сначала к Мерцаловой, просить ее приехать к ней, потом к торговке старым платьем, Рахели, очень ловкой торговке, одной из самых оборотливых евреек, но доброй знакомой Веры Павловны, с которой - как со всеми порядочными людьми почти все еврейские мелкие торговцы и торговки - Рахель была безусловно честна.
      Когда Маша выходила из ворот, ее встретил Рахметов, уж с полчаса бродивший около дачи.
      - Вы уходите, Маша? Надолго?
      - Часа на два.
      - Вера Павловна остается одна?
      - Да.
      - Так я зайду, посижу вместо вас, может быть ей случится какая-нибудь надобность.
      Кроме Маши и равнявшихся ей или превосходивших ее {Вместо: равнявшихся ~ ее - было: ей подобных} простотою души и платья, все немного побаивались Рахметова, но Маша и подобные ей и превосходившие ее {Далее было: простодушные и} сильно благоволили к нему. Он вошел, раскланялся с Верою Павловною, сказал, что он знает все и приехал посидеть у нее вечер - на всякий случай, не понадобятся ли ей услуги, - услуги бы были нужны, пожалуй, хоть сейчас: помогать в разборке вещей, и всякий другой на его месте и был бы приглашен, и сам вызвался бы в одну и ту же секунду и занялся бы этим; но {Далее было: он был совершенно особенный человек} Вера Павловна поблагодарила его за внимательность, не попросила пособить ей разбирать вещи, и он не вызвался, а сказал: "так я буду сидеть в кабинете, если что будет нужно, позовите", преспокойно ушел в кабинет, долго выбирал, какую книгу ему взять, наконец выбрал из полного собрания сочинений Ньютона тот том, где было "Толкование на Апокалипсис", {Далее было: самый удобный для чтения} и принялся очень внимательно читать: "да, эта сторона знания до сих пор оставалась у меня пробелом. Ньютон писал это толкование, когда был наполовину человеком в здравом уме, наполовину помешанным. {Вместо: когда был ~ помешанным - было: сохраняя с одной стороны силу ума, был наполовину После: помешанным - было: Интересно видеть, как отразилось это} Книга классическая по вопросу о смешении безумия с умом, - ведь оно почти во всех книгах и почти во всех головах, но здесь оно {Далее было: в классической форме} должно быть в образцовой форме: во-первых, гениальнейший ум образцовый, во-вторых, и примешанное к нему безумие признанное, бесспорное безумие. Значит, {Потому} книга капитальная по своей части. Черты общего явления должны выказаться здесь рельефнее, чем где бы то ни было, и никто не может сомневаться в том, что это черты именно того явления, которому принадлежат, - смешения безумия с умом. Надобно изучить".
      Если б я был художником вроде наших великих художников, я бы не должен был упоминать о появлении Рахметова, потому что он не принял существенного участия в ходе рассказываемого мною дела. Если б я был истинным художником, {Далее начато: а. он б. Рахметов был бы} я взял бы предметом для рассказа те стороны жизни, {Далее было: а. Начато: кружка, описы б. Лопухова и Кирсанова в. кружка} в которых Рахметов был главным действующим лицом. Но с такою великою задачею я не справился бы, потому что я не художник, а {Далее было: а. рассказываю б. описываю} без Рахметова все-таки не обойдется в моем рассказе, потому что я все уж не такой же писатель, как наши великие художники, которые имеют куафферские и фокуснические {Вместо: куафферские и фокуснические - было: а. философские б. водевильные} понятия о требованиях искусства, - я рассказываю все, {я описываю лишь} что нужно для оттенения главных лиц и положений моего рассказа, а Рахметов полезен для этого. {Было начато: а без Рахметова они были бы}
      Главные лица моего рассказа, Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов, огромному большинству читателей будут представляться лицами идеальными, пожалуй даже невероятными. {Далее начато: Но люди, которые} А те читатели, которые сами близко знают людей этого типа, скажут, что все трое они - люди нисколько не выше общего уровня своего типа, {Далее было: Рахметов был} так на них и смотрят все хорошие их знакомые, то есть сами люди в их роде. Но Рахметов и в их кругу считался человеком особенным. Таких людей немного, но {Далее было: а. они важны по их б. важны очень} знать их тоже не мешает, - они и оттеняют собою массу {остальную массу} людей своего типа, таких, как Вера Павловна, Кирсанов и Лопухов, да {Далее было: Рахметов, служили очевидным исключением} и сами по себе важны: {Далее было: а. Начато: Это - те б. Каждый из них [тот, сам, который стоит тысячи, это соль со} это двигатели двигателей, {Далее было: это соль соли земли} это теин в чаю, {Далее было: никотин в эфире, букет в благородном вине, [хинин] [это соль] [никотин] теобромин в шоколаде Против этой фразы дата: 7 февр} букет в благородном вине, это соль соли земли. Я встречал человек шесть таких людей.
