Поверх книг беспорядочной смятой кучей валялись какие-то рисунки, принадлежавшие явно сумасшедшим. Посредине комнаты стоял стул, к которому липкой лентой было приклеено тело Анны. Легкий халат был изодран в клочья, под ним были видны страшные следы пыток - ожоги, порезы и кровоподтеки. На голову Анны был надет полиэтиленовый мешок, сквозь который можно было разглядеть искаженные страданием и страхом черты ее лица. Марина и Эвелина не сказали друг другу ни слова. Мертвые глаза привязанной к стулу женщины наводили на них ужас и оцепенение.
      Первой очнулась Марина и безжизненно произнесла:
      - У меня дочь следователь, я знаю, что ничего нельзя трогать. Я звоню в милицию.
      Она размотала шарф, достала из кармана пальто смятую пачку сигарет.
      Долго не могла прикурить - дрожали руки. Затем внезапно разрыдалась, повторяя:
      - Господи! Ну кому это было нужно? Что же у нее можно взять?..
      Эвелина молчала, прислонившись к дверному косяку. Она была уверена, что обе смерти - и Анны, и ее брата - связаны между собой. И еще она подумала, что смерть Анны не последняя. Вспомнилось дурацкое китайское предсказание: "Потеря покажется невосполнимой, но переживать ее будешь недолго".
      ГЛАВА 6
      Москва, 1998 год
      Серафима, выпускница юридического института, а нынче следователь прокуратуры, лихорадочно рылась в сумке, которая больше напоминала баул, в поисках хоть какой-нибудь завалящей сигаретки. Затем, обреченно вздохнув,
      в сердцах сказала:
      - Ну, мамочка, опять мои сигареты увела!
      С тех пор как мать и дочь перестали скрывать взаимное пристрастие
      к курению, они периодически "стреляли" друг у друга сигареты
      без спроса. Совместная жизнь Марины Алексеевны и Симы иногда напоминала
      боевые действия. Мать, сильная, властная женщина, не терпящая необязательности, занудства, жалоб и неискренности, еще лет двадцать назад в одночасье выгнала из дома хлюпика мужа, обнаружив вдруг, что он безумно надоел ей со своими вечными недомоганиями, жалобами, нытьем, брюзжанием и недовольством. Она воспитала дочь под стать себе, и поэтому ничего удивительного, что вначале легкие разногласия между ними порой перерастали в грандиозные, шумные скандалы с битьем посуды, хлопаньем дверей и уходами к любовникам. Однако ни та, ни другая с любовниками жить
      не могли, они изводили тех своими стальными характерами и жесткими требованиями. Они возвращались домой, за чем следовала трогательная сцена примирения. Скандалы вносили в их жизнь разнообразие. Мать и дочь нежно любили друг друга, и в стенах своего дома реализовывали эмоции, которые были вынуждены скрывать на службе.
      Одним из основных камней преткновения в их отношениях был профессиональный выбор Серафимы. Марина Алексеевна была фанатично предана психиатрии
      и иного выбора для дочери не могла и представить. Это даже не обсуждалось - после окончания школы девушка должна поступить в медицинский институт.
      Однако свободолюбивая Симка питала стойкое отвращение к медицине вообще
      и к психиатрии в частности. В пылу семейных сцен она часто
      ехидно замечала матери, что работа в клинике явно наложила на нее
      отпечаток, за что регулярно получала вдогонку всем, что попадалось
      той под руку. Марина Алексеевна сокрушалась, что дочь выросла хоть
      и здоровая, но непутевая да еще с ужасным характером, на что получала
      незамедлительный ответ о необыкновенном семейном сходстве. Уже став
      следователем, Сима как-то заявила, что из-за врачей-психиатров многие
      преступники и убийцы вместо того, чтобы отбывать наказание, прохлаждаются
      в больницах. Этим она вызвала бурную дискуссию, где аргументами служило
      все, что угодно: от воззвания к гуманности и человеколюбию до попыток
      рукоприкладства.
