- Спасибо, Марина, это действительно лучший вариант. Я поговорю с Аленой и позвоню тебе.
      Эвелина уже спала, когда раздался длинный междугородный телефонный звонок. Она на ощупь нашла трубку.
      - Да, - недовольно отозвалась Эвелина.
      - Здравствуй, Эви, здравствуй, милая, неужели я тебя разбудил? Никогда не могу подсчитать разницу во времени.
      - Ну теперь уж разбудил, но я все равно тебе рада.
      - Эви, буду краток. У меня планируется командировка в Израиль.
      Я хочу приехать на несколько дней в Москву, если ты, конечно, будешь рада меня видеть.
      - Конечно, я всегда рада, приезжай.
      - Я остановлюсь в "Палас-отеле", но, впрочем,
      это неважно. Я сразу же позвоню. Спокойной ночи, Эви, целую тебя.
      - Пока, Джонни, до встречи. - Эвелина положила трубку. - Педофил чертов, - добавила она про себя.
      ГЛАВА 8
      Москва, 1999 год
      Серафима бежала по улице, преследуя огромное волосатое чудовище. Сзади что-то истошно кричал Снегирев. Обернувшись, она увидела, что он обеими руками удерживает рвущуюся к ней Инку. "Как хорошо, что она жива!" подумала Симка. Продолжая преследование, она видела, что чудовище отрывается от нее все дальше и дальше. Уже был виден железнодорожный мост, из последних сил она рванулась вперед, заметила приближающийся поезд и поняла, что через минуту потеряет убийцу из виду. "Ну обернись, хоть посмотри на меня", - мысленно звала Симка. Дыхания не хватало, сил практически не осталось. Перед тем как проскочить перед идущим поездом, убийца оглянулся. "Да это же мертвый Голубев!" - от неожиданности Симка села на землю. Поезд мчался, оповещая всех о своем приближении истошным гудком. Он становился все сильнее и пронзительнее, и Симка проснулась...
      Сообразив, что кто-то уже давно и настойчиво звонит в дверь, она сунула ноги в тапочки, накинула материн халат и, несколько раз крикнув для проверки: "Мам, ты дома?" - пошла открывать дверь.
      По дороге она с трудом вспомнила, что сегодня мать дежурит в клинике. Мимоходом посмотрела на часы, которые показывали половину второго ночи.
      - Кто это может быть? - пробормотала она, подходя к двери.
      Кто-то продолжал терзать кнопку звонка с такой настойчивостью, как
      будто за ним по пятам гналось стадо диких слонов. При этом на лестничной площадке было подозрительно тихо.
      - Иду, иду! Да что за безобразие! - заворчала Симка, отпирая
      дверь.
      Звонок не прекратился. Тогда она рывком открыла дверь и с недоумением посмотрела на ночного визитера.
      Алена, опухшая от слез, в стареньком пуховичке, спортивных штанах и тапочках на босу ногу стояла в коридоре и, несмотря на открытую дверь, продолжала звонить.
      - Эй, я уже тут, - сказала ей Сима.
      - Спасите меня, Серафима Григорьевна! Только вы можете мне помочь, мне больше не к кому идти, - простонала Алена, оседая на пол в прихожей.
      - Как ты здесь оказалась? - спросила Сима, втаскивая ее в полуобморочном состоянии в квартиру.
      - Я сбежала из больницы. Только, пожалуйста, не вызывайте милицию, я не хочу обратно, я лучше сяду в тюрьму!
      - А почему ты хочешь в тюрьму? Ты разве в чем-то виновата? вкрадчивым голосом поинтересовалась Сима, раздевая Алену и заворачивая ее в теплый плед, который сняла с дивана.
      - Да-да, я виновата! Кругом виновата! Но я не хочу в тюрьму,
      я хочу в Штаты, там Джонни, он не даст меня в обиду! Я боюсь,
      здесь меня все равно убьют, как и отца.
      Алена была готова разрыдаться. Сима чувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика.
