Обиделись, оба огрызнулись: "Надо вовремя платить зарплату..." Надо, он не хуже их понимает. А где взять денег? В банках разводят руками деньги не поступают, они тоже сидят без работы. А директора "ПАКТа" сказочные дворцы себе строят, особняки за границей покупают. Братья Фонарины удельными князьками себя чувствуют, никому не хотят подчиняться. И наши правоохранительные органы ничего поделать не могут - закон на их стороне.
      На двенадцать часов Валунский пригласил к себе главных коммерческих воротил из "ПАКТа" во главе с президентом Тучининым, и Фонарина-старшего. Тучинин пообещал прибыть, а Фонарин наотрез отказался: "Некогда мне трепать мочало, неделю назад беседовали". Придется прижать. А вот чем и как? Таможню он почти всю подкупил, и Пшонкин нередко у него в гостях бывает...
      Валунский мелкими глотками отхлебывал горячий крепкий кофе, изредка поглядывал на часы и думал, что сказать вразумительного или устрашающего бандитам Тучинина, чтобы заставить их раскошелиться, заплатить налог за нелегальный оборот, который им удалось провернуть в обход закона, и о котором стало известно губернатору. Известно то известно, но доказать документально не так-то просто, это знают пактовцы и разговор с ними будет трудный.
      Если бы ему удалось сломить их, заставить вернуть двести миллионов. Потом додавить бы Фонарина. Тогда переизбрание его в губернаторы было бы очевидным. И тогда он начал бы действовать по другому. В первую очередь сменил бы команду, главных своих силовиков. Не зря Сталин тасовал своих помощников, как колоду карт. Быстро обрастают они жирком у царской кормушки, много мнить о себе начинают, а некоторые и наглеют, пользуясь положением и властью, закулисные игры устраивают, продают чины и должности. Не зря говорят: где начинаются политика и служба, там кончаются доверие и дружба.
      Тяжела, очень тяжела оказалась губернаторская шапка. Не думал Валунский, что столкнется с такими проблемами. Прежняя должность председателя исполкома, позволившая хорошо изучить жизнь края, сулила ему легкое вхождение в новую должность. И в экономике он разбирался неплохо. А вот отладить механизм управления в новых рыночных отношениях как было прежде, ему никак не удавалось. И не потому что он был плохим организатором или мало уделял внимания вопросам организации, нет, дело было в другом новые отношения разрушили рамки субординации, каждый почувствовал себя хозяином положения, независимым ни от кого, и стал действовать по своему разумению, по своему понятию о совести и чести. Западноевропейский и американский тезис жизни: если ты умный, почему не богатый, быстро был подхвачен новыми русскими и стал их путеводной звездой. И попробуй теперь убедить новоявленных бизнесменов, что счастье не в деньгах, что жировать за чужой счет аморально, бесчестно...
      Дома жена и дети, а их у него двое, два сына, одному девятнадцать, учится в Москве, в университете, второму четырнадцать, поддерживают мать, советуют ему бросить эту должность, устроиться работать на завод или, на худой конец, преподавателем - у него педагогическое образование, но что они понимают в политике... Хорошо советовать, когда в доме есть что поесть, что обуть и одеть. А посидели бы голодные, по-другому бы запели.
      С женой ему явно не повезло. Погнался за красотой, а что своенравная и недалекая не заметил. И вот теперь пожинает плоды пылкой юношеской любви. Ни взаимопонимания, ни сочувствия. Одни претензии и упреки: "У людей и собственные иномарки, японские телевизоры, холодильники, а у нас, как у бомжей. Боишься какую-нибудь японскую безделушку на свои собственные приобрести".
      Он не боялся, но терпеть не мог этого умильного преклонения перед иностранщиной. Да, неплохо капиталисты делают и машины, и телевизоры, и холодильники. Но мало ли на свете красивых, хороших вещей. За всем не угонишься. Да и какая радость похваляться перед другими своей состоятельностью?.. Но попробуй докажи это жене...
