Неожиданно вспомнилась фотография завязанной в хозяйственвую сетку банки с медом на цыгаиской телеге. Антон подошел к самосвалу и спросил у Тропынина: - Сергей Павлович, в какую посуду Андрей Барабанов хотел меду взять? - Стеклянную трехлитровую банку в сетке он вез из Серебровки, - ответил Тропынин. - А чо такое?.. - Да так, ничего, - сказал Бирюков. Едва Антон сел в кабину, Тропынин включил скорость и посмотрел на часы: - В Серебровку вас отвезу да еще одну ездку на элеватор сделаю. Обещал бригадиру сегодня рекорд поставить. - О Розе что-нибудь можешь рассказать? - А чо о ней говорить?.. С виду Роза легкомысленная, но на самом деле строгая. - Ты говорил: Левка или она убили пасечника. - Ну, это я так, от фонаря, сказал, хотя Роза может номер отмочить... Гриня Репьев имел привычку, с девчатами руки распускать. Вполне могло случиться; сунулся он к Розе, а та вгорячах полосонула его ножом по горлу. Дед Лукьян Хлудневский вчера рассказывал, что Грине как литовкой горло распластали... - Ружья никакого у пасечника, не было? - В прошлом году держал Гриня на пасеке казанцевскую переломку шестнадцатого калибра. Кажется, участковый Кротов у него то ружьишко конфисковал. - Друзья какие-нибудь к Репьеву на пасеку захаживали? - Не было у него друзей. Так разве... бутылку на троих с кем раздавит. - А из прежних дружков в Серебровке никто не появлялся? - О прежних своих дружках Гриня даже пьяный ни слова не говорил. Может, он на пасеке скрывался от них, а?.. Бирюков промолчал. Среди поредевших березок показались шиферные крыши серебровских домов. Тропынин быстро спросил; - Вас к бригадной конторе подвезти? - К участковому, - ответил Антон.
      7. ЗАГАДОЧНЫЙ ВЫСТРЕЛ
      Участковый инспектор Кротов с наслаждением ел арбуз. Отрезав ломоть, он пристально разглядывал его, кончиком ножа терпеливо выковыривал каждое зернышко, вздыхал и, жмурясь от удовольствия, сочно вгрызался в рубиновую мякоть. Управясь с одним ломтем, неспешно вытирал руки, затем губы полотенцем. Хрустя спелой арбузной коркой, отпахивал новую порцию и повторял все в строгой последовательности. Занятый столь аппетитным занятием, участковый увидел Бирюкова, когда тот уже поднялся на крыльцо. Кротов смущенно бросил на стол недоеденный наполовину ломоть, торопливо провел ладонью по губам и, скомкав полотенце, выскочил из-за стола так проворно, словно ему предстояло рапортовать внезапно нагрянувшему начальству. - Разрешите, Михаил Федорович? - входя в распахнутую настежь дверь, проговорил Антон. - Добро пожаловать, товарищ Бирюков! - отчеканил Кротов. Он энергично тряхнул протянутую для рукопожатия ладонь и снизу вверх посмотрел рослому Антону в глаза. - С прибытием на родную землю! - Спасибо, Михаил Федорович. - Недавно звонил подполковнику Гладышеву. Хотел сообщить о некоторых результатах, однако тот посоветовал дождаться вашего прибытия и доложить вам все в подробном виде. - Есть новости? - Относительные, - участковый широким жестом показал на арбуз, Присаживайтесь к столу, товарищ Бирюков, угощайтесь. Вчера сельпо порадовало нас дарами юга, вся деревня их покупает. - И, не дожидаясь согласия Антона, разрезал остатки арбуза на крупные ломти. Антон, усевшись за стол, выбрал один из ломтей. Кротов пристроился напротив, сразу сказал: - Располагаю устными сведениями, что на прошлой неделе в Серебровке при загадочных обстоятельствах произведен как будто ружейный выстрел. Кто стрелял, пока установить не удалось... Осторожно стряхнув с арбузного ломтя созревшие черные зерна, Антон вопросительно посмотрел на участкового. Кротов, выдержав паузу, в свойственном ему канцелярском стиле стал рассказывать, как неделю назад жена бригадира Гвоздарева, работающая в Серебровке почтальоном, в середине дня слышала негромкий выстрел. Где стреляли, она толком не поняла, однако предполагает, что