Новый серебристого цвета «Мерседес-600» бесшумно подкатил к двухэтажному особнячку районной прокуратуры и плавно остановился. Моложавая женщина, сидевшая рядом с водителем – коротко стриженным плечистым «качком» в ярком «Адидасе», переложила с заднего сиденья к себе на колени сумочку из крокодиловой кожи. Достав из нее золотистый тюбик помады, осторожно подкрасила губы. После этого посмотрелась в зеркальце, кончиками ухоженных пальцев с перламутровыми ногтями поправила без того аккуратную прическу каштановых волос и вроде бы о чем-то спросила водителя. Тот молча оттопырил большой палец. Женщина сдула пушинку с рукава светло-серого костюма, вышла из машины и, зажав под мышкой сумочку, направилась ко входу в прокуратуру.
      Курившие на невысоком бетонном крыльце следователь Петр Лимакин и судебно-медицинский эксперт Борис Медников, уступая дорогу незнакомой даме, будто по команде расступились. Незнакомка, мельком взглянув на форменный пиджак следователя, тихо спросила:
      – Могу ли я встретиться с районным прокурором господином Бирюковым?
      – Можете. Он сейчас в своем кабинете, на втором этаже, – ответил Лимакин.
      – Вас проводить, сударыня? – старомодно брякнул вдруг оживившийся флегматик судмедэксперт.
      – Не стоит, сударь. В таком офисе трудно заблудиться, – суховато сказала дама и вошла в распахнутую настежь дверь.
      Словно принюхиваясь к тонкому аромату духов, Медников наигранно вздохнул:
      – Ах, какая женщина…
      – Тебе б такую? – усмехнулся Лимакин.
      – Не в постель, а токмо для душевной беседы о проблемах семейной жизни.
      – Судя по внешности и новейшему «мерсу», у нее в этом вопросе проблем нет.
      – Сомневаюсь… Семейные отношения у молодых обеспеченных красавиц редко складываются удачно.
      – По-моему, не так уж она и молода. Наверняка, за тридцатник давно перешагнула.
      – Петя, ты – сыщик, но прописной истины не знаешь, – с укором проговорил судмедэксперт. – Возраст женщины определяется не количеством прожитых лет, а тем, насколько она выглядит.
      – Ну, это как сказать.
      – А так, как говаривал знаменитый Шерлок Холмс: «Элементарно, Ватсон»…
      Незнакомка тем временем торопливо поднялась на второй этаж. В пустующей приемной прокурора она глянула в овальное зеркало над столом секретаря-машинистки и лишь затем приоткрыла обитую дерматином дверь прокурорского кабинета. Дрогнувшим голосом спросила:
      – Можно к вам, Антон Игнатьевич? – Как будто опасаясь отказа, тут же добавила: – Я приехала из Новосибирска с большой бедой.
      Бирюков оторвал взгляд от служебных бумаг. Печальное, с едва приметными следами искусного макияжа, лицо неожиданной посетительницы показалось ему знакомым.
      – Пожалуйста, входите, – ответил он и, указав на стул возле приставного столика, предложил: – Садитесь и рассказывайте о своей беде.
      Посетительница прошла от порога к стулу, положила на столик сумочку и осторожно села. Встретившись с Бирюковым взглядом, тяжело вздохнула:
      – Собственно, рассказывать почти нечего. У меня потерялась семнадцатилетняя дочь. Тринадцатого сентября вечером ушла из дома и как в воду канула. Почти неделю ее ищу, а результат нулевой.
      – Где ваш дом?
      – В Новосибирске.
      – Почему же обращаетесь ко мне? От Новосибирска до райцентра больше сотни километров.
      – Видите ли… Вчера мне принесли счет за междугородные разговоры с квартирного телефона. Один из них состоялся тринадцатого сентября по коду вашего райцентра, и я ухватилась за соломинку. Звонить могла только дочь. Мне думается, что после телефонного разговора она уехала именно сюда.
      – По каким делам?
      – Ох, если бы знать… – посетительница достала из сумочки половинку тетрадного листка и подала его Бирюкову. – Особенно меня напугала вот эта записка…
      На листке четким почерком было написано: «Мама, в случае чего передай эту зелень папе Гене».