      Отношения не заладились с ней на первом же году совместной жизни. Тогда Аркадий был ещё комсомольским вожаком, секретарем районного комитета. Часто приходилось ездить в командировки, допоздна задерживаться с молодежью в клубах или на молодежных вечерах. Нонна каждый раз устраивала ему скандалы, обвиняя в неверности, в пристрастии к легкой жизни, требуя поменять работу. А это было его призванием, его страстью, и он не представлял себе другого дела, которое могло бы доставлять ему такое удовлетворение.
      Да, ему приходилось постоянно общаться с различными девицами, красивыми и дурнушками, серьезными и легкомысленными, и хотя он был не из тех, на кого заглядываются, среди них немало встречалось таких, которые без особых уговоров легли бы с ним в постель. Но у него поначалу и мысли такой не возникало: как он мог, их вожак и наставник, нарушить моральные и этические нормы? Разве этому его учит партия, моральный кодекс строителя коммунизма?..
      Но однажды после очередной сцены дома он улетел в Комсомольск-на-Амуре на празднование юбилея города. Вечером во Дворце молодежи городское начальство организовало банкет, и Аркадий впервые за свою жизнь крепко напился. Жил он, как и его товарищи, в гостинице. Коллега из Шкотова Валя Докучаева, тоже секретарь райкома комсомола, взялась его проводить. Ей было лет двадцать, симпатичная смуглянка с миндалевидным разрезом глаз, присущим восточным людям. Но овал лица, сочные губы, темно-русые волосы да и крепкое телосложение были чисто русскими. Они и раньше встречались в Приморске на комсомольских конференциях, но знакомство их было шапочное. Почему Валя вызвалась отвести его в гостиницу - сподручнее было сделать это парням, Аркадий еле на ногах держался, - он понял позже.
      У него был одноместный номер с холодильником, а вылетая из Приморска, он на всякий случай прихватил бутылку коньяка и закуску. Но они не пригодились, делегатов встречали и потчевали, как дорогих гостей. Когда Валя предложила ему горячего чая или кофе, он вспомнил про коньяк и уговорил её выпить с ним немного.
      Что было дальше, о чем они говорили и как очутились вместе в постели, он представления не имел. Проснулись разом абсолютно голые и громко рассмеялись.
      - И чего не наделаешь по пьянке, - весело сказала Валя. - Как ты теперь будешь оправдываться перед своей Нонной? Не раскаиваешься?
      - Наоборот, рад, что отомстил ей.
      - Как в том анекдоте о двух пассажирах, - рассмеялась Валя. - Может, и мы будем мстить, мстить, мстить? - Обняла его и стала страстно целовать. Потом забралась на него...
      Он не испытывал угрызений совести, хотя Нонна ожидала уже ребенка, ещё несколько раз встречался с Валей, пока та не вышла замуж за прапорщика.
      Валя как бы открыла ему путь измены, и теперь он не пропускал ни одной возможности, если встречались нравящиеся девицы или женщины.
      С Викторией он познакомился в университете, куда был приглашен на выпускной вечер как глава края. Ему шел уже сорок пятый, а ей - двадцать первый. Дочка. Но её молодость, красота, нежность так очаровали его, что он не отходил от нее, потом они оказались за одним столиком [позже выяснилось, что это ректор ему удружил]. Губернатор вдохновенно рассказывал девушке о перспективах края, расспрашивал о её жизни. Узнав, что она снимает частную комнату, предложил свои услуги: перейти на заочное отделение и работать у него секретаршей и пообещал предоставить ей однокомнатную квартиру.
      Сделка состоялась. И вот теперь у него самая красивая [он в этом был уверен] любовница в городе...
      В последнее время с Викторией творится что-то неладное - задумчивая, пасмурная и ласки нарочитые, вымученные. Нашла себе другого, влюбилась? Так влюбленные не киснут. Что-то иное. Но сейчас Валунскому было не до душещипательных бесед, располагающих к исповеди...