      Тот из них, которого я встречал в кругу {в кружке} Лопухова и Кирсанова и о котором поэтому говорю здесь, служит живым доказательством, что {Далее было: бывают исключения из правила} рассуждения Лопухова и Алексея Петровича {Далее было: о полянах и почве} в третьем сне {В рукописи ошибочно, вместо: во втором} Веры Павловны о полянах и почвах требуют оговорки: в самой гнилой поляне выделяются маленькие клочочки, на которых можно вырасти здоровому колосу. Генеалогия {Далее было: всех почти героев останавливается} Веры Павловны, Кирсанова, Лопухова не восходит никак дальше дедушек с бабушками. {Далее начато: Фамилия} Рахметов был из фамилии, известной с XIII века, {известной с времен Симеона Гордого} - в числе татарских "темников" (корпусных начальников), вырезанных в Твери вместе с их войском за покушение обращать народ в магометанство, был Рахмет; {В рукописи: Рахман} у него был сын Латыф - Михаил, {Вместо: Михаил - было: Иеремия} рожденный от жены русской, насильно взятой им, племянницы {дочери} тверского "дворского" (нечто вроде французских майордомов и коннетаблей); {Далее было: жена} за мать был пощажен и сын, {Далее было: служивший у тверского} и от него пошли Рахметовы. Они в Твери были боярами, в Москве стали окольничими, в Петербурге в прошлом веке бывали генерал-аншефами, - конечно, не все, потому что фамилия разветвилась очень многочисленная, {Текст главы "Особенный человек" до слов: очень многочисленная - был перебелен автором (см. ниже, стр. 719-722).} - генерал-аншефских чинов недостало бы на всех. Прапрадед нашего Рахметова был приятелем И. И. Шувалова, который и восстановил его из опалы, постигшей за дружбу с Минихом. Прадед поссорился за рысаков с А. Орловым и опять попал в немилость. Дед провожал Александра в Тильзит и пошел бы дальше всех, но потерял {попал} карьеру за дружбу с Сперанским. Отец служил без удачи и без падений, в сорок лет вышел в отставку генерал-лейтенантом и поселился в одном из своих поместий, {Далее начато: на низ} разбросанных {Далее было: от Суры} по верховью Медведицы; поместья были, однако, не очень велики - всего душ тысячи три, а детей на деревенском досуге явилось много, человек восемь, потому наш Рахметов был человек небогатый: {Далее было: а. Начато: именья отец б. но ему досталось} он получил около 400 {500} душ да тысяч восемь {двенадцать} десятин земли. Как он распорядился с душами и с землею, это не было никому известно, {Далее начато: а. но все-таки он имел б. у него осталось почти тысяча} да и то, что у него есть поместье, почти никому не было известно, не было известно и то, что из 8000 десятин земли он удержал за собою 1000 десятин и имел до 3000 рублей дохода, от отдачи их в аренду. Известно было только, что он из тех Рахметовых, все бывавших предводителями, {Далее было: и попечителями гимназий [в трех уездах] трех губерний} между которыми есть богатые помещики, но что он сам проживает в год рублей 400, - для студента тогда это было очень много, но для помещика из Рахметовых слишком уж мало; потому думали, что из какой-нибудь захиревшей и обеспоместившейся ветви их.
      Теперь ему было 22 года, а студентом он был с 16 лет, - но на три года он покидал университет - вышел из второго курса, {Далее было: скитался по} поехал в свое поместье, распорядился, победив сопротивление {Вместо: победив сопротивление - было: выдержав [борьбу] сопротивление)} опекуна, потом скитался по России и, между прочим, отвез двух человек в Казанский, пять человек в Московский университет - это были его стипендиаты. А сам он хотел жить в Петербурге, потому в Петербург не привез никого, и потому никому не было известно, что у него не 400, а больше 2000 руб. дохода. Теперь это стало известно, и как стало известно, это мы сейчас увидим. - Итак, за два года до той поры, как теперь сидел он за толкованием Ньютона на Апокалипсис, он возвратился в Петербургский университет, поступил на филологический факультет, - раньше был на естественном, - и он оставался в Петербурге в университете еще два года.
      Но если никому не были известны родственные и денежные отношения Рахметова, зато все, кто его знал, знали его под двумя прозвищами: одно уже попадалось в этом рассказе - "ригорист" - его он принимал с обыкновенною своею легкою улыбкою мрачноватого удовольствия, - но когда его называли Никитушкою, или Ломовым, или по полному прозвищу Никитушкою Ломовым, он улыбался широко и сладко, - и имел полное , потому что не получил от натуры, а приобрел силою воли право носить это славное между миллионами людей имя. Но из 60 губерний только 8 {6} знают это славное имя, {Вместо: это славное имя, - было: кто это,} читателям остальным надобно объяснить. Никитушка Ломов был бурлак, ходивший по Волге {Далее начато: от Р} лет 20-15 тому назад, - это был гигант геркулесовской силы: 15 вершков ростом, он был так широк в груди и в плечах, что весил 15 пудов, хотя не был толст, а только плотен, - какой он был силы, об этом довольно сказать одно: {Вместо: об этом ~ одно: - было: это свидетельство довольно точно} он получал плату {жалованье} за четырех человек. Когда судно приставало к городу и он шел по улице, по дальним переулкам раздавались крики парней: "Никитушка Ломов идет, Никитушка Ломов идет", и все бежали на улицу, идущую от пристани к рынку, по-волжскому базару, и толпа народа валила за своим богатырем. {Вместо: по дальним переулкам ~ богатырем было: за ним валила толпа народу: Никитушка Ломов идет. Никитушка Ломов идет, - спешили парни из дальних переулков [сбегаясь к нему] и бежали к нему толпами}
      Рахметов в 16 лет был юношею обыкновенным, довольно большого роста, довольно крепким, {Вместо: обыкновенным ~ крепким, - было: среднего роста, довольно здоровым,} но далеко не замечательным по силе, - из десяти встречных {Далее было: наверное трое были} юношей его лет наверное трое были сильнее его. Но на половине 17-го года он вздумал, что нужно приобрести физическое богатырство, и он начал работать над собою: стал заниматься гимнастикою, - но ведь это только школа, {упр После: школа начато: изящество и искусство пользоваться} это хорошо, но ведь этого мало; вдвое больше времени - на несколько часов в день - он становился чернорабочим по работам, требующим силы: таскал дрова, рубил дрова, тесал камни, ковал железо, - много работ он менял, получая из каждой новой работы новое развитие каких-нибудь мускулов, и принял боксерскую диету: {Вместо: принял ~ диету; - было: завел атлетическую диету} стал пить и есть все, что имеет" репутацию укреплять мускулы, стал питаться почти исключительно бифштексом, {Вместо: пить и есть ~ имеет - было: чай и все, что не имело мясом,} почти сырым, и с тех пор жил так до той поры, как мы его видим, через год после начала этих занятий он отправился в свое странствованье, и тут еще занимался развитием силы: был пахарем и раз {и одно лето} прошел всю Волгу от Дубовки до Рыбинска бурлаком, - сказать, что он хочет быть бурлаком, показалось бы хозяину судна и бурлакам верхом нелепости, и его не приняли бы {Вместо: сказать, что ~ не приняли бы - было: могли его не принять} бурлаком, - он не так и сел на судно, а как пассажир, {простой пассажир} но, подружившись, стал помогать тянуть лямку и через неделю запрягся в нее, как следует настоящему рабочему, - скоро заметили, как он тянет, начали пробовать силы, - он перетягивал четверых, пятерых не всегда, - тогда ему было 20 лет, и товарищи по лямке прозвали его младшим братишкой Никитушки Ломова. На следующее лето он ехал на пароходе, - один из простонародья, толпившегося на палубе, оказался его прошлогодним товарищем по лямке, и таким-то образом его спутники-студенты узнали, что его следует звать Никитушкою Ломовым. Действительно, он приобрел непомерную силу. "Так нужно, - говорил он, - это полезно, это может пригодиться, сила дает уважение и любовь у простых людей".
      Это ему засело в голову с половины семнадцатого года, потому что с этого времени и вообще начала развиваться его особенность. Шестнадцати лет он приехал в университет в Петербург обыкновенным хорошо кончившим курс гимназистом, обыкновенным хорошим юношею {молодым человеком} и прожил месяца {Вместо: и прожил месяца - было: но месяца через} три-четыре по-обыкновенному, как живут начинающие студенты первого курса. Но стал он слышать, что есть между студентами особенно умные головы, которые и думают не так, как другие, и занимаются, как волы, - тогда таких людей между студентами было очень мало, - и узнал с десяток имен этих людей. Они заинтересовали его, - он стал искать знакомства с кем-нибудь из них, и ему случилось сойтись с Кирсановым, - и началось его перерождение в человека особенного, в будущего Никитушку Ломова и ригориста. Жадно слушал он в первый вечер Кирсанова, плакал, прерывал его слова восклицаниями {проклятиями} проклятий тому, что должно погибнуть, благословений тому, что должно жить. {Далее было: и не спал но} "Какие же книги мне начать читать?" Кирсанов указал. Он на другой день с 8 часов ходил по Невскому, от Адмиралтейства до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин первый отопрется, взял, что нужно, и читал больше трех суток сряду - с 11 часов утра четверга до 7 часов вечера воскресенья - 80 часов. Первые две ночи не спал так, на третью выпил 8 стаканов крепчайшего кофе, - до четвертой ночи не хватило силы ни с каким кофе, - он повалился и проспал на полу {Далее начато: почти} часов 15. Через неделю он пришел к Кирсанову требовать указаний {объяснений} на новые книги и объяснений и подружился с ним; потом через него подружился и с Лопуховым. Через полгода, хотя ему было только 17 лет, а уже по 22 года, {В рукописи ошибочно: часа} они не считали его молодым человеком сравнительно с собою, и уж он был особенным человеком.
      Какие задатки для того лежали в прошлой его жизни? Не очень большие, но лежали. Отец его был человек деспотического характера, очень умный, образованный и ультраконсерватор - в том же смысле, как Марья Алексеевна, но честный. Это бы еще ничего. Но мать, женщина довольно деликатная, страдала от тяжелого характера мужа. И это бы еще ничего, - было еще вот что: {Далее было: он влюбился в одну из любовниц} на пятнадцатом году он влюбился в одну из любовниц отца, произошла свирепая история, ему было жалко женщины, сильно пострадавшей через него. Мысли стали бродить {Вместо: стали бродить - было: бродили} в нем, и Кирсанов был для него тем, чем Лопухов для Веры Павловны. Задатки в прошлой жизни были; но чтоб стать таким особенным человеком, конечно, главное - натура.
      Незадолго перед тем временем, как вышел он из университета и отправился в свое поместье, потом скитаться по России, он уж принял оригинальные принципы и нравственной, и умственной жизни. Он сказал себе: "я не пью ни капли вина; я не прикасаюсь к женщине" - а натура была, конечно, кипучая. "Зачем ты так делаешь, эта крайность вовсе не нужна". "Нужно. Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, - мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не потому, что лично мы хотим удовлетворения своим страстям, что не для себя лично мы этого требуем, а для человека вообще, - что мы говорим только по принципу, по убеждению, а по личному пристрастию". Поэтому же он стал и вообще вести самый суровый образ жизни. Чтобы стать и продолжать быть Никитушкою Ломовым, ему нужно было есть говядину {мясо} - и много: {много мясного:} он ел ее много. Но он жалел каждой копейки на какую-нибудь пищу, кроме мяса, - кроме мяса, он ел только все самое дешевое, - от белого хлеба он отказался, ел только черный; - у него было положено: есть свежие огурцы только с того времени, как они начинали продаваться в Петербурге по 50 коп. за сотню. У него по нескольку месяцев не бывало во рту куска сахару, никакого фрукта, {яблока} куска телятины или пулярки. {Далее было начато: Но когда он обедал у} На свои деньги он ничего подобного не покупал: "не имею права тратить деньги на прихоть, без которой можно обойтись", - а ведь он был воспитан на роскошном столе и имел гастрономический вкус, - но, однако, когда ему случалось обедать за чужим столом, он ел многие из этих {Вместо: многие из этих было: эти} блюд, других не ел и за чужим столом, - причина различия была основательная: "то, что ест хоть по временам простой народ, и я могу есть при случае. {при счастливом случае} Того, что никогда не доступно простому народу, я не должен есть" - поэтому он абсолютно не ел абрикосов, {персиков} яблоки ел абсолютно, апельсины ел в Петербурге, в провинции не ел, потому что в Петербурге ест, в провинции не ест их простой народ; {Вместо: яблоки ел ~ народ; - было: но апельсины ел} пастеты ел, потому что хороший пирог не хуже пастета, и слоеное тесто знакомо вкусу простого народа, но сардинок не ел. Одевался он очень бедно и в остальном вел спартанскую жизнь, - между прочим, не допускал даже тюфяка и спал на войлоке, даже не разрешая себе свернуть его вдвое.
      Было у него угрызение совести: он не бросил курить. Это была единственная его слабость. Из 400 р. его расхода до {около} 150 выходило у него на сигары, - "гнусная слабость", как он выражался. Только это и давало некоторую возможность отбиваться от него: если уж начинал он слишком доезжать {доезжать кого} своими обличениями за гнусные прихоти, тот ему говорил: "да ведь ты же куришь сигары", тогда Рахметов приходил в двойное ожесточение, но половина его укоризн уже обращалась {относилась} на себя, и противнику все-таки доставалось {становилось} меньше.
      Он успевал делать страшно много, потому что и в распоряжении временем наложил на себя такое же обуздание всяких прихотей, как в материальных вещах: ни четверти часа не пропадало у него на развлечения, отдыха ему не было нужно по целым месяцам. Все было рассчитано, каждый шаг должен был иметь свое законное оправдание. В кругу приятелей, сборные пункты которых были у Лопухова и у Кирсанова, {Вместо: сборные пункты ~ Кирсанова, - было: центрами которого были Лопухов и Кирсанов,} он бывал никак не чаще, чем сколько нужно, чтоб оставаться в тесных отношениях к этому кругу. "Это нужно, - говорил он, - нужно на всякие случаи иметь тесную связь с каким-нибудь довольно большим кругом людей". {Это нужно ~ людей", вписано.} Кроме того, он никогда у кого не бывал иначе как по делу, и ни пятью минутами больше, чем нужно по делу, и у себя никого не принимал и не держал иначе как на том же правиле: он без околичностей объявлял гостю: "мы переговорили о вашем деле, теперь позвольте мне заняться другими делами, потому что надобно дорожить {Вместо: надобно дорожить - было: я дорожу} временем". Когда началось его возрождение, он почти все время проводил в чтении, - но это продолжалось лишь немного больше полугода, - когда он увидел, что приобрел систематический образ мыслей в духе, принципы которого нашел справедливыми, он тотчас же сказал себе: "Теперь чтение стало делом второстепенным. Я с этой стороны готов для жизни". И он стал отдавать чтению только время, свободное от других дел, а такого времени оставалось у него мало. {Вместо: отдавать ~ мало - было: а. читать очень мало [в год] - в последние два года, он б. [но читал| читать только в свободное время} Но, несмотря на это, он расширял свои знания с изумительною быстротою - в 22 года он был человеком очень основательной учености, потому что и тут поставил себе правилом: роскоши и прихоти никакой; только то, что нужно. А что нужно? Он говорил: "По каждому предмету капитальных сочинений очень немного. Во всех остальных повторяется, разжижается, портится то, что все заключено в этих немногих. Надобно читать только их, всякое другое чтение напрасная трата времени. {Далее было: Поэтому каждую прочитанную} Я читаю только такие книги, из которых каждая делает ненужным для меня чтение сотни книг, читаемых другими. Я читаю только самобытное, и лишь настолько, чтоб знать эту самобытность". Поэтому, например, нельзя было никакими силами заставить его читать Маколея, - четверть часа посмотревши на разные страницы разных томов его, он сказал: "ничего самобытного. Я знаю все материи, {все материи вписано.} из которых набраны эти лоскутья". Два романа Жорж Занда он прочел с наслаждением, - посмотрев на третий, он сказал: "видно, что в остальных не найду больше ничего, кроме того, что уже в двух, мною прочтенных. Поэтому больше читать не нужно". Из Теккерея - только "Ярмарку суеты", - начал читать "Пенденниса", сказал: "видно, что больше ничего не нужно: будет только повторение".
      Гимнастика и чтение были личными занятиями Рахметова, - но они занимали разве четвертую часть его времени, в остальное время он занимался чужими делами, {Вместо: в остальное ~ делами - было: но чем занят он в остальное время, этого никто не мог бы определить, но всякий из его знакомых знал, что у него ни одна минута не проходит без дела и что он очень много } постоянно соблюдая то же правило, как в чтении: не тратить время на второстепенных людей и дел, заниматься только капитальными, {Далее было начато: от которых зависит} забота о которых уж избавляет его от надобности заниматься второстепенными, изменяющимися от главных. {Против текста: Гимнастика ~ от главных. - дата: 8 февр} Например, кроме своего круга, он знакомился только с людьми, имеющими влияние на других; {Далее было: а. с мелкими б. но кто} кто не занимал самостоятельного положения, не был авторитетом для какого-нибудь круга, тот никакими способами не мог даже войти в разговор с ним; он говорил: "вы меня извините, мне некогда", и отходил. Но точно так же никак не мог избежать знакомства с ним тот, с кем познакомиться хотел он, - он приходил к вам и говорил: "Мне нужно познакомиться с вами: Если у вас теперь нет времени для разговора, то назначьте". На мелкие ваши дела он не обращал никакого внимания, хотя бы вы были ближайшим его знакомым и упрашивали его вникнуть в какое-нибудь ваше затруднение. "Мне некогда", говорил он и отворачивался; но в важные дела, когда было нужно, {Далее было: он вмешивался} по его мнению, он вмешивался без всяких околичностей, хотя бы никто этого не желал. "Я должен", говорил он. {хотя бы никто ~ он. вписано.} Какие вещи он делал и говорил в этих случаях, уму непостижимо. Да вот, например, мое знакомство с ним. Я в первый раз увидел его у Кирсанова. Прежде я не слышал его фамилии - он только что вернулся тогда в Петербург из своего странствия. Он мою фамилию знал. {Далее было: я [едва] лишь только обменялся} Он вошел после меня. Я был единственный незнакомый ему человек в обществе. Он, как вошел, отвел Кирсанова в сторону и, указав глазами, сказал несколько слов. Кирсанов отвечал тоже несколько слов и был отпущен. Через минуту Рахметов сел прямо против меня и начал смотреть мне в лицо. Я был раздосадован - он рассматривал меня без церемонии, как {как кусок} будто перед ним не человек, а портрет; я нахмурился, - ему не было никакого дела, {Далее было: я собирался} - так прошло минуты две. После того он сказал мне: "Г-н N, мне нужно с вами познакомиться. Я вас знаю, вы меня нет. Прошу вас спросить обо мне у хозяина и у других, кому вы наиболее доверяете из этой компании". Встал и ушел в другую комнату. {из комнаты} "Что это за чудак?" - "Это Рахметов, он хочет, чтоб вы спросили, заслуживает ли он доверия, безусловно; и стоит ли внимания, - он поважнее всех нас здесь вместе взятых", сказал Кирсанов; другие подтвердили. Через пять минут он опять вернулся в комнату, где сидели все мы. В весь вечер не сказал со мною ни слова, да и с другими не говорил почти ничего - разговор шел не ученый и не важный. - "Десять часов? В десять часов у меня есть дело в другом месте. Мне пора уйти. {Вместо: В десять часов ~ уйти. - было: Десять часов, мне пора [сказал он] уйти.} N, - он обратился ко мне, - я должен сказать вам несколько слов. {Далее начато: я спросил} Когда я отвел Кирсанова {хозяина} в сторону спросить его, кто вы, я указал на вас глазами, потому что ведь вы и без того должны были бы заметить, что я спрашиваю о вас, кто этот один; следовательно, не делать жестов, натуральных при таком вопросе, было бы напрасно. Когда вы будете дома, чтоб я мог зайти к вам?" Я тогда не любил новых знакомств, а эта навязчивость уж вовсе не правилась мне. "Я только ночую дома, весь день мой занят", сказал я. "Но ночуете дома? так можно в то время, как вы воротитесь ночевать". - "Я возвращаюсь поздно". - "Например?" - "Часа в два, в три". - "Это все равно, назначьте время". - "Если вам непременно угодно, завтра в половине четвертого". - "Конечно, я должен принимать ваши слова за насмешку и грубость, но это все равно; а может быть и то, что у вас есть свои причины, может быть даже заслуживающие одобрения. Хорошо, я буду у вас завтра в половине четвертого". Я пришел в трепет. "Нет, уж если вы так решительны, то я завтра весь день дома. Заходите когда вам удобнее". - "Хорошо. Например, в десять часов утра вы будете один?" - "Да". - "Я зайду". Он пришел и точно так же без околичностей приступил прямо к делу, по которому почел нужным познакомиться со мною. Мы поговорили с полчаса; о чем мы говорили - это неважно для читателя, довольно того, что он говорил "да", я говорил "нет", он говорил "вы обязаны", я говорил "нисколько". Через полчаса он сказал: "Вижу, что продолжать бесполезно. Ведь вы сами знаете, что я человек, заслуживающий безусловного доверия?" - "Да, мне это сказали и это я сам вижу теперь". - "И вы все-таки остаетесь при своем?" - "Остаюсь". - "Знаете вы, что из этого следует? - то, что вы или лжец, или дрянь". Что бы вы сделали с другим за такие слова? А он говорил таким тоном судебного приговора, без всякого личного чувства, да и сам был так странен, что смешно было обижаться. "Да, одно из двух, может быть то и другое вместе", отвечал я, засмеявшись. "Нет, только одно из двух. Если вы говорили искренно, - вы дрянь; но я полагаю, что у вас {Было: что вы сказали не искренно} на душе не то, что на языке, - и что вы фальшивый человек". {Вместо: фальшивый человек - было: лжец После: человек - было: Да [это может быть] это хорошо. Прощайте.} - "Как вам угодно". - "Прощайте. В том и в другом случае знайте, что я совершенно доверяю и когда вы найдете нужным, я готов возобновить наш разговор".
      А между тем он был чрезвычайно деликатен, и свои ужасные вещи говорил так, что {Далее было: нельзя действительно} рассудительный человек действительно никак не мог ими обижаться. Например, всякое щекотливое объяснение он начинал так: "Вам известно, что я буду говорить без всякого личного чувства; если мои слова будут неприятны, вперед прошу извинить их; но я сам не обижаюсь ничем, что говорится добросовестно, по убеждению, с желанием пользы, без намерения оскорблять; требую {советую} того же и от других.