      – Что за «зелень»? – спросил Бирюков.
      – Пятнадцать тысяч американских долларов. Их вместе с запиской я обнаружила в столе дочери и не могу понять, откуда у нее взялось столько валюты.
      Бирюков помолчал.
      – К сожалению, прокуратура розыском не занимается. Это компетенция милиции.
      – Не верю я милицейским, – огорченно сказала посетительница. – Там все суетятся, как сумасшедшие.
      – Прокуратура тоже не сидит сложа руки.
      – Разумеется, и у вас хватает забот. Однако перед поездкой сюда я разговаривала со знакомыми из областной прокуратуры, и они порекомендовали в первую очередь обратиться именно к вам.
      – Подскажите, где мы с вами раньше встречались? – внезапно спросил Бирюков.
      – Нигде.
      – Но ваше лицо мне удивительно знакомо.
      – Меня очень многие узнают. Видите ли… – посетительница смущенно улыбнулась. – Я несколько лет работала на областном телевидении. Вела молодежные передачи, много снималась в рекламных роликах. Да и теперь, будучи генеральным директором коммерческой фирмы «Лаванда», часто рекламирую свою продукцию.
      – «Лаванда» – это, кажется, оптовые поставки импортной парфюмерии?
      – Да. Слышали?..
      – Только из рекламы.
      – Кстати, райцентр мне – не чужой. Я родилась здесь. После школы с золотой медалью поступила во ВГИК. Получив диплом режиссера, взяла направление на Новосибирское телевидение. Когда началась перестройка, поняла, что без экономического образования в сумбурных рыночных условиях не выжить. Поступила на заочное отделение института народного хозяйства. Став дипломированным экономистом, создала «Лаванду». Дела фирмы до последнего времени шли гладко, но августовский кризис создал забот сверх меры. А тут еще – загадочное исчезновение дочери. Впору умом рехнуться. Антон Игнатьевич, помогите землячке…
      – Оставьте письменное заявление, – после недолгого раздумья сказал Бирюков. – Сегодня же передам его кому следует и проконтролирую, чтобы без волокиты начали розыск.
      – Огромное вам спасибо… – сорвавшимся голосом проговорила посетительница и внезапно задрожавшими пальцами достала из сумочки сложенный вдвое машинописный лист мелованной бумаги. – Вот, как говорится, на свой страх и риск сочинила.
      Бирюков внимательно прочитал заявление. Кроме констатации факта внезапного исчезновения дочери, никаких деталей, позволяющих оперативно начать розыск, заявительница не указала. Чтобы исподволь подойти к существу дела, пришлось начать с уточнений:
      – Значит, вы – Жемчугова Татьяна Борисовна?
      – Да, Антон Игнатьевич.
      – Дочь тоже Жемчугова… Лоция Геннадьевна…
      – Да, да.
      – Необычное имя.
      – Отец у нее был большой фантазер. Штурман дальнего плавания окрестил дочурку в честь мореходной науки.
      – Почему «был»? Сейчас его разве нет?
      – Сейчас папа Гена – это дочь его так называла – гуляет где-то в Японии. Семнадцатого августа, узнав об обвале рубля, звонил из Токио и сказал, что на одуревшей родине ему больше делать нечего. Собственно, к исчезновению дочери он никакого отношения не имеет.
      – Спросил не из любопытства. Понимаете, Татьяна Борисовна, для успешного розыска нужна объективная и очень подробная информация. Просто так люди не исчезают. Для этого обычно имеются какие-то причины.
      – Не вижу я причин. Лоция привыкла жить без родительских нравоучений. Отец постоянно находился в плаваниях, а я, окунувшись в бизнес, спозаранку до глубокой ночи пропадала в фирме и часто моталась по заграницам. Присматривала за девочкой бабушка, моя мама. Три года назад она умерла. К тому времени дочь уже стала вполне самостоятельной. Содержала в чистоте квартиру, научилась готовить немудреные обеды и выполнять другие бытовые мелочи. В школе училась сносно, но экзамены в университет нынче провалила. Предлагала ей поступить в платное заведение. Отказалась наотрез. Заявила, что за зиму подготовится к приемным экзаменам основательно.