выстрел раздался или во дворе Степана Екашева, или в соседней от него усадьбе деда Лукьяна Хлудкевского. Кротов пытался выяснить этот вопрос и попал в странное положение: Хлудневский со своей старухой уверяют, будто стреляли у Екашева, а Степан Екашев говорит, что слышал выстрел у Хлудневских. Смакуя тающую во рту арбузную мякоть, Бирюков спросил: - У кого из них ружья? - У Лукьяна Хлуяневского штучная двуствольная тулка выпуска тридцатого года. Ружье смазано. Признаков недавнего употребления на нем не обнаружено. Степан Екашев от роду огнестрельного оружия не имел. Правда, к нему приезжает из райцентра сын Иван - заядлый охотник... Бирюков, вспоминая, задумался: - Иван, кажется, самый старший из сыновей Екашева? - Так точно. На кирпичном заводе в райцентре работает. Передовик труда, районная газета неоднократно о нем писала. - Давно он в Серебровке был? - На прошлой неделе. Помогал Степану сдавать соленые грибы сельповскому заготовителю. Нынче у нас, как говорят, аномальный год выдался - вторая волна груздей, вместо августа, в начальных числах сентября пошла. - Кротов сделал многозначительную паузу. - И еще одна загадка, товарищ Бирюков, мне покоя не дает. Хлудневский заявляет, будто со дня выстрела у него пропал кобелек. Букетом звали. Безвредный был песик. Больше пяти лет у Лукьяна жил, а тут пропал. - Михаил Федорович, Сергею Тропынину можно верить? - вдруг спросил Антон. - Торопуне?.. При официальном разговоре, полагаю, можно. Парень работящий, хотя в поведении много ветрености. Большой любитель почесать язык и непревзойденный проказник на всевозможные причуды. - Так вот, Тропынин говорит, что в прошлом году Репьев держал на пасеке ружье... - Так точно. Шестнадцатый калибр системы Казанцева. Из-за отсутствия регистрации и охотничьего билета одностволка у Рельева мною была изъята и сдана в районный охотничий магазин с оформлением всех установленных законом документов. - А молодого цыгана Левку из табора знаете? - Знаю, На гитаре виртуозно играет и пляшет отменно. Бирюков положил на стол арбузную корку. Достал носовой платок, чтобы вытереть руки, но Кротов подал ему полотенце и поинтересовался: - Вероятно, о Левкиной ревности слышали? - Слышал. Это правда? - Был такой случай, когда Левка брал Репьева за грудки, но до драки дело не дошло. Имею сведения, что после того они помирились. Вы другой информацией располагаете? - Есть предположение, что цыгане крепко поссорились с Репьевым. Попытаться бы осмыслить корни этой ссоры. И с выстрелом надо разобраться. Хлудневский дома? Кротов посмотрел на часы: - Вероятно. Вас проводить? - Если не трудно... Участковый снял со стены в прихожей форменный пиджак с такими же, как у Бирюкова, капитанскими погонами и стал одеваться. Небольшой светлый домик деда Лукьяна Хлудневского весело голубел простенькими наличниками через три усадьбы от дома Кротова. За ним прогнулась подернутая зеленоватым мхом крыша когда-то добротного крестовика. Большую часть его окон прикрывали перекошенные старые ставни, а сам дом от времени будто врос в землю и съежился. Участковый показал на него: - Хоромы Степана Екашева. Надорвался мужик непосильной работой, запустил усадьбу. Всего второй год, как ушел на пенсию, а высох, что тебе щепка. - Болеет? - Трудно сказать... Ни сам Екашев, ни его старуха ни разу у врачей не были, хотя на болезни жалуются постоянно. Полагаю, от усталости у них это. Представьте себе, товарищ Бирюков, по четыре головы крупного рогатого скота держат. По сорок-пятьдесят центнеров ежегодно вдвоем сена накашивают. В три часа ночи уходят на покос и возвращаются в одиннадцать вечера. Старуха прибежит, управится со скотиной и опять - на помощь Степану. А тот, не разгибаясь, день-деньской машет литовкой. Так, по-бурлацки, в Серебровке, хроме Екашевых, уже давно никто не работает. В