В средине рабочего дня прокурору Бирюкову позвонил по мобильному телефону начальник районной ГИБДД майор милиции Филиппенко и, торопливо поздоровавшись, удрученным голосом сказал:
      – Антон Игнатьевич, нахожусь на месте дорожно-транспортного происшествия. Здесь два трупа. Ситуация, прямо говоря, непонятная. Без серьезного расследования концов не найти.
      – Виновник аварии скрылся? – спросил Бирюков.
      – К сожалению…
      – И свидетелей нет?
      – Есть один, который в инспекцию сообщил. Однако он то ли с испугу, то ли из корыстных соображений говорит такое, во что трудно поверить. А мертвые мотоциклист и его пассажирка, разумеется, показаний дать не могут. Придется следственно-оперативной группе сюда приехать.
      – Где это случилось?
      – На трассе Новосибирск – Кузбасс, у проселочной дороги к Потеряеву озеру.
      – Которая в мою родную Березовку ведет?
      – Чуть подальше, где раньше была база районного охотобщества.
      – Там теперь, кажется, какие-то новосибирские арендаторы обосновались?
      – Да, на месте убогого домика отгрохали двухэтажный дворец, коттеджи возвели с гаражами для автомашин и ангаром для водных средств передвижения. Ну что, ждать тебя?
      – Жди. Сейчас соберу опергруппу.
      Кроме Антона Бирюкова, в состав следственно-оперативной группы, как всегда, вошли немногословный следователь прокуратуры Петр Лимакин, энергичный крепыш оперуполномоченный уголовного розыска Слава Голубев, стройная шатенка в милицейской форме эксперт-криминалист Лена Тимохина и флегматичный с виду, рано облысевший судебно-медицинский эксперт Борис Медников. Представшая их глазам картина на месте происшествия была удручающей.
      На освещенном ярким августовским солнцем бетонном покрытии автомагистрали валялся на боку искореженный красный мотоцикл «Ява», а метрах в двадцати от него распластались два безжизненных тела. Плечистый парень в клетчатой ковбойке с засученными рукавами и в лопнувших по швам джинсах лежал на спине, неестественно запрокинув кудрявую голову с окровавленным лицом. Словно распятый Христос, он широко разбросил мускулистые загоревшие руки с золотыми перстнями чуть не на каждом пальце. Белые адидасовские кроссовки на его ногах были не меньше как сорок пятого размера. Между парнем и мотоциклом, тоже навзничь, лежала худощавая женщина лет тридцати в сиреневой шелковой блузке и короткой черной юбке, высоко оголившей босые ноги. Поодаль от нее валялись модные туфли, видимо слетевшие с ног при падении. Красивое лицо потерпевшей ничуть не пострадало, но вокруг затылка из-под густой копны каштановых волос широко расплылось пятно загустевшей крови.
      Место трагедий ограждали красные флажки и включенная мигалка на крыше стоявшей машины дорожно-патрульной службы. Два молодых автоинспектора с фирменными бляхами на груди регулировали полосатыми жезлами встречное движение изредка проезжавших по магистрали автомобилей. На противоположной обочине стояла белая «Нива» с укрепленной к съемному багажнику надутой резиновой лодкой, из которой торчали концы бамбуковых удилищ. Возле «Нивы» майор Филиппенко, зажав под мышкой кожаную планшетку, разговаривал с высоким стариком, смахивающим длинными седыми волосами и бородой на Деда Мороза, наряженного вместо новогоднего одеяния в выцветшую штормовку и рыбацкие сапоги с загнутыми голенищами.
      Бирюков сразу узнал райцентровского жителя Макара Семеновича Пухова. В доперестроечные времена Пухов при районном Доме культуры руководил духовым оркестром, без которого раньше не обходилась почти ни одна похоронная процессия. В последние годы, когда оркестр зачах, Макар Семенович сколотил из музыкантов-любителей группу энтузиастов и за «приличные бабки» стал сопровождать в последний путь состоятельных «жмуриков» под мелодию, напоминающую вальс «На сопках Манчжурии» вперемешку с маршем «Прощание славянки». Кроме похоронного бизнеса, летом Пухов подрабатывал на продаже пойманной рыбы. Был у него доходный период и зимой, когда в школах и детских садах проводились новогодние утренники, где Макар Семенович выступал Дедом Морозом. Неутомимый говорун буквально очаровывал детей сказочными сюжетами, чередуя их с незамысловатыми загадками. Имелись в его репертуаре и загадки с подвохом на современную тему. Войдя в роль, он любил проверять сообразительность детворы, например, таким вот манером: «Дети, за один утренник мне платят сто рублей. Сегодня я выступаю уже на пятом утреннике. Ну-ка, арифметики, подсчитайте быстро в уме: сколько я получу чистоганом?» – «Пятьсот рублей!», – хором кричали наиболее смекалистые. Дед Мороз хитро щурился: «А кто за меня подоходный налог заплатит? Снегурочка?»…
      Этот самый Пухов оказался свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Когда Антон Бирюков попросил его рассказать, что же здесь произошло, старик уверенным баритоном заявил:
      – Считай, ярко выраженное самоубийство. Мотоциклист на безумной скорости врезался в обгонявший его японский джип. Не пойму, какой маневр хотел совершить Гетман.
      – Гетман – фамилия мотоциклиста?
      – Нет, прозвище Германа Суханова. Наш парень, райцентровский.
      – Редкое имя.
      – Бабка у него обрусевшая немка. Она и нарекла внука именем из германского репертуара.
      – Хорошо его знаете?
      – До службы на Тихоокеанском флоте Суханов у меня в оркестре тромбонистом был. Мелодию нутром чуял, не фальшивил. К футболу талант имел. Центральным нападающим в сборной района играл. Без гола с матча не уходил. После флотской службы в областную команду его взяли, но чего-то там не заладилось. При последней встрече говорил, что устроился в какой-то клуб, где подростков обучают морскому делу. Мол, зашибает теперь «козырные баксы» и живет на широкую ногу.
      – Когда эта встреча состоялась?
      – На прошлой неделе у Суханова умер дед – ветеран войны, и Герман в роскошной иномарке приезжал ко мне, чтобы договориться насчет ритуальной музыки. Собрали мы с ним моих лабухов. Суханов решил послушать их исполнение. Откровенно говоря, ребята еще слабоваты в оркестровке. Едва они задудели похоронный марш, Герман уставился на меня: «Семеныч, это же попурри из оперы „Не тяни кота за хвост“! От такого позора на похоронах любимого деда я застрелюсь». Словом, отказался от наших услуг. Привез оркестр из Новосибирска и двух автоматчиков для воинского салюта.
      – А женщину, погибшую с Сухановым, знаете? – снова спросил Бирюков.
      – Тоже райцентровская. Настя Фишкина. Хозяйка частного магазина «Бытовые товары». С десяток лет назад активно участвовала в художественной самодеятельности при РДК. Часто Снегурочкой со мной выступала. Подыгрывала профессионально. Дуэтом мы такие сказки импровизировали, что дети, заслушавшись, раскрывали рты.
      – Что ее связывало с Сухановым?
      Пухов пожал плечами:
      – Наверно, прошлую любовь вспомнили. До флотской службы Герман в открытую крутил с Настей. Потом что-то у них распалось. Суханов из райцентра уехал в Новосибирск, а Фишкина неоднократно выходила замуж, да всегда неудачно. Прижила девочку. Теперь она уже взросленькая. Нынче, по-моему, в школу пойдет.
      – Суханов не женат был?
      – Герман холостячил, а Настя, когда занялась коммерцией, приютила сожителя, который при магазине и шофер, и экспедитор, и грузчик. Но и на этот раз, по словам соседей, мира в семье у Насти не получается. Недавно я поинтересовался у нее, что, мол, Снегурка, опять не повезло с мужем? Слышал, будто материт тебя супруг нещадно. «Это он Чубайса матом кроет», – с улыбочкой выкрутилась Настя и зацокала каблучками по асфальту.
      В разговор вмешался начальник ГИБДД:
      – Личности потерпевших подтверждаются документами… – Филиппенко достал из планшетки пластиковое водительское удостоверение и подал его Бирюкову. – Вот, Антон Игнатьевич, обнаружено в нагрудном кармане ковбойской рубахи мотоциклиста.
      Удостоверение с цветной фотографией владельца было выдано Суханову Герману Владимировичу 1969 года рождения, которому разрешалось управлять мотоциклами и автомобилями категории «В». Когда Бирюков ознакомился с ним, Филиппенко вынул из планшетки паспорт Анастасии Романовны Фишкиной, родившейся на год раньше Суханова, и, не дожидаясь вопроса, пояснил:
      – А этот документ лежал в дамской сумочке, валявшейся на проезжей части магистрали в ста пятидесяти метрах от места трагедии.
      Бирюков повернулся к стоявшим за его спиной участникам оперативной группы:
      – Приступайте к осмотру места происшествия. – И сразу попросил Пухова: – Макар Семенович, расскажите подробно, как произошло столкновение.
      Старик вроде бы растерялся. Глянув на Филиппенко, смущенно сказал:
      – Содержание всего «концерта» я до вашего приезда изложил Григорию Алексеичу самым подробным образом. На бис повторить, что ли?
      – Повторите.
      Пухов вздохнул:
      – С какого момента лучше начать?