      – С кем она дружбу водила?
      – В основном, с соклассницами да девочками из соседних квартир.
      – Теперь стало модным умыкать у состоятельных родителей детей с целью выкупа…
      – Уже прошло около недели, как исчезла дочь, но ни малейшего намека на выкуп мне не дали.
      – А раньше «намеков» не было?
      – Раньше… – Жемчугова задумалась. – Прошлым летом я обнаружила в почтовом ящике написанную печатными буквами бумажку: «Если вам дорога жизнь дочери, положите в ящик вместо этой ксивы сотню долларов». Показала записку Лоции. Та удивилась: «Чушь собачья!». А какое-то время спустя говорит: «Мам, вчера на дискотеке ко мне подвалил похожий на кидалу пацан и сказал, если ты пожалеешь сотню баксов, то заплатишь намного круче». Признаться, я струсила и положила в почтовый ящик стодолларовую купюру. Через сутки она исчезла. Прошло несколько дней. Снова появилась бумажка: «За просрочку первого платежа с вас причитается тысяча долларов». Такое хамство меня возмутило. Нашли дойную корову! Спросила у дочери: «Что будем делать? Заявлять в милицию?». Она поморщилась: «Не надо. Скажу знакомому бойфренду, чтобы без ментов разобрался с рэкетирами». Говорила Лоция с кем-то или нет, не знаю. Только с той поры попытки вымогательства – как обрубило.
      – Выходит, среди знакомых Лоции были «крутые» ребята?
      – Возможно. Характер у нее бойкий, внешность привлекательная. Не исключаю, что и взрослые парни обращали на энергичную сообразительную девочку внимание. – Жемчугова, порывшись в сумке, протянула Бирюкову цветной фотоснимок. – Вот, последняя фотография Лоции. Возьмите, может, пригодится при розыске.
      Со снимка смотрела хорошо сформировавшаяся девушка с игривым прищуром карих глаз. Под приспущенным завитком светлых волос на лбу розовела небольшая родинка, напоминающая священный знак хинди, символизирующий непорочность.
      – Кроме родинки, у нее есть какие-либо еще характерные приметы? – спросил Бирюков.
      – На мизинце левой руки отсутствует ноготь. В детстве прищемила мизинчик дверью. Ноготок полностью сошел, да так и не отрос.
      – Не у отца ли дочь взяла пятнадцать тысяч долларов?
      – Сомневаюсь, чтобы у папы Гены было столько лишней валюты.
      – Но ведь в записке она указала, что их надо передать папе Гене…
      – Для меня это непосильная загадка. Лоция никогда не интересовалась деньгами.
      – Она при вас ушла из дому?
      – Нет, я была на работе.
      – Кто и где последний раз видел ее в Новосибирске?
      – Кажется, после Кати Лепетухиной никто не видел. Катя – соседская девочка, ровесница Лоции. Тринадцатого сентября в седьмом часу вечера она возвращалась с дачи, которая находится в поселке Матвеевка. Вышла из автобуса у гостиницы «Обь» и направилась к остановке «Речной вокзал». У спуска с виадука к железнодорожным путям, где останавливаются электрички, идущие в райцентр, стоял черный джип. За рулем машины сидел Алексей Задов, а Лоция, придерживая рукой распахнутую дверцу, о чем-то говорила с ним. Катя спросила ее, не поедет ли она за компанию в метро домой? Лоция небрежно отмахнулась: «Нет, Катюха, я – в другую сторону». Больше у меня никаких сведений о дочери нет.
      Упоминание об Алексее Задове заинтересовало Бирюкова. Лёха Задов, по прозвищу Махновец, был уроженцем райцентра. На заре перестройки пятнадцатилетний пухлощекий здоровяк прославился тем, что по спору с одноклассниками средь бела дня обворовал квартиру секретаря райкома партий. Воспользоваться украденным начинающий «форточник» не смог и отправился под конвоем из зала суда на трехгодичную отсидку в места не столь отдаленные. Вернулся он в родной городок, когда вместо мудрого партийного руководства в райцентре забушевала неуправляемая рыночная стихия. Освоив в колонии блатной жаргон и жестикуляцию растопыренными пальцами, Лёха возомнил себя крутым рэкетиром и ринулся в вымогательский бизнес. Однако судьба-злодейка и на этот раз сыграла с ним злую шутку. Уже на дебютной ходке Махновец залетел в омоновскую облаву и на собственной шкуре убедился, что одетые в камуфляж парни виртуозно владеют не только кулаками да пинками, но и прикладами автоматов. Кое-как отлежавшись после воспитательной «профилактики», неудачник криминального бизнеса тихо скрылся из райцентра в неизвестном направлении.
      – Давно я не слышал о Задове, – сказал Бирюков.
      – Вы знаете Алексея? – удивилась Жемчугова.
      – Знаю. Ваша дочь, оказывается, тоже с ним знакома?
      – Относительно. Алексей долго работал у меня личным шофером.
      – Теперь не работает?
      – В прошлом году уволился.
      – Почему?
      – Как он сказал, рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.
      – Кто теперь у вас шоферит?
      – Молдаванин Гриша Морару.
      – Не из криминальной братвы?
      – Что вы! Из грузчиков речного порта.
      – А о судимости Задова вам известно?
      – Рассказывал, что в школьную пору «сгеройствовал» на три года в колонию и закаялся повторять такие «подвиги». Приняла его, как земляка, и не пожалела. Алексей ни разу меня не подвел.
      – Он не мог принять участия… в исчезновении Лоции?
      Жемчугова замешкалась:
      – Не должен бы. Я ничем Алексея не обидела. Напротив, помогла ему купить джип и однокомнатную квартиру в Первомайском районе Новосибирска. Расстались мы по-хорошему. На прощанье Алексей даже пообещал свою помощь, если вдруг криминальные отморозки попытаются меня обидеть.
      – Не было таких обид?
      – Нет.
      – Почему бы вам не обратиться к Задову за помощью в розыске дочери?
      – Пыталась, но не вышло. Алексей весной сдал квартиру в аренду и, по словам соседей, уехал куда-то в длительную командировку.
      – Какая же командировка, если неделю назад Лоция разговаривала с ним?
      – В тот день, опять же со слов соседей, Задов приезжал в Новосибирск на поминки своего шефа, застреленного киллерами.
      – Кто этот шеф?
      – Какой-то руководитель игорного и развлекательного бизнеса. Фамилию не знаю.

      Беседа с Жемчуговой продлилась около часа. Перед уходом Татьяна Борисовна оставила Бирюкову искрящуюся всеми цветами радуги визитную карточку и умоляюще попросила безотлагательно информировать о результатах розыска. Со своей стороны пообещала, что, если в Новосибирске появятся какие-то сведения, немедленно приедет или сообщит о них по телефону.
      Оставшись один, Бирюков тут же позвонил оперуполномоченному уголовного розыска Голубеву и пригласил его к себе. Едва положил телефонную трубку, в кабинет вошли следователь и судмедэксперт. Усевшись к приставному столику, они переглянулись друг с другом.
      – По какому поводу, Антон Игнатьевич, приятная дама посетила наш скромный офис? – спросил Лимакин.
      – Семнадцатилетняя дочь у нее потерялась.
      – Где?
      – В Новосибирске.
      – А ищет там, где светлее?
      – Предполагает, что уехала в наш райцентр.
      – Тогда пусть местный угрозыск подсуетится.
      – Слава Голубев сейчас придет, – Бирюков подал следователю заявление. – Прочти на всякий случай.
      – Я же тебе, сыщик, говорил, что у красавицы не все благополучно в семье, – с подначкой изрек судмедэксперт.
      – Ты бы, Боренька, помолчал, пока читаю, – усмехнулся Лимакин. – Оказывается, отчество у нее – Борисовна. Это, случайно, не твоя внебрачная дочь?
      – Не выдумывай сексуальный сюжет, если сказать нечего. Когда она родилась, я в мединституте еще не учился и на полном серьезе считал, будто детей находят в капусте или их приносят аисты.