сенокосную пору правление колхоза выделяет специальный трактор с косилкой, и тот по очереди всем накашивает для личного скота. А Екашевым невтерпеж управиться с покосом, по старинке привыкли жилы рвать. - Помнится, раньше Екашев сапожным ремеслом подрабатывал, - сказал Антон. - Сапожник и пимокат он отменный. В послевоенные годы, можно сказать, всю Серебровку и Березовку обувал. Теперь народ привык к фабричной обуви, однако Степан своего ремесла не бросает - идут некоторые к нему с заказами. - Что ж он дом не починит? Неужели денег нет? - Каждый год по весне умирать собирается, не хочет связываться с ремонтом. Что касается денег, говорит, сыновьям отдает. У него, кроме Ивана, еще четверо. Трое из них в Новосибирске определились, семьи завели. А последний - не удался. Был судим за хищение и где теперь находится, не известно. - Это Захар, что ли? - Он самый. Знаете? - В школе вместе учились, только он и восьми классов не закончил. Когда его осудили? - Еще до того, как вы после института в наш райотдел приехали работать. Скотником в бригаде Захар числился и, представляете себе, занялся систематическим хищением комбикормов. В райцентре похищенное сбывал, на водку денег не хватало... Разговаривая, подошли к дому Хлудневского. Кротов распахнул калитку и пропустил Бирюкова вперед. Дед Лукьян, сидя на крыльце, перебирал свежие грибочки. Увидев сразу двух капитанов милиции, он с завидной для его лет легкостью вскочил на ноги. - Вольно, дед Лукаян, сам рядовой, - пошутил Кротов. Старил смущенно потеребил белую бороду: - Думал, военное начальство нагрянуло, а тут все свои, - И, прищурясь, посмотрел на Антона: - Если не ошибаюсь, Игната Матвеича сын?.. - Он самый, - подтвердил Кротов. - Теперь начальник уголовного розыска нашего района. Имеет желание с тобой побеседовать. Букет так и не нашелся? - Нет, Михаил Федорович. - Агафья Васильевна в избе? - В сельпо подалась Агата. Говорят, там со вчерашнего дня арбузами торгуют. - Тогда веди нас в избу. Составим разговор без посторонних наблюдателей. - Милости прошу, милости прошу, - заторопился Хлудневский. Кротов и Бирюков следом за стариком прошли в светлую горницу, обставленную скромной мебелью. В переднем углу висела потемневшая старая икона, рядом с которой на большом цветном плакате улыбался космонавт Юрий Гагарин. Весь угол под иконой занимал телевизор с большим экраном. Участковый бросил короткий взгляд на икону и усмехнулся: - Телевидение, дед Лукьян, смотришь, а от бога отвыкнуть не можешь. - По мне, что есть бог, что нет. Агата с молодости к нему привыкла, будто курящий мужик к табаку, - Хлудневский быстренько переложил с одного из стульев на стол пачку номеров районной газеты. - Да вы присаживайтесь, присаживайтесь! В ногах, как говорится, правды нет. Разговорились. Старик довольно быстро пересказал, как он обнаружил убитого пасечника. Затем перевел беседу на запоздавший и необычайно богатый урожай грибов в этом году. Стал перечислять наиболее грибные места, которые успел обойти прежде, чем, сгорая от жажды, завернул на пасеку. Антон знал перечисленные делом Лукьяном колки. Находились они далековато от пасечной избушки, и в том, что старик не слышал выстрела, которым убили Репьева, ничего странного не было. Когда же Бирюков спросил о "загадочном" выстреле в Серебровке, Хлудневский без всякого сомнения заявил: - У Степки Екашева за амбаром бабахнуло. Мы с Агатой на дворе как раз были, грибы перебирали и ошибиться насчет выстрела не могли. - Не спрашивали у Екашева, кто стрелял? - Не вожу я с ним дружбы. - Почему? - Душа моя не принимает таких людей. Жаден до невозможности Степка. Старухи наши часто встречаются, а мы со Степаном так, мимоходом... здравствуй - будь здоров. Бирюков машинально посмотрел на лежащие на столе газеты и вдруг вспомнил о пыжах, обнаруженных оперативной