      Пока Симка искала сигареты, зазвонил телефон, и шеф сообщил радостную новость - наконец-то ей доверяют вести дело об убийстве. Если бы не старания казаться солидной, Симка подпрыгнула бы до потолка от счастья. Но после того, как она узнала, что потерпевшая - подруга и коллега ее матери, Симкин пыл несколько поубавился. К ее ужасу, мать оказалась свидетелем по делу. Наверное, с этической точки зрения это было не очень корректно, но все же ей пришлось допрашивать собственную мать.
      К ее удивлению, на допросе Марина Алексеевна была тиха и немногословна. Она очень коротко и сухо сообщила, что Анна не приходила на работу в течение трех дней, но разыскивать ее не стали, зная о постигшем ее горе. И только потом приехала родственница ее жениха и предложила навестить Анну. Когда они приехали, дверь была открыта. Войдя, они обнаружили тело Анны Рогозиной. Вот, собственно, и все. Марина вытащила из сумки сигареты. Посмотрев на Симу, которой определенно тоже хотелось курить, она без слов протянула ей пачку. Обе закурили.
      - Мама, как ты думаешь, что могли искать у нее? - спросила Сима.
      - Даже не представляю. Ты же помнишь Анну: тишайшее создание.
      Ни врагов, ни завистников, ни денег - вообще ничего!
      - И все-таки у нее что-то искали. Ведь ее даже пытали!
      - Да уж, я видела, - поморщилась Марина, вспомнив жуткую картину.
      - Послушай, ведь незадолго до этого случая умер ее друг Виктор Голубев. Очень странно, что почти сразу за одной смертью последовала другая.
      - Наверное, простое совпадение. Голубев умер от приступа астмы.
      Скорее всего здесь нет никакой связи.
      - А как тебе вообще их семейка и ближайшее окружение?
      - Я видела только Эвелину. По-моему, милейшая женщина, беспокоилась
      об Анне. Правда, меня смущает ее род занятий, но, в конце концов,
      это не преступление.
      - А чем она занимается? - поинтересовалась Сима.
      - Магией, - с некоторой долей сарказма ответила Марина. - Она хозяйка магического салона.
      В ее голосе звучало извечное презрение врачей и ученых к магам и целителям, которых они считали шарлатанами.
      Сима присвистнула, выразив свое удивление. Как бы там ни было, Эвелину надо было вызывать на допрос.
      * * *
      Сима с деловым видом разложила на столе бумагу и поправила стоящие в стаканчике остро заточенные карандаши. Прокашлялась, чтобы голос звучал посолиднее, выкрикнула в коридор:
      - Войдите!
      Эвелина вошла, осторожно прикрыв за собой дверь, и
      присела на жесткий неудобный стул. Обстановка в кабинете, где Сима проводила свой первый самостоятельный допрос, была удручающе убога. Облупленные стены, выкрашенные казенной грязно-зеленой краской, обшарпанная перекосившаяся мебель, допотопный облезлый железный огромных размеров сейф в углу - все это производило впечатление запущенности и явно требовало ремонта. Эвелина существовала как бы в другой жизни, где не говорили об уголовных делах, преступлениях, трупах и результатах судебно-медицинских вскрытий. Не ругали экспертов, криминалистов и медиков, от которых никогда не дождешься вовремя заключений. Не беспокоились о продлении срока содержания под стражей. Поэтому все происходящее вокруг: странного вида люди, сидящие вдоль стен в коридорах, помещения с невыветриваемым запахом сигаретного дыма и общественного туалета, общая атмосфера неуверенности и тревоги, - угнетало ее.
      Следователь прокуратуры, Серафима Григорьевна, молодая
      спортивного вида девица, и была дочерью Марины Алексеевны. Она заметно нервничала и, чтобы казаться более серьезной, беспрерывно курила, прищуривая правый глаз от сигаретного дыма.
      Сима еще не решила, как вести себя с Эвелиной. Теория
      допроса как-то плохо подходила к этой спокойной, уверенной в себе женщине. Сима знала, чем занимается Эвелина, и, хотя сама она не верила ни в Бога, ни в черта, ни в черную магию, чувствовала некоторую неуверенность при виде этой дамы, и это мешало ей сосредоточиться.
      Чувствуя ее напряжение, Эвелина дружелюбно улыбнулась Симе, и вскоре разговор потек непринужденно и плавно. Эвелина подробно рассказала о своем знакомстве с Анной, подчеркнув, что считала ее почти членом семьи, рассказала о своем приезде в психиатрическую клинику, а затем об их с Мариной визите к Анне. Сима была несколько удивлена тем, как эта женщина держала себя в руках: она не упустила ни одной подробности, в деталях рассказала, как они нашли тело Анны, на что она обратила внимание, находясь в той квартире. При этом была сдержанна и даже бесстрастна.
      Как будто что-то почувствовав, Эвелина пояснила:
      - Я понимаю, как важно вам знать все мельчайшие подробности.
      В общем, Эвелина оказалась прекрасным свидетелем, хотя ничего нового Симе узнать не удалось. Но ей понравилось, что Эвелина держалась с достоинством, без высокомерия и ироничного снисхождения к возрасту следователя, а с уважением. Но по-прежнему было совершенно непонятно, что же искали преступники в небогатой квартирке Анны.
      Как ее учили на семинарах в институте, Сима нарисовала несколько таблиц и план расследования. Сначала нужно было очертить круг знакомых Анны. С этим было все просто: Голубев, ныне покойный, Эвелина, Алена и коллеги Анны по работе.
      "Так, - подумала Сима, - Голубева уже не допросить, разве что с помощью медиумов". При этом она вспомнила Эвелину. Эвелина и мать Симы говорили примерно одно и то же. Со дня смерти Голубева Анну никто не видел, она не появлялась на работе. По заключению экспертов, смерть наступила днем позже, чем от приступа астмы скончался Голубев. В графе "причина смерти" эксперты указали - "механическое удушье". Они также отметили, что перед смертью потерпевшую пытали.
      Сима задумалась, ей пришла в голову одна идея, и она зашелестела страницами протокола осмотра места происшествия. По тому, как были разбросаны вещи, стало очевидно, что среди книг и записей преступник искал какие-то бумаги.
      Вдруг дверь открылась, и в кабинет вломился - именно вломился,
      а не вошел - ее сосед по комнате Володька Снегирев, здоровенный, румяный, простоватого вида парень. Увидев расчерченные Симой таблицы, он ехидно заржал:
      - Что, Симуха, воплощаешь в жизнь полученные в Краснознаменной школе знания? - При этом он нахально попытался залезть в ее записи.
      Застигнутая врасплох, Симка покраснела и попыталась прикрыть рукой аккуратно расчерченные таблички. Она очень злилась, но старалась не показать виду. Вообще, Володька на правах старослужащего - а он пришел в прокуратуру на год раньше - относился к ней по-хамски: обожал дурацкие розыгрыши, выставляя ее перед начальством полной идиоткой, издевался над ее стремлением делать все, как положено. Симка, надо отдать ей должное, платила ему тем же.
      Однажды она ответила по телефону очередной Володькиной пассии, что
      он уже третьи сутки находится на задании у валютной проститутки. Когда взбешенная пассия срочно потребовала номер телефона, Симка сладеньким голосом продиктовала ей номер своей школьной подруги Инки, на самом деле валютной проститутки, заранее договорившись с ней о розыгрыше. Когда пассия позвонила и нервно потребовала к телефону Владимира Снегирева, Инка отрапортовала, что господин следователь только что проснулись и принимают душ, поэтому сию секунду подойти не могут.
      Но если девушка подождет, то она принесет ему трубку прямо в
      ванную вместе с махровым халатом. Пассия швырнула трубку, а Володька дулся целых три дня.
      Сима подозревала, что Снегирев тайно влюблен в нее, но его ухаживания напоминали школьные дерганья за косички. Может быть, она и занялась бы им, но он был слишком уж простоват, а мятущейся Симиной душе хотелось чего-то изысканного. Здесь-то и был камень преткновения: рафинированные интеллигенты, как правило, едва доставали до плеча Симке, мастеру спорта по прыжкам в высоту, и к тому же как огня боялись ее напористости и темперамента, но самое ужасное, они вызывали в ней какое-то материнское чувство. Здоровенные же медведи типа Снегирева идеально подходили ей физически, но были удручающе неромантичны и малоинтеллектуальны и вместо того, чтобы пригласить ее в театр, норовили затащить
      в койку.
      Итак, Сима сделала глубокий вздох, расправила плечи и откинулась на спинку стула. Здесь главное было не дать Володьке почувствовать, что это ее задевает. Поэтому она мило улыбнулась и льстиво сказала:
      - Ну, Володечка, не у всех же такой опыт, как у тебя. Мне надо упорядочить сведения, а заодно и мысли. Но допрос, как мне кажется, прошел удачно.
      Снегирев размяк от ее льстивого тона и покровительственно улыбнулся:
      - Да уж, Симуха, если нужен совет, ты ко мне обращайся, чем могу помогу.
      - Спасибо, Володечка, я знаю, что ты настоящий товарищ,
      потупила глаза Сима, хотя внутри у нее все кипело.
      "Вот засранец, деревенщина! Учить меня будет, а сам, поди, едва
      на тройки институт закончил, а туда же: "Помогу - посоветую..." - всю эту тираду Симка проговорила про себя, при этом мило улыбаясь
      Снегиреву. От такого непривычного обращения он и вовсе ошалел и предложил ей растворимого кофе, банку которого достал из своего сейфа. Симка подозревала, что, кроме кофе, в сейфе при желании можно было бы найти и бутылочку чего-нибудь горячительного.
      - Кстати, Симка, - вдруг вспомнил Снегирев,
      может быть, тебе это пригодится. Я веду дело об убийстве путаны. Похоже, поработал какой-то маньяк, возможно, кто-то из ее клиентов.
      В квартире был найден пустой бумажник, принадлежащий Голубеву В.С.
      Это на вкладыше под пластиком было написано. Словом, он и есть твой Голубев. Только собрался его допросить, а дочурка его мне и говорит: мол, схоронили мы его намедни, умер от приступа астмы. Случайности, они, конечно, бывают, но все ж таки узнай, может, Голубев-то твой ходок был по путанам?
      - Да ты что! - У Симки от такого поворота событий аж дыхание перехватило. - Володечка, миленький, а как фамилия путаны?
      - Соколовская Инна Константиновна, - спустя минуту объявил
      Володя, порывшись в потрепанном блокноте. - Убита 15 декабря
      в собственной квартире. Поработал маньяк: от тела мало что осталось,
      без слез не взглянешь.
      Он хотел еще что-то добавить, но замолчал, видя, как бледность разливается по Симкиному лицу, как глухо звякнула выпавшая из ее рук чашка. Инка Соколовская и была той самой путаной, ее школьной подружкой, с которой когда-то разговаривала Володькина пассия.
      * * *
      Состояние Алены внушало Эвелине серьезные опасения. Сначала смерть отца, которую она так до конца и не осознала, затем убийство Анны, хотя Алена и не была особенно привязана к ней. В воздухе как будто витало ощущение смерти. Смерть могла выбрать любого. Алена плакала, запиралась в своей комнате и не хотела ни с кем разговаривать.
      При этом вздрагивала от телефонных звонков, прислушивалась к шорохам, включая свет во всей квартире.
      Эвелина решила взять ее к себе. Она приехала в квартиру Голубевых
      и, не говоря ни слова, бросила свернувшейся калачиком на постели Алене,
      одетой в махровый халат, из которого она не вылезала по меньшей мере
      неделю, джинсы, свитер и чистое белье.
      Алена медленно, движениями напоминая робота, натягивала на себя одежду.
      Эвелина, не тратя зря слов, вытащила из шкафа большую спортивную сумку и затолкала туда вещи и косметику Алены.
      - Идем, - лаконично велела она.
      Алена непослушными пальцами безуспешно пыталась завязать шнурки на ботинках. Эвелина нетерпеливо нагнулась и быстро справилась со шнуровкой. Затем сдернула с вешалки короткую дубленку, накинула ее на плечи Алены и обмотала ее шею теплым шарфом.
      - Где твои ключи? - спросила она Алену, оглядывая прихожую.
      Алена вяло пожала плечами. Спустя мгновение Эвелина схватила с телефонного столика связку ключей, открыла дверь и вышла с племянницей на лестничную клетку. На улице она достала из кармана брелок и нажала кнопку. Машина мигнула фарами. Эвелина открыла дверцу и почти втолкнула Алену в салон автомобиля.
      - Сейчас, милая, сейчас поедем домой. Не понимаю, как я могла оставить тебя одну, - проговорила Эвелина, скорее обращаясь к себе.
      После холодной темной улицы ее дом показался особенно уютным. Она
      провела Алену на второй этаж, открыла дверь одной из комнат и успокаивающе сказала Алене:
      - Вот, девочка, твоя комната. Устраивайся, а я велю Станиславу
      приготовить тебе ванну. Похоже, ты не мылась всю неделю.
      Алена стала молча раздеваться, не заботясь о том, куда кладет свои вещи. В роскошной ванной комнате уже хозяйничал Станислав. Он включил наполнение огромной шестигранной джакузи, занимавшей почти все пространство, тщательно выставил на терморегуляторе необходимую температуру воды. На мраморной ступеньке около джакузи он поставил поднос со свежими фруктами, ананасовым и апельсиновым соками. Он знал вкусы своей хозяйки, но понятия не имел, что предпочитает ее племянница. Станислав аккуратно разложил пушистые бирюзовые полотенца, одно из которых расстелил на полу у джакузи, включил тихую классическую музыку, приглушил свет. Было видно, что эти хлопоты доставляют ему удовольствие. Удовлетворенно оглядевшись, он позвал хозяйку.
      Эвелина раскрыла дверцы шкафчика. На полочках стояли ряды стеклянных пузырьков. Поколебавшись, Эвелина выбрала несколько из них.
      - Перуанское масло будет кстати, - приговаривая, Эвелина
      влила несколько ароматных капель в бурлящую воду, - роза избавит
      от тоски, а сандал повысит тонус. - Затем она взяла баночку с
      бесцветными кристаллами, насыпала немного в ладонь и бросила туда
      же. На мгновение в воздухе появился пряный свежий запах, который так
      же внезапно растаял.
      - Сегодня она будет спать спокойно. - Эвелина была абсолютно уверена в результате своих манипуляций.
      Спустя несколько минут Алена погрузилась в бурлящую воду. Она чувствовала, как сильные струи массируют ее тело, снимая не только физическое напряжение, но и тяжесть на сердце, смывая тревогу, страхи и возрождая к жизни.
      Алена с наслаждением вдыхала исходивший от воды необычный аромат.
      Она повернулась, положила руки на кромку джакузи и потянулась, подставляя горячим струям разные участки тела. Подвинув к себе блюдо с фруктами и ощутив во рту бесподобную нежность манго, поняла, как долго не ела. Она вылезла из джакузи, почувствовав себя разгоряченной и обновленной, и накинула бирюзовый, в тон полотенцам, махровый халат.