      Что сказать Тучинину и его банде, как прижать их, заставить раскошелиться? Хватит ли у него твердости характера, ума? Должно хватить. И твердости, и ума. Правда, характер придется попридержать - Тучинин не менее тверд и упрям, и если коса на камень, добиться ничего не удастся. Значит, рассчитывать приходится только на ум, точнее на смекалку, на хитрость.
      Еще на комсомольском поприще Валунский пришел к убеждению, что редко встречаются люди открытые, простодушные, доверчивые. Большинство же говорят одно, думают другое, а делают третье. Особенно это ярко проявилось, когда началась перестройка, когда к рулю управления государством пришел Горбачев. Вот он-то, первый коммунист, первый глашатай ума, совести и чести стал безбожно врать с трибун, по радио и по телевидению. Правда, врал тонко, умно, хитро, и не каждый мог уловить в обильном словоблудии нереальные перспективы, туманные прожекты. После косноязычного Брежнева, астматичного Черненко Горбачев многим нравился своей энергией, своими зажигательными речами. И Валунскому он поначалу показался деловым, целеустремленным человеком. Но чем больше слушал его, тем тверже убеждался, что слова пустые, за ними нет ничего конкретного, серьезного, что могло бы в корне перевернуть экономику страны. И Валунский понял - Горбачев так и не вылез из комсомольских штанишек, судит о государстве как о комсомольской ячейке, которую можно вдохновить на подвиг словами, обещаниями.
      К сожалению, и его последователи не уяснили простой истины - чтобы управлять народом, надо быть мудрее него, смотреть дальше и видеть зорче, любить его и отдавать ему все свои знания и силы, заботиться и опираться на всех, а не на кучку избранных... Простая истина. Он, Валунский, усвоил её ещё на партийной работе. А когда сам постарался воплотить теорию в жизнь, ничего не получается; и приходится порой опираться на кучку избранных, ибо во многом зависим от них, отбрасывать в сторону свои моральные принципы, закрывать глаза на явную несправедливость. Успокаивал свою совесть тем, что так поступают и более высокие руководители...
      Тучинин и компания явились с небольшим запозданием, давая понять, что они тоже занятые люди и не подчиненные губернатору, чтобы выполнить, как солдаты, его указания.
      Судя по лицам, настроены все шестеро были воинственно и приготовились дать бой губернатору. Валунский окинул всех взглядом и подивился - прямо родные братья явились к нему по вызову: все хорошо упитанные, красномордые, с накачанными, как у борцов, шеями и плечами. Настоящие русские гангстеры, а не бизнесмены.
      Валунский вышел к ним навстречу, поздоровался с каждым за руку. Предложил:
      - Чаю, кофейку с дороги? Можно с коньяком.
      - Нам некогда рассиживаться, - отрезал Тучинин, - мы люди торговые: как потопаешь, так и полопаешь.
      - Потому и пригласил вас, что торговые. Хочу предложить заманчивое дельце, совета у вас попросить. А какой может быть деловой разговор на сухую. Так что приказать? - И видя, как директорат переглянулся, нажал кнопку. Тут же появилась заранее проинструктированная и готовая к встрече гостей Виктория.
      - Организуй нам, Вика, кофе с коньяком.
      Тучининцы снова переглянулись, задержали вопросительный взгляд на президенте, а тот вдруг расплылся в довольной улыбке.
      - Из рук такой девицы не то, что кофе с коньяком принять приятно, простая вода слаще меда покажется.
      Валунский жестом хозяина пригласил гостей садиться и сам с удовлетворением опустился в губернаторское кресло - инициатива была в его руках. И он сразу приступил к делу.
      - Итак, пока понравившаяся вам девушка приготовит кофе, я введу вас в курс дела. Вы слышали, наверное, о моем решении построить у нас фармацевтический завод. Что дело нужное и выгодное объяснять вам не требуется. Построить завод я мог и без вашей помощи. Но есть ещё идея оснастить новым оборудованием лесоперерабатывающий завод, перекупить и реконструировать оловянный завод - он давно на ладан дышит. Один я уже не в силах потянуть. К зарубежным спонсорам обращаться не имеет смысла. Да и зачем, когда у нас свои крупные бизнесмены появились. Вижу на ваших лицах вопрос: в такое-то нестабильное время делать ставку на журавля в небе? Отвечаю: именно в это время. Вы люди дальнозоркие и если заглянете за горизонт, увидите грядущее - денежную реформу. Любая инфляция, любой экономический тупик, непременно, кончаются этим. Ваши вклады в зарубежные банки - это ещё более далекий журавль в небе: малейшее изменение ситуации в стране и Дядя Хочукака или Дедушка Сэм покажет вам большой кукиш. Вы это тоже отлично понимаете. А то, что мы построим у себя, купим - это наше, наша собственность.
      - А если придут снова коммунисты? - выкрикнул вицепрезидент "ПАКТа" Халявин, возглавлявший до недавнего времени краевую торговлю и нажившийся на том, что многие поступавшие товары по госрасценкам направлял кооператорам по коммерческим ценам. И теперь в "ПАКТе" ведал банковскими структурами.
      - Вот и надо сделать все, чтобы они не пришли, - ответил с улыбкой Валунский. - А для этого надо доказать, что мы управляем лучше, чем коммунисты, даем народу больше, чем коммунисты. Не согласны?
      Пактовцы молчали.
      - Наш банк выпускает акций на два миллиарда долларов, - продолжил Валунский. - Завод по переработке касситерита, думаю, обойдется нам ещё дешевле. Если дружно возьмемся - нам тогда и Москва будет не страшна.
      - Уж не собираешься ли ты объявить Приморский край свободной зоной? полусерьезно, полунасмешливо спросил Тучинин.
      - Без вас, без вашей помощи я ничего не собираюсь объявлять, - тоже с улыбкой ответил губернатор. - Но сейчас разговор не о том. Согласны ли вы поддержать мою идею?
      - Мы любое доходное дело поддержим, - ответил за всех Халявин. - Но вначале надо все взвесить, просчитать.
      - Вот и взвешивайте, просчитывайте, на то вы и коммерсанты. Только не тяните, время - деньги.
      - Сколько ты даешь нам сроку? - снова взял бразды правления своими подопечными Тучинин.
      - А сколько вам требуется? - вопросом на вопрос ответил Валунский.
      Президент глянул на Халявина.
      - Мы тянуть не станем, - ответил тот, - наше решение сообщим через два дня.
      - В таком случае у меня все. - Губернатор нажал на кнопку селектора. Вика, неси кофе. - Теперь можно и кофейку с коньячком выпить.
      - Не то, что можно, а необходимо, - весело подтвердил Тучинин. Несмоченное дело, как неполитый саженец, не приживется, - и громко захохотал, довольный своей остротой.
      Валунский тоже был доволен - сделка, можно сказать, состоялась.
      Застолье затянулось на час. Пактовцы уходили от губернатора в изрядном подпитии и с хорошим настроением, а голову Тучинина больше, чем коньяк, пьянила перспектива: губернатор не имеет права работать в коммерческих структурах, тем более руководить ими; значит, всем будет управлять он, Тучинин. А у кого деньги, у того и власть, и не губернатор будет хозяином края, а он, Тучинин. Возможно не только президентом акционерной компании, а и президентом... России. Дайте только срок...
      Проводив гостей, Валунский потер от удовольствия руки. Он чувствовал себя по крайней мере полководцем, выигравшим труднейшее сражение. С улыбкой на лице выглянул в окно, наблюдая, как важно рассаживаются в "Мицубиси", "Тойоты" бизнесмены. Шесть новых русских, шесть иномарок. И в каждой сидело по два телохранителя. Очень дорожили своей жизнью тучининцы. А он, губернатор, не всегда брал с собой единственного защитника.
      Когда машины разъехались, Валунский вернулся к столу и позвонил начальнику службы безопасности.
      - Привет, Олег Эдуардович. Команда готова?
      - В полном составе. Капитан ждет указаний.
      - Завтра поступит груз. Проинструктируй командира и капитана. Вечером и я подъеду на катер. До встречи.
      16
      Подполковник Севостьян заехал к губернатору, чтобы проинформировать его о ходе расследования убийств Рыбочкина и Бабинской и предупредить, что службе безопасности "Дальморепродукт" стало известно об отплывшем катере с оружием в Японию, что братья Фонарины что-то замышляют; они вошли в контакт с мэром города и тот дал команду Потехину готовить боевую группу из уволенных из муниципальной милиции. Старшим назначен Сидоров. Похоже, в группу собираются взять и Иванкина - Сидоров встречался с ним и предлагал перейти на работу к Фонариным. Иванкин-Русанов пока отказался, но дал согласие в случае необходимости помогать Сидорову. По всей вероятности готовится нападение на катер, когда он будет возвращаться из Японии с деньгами.
      Больше всего в этой истории начальника уголовного розыска волновал тот факт, что на Фонарина кто-то работает из близкого окружения Валунского. Надо было вычислить кто, и помочь должен был сам губернатор.
      Что касается убийств Рыбочкина и Бабинской, тут тоже кое-что вскрылось новое - полковник в отставке занимался нелегальной отправкой русских девиц за рубеж, а Бабинская, совмещая проституцию с доносительством, работала и на Потехина...
      К сожалению, губернатора на месте не оказалось, он, доложила секретарша, выехал со строителями на осмотр объекта под фармацевтический завод. Скоро должен вернуться.
      Севостьян решил подождать.
      Неурочный визит начальника уголовного розыска к губернатору сильно встревожил секретаршу: он видел, как она волнуется, пытается печатать на машинке и делает ошибки, меняет листы бумаги, нервно комкает их и бросает в корзину. Лицо её то покрывалось бурыми пятнами, то бледнело, и она искоса посматривала на подполковника, ожидая вопросов. Казалось бы, ничего в этом нет необычного: её уже допрашивал капитан Семенов по делу Рыбочкина, а любые допросы, виновен ты или нет, отрицательно действуют на психику. Тем более, когда есть основания подозревать в причастности к преступлению.
      Правда, Севостьян с самого начала ведения дела об убийстве Рыбочкина был почти уверен, что бывшая молодая сожительница полковника вряд ли рискнула бы на такой отчаянный шаг - очень уж утонченная и чувствительная натура. Да и повода у неё не было - жила у полковника, как у Христа за пазухой. Переметнулась к Валунскому - квартира прельстила, свобода. Каким бы расчудесным любовником ни был Рыбочкин, молодость тянуло к молодости...
      И все-таки Виктория могла знать кое-что из жизни Рыбочкина, на первый взгляд незаметное для окружающих. Девица она неглупая, сообразительная. Не зная, что Севостьян заскочил к губернатору по пути домой, правильно прикинула: без предварительного звонка начальник уголовного розыска не приезжал; значит, ему нужен не губернатор, а она.
      Тем лучше для меня, решил Севостьян и начал издалека, чтобы успокоить девушку:
      - Скажите, Вика, Аркадий Борисович никуда ещё не собирался заезжать?
      - Не знаю, обещал после обеда вернуться.
      - После обеда - понятие растяжимое, - пошутил Севостьян. - Можно до вечера прождать.
      Виктория пожала плечами. Даже если знала, когда вернется Валунский, скрывала, желая, чтобы начальник уголовного розыска побыстрее убрался. Это Севостьян тоже понял.
      - Как вам работается? Не обижает Аркадий Борисович?
      - Что вы. Он добрый, хороший.
      - А на учебу это не отражается? Ведь целый день здесь, устаете.
      - Конечно, устаю. Но что поделаешь, надо и работать и учиться.
      - Это правильно. Но у Рыбочкина вам было легче: и забот меньше, и личного времени больше.
      - Конечно, там было легче. Но надо было думать о будущем.
      - А полковник не обещал вам подписать квартиру?
      Виктория помотала головой.
      - Об этом он разговор не заводил. А просить самой... у меня язык не повернулся бы.
      - Скажите, а чем полковник занимался в свободное время, чем-нибудь увлекался? - перешел Севостьян к главному.
      - Иногда на рыбалку ездил, на охоту. Но редко.
      - У него были друзья?
      Виктория подумала.
      - Постоянных друзей я не видела. Да он и не любил приглашать к себе. Встречались либо в ресторане, либо ещё где-то.
      - Часто ему звонили?
      - Вечерами редко. А днем я была в университете.
      - А летом, во время ваших каникул, чем он занимался?
      - Я уезжала к родителям в деревню. А он занимался благотворительностью, устраивал девушек, желавших подзаработать за каникулы, на рыбзаводы. Я уже рассказывала это вашему капитану.
      - Здесь, в Приморске? - пропустил замечание Севостьян мимо ушей.
      - Нет. На Курильские острова, на Кунашир, на Шикотан. Некоторым там нравилось, и они оставались на весь сезон.
      Информация о нелегальной деятельности Рыбочкина подтверждалась. Только отправлял он девиц не на Курилы, а в Японию и Южную Корею - Севостьян сделал запрос на покинувших унивеситет девиц в кунаширскую и шикотанскую милицию, там ни одной из них не оказалось.
      - А Потехин у вас дома не бывал?
      - Начальник муниципальной милиции? - переспросила Виктория и отрицательно помотала головой. - Нет, дома он у нас не бывал. Но иногда звонил. По-моему, они чаще всего вместе на рыбалку ездили.
      Их беседу прервал вернувшийся Валунский. Увидев в приемной начальника уголовного розыска, бегло поздоровался с ним и пригласил в кабинет.
      - Что-нибудь срочное, коль без звонка явился? - спросил обеспокоенно.
      - Возможно и не очень, но что важное - несомненно. - И Севостьян доложил о встрече Гусарова с Фонариным-старшим и о готовящейся из отставных милиционеров команде.
      Валунский в раздумье потер залысины.
      - Ты прав, - сказал твердо. - Несомненно, готовится перехват катера. А там деньги. - Глянул на часы. - В нашем распоряжении почти двое суток катер из Хакодате должен выйти послезавтра. Есть у тебя надежный человек, которого сегодня же можно отправить в Японию?
      - Найдем, Аркадий Борисович. Самолетом?
      - Разумеется. Пусть найдет Балакшина и вместе с ним организуют отправку катера с видеотехникой, а сами наймут японскую рыболовецкую шхуну и на ней с деньгами выйдут в море на сутки позже. Договорись с пограничниками встретить их в нейтральных водах. Квадрат и время пусть определят сами.
      - Сделаю, Аркадий Борисович. А вы подумайте пока над тем, откуда и от кого могла уплыть информация о катере к Фонариным.
      - Будем искать. Вот ещё что: надо советника моего, Русанова, возвращать. Здесь ему дело есть.
      - А вот этого, по-моему, делать сейчас нельзя: есть основание полагать, что его собираются взять в команду пиратов.
      - Это очень опасно?
      - Как и все в нашей работе, Аркадий Борисович.
      - Н-да, - Валунский встал и заходил по кабинету. - Но ты подстрахуешь его?
      - Обязательно. Там уже есть наш человек.
      - И как вернется, сразу ко мне.