      – Чего ж тогда по-гусарски расшаркался на крыльце?
      – Не хотел выглядеть перед культурной дамой дремучим пентюхом, как ваша светлость.
      – Как определил ее культуру?
      – По прикиду…
      Шутливую пикировку прервал ворвавшийся в кабинет Голубев. Едва перешагнув порог, он спросил:
      – Что случилось, Игнатьич?
      – Срочная работа есть, Славочка, – ответил Бирюков.
      – Я безработицей не страдаю.
      – Придется еще прибавить обороты.
      – Опять труп?..
      – Пока нет, но всякое возможно.
      Голубев сел рядом с Лимакиным. Тот сразу передал ему заявление Жемчуговой.
      – Читай и радуйся, что не обиваешь пороги на бирже труда.
      Когда Слава нахмуренным взглядом пробежал текст, Бирюков спросил:
      – Что скажешь?
      Голубев развел руками:
      – Рекламная пауза…
      – Надолго?
      – Пока с мыслями не соберусь.
      – В таком случае внимательно послушай меня…
      Бирюков подробно стал рассказывать содержание разговора с Жемчуговой. В конце упомянул о валюте, обнаруженной Татьяной Борисовной в столе у дочери, и показал записку Лоции. Слава удивился:
      – Откуда у семнадцатилетней пигалицы пятнадцать тысяч долларов?!
      Антон улыбнулся:
      – Если узнаешь, скажи мне.
      – Обязательно скажу, – поддержал иронию Голубев, а присмотревшись к записке, добавил: – Девочка пишет: «в случае чего»… Это наводит на мысль, что она предполагала о какой-то неприятности.
      – Правильно мыслишь.
      Слава вздохнул:
      – Мои мысли – мои скакуны. Придется сегодня же потолковать с Лёхой Задовым.
      – Где его найдешь?
      – В райцентре.
      – Разве он здесь?
      – С нынешнего марта, если не раньше, на родной земле щеголяет в турецкой коже и ездит в «Гранд Чероки».
      – Почему я, прокурор, об этом не знаю?
      – Потому, Игнатьич, что Махновец завязал с уголовщиной. Теперь господин Задов является, так сказать, «юридическим лицом», возглавляющим официально зарегистрированную в районной администрации развлекательную фирму «Отдых».
      – Чем в этой фирме развлекаются?
      – В основном – танцами. Короче, это маленький филиальчик какого-то игрально-увеселительного объединения, контролируемого кем-то из новосибирских «авторитетов». Ради какого черта создали этот прыщик у нас, пока не могу понять. На какие барыши шикуют, тоже не ведаю. Для видимости бизнеса оборудовали магазинчик мелкооптовой торговли, где, кроме пепси-колы, «Сникерсов» да жвачки, купить нечего. На берегу реки среди тополей построили летний павильон с баром и столиками. Там же восстановили старую танцплощадку. Над эстрадой приколотили огромный транспарант: «БЕЗ НАРКОТИКОВ!»…
      – А наркоту на танцах употребляют безмерно, – хмуро вставил судмедэксперт. – Недавно пришлось спасать от передозировки привезенную со «скачек» молодую барышню.
      – «Барышня» не с розовой родинкой на лбу? – спросил Бирюков.
      – Нет, с лиловым синяком под глазом.
      – Не наркобизнесом ли «Отдых» пахнет?
      – Беседовал я с Лёхой на эту тему, – вновь заговорил Голубев. – Клянется, что к наркотикам фирма никакого отношения не имеет. Ну, а за теми, мол, кто перед танцами дома ширяется и травку курит, не уследишь. Обещал усилить контроль. Со временем, дескать, всех приучит ходить на «скачки» без дурмана. Кстати, в регистрационных документах у него записано, что основная задача фирмы: организация культурного досуга молодежи, искоренение наркомании и пьянства.
      – Для чего тогда бар со столиками в летнем павильоне?
      – Там только виноградные вина, пиво да коктейли.
      – Жаждущие могут и этим накоктейлиться до потери пульса, – опять вставил Медников.
      – Ну, а что делать, Боренька? Братья по разуму в лице партруководства в свое время хотели антиалкогольным указом лишить народ национального напитка и… Могучая держава, развалившись, будто хрупкая льдина, пошла по миру с протянутой рукой. – Голубев глянул на Бирюкова. – Я, Игнатьич, думаю: не на поминки ли Писмаря ездил в Новосибирск Лёха Задов? По словам Жемчуговой, квартира у Лёхи в Первомайском районе. Там же и писмаревская группировка правит бал. В сентябре, кажется, сорок дней, как их главаря изрешетили автоматной очередью.
      – Мелкооптовый магазин Задова – это, скорее всего, «крыша» для балдежной тусовки приезжей братвы, – вступил в разговор следователь Лимакин. – Расположен магазинчик напротив дома, в котором живу, и с третьего этажа из моей квартиры виден лучше, чем на ладони. Каждый вечер к нему подъезжают в иномарках «качкового» вида братки с полураздетыми девицами явно не тяжелого поведения. За светящимися зашторенными окнами под пьяный хохот и девичий визг до рассвета наяривают стереоколонки. Короче говоря, не магазин, а что-то наподобие ночного стриптиз-клуба.
      – Стриптизные дела – не наша проблема, – сказал Бирюков. – Но, если Задов, прикрываясь благими намерениями, устроил в райцентре рынок сбыта наркотиков, надо взяться за него всерьез.
      – Только наркоты нам и не хватало, – брезгливо поморщившись, проговорил Голубев.
      – Рынок есть рынок, – буркнул судмедэксперт. – На нем и наркотики, и невесты – тоже товар.
      Голубев живо глянул на Бирюкова:
      – Может быть, Лёха привез дочку Жемчуговой сюда в качестве «невесты», а та взбунтовалась и получила от братков, так сказать…
      – Не исключено, – согласился Бирюков. – Хотя Лоция вполне могла «потеряться» и в Новосибирске.
      – Но ведь кому-то она звонила в райцентр тринадцатого сентября. Не Задову ли?..
      – Вот Задов пусть и ответит на твой вопрос.
      Медников подмигнул Голубеву:
      – Дерзай, опер! Найдешь девочку – Жемчугова за свой счет поставит тебе бронзовый бюст на родине и выхлопочет пожизненный бесплатный проезд по железной дороге.
      – Бюст… – Слава скривил губы. – На моей службе, Боря, полагается только жестяная пирамидка за счет фонда на погребение.

      О встрече с Задовым Голубев решил договориться по телефону. Раскрыв записную книжку, Слава первым делом набрал квартирный номер Махновца. На просьбу – пригласить Алексея – немолодой, похоже, рассерженный женский голос ответил: «Нету Алешки дома», и в трубке сразу запикали гудки отбоя. Пришлось звонить в мелкооптовый магазин. После нескольких продолжительных зуммеров вежливый автоответчик трафаретно проговорил: «Извините, вызываемый вами абонент временно отключен за неуплату». Не отозвался и сотовый телефон Лёхи. После такой неудачи осталась надежда только на проворные ноги.
      К немалому удивлению Голубева, всегда распахнутая днем входная дверь задовского магазина на этот раз оказалась на замке. Большой амбарный замок висел и на двери подсобки. Недолго думая, Слава направился к летнему павильону у танцплощадки. Черный джип он увидел сразу, как только вышел на защебененную короткую дорогу, ведущую к пологому берегу реки. «Гранд Чероки» стоял посреди дороги между танцплощадкой и павильоном. Сам же Лёха в светло-коричневом кожаном пиджаке одиноко сидел за пустым павильонным столиком и, затягиваясь сигаретой, смотрел на свинцовую по-осеннему речку.
      – Кого я вижу?! – будто от неожиданной встречи изобразил удивление Голубев и протянул Задову руку. – Здравствуй, Алексей.
      – Здорово, Вячеслав Дмитрич, – Лёха широченной ладонью вяло пожал жилистую ладошку Славы. – Садись, поскучаем вместе. У меня в джипе завалялась непочатая бутылка «Сибирского бальзама». Для сугрева дернешь стопарик?
      – В рабочее время не пью.
      – Правильно делаешь. Я тоже за рулем не употребляю, чтобы гаишники не приставали с экспертизой: «А ну, дыхни!».
      – Молодец. Чего заскучал?
      Пухлощекое лицо Задова поморщилось словно от зубной боли:
      – Обанкротился, бля, капитально.
      – Давно?
      – С августа начал чахнуть, как только молодые правители рубль уронили. Страшно подумать, что за один зеленый бакс теперь надо выложить почти два десятка наших деревянных. Скажи, где их взять?
      Голубев указал взглядом на танцплощадку:
      – Летом у тебя клиентов невпроворот было.
      – То летом. Теперь, когда засентябрило, чтобы скакать под открытым небом, надо для куража минимум полбутылки заглотить. А я алкашей не пускаю на «скачки». Замкнутый круг получается.
      – Расширяй мелкооптовый ассортимент.
      – Кому он на хрен нужен! В райцентре не протиснуться между продавцов. Да и покупатели обезденежили. Государство никому ни ху-ху не платит.
      – Зато начинал ты с размахом.
      – Еще бы! Вложил весь свой капитал. На будущий год планировал биллиардную построить и лодочную станцию открыть. Теперь все планы женским органом накрылись. За зиму ничего от моих трудов не останется, – Задов показал на арку в конце дороги. – Там вон для украшения между столбиками висела привезенная из Новосибирска якорная цепь весом полтонны. Какие-то, извиняюсь за выражение, хуйвэнбины сначала завязали ее таким узлом, что хрен развяжешь, а потом и вообще уволокли.
      – Грустная история.
      – Почти, как у Шекспира: нет повести печальнее на свете… Сижу вот и размышляю, каким маневром вывернуться из кризисного положения.
      – Разве, кроме покойного Писмаря, некому тебе помочь? – закинул удочку Голубев.
      Задова будто укололи:
      – А что Писмарь?..
      – Он ведь финансировал твою развлекательную программу.
      – Ты чо, Дмитрич?.. – Лёха уставился Славе в глаза. – С катушек съехал?
      – Нет, с дуба рухнул, – отшутился Слава.
      – Ага, с дуба падают листья ясеня… Дальше знаешь этот стишок?
      – Знаю.
      – Ну, а чего Писмаря мне клеишь?
      – Того, что он приезжал на ночные застолья в твой стриптиз-магазин, – наугад сказал Голубев.
      – Из сплетен взял или своими глазами видал?
      – Если бы не видел, не говорил, – опять слукавил Слава.
      – Ну и глазастый же ты… – Задов помолчал. – Пусть будет по-твоему. Приезжали иногда парни, чтобы на свежем воздухе оттянуться от дневных забот.
      – Девочек ты им поставлял?
      – Какие девочки в районной дыре? Из Новосибирска матильд привозили.
      – Лоции Жемчуговой среди них не было?
      – С какого угара Лоцка сюда поехала бы? Я ж могу про такую турпоездку мамке наябедничать.
      – А вообще как она?..
      – Шустрая экс-девушка.
      – С чего взял приставку «экс»?
      – С того, что в семнадцать лет девушек без приставки теперь не бывает, – Задов усмехнулся. – Ты; Дмитрич, чо?.. Сватать Лоцку надумал?
      – Потерялась она неделю назад.
      – Теперь ищешь, что ли?
      – Ищу.
      – Не трать зря силы. Похулиганит и вернется к мамке.
      – А если не вернется?
      – Тогда днем с огнем ее не найдешь.
      – О чем ты с ней говорил тринадцатого сентября в Новосибирске?
      – Когда?
      – Когда на сороковины Писмаря ездил.
      Задов нахмурил брови:
      – Оставь мертвого авторитета в покое. И Лоцку я сто лет не видал.
      – Свидетели видели тебя с ней у остановки метро «Речной вокзал».
      – Катька Лепетухина болтнула?
      – Не имеет значения, кто.
      – Кроме Катьки, некому…
      – Не тяни резину.
      – Ох, и настырный же ты, Вячеслав Дмитрич… Ну, допустим, сошлись случайно знакомые человеки. «Здравствуй – до свидания». Вот и весь разговор.
      – Случайно ли?..
      – Гадом стать, не вру.
      – Разве не Лоцию ты там поджидал?
      – Нет, друга подъевреивал.
      – Какого?
      – Гарика Косача.
      – Косач – это кличка?
      – Фамилия.
      – Кто он?
      – Бывший инженер-кибениматик.
      – Кто-о-о?..
      Задов, поморщившись, досадливо махнул рукой:
      – Запутался, бля, в иностранных словах… Кибернетик бывший, вот кто. Теперь челночный бизнесмен. Половину Новосибирска в турецкую кожу нарядил.
      – Чего ты его ждал?
      – Хотел тысчонок пять баксов в долг перехватить, а Гарик сам напрягает мозги, у кого бы занять деньжат на растаможку пришедшего из Турции контейнера. Кризис, понимаешь, посадил на задницу всю Россию.
      Голубев вздохнул:
      – Лёха, не морочь мне голову кризисом. Давай по существу дела: о чем разговаривал с Лоцией?
      – Да не успели мы с ней поговорить. Подруливший на синем «Форде» Гарик помешал. Лоцка, завидев его, сразу шмыганула по ступенькам на железнодорожную платформу. Вскоре электричка подвалила.
      – И Лоция уехала на ней?
      – По-твоему, я пас экс-девушку, что ли?..
      – Почему, увидев Косача, она «сразу шмыганула»?
      – Может, на электричку торопилась, а может, потому, что Гарик на нее зверем глянул.
      – С чего он озверел?
      – Озвереешь, когда засыпешься круто, как последний фраер. Представь, Вячеслав Дмитрич, такую спортивную импровизацию… Косач за ходовую цену сблатовал молодую касатку заняться постельной аэробикой и, увлекшись любовными этюдами, разукрасил матильду засосами да синяками. Та, не будь дурой, мигом схлопотала медсправку о телесных отметинах и предъявила Гарику ультиматум: либо плати в тысячу раз больше, либо пойдешь в колонию за изнасилование. Есть такой распространенный прием шантажа у нынешних экс-девушек. Закрутился секс-гигант туды-сюды. Принялся сбивать цену, а матильда ни в какую: «Выкладывай баксы – и точка!». Пришлось Косачу замести свои валютные сусеки так, что теперь нерастаможенный контейнер с турецкими пиджаками ржавеет в железнодорожном тупике.
      – Ну, а Лоция здесь причем?
      – Думаю, не она ли наколола Гарика.
      – Признайся, сам сочинил «импровизацию»?
      – У меня смекалки не хватает на такие этюды. Косач рассказал, когда у него взаймы просил.
      – Может, он «сымпровизировал», чтобы отказать тебе?
      – Гарик – не мудозвон. Если бы не тратился, дурак, на девок, мог бы всю Турцию купить.
      – Сколько матильда с него заломила?
      – Конкретную сумму он не сказал.
      – И имя шантажистки не упомянул?
      – Нет.
      – А Лоция с Косачом знакома?
      – Один из магазинов Гарика – в подвале дома, где Жемчуговы живут… – Задов затянулся сигаретой. – Вообще-то насчет Лоцки я от фонаря ляпнул. Зарабатывать баксы постельной аэробикой ей ни к чему. У Татьяны Борисовны валюты хватает, да и папа Гена Потехин не беден.
      – Почему Потехин, если они Жемчуговы? – спросил Слава.
      – Фамилия Татьяне Борисовне досталась от первого мужа. А Потехин – второй ее муж. От него она Лоцку родила, но записала дочь на свою фамилию. Однажды я из любопытства спросил, что, мол, вы отказались от фамилии законного супруга? Борисовна улыбнулась: «Чтобы люди не потешались».
      – Что за человек этот супруг?
      – Свадебный хулиган.
      – По аналогии с чеховским генералом?
      – У Чехова генерал был липовый, а Потехин, в натуре, на какой-то свадьбе круто нахулиганил. Мужик он веселый. Бывало, когда сильно расхохмится, Татьяна Борисовна со смехом ему говорила: «Успокойся, свадебный хулиган».