— Это твои дела, дорогой Вован, — проговорил Автандил, отхлебнув из стакана. — Наши бабки — твоя забота.

— Как что? — возникал Харчо. — Кровью умоем попов, понимаешь! Я, Вован, первым с твоими ребятами на квит пойду!

— Попы в этом лишь заправляют, братки, — объяснил Вован. — А командует стрелками у них Белокрыл, с которым вы по долгам лясы точили. Он, я узнал, — бывший генерал КГБ.

— Вот как! — уважительно произнес Автандил. — Я и смотрю: четко его парни работали! Мой так вертанулся под пулями. Я беспрерывно по нему в коридоре стрелял, но он ужом ушел.

— Что ты поешь, Автандил? — не согласