Рита назвала себя.
      Она с удивлением и любопытством окинула взглядом главного: такой молодой и уже главный?
      Виталий Федорович ей понравился: смуглолицый, худощавый - она страшно не любила толстых, какими видела режиссеров в передачах по телевидению, - с добрыми карими глазами.
      - Зовите меня просто Виталий, - сказал он, беря Риту под руку и ведя в дом.
      В большой прихожей, освещенной люстрой и канделябрами с одной стороны, где не было встроенных шкафов для одежды, на полу лежал толстый разноцветный ковер, такие Рита видела на стенах у зажиточных людей; и она в нерешительности остановилась у двери, боясь ступить на него грязными туфлями.
      - Проходите, проходите, - подбодрил главный режиссер смутившуюся девушку. - Сейчас я дам вам комнатные тапочки. - Нагнулся и достал из обувного ящика красные, отороченные белым мехом так называемые тапочки, больше похожие на произведение искусства, чем на домашнюю обувку.
      Смен Семенович помог Рите снять куртку, повесил её на вешалку, а когда она сунула ноги в мягкие, как пух, тапочки, Виталий Федорович снова взял её за руку и повел через большой зал с такими же цветастыми дорожками по широкой лестнице с деревянными перилами на второй этаж. Его сопровождал Семен Семенович. Оператор Анвар Тимурович где-то застрял внизу.
      В комнате, куда привел Риту главный режиссер, был уже накрыт стол с разными винами и закусками. И Риту снова охватило беспокойство - к режиссерам ли она попала? Но, глянув на стены, увешанные портретами известных киноактеров, отогнала тревогу: если бы с ней собирались поступить плохо, Семен Семенович не стал бы афишировать себя.
      Виталий Федорович заметил её настороженность и пояснил весело, повторив известный по фильму "Без вины виноватые" каламбур:
      - Мы артисты, и наше место в буфете. Как иначе мы могли встретить будущую кинозвезду? Именно такой я и представлял себе Анну Снегину. Помните: "Мой мельник с ума, знать, спятил. Поехал, кого-то привез... Я видел лишь белое платье да чей-то привздернутый нос."
      И Рита, поддавшись веселому настроению, дополнила: "Ну, сядем. Прошла лихорадка? Какой вы теперь не такой! Я даже вздохнула украдкой, коснувшись до вас рукой..."
      - Браво! - зааплодировал Виталий Федорович. - Я же сказал, чем не Анна Снегина: белолицая, русоволосая, сероглазая и с чуть вздернутым носом истинная русская красавица. И правильно сказала: "Сядем." Прошу к столу. Вы, наверное, здорово проголодались.
      - Не здорово, - ответил за неё Семен Семенович, - но от таких деликатесов не откажемся.
      Виталий Федорович отодвинул стул и пригласил сесть Риту. Устроился рядом.
      - Что мы пьем, что едим? - спросил с улыбкой.
      Рита помотала головой и ответила смущенно:
      - Я не голодна. И пить...
      Виталий Федорович не дал ей закончить.
      - Знаю, что любят молодые девушки. Шампанское - это банально и старо. А вот мартини - настоящий напиток юных красавиц. - И налил ей полный фужер. Себе тоже. Семен Семенович предпочел коньяк.
      - Теперь и мне можно расслабиться, - заявил он.
      Вино Рите очень понравилось - вкусное, ароматное и теплой, приятной волной растекающееся по всему телу. Ей стало легко и свободно, недоверие к этим интеллигентным, внимательным людям окончательно развеялось, и она, глядя на чисто выбритое, симпатичное лицо Виталия Федоровича, подумала, что такому и отдаться не зазорно. Подружки её давно хвастаются любовными приключениями, сексуальными познаниями, и Рита не раз просыпалась ночью от непонятного томления, от эротических снов, вызывающих желание; вольно или невольно стала заглядываться на красивых мужчин. Но она ещё боялась их, боялась этой желанной близости - мужчины были для неё чужими дядями. А среди сверстников ни один из мальчишек ей не нравился. Да и подружки о них отзывались с презрением: "Сопляки, только лизаться и умеют, а когда до дела доходит, расплескивают свою драгоценность на полпути к цели."
      Виталию Федоровичу было лет тридцать, и по тому, как он ухаживал за ней, как бы невзначай касался то руки, то плеча, то даже груди, она поняла, что ловелас он порядочный, но это нисколько не смущало её, наоборот вызывало все больший интерес. И она, не стесняясь, пила вино, отвечала на его шутки, и когда Семен Семенович оставил их одних, а главный режиссер поцеловал её в губы, она не отстранилась, не попросила больше не делать этого.
      Поцелуй его был нежным, долгим, и ей понравились прохладные чуть сладковатые губы, длинные, женственно-тонкие пальцы, коснувшиеся груди и вызвавшие трепет всего тела, и ей тоже захотелось погладить его обнаженную грудь, прижаться к нему и блаженствовать в объятиях этого красивого, сильного мужчины.
      Он был настоящий режиссер, умный, чуткий, понятливый - сразу уловил её настроение и сказал полушутливо, загадочно, чем озадачил ее:
      - Что ж, пора сделать первую пробу, посмотреть, насколько ты артистична и годишься ли вообще в актрисы. - И встал.
      Холодок пробежал у неё по спине - а действительно, годится ли она в актрисы? Одно дело играть в школьном спектакле, и совсем другое - в кино. Тут каждый жест, каждый поворот головы и тела должны соответствовать образу героини. А она, несмотря на то, что почти наизусть знала поэму, представления не имела, какая была Анна Снегина и как её играть. Но ей очень хотелось сыграть эту роль - её сверстницы и сверстники от зависти бы лопнули, и никто не посмел бы подтрунивать над ней, отпускать колючие шпильки по поводу и без повода, которые она выслушивала не раз.
      Она тоже встала и ждала, что ещё скажет Виталий Федорович и что заставит её делать. Голова кружилась, ноги держали плохо , и она с удовольствием легла бы спать.
      - Помнишь сцену встречи Есенина с Анной, когда он вернулся в село? спросил Виталий Федорович.
      В голове у Риты шумело, она с трудом стала вспоминать текст и прочитала невпопад:
      "Когда-то у той вон калитки мне было шестнадцать лет, и девушка в белой накидке сказала мне ласково: "Нет!"
      - Стоп, стоп, - остановил её режиссер. - Не то. - И прочитал сам: "Луна хохотала, как клоун. И в сердце хоть прежнего нет, постранному был я полон наплывом шестнадцати лет. Расстались мы с ней на рассвете с загадкой движений и глаз... Есть что-то прекрасное в лете, а с летом прекрасное в нас." А теперь представь себя на месте Анны. Ты приехала ко мне, школьному другу, который когда-то нравился тебе, но был, по тогдашнему твоему мнению, тебе неровней - и росточком Сережа не вышел, и ничем не был примечателен. Теперь он, то есть я, - известный поэт. Но и ты - знатная дама, побывавшая замужем. Вот мы посидели с тобой, выпили за встречу. Я по-прежнему тебе нравлюсь. Или это не так? - взял он её за плечи и пытливо заглянул в глаза.
      - Так, - смущенно ответила Рита, опуская голову.
      - А смущаться не надо. Ты получше меня разбираешься в любовных вопросах - я воевал, а ты, прости, занималась сексом, поэтому должна быть инициативнее, смелее. Обними меня за шею. Вот так, - он взял её руки и сомкнул их на своей шее. - Теперь поцелуй меня. Не так - страстнее, крепче. Теперь расстегни галастук, брось его куда-попало. Посмотри на кровать. Расстегни пуговицу на рубашке, просунь вот сюда руку. Чувствуешь, как бьется мое сердце? - Приложил руку к её груди. - И твое колотится. Значит, у нас все получится. Еще раз взгляни на кровать. Этим взглядом ты и меня подбодрила, теперь инициатива переходит в мои руки. Я веду тебя к кровати...
      Она не сопротивлялась, не возражала. Он раздел её, потом сбросил свою одежду...
      Сон её был зыбким и тревожным - слишком переволновалась, - да и Виталий (так он настоял называть его) часто просыпался, начинал ласкать и принимался за свое. У неё болела голова и внизу живота, потому она, наверное, не испытывала никакого удовольствия, но ей приятно было чувствовать, как шалеет от наслаждения режиссер, как нравится она ему, как с исступлением и неистовством он целует её груди, живот, лобок.
      Крепко заснула она только под утро, но все равно услышала, как встал Виталий, надел спортивный костюм и, позвав Костю - наверное, ещё одного своего помощника, - открыл дверь.
      - На улице дождь, - услышала она чей-то голос.
      - Физзарядка не отменяется, - весело сказал Виталий, и две пары ног затопали по лестнице.
      Рита задремала было снова. Вдруг что-то грохнуло, да так, что посыпались стекла.
      Рита подскочила в страхе, гадая, что случилось, быстро стала одеваться. Кто-то ещё громко топал по лестнице, хлопнула дверь.
      Рита выглянула в окно, но ничего не увидела - на улице было ещё темно и лил такой дождь, что даже деревья у дома расплывались в электрическом свете в однородную белесую сетку.
      Она подождала немного и все же решилась спуститься вниз, узнать, что произошло. Только открыла дверь, как внизу раздались голоса:
      - Осторожнее. Придерживай голову.
      - Ему теперь все равно, - узнала Рита голос Семена Семеновича. - И Костю наповал. Надо звонить Андрею Федоровичу.
      - Девку надо отправить, - посоветовал другой. - Не надо впутывать её в это дело.
      - Ты прав, - согласился Семен Семенович.
      Рита спустилась вниз и то, что увидела, ошеломило её, приковало к ступенькам: Семен Семенович и ещё какой-то мужчина несли окровавленное, безжизненное тело Виталия - от спортивного костюма остались ошметки и живот был распорот, из зияющей раны чуть ли не вываливались внутренности. Ноги у неё подкосились, и она опустилась на ступеньки.
      Мужчины внесли тело Виталия в комнату на первом этаже и пошли за Костей. У того вместо головы осталось кровавое месиво. Его положили рядом с Виталием. Лишь после этого Семен Семенович поднялся к Рите.
      - Вставай, девочка. Тебе надо уходить отсюда.
      Ее удивил его спокойный, рассудительный голос, помогший ей прийти в себя.
      - Что случилось? - спросила она, поднимаясь.
      - Лучше тебе не знать, - глубоко вздохнул Семен Семенович. - И никому ничего не говори, иначе затаскают тебя по допросам, станет известно, чем ты тут занималась.
      Он проводил её наверх, помог одеться и вывел на улицу.
      - Дорогу помнишь?
      - Я боюсь, - затрепетала Рита. - Темно.
      - Уже девятый час, скоро рассветет, - возразил Семен Семенович. - И автобусы уже ходят. У тебя деньги есть?
      Рита машинально кивнула.
      - Проголосуешь, тебя подберут. Скажешь, в случае чего, была на даче у подруги в "Подлипках". А здесь оставаться тебе никак нельзя. Подожди, я принесу тебе что-нибудь от дождя.
      Семен Семенович вернулся в дом и, спустя минуты три, принес ей зонтик. Проводил до дороги.
      - Не бойся. Тебя никто не тронет. Это тут разборки между бизнесменами.
      23
      Был воскресный день, и Фонарин-старший, проснувшийся, как обычно, в восьмом часу, решил понежиться в постели, полежать ещё часок. Спать уже не хотелось, и он стал прикидывать, что надо сделать еще, чтобы протолкнуть Гавриила в мэры. С Валунским вопрос ясен, Гусарова он не жалует и предпочтет Фонарина-среднего, хотя и опасается усиления клана Фонариных... Надо кого-то ещё из авторитетных людей города купить, чтобы выступили по телевидению. Профессора медицины Шайдурова? Немало председатель объединения сделал для него, такое оборудование привез из Японии, что не каждая больница в Москве может похвастаться. Правда, мужик он своеобразный, как и все авторитеты, капризный, с большим самомнением, но подход надо искать. Его слово много значит...
      Телефонный звонок прервал его размышления.
      Он включил настольную лампу, взял трубку стоявшего рядом на тумбочке телефона. "Кому это приспичило беспокоить меня в такую рань," - подумал с неудовольствием, и ответил грубо.
      - Слушаю.
      - Беда, Андрей Федорович, - узнал он голос Семена Семеновича, телохранителя Виталия. - Приезжайте немедленно сюда.
      - Да что случилось? - рявкнул Фонарин-старший, не любивший длинных и непонятных докладов. - Говори обстоятельно.
      - Виталия убили... и Костю. На физзарядку они выбежали, а у дома к дереву мина радиоуправляемая была прикреплена. Обоих наповал.
      Сообщение было настолько неожиданным, что Андрей Федорович с минуту не мог вымолвить ни слова. Наконец пришел в себя, ответил: "Еду" и быстро стал одеваться. Позвонил шоферу, брату Гавриилу, и пока они ехали, выпил рюмку коньяка, чтобы окончательно успокоиться, побрился. К машине вышел собранный, с четко заработавшими мыслями. Двое телохранителей уже поджидали его.
      Гавриил выглядел сильно подавленным, но, глянув на старшего брата, тоже взял себя в руки и, когда машина тронулась, спросил:
      - Думаешь, чьих это рук дело?
      - Догадываюсь, - коротко ответил Андрей Федорович. - Разберемся. Никуда они, сволочи, от нас не уйдут.
      Он действительно догадывался. О том, что Виталий живет на даче, у друга, находящегося за границей, знали немногие: сами братья, шофер, начальник службы безопасности объединения Устьянец да телохранители. Телохранителей Андрей Федорович сразу сбросил со счета - никто из них не пожелал бы себе смерти. Оставались двое: начальник службы безопасности да шофер, который, давно заметил Андрей Федорович, работал на Устьянца.
      При последних словах лицо шофера, выражавшее сочувствие, будто окаменело, и глаза беспокойно забегали по дороге, стараясь не смотреть на шефа, сидевшего рядом. Это тоже не ускользнуло от внимания Фонарина-старшего. Шофер, конечно, роль киллера не исполнял, но знать кое-что должен...
      Братьев встретил Семен Семенович, провел в комнату, где лежали Виталий и Константин. Осмотрели внимательно трупы, вышли на улицу к сломленному дереву, где произошел взрыв.
      - Дождь смыл все следы, - пояснил Семен Семенович. - Но откуда велось за домом наблюдение, мы установили. Вон под тем деревом вдавленные в грязь листья. Там он прятался от дождя и выжидал.
      - Надо вызвать Устьянца, - высказал предположение Гавриил.
      - Успеем, вызовем, - сурово ответил Андрей Федорович. - А пока позови шофера.
      - Поль, давай сюда! - крикнул Гавриил и махнул рукой.
      Шофер с редким именем Поль, лысый, небольшого роста мужичок, нехотя и долго выбирался из кабины. Подошел к Хозяину с полной покорностью и обреченностью на лице. Но на всякий случай сунул руку в карман, где лежал пистолет.
      Андрей Федорович сделал вид, что не обратил на это внимания, молча пошел в дом, и все потянулись за ним. Со второго этажа спустился третий телохранитель Виталия, отдыхавший после ночного дежурства. Вошли в комнату, где лежали трупы. Фонарин-старший взял стул и, недобро глянув на шофера, приказал:
      - Дай сюда пистолет.
      Шофер беспрекословно выполнил команду.
      Хозяин повертел пистолет в руке.
      - Садись!
      - Да я,.. - замямлил было тот, но Хозяин прикрикнул:
      - Садись, я сказал.
      Ноги у Поля затряслись, и он поспешил выполнить приказание.
      - А теперь рассказывай все как на духу. Иначе ты меня знаешь...
      - Да я что?.. Я ничего...
      - Анвар, сними с него штаны, - приказал Хозяин.
      И тот, ловко заломив назад шоферу руки, защелкнул на них наручники и прикрепил к стулу. Одним движением сорвал брюки.
      - Знаешь самое больное место у человека? - спросил Андрей Федорович и, не дожидаясь ответа, пояснил: - То, которое доставляет самое приятное наслаждение...
      - Не надо, - залепетал Поль, покрываясь потом. - Я все скажу. Все, что знаю. Но я ни в чем не виноват. Устьянец заставлял меня передавать ему все ваши разговоры, рассказывать, с кем встречались. Сам подслушивал по радио...
      - Как это? - удивился Фонарин-старший.
      - Он часы с микрофоном подсунул вам.
      - И чего он хотел?
      - Не знаю. Наверное, занять ваше место. Он не раз высказывал недовольство, что сами вы гребете баксы лопатой, а кто служит вам верой-правдой, крохи даете.
      - И тебе я мало платил? - взъярился Андрей Федорович.
      - Пощадите, я и впредь буду служить...
      - Почему же ты раньше молчал? - прервал его Хозяин.
      - Боялся. Он пригрозил: в случае чего, ни меня, ни семью не пощадит.
      - Вызывай Устьянца, - кивнул Гавриилу Андрей Федорович.
      - Что ему сказать?
      - То и скажи: что убит Виталий. Пусть немедленно приезжает сюда.
      - Наверняка он заявится не один, - предостерег Гавриил.
      - Ничего, и дружков его встретим.
      Пока Гавриил звонил, Андрей Федорович приказал телохранителям установить мины в местах, где Устьянец обычно ставил машину, и к тому самому дереву, где погиб Виталий и его телохранитель. Провода к ним тщательно замаскировали.
      - Устьянца пропустишь, - обратился он к Семену Семеновичу. И пояснил: - Если он из машины выйдет один. Если с дружками - нажмешь кнопку. Но скорее всего он выйдет один. Потом, когда долго его не будет или произойдет что-то иное, кто-то ещё выйдет из машины, проверить. Поравняется с деревом, нажмешь обе кнопки...
      Ждали долго, более часа, хотя езды из Приморска к даче было около получаса. Значит, Устьянец созывал надежных дружков, тщательно готовился к встрече и предусмотрел многие варианты. Догадаться, что Хозяин заподозрил его, было немудрено: у председателя объединения, как и у начальника службы безопасности, были свои осведомители и шпионы.
      Тщательно готовились и братья Фонарины. Двоих телохранителей, что прибыли с Андреем Федоровичем, спрятали на мансарде и в сарае, откуда был отличный обзор и можно было стрелять и по машине и по дорожке, если кому-то удастся выскочить и броситься к дому. Семен Семенович и Анвар остались рядом с братьями и должны были прийти на помощь, если выйдет затруднение с обезоруживанием Устьянца.
      Не зря Андрей Федорович возглавлял фирму и во многих стычках с конкурентами выходил победителем, многое сумел он предусмотреть и на этот раз: машина Устьянца, несмотря на тонированные стекла, сквозь которые нельзя было рассмотреть, сколько человек внутри, по низкой осадке выдавала, что салон её загружен под завязку. И остановилась она почти на том самом месте, где предполагал Андрей Федорович. Правда, развернулась к городу. И вылез из неё Устьянец один. А шофер опустил стекло дверцы, чтобы в случае чего можно сразу открыть огонь.
      Встречать начальника службы безопасности никто не вышел, и он не торопился в дом. Остановился у сломленного взрывом дерева, пристальным взглядом опытного сыщика осмотрел дорожку, где ещё виднелись следы несмытой дождем крови. Повертел вокруг головой и, наконец, направился к двери. Когда он вошел в комнату и увидел братьев Фонариных, сидящих с непокрытыми головами у трупа брата, на лице его отобразилось сочувствие. Он чуть заметным кивком поприветствовал их и остановился невдалеке, молча осматривая убитых, потом комнату. Остановил взгляд на лице Фонарина-старшего, выражавшего скорбь и отчаяние. И облегченно вздохнул он в не подозрений.
      - Кто, думаешь? - спустя некоторое время спросил печально Андрей Федорович.
      - Будем искать, - горячо заверил Устьянец. - Все вверх дном перевернем, но найдем.
      - Садись, - кивнул Хозяин на стоявший рядом стул.
      Не успел начальник службы безопасности коснуться задом сиденья, как мощным ударом в переносицу был опрокинут на пол. Когда он пришел в себя, почувствовал крепкие путы на руках и на ногах. Он понял все и попытался крикнуть. Но тут же рот его был закрыт тряпкой.
      - Не ори, никто тебе не поможет, - предупредил Фонарин-старший. - Мы кое-что знаем. Лучше назови заказчика и исполнителя.
      Устьянец замычал, и Андрей Федорович убрал с его рта тряпку.
      - Клянусь, не знаю. Но я найду их, - проговорил Устьянец со злостью. Развяжи меня.
      - Врешь. Если ты к этому делу не причастен, зачем привез с собой дружков?
      - Мы... мы просто решили поехать поразвлечься.
      - В тот момент, когда совершено убийство одного из руководителей объединения, за жизнь которых ты отвечаешь лично?
      - Я не знал...
      - И снова врешь. Гавриил сообщил тебе о случившемся...
      Допрос прервали прозвучавшие один за другим взрывы. Братья метнулись к окнам. А с мансарды уже гремели выстрелы.
      Из-за дыма, окутавшего машину, Андрей Федорович плохо видел. Но, видимо, кто-то в ней остался жив - с улицы по окнам полоснула автоматная очередь. Гавриил ойкнул и грохнулся на пол.
      - Что с тобой? - бросился к нему Андрей Федорович.
      - Плечо... В плечо, гад, попал... Из-за машины.
      - Потерпи, я сейчас.
      Андрей Федорович ползком добрался до наружной двери. Там уже находился Семен Семенович и вел огонь из карабина.
      - В лесу, падла, скрылся. С автоматом.
      С мансарды спустились телохранители и, крикнув: "Там один остался", выбежали на улицу и устремились в лес.
      - Не дайте уйти, - крикнул Семену Семеновичу Фонарин-старший и вернулся к брату. Тот постанывал, зажав плечо рукой, сквозь пальцы которой текла кровь. Андрей Федорович подошел к аптечке, висевшей на стене, и, взяв бинт, стал перевязывать рану.
      24
      Севостьян собрался ехать на обед, когда из управления внутренних дел раздался звонок. Дежурный по управлению сообщил, что только что в третье отделение милиции позвонила девушка, не пожелавшая назвать себя, и сообщила об убийстве на непонятно чьей даче, на З7 километре находкинского шоссе, режиссера киностудии Виталия Федоровича. Фамилию, сказала она, к сожалению, не знает. Туда выехала оперативная группа.
      Севостьян мало кого знал с телестудии, а с киностудии и вовсе ни о ком не слыхал. Но дело, видно, серьезное, надо ехать.
      На месте происшествия уже стояло несколько машин, и опергруппа с кинологом, суд-медэкспертом, прокурором, следователем и тремя понятыми заканчивала работу. То, что увидел Евгений Павлович, походило не на убийство, а на поле сражения: обгорелая машина, один труп в салоне, другой около нее, выбитые окна двухэтажного особняка, труп около дерева и ещё два в комнате, раненый Фонарин-средний.
      - А кто из них режиссер? - поинтересовался Севостьян.
      - Режиссера среди убитых нет, - ответил следователь. - Виталий Федорович - младший брат Фонариных. Видимо его имела в виду звонившая девушка. Почему она приняла его за режиссера, приходится только догадываться. Возможно и арестованные подскажут, - кивнул он на стоявших под охраной в сторонке Фонарина-старшего, его телохранителей, начальника службы безопасности и шофера.
      - Кто же это здесь разборку учинил?
      - Они же первые напали! - выкрикнул Андрей Федорович, кивнув Устьянца. - Неужели непонятно?
      - Разберемся, гражданин Фонарин, - с иронией ответил следователь. Одному с автоматом удалось убежать. Кто он, ни Устьянец, ни Фонарины не говорят.
      - Не мой это! - выкрикнул снова Андрей Федорович. - Из его компании. Кивок на своего бывшего начальника службы безопасности.
      - Да уж, та ещё компания подобралась, - сказал с грустью следователь. - Работенки месяца на два подбросили.
      "Если не больше, - согласился мысленно Севостьян. - За этими "новыми русскими" шишки покрупнее стоят, и докопаться до них будут непросто. Но прежде всего надо закончить с делом о пропаже катера. Возможно оно каким-то образом связано и с Фонариными".
      25
      На четвертые сутки тайфун стал утихать. Ветер с южного сменился на восточный. Сразу похолодало и в облаках стали появляться разрывы.
      Во второй половине дня на поиски катера вылетели вертолеты, и около пяти вечера Севостьяну сообщили, что катер найден недалеко от Преображения в десяти милях от берега, на рифах. В катере серьезные пробоины, он полузатоплен. Людей на нем, как и товара, не оказалось. Ни членов экипажа, ни наемных муниципалов.
      Вместе с тем ещё три дня назад помощник начальника уголовного розыска Семенов доложил Севостьяну, что на корабле Навроцкого весь экипаж в сборе и матрос-осведомитель, утверждавший, что капитан-лейтенант Буров и мичман Забашта, проводившие вместе с муниципалами досмотр катера, вечером были уже на корабле. Но ни муниципалов, ни команды катера, ни Русанова обнаружить нигде не удалось. Верить в худшее не хотелось, но вывод напрашивался сам собой.
      Можно было, конечно, допросить Навроцкого, его помощника и весь экипаж, что-нибудь прояснилось бы. Но что-нибудь Севостьяна не устраивало. Нужны были неопровержимые факты, чтобы схватить всю мафию. А судя по расследованию Дела отставного полковника Рыбочкина, замешаны там многие ответственные лица.
      Еще в канун отплытия катера в Японию рыбаками был выловлен недалеко от берега труп девушки. Экспертиза установила - задушена. Долго пришлось повозиться, пока установили личность погибшей. Ею оказалась студентка второго курса университета Бирюкова Галина. Летом этого года она во время каникул записалась на рыбозавод на Курильские острова. Но как показали её подруги, там она не появилась.
      Немало пришлось повозиться, чтобы выявить "большую тайну", как сказала одна из подружек.
      Выяснилось, что в последний момент Рыбочкин уговорил Бирюкову отправиться не на Курилы, где придется по двенадцать часов вкалывать в резиновых сапогах и резиновых перчатках, а в Японию, где её ожидает прекрасное будущее: девушка она красивая, поработает немного гейшей, пока не найдет себе достойного мужа, богатого бизнесмена.
      Галина согласилась. Но все вышло не так, как обещал Рыбочкин, и даже не так, как она предполагала. Вместо гейши из неё сделали нелегальную проститутку, и ей с большим трудом удалось вырваться обратно. Она грозилась отомстить Рыбочкину, содрать с него не менее двадцати миллионов.
      По логике вещей выходило, что это она перехватила Рыбочкину горло, но кто тогда её убил и за что?
      Севостьян стал копать глубже, выяснил, что девушек в Японию Рыбочкин отправлял на корабле... Навроцкого. Видимо в нейтральных водах его встречала японская шхуна и там шла сделка.
      Нити от Навроцкого тянулись к мэру города господину Гусарову. Но все надо было уточнять, перепроверять...
      Похоже, нити от трагедии с катером губернатора ведут в мэрию. Но кто все-таки на него работает из команды губернатора? О дне и часе отплытия катера знали немногие, даже в команде Батурова.
      Надо искать. Пока этот негодяй там, неприятностей следует ожидать каждую минуту.
      Подполковник вызвал капитана Семенова.
      - Вот что, Николай Иванович. Как только Навроцкий и его помощник Буров ступят на землю, не спускай с них глаз. Возьми сколько надо оперативников и докладывай мне о каждом их шаге.
      О том, что устанавливается слежка и за мэром, Севостьян умолчал. Он ещё и сам не знал, кого подключить к Хозяину города и как - если Гусаров узнает, скандал произойдет грандиозный - мэр обладает иммунитетом неприкосновенности.
      26
      До выборов оставалось чуть более месяца, а положение, как надеялся Валунский, не улучшилось, а ухудшилось: денег, полученных из "ПАКТовского" банка, хватило ненадолго; на шахтах, предприятиях, в учреждениях снова начались волнения, забастовки.
      Нужны были деньги. Много денег. И на выплату зарплаты, и на обещанное строительство фармацевтического и лесоперерабатывающего заводов, и на предвыборную кампанию, и... на личные нужды - Виктория торопила с квартирой, сказала, что ждет ребенка. А тут ещё Тучинин дознался, что часть денег концерна губернатор выплатил в виде заработной платы, прямо-таки за горло взял - возвращай.
      Вся надежда была на деньги за оружие. Катер нашли, а видеотехника телевизоры, компьютеры, ксероксы - будто в воду канули.
      Не объявился до сих пор и Балакшин. Поиски ни в Японии, ни на Сахалине, куда он должен был взять курс, пока результатов не дали.
      Пропал и экипаж катера. Не удалось выяснить, был ли на нем Русанов по одним сведениям он плыл на корабле с муниципалами, потом, когда была дана команда на досмотр катера, спустился с ними в шлюпку, по другим, Русанов сошел с корабля перед отплытием. Но в Приморске его нет. Валунский через приятелей в Москве попытался выяснить, не вернулся ли он в столицу и такая мысль вдруг запала в голову, - но оттуда сообщили, что Русанов в Москве не появлялся. А он очень нужен.
      Из газеты попросили губернатора изложить свою предвыборную платформу, а журналист из него, как соловей из курицы. Речь произнести - тут проблем нет, а вот написать, будто мозги заклинивает. Еще на комсомольской работе его как-то попросили поделиться опытом на страницах газеты, он неделю просидел над заметкой, а когда показал другу, тот прочитал и рассмеялся: "Нет, Аркаша, писателя из тебя не получится. Говоришь ты как Цицерон, а пишешь как наша уборщица баба Настя."
      На том его журналистско-писательская карьера кончилась.
      Русанов - светлая голова, убедительно объяснил бы сложившуюся ситуацию и губернаторскую программу, люди поняли бы его и проголосовали бы за Валунского...
      Мечты, мечты... А Русанова, возможно, на дне морском рыбы доедают. За Навроцким, конечно же, мэр города стоит. А еще? Наверное кто-то из таможни, а возможно, и из больших пограничных начальников...
      Где же добыть денег?
      Эти чертовы заводы... Вчера на приеме у него был генеральный директор акционерного общества "Касситерит", просил денег на реконструкцию завода и жаловался, что добыча олова становится убыточной - оборудование устарело и в породе все меньше и меньше добывается касситерита - видимо жила истощается.
      Зачем же в таком случае реконструировать завод, тратить средства на новое оборудование?
      Кажется, пришла спасительная идея. Валунский нажал на кнопку селектора.
      - Вика, свяжись с директором "Касситерита" и попроси его приехать ко мне.
      Не прошло и часа как господин Чубарин, худенький рыжеватый молодой человек, очень похожий не только фамилией, а и внешностью на Чубайса, заявился в приемную и, галантно поцеловав руку секретарши, вальяжно проследовал в губернаторский кабинет.
      Валунский обменялся с ним крепким рукопожатием, тепло и дружески, будто соскучился; предложил кофе.
      Пока Валерия кипятила воду, Валунский рассказал генеральному директору анекдот о предприимчивом грузине, сумевшем за одну ночь заработать целое состояние на проститутке.
      Посмеялись вдвоем от души, а когда секретарша принесла кофе, губернатор, отпив глоток, вернулся к анекдоту:
      - Уловил в нем суть?
      - Суть-то уловил, - вздохнул Чубарин. - Да это в анекдотах и в сказках все хорошо кончается. А как вот нам раздобыть денег?