      17
      Разговор Фонарина-старшего с Валунским о выдвижении среднего брата кандидатом в мэры города хотя и не увенчался успехом, не выходил у Устьянца из головы. Вчера они не договорились, но, как говорится, ворон ворону глаз не выклюнет, завтра эти властелины найдут общий язык. И чем больше Устьянец анализировал ситуацию, задумывался над будущим, тем сильнее убеждался, что допустить этого нельзя - Фонарины станут полновластными хозяевами города, а потом и края. Последствия тому непредсказуемы.
      Не меньше беспокоило его и недоверие председателя объединения к своему начальнику службы безопасности: все больше Фонарин сделки с партнерами старался сохранить в тайне, не приглашал Устьянца на совещания, тем более на рандеву с генералами, чего раньше никогда не делал. Все это говорило о том, что Фонарин стал опасаться своего начальника службы безопасности, боится усиления его власти и влияния, а значит, и недалек тот час, когда пожелает избавиться от него.
      Догадывался Устьянец и откуда такое веяние. С младшим братом Андрея Федоровича Виталием у них довольно быстро испортились отношения. Правда, виду они не подавали, вели себя по-джентльменски, но каждый старался настоять на своем, отстоять перед шефом свою точку зрения. И если поначалу Фонарин-старший больше прислушивался к мнению пожилого, сведущего в профессиональных и житейских вопросах человека, то теперь слово младшего брата, завоевавшего звание мозгового центра, стало для него непререкаемым. Видимо, от Виталия и исходит совет не допускать начальника службы безопасности в святая святых их деловых контактов. Можно догадаться, чего опасается "мозговой центр" - как бы этот отставной каперанг не додумался взять в свои руки "Дальморепродукт".
      Действительно, а чем он хуже Фонариных всех вместе взятых? Не такой сообразительный, не такой волевой или менее настойчивый в достижении своей цели? И в коммерческих делах научился разбираться не хуже "мозгового центра". Не говоря уже о том, что разбирается в людях, как астролог в небесных светилах. И если бы не он, такие, как Тучинин, давно бы их с потрохами проглотили.
      И чем больше раздумывал Устьянец о своем положении, тем больше приходил к убеждению, что власть в "Дальморепродукте" пора менять. Тем более, что многие из руководителей предприятий и организаций, попавшие под начало Фонариных и пользующиеся крохами от богатых прибылей, были очень недовольны братьями. Не один из них высказывал претензии и искал справедливости у начальника службы безопасности. Устьянец пользовался у членов объединения авторитетом и знал, что они поддержат его и пойдут за ним. Надо было только все основательно подготовить и, не спеша, спихнуть Фонариных с руководящего пьедестала.
      В один из осенних вечеров, когда на душе Устьянца было особенно муторно - снова он схватился с председателем объединения, который узнал о сделке Валунского с Тучининым и обвинил в бездействии начальника службы безопасности, будто он мог помешать этому, - Устьянец решился, наконец, позвонить Гусарову.
      - Привет, Валерий Алексеевич. Что-то давненько мы с тобой не встречались, не парились в твоей финской баньке. У меня и косточки ныть стали.
      Мэр, чувствовалось, обрадовался звонку - он пользовался кое-какой ценной информацией бывшего каперанга.
      - Так это ты где-то запропастился, гоняешься то за рэкетирами, то за конкурентами, а я тут, в городе, с местными диверсантами воюю. Соскучился по тебе, и давно банька нас поджидает с дубовыми веничками и молодыми массажистками. Когда прикажешь кнопку нажать?
      - Говорят, не откладывай работу на завтра, а любовь на старость. Давай и мы не будем откладывать, встретимся через часок и потешим тело и душу.
      - Заметано. Приезжай.
      Банька у Гусарова действительно была отменная: с бассейном, заполняемом морской водой, с парилкой, стены которой были обшиты свежими сосновыми досками, излучавшими запах хвои, с просторным предбанником, где стоял длинный, тоже из сосновых досок, стол со скамьями по бокам, с холодильником, заполненными всевозможными напитками и закусками. Но самым примечательным здесь были молоденькие массажистки - не старше восемнадцати лет, - и все белокурые, голубоглазые, с точеными ножками и круглыми попками. Устьянец знал, что частыми гостями мэра города бывают японцы, а желтолицые очень любят блондинок.
      По пути к бане обговорили главное. Устьянец начал издалека:
      - Как готовимся к выборам? - поинтересовался дружески. - Серьезные конкуренты?
      Гусаров глубоко вздохнул.
      - Повоевать придется. Читал, наверное, статью своего шефа?
      - Читал, - вздохнул и Устьянец.
      - На Тучинина взял ориентировку? - бросил пробный камень мэр.
      Устьянец не спешил с ответом - пусть знает, не просто в его положении откровенничать. Ограничился намеком:
      - Думаю, у него посерьезнее задача.
      - Да? - удивился Гусаров. - Интересно. И на кого же он делает ставку?
      - На себя, - не стал томить душу приятеля Устьянец. - Точнее, на своего братца, Гавриила.
      - Вот это финт! - присвистнул Гусаров. - Зачем это им? Уж сразу бы в губернаторы метили.
      - Губернаторство тоже от них не уйдет - руки у них цепкие и мошна толстая. Но пока задача тебя столкнуть.
      Гусаров на минуту умолк. Задумался.
      - Да, конкурент серьезный. Можешь помочь?
      Устьянец пожал плечами.
      - У тебя своих сил мало?
      - Не знаю, с чего и с кого начать.
      - А начни с Фонарина младшего, "мозгового центра".
      - Так он, говорят, в подполье, за семью замками прячется.
      - Это не проблема. Я подскажу где.
      Больше к этой теме они не возвращались. Да и некогда было - приехали к бане, уже манящей дымком и приятным хвойным духом. А в компании, тем более при посторонних, оба никогда разговор о деле не заводили.
      18
      Бархатный октябрьский сезон кончился внезапно: вечером было безоблачно, тихо, а утром небо затянули низкие свинцовые тучи, подул шквальный западный ветер, предвестник очередного тайфуна, которому ещё не успели дать имя. Стекла окон гремели от напора, и Анатолий с трудом заставил себя вылезти из под одеяла. Чертыхаясь и ругая себя всякими словами, стал собираться на службу. Именно на службу - разве можно было назвать работой поездки из одного конца города в другой с этим гномиком Балакшиным, который важно восседал на заднем сиденье, командуя, а иногда и поучая как вести машину, где её припарковать и чем заняться, пока он будет отсутствовать.
      Анатолий удивлялся, как такой ограниченный и никчемный человек может быть одним из руководителей концерна "ПАКТ", в котором, судя по делам , собрались пройдохи высших мастей. Правда, держат его по всей видимости в роли шестерки, но Анатолий не доверил бы ему и этого. Один вид рыжеватого плешивого человечка раздражал его. А Валунский с ним якшается. Конечно, надо иметь своего осведомителя в стане противника, но не такого, как Балакшин. Возможно, Анатолий и ошибается, не зная всех хитросплетений тонкой игры губернатора с директоратом концерна; да и личная неприязнь к Балакшину не дает возможности судить о нем объективно. Но как бы там ни было, служить у Балакшина стоило большого труда. Только желание проникнуть в тайну проводимых концерном махинаций, выявления мафиозных структур заставляли его терпеть ранние подъемы, от которых он давно отвык, однообразные поездки по улицам города, бесцельное сиденье в машине по нескольку часов. Зато у него была уйма времени для наблюдения, анализ за ситуаций. Бездействовал пока и портативный магнитофон, находившийся в нагрудном кармане его бессменной кожаной куртки - памяти о прошлой летной службе.
      В это ненастное утро Балакшин, заскочив в офис концерна, приказал везти его к губернатору. Когда остановились у здания, директор, вылезая из машины, махнул Анатолию рукой.
      - Идем со мной. Зачем-то ты понадобился Аркадию Борисовичу.