      - Подожди, я сейчас принесу тебе воды, - сказала она,
      уходя на кухню.
      Там Сима достала из колонки большой пузырек с успокаивающей микстурой, принесенной Мариной Алексеевной с работы на всякий пожарный случай, наполнила отвратительно пахнущей коричневой жидкостью доверху мерный стаканчик и, набрав полную кружку холодной воды, вернулась в комнату.
      Алена сидела на диване. Ее била крупная дрожь, при этом она тихонько поскуливала.
      - Вот выпей воды и это! - строгим голосом предложила Сима.
      - А что это такое? - сквозь зубы процедила Алена, кутаясь
      в плед.
      - Валерьянка.
      - Нет, я не буду пить лекарство. Я буду давать показания.
      - Прямо сейчас? - изумилась Сима.
      - Да, только у меня от холода все мысли разбегаются, я немножко
      согреюсь и сразу все расскажу, а вы будете все записывать, как будто
      это настоящий допрос, - тряся головой, затараторила Алена.
      "Да, без судебно-психиатрической экспертизы Голубевой, похоже,
      мне не обойтись", - подумала Сима.
      - Ты, наверное, очень устала, может, сначала поспишь немного? ласковым голосом предложила Сима. - Хочешь, я дам тебе снотворное?
      - Нет, я не хочу таблеток! - завизжала Алена. - Я
      не хочу спать! Не хочу, не хочу!
      - Что же мне с тобой делать, девушка? - сказала Сима вслух,
      наблюдая, как девушка, сидя в кресле, изо всех сил зажмуривая глаза,
      визжит во все горло.
      Набрав в рот воды из принесенного для Алены стакана, Сима набрала
      в грудь побольше воздуха и, сказав себе: "Прости меня, мама,
      грешную!", прыснула в лицо Алены холодной водой. Визг сразу же
      оборвался. Для закрепления достигнутого результата Сима слегка
      похлопала девушку по щекам и строго сказала:
      - Больше никаких истерик, поняла? Если ты снова начнешь орать,
      я сразу же звоню в больницу, - она выразительно показала глазами
      на телефон. - Повтори!
      - Истерик не будет, я молчу, - хлопая длинными ресницами,
      медленно повторила Алена.
      У нее был такой растерянный вид, что Симе стало жаль ее. Чтобы скрыть это, она наклонилась к ногам Алены и потрогала их - ноги были совершенно ледяные.
      - Раздевайся, - приказала Сима.
      - Догола? - удивленно спросила Алена.
      "Она точно не в себе", - подумала Сима.
      - Нет, только до трусов.
      Сима надела на Алену свой школьный спортивный костюм, напялив на него для верности летный комбинезон деда, в котором можно было смело лететь на Северный полюс. Поставив ее замерзшие ступни в тазик с горячей водой, она принесла ей большую кружку чая с малиной и несколько огромных бутербродов с ветчиной и сыром. Положила на стол открытую пачку сигарет и села напротив, молча наблюдая за гостьей.
      Девушка медленно пила горячий чай, сначала не притрагиваясь к еде, но потом осторожно взяла с тарелки первый бутерброд... Когда она доедала четвертый, Сима решила, что пора налаживать отношения.
      - У меня есть борщ со свининой, может, разогреть?
      - Если только немножко, - охотно согласилась Алена.
      "Господи, ее там что, не кормили, что ли?" - подумала Сима, подливая из чайника в тазик горячую воду.
      - Ой, горячо же, осторожно! - испуганно вскрикнула Алена.
      - Извини, не рассчитала, - пробормотала Сима, подумав:
      "Смотри-ка, оживает потихоньку".
      Когда были съедены бутерброды, борщ, остатки картошки и половина курицы,
      Сима, с улыбкой глядя на оттаявшую Алену, подумала, что, наверное, сказки писали неплохие психологи: там всегда сначала за стол посадят, а уж потом...
      "Неспроста девчонка прибежала ночью к следователю, чтобы давать показания. Может быть, она, конечно, и душевнобольная, но послушать мне бы ее очень хотелось", - думала Сима, поглядывая на Алену.