      – Как вы здесь оказались?
      – На трассе?
      – Да.
      – На трассу я выехал после того, как Григорий Алексеич со своими парнями по моему вызову примчался.
      – А в момент аварии где находились?
      Пухов показал на щебеночную дорогу от автомагистрали в сторону Потеряева озера:
      – Вон там стоял. У треугольного знака «Уступите дорогу».
      – От озера ехали?
      – Ага. Повадился, понимаешь, сорогу на муравья ловить. Раньше клевала весь день, а сегодня закапризничала. Лишь на утренней зорьке изредка подергала поплавки. Пришлось сматывать удочки. Привязал к багажнику «Нивы» надутую лодку, чтобы просохла в пути, и не торопясь покатил домой. Тут по щебенке от озера всего-то два километра. Опасаясь, как бы при выезде на трассу не схлестнуться с каким-нибудь бесшабашным лихачом, тормознул у знака. Справа на трассе никого не было, а слева, то есть с новосибирской стороны, увидел мчавшегося на бешеной скорости мотоциклиста. За ним, чуть позади, гнался черный джип и, мигая левым подфарником, подавал сигнал обгона. Я, соблюдая правила, решил пропустить лихачей. Достал сигарету, но прикурить не успел. Джип протяжно засигналил клаксоном, и в тот же миг мотоциклист врезался ему в правый бок. Что из этого вышло, видите сами.
      – Джип большие повреждения получил?
      – В горячке я толком не разглядел. Завизжав тормозами, он остановился возле погибших. С полминуты, наверное, простоял. Я уж подумал, сейчас водитель призовет меня в свидетели, но тот, развернувшись, пулей усвистел назад, к Новосибирску.
      – По вашим словам, в столкновении виноват мотоциклист, но не водитель джипа.
      – Если исходить из соображений Правил дорожного движения, то бесспорно так.
      – При определении виновников автоаварий другие соображения мало убедительны.
      – Святая истина. Потому и думаю: зачем он так поступил? Видно, превышения скорости испугался.
      Майор Филиппенко положил руку на плечо Пухова:
      – Семеныч, признайся откровенно, не ты ли создал аварийную ситуацию?
      Пухов удивленно округлил глаза:
      – Это каким же образом?
      – Скажем, внезапно выехал с примыкающей дороги на магистраль, и мотоциклист, стараясь избежать столкновения с твоей «Нивой», врезался в обгонявший его джип.
      – Не сочиняй, Алексеич!.. Куда мне торопиться, чтобы рисковать на старости?
      – Без всякого риска мог задуматься и проморгать приближающийся транспорт…
      – Я ж не новичок в вождении. Тридцать лет за рулем! Не слепой, не глухой и склерозом не страдаю. Чуя свою вину, разве стал бы тебе звонить? На «Ниве» ни царапинки нет. Мог бы тишком проехать мимо катастрофы. Да и водитель джипа наверняка взял бы меня за воротник, чтобы оправдаться. Он же улизнул с места аварии, а я по Правилам поступил.
      – Джип какой фирмы? – спросил Бирюков.
      – Японский «Сузуки». Черного цвета, с тонированными стеклами. У моего шурина, живущего в Новосибирске, точно такой.
      – Госномер не запомнили?
      – В горячке не сообразил. К тому же и находился далековато.
      – Рулевое управление у джипа левостороннее или правое?
      – Левое, как у наших машин.
      – Кроме водителя, в джипе были люди?
      – Тонированные правые стекла были наполовину приспущены, и двух женщин видел.
      – Как они выглядели?
      – Запомнил их только по волосам. Впереди сидела русоволосая, а позади – рыжая, как лиса-огневка. Обе в ужасе закрыли ладонями лица. У меня, признаться, от кровавого «кульбита» тоже челюсть отвисла. Еле догадался, что надо звонить в автоинспекцию.
      – Откуда звонили?
      – От Ахмета Полеева.
      – Это кто?
      – Раньше он был егерем в охотобществе, а теперь – заместитель директора и по совместительству начальник охраны спортивной базы отдыха на Потеряевом озере, где я сорогу ловлю.
      – Кто там отдыхает?
      – Солидные господа. Видать, из новых русских или из прежних партийных товарищей. Приезжают обычно к вечеру. Выпьют водочки под шашлыки, побраконьерят сетями и утром удаляются в импортных лимузинах. А вот когда нагрянут крутые молодцы с барышнями, как говорит мой сосед военком, призывного возраста, база превращается в «Клуб веселых шизофреников». Ох, и вытворяют же они безобразия! В сауне парятся скопом. Разогревшись, нагишом бросаются в озеро. Пьяные барышни визжат, аж в ушах закладывает, а парни ржут от удовольствия. Нормальный человек наблюдать такую тусовку без содрогания не может.
      – Суханов там не «тусовался»?
      – Видел его с длинноногими нимфетками. Кроме таланта в музыке и футболе, Герман здорово владел остроумной техникой бабоукладки.
      – На мотоцикле приезжал?
      – Ну что вы!.. В иномарке. Мотоцикл – это наследство от умершего деда. Герман еще в школьные годы катал на нем легкомысленных хохотушек. Не пойму, чего он вдруг теперь надумал Настю прокатить. Рокерский возраст, когда пацаны гоняют сломя голову, давно пережил. Настя тоже не девочка, чтобы восторгаться лихими мотогонками.
      – Не отдохнуть ли на базу Суханов с Фишкиной ехали?
      – Кто знает, какая задумка у них была. По рассказам моих оркестрантов, Настя в любовном азарте могла и на лесной полянке покувыркаться. Ей, говорят, важен был процесс, а не условия… Очень изворотливая была бабенка. На любой щепетильный вопрос давала неординарный ответ. Помню, когда родила девочку, спросил: «Снегурка, кто тебе дочку подарил?» Она, не моргнув глазом, отбрила: «С кем поведешься, от того и забеременеешь»… – Пухов посмотрел на оперативников, подбиравших осколки разбитого автомобильного стекла. – По моим соображениям, если Герман вез Настю на базу отдыха, то в данном месте ему следовало притормозить, чтобы на большой скорости не опрокинуться при повороте вправо. Он же, как ненормальный, круто повернул влево, будто хотел опрокинуть обгонявший его джип. Может, тормоза отказали или с рулевым управлением что-то случилось…
      – Проверка показала, что руль и тормоза у мотоцикла были исправны, – сказал майор Филиппенко.
      Бирюков повернулся к нему:
      – Григорий Алексеевич, надо объявить перехват черного джипа «Сузуки», на правой стороне которого наверняка остался заметный след от столкновения.
      – Я, Антон Игнатьевич, через областное Управление уже объявил, – ответил майор. – Если поврежденный джип не проскользнет в Новосибирск окольными путями, на Гусинобродском КПП его непременно задержат. Надумает свернуть в райцентр, там тоже хода ему не будет. Больше на этом участке беглецу деваться некуда.
      Осмотр места происшествия продолжался больше часа. В результате единогласно все решили, что виновником аварии был управлявший мотоциклом Суханов. С выводом опергруппы полностью согласились и понятые, приглашенные из числа опытных шоферов с большим водительским стажем. Кроме необъяснимого поступка Суханова, в данной ситуации непонятным казалось поведение водителя джипа, который вроде бы беспричинно скрылся с места столкновения.
      В дамской сумке, где Филиппенко обнаружил паспорт Анастасии Романовны Фишкиной, лежала дорогая импортная косметичка с обычным женским парфюмом, около двух тысяч рублей разными купюрами, три стодолларовых банкноты, связка ключей и датированный сегодняшним числом билет для проезда в электричке от Новосибирска до райцентра. Один конец наплечного ремня с поврежденной защелкой у сумки был отстегнут. Карманы Суханова, если не считать водительского удостоверения, оказались совершенно пустыми.

      С места происшествия оперативная группа вернулась в райцентр к вечеру. По поручению Антона Бирюкова оперуполномоченный угрозыска Слава Голубев сразу отправился разыскивать сожителя Фишкиной, чтобы не только сообщить ему о трагедии, но и попытаться хоть что-то узнать о связи Анастасии Романовны с Германом Сухановым для выяснения их печально закончившейся «прогулки» на мотоцикле. Первым делом он заглянул в магазин «Бытовые товары», двери которого еще были открыты. Сидевшая за кассовым аппаратом молодая крашеная блондинка, как показалось Голубеву, с нескрываемой завистью, похожей на личную обиду, сказала, что хозяйка магазина недавно купила за сто двадцать тысяч приватизированный особняк и теперь живет на престижной улице, где раньше жили партийные секретари да высокопоставленные районные чиновники. Такой ответ продавщицы заинтриговал Славу. Шутливо поболтав с простодушной блондинкой, он понял, что ее обида была пустяковой. Позавчера девушка купила импортный тюбик губной помады, а Фишкина вместо того, чтобы похвалить оригинальный цвет, посмеялась: «Этой бы краской только на заборе писать „Ельцина – в отставку!“». Уточнив у обидчивой девицы номер особняка, Голубев заторопился на «престижную» улицу.
      Высокий с большими зашторенными изнутри окнами кирпичный домина был обнесен плотным дощатым забором. Из утопающего в зелени кленов двора доносился перебор гитары и нетрезвый мужской голос тянул надсадным речитативом:
 
Нет у нас сигарет, курим мы «Байкал» вонючий,
На плато Расвумчорр нас дожди и ветры мучат.
Про такую погоду так и хочется сказать:
«Апатит, твою погоду, мать»…
 
      Голубев, звякнув металлической щеколдой, распахнул тесовую калитку. Гитара и пение сразу умолкли. В затененной от вечернего солнца беседке, за небольшим квадратным столиком, сидел с гитарой в руках обнаженный до пояса стриженный под рэкетира угрюмый мужчина возрастом явно за тридцать. На столике стояла ополовиненная поллитровка «Новониколаевской», граненый стакан и тарелка с крупно нарезанными сочными помидорами. Тут же лежала распечатанная пачка «Беломора», поверх нее – простенькая черная зажигалка.
      – Приветствую, хозяин, – сказал Слава.
      – Привет, – равнодушно ответил мужчина.
      – Можно зайти для делового разговора?
      – Заходи. Унюхал, что водка есть?
      – Она мне ни к чему.
      – Даже если налью, не будешь пить?
      – Не буду.
      – Кодированный?
      – Нет, просто на халяву не пью.
      – Вот чудила.
      Голубев сел напротив мужчины. Глянув на стандартный набор татуировки чуть не во всю могучую грудь, спросил:
      – У вас был конфликт с законом?
      Мужчина прежде, чем ответить, прислонил гитару к скамейке рядом с собой. Настороженно посмотрел Голубеву в глаза и медленно проговорил:
      – Пять лет добывал апатиты в Хибинах.
      – За что?
      – За халатность… Вчетвером увели со склада ящик коньяка. Коньяк выпили, а пустые бутылки спрятать забыли. Еще вопросы есть?
      – Есть.
      – Задавай в темпе, пока водка не протухла.
      – Ваша фамилия не Фишкин?
      – Нет, я Зверков Григорий Николаевич.
      – А Фишкина Анастасия Романовна ваша супруга?
      – Если быть юридически точным, сожительница. Без регистрации брака и без венчания живем.
      – Почему так неопределенно?
      – Чтобы при необходимости разбежаться без проблем.
      – Такая необходимость может возникнуть?
      – Жизнь – очень азартная игра, а в азартных играх всякое бывает. Ты, приятель, случайно не по поручению церкви пришел меня исповедывать?
      – Поручение мне дал районный прокурор. Я сотрудник уголовного розыска и пришел, чтобы…
      Зверков не дал Славе договорить:
      – Перед прокурором и перед уголовным розыском моя совесть чиста. Фишкина тоже на рога с законом не лезет.
      – Нас интересуют ее отношения с Германом Сухановым.
      – Что еще за Герман?
      – Бывший спортсмен и музыкант, – уклончиво ответил Голубев.
      – Первый раз о нем слышу, – Зверков достал из пачки «Беломора» папиросу. Разминая ее в пальцах, раздраженно добавил: – Завтра мадам Фишкина приедет из Новосибирска, обратись с этим вопросом к ней. По части спортсменов, музыкантов и прочих артистов мужского пола у нее кругозор шире моего.
      – Когда она уехала в Новосибирск?
      – Вчера утром. Я тоже с ней ездил. Сегодня на электричке в час дня вернулся, а Настя еще на сутки там осталась.
      – По каким делам ездили?
      Зверков, щелкнув зажигалкой, прикурил папиросу. После глубокой затяжки стал рассказывать. С его слов, позавчера Фишкиной звонила из Новосибирска подруга и пригласила отметить свое тридцатилетие. Фишкина уговаривала Зверкова поехать на своей машине, но он категорически отказался из-за того, что «под балдой или с бодуна» за руль не садится. Торчать же на именинах трезвому, как дураку, тягостно. Пришлось воспользоваться электричкой. Вчера небольшой компанией с обеда допоздна просидели в ресторане «Садко». Переночевали у подруги, живущей недалеко от железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный. Сегодня утром, не дав опохмелиться, Фишкина проводила Зверкова на вокзал и отправила его домой в десятичасовой электричке. Сама осталась в Новосибирске, чтобы навестить мать, у которой постоянно проживает ее семилетняя дочка. Мол, надо кое-что купить дочери к началу учебного года.
      – Она действительно там осталась? – уточнил Голубев.
      – Ну, если до сих пор нету дома, значит, осталась. Сказала, что завтра к концу дня приедет.
      – Денег у нее с собой много было?
      – Наверное, тысяч десять брала. На цветы подруге больше тысячи истратила, чайный сервиз дорогой подарила.
      – Долларов не было?
      – Валюту Настя про запас держит, а повседневно отечественными рублями шелестит.
      – Хорошо идет бизнес?
      – От покупателей не отбиться.
      – И с деньгами у вас проблемы нет?
      – У меня часто на бутылку не хватает. А Фишкина от избытка «бабок» дурачится… – Зверков с усмешкой указал взглядом на остекленную веранду во всю ширину вместительного дома. – Глянь, какой дворец выкупила у бывшего партайгеноссе, прихватизировавшего народное достояние. Ты можешь догадаться, на кой бес двум сожителям такой великолепный сарай?
      – Не могу.
      – Я – тоже. В прятки нам играть, что ли?…
      – Как фамилия, имя подруги-именинницы? – стараясь не отвлекаться от сути дела, спросил Слава.
      – Мусонова Тамара.
      – По какому адресу живет?
      – На улице Челюскинцев… – Зверков назвал номер дома и квартиры. Затянувшись папиросой, нахмурился: – Ты, опер, так дотошно прискребаешься, будто мы с Фишкиной сразу пару ящиков коньяка сперли. Руби прямо: к чему гнешь?
      Голубев встретился взглядом с затуманенными водкой глазами собеседника и, тоже переходя на «ты», сказал:
      – К тому, Григорий Николаевич, что пытаюсь разобраться: то ли ты мне арапа заливаешь, то ли Фишкина вокруг пальца тебя обвела?
      – Уточни свои сомнения.
      – По твоим словам, Анастасия Романовна хотела пробыть в Новосибирске до завтрашнего вечера, но уже сегодня она погибла в автокатастрофе недалеко от райцентра.
      Зверков заметно растерялся:
      – Ты, парень, это… не туфту гонишь?
      – Можешь сходить в морг и убедиться.
      – На такси домой ехала, что ли?
      – На мотоцикле с Германом Сухановым – мимо дома.
      Зверков в сердцах бросил под ноги недокуренную папиросу, торопливо набулькал из бутылки полстакана водки и махом выпил. Несколько секунд он тупо смотрел Голубеву в глаза. Потом вдруг так хлестанул кулаком по столешнице, что Слава едва успел подхватить повалившуюся к нему поллитровку. Тотчас Зверкова словно прорвало:
      – Ну, стерва! Опять меня наколола! Сколько раз говорил: не играй, сука, с огнем! Доигралась…
      – Не горячись, Григорий Николаевич, – спокойно сказал Голубев. – Мало ли какие обстоятельства могли заставить Анастасию Романовну поехать с Сухановым.
      – Не защищай, опер, чужую бабу! Любовные уловки Насти я изучил лучше, чем таблицу умножения. Гонял шлюху пуще сидоровой козы, но с нее все – как с гуся вода. Вот неисправимая потаскуха…
      Зверков, запрокинув голову, прямо из горлышка допил остававшуюся в бутылке водку и нервно стал закуривать. Сломав в пальцах две папиросы, третью кое-как прикурил. Сделав раз за разом несколько частых затяжек, с виноватой усмешкой, будто оправдываясь, заговорил спокойнее:
      – Я еще на вокзале подумал, что не случайно Настя выпроваживает меня из Новосибирска. Полсотни в карман дураку сунула. Мол, приедешь домой, купи бутылочку, подлечись с похмелья. Был бы трезвый, хрен бы она меня уломала! Но башка после банкета трещала, аж белого света не видел. Вот и купился, дубина, за поллитровку… Собственно, это еще б-большой вопрос, кто кого ку-купил… Кто-то теряет, кто-то находит…
      Продолжать серьезный разговор с опьяневшим Зверковым было бесполезно, и Голубев попрощался. В ответ Зверков заплетающимся языком пробормотал что-то нечленораздельное.

      Утром следующего дня Голубев пошел на работу спозаранку. Несмотря на ранний час, на крыльце милиции его встретил курносый толстячок с забавной фамилией Курысько, известный в райцентре почти каждому жителю, кто затевал ремонт квартиры или какую-либо новостройку. Несколько лет назад, окончив лесной техникум, смышленый малый с помощью родственников почти за бесценок выкупил у местных властей обанкротившуюся лесопилку и на удивление быстро наладил выпуск самых разных пиломатериалов, без которых не обходится ни одна маломальская стройка. Талантливый организатор трепетно дорожил маркой своего дела. Продукция его шла нарасхват, и совсем еще недавно пухлощекий техникумовец Юрик стал уважаемым предпринимателем Юрием Сергеевичем. Почтение земляков не вскружило ему голову. В общении с друзьями и знакомыми он остался прежним компанейским парнем.
      Энергично поздоровавшись с Голубевым за руку, Курысько сразу заговорил:
      – Вячеслав Дмитрич, вчера вечером ко мне на лесопилку приезжал за плинтусами Дед Мороз Пухов и сказал, будто Герка Суханов с Настей Фишкиной гробанулись в автоаварии. Это в самом деле или выдумка?
      – В самом деле, – подтвердил Слава.
      – И как Герман залетел?
      – Будто не знаешь, как автодорожные «залеты» случаются.
      – Хочу подробности узнать.
      – Зачем?
      – Любопытно.
      – Говорят, любопытной Варваре нос оторвали.
      Курысько улыбнулся:
      – От моего носа отрывать почти нечего.
      – Чего же суешь его не в свое дело?
      – Триста баксов жалко.
      – Зеленых?
      – Понятно, не наших, обесценившихся вдрызг.
      – Это другой разговор, – быстро заинтересовался Голубев. – Пойдем-ка, Юрий Сергеевич, ко мне в кабинет, почешем языки.
      «Чесание» языков с ходу перешло в деловое русло. Едва усевшись на предложенный стул, Курысько сказал:
      – В общем, Вячеслав Дмитрии, вчера я одолжил Суханову триста долларов, а теперь, выходит, мои баксы медным тазом накрылись.
      – Зачем одалживал ненадежному человеку? – спросил Слава.
      – Откуда мне было знать, что он в тот же день гробанется. Насчет надежности Герман был не пустозвон, слов на ветер не бросал.
      – Давно его знаешь?
      – Со школы. В десятом классе Суханов контрольные по математике у меня списывал.
      – Тупой был?
      – Смекалистый, но ленился думать.
      – Зачем ему доллары понадобились?
      – Насте Фишкиной задолжал.
      – За какие услуги?
      – Когда Герман хоронил деда, салютовавшие автоматчики заломили с него за три залпа триста баксов и непременно «зеленью». У Суханова при себе валюты не оказалось. Фишкина его выручила. У Насти «зеленые» всегда в чулке водятся.
      – У тебя тоже чулок безразмерный?
      – У меня случайно валюта оказалась. Приехавший на жительство в райцентр северянин с тугим кошельком покупал строительный брус. Стал расплачиваться, рублей не хватило. Предложил мне доллары. Пришлось взять.
      – Чтобы налог не платить?
      Курысько потупился:
      – При нынешней экономической политике…
      – Политику оставим в стороне. Это не моя проблема, – оборвал Голубев. – Поговорим, Юрик, подробно на тему «Как это было».
      Обрадовавшись, что легко удалось избежать неприятных объяснений, Курысько вдохновенно стал рассказывать о давней дружбе с Сухановым, которого по школьной привычке большей частью называл Гетманом. Пути их разошлись после школы. Суханова призвали на службу во флот, а забракованный медкомиссией Курысько поступил на двухгодичное отделение в лесной техникум. Отслужив, Суханов блестяще начал карьеру в областной футбольной команде, но был отчислен за частые нарушения спортивного режима. Увлекся «девочками». А где девочки, там и выпивка. Поставив крест на футболе, возвращаться из Новосибирска в райцентр Герман не захотел. Устроился в коммерческую фирму. Что это за фирма, Курысько не знал, однако платили там, видимо, хорошо. Уже через полгода Суханов обзавелся новой «Тойотой» и, приезжая к родителям, устраивал загулы с местными «путанами»…
      Голубев слушал не перебивая.
      …Первый раз Суханов обратился к Курысько с просьбой выручить на пару недель тремя сотнями долларов в день похорон деда. У Юрика в тот момент «зелени» не было, и он предложил другу эквивалент в рублях. Герман поморщился:
      – Стрельцы валюту требуют. Не знаешь, у кого в райцентре можно срочно перехватить?
      – Из знакомых коммерсантов, пожалуй, только у Насти Фишкиной наличные баксы всегда водятся, – подсказал Юрик.
      – Неудобно к ней обращаться. Настена – моя первая женщина. В молодости лихо мы с ней почудили. Жаль, что теперь она замужем.
      – Настя и при муже «чудит» напропалую.
      – Неужели?! – удивился Суханов. – Раньше была разборчивой, с кем попало не стыковалась.
      – Бальзаковский возраст поджимает. Старается успеть, пока очередь поклонников не иссякла.
      – Спасибо за подсказку. Коли так, попробую не только баксы у подруги перехватить, но и лихую молодость с ней вспомнить.
      После этого разговора Курысько случайно встретился с Сухановым вчерашним утром в Сбербанке. Герман был сильно расстроен. На вопрос – в чем дело? – ответил хмуро. Хотел, мол, купить триста долларов, чтобы вернуть Фишкиной, но валютный отдел до завтрашнего дня не работает.
      – Завтра и купишь, – сказал Курысько.
      Суханов ребром ладони провел по горлу:
      – Мне баксы сегодня вот так нужны!
      – Фишкина одни сутки подождать не может?
      – Я ждать не могу.
      – Что у тебя загорелось?
      – Весь план рушится.
      – Какой?
      – Не лезь в душу. Найди триста баксов – узнаешь. Кстати, сам ты чего к валютному отделу подкатился?
      – На днях нечаянный интерес получил. Состоятельный валютчик нежданно-негаданно впарил мне вместо рублей «зелени». Хотел сегодня открыть счет, да…
      – Три сотни наскребешь? – не дал договорить Герман.
      – Наскребу.
      – Юрик, выручи! Завтра к вечеру сойдемся здесь. Куплю валюту и ты без проблем откроешь свой счет.
      Курысько отдал Суханову три стодолларовых банкноты. Герман на радостях сразу увлек его в винный магазин. Купил там бутылку водки «Кристалл» и уговорил обмыть удачно завершившуюся для него встречу. За рюмкой он откровенно рассказал, что Фишкина без заморочек согласилась «вспомнить лихую молодость» и придумала для этого гениальный план. Затемнив мужу, будто останется по делам в Новосибирске, Настя усадит своего рогоносца в один из головных вагонов электрички, а сама устроится в заднем вагоне. На последней остановке перед райцентром она незаметно шмыгнет из вагона в лесопосадку, за которой ее будет ждать Суханов в «Тойоте». Встретившись, они проселком выедут на Кузбасскую автомагистраль и умчатся к базе отдыха у Потеряева озера. Уединившись в шикарном коттедже, упоительно «почудят» двое суток.
      – Ближе километра ты на «Тойоте» к той лесопосадке не подъедешь, – сказал Курысько. – Там теперь вымахал тополиный молодняк в рост человека.
      – И никакой дороги нет? – растерялся Герман.
      – Есть тропа на ширину мотоцикла.
      – Конфуз… – Суханов задумчиво почесал затылок. – Вместо «Тойоты» придется встретить Настену на дедовой «Яве». Позорно для джентльмена, но другого выхода нет.
      – А чего ты с долларами суетился при таком «гениальном» плане? – усмехнувшись, спросил Курысько. – За хороший кайф Настя тебе еще кучу баксов отстегнет.
      – Юрик, я не сутенер! – обиделся Герман.
      Рассказав Голубеву в лицах эту вроде бы правдивую историю, Курысько вздохнул:
      – Вот так это было, Вячеслав Дмитрич.
      – Бутылку «Кристалла» до дна осушили? – спросил Слава.
      – Полностью поллитровку оприходовали. Я пил мало, Герман – больше.
      – И после этого он сел за руль мотоцикла?
      – На «Тойоте» не гробанулся бы…
      – Ну, и что тебе от меня надо?
      – Помоги вернуть доллары. Мертвым мои баксы не нужны.
      – Ты уверен, что след этих «баксов» не простыл?
      – Куда им деваться. Пухов сказал, будто в сумочке Фишкиной были американские дензнаки.
      – Чем докажешь, что это твои?
      Курысько пожал плечами:
      – Расписку от Германа я, конечно, не взял. Поверь на честное слово.
      – Никакое слово к делу не пришьешь. Ты – не малолетка. Предприниматель должен знать прописные юридические истины.
      – По-дружески лопухнулся.
      – Говорят, дружба дружбой, а табачок врозь.
      – Выходит, накрылись доллары?…
      – Я не прокурор, чтобы принимать решение о возврате вещественных доказательств сомнительным владельцам.
      – Но подсводничать прокурору можешь.
      – Чего?
      – Чтобы он принял такое решение. В долгу не останусь. Понадобится любой стройматериал – обеспечу с доставкой.
      Голубев погрозил пальцем:
      – Юрик, за любую «доставку» я тебе уши надеру.
      – Извини, Вячеслав Дмитрич, – смутился Курысько. – Привык к постоянным набегам чиновников районной администрации. То одно им надо, то другое, то третье. И все норовят на даровщину или со скидкой приобрести.
      – Чиновники живут по понятиям: ты – мне, я – тебе. А нам бартерные сделки категорически запрещены. Мы делаем только то, что предписано законом.
      – И по закону мне ничего не светит?
      – Закон не красное солнышко, всех не обогреет. У тебя из полученных от северянина долларов сотенные банкноты остались?
      – Две штуки.
      – Бывшие в употреблении?
      – Новые, вроде из одной банковской упаковки.
      – Напиши прокурору заявление и приложи их. Если серия банкнот сойдется и номера будут близки к тем, что обнаружены у Фишкиной, может, прокурор простит тебе глупость.
      – А что писать в заявлении?
      – Все подробно, как мне рассказал.
      – Спасибо, Дмитрич.
      – Не за что, Юрик.

      Немного спустя после ухода Курысько Голубеву позвонил следователь Петр Лимакин. Поздоровавшись, спросил:
      – Встретился вчера с сожителем Фишкиной?
      – Встретился и потолковал, – скороговоркой ответил Слава.
      – Что от него услышал?
      – Печальную исповедь рогоносца.
      – Не по злобе он «исповедался»?
      – В его положении трудно быть объективным, но, кажется, говорил правду. Только что я беседовал с другом Германа Суханова. Показания совпадают.
      – Приходи в прокуратуру. Скоро Борис Медников принесет заключение медэкспертизы. Посоветуемся с Бирюковым. Может быть, это дорожно-транспортное происшествие обойдется без возбуждения уголовного дела.
      – Считаешь, что виновник аварии мертв и привлекать к ответственности некого?
      – Судя по заключению автоинспекции, так оно и есть. Давай быстренько, приходи.
      – Бегу, Петя, бегу!
      У входа в прокуратуру Голубев догнал неторопливо шагавшего с папкой в руке судмедэксперта. Взяв его за локоть, иронично спросил:
      – Ну, что, Боря, вскрытие трупов показало, что смерть наступила в результате вскрытия?
      – Не задирайся, сыщик, пока в нюх не получил, – флегматично ответил Медников.
      – Дай почитать заключение.
      – Здорово грамоту освоил?
      – По слогам бегло кумекаю.
      – Мама мыла раму?
      – В новых букварях вместо рамы моют «Мерседес».
      – Я по старым учился…
      Шутливо пикируясь, поднялись на второй этаж и вошли в кабинет следователя. Чтобы не терять время, Лимакин предложил сразу идти к прокурору. Пока Антон Бирюков сосредоточенно читал медзаключение, не терпящий долгого молчания Голубев повернулся к откинувшемуся на спинку стула Медникову и сказал:
      – Что-то, Боря, сегодня ты у Лимакина сигаретку не стрельнул…
      Судмедэксперт скосил на него глаза:
      – Бросил курить. Решил деньжат сэкономить.
      – Говорят, деньги – зло.
      – Угу, посмотришь на цены и зла не хватает.
      Голубев улыбнулся:
      – За словом в карман не лезешь.
      – У меня все слова в голове.
      Бирюков, дочитав отпечатанное на машинке заключение, положил листок перед собой на стол и обратился к судмедэксперту:
      – Итак, Борис, значит, Суханов и Фишкина, столкнувшись с джипом, попросту говоря, разбились…
      Медников утвердительно наклонил голову:
      – Столкновение произошло при очень большой скорости. От резкого удара о бетонку потерпевшие получили сильнейшие повреждения не только головного мозга, но и внутренних органов с обильным кровоизлиянием.
      – Легкая степень алкогольного опьянения Суханова, которая указана в твоем заключении, могла привести его к необъективной оценке дорожно-транспортной ситуации?
      – Бесспорно. Находясь под легким градусом да еще наверняка переговариваясь с сидевшей позади приятной дамой, господин Суханов мог элементарно проморгать обгонявший джип. Решив, видимо, развернуться, он повернул мотоцикл влево и – полетел в погибель.
      – Что его заставило внезапно разворачиваться? – машинально спросил Голубев.
      Медников осуждающе посмотрел на Славу:
      – При вскрытии ни Суханов, ни Фишкина на твой вопрос не ответили.
      – Ты вот определил у Суханова легкую степень опьянения, однако есть информация, что перед поездкой Герман принял не меньше трехсот граммов «Кристалла». При такой дозе можно с удалью затянуть: «Широка страна моя родная».
      – Для могучего сухановского организма триста граммов доброкачественной водки, что, скажем, для тебя чашечка растворимого кофе «Пеле».
      – Да-а-а… Такой богатырь и убился…
      – Бетонная дорога не амортизирует.
      – Удар, похоже, хлесткий получился.
      – Если бы на месте джипа были «Жигули», они наверняка бы перевернулись в кювет. А джип – машина устойчивая. Да еще мчался на приличной скорости. При скользящем ударе мотоцикл отлетел от него рикошетом, как пуля от камня.
      Следователь Лимакин, нахмуренно рассматривавший составленную майором Филиппенко схему автодорожного происшествия, неожиданно сказал:
      – Слава, кажется, я нашел ответ относительно того, что заставило Суханова внезапно разворачиваться… – Лимакин ткнул пальцем в схему: – Вот, смотри, пунктиром показано место крутого поворота мотоцикла влево. Так?…
      – Так, – согласился Голубев.
      – А вот здесь, в ста пятидесяти метрах от места столкновения, на проезжей части магистрали лежала сумочка Фишкиной. Один конец наплечного ремня у сумки был отстегнут…
      – Уловил, Петя, мысль! – воскликнул Слава. – Фишкина обронила сумку, и Суханов хотел развернуться, чтобы подобрать. По роковому стечению обстоятельств именно в этот момент джип пошел на обгон.
      – Правильно, – Лимакин посмотрел на Бирюкова. – Согласен, Антон Игнатьевич?
      – Предположение логичное. Не хватает только свидетельских подтверждений, – ответил Бирюков и повернулся к Голубеву. – Какую информацию успел собрать?
      Слава обстоятельно доложил о вчерашней встрече с сожителем Зверковым и о сегодняшнем разговоре с «лопухнувшимся» предпринимателем Курысько. Когда Голубев умолк, следователь хмуро проговорил:
      – Банальная история. Может, Антон Игнатьевич, обойдемся без возбуждения уголовного дела?
      Бирюков недолго подумал:
      – Если бы наши предположения подтвердил водитель джипа, основание для такого решения было бы веским. К сожалению, по неизвестной для нас причине водитель этот скрылся.
      – Не задержали его при въезде в Новосибирск?
      – С ним вообще произошло что-то странное. Перед вашим приходом мне звонил Филиппенко. Скоро он подойдет и подробно расскажет о несостоявшемся задержании.
      Начальник районной автоинспекции не заставил себя долго ждать. По его словам, черный джип «Сузуки» с поврежденной явно от столкновения с транспортным средством правой передней дверцей обнаружили сотрудники ГИБДД в селе Гусиный Брод, расположенном у окраины Новосибирска. Брошенный на произвол судьбы автомобиль стоял на обочине трассы недалеко от автобусной остановки. Удалось найти свидетелей, которые видели, как из джипа выскочили двое мужчин: один – солидный, другой – худощавый, с бородкой и усами, и две молодые женщины. У одной из женщин были пышные рыжие волосы. Все четверо сразу сели в автобус, идущий из Кузбасса в Новосибирск.
      – Кому принадлежит этот «Сузуки»? – спросил Бирюков.
      – Владелец джипа… – Филиппенко заглянул в записную книжку. – Чешуяков Федор Павлович – президент спортивного фонда «Парус» в Новосибирске. О происшествии с джипом он узнал от сотрудников ГИБДД.
      – Странно… Почему?
      – Кроме «Сузуки», у Чешуякова есть еще новая «Ауди». Вчера он ездил по разным делам на ней, а джип находился на служебной автостоянке у офиса фонда. Когда автомобиль исчез, никто не видел. Предполагают, будто его вторично угнали.
      – Вторично?…
      – Да, нынче весной угонщика удалось задержать при попытке угона. В этот же раз никто из служащих, находившихся в офисе, не заметил исчезновения джипа. Говорят, на стоянке всегда находится больше десятка крутых машин, и «Сузуки» шефа ничем особенным среди них не выделялся.
      – Смутная информация, – разочарованно сказал Голубев.
      Филиппенко развел руками:
      – Иной пока не располагаю. Сейчас сотрудники областной ГИБДД выясняют это дело.
      Бирюков побарабанил пальцами по столу:
      – Вроде бы простое дорожно-транспортное происшествие начинает принимать замысловатый оборот.
      – Придется работать? – быстро спросил Голубев.
      – Придется, Слава.
      – Какие будут оперативные поручения?
      – Оперативно тебе надо разыскать в Новосибирске подругу Насти Фишкиной. Как ее фамилия?
      – Мусонова Тамара.
      – Обстоятельно поговори с этой Тамарой. Может быть, Настя делилась с ней какими-то сведениями о Германе Суханове. Возможно, и о самой Насте она что-то расскажет…
      Внезапно зазвонил телефон. Сняв трубку, Бирюков спокойно ответил:
      – Прокурор слушает.
      Тотчас резкий голос с южным акцентом взволнованно произнес:
      – Господин прокурор, это Ахмет говорит!
      – Какой Ахмет?
      – Ахмет Полеев из спортивного комплекса, который многие называют базой отдыха. Здесь, слушай, у нас террористический акт получился.
      – Уточните: где у вас? – нахмурившись, сказал Бирюков.
      – У Потеряева озера. Где вчера разбился мотоцикл, сегодня бандиты застрелили двух мужчин. Из автомата много патронов сожгли и в «сапожке» умчались к Новосибирску.
      – В каком «сапожке»?
      – «Москвич» такой. Белый, с закрытым кузовом. На нем написано «Продукты». Надо чего-то делать, а?…
      – Оградите место происшествия. Мы скоро к вам приедем.
      Бирюков быстро положил телефонную трубку на аппарат и обратился к Филиппенко:
      – Григорий Алексеевич, срочно объяви перехват белого «Москвича» с надписью «Продукты» на закрытом кузове.
      Тот по телефону тут же отдал распоряжение дежурному ГИБДД.
      – Опять двадцать пять, – с болезненной гримасой проговорил следователь Лимакин.
      – К сожалению, Петр, опять, – сказал в ответ Бирюков. – Такое чэпэ без возбуждения уголовного дела явно не обойдется.
      Через несколько минут прокурорские «Жигули» в сопровождении машины автоинспекции с включенной фиолетовой мигалкой стремительно вырвались за окраину райцентра и устремились к автомагистрали Новосибирск – Кузбасс.

      Белый «Москвич» участники оперативной группы увидели сразу, как только выехали на автомагистраль. Фургончик с надписью «Продукты» стоял на обочине дороги. Ничуть не поврежденный, с запасом бензина в топливном баке и ключом в замке зажигания, он, по всей вероятности, сослужив свою службу, был брошен киллерами на произвол судьбы. В совершенно не приспособленном для перевозки продуктов кузове фургона затоптанный металлический пол был густо усыпан сигаретными окурками без фильтров и стрелянными гильзами от автомата Калашникова. Здесь же лежал и автомат с пустым рожковым магазином для патронов. Это наводило на мысль, что стрельбу учинили профессиональные убийцы, которые, чтобы избавиться от улик, обычно бросают «грязные» стволы неподалеку от места преступления. В стенках и в двери кузова были просверлены отверстия для обзора.
      После беглого осмотра «Москвича» по распоряжению Бирюкова один из ехавших с майором Филиппенко автоинспекторов остался охранять брошенный фургон. Вся опергруппа, не теряя времени, двинулась дальше. За первым же поворотом магистрали, почти на том же месте, где вчера разбились Герман Суханов и Настя Фишкина, стояла темно-вишневая «Ауди». Через изрешеченное пулями лобовое стекло в машине просматривались сидевшие в неестественных позах солидный мужчина и моложавый шофер. Лица и одежда обоих были сильно окровавлены. Возле «Ауди» хмуро курили четверо похожих на спецназовцев парней в камуфляже. На противоположной обочине автотрассы стоял грузовик. Высунувшийся из кабины пожилой шофер что-то рассказывал стоявшему около него невысокому мужчине в светлой замшевой куртке и джинсах. Правая ладонь мужчины была обмотана окровавленным бинтом, а в левой руке зажата трубка мобильного телефона. Как только участники оперативной группы выбрались из «Жигулей», мужчина трусцой подбежал к ним. Обращаясь к одетому в прокурорскую форму Бирюкову, эмоционально заговорил:
      – Смотрите, чего наделали бандиты! – забинтованной рукой он указал на «Ауди». – Шефа нашего с шофером расстреляли! Меня тоже, слушай, чуть вместе с ними не убили…
      – Представьтесь, пожалуйста, – спокойно спросил Бирюков.
      Мужчина словно растерялся:
      – Я Ахмет Полеев… Работаю заместителем директора и начальником охраны спортивного комплекса. – Показал на хмурых парней в камуфляже. – Это мои ребята. – И сразу повернулся к стоявшему грузовику. – А там, слушай, знакомый шофер из Кузнецка. Часто приезжает к нам рыбу ловить. Теперь ехал из Новосибирска и видел, как бандиты пересели из «Москвича» в черную иномарку.
      – Ахмет, ну мне можно уезжать?! – будто догадавшись, что разговор зашел о нем, крикнул шофер.
      – Погоди, друг! – ответил ему Полеев. – Иди сюда, расскажи прокурору, что ты видел.
      Шофер вылез из кабины и вроде бы с опаской подошел к Бирюкову. Из его лаконичного рассказа выходило, что черная иномарка, похожая на «Мерседес», стояла на обочине трассы в том месте, где «бандиты» оставили беспризорного «Москвича». Было их двое. Оба крупные, в камуфляжной форме. Один выскочил из москвичовского кузова, другой – из-за руля. Сразу втиснулись с разных сторон в иномарку, которая умчалась по направлению к Новосибирску.
      Пока следователь Лимакин записывал показания шофера, оперативная группа занялась осмотром места происшествия. Бирюков тем временем стал расспрашивать Ахмета Полеева. Заметив, как тот перескакивает с пятого на десятое, попросил не торопиться и в первую очередь назвать фамилии погибших.
      – Погибли президент спортивного фонда «Парус» Федор Павлович Чешуяков и его личный шофер Вася Цикалов, – быстро ответил Полеев.
      Бирюков глянул на стоявшего рядом начальника автоинспекции:
      – Это ведь Чешуякова джип вчера столкнулся с мотоциклом Суханова.
      – Бесспорно его, – подтвердил Филиппенко.
      – Шеф вчера к нам не приезжал, – недоуменно вскинув густые брови, проговорил Ахмет. – Федор Павлович сегодня утром приехал с Васей. Он всегда с ним приезжает.
      – А Вася без Чешуякова сюда ездил?
      – Шоферу одному здесь делать нечего.
      – У Чешуякова какие были сегодня дела?
      – Хотел вроде бы зарплату обслуживающему персоналу комплекса выдать, но деньги не привезли.
      – Кто должен был их привезти?
      – Этого Федор Павлович не сказал. Когда он часа через два, не дождавшись денег, собрался уезжать, я попросил, чтобы меня взял до Новосибирска.
      – По каким делам вы туда собрались?
      – Скоро открытие охотничьего сезона на уток. Хотел патронов к ружью купить. Чешуяков не стал возражать. Только, слушай, мы выехали от комплекса на трассу – из дверей москвичовского кузова застрочил автомат. Я сзади сидел и сразу повалился набок… – Полеев показал забинтованную руку. – Всего-то одна пуля край ладони зацепила. А сидевших впереди Васю и Федора Павловича бандиты мгновенно насмерть уложили.
      – Выходит, они здесь поджидали вас?
      – Конечно! – воскликнул Полеев. – Очень страшно было! Пока своих ребят сюда вызвал, немного с ума не сошел. Спасибо ребятам, подсказали: «Звони, Ахмет, срочно в районную милицию». По мобильнику набрал ноль-два. Кричу дежурному: «Быстро приезжай к Потеряеву озеру. Здесь двух мужчин бандиты расстреляли». Дежурный не испугался, говорит: «С такими делами прокуратура разбирается. Звони прокурору». И номер телефона назвал.
      К Бирюкову подошел следователь Лимакин. Подавая ему разорванную пополам сигаретную пачку «Прима», сказал:
      – Вот, Антон Игнатьевич, «черную метку» нашли на обочине, где стоял «Москвич» во время стрельбы по «Ауди».
      На внутренней белой стороне пачки под нарисованным красным фломастером черепом с перекрещенными костями было написано прямоугольными печатными буквами: «КРОВЬ ЗА КРОВЬ». Бирюков показал «метку» Полееву. Тот, прочитав угрожающий текст, неуверенно проговорил:
      – Пожалуй, эту бумажку бросили Герману Суханову или разбившейся с ним вчера женщине.
      – Вчера мы основательно здесь смотрели. Такой «бумажки» не было, – возразил следователь.
      – Значит, напутали бандиты! – запальчиво воскликнул Полеев. – Наша фирма кровавыми делами не занимается. У нас хороший фонд. Помогаем тренироваться и отдыхать спортсменам. Чешуяков был уважаемым и крепким руководителем.
      – У крепких людей и враги нехилые.
      – Не было, слушай, у Федора Павловича врагов. С уголовной шпаной он никаких дел не имел. Нашу фирму все состоятельные люди уважают. Отдыхать постоянно к нам едут.
      – И Суханов раньше у вас отдыхал? – спросил Бирюков.
      – Конечно. С девочками Герман приезжал. Как говорится, жил – не тужил.
      – В какую сумму такое житье ему обходилось?
      – Профессиональные спортсмены отдыхают у нас по льготным путевкам. Герман приезжал дикарем. Такие платят по тысяче рублей в сутки.
      – Не дороговато ли?…
      – Не дешево, конечно, но никто не жалуется. Живут в коттеджах. Питание ресторанное, из свежих продуктов. Кушай – сколько влезет.
      – «Москвич», из которого стреляли, раньше вам продукты не привозил?
      – Никогда! У нас собственная «Газель» через каждые двое суток ездит в Новосибирск за продуктами.
      – Кто сейчас отдыхает в комплексе?
      – Подростки из спортивных школ.
      – Новосибирские?
      – Кузбасские тоже есть. Все со своими тренерами. В конце августа, к началу учебного года, уедут домой. После взрослые спортсмены приедут. По путевкам.
      – А «дикарями» кто приезжает?
      – «Дикарей» мы только знакомых принимаем. Таких, как Суханов, с десяток наберется и все. По гостевым приглашениям много клиентов бывает.
      – Что это за клиенты?
      – Разные начальники из областной администрации, военные командиры, директора заводов, профессора, депутаты всякие. Они в сауне погреться любят, ухи из свежей рыбки да шашлычков из молодых барашков покушать.
      – Тоже по тысяче за сутки платят?
      – Расчеты меня не касаются, – увильнул Полеев. – К приезду гостей мне поручают наловить рыбы, сварить на костре тройную уху да поджарить вкусные шашлыки.
      – Кто поручает?
      – Иногда Федор Павлович звонил из Новосибирска, а в основном – Виталий Осипович Хватов, директор нашего комплекса.
      – Как с ним повидаться?
      – Сейчас – никак. Он на прошлой неделе улетел в Москву приобретать спортинвентарь.
      – Когда вернется?
      – Обещал через неделю, но пока не вернулся.
      – Чешуяков вчера или сегодня шашлыки не заказывал?
      – Вчера Федора Павловича здесь совсем не было, а сегодня он без гостей приезжал…
      Чем больше Бирюков старался узнать о Чешуякове, тем менее разговорчивым становился Полеев. Видимо, первоначальный шок, когда эмоции преобладают над разумом, у него прошел, и Ахмет впал в другую крайность. Из опасения, как бы не сказать лишнее, он стал изворотливо уклоняться от ответов даже на самые простые вопросы. Едва зашел разговор о доставке тел погибших в морг, Полеев, словно обрадовавшись, предложил пригнать из комплекса грузовик.
      Перед отъездом с места происшествия Бирюков поручил Славе Голубеву побывать в спорткомплексе и попытаться разговорить замкнувшегося Ахмета.

      Спортивный комплекс расположился в заповедном уголке векового бора на песчаном берегу Потеряева озера, похожего на морскую ширь. Огороженный с трех сторон высоким забором из бетонных плит, он представлял собой ухоженный городок, отвоевавший живописное место у могучих разлапистых сосен. Около пяти гектаров берега были застроены похожими друг на друга брусчатыми коттеджами. Среди коттеджей возвышался белокаменный двухэтажный дворец с колоннами у входа, лоджиями, островерхими башенками по углам и вертикальным козырьком, изображающим надутый ветром парус, над крышей. От широких металлических ворот в бетонном заборе тянулась асфальтированная дорога к кирпичным гаражам, в которых могли разместиться не меньше десятка громоздких импортных джипов-вседорожников. Были в спорткомплексе волейбольная и баскетбольная площадки, шикарный теннисный корт и опоясанное беговой дорожкой футбольное поле, покрытое ровным, словно подстриженным, зеленым газоном с темными плешинами вытоптанной бутсами травы у обтянутых сеткой ворот. На белесом пляжном песке стояли парусиновые шезлонги, прикрытые от солнца объемными разноцветными зонтами. Рядом с пляжем в озеро вдавался длинный дощатый пирс. По обеим сторонам пирса теснились причаленные гребные лодки, три катера «Прогресс» с подвесными моторами и две белоснежные парусные яхты. На фоне общей благодати и ухоженности инородным телом казался стоявший у берега грязный «Мерседес-Бенц». Во всю длину левой его стороны, похоже, мокрой тряпкой было крупно начертано: «ТАНКИ НЕ МОЮТ».
      Голубев, указав взглядом на надпись, с улыбкой спросил Полеева:
      – Это чья такая бронетехника?
      – Моя машина, – ответил Ахмет. – По проселочной дороге после дождя ездил в село за барашком. Испачкал, а помыть некогда. Попросил отдыхающих подростков вымыть. Они, хитрецы ленивые, ответили в письменном виде.
      – Не хотят грязную работу делать?
      – Спортом могут заниматься до седьмого пота, но работать вообще не любят. Придется самому засучивать рукава.
      Слава посмотрел на белокаменное здание:
      – Что во внутренних покоях царского дворца?
      – Все есть, что надо для культурного отдыха и занятий спортом. Кинозал на сто мест, ресторан с хорошей кухней, просторный бар, библиотека, спортивный зал, тренажерные кабинеты, сауна с бассейном и медпункт, гостиничные номера-люкс…
      – Кучеряво живете.
      – Неплохо живем, – Полеев глянул на часы. – Слушай, пора покушать, а?…
      – Я не привык по часам кушать.
      – Почему не бережешь здоровье?
      – Работа у меня такая, как на войне.
      – Война войной, но обед должен быть по расписанию.
      – Мне, Ахмет, поговорить серьезно с тобой надо, – переходя на «ты», сказал Голубев.
      – Айда в сторожевой флигель. Быстро разогрею в микроволновке гамбургеры. На сытый желудок легче разговоры вести.
      – Ну, что ж… пойдем.
      Флигель оказался красивым кирпичным особнячком, расположенным почти у самых ворот. Внутри он был разделен на две половины. Как объяснил Полеев, в задней половине охранники отдыхают, а в передней ведут наблюдение за мониторами от телекамер, просматривающих территорию комплекса и подъездную дорогу. Здесь же при необходимости можно и перекусить.
      – К чему такая строгая охрана? – спросил Голубев.
      – Заботимся о покое клиентов. Время нехорошее, возможны всякие провокации. Видишь, какая беда сегодня получилась…
      Усадив Голубева за столик, Ахмет достал из вместительного холодильника четыре пышных гамбургера, сунул их в микроволновую печь и, немного подумав, выставил на середину столика запотевшую бутылку водки. Слава, постучав пальцем по поллитровке, сказал:
      – При исполнении служебных обязанностей мне это категорически запрещено.
      Полеев вздохнул:
      – Мне тоже Аллах спиртное запрещает. Однако сегодня я выпью.
      – А как же обещанный разговор?…
      – Не опьянею, поговорим.
      Он действительно не опьянел. Выпив за приготовленной на скорую руку трапезой две небольшие рюмки, Полеев убрал поллитровку в холодильник и заварил крепкий кофе. Маленькими глотками отхлебывая из чашки обжигающий напиток, задумчиво проговорил:
      – Ох, большая беда получилась…
      Голубев, пригубляя горячую чашку, сказал:
      – Такие беды ни с того ни с сего не случаются. Видимо, Чешуяков крепко кому-то насолил.
      – Федор Павлович понапрасну никого не обижал.
      – Не из спортивного же интереса киллеры его изрешетили.
      – Конечно, бандиты стреляли наверняка, – согласился Полеев.
      – Ну, вот!.. Чем ты это объяснишь?
      – Могли перепутать машину Федора Павловича с машиной какого-то нашего гостя.
      – Кто из ваших гостей ездит в темно-вишневой «Ауди»?
      – К нам в разных иномарках приезжают. Всех не упомнишь.
      – Ну, сегодня кто-то был?
      – Кроме Чешуякова, никого не было.
      – А из сотрудников комплекса точно такой машины ни у кого нет?
      – Из сотрудников… – Ахмет опустил глаза. – У нашего директора такая же «Ауди». Виталий Осипович и Федор Павлович покупали эти машины в одно время.
      – Значит, что выходит?…
      – Ничего.
      – Ну, как же!.. Разве киллеры не могли спутать Чешуякова с Хватовым, если у них машины одинаковые?
      – Могли, конечно, да… Хватов вторую неделю находится в Москве. Надумавший убить его заказчик наверняка об этом знает. Зачем прежде времени нанимать киллеров?
      – По-твоему, Хватов отпадает?
      – Конечно.
      – И врагов у него тоже нет?
      – Может, и есть, да я их не знаю.
      – А вообще как он?…
      – Деловой товарищ.
      Слово по слову Голубев узнал, что тридцатилетний Виталий Осипович Хватов – в прошлом известный футболист – был правой рукой Чешуякова при создании спортивного фонда «Парус» и заводилой в строительстве оздоровительного комплекса, Именно он высмотрел участок на берегу Потеряева озера, выбил у районной администрации разрешение на постройку в заповедном месте и за полгода провернул такой объем строительных работ, с которым в застойные годы казенные строители провозились бы целую пятилетку. Обаятельная легкость в общении с людьми, природная смекалка и неиссякаемая энергия позволяют ему шутя справляться с любым делом. Единственной слабостью Хватова, на взгляд Полеева, являются женщины. Закоренелый холостяк, видимо, обладает такой притягательной силой, что даже юные девушки от него «плавятся».
      В этом отношении даже Суханов уступал Хватову, – с осуждающей усмешкой сказал Полеев.
      – А Чешуяков насчет женщин как? – спросил Слава.
      Ахмет осторожно погладил забинтованную руку. После небольшой паузы ответил:
      – Федор Павлович семейный был мужчина. У него дочь уже невеста. Жена красавица. Теперь вдовой осталась, и дочка осиротела. Да и возраст Чешуякова под пятьдесят.
      Ответ показался Славе уклончивым, и он решил копнуть поглубже:
      – Возраст и семья любовным похождениям не помеха. Знаешь русскую пословицу: «Седина в голову, а бес в ребро»?
      – Федор Павлович не бесился.
      – Часто он здесь бывал?
      – По нескольку раз в месяц.
      – С кем приезжал?
      – По-разному. Бывало, только с Васей, бывало, и с компаниями.
      – Кто в его компании входил?
      – Серьезные люди. Всех не упомнишь.
      – Ну, хотя бы последний компанейский приезд Чешуякова запомнил? – продолжил «копать» Слава.
      – Последний раз Федор Павлович приезжал с компанией в начале недели, когда Хватов улетел в Москву… – Полеев задумался. – Были с ним художник Анатолий Александрович, фамилию не знаю; молодая, вся в золоте, женщина, похожая на артистку, и еще Влада Багина – секретарша Федора Павловича.
      – Секретарше-то чего здесь делать?
      – По указанию Чешуякова Влада проверяла, как выполнен контракт с художником. Анатолий Александрович летом долго у нас жил. Картины рисовал. Главный корпус и все коттеджи украшают его работы, – Полеев взглядом указал на висевшую над холодильником небольшую масляную копию с картины Перова «Охотники на привале». – Нам тоже одна из картинок досталась.
      – А как «артистка» в компанию попала?
      – Она художнику много улыбалась. То ли жена его, то ли секретарша.
      – У художников секретарш не бывает, а жены мужьям много не улыбаются. Наверное, любовница?
      – Не знаю.
      – Какие у нее волосы? – быстро спросил Голубев, вспомнив слова Пухова, что при столкновении с мотоциклом в джипе сидела рыжая женщина.
      – Вроде, слушай, фиолетовые с проседью. Причесали красиво.
      – У Влады какого цвета голова?
      – Влада русоволосая красавица, ну и вся такая из себя современная модель… – Полеев помолчал. – Если художник интересует, то он мужчина среднего роста, худощавый. По годам – ровесник Чешуякова. Длинные волосы волнистые. Усы аккуратные и бородка клинышком.
      – Долго эта компания здесь пробыла?
      – Полдня в служебном коттедже сидели.
      – Без выпивки?
      – Деловые встречи теперь на сухую не проходят. Шашлык к коньячку заказали. Вечером Вася вполне здоровых их увез.
      – На какой машине?
      – На «Ауди».
      Слава усмехнулся:
      – Выходит, Ахмет, теплая компашка просто выпить сюда приезжала.
      Полеев крутнул головой:
      – До того, как за стол сесть, они обошли коттеджи и в главном корпусе побывали.
      – Картины пересчитывали, что ли?
      – Все смотрели. В кинозале похожая на артистку женщина поднялась на сцену и пробовала петь. Голос у нее сильный. Сказала, что акустика хорошая, для записи вполне подходящая.
      – Для какой записи?
      – Не знаю. Я заглянул в кинозал, чтобы спросить у Федора Павловича: не пора ли заваривать уху? Он вместо ухи попросил шашлыки поджарить.
      – Шофер Вася в их компании сидел?
      – Нечего там шоферу делать. Мы с ним на берегу, у мангала, покушали.
      – Ну, а сегодня с какой целью Чешуяков приезжал?
      – Я не понял его сегодняшней цели… – Полеев задумчиво уставился в окно. – Федор Павлович очень неразговорчивый был. Попросил меня открыть кабинет Хватова. Молча все бумаги в столе перебрал. Хотел чего-то в сейфе посмотреть, да ключа от сейфа мы не нашли.
      – Ты не поинтересовался, что он искал?
      – Таких вопросов я никогда не задаю начальству.
      – И Чешуяков у тебя ничего не спрашивал?
      – Спросил, как идут дела в комплексе без Хватова. Я ответил, мол, все нормально. «Вот так, Ахмет, и держи, – посоветовал Федор Павлович. – Если Хватов останется в Москве, придется тебе все дела в руки взять, пока нового директора подберем». Потом намекнул, что сегодня выдадут нам зарплату, если деньги привезут. Но о том, кто должен их привезти, промолчал.
      – Разве Хватов не за спортинвентарем в Москву уехал?
      – Говорю, я не понял… Виталий Осипович не собирался там оставаться. Сказал, через неделю прилетит.
      – Какие отношения у него были с Чешуяковым?
      – Нормальные… За много лет только один раз, нынче весной Чешуяков строго отчитал Хватова за то, что Виталий Осипович без его разрешения продал за полцены водный мотоцикл «Бомбардье», который стоит тринадцать тысяч долларов.
      – Что это Хватов так продешевил?
      – В коммерции наш директор – мужчина ловкий, да покупатель, видно, оказался ловчее.
      – Не знаешь, кто этот покупатель?
      – Кажется, из какого-то морского клуба на Обском водохранилище.
      – Хватов не обиделся на Чешуякова за тот строгий «отчет»?
      – Виталий Осипович не обидчив. Как он сам говорит, такие мелочи ему по барабану.
      – А как Герман Суханов стал здесь своим человеком? – внезапно сменил тему Голубев.
      – Через Хватова. Оба бывшие футболисты.
      – И оба увлекались девочками?
      – Да, конечно.
      – На почве дележа красавиц конфликты не возникали?
      – Кого там делить?… – словно удивился Полеев. – Продажные красавицы – общак в дурдоме.
      – Выходит, не зря говорят, будто ваш спорткомплекс бывает похож на «Клуб веселых шизофреников»?
      – Это Макар Семенович Пухов сказал. Приехал, слушай, старик в День военно-морского флота порыбачить, а Суханов с компанией праздник отмечал. Хватов за такое поведение Герману головомойку устроил.
      – Давно здесь работаешь?
      – С основания комплекса. До этого кооперативный техникум закончил по специальности «Охотоведение» и десять лет егерем в охотобществе трудился. Потеряево озеро охранял. Место тихое было. Только при открытии осеннего сезона на уток такая стрельба начиналась, как на войне.
      – Теперь не стреляют?
      – Теперь, кроме наших сотрудников, здесь охота запрещена. И рыбачить можно только удочками с берега или с лодки.
      – Но гости ваши сетями браконьерят.
      – Начальникам всегда все можно… – Полеев вдруг, словно спохватившись, посмотрел Голубеву в глаза и недоуменно спросил: – Слушай, зачем бандиты оставили записку «Кровь за кровь»? Кого они пугают, а?…
      – Тебе разве не понятно? – вопросом на вопрос ответил Слава.
      – Ничего понять не могу.
      – А ты пошевели мозгами. Вчера, столкнувшись с джипом Чешуякова, разбился Герман Суханов со своей любовницей. Сегодня на том же месте расстреляли владельца джипа…
      – За гибель Суханова бандиты отомстили Федору Павловичу. Так, что ли?
      – Однозначно, так.
      На лице Полеева появилось удивление:
      – На джипе Чешуяков к нам не ездил. Он всегда в «Ауди» сюда приезжал.
      – А шофер Вася без Чешуякова джипом не пользовался?
      – Никогда не видел Васю за рулем «Сузуки».
      На вопросы Голубева о подробностях бандитского нападения Полеев повторил только то, что рассказывал прокурору Бирюкову. По его словам, автотрасса во время стрельбы пустовала, так как на этом участке дороги оживленное движение машин бывает лишь ранним утром, когда кузбасские предприниматели едут в Новосибирск на барахолку, да вечером, когда они возвращаются в Кузбасс.
      Исчерпав все вопросы, Слава стал подумывать, как бы сподручнее добраться до райцентра. В это время во флигель вошел «камуфляжный» парень. Полеев сразу спросил:
      – Отвез Федора Павловича с Васей в морг?
      – Отвез, – мрачно ответил парень. – Попутно по распоряжению прокурора утащил «Ауди» на штрафную автостоянку. Хана машине. Не только салон издырявили, но и новейший двигатель пулями загубили.
      – Федору Павловичу теперь без разницы, – со вздохом проговорил Ахмет и, глянув на Голубева, будто угадал его мысли: – Тебя, наверно, пора домой доставить, да?…
      – Желательно, – сказал Слава.
      Ахмет повернулся к парню:
      – Дима, отвези опера в райцентр на моем «мерсе».
      – Сам ленишься? – с явной неохотой буркнул парень.
      Полеев показал забинтованную руку:
      – Куда я с такой лапой уеду? Надо в медпункт идти, чтобы перевязку сделали.
      – На твоем грязном «танке» стыдно ехать, – опять попробовал увильнуть Дима.
      – Сгоняй на своем чистом «Паджеро».
      – Ладно, сгоняю, – парень кивнул Голубеву. – Пойдемте…
      Как только они вышли из флигеля, Полеев достал из холодильника початую поллитровку. Раз за разом выпил две полные рюмки и внезапно заслезившимися глазами уставился в окно.

      Молчавший всю дорогу хмурый Дима при въезде в райцентр спросил:
      – Куда дальше ехать?
      – К железнодорожному вокзалу, – ответил Голубев. – Оттуда своим ходом потопаю.
      На краю привокзальной площади у передвижного хлебного магазинчика стояла желтая вазовская «шестерка». Слава показал на нее и попросил:
      – Возле того «жигуленка» тормозни. Скажу тебе «спасибо» и «до свидания».
      – Ладно, чего там, – буркнул Дима, останавливая «Паджеро».
      Голубев спрыгнул с подножки джипа на асфальт. Не успел он сделать и трех шагов, как от магазинчика послышался громкий шепелявый голос:
      – Вячеслав Дмитрич!..
      Слава повернул голову. На магазинном крылечке стоял с буханкой хлеба в руке приземистый и пухлый, словно колобок, лысый ветеран войны Пимен Карпович Купчик. Щуря от вечернего солнца узкие глазенки, старик приветливо улыбался. Голубев подошел к давнему знакомому. Пожимая ему руку, сказал:
      – Привет, Карпыч.
      – Здрав-желаю, ваш-бродие! – шутливо гаркнул Купчик и посмотрел вслед удалявшемуся «Паджеро». – Районная милиция уже на забугорных дразнилках стала ездить?
      Слава улыбнулся:
      – «Дразнилки» будут у районной милиции, когда на горе рак свистнет.
      – Не отчаивайся, Дмитрич. Я тоже полагал, что до гробовой доски буду кряхтеть за баранкой запорожского «кузнечика», а теперь… – старик показал на желтые «Жигули». – Глянь, на какой приятной «шестерочке» катаюсь.