      Она не видела, что дверь в соседнюю комнату, оборудованную под массажный кабинет, приоткрыта. Там в полной темноте стоял Станислав и, чтобы его не было слышно, старался почти не дышать. От этого ломило грудь и стучало в висках. Он чувствовал страшное напряжение в паху, ему казалось, что его черные джинсы вот-вот лопнут. Он одним движением расстегнул "молнию" и сжал горячую плоть. Вожделенно смотря на раскрасневшееся лицо Алены, на то, как она неторопливо ест манго, на ее полураскрытые губы, испачканные в сладком соке, он представлял, как целует этот рот, кусая до крови губы. В этот момент он и на самом деле почувствовал привкус крови. Видя ее небольшую грудь с темной родинкой слева среди как будто кипящей воды, он представлял, как сжимает ее, заставляя Алену кричать от боли. Алена закинула голову, положив ее на край джакузи. Он видел ее тонкую белую шею, вызывавшую у него непреодолимое желание стиснуть ее двумя руками, все сильнее и сильнее, пока она не подарит ему последний вздох. Станислав захлебнулся собственным стоном, который заглушила игравшая музыка. Уже равнодушно он следил за тем, как Алена выходит из ванны, надевает халат, приближается к зеркалу. Когда Алена вышла, он, приведя в порядок свою одежду, подобрал брошенные полотенца и прижался к ним лицом. Ему казалось, что полотенца хранят ее запах. Он посмотрел в зеркало и увидел, что из нижней губы идет кровь. Видимо, в момент оргазма он прокусил ее. Такое возбуждение он чувствовал лишь однажды, когда был влюблен в свою одноклассницу.
      ГЛАВА 7
      Москва, 1999 год
      Несмотря на все ухищрения Эвелины, Алена оставалась вялой, безучастной ко всему и в то же время тревожной и беспокойной. Эвелина позвонила Марине Алексеевне, с которой успела подружиться после смерти Анны. Ей импонировали прямота Марины, умение конструктивно подойти к проблеме, а также ее общительность. Она понимала, что именно этими качествами и должен обладать психиатр. Эвелина считала, что сама неплохо разбирается в психологии, но мир психически больных людей, который приоткрывала перед ней Марина, потрясал ее. Она с удовольствием слушала рассказы Марины, но ее как специалиста по магии несколько коробил утилитарный подход психиатров к проблемам души. Они часами спорили друг с другом, отстаивая свои точки зрения. Марина стояла на позициях классической психиатрии в рамках "симптом - синдром - болезнь". Она была, без сомнения, прекрасным специалистом, однако материалистический подход мешал ей взглянуть на проблему шире.
      Эвелина же пыталась выдвигать иные гипотезы. Многим феноменам, которые расценивались психиатрами однозначно как болезненные, она давала другое объяснение.
      - Онейроидный синдром, - преподавательским тоном вещала
      Марина, - это вариант расстройства сознания. При этом больной дезориентирован в окружающей действительности, он как бы существует в другом мире, чаще всего является участником фантастических событий, путешествует во времени, отождествляет себя с героями прошлого, посещает другие миры и планеты. Это острое состояние, характерное в основном для шизофрении.
      - А почему бы не предположить, что у некоторых людей
      связь физического и астрального тел слишком слаба и то, что ты расцениваешь как однозначную болезнь, есть путешествие астрального тела во времени и пространстве? - возражала Марина.
      Они спорили до хрипоты, и доказательства каждой из них представлялись одинаково вескими и в то же время одинаково умозрительными. Марина нервно курила и повышала голос. Она вообще не терпела, когда ей возражали. Эвелина задавала все новые и новые вопросы, с легкостью находя слабые места в аргументации Марины. В конце концов, уставшие от дискуссий, они садились на маленькой Марининой кухоньке и пили кофе с ликером или коньяком, дружно согласившись, что их спор так же неразрешим, как основной вопрос философии.
      За этим занятием их застала вымотанная следовательской работой Сима, которая, приходя домой, имела привычку держать палец на кнопке звонка до тех пор, пока ей не откроют. Нарочито ругаясь, с сигаретой в руках Марина пошла открывать. Сима стащила с себя зимнюю одежду, вылезла из сапог, умудрившись не расстегивать их, и плюхнулась на табурет с требованием немедленно накормить ее. Марина нахмурилась, но тайком любовно поглядывала на свое дитя:
      - Да ты руки хоть вымыла, непутевая?
      Симка, запихивая в рот кусок колбасы, по-детски повертела перед носом у матери своими ладошками.
      - Что ты, мамуля, да чтобы я села есть, не вымыв рук?! - громко изумилась "непутевая". - Да я, если хочешь знать, после еды - если зубная щетка недоступна - всегда жую "Орбит без сахара"!
      Эвелина не выдержалась и расхохоталась. Марина тоже не сдержалась, и воспитательный процесс на этом закончился.
      - Ну ладно, будем ужинать. - Марина поставила на стол тарелки и захлопотала у плиты.
      Эвелина хотела было отказаться, но атмосфера этого дома так ей нравилась, что она решила остаться.
      - Вы знаете, что случилось? - Симка сделала круглые глаза.
      Мама, ты помнишь Инку Соколовскую? Ну, мы с ней учились в
      одном классе, она потом путанить пошла. Ну, мама, такая высокая
      блондинка, она еще в восьмом классе отбила у меня Сашку Смирнова.
      Марина кивнула. Конечно, она помнила Инку, потому что всегда была
      недовольна, что ее дочь общается с девицами подобного сорта.
      - Так вот... - Симка сделала паузу и выразительно посмотрела
      на мать. - Ее убили.
      - Да я и так знала, что она этим кончит. Девицы ее профессии
      нередко попадают в подобные истории. - Марина явно собиралась
      прочитать лекцию о морали и нравственности. - А что случилось?
      - А то, что поработал маньяк - от личика почти ничего не
      осталось. А кровищи по всей квартире! Для опознания вызвали ее тетку,
      если помнишь, ее родители погибли в автокатастрофе лет семь назад,
      так опознание пришлось проводить только по волосам и телу,
      с ужасом, смешанным с восторгом, рассказывала Сима.
      Марина сочувственно кивнула:
      - Бедная девочка, такая смерть... - от назидательного тона
      не осталось и следа.
      - Но самое странное, - продолжила Сима, - что
      в квартире у нее нашли бумажник профессора Голубева. Там лежали
      его визитки.
      Она посмотрела на Эвелину, испытывая некоторую неловкость.
      - А когда ее убили? - спросила Эвелина охрипшим голосом.
      - Пятнадцатого декабря, за десять дней до смерти профессора.
      - Я не думаю, что мой брат общался с проститутками, - холодно
      заметила Эвелина.
      - Да что вы, об этом и речи нет, - стала оправдываться
      Сима. - Скорее всего просто совпадение. Однако произошло еще одно преступление, возможно, связанное с убийством Инны.
      Повисла пауза. Эвелина внимательно смотрела, как Сима в нерешительности вертит в руках вилку, явно собираясь что-то добавить.
      - Не знаю, стоит ли говорить, но никто не запрещает делиться информацией. Дело в том, что примерно в то же самое время была убита
      Инкина сутенерша Фатима. Кстати, презабавнейшая личность: в прошлом профессор, ведущий научный сотрудник одного из НИИ. А учитывая то, что ей было за шестьдесят, версию с маньяком, пожалуй, можно отбросить.
      Сима наслаждалась произведенным впечатлением и не смогла удержаться от некоторого позерства. Размахивая руками, в которых были зажаты нож и вилка, она патетически воскликнула:
      - И вот здесь-то и встает извечный вопрос: "Кому выгодно?"
      - Сима, а это дело тоже вы ведете? - поинтересовалась Эвелина.
      - Нет, его ведет мой молодой коллега Снегирев, а я ему помогаю:
      консультирую в плане разработок версий, назначения экспертиз и тому
      подобное, - приврала Сима. - Кстати, мне необходимо допросить
      Елену Викторовну Голубеву, вашу племянницу, так что я завтра позвоню ей.
      - Я как раз хотела вас попросить повременить с этим. Меня очень беспокоит ее состояние. - А затем Эвелина обратилась к Марине Алексеевне: Мариночка, не могла бы ты с ней побеседовать, по-моему, у нее депрессия.
      - Конечно, никаких проблем! Буду у тебя завтра после работы,
      примерно в семь.
      Эвелина поднялась. Набросив легкую шубку из золотистой норки, тепло попрощалась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
      Не спеша сев в машину, в задумчивости достала из перчаточного ящичка сигареты и закурила, что случалось с ней крайне редко. Потом, включив двигатель, тронулась с места. Ее "Лагуна" мягко двигалась по плохо освещенным московским улицам, мерно шуршали "дворники", смахивая снег с лобового стекла.
      В квартире было очень тихо. Станислав ушел
      домой, а Алена, наверное, спала. Эвелина тихо поднялась наверх, боясь ее разбудить. Внезапно она услышала Аленины всхлипывания, та что-то быстро говорила по телефону и, похоже, плакала. Эвелина незаметно прошла в кабинет и сняла трубку. Она услышала знакомый мужской голос и от неожиданности едва не опрокинула телефонный аппарат.
      - Джонни, я так тебя люблю! Я так по тебе скучаю!
      Почему ты не приедешь, мне так плохо. Мне кажется, меня могут убить.
      - Глупенькая моя девочка, я тоже скучаю. Я так хочу
      снова обнять тебя, чувствовать, как ты вся горишь, целовать тебя.
      Ну подожди еще немного. Ничего не бойся! - ворковал Джонни. - Я сейчас страшно занят в президентской кампании, но скоро у меня будет деловая поездка в Тель-Авив, я заеду в Москву и заберу тебя в Эйлат. Ты помнишь, как нам было там хорошо?
      - Да, Джонни, но что ты скажешь маме?
      забеспокоилась Алена.
      - Ничего, это же будет деловая поездка, так что проблем
      не будет.
      Эвелина ошеломленно положила трубку,
      "Педофил чертов, - подумала она. - Ну
      подожди же, увидишь ты свою Аленушку!"
      На следующий вечер приехала Марина. Она выглядела уставшей
      и замерзшей. После ужина и чашечки кофе она уединилась с Аленой в гостиной, где они беседовали около трех часов. После этого Марина зашла в кабинет, где Эвелина готовилась к завтрашнему приему клиентов.
      - Честно говоря, мне все это не нравится. Ты была права, у нее настоящая клиническая депрессия. - Марина вытащила из сумки очередную сигарету и с удовольствием затянулась. - Причем, я бы сказала, психотического уровня, с бредовыми идеями самообвинения и самоуничижения, а также с вкраплениями параноидной симптоматики.
      - Подожди, подожди, - поморщилась Эвелина, - ты все-таки не на ученом совете. Объясни человеческим языком.
      - Короче, кроме резко сниженного фона настроения, она обвиняет
      себя в смерти отца. Говорит о каких-то предсказаниях, считает, что
      и за отцом, и за ней следили, что гибель Анны тоже с этим связана.
      Она испытывает тревогу и страх быть убитой, подозрительна к окружающим, включая самых близких. Иногда ей кажется, что ее могут отравить, как отравили ее отца. Кстати, почему он умер?
      - Да, это была дурацкая идея с китайским ужином и предсказаниями. Эвелина вкратце рассказала, что случилось в тот день.
      А умер Виктор от приступа удушья, ведь он был астматик. Анна тебе разве не говорила?
      - Ну ясно, все происходящие события болезненно интерпретируются, резюмировала Марина. - Кроме этого, у нее навязчивые идеи
      о собственной вине. Она заявляет, что спала со своим отчимом, кажется,
      Джонни.
      - Чушь какая, - бурно возмутилась Эвелина, - девочка
      и впрямь совсем плоха. Что же делать?
      - Ее нужно немедленно лечить - это не вызывает сомнения.
      Эвелина, я консультирую в небольшой частной психиатрической больнице за городом. Она больше напоминает санаторий, там прекрасные условия, кроме того, я могла бы лично ее наблюдать. Правда, это недешево, но думаю, что для тебя реально.