      - Спасибо большое, я в больнице почти ничего не ела, а тут все так вкусно! - извиняющимся голосом сказала Алена. - А вы это все сами готовили?
      - Конечно, - мгновенно соврала Сима, не зная, стоит ли сейчас - даже случайно - упоминать о своей матери, из больницы которой Алена только что сбежала. - Кофе будешь?
      - Да, конечно, спасибо. Можно я закурю? - робко
      спросила она.
      Сима только кивнула головой, видя, что "клиент созрел", и боялась спугнуть момент, когда человек начинает рассказывать о себе, не останавливаясь. Если удается поймать это состояние, можно, не задав ни одного вопроса, узнать о человеке все.
      Алена с удовольствием сделала первую затяжку и, задумчиво выпустив струю дыма, сказала:
      - Знаете, Серафима Григорьевна, а я совсем не умею готовить.
      "Я тоже", - чуть было не брякнула Симка.
      - И мама у меня никогда не готовила, только няня, а потом, когда
      я стала старше, - отец. Мне было двенадцать лет, когда мои родители развелись. Мама не захотела забрать меня к себе, сказала, что я большая девочка и должна все понимать, что потом я буду благодарить ее за это. Алена задумчиво смотрела своими прозрачными ореховыми глазами прямо сквозь Симу и чуть улыбалась. - Я никогда ее не любила.
      - А она тебе родная мать?
      - Да, конечно. Хотя я в детстве часто думала, что меня взяли
      из детдома, а иногда я думала, что у меня есть только отец, а она моя мачеха. Мне казалось, что моя настоящая мама такая же, как моя няня, старенькая и добрая. Но ведь это нормально, у многих такое бывает, правда? - неожиданно заволновалась Алена.
      - Конечно, у многих, - заверила ее Сима, думая при этом,
      что врать все-таки очень нехорошо.
      - Мать потом еще три года жила в Москве, но навещала меня только
      в день рождения. Даже не звонила мне. А потом заявила, что выходит
      замуж и уезжает, и еще сказала, что скоро у меня будет братик или сестричка, но мне это было все равно. - Алена равнодушно пожала плечами. В тот день она позвала меня с собой прогуляться, сказала, что я должна буду постараться произвести хорошее впечатление на Джона, за которого она собиралась выйти замуж. Я согласилась, а потом случайно услышала, как она разговаривала с отцом! Она требовала у него развода, говорила ему ужасные вещи, кричала, скандалила. Они думали, что я ушла и ничего не узнаю, меня все оберегали в доме. Знаете, когда мне было три годика, я...
      - Подожди, Алена. - Сима попыталась направить
      ее мысли в нужном русле. - Ты же сказала, что твои родители развелись, когда тебе было двенадцать лет, зачем же твоей матери нужно было требовать развода у твоего отца?
      - Разве я сказала - развелись? Нет, они просто
      разошлись, не жили вместе, но официально разведены не были. Отец не хотел развода, он очень любил маму. А она в тот день сказала ему столько гадостей! Он пытался ее успокоить, звал обратно к нам, говорил, как он любит и ее, и меня. - Алена взяла новую сигарету. - Можно мне еще кофе?
      - Сейчас принесу, - сказала Сима и вкрадчиво
      спросила: - Что же было дальше?
      - Дальше мать засмеялась и сказала, что я-то уж точно
      не люблю отца, потому что это невозможно. Она сказала ему: "Неужели ты думаешь, что она твоя дочь?" Да, именно так она и сказала, отец что-то отвечал, но я уже не разбирала слов и выбежала на улицу. Как полоумная я бежала куда-то и только все время повторяла: "Папочка, не бросай меня, папочка, не бросай". Знаете, Серафима Григорьевна, мне тогда казалось, что он умер. А потом и я как будто умерла, а Джонни меня оживил, в прямом смысле слова. - На лице Алены появилось нежное, мечтательное выражение.
      "Обалдеть! - изумилась Сима. - Хорошо все-таки, что
      я не стала психиатром".
      - Я тогда выбежала на дорогу, и меня сбила машина. Когда я очнулась, Джонни держал меня на руках и был такой испуганный, у него было такое доброе лицо, я сразу в него влюбилась и подумала, может быть, он - мой настоящий отец, а потом я подумала, что не хочу, чтобы он был моим отцом, потому что люблю его. Когда он увидел, что я пришла в себя, сказал мне: "Нельзя выбегать на дорогу, это очень опасно". Потом он спросил, как меня зовут. У него был такой милый акцент, и я ответила ему по-английски, что меня зовут Елена, а дома называют Аленой. А он сказал, что если я хочу, то он может отвести меня домой, но я ответила, что хочу побыть с ним, если можно. Мы целый день гуляли по Москве, он говорил, что меня ему послали звезды, что наша встреча не случайность. У меня кружилась голова, но не от того, что я получила удар машиной, а от его слов. Знаете, как красиво звучали те слова по-английски! - Алена прикрыла глаза и замурлыкала что-то на английском.
      "Ее еще и машиной стукнуло, - подумала Сима, - ну
      и дела!"
      Алена, похоже, всерьез решила продолжить беседу на английском, но поскольку Симины знания английского были очень скудны, она героически вышла из этой ситуации, решительно вставив во время паузы:
      - Может быть, еще кофе?
      - Да, спасибо. - Алена опять перешла на русский.
      - Так что же было потом? - спросила Сима, наливая кофе.
      - Потом я попросила, чтобы он называл меня Элен, как взрослую,
      а он сказал, что будет называть меня Аленушкой. Но это было уже после
      того, как мы с ним стали любовниками.
      Сима поперхнулась кофе, но даже не отважилась что-либо переспросить.
      Она постаралась придать своему лицу выражение полного понимания, тщательно скрыв свое изумление. "Страшно даже представить, что еще я от нее услышу", - думала она при этом.
      - Мы договорились встретиться с Джонни через день, потому что на следующий день он был занят. Я летела домой как на крыльях.
      - Ты отцу про это не рассказывала? - поинтересовалась Сима.
      - Про Джонни? - испугалась Алена.
      - Нет, про то, что ты слышала их разговор с матерью,
      терпеливо объяснила Сима.
      - Нет, а зачем? Я просто посмотрела на отца и поняла, что
      это ложь, что она лгунья. Я часами стояла у зеркала и находила
      множество сходств между отцом и мной, так что это не могло быть правдой,
      уверенно сказала Алена. - А ее я возненавидела и отомстила ей.
      - Как? - затаив дыхание, спросила Сима.
      - Отняла у нее любовь Джонни! - гордо ответила Алена.
      "О, Господи, ты все о том же!" - мысленно простонала
      Сима.
      - Алена, при чем тут твой Джонни?
      Алена склонила голову набок и с сожалением посмотрела на нее:
      - Потому что моя мать собиралась выйти за Джонни замуж, что она
      и сделала. И теперь Джонни не только мой любовник, но и отчим!
      Сима уставилась на Алену. Та радостно щебетала, и на щеках у нее проступил румянец. Не верилось, что час назад она билась в истерике, умоляя не отправлять ее в больницу.
      - А как было смешно, когда мать повела меня знакомиться со своим будущим мужем и я увидела Джонни! А как я приезжала к ним в Америку!
      - И ты не ревновала?
      - Что вы, зачем же мне было его ревновать? Наши ночи с ним были
      просто сумасшедшими, ведь каждый раз я крала у нее Джонни! И каждую
      ночь, проведенную с ним, я мстила ей за унижения и боль отца...
      "Мама, где ты? Мама!" - мысленно позвала Сима.
      - Скажи, Алена, неужели твоя мать не догадывалась о том, что
      происходит?
      - Нет, она слишком доверяла Джонни. Вы знаете, Cерафима Григорьевна,
      у них в Штатах отчим всегда старается найти общий язык с ребенком,
      и никого это не удивляет. А моя мать всегда хотела выглядеть в глазах
      Джонни эдакой передовой, но в то же время любящей и заботливой мамочкой. Неужели вы думаете, что если бы она хоть что-то заподозрила, то она продолжала бы регулярно брать меня на каникулы в Вашингтон? Да она бы разорвала меня на мелкие кусочки и разбросала их по миру так, что меня никто бы не нашел!
      - Как было сказочно заниматься любовью с Джонни, когда мы втроем отдыхали в Эйлате! - продолжила она без паузы. - Я прокусила себе руку до крови, чтобы не разбудить мать, которая спала в соседнем номере и ничего не подозревала. - Глаза Алены стали мутными, она говорила все быстрее и быстрее. - Все же я люблю ее, ведь если бы не она, я бы никогда не узнала, что такое настоящая страсть. Она была настолько наивна, что согласилась с предложением Джонни оплатить мое обучение в Гарварде после того, как мне исполнится восемнадцать лет.
      - Прости, Алена, но тебе уже не восемнадцать, почему же ты не уехала в Штаты насовсем? - решилась наконец Сима перебить этот неиссякаемый словесный поток.
      - А как же отец? - изумилась Алена. - Не могла же я оставить его здесь совсем одного. После Джонни я любила его больше всех на свете!
      "Надеюсь, что с отцом у нее были нормальные отношения, иначе я просто больше не выдержу!" - подумала Сима, но спрашивать об этом не решилась.
      Внезапно состояние Алены изменилось, она начала дрожать всем телом,
      а на глазах появились слезы - надвигалась вторая волна истерики. Мысленно прикинув, что холодной воды в этом случае будет маловато, Симка отважилась пойти ва-банк. Она сделала строгое лицо и сказала:
      - Насколько я понимаю, именно из-за отца ты и прибежала сюда.
      Если ты хочешь давать показания, то ты должна собраться и говорить четко и ясно, а я буду записывать тебя на диктофон, чтобы потом все официально задокументировать. - Она старалась использовать в своей речи побольше юридических терминов, чтобы Алена побыстрее пришла в себя и начала рассказывать самую суть проблемы. При этом Сима, чтобы избежать очередной истерики, говорила очень строго и с серьезным выражением лица, надеясь, что на Алену в ее теперешнем состоянии это должно подействовать. Сима видела, что через некоторое время от нее уже будет невозможно ничего добиться, она будет только рыдать и каяться, а кроме неприятных подробностей о личной жизни девушки Симка пока не узнала ничего, что могло бы помочь ей в расследовании.
      - Да-да, я готова, - заторопилась Алена и тут же растерянно спросила: - А что надо рассказывать?
      - Начни с главного, - посоветовала Сима, уже не надеясь
      на такое чудо.
      - Моего отца убили, - медленно, но очень внятно
      произнесла Алена после небольшой паузы.
      - Почему ты так думаешь?
      - Потому что потом убили Анну, а ее точно убили, я знаю!
      - Ты считаешь, что эти две смерти связаны?
      - Да, потому что если бы отец по-прежнему доверял мне, на месте Анны была бы я.
      Алена сидела в кресле, неестественно выпрямившись, и смотрела Симке прямо в глаза. Ее взгляд было очень трудно выдержать, но Симке это удалось. Не отводя глаз от Алены, Сима достала из ящика стола диктофон, бумагу и ручку и внятно произнесла:
      - Медленно и по порядку, поехали!
      - Джонни всегда говорил, что главное - это доверие и любовь человека, который тебя воспитал. Особенно доверие, потому что это сила. Когда я сказала ему, что не могу бросить отца даже из-за него, он сказал, что это прекрасно, что мы с отцом так доверяем друг другу, что у нас нет никаких тайн, кроме нашей с Джонни тайны, разумеется, - плавно начала Алена.
      Симка была в бешенстве, усилием воли она сдерживала себя и даже делала вид, что стенографирует всю эту галиматью. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что больше никому не откроет ночью дверь и что имя Джонни она больше не захочет слышать никогда. Краем глаза взглянув на Алену, она поняла, что чуда не произойдет.
      - Джонни говорил мне, что отец очень одинок и что я не должна
      оставлять отца без присмотра, потому что многие женщины захотят воспользоваться его одиночеством, чтобы отнять его у меня, поэтому я должна быть очень внимательна. Тогда я не слушала Джонни, мне казалось, что с моим отцом ничего не может случиться. Этим мерзким "жабам", которые хотели его завоевать, я устраивала такой прием, что они больше не смели показаться у нас в доме. Все мои мысли были только о Джонни. Боже, он такой заботливый! Он всегда находил время, чтобы справиться о моем отце и о наших с
      ним отношениях. Только теперь я поняла, что духовная связь между родными чувствуется на расстоянии. Я должна была почувствовать опасность, ведь я же обращала внимание на странные вещи, которые происходили с отцом. Но наш канал астрального общения был заблокирован. Из-за этого я не слушала Джонни и уделяла отцу слишком мало внимания. Я была слишком поглощена собой, своей любовью и своими играми во взрослую жизнь, чтобы понять, что что-то не так. - Увидев, что Симка перестала записывать, Алена заволновалась: - Нет-нет, все это не то, мысли убегают, сейчас, сейчас...
      - Что такого странного ты замечала в последнее время? - несколько резче, чем хотела, спросила Симка.
      - Звонки по телефону. Кроме того, отец очень разнервничался по поводу кражи у него папки и портмоне и несколько раз сказал, что это не случайность. Да, машины! За мной несколько раз ездил неизвестный молодой человек на зеленой "Вольво". Я думала, что он хочет со мной познакомиться. Когда я рассказала об этом отцу, он побледнел и даже отобрал у меня ключи от машины на какое-то время. - Алена говорила четко и ясно, но было видно, что это дается ей с трудом и она старается изо всех сил. - Да, и самое главное. Однажды я ходила с друзьями в ночной клуб, у меня в тот день было очень плохое настроение, и я, в общем... - Алена замялась.
      - Продолжай! - подбодрила ее Симка.
      - ...Выпила сильно. Когда я пришла домой, отец не кричал,
      не ругался, а просто долго-долго смотрел на меня, потом крепко
      прижал к себе и сказал: "Я не могу доверить тебе это, хоть ты
      моя единственная дочь". Я тогда ответила ему, что мне не нужны
      его тайны, что у меня самой есть такие тайны, которые он никогда не узнает, потому что я берегу его нервную систему.
      - Ты имеешь в виду Джонни? - с ужасом от того, что, возможно, придется узнать еще одну тайну, спросила Симка, но Алена ее не слушала.
      - Господи, я еще рассмеялась! Дрянь, гадина, как я могла! А потом
      сняла трубку, чтобы позвонить Джонни, и услышала, как отец разговаривал
      с Анной, с этой "хрустальной вазой", как я ее называла про
      себя. Мамочки, он доверил ей свою тайну, свою жизнь и умер. Нет,
      его убили, а потом убили и ее! Ну, простите меня! Я не хотела,
      простите меня! - Алена затряслась в приступе беззвучного плача.
      Симка попыталась успокоить ее, но безуспешно - Алена зарыдала в голос:
      - Папа, папочка, я ничего не знаю, но меня тоже убьют,
      как и тебя. Они кругом, они следят за мной, я чувствую, как на
      меня смотрят, как наблюдают за мной и ждут, что я буду делать. Это
      такая мука - жить под микроскопом. Но я никому не могу ничего
      объяснить, почему все думают, что я больная?
      Не слушая Аленины вопли, Сима придвинула ей стакан с микстурой, вложила в искривленный плачем рот пару таблеток снотворного. Алена, продолжая причитать, неожиданно послушно выпила и таблетки, и микстуру, голос ее становился все тише, и вскоре она перешла на еле слышное бормотание:
      - Джонни, я буду ждать тебя, я сделаю все, как ты хочешь. Папочка,
      больше я никогда тебе ничего не расскажу. Прости меня, папа.
      Симка легко подхватила на руки практически невесомую девушку и перенесла
      ее в комнату на диван.
      - Не уходите, - попросила Алена; глаза ее слипались. Вдруг
      она схватила Симку за руку и, притянув к себе, прошептала ей в
      ухо: - А ведь тьма все знала!
      - Какая еще тьма, не выдумывай, - успокаивающим тоном тихо
      сказала ей Симка. - Спи.
      Последнюю фразу можно было и не говорить, потому что Алена, свернувшись
      маленьким калачиком на большой Симкиной постели, мгновенно заснула.
      Выйдя из комнаты, Симка сначала открыла новую пачку сигарет и жадно
      затянулась, потом пододвинула телефон и быстро набрала загородный
      номер. Трубку взяли только после семнадцатого гудка, когда Симка,
      уже отчаявшись, хотела дать отбой. Услышав недовольный и встревоженный
      голос матери, постаралась быть предельно краткой:
      - Мам, не волнуйся.
      - Да ты хоть знаешь, что у нас сейчас творится? - разгневанно
      спросила Марина Алексеевна.
      - Мам, дай договорить. Она у меня, слышишь, Алена у нас в квартире,
      перебила ее Сима.
      - Ты ей что-нибудь давала?
      - Я дала ей успокаивающей микстуры и таблетку снотворного, сейчас
      она спит, но лучше пусть кто-нибудь подъедет за ней, а то через час
      я сама усну, поскольку кофе больше у нас нет.
      - Потерпи часок, сейчас за ней приедут, - уже
      намного спокойнее сказала Марина Алексеевна, - она при тебе
      приняла лекарства?
      - Да, при мне. - Симка несколько помялась и вдруг совершенно
      неожиданно для себя спросила: - Ма, а нельзя ей как-нибудь
      без больницы обойтись? Жалко девчонку.
      - Давай не будем это сейчас обсуждать, жди ребят, - отрезала
      Марина Алексеевна, - поговорим дома.
      Передавая спящую Алену на руки двум огромным санитарам, Симка посмотрела на спящую девушку и почувствовала неприятный осадок в душе.
      "Неужели гуманность - это заразно? Все! Никогда больше не буду общаться с психически больными людьми", - уговаривала она себя, пытаясь успокоить свою совесть, взбудораженную чужим бредом. Но одна мысль все-таки не давала Симке покоя: "Ведь она прибежала к тебе босиком, из загорода, умоляла не сдавать ее в больницу, но ты все равно ее туда сплавила".
      - Да не переживайте так, Сима, - неожиданно сказал Виктор - один из санитаров; он собирал Аленины вещи. - Она без больницы не проживет, это я точно знаю. Такие, как она, на воле быстро разваливаются, а то еще и натворит чего, у них это часто бывает. В больнице ей самое место. Подлечат, а там, может, и отпустят! Больница у нас хорошая, вы же знаете.
      - Да я и не переживаю за нее, я за мать больше волнуюсь. Это какие же нервы надо иметь, чтобы с ними общаться? Я после одного вечера чуть с ума не сошла. Как вы только справляетесь?
      - Мы привыкшие, - весело подмигнул Виктор. - Ну, спокойной ночи, отдыхайте!
      - Спокойной ночи, - вяло попрощалась Симка.
      Проводив санитаров, она вновь позвонила матери и, услышав ее спокойный голос, спросила:
      - Мам, ну ты как там? Сильно устала?
      - Да ничего. Ребята уехали?
      - Только что.
      - Ну и хорошо.
      - Мам, не задерживайся на работе. Я чего-нибудь вкусненькое приготовлю, хочешь?
      - Спать ложись, заботница. Время - шестой час утра, а тебе вставать рано, - нарочито строгим голосом проговорила Марина.
      - До завтра, - попрощалась с матерью Симка.
      Потушив недокуренную сигарету, Серафима легла в постель, но долго
      не могла заснуть. Она решила, что утром обязательно прослушает все,
      что записала на диктофон. "Да, было все же в этом нечто очень
      интересное, - думала она, - даже важное". Но что конкретно,
      вспомнить не удавалось. Вскоре мысли закружились хороводом, мелькнула
      какая-то идея, но обдумать ее Симка уже не смогла, с головой провалившись
      в большой сонный сугроб.
      * * *
      На следующее утро, наспех проглотив завтрак, Сима перетряхнула пухлую записную книжку и, найдя заветный адрес, вылетела из дома. Через час она уже подходила к красивому старинному особняку. Не посоветовавшись с матерью, она решила побеседовать с Эвелиной о ее племяннице с глазу на глаз. Сима подозревала, что все Аленины откровения не могли быть правдивыми хотя бы потому, что были слишком фантастичны. Но пообщаться с Эвелиной все же стоило. В основном Симу интересовало, как добрая тетушка отреагирует на заявления племянницы и что вообще она может сказать по этому поводу.
      В течение пяти минут Сима не отрывала палец от кнопки звонка, решив, что если она уже разбудила хозяйку своим ранним визитом, то уходить в таком случае глупо. Правда, если дома никого нет, продолжать звонить еще более глупо. Но отступать Серафима не собиралась. Продолжая со злобным наслаждением терзать кнопку, она прислушивалась, не раздаются ли в коридоре шаги, которые, судя по размерам этого особняка, должны сопровождаться гулким эхом.
      Неожиданно дверь приоткрылась, и на пороге показался необыкновенно бледный и худой юноша, напоминающий балетного танцора. Сима отметила, что он был одет во все черное (как первый герой-любовник советского голубого экрана Михаил Боярский): черная водолазка и черные обтягивающие джинсы.
      - Добрый день, я хотела бы видеть Эвелину Гросс,
      очень вежливо поздоровалась Сима.
      Юноша томно сложил ручки, и Серафиме показалось, что он сейчас поприветствует ее каким-нибудь изящным батманом.
      - Я очень сожалею, но мадам Эвелина сейчас отсутствует,
      но если вы представитесь и назовете цель вашего визита, я выберу удобное
      для вас время, - прямо-таки медовым голосом сообщил юноша.
      - Можно узнать, кем вы ей приходитесь? - полюбопытствовала
      Сима, готовясь в случае дальнейшего отпора предъявить служебное удостоверение.
      - Мое имя - Станислав. Я работаю у мадам привратником.
      Он вежливо поклонился и, сделав выразительный жест в сторону зала,
      предложил: - Не хотите ли пройти? Правда, я не уверен, что хозяйка
      в ближайшее время появится, но я могу предложить вам хороший кофе,
      с утра он бодрит.
      - О нет, благодарю вас. Я зайду позже, - проворковала
      Серафима с милой улыбкой.
      Не сказав больше ни слова, Станислав закрыл дверь перед
      самым носом обескураженной Симы. Девушка тут же стряхнула с лица заиндевевшую
      улыбку.
      - Зря я сюда приехала, - сказала она самой
      себе, - видимо, не судьба мне было побеседовать с Эвелиной,
      но привратничек у мадам совершенно незабываемый...
      ГЛАВА 9
      Москва, 1999 год
      Алена спала, хотя было уже далеко за полдень. Теплое весеннее солнце освещало ее тонкое осунувшееся лицо и волосы, которые приобрели какой-то болезненный тусклый оттенок, отчего ее кожа казалась серой. Неожиданно она нахмурилась и стала что-то невнятно бормотать, несколько раз вздрогнув всем телом. Длинные волосы разметались по подушке, одна прядь упала ей на лицо. Алена застонала и проснулась.
      Открыв глаза, она заслонилась рукой от солнечных лучей и потянулась. Щурясь от яркого света, который бил прямо в глаза, она робко улыбнулась и тихонько позвала: