- Сима, где вы? - не услышав ответа, попробовала встать
      с постели. Вдруг резко замерла, словно испугавшись чего-то. Господи! - выдохнула она.
      Запах! Тот самый, который невозможно забыть. Запах больницы, страдания и безумия. Алена не могла вымолвить ни слова, в горле пересохло, а ноги противно дрожали. Она попыталась рассмотреть место, где находилась, но ничего не увидела, кроме плотного, отвратительно тягучего облака, которое окутало ее, мгновенно пропитало все тело и тонкой струйкой скользнуло в мозг. Она почувствовала, как ее тело словно губка впитывает чужое безумие.
      "Значит, я никуда не убегала, это был только сон, - подумала она, мне отсюда никогда не выбраться, и теперь я точно сойду с ума".
      Неожиданно силы вернулась к ней, ноги стали как стальные пружины, она легко запрыгнула на высокий подоконник и с безысходностью дикой птицы, пытающейся выбраться из клетки, изо всех сил ударилась телом о стекло. Она не чувствовала боли и не замечала крови, льющейся из разбитого лба. Поняв, что сбежать ей не удастся, она страшно закричала.
      Прибежавшие на шум санитары и медсестры попытались успокоить ее и
      стащить с подоконника, но Алена вырывалась, царапалась и шипела. Членораздельных звуков она почти не издавала.
      Она испытывала только отчаянное чувство одиночества и страха, пропитанное ненавистью к миру, который отнял у нее и отца, и любимого мужчину, и разум. Ей казалось, что вокруг нее чудовища, которые хотят лишить ее единственного, что у нее осталось, - жизни.
      Неожиданно в ее голове зазвучал голос, который она узнала бы среди тысячи других. Он смеялся над ней перезвоном колокольчиков, впивающихся в мозг маленькими иголочками. В этот момент Алена перестала сопротивляться и практически сползла на руки санитаров. Ее глаза были полны ужаса. Очень тихо, но внятно она прошептала побелевшими губами:
      - Это ведьма, она пришла за мной. Спасите меня! Спасите...
      Укола Алена почти не почувствовала, все закружилось перед глазами, и она провалилась в тошнотворную духоту...
      Когда она пришла в себя, то почувствовала, что ее немного знобит, в голове шумело, а губы слиплись. Нянечка, которая сидела рядом с ее кроватью, нажала на белую кнопку у изголовья. Через несколько минут в комнату вошла Марина Алексеевна вместе с неизвестным мужчиной. Она наклонилась над Аленой и спросила:
      - Как ты себя чувствуешь?
      - Нич-ч-чего, - ответила Алена, стуча зубами.
      - Ну, я надеюсь, больше никаких глупостей ты делать не будешь? строго спросила Марина Алексеевна.
      - Не буду, - бесцветным голосом сказала Алена и посмотрела
      в окно.
      - Ну-ка, что еще за мысли! - перехватила ее взгляд Марина
      Алексеевна и сделала едва заметное движение головой в сторону стоящей у двери медсестры, обращаясь к ней вполголоса: - Аллочка, как я и просила.
      Через минуту перед Аленой возник маленький подносик со стаканом воды и таблетками.
      - Выпей, девочка, - наставительно сказала Марина Алексеевна.
      Алена беспрекословно подчинилась. Проглотив таблетки, она хотела отвернуться к стене, но неожиданно подняла глаза и отрывисто спросила:
      - Кто это с вами? Я не знаю этого человека.
      - Это доктор. Его зовут Василий Васильевич, познакомься с ним, произнесла Марина Алексеевна.
      - Здравствуй, Алена, - сказал мужчина приятным мягким голосом.
      - У меня уже есть доктор, больше мне не надо, - не глядя
      на Марину Алексеевну, пробормотала Алена.
      Не то чтобы ей очень нравилась Симкина мать, просто она ее знала,
      а этого человека мог подослать кто угодно и для чего угодно. Например,
      для того, чтобы ее убить.
      - Нет, Алена, твоим лечащим врачом останусь я, а Василий Васильевич просто побеседует с тобой, но только в том случае, если ты будешь хорошо себя вести. Он не просто психиатр, он - судебный эксперт и должен дать заключение о том, можешь ли ты давать показания в суде. Ты ведь, кажется, очень этого хотела?
      - Да. А если он докажет, что я на самом деле здорова, меня выпустят отсюда? - как будто без всякого интереса спросила Алена.
      - Алена, домой тебя отпустят, когда тебе станет лучше. Но если
      ты будешь вести себя по-прежнему, то, вероятно, это произойдет не
      скоро. Для начала ты должна побеседовать с Василием Васильевичем.
      - Я готова.
      - Ну, не надо так спешить, - миролюбиво сказала Марина
      Алексеевна. - Отдохнешь пару дней, а потом Василий Васильевич к тебе придет.
      - Вы меня обманываете, - вяло проговорила Алена, глаза ее слипались.
      - Нет, мы тебя не обманываем, спи, - с мягкими интонациями в голосе сказала Марина Алексеевна.
      И на какое-то мгновение Алене показалось, что над ней склонилась
      Симка. "Она все-таки пришла ко мне", - подумала
      Алена, уже засыпая.
      В последующие дни она вела себя, как послушный ребенок, безропотно принимала лекарства, старалась ни с кем не разговаривать, чтобы не сорваться, с усилием выдавливала из себя улыбку на ежедневных обходах врачей. Она молча бродила по палате в ожидании Василия Васильевича. Прошло уже семь дней, но Алена терпеливо ждала, не давая ни малейшего повода медперсоналу заподозрить что-либо неладное. Ей было нелегко: от приступов внезапно возникающего панического страха ей хотелось кричать, бежать куда глаза глядят, но она держала себя в руках, насколько это было возможно. Алена искренне считала, что ее единственной надеждой на освобождение был Василий Васильевич.
      Как она хотела ему объяснить, чтобы он понял, что все, что с ней произошло, не было плодом ее фантазии, что все было реально.
      Алена пыталась подготовиться к беседе и повторяла про себя важные моменты, но от записей своих мыслей она решила пока воздержаться.
      Так прошло еще две недели. Неожиданно, когда она уже почти потеряла надежду, к ней пришла Марина Алексеевна. Улыбаясь, она задала традиционый вопрос:
      - Как ты себя сегодня чувствуешь?
      - Хорошо, - уверенно ответила Алена.
      - Давай немного прогуляемся, - предложила Марина Алексеевна.
      Алена накинула халат, и они вышли в широкий светлый коридор клиники.
      Молча прошли по лабиринтам больничных переходов и неожиданно оказались в большом светлом холле перед полупрозрачной дверью кабинета. Войдя внутрь, Марина Алексеевна жестом пригласила Алену следовать за собой.
      Алена глубоко вздохнула и переступила порог, стараясь успокоить учащенно забившееся сердце. У окна сидел Василий Васильевич и приветливо улыбался.
      - Здравствуй, тебе уже лучше? - спросил он.
      - Да, гораздо, - поспешно ответила Алена, косясь на
      Марину Алексеевну.
      - Я оставлю вас, - вежливо сказала Марина Алексеевна. - Постарайся не волноваться, Алена, у вас достаточно времени, и ты все успеешь рассказать, - добавила она, выходя из кабинета.
      - Ну что же, Алена, давай начнем? - спросил Василий
      Васильевич.
      Неожиданно Алена встала, быстрыми тихими шагами подошла к двери и прислушалась. Затем подбежала к врачу и зашептала ему на ухо:
      - Спрашивайте у меня о какой-нибудь ерунде, а я пока буду писать
      о том, что со мной произошло. - Потом громко произнесла:
      Я готова!
      Врач недоуменно посмотрел на нее и задал вопрос:
      - Кто-нибудь в вашей семье страдал психическими заболеваниями?
      - Нет, никто, - четко ответила Алена, строча что-то на
      листке бумаги мелким округлым почерком.
      - Были ли в вашей семье у кого-нибудь странности в поведении?
      - Да, у меня бабушка была очень вредная и сварливая, мне даже
      кажется, что дед из-за нее раньше времени умер.
      Казалось, Алену нисколько не затрудняли ответы, несмотря на то, что она целиком была поглощена написанием текста.
      - Почему вы так решили? - спросил доктор, внимательно наблюдая за девушкой.
      - Потому что она запилила совсем его. Все время требовала чего-то
      и от деда, и от отца. Она плакала, кричала, падала в обморок, говорила,
      что все хотят от нее избавиться, плела что-то про загубленную молодость,
      в общем, привлекала к себе внимание всеми возможными способами.
      Алена закончила писать, протянула ему исписанный листочек и выразительно посмотрела на него.
      - Расскажите мне, что вы помните из своего детства? - спросил доктор, делая попытку сложить листок и спрятать его в карман.
      - Нет! - выкрикнула Алена, выхватывая из его рук клочок
      бумаги и расправляя перед его глазами. - Я очень плохо помню
      свое детство, только какие-то обрывки, но, если хотите, я вам расскажу.
      Она начала подробно, тихим голосом рассказывать о своих детских годах, но всем своим видом, интонацией, распахнутым взглядом светлых глаз, в которых плескался ужас, она просила прочитать свое послание, умоляя о помощи. Слезы катились по ее щекам, но она продолжала, не моргая, не отрывая взгляда, смотреть на него, при этом рассказывая, как, будучи в детском саду, она упала и сильно расшибла голову.
      Василий Васильевич сдался и погрузился в чтение. Голос Алены заметно повеселел, она защебетала что-то, но Василий Васильевич, начав читать, сразу потерял всякий интерес к рассказу Алены, полностью переключившись на ее письмо. Вот что она написала:
      "Мой отец был одним из ведущих мировых специалистов по разработке урановых месторождений на Среднем Востоке. За ним следили спецслужбы иностранных разведок. Из нашей квартиры похитили папку с материалами его новых разработок.
      Но так как я предала отца и его интересы, он не доверил мне хранение карт, а передал их своей любовнице, которая погибла через день после смерти моего отца. Моего отца отравили. Это я знаю потому, что он в последнее время пользовался новым препаратом, который постоянно принимал, и ингалятор был ему практически не нужен, он просто носил его с собой на всякий случай. Я думаю, что в комнате, где он находился, заранее был распылен сильный аллерген, на который у обычного человека не будет никакой реакции, а больной астмой может мгновенно умереть.
      После этого она могла включить вытяжку, и весь аллерген улетучился, и никто ничего не смог доказать. Я знаю это потому, что видела вытяжку в той самой комнате. Сначала я не думала, что это она . Но потом, когда увидела, как она насылает на меня порчу и хочет свести меня с ума, я поняла, что все это правда. Пожалуйста, отдайте потом это письмо в прокуратуру, потому что, когда меня убьют, против нее не будет никаких улик. Помогите мне - ведь она ведьма, и с ней все темные силы. Я постоянно слышу в голове ее голос, она смеется надо мной, сводит меня с ума, а я и молиться как следует не умею. Если можно, вызовите ко мне священника".       Прочитав это послание, Василий Васильевич прервал рассказ Алены:
      - Скажи, пожалуйста, что произошло в тот вечер, когда погиб твой отец?
      - У него случился астматический приступ, с ним часто такое бывало,
      но в этот раз все закончилось трагически. - Алена вздохнула.
      Написав на чистом листе бумаги: "Почему ты не говоришь мне правду?" и пододвинув его Алене, он спросил:
      - С кем ты сейчас живешь?
      - Я живу с моей тетей, сводной сестрой моего отца, - ответила она, быстро написав ответ: "Сейчас нас прослушивают иностранные разведки, чтобы выяснить, что я знаю, и если не ведьма, то они все равно рано или поздно доберутся до меня".
      - Какие у тебя отношения с тетей? - спросил Василий Васильевич, читая послание.
      - Очень хорошие, она заботится обо мне. У меня, кроме нее, больше
      никого не осталось, только любимый, но он далеко. Хотите я расскажу
      вам о нем? - с надеждой посмотрела на него Алена.
      - Нет, Алена, лучше в следующий раз, мы с тобой сегодня и так
      слишком много разговаривали, ты, наверное, устала. Сейчас тебя проводят
      в палату. - Он нажал на кнопку вызова и быстро написал: "Кто
      такая ведьма?"
      "ОНА" - крупно, во весь лист вывела Алена и приписала
      внизу: "Голоса запрещают мне называть ее имя. Вы поможете мне?"
      Девушка преданно смотрела на врача. Тот кивнул ей в ответ с доброй улыбкой.
      Вошла медсестра, и Алена вместе с ней вернулась в свою палату. На душе у нее было хорошо и спокойно. Теперь ей было не так страшно: Василий Васильевич поможет ей. Она скоро выйдет отсюда и уедет к Джонни навсегда. "Скорее бы все кончилось!" - думала она.
      Алена легла на кровать и попыталась уснуть, но сон не шел к ней - она была слишком возбуждена. Алена встала, вышла в маленький коридорчик и стала ходить из угла в угол. Через некоторое время появилась хмурая Марина Алексеевна.
      - Гуляешь? - спросила она Алену.
      - Да, хочется чем-нибудь заняться, - протянула
      Алена и вдруг замерла.
      Через прозрачную ткань халата в кармане Марины Алексеевны просвечивали листки, исписанные ее собственной рукой! Те самые листочки, которые она несколько часов назад отдала в собственные руки Василия Васильевича!
      Стараясь не показать вида, она уловила последний обрывок фразы Марины Алексеевны:
      - ...можешь телевизор посмотреть.
      Алена торопливо закивала и пошла в холл, где стоял телевизор, обдумывая увиденное. Она поняла, что все в заговоре против нее и, чтобы перехитрить их, ей нужно что-то срочно придумать, что-нибудь, что помогло бы ей оправдаться за эти маленькие мятые листочки с самыми важными и сокровенными мыслями, которые сейчас лежали в кармане халата Марины Алексеевны.
      "Интересно, она их уже успела прочитать? - думала Алена,
      глядя на экран, но не улавливая происходящих там событий.
      Наверное, не успела, иначе бы она меня уже напичкала таблетками. Что же мне делать?"
      Собравшись с силами, она закрыла глаза и направила свою мысль в космос. Так, как ее учил Джонни. Она мысленно позвала его и неожиданно увидела перед собой его лицо. Оно было очень печально. Откуда-то издалека раздался незнакомый женский голос:
      - Как мы уже сообщали, самой скандальной историей на прошлой
      неделе было убийство в Тель-Авиве советника президента США Джона Гершовича, который приехал в Израиль с целью...
      Женский голос стал тише, а потом совсем пропал. Не отрываясь,
      Алена смотрела на Джона, а он протянул к ней руку и сказал:
      - Прости меня, маленькая, все произошло из-за меня. Девочка моя,
      я правда любил тебя! Теперь ты осталась совсем одна. Но не печалься,
      мы все равно будем вместе, ведь у нас с тобой впереди другая жизнь.
      До свидания, Аленушка!..
      Алена открыла глаза: какая-то девочка смотрела по телевизору
      мультфильм, герои которого говорили отвратительными писклявыми голосами.
      Алена протянула руку, как будто хотела удержать ускользнувшее
      видение, но поняла, что ничего не видит сквозь пелену слез, застилающую
      глаза.
      Решение пришло само собой. Подойдя к стоящей на низком
      столике вазе с цветами, она схватила ее и со всей силой ударила
      об пол. Взяв из груды осколков наиболее острый, попыталась с размаху
      воткнуть его себе в живот, но в этот момент кто-то крепко перехватил
      руку. Алену как будто спеленали и поволокли в палату. Отчаянно
      сопротивляясь, она кричала:
      - Они повсюду, они снова повсюду! Боже, дайте же
      мне умереть, я хочу быть с Джонни! Я не могу ждать! Ну пожалуйста,
      помогите же мне умереть! - причитала Алена, но, почувствовав
      холодное прикосновение иглы к коже, истошно завизжала: - Не-е-е-т!!! Это опять они! Они снова нашли меня. Теперь они будут ставить на мне опыты.
      Прогоните их, пожалуйста!
      - Сейчас прогоним, - вкалывая внушительную
      дозу транквилизатора Алене в вену, пробормотала медицинская сестра.
      ГЛАВА 10
      Москва, 1999 год
      Апрель в Москве не всегда напоминает о том, что пришла весна. Эвелина торчала в пробке на Ленинградском шоссе, направляясь в сторону Шереметьева. "Дворники" не успевали счищать с лобового стекла липкий мокрый снег и грязные брызги, летевшие из-под колес соседних машин.
      Эвелина включила приемник, пощелкала клавишами станций, но отовсюду неслись звуки русской попсы. Нервным движением толкнула кассету, и из динамиков полились мягкие, успокаивающие звуки. Эвелина была раздражена всем: и погодой, и московской грязью, и пробками на дорогах, и хамством водителей, и плохим освещением улиц. Она подумала о том, как было бы замечательно провести начало весны где-нибудь в Северной Африке, где в это время года еще не так жарко и много цветов. Можно было бы съездить в Марракеш, побродить по узким улочкам и полюбоваться древним городом. Купить какие-нибудь необыкновенные специи, зайти на экзотический огромный рынок, едва ли не самый большой в Северной Африке. А затем посидеть в уличном кафе на площади с крошечной чашечкой крепчайшего кофе и посмотреть представление восточных факиров. Представив все это, Эвелина расслабилась, откинулась на сиденье и почувствовала, что напряжение спало. Машина плавно двигалась в плотном потоке машин, и Эвелина еще раз мысленно поблагодарила того менеджера в автосалоне, который порекомендовал ей машину с автоматической коробкой передач.
      Эвелина немного опаздывала, но, зная порядки, царившие в Шереметьеве, была уверена, что успеет. Она, не переставая, думала о Джонни и об их многолетней дружбе. У них было столько общего, они так понимали друг друга, но любовью их отношения назвать было нельзя. Интимная сторона никогда не доминировала в их отношениях. Эвелина знала, что Джон женат на русской женщине, бывший муж и дочь которой живут в Москве. Но то, что именно эта семья и есть Голубевы, она не могла себе представить. Эвелина еще раз убедилась в том, как тесно бывают переплетены судьбы людей. Недаром во всех, даже малозначительных событиях она искала мистические признаки и взаимосвязи. Мысли о Джоне раздражали ее. Хотя Эвелина и не любила его, ее больно резануло по самолюбию, что он был любовником своей падчерицы Алены. Эвелина не было ханжой
      и привыкла доверять Джону, но такие отношения казались ей чем-то вроде
      инцеста. Теперь, после всего этого, она еще не знала, как себя вести
      с ним. Она опустила боковое стекло, достала из "бардачка"
      пачку сигарет "Собрание" и, выбрав нежно-сиреневую, закурила.
      Эвелина частенько предлагала клиентам эти сигареты, наблюдая, какой цвет они выберут. Спокойные и уравновешенные люди предпочитали голубые, недоверчивые - зеленые, наивные - розовые. Некоторые женщины выбирали сигареты просто под цвет своей одежды.
      Спустя сорок минут Эвелина подъезжала к Шереметьеву. В зале прилета, как всегда, суетилась толпа встречающих. У многих в руках были таблички с написанными от руки именами. Они пристально всматривались в лица протискивавшихся сквозь человеческий коридор пассажиров, в конце которого их буквально хватали за руки нахальные водители. Эвелина встала чуть поодаль и через несколько минут увидела Джона, вышедшего из VIP-зала. Как член президентской команды он имел дипломатический паспорт, поэтому не проходил таможенного досмотра. Джон растерянно поглядывал по сторонам, пытаясь в этом столпотворении найти Эвелину. Она подошла к нему сзади и взяла за руку. Джон повернулся, радостно улыбнулся и обнял ее. Эвелина прижалась шекой к его щеке, таким образом уклонившись от поцелуя. Затем, критически оглядев его светлый плащ, сказала:
      - Ты что, забыл, что Москва - это северный город? Может быть, у вас в Вашингтоне уже травка зеленеет и солнышко блестит, а у нас пока еще сырая зима.
      - Но, может, ты меня согреешь? - банально сострил Джонни, пытаясь ее обнять.
      - Времени нет, у меня куча неприятных проблем, так что извини,
      милый, я не смогу уделить тебе много времени, - серьезно сказала Эвелина и, взглянув на него, подумала, что не больно он и расстроился.
      Пока дошли до стоянки, Джонни изрядно замерз. Он кутался в легкий плащик, пытаясь спастись от порывистого ветра и снега вперемешку с дождем. В машине Эвелина сразу же включила печку, протянула руку, достала маленькую плоскую бутылку виски, которую всегда держала в "бардачке" на всякий случай, и протянула ее Джонни:
      - Сделай глоточек, согреешься. Если хочешь, там где-то есть плитка шоколада.
      До Тверской они добрались довольно быстро. В холле отеля Джон заполнил гостевую карточку и получил электронный ключ. Багаж он оставил внизу, взяв с собой только кейс. Они с Эвелиной поднялись в номер, оставив дверь открытой в ожидании носильщика. За это время он позвонил и заказал лед, который принесли одновременно с багажом. Джон, все еще в плаще, порывшись в карманах, нашел однодолларовую купюру и, отдав ее носильщику, с облегчением захлопнул дверь.
      - Останешься со мной сегодня? - спросил он Эвелину, помогая ей снять пальто.
      - Не могу, к сожалению, у меня полно дел. - Эвелина открыла свой кейс и достала оттуда папку. - Джонни, что касается твоей просьбы - здесь коммерческие предложения от фирм, которые тебя заинтересовали. Оставляю тебе все это вместе с кейсом. Посмотришь на досуге.
      Джон встал и протянул Эвелине другой кейс:
      - Можешь передать им встречные предложения.
      - Встретимся завтра - поужинаем вместе, - сказала Эвелина, пытаясь смягчить свой скорый уход, и поцеловала Джона в щеку.
      Выйдя из отеля, она села в машину и, отъехав на двести метров, потушила фары. Через полчаса она увидела, как Джон, очень заметный в своем светлом плаще, вышел из отеля и сел в сразу же подъехавшее такси.
      Эвелина не спеша двинулась за ним. Как она и ожидала, таксист затормозил у дома Голубева. Джон расплатился и, выйдя из машины, исчез в подъезде. Эвелина медленно подъехала и аккуратно припарковалась на место такси. Джон появился через несколько минут. Она открыла переднюю дверь, и растерянный Гершович сел в машину.
      - Ее там нет, - сказала Эвелина.
      - А где она? - спросил обескураженный Джон.
      - В психиатрической больнице. Увидеться с ней нельзя, - отрезала она, предвосхищая дальнейшие вопросы.
      Джон промолчал. Он слишком хорошо знал Эвелину и не стал расспрашивать, откуда ей все известно о нем и об Алене. К тому же очень остро чувствовал ее разочарование. Он только поинтересовался:
      - Что с ней?
      - В лучшем случае - нервный срыв, в худшем - шизофрения. Ладно, я отвезу тебя в гостиницу.
      Эвелина завела мотор и направила машину в сторону центра. Когда подъехали к отелю, она сухо произнесла:
      - Мне очень жаль, но завтрашний ужин отменяется.
      Когда на следующий день Эвелина позвонила в отель и ей ответили, что господин Гершович вылетел утренним рейсом в Тель-Авив, она подумала, что это даже к лучшему.
      Уже несколько дней Эвелина чувствовала себя беспокойно.
      Она отменила все визиты клиентов и бродила по огромному пустому дому,
      не находя себе места. Попыталась разложить карты Таро, пробовала использовать другие способы гадания, но была слишком взвинчена и нервозна, чтобы сосредоточиться. Эвелина была уверена - случится что-то непоправимое.
      Ближе к вечеру она позвонила на работу Марине Алексеевне.
      - Мариночка, ты очень занята сегодня вечером?
      спросила она подругу.
      - Да вроде свободна. А ты хотела встретиться?
      - Собираюсь где-нибудь поужинать. Может, составишь
      мне компанию? - с надеждой спросила Эвелина, которой до смерти
      не хотелось в этот вечер оставаться одной. Получив согласие, она с
      облегчением положила трубку.
      Без двух минут семь Эвелина въехала на территорию психиатрической больницы. Ровно через две минуты из старого здания вышла Марина Алексеевна. Эта женщина была страшно пунктуальна и требовала этого от окружающих. Сев в машину, она вдруг засуетилась, стала что-то искать в сумке и карманах пальто.
      - Черт, забыла сигареты на работе, - раздосадованно сказала она. Остановишь где-нибудь у ларька? Курить хочется ужасно.
      - Тебе всегда хочется курить, - рассмеялась Эвелина. - Если бы ты могла, то, наверное, и во сне курила бы.
      Она протянула Марине пачку своего любимого "Собрания".
      Марина выбрала лиловую. Затянувшись, она недовольно фыркнула:
      - И как ты куришь такую траву?
      - Это, конечно, не "Ява". - Эвелина
      иногда посмеивалась над пристрастием подруги к крепким пролетарским сигаретам. - Предлагаю тебе маленький корейский ресторанчик.
      А кофе с ликером поедем пить ко мне. Все равно нигде в
      Москве не варят такой кофе, какой я люблю.
      С точки зрения обеих дам, ужин удался на славу. Болтая
      о пустяках, они старались не касаться болезненных тем. Уже подъезжая к дому, Эвелина включила радио. Ведущий новостей бесстрастным голосом сообщил, что в столице Израиля совершен очередной террористический акт.
      - Опять, поди, арабы с евреями что-то не поделили, прокомментировала Марина.
      Эвелина безразлично пожала плечами. Новости все чаще напоминали сводки боевых действий.
      Дома Эвелина отпустила молчаливого Станислава и пошла
      на кухню варить кофе. Марина с сигаретой в руке уселась на стул и
      следила за манипуляциями Эвелины. Создалось впечатление, что кофе это единственное, что Эвелина могла и любила готовить самостоятельно. Поставив на поднос крохотные чашечки и кофейник с узким высоким горлом, хозяйка предложила Марине перейти в гостиную. К кофе они обе выбрали ликер "Бейлис".
      Расположившись на мягком диване, Эвелина нажала на кнопку телевизионного пульта.
      - Ну вот, везде новости, - досадливо сказала
      она, собираясь переключить программу. Вдруг что-то привлекло ее внимание.
      На экране появилась картинка с изображенной на ней искореженной машиной
      на фоне улицы какого-то восточного города. Затем она сменилась фотографией
      улыбающегося лысоватого мужчины лет сорока пяти. Эвелина побледнела
      и осторожно, почти беззвучно, поставила рюмку с ликером на журнальный
      столик. Она почти не слушала комментариев за кадром - все
      было ясно и так. Тем временем голос диктора бодро произнес,
      что сегодня в результате взрыва машины погиб советник президента США
      Джон Гершович. По версии правоохранительных органов, он прибыл в Тель-Авив с некой миссией, касающейся арабо-израильских переговоров, и этот террористический акт, видимо, был направлен на их срыв.
      - Что с тобой? - забеспокоилась Марина.
      Тебе плохо? Может, давление низкое?
      - Этот погибший американец - отчим Алены,
      слишком отчетливо, чтобы казаться спокойной, произнесла Эвелина очень
      тихо и почти про себя добавила: - Эту семью преследует рок.
      ГЛАВА 11
      Москва, 1999 год
      Симка, нагруженная тяжеленным рюкзаком, тряслась в промерзшей электричке. Вид у нее был весьма нерадостный. Отсутствующим взглядом она провожала пробегающие за окнами зимние пейзажи, а мысли ее в этот момент были заняты совсем другим.
      Так же, как меняющиеся за окном картинки, казалось, что-то важное проплывает мимо нее. Симка несколько раз медленно прокручивала все имеющиеся в голове данные, пытаясь посмотреть на материалы уголовного дела с разных сторон, но ничего не получалось: в голове не возникало ни одной новой ценной мысли, за которую можно было бы уцепиться, и это ее жутко раздражало.
      Она подумала, что совершенно напрасно потащилась сегодня на дачу да еще на электричке. Но соблазнить кого-нибудь с машиной поехать зимой за 100 километров от Москвы она не смогла, даже используя все свое обаяние. Виной всему была мать, непреклонная в своем решении отправить непокорную дочь проверить сохранность загородного дома и водопровода и снабдившая любимое дитя огромным рюкзаком со съестными припасами.
      - Ты у меня спортивная девочка, так что довезешь! - сказала она на дорожку и добавила: - Лучше возвращайся сегодня, а то я буду волноваться.
      "Нет, мамулик, - думала Симка, через пару часов сменив электричку на автобус и уже в крайне испорченном настроении наблюдая, как за окном начинается настоящая метель, - сегодня тебе точно придется поволноваться, потому что домой я вряд ли успею вернуться".
      Решив, однако, быть до конца примерной дочерью, Симка вышла из автобуса около здания почты и все же позвонила Марине Алексеевне, кратко обрисовав погодную ситуацию. Слышимость, как всегда, была отвратительной, поэтому Симка привычно прокричала всю информацию в трубку и отключилась.
      Выйдя из почтового отделения, она пригнулась к земле для очередного броска к автобусной остановке. Ветер был такой сильный, что Симке начало казаться, что сейчас она потеряет опору под ногами и неминуемо упадет в снег. Стараясь не сгибаться под ударами стихии, Симка выпрямилась во весь свой рост. Она лишь немного опустила вниз голову, чтобы спрятаться от колючей снежной крупы, которая нещадно хлестала ее по лицу.
      Симка было подумала, что автобус или попутку придется ждать очень долго, но неожиданно ей улыбнулась удача. По дороге тарахтел старый дребезжащий "Запорожец", за рулем которого сидел дед Колька, проживавший с ней на одной улице. Симка резво замахала руками и выбежала на дорогу, чтобы остановить машину. На ее счастье, дед вовремя заметил ее, лихо затормозив в нескольких метрах от Симки. Выпустив радугу снежных брызг из-под колес, он открыл дверцу и, увидев уже смерзшуюся с рюкзаком девушку, приветственно проскрипел:
      - Здорово, Фимка! Залезай!
      Иначе он не называл Симу с самого детства. Тогда ей это очень не нравилось; она плакала, ругалась и ссорилась с ним, но отучить его от этой привычки так и не смогла. С возрастом дед Колька все больше "впадал в маразм", и Симка постепенно смирилась с мыслью, что научить его правильно произносить ее имя - задача непосильная, поэтому больше не спорила с ним и послушно откликалась на его зов.
      - Привет, дед Коль! - радостно поздоровалась она.
      - Чо, проведать приехала?
      - Да, - кивнула Симка и поспешила задать волнующий вопрос: - Домик наш цел, надеюсь?