группой. - За этот год районка? - спросил он Хлудневского. Тот утвердительно кивнул: - За этот. Интересный рассказ с продолжением печатается потому и собираю все газетки подряд. - Можно посмотреть? - Почему ж нельзя. Дед Лукьян придвинул газеты к Бирюкову. Антон быстро перебрал всю пачку и неожиданно для себя отметил, что из августовских номеров не хватает одного лишь номера за девятое число, то есть того самого, из которого были сделаны пыжи. На вопрос - куда исчезла эта газета? - Хлудневский с искренним недоумением пожал плечами: - Агата, должно быть, куда-то подевала. Сколько ни наказываю, чтобы не брала, а она все продолжает брать без моего ведома. - А сами вы, случайно, никому не отдали этот помер? - Ни-ни! Очень увлекательное продолжение, второй месяц подряд читаю. Про наши места написано. Вот смотрите, "Тайна Потеряева озера" называется... дед Лукьян ткнул пальцем в рисованный заголовок и вдруг старательно принялся перебирать газеты. Пока он занимался этим делом, из магазина вернулась с большущим полосатым арбузом запыхавшаяся бабка Агата. Хлудневский встретил ее сердитым вопросом: - Сознавайся, старая, куда подевала газетку за девятое августа?! - Будто я их разглядываю, когда беру, - поздоровавшись с Кротовым и Бирюковым, ответила старуха. - Чего случилось-то? - Продолжение разрознила, елки-моталки! - вспылил дед Лукьян. - Сколько раз наказывало не трожь без спросу! - Тю, старый! Какая муха тебя сегодня укусила? Чего, говорю, случилось? - Ничего страшного, Агафья Васильевна, - постарался успокоить Антон.Просто газета потерялась. Старуха смущенно пожала плечами и вдруг виновато посмотрела на деда Лукьяна: - Две недели назад, может, попозже я в одну газетенку кусок соленого сала завернула для Екашихи. Это ж надо так жить? На покос люди собираются и всего-навсего берут буханку хлеба да жбан молока. Много ли на таких харчах протянешь? Сердце мое не вытерпело, отнесла Екашихе кусок свиного сала. - Сколько наказывал: не трожь газетки! - опять вскипел Хлудневский. Бабка Агата с укором покачала головой: - Копеечный клок негодной бумаги пожалел. - И, словно меняя неприятный для нее разговор, обратилась к участковому: - Михал Федорыч, а до тебя Федя-кузнец направился. Арбуз от магазина попутно подмог мне донести. - Чего это он ко мне надумал? - Не ведаю, Федорыч. Хмурый шел... Кротов вопросительно посмотрел на Бирюкова. Антон уже понял, что вряд ли дед Лукьян теперь расскажет что-то откровенное, поднялся. Возле угрюмо съежившегося дома Екашевых стояли два самосвала с зерном. Их номера были городскими. Кротов недовольно проговорил: - Зачастили приезжие водители к Степану в гости. Надо срочно прикрывать левоту. - Что они у него нашли? - поинтересовался Бирюков. - Любители выпить разнюхали подпольный винзавод. - Екашев занимается самогоноварением? - Так точно. Уголовное дело против него возбуждено по признакам статьи сто пятьдесят восьмой. Подполковник Гладышев поручил мне провести дознание, но вот убийство Репьева все планы спутало... - Кротов кашлянул. - Полагаю, вы не случайно заинтересовались у Хлудневского газетой? - На пасеке обнаружены пыжи, изготовленные из районной газеты за девятое августа. Кротов чуть было не остановился: - Предлагаю немедленно побывать у Екашева. - Не надо, Михаил Федорович, спешить.
      8. ЗОЛОТОЙ КРЕСТ
      Низенькая, под стать самому Кротову, жена участкового на вопрос - заходил ли кузнец? - ответила прямо-таки в кротовскои стиле: - Только что был. По какому вопросу хотел видеть, не сказал. Просил, по возможности, заглянуть к нему домой. Над Серебровкой уже загустели вечерние сумерки. Во дворах мычали вернувшиеся с выпаса недоеные коровы, хозяйки брякали подойниками. Недалеко от деревни, сразу за поскотиной, глухо рокотали работающие комбайны. Окна Кузнецова дома чуть-чуть желтели, словно за ними горела тусклая коптилка. Снаружи дом почти не отличался от других серебровских домов, но, войдя в него, Бирюков поразился "оригинальностью" планировки. Громадная, во всю величину дома комната казалась пустующим спортивным залом, незначительную часть которого занимала высокая русская печь, прижавшаяся к стене слева от порога. Вдоль всей правой стены, под окнами, тянулась широкая лавка. Уходящий вдаль ее конец упирался в старинный буфет с обломанными наполовину резными украшениями. У противоположной стены стояла самодельная деревянная кровать заправленная байковым одеялом. Над кроватью - рисованный ковер с лебедями, но без традиционной целующейся парочки. В изголовье кровати, свернувшись клубком, спал пушистый черный кот. Возле печи стоял небольшой стол, рядом с ним - две табуретки. За столом старинный сундук. На шпагате, протянутом от притолоки за печь, сушились пучки травы-кровохлебки. На столе лежала старая зачитанная Библия. Больше всего поражала передняя стена. Без окон, она, как церковный иконостас, была увешана иконками и цветными литографиями с божественными сюжетами. Перед стеной с потолка свисала на медных цепочках фиолетовая стеклянная лампадка с тонкой восковой свечкой, а под самым потолком тускло светилась маломощная электрическая лампочка. Рассматривая от порога иконы, Антон с некоторым замедлением сообразил, что, кроме черного кота, в доме никого нет. Кротов как глянул и не то шутя, не то серьезно, произнес: - Федо-о-ор! Ау-у-у... - Ор-ру-у!.. - коротко отозвалось эхо. Кот, вскинув голову, сверкнул зеленоватыми глазами я опять свернулся клубком. За дверью послышались грузные шаги. Дверь скрипнула, и с подойником парного молока вошел кузнец. Сияв с медно-рыжей седеющей головы картуз, он поклонился Кротову: - Здоров будь, Михаил Федорыч. - повернулся к Антону: - И вы, молодой человек, здравствуйте. - Прошагал к буфету. Достал из него несколько глиняных кринок. Начал сцеживать в них молоко. - Садитесь там... Разговор, можа, долгий получится... Вот с хозяйством справлюсь... - Так, Федя, и живешь, как на казарменном положении, - усаживаясь на лавку возле окна, вздохнул Кротов. - Корову сам доишь. Разве мужское это занятие, к примеру спросить?.. И чего ты только терпишь холостяцкую жизнь? - Бог терпел и нам велел, - спокойно ответил кузнец. - Женился бы давным-давно, детишек завел. Это - цветы жизни, можно сказать. - Пошли тебе бог их полный букет, - У меня, Федя, внуки уже имеются. - И слава богу. - Вот дался тебе бог. Влип ты, Федя, в религию, как несмышленая муха в мед. Кузнец не ответил. Он разливал по кринкам молоко неторопливо, словно тянул время. Остатки из подойника плеснул в консервную банку на полу, скомандовал: - Жук! Дремавший на кровати кот черной молнией метнулся к банке. Кузнец молча вынес кринки. Потом достал из печи тугун с горячей водой. Ополоснув подойник, выставил его за дверь. Погремел во дворе рукомойником. Шикнул на загоготавшего гуся, похоже, загнал в хлев корову и вернулся в дом. Однако начинать разговор не торопился. Убрал со стола Библию, как будто она ему мешала. Придвинул к столу табуретку. Сел и уставился в пол. - Как понимать твое молчание, Федя? - не вытерпел Кротов. Кузнец тяжело вздохнул: - Чудится мне, Михаил Федорыч, что погиб пасечник за золотой крест... Кротов недоуменно переглянулся с Бирюковым. Хмыкнув, сказал: - Не совсем понятно, Федор Степаныч, твое заявление. - Я не заявляю - подсказываю, из-за чего убийство могло совершиться. - Нам подробности надо знать, - вмешался в разговор Антон, а Кротов тут же представил его кузнецу: - Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района. Кузнец ничуть не удивился: - Бирюковых издали по обличью видать. - И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча. - Где Репьев взял эту церковную реликвию? - спросил Антон. - Не поинтересовались у него? - Спрашивал. Гриня сказал, будто бы в роднике близ цыганского табора нашел. - Из Америки с подземным потоком выплыл? - иронично вставил Кротов, но кузнец вполне серьезно ответил: - Нательные золотые да серебряные крестики, были случаи, люди и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки бревен Степан Екашев _ безбожник в войну на дрова себе увез, оттого и чахнет теперь здоровьем... - Откуда же, Федя, кресты в роднике? - недоверчиво спросил Кротов. - Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются. - По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?. - Мог найти, а мог и украсть. - У кого? - У тех же цыган. - Думаешь, за это цыгане и убили Репьева? Кузнец торопливо перекрестился: - Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего кто-то другой на Гриню руку наложил. - Кто же, по-вашему? - спросил Антон. - Я ж ничего не знаю. Только подсказываю, что у пасечника был золотой крест. - Почему уверены, что после убийства Репьева этот крест на пасеке не обнаружен? Кузнец растерянно посмотрел на Бирюкова, затем на Кротова, но ни слова не произнес. - Вопрос поставлен конкретно... - строго-официальным тоном начал Кротов, однако, перехватив осуждающий взгляд Антона, закончил мягче: "Ты, Федор Степаныч, не скрывай, сам понимаешь, преступник должен быть наказан. - Я ж на самом деле не знаю, можа, нашелся крест на пасеке, можа, нет. У меня другая думка: пока Гриня не показывал золото - был жив и невредим, а как только показал - сразу жизни лишился. Золотой крест не на шутку заинтересовал Бирюкова, но сколько он ни старался узнать у кузнеца что-нибудь определенное, тот отделывался туманными предположениями и вроде бы даже сожалел, что затеял этот разговор. Исподволь наблюдая за морщинистым рыжеватым лицом, Бирюков несколько раз приметил, будто кузнец хочет в чем-то признаться и никак не может набраться для этого решимости. Стараясь приободрить его, Антон сказал: - Федор Степанович, коль уж начали помогать розыску, то помогайте до конца. - Боюсь с толку вас сбить, - мрачно обронил кузнец. - Не бойтесь. Мы разберемся. Лицо кузнеца как будто посветлело. Глядя на иконы, он вдруг перекрестился и, повериумпясь к Бирюкову, словно извиняясь, заговорил: - Вчерашним вечером бригадир Гвоздарев и молодой офицер из милиции спрашивали меня: все ли цыгане в день убийства были на работе? Со страху сказал, что все, а как после одумался, то одного не было... - Кого именно? - Левкой его зовут, - тихо сказал куэнец и опять перекрестился. - Прости меня, господи, грешника твоего. Не по злому умыслу сказал неправду, извелся от такого греха за сутки. - Почему Левка не вышел в то утро на работу? - Этого не ведаю. Черный кот, вылакав байку молока, сыто потянулся, подошел к порогу и уставился на кузнеца светящимися в сумраке зеленоватыми глазами. Кузнец поднялся и выпустил его за дверь. После этого опять сел у стола. Морщинистое лицо его теперь заметно повеселело. Бирюков, размышляя о золотом кресте, вспомнил, что при осмотре на пасеке не обнаружили даже столового ножа, необходимого в повседневном обиходе. - Михаил Федорович, - обратился он к Кротову, - у Репьева был. какой-нибудь нож? - Безусловно. Охотничий... Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного окота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был - нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины на закуску родную сковороду - обязательно. - Сломал Гриня недавно тот ножик, - неожиданно сказал кузнец. Кротов удивился: - Мне этот факт не известен. - Сам Репьев говорил, просил сделать финку. Я отказался, дескать, не имею права такие ножи изготовлять. - Правильно поступил, Федя. Антон, задумавшись, спросил: - До того, как поселяться на пасеке, Репьев у кого в Серебровке жил? - У Екашевых, - быстро ответил Кротов. - Имеются какието предположения? - Просто связь ищу... От куэнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, коода деревня уже засыпала. Тишину прохладной ночи нарушал лишь приглушенный расстоянием гул комбайнов, работающих в ночную смену. - Полагаю, заночуете у меня? - опросил участковый. - Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, - ответил Антон. - Надо проведать родителей, почти год их не видел. - Зачем идти? На мотоцикле через пять минут там будем. А утречком эа вами подъеду.
      9. ВОТ ТАКИЕ БЫВАЮТ ЛЮДИ.
      В доме Бирюковых заполночь горел свет. Хлопотавшая на кухне Полина Владимировна, как всегда, не то удивленно, не то обрадованно всплеснула руками: - Антоша, сынок! Вот не ведала - не гадала. Слышу, мотор под окнами фыркнул. Подумала, наконец-то отец с полей вернулся, а тут ты заходишь. Надолго ли заглянул? - На одну ночь, - поцеловав мать, ответил Антон. - По работе приехал. - Наверно, с пасечником серебровским разбираться? - С ним. - Ох, сынок, какое несчастье ужасное стряслось... - Полина Владимировна суетливо стала доставать из буфета посуду. - Сейчас ужин соберу, отец вот-вот должен подъехать. Да ты снимай пиджак, умывайся с дороги... Повесив на вешалку фуражку и пиджак, Антон снял галстук. Расстегнул ворот рубахи, быстренько умылся и, присев к столу, спросил: - Дед Матвей спит? - В поле с отцом на машине утянулся. Ворчит, мол, надоело телевизор смотреть, вези, Игнат, по полям - хочу своими глазами увидеть, чего там ныне делается. - Все здоровы? - Слава богу. С прошлой недели у отца в плече осколок заныл, так у него с самой войны к непогоде плечо ноет. - Значит, ненастье ожидается? - Позавчера, говорят, над райцентром весь вечер гроза бушевала, а у нас ни дождинки не выпало. - Полина Владимировна тревожно посмотрела на сына: Видать, запутанное убийство, если тебя из Новосибирска прислали с ним разбираться? - Я, мам, теперь в районе буду работать начальником отделения уголовного розыска. - Зачем, сььнок, тебе это начальствование? В петлю ведь голеву суешь. - Ну, какая ж тут петля? - А вот такая... Уголовники не пышки в карманах таскают - револьверы да ножики. Устроился бы ты лучше адвокатом. Антон улыбнулся: - Если все юристы перейдут в адвокаты, кто же ловить преступников станет? - Кому нравится, тот пусть и ловит. - Вот этим я и занимаюсь. - Так ведь риск-то какой, Антоша... - Волков бояться - в лес не ходить. - Тревожусь я за тебя. - Не тревожься, мам. Не тах черт страшен, как его малюют. - Это тебя еще жареный петух не клевал... Осветив окна фарами, у дома -остановился "газик". Лязгнули дверцы, и послышался громкий голос деда Матвея: - Не доказывай мне, Игнат, что попало! Поповщина - земля пшеничная, а за Винокуровским наделом пшеница никогда не родилась. Там же хвощ сплошной, закисленная почва. Вот рожь в нынешнем году ты на том кляну собрал бы. - На удобрения с агрономом понадеялись. - Чо, паря, твои удобрения? Химия есть химия! Отравили землицу - и только! - Ну, батя, не перегибай. - Скажи, недогибаю! За тем же Винокуровским наделом, помнишь, сколько тетеревов раньше водилось? Осенью березки от них чернели! А теперь?.. Напылили химией так, что сороки дохнут. В природе, Игнат, все с умом построено... - Вот с умом и надо улучшать. - Если б он у каждого ум тот был!.. Полина Владимировна улыбнулась Антону: - Опять просчет обнаружил наш дед Матвей. Бушует! Дверь отворилась. Держа под мышкой огромный арбуз, в кухню вошел Игнат Матвеевич Бирюков, За ним, задиристо выставив белую бороду и сердито пристукивая дубовым батогом, сутудо ступал высоченный дед Матвей. Антон обнял отца, затем - деда. Засмеявшись, спросил: - Воюешь с молодежью, дед? - А чо на них смотреть, едри-е-корень! Помешались люди на химии, отравляют землю и живность. - Здоровье как? - Лучше, чем у пионера! - дед Матвей подмигнул, - Повышенное обязательство взял: дожить до сотни лет. - Сдержишь слово? - Бирюковы никогда болтунами не были. - Умывайтесь, полуночники, ужинать станем, - пригласила Полина Владимировна и посмотрела на мужа: - Арбуз-то откуда? В райцентр заезжали? - Это в Серебровку завезли. Завтра нам обещают, - ответил Игнат Матвеевич. За ужином шел обычный разговор. Дед Матвей не терпел бесхозяйственности и, обнаружив таковую, сурово отчитывал провинившихся. Вот и сейчас не скоро он отвел душу, но уж отведя и допив чай, сразу удалился на покой. Полина Владимировна собрала посуду. Антон с отцом остались наедине. - Ну, что там, на пасеке? - сразу спросил Игнат Матвеевич. - Кротов сказал: ты по этому делу приехал. - Пока - загадка, - ответил Антон. - Не скрывай; на кого след наводит? - Честно говорю, скрывать нечего. - Неужели убийца все следы замел? - Следов много, но их расшифровать надо. Пока все шишки валятся на цыган, однако, насколько я успел сориентироваться, не в цыганах дело. Старых дружков Репьева надо искать. Знаешь откуда Репьев к вам приехал? - Знаю. Но старые дружки, как мне известно, к нему не наведывались.. - Так они тебе и представятся! Пасека - на отшибе. Кто там у Репьева бывал, сам бог не знает. Кстати, Репьев о своем прошлом не рассказывал?. - Толковали мы с ним на эту тему. Наказание он отбывал с Захаром Екашевым, который в одном классе с тобою учился. Освободились из колонии вместе. Захар сговорил Репьева заехать в Серебровку. Тому приглянулись наши места, решил остаться в колхозе. - А за что в колонии оказался? - Ребенка украл. История такая... Умерла молодая женщина, а зять с тещей не поделили годовалого мальчика. Жили они в разных городах. И вот эта самая теща за две с половиной тысячи уговорила Репьева выкрасть внука. А чтобы сразу не навести следствие на нее, условились, что Репьев с полгода подержит мальчика у своих родителей, выдав его за своего внебрачного сына. После этого старуха обещала заплатить еще две тысячи, а сама на пятый месяц отдала богу душу. Оказавшись в пиковом положении, Репьев надумал сорвать деньги за украденного ребенка с папаши. На этом "бизнесе" и попался. - Уголовных привычек за ним не замечалось? - Нехорошие замашки у Репьева, конечно, были - семь лет ведь общался с уголовниками, - однако ни воровством, ни хулиганством он не грешил. Вот спиртным злоупотреблял, И то, надо сказать, последнее время умереннее стал пить. На прошлой неделе я заезжал к нему на пасеку, потолковали по душам. Предупредил его крепко. Он дал слово, что со временем или сам избавится от водочной заразы, или поедет лечиться. - А где Захар Екашев теперь? - опять спросил Антон. - Мотается по белу свету. Как-то разговаривал я со Степаном, говорит, в воду Захар канул. Из всех сыновей только старший, Иван, стариков навещает. Остальные разъехались, и как будто не существует для них родителей. - Что это они так? - Сам Степан виноват. С детства замучил парней в личном хозяйстве, ни одному сыну образования не дал. Вот они как ушли на службу в армию, так и не вернулись. А Захар из-за судимости и служить не попал, заколобродил. - Кроме Репьева, он еще никого в Серебровку не привозил? - Вроде бы, нет. Помолчали. Антон снова спросил: - Почему Екашев так бедно живет? Игнат Матвеевич нахмурился: - У этого "бедняка" денег, наверное, уже миллион. - Ты серьезно?.. - Конечно, не шучу. От жадности Екашев задыхается. И дядька Осип, отец Степана, такой же скряга был. Работал, как вол, от зари до зари, а в таких портках зачуханных ходил, что другой, на его месте, от стыда бы сгорел. В сундук деньги складывал. Скотины полный двор имел, но мясо в доме было только по церковным праздникам и то не досыта. - Екашевы из кулаков, что ли? - Настоящие кулаки на чужом горбу наживались, а Осип Екашев сам спину гиул и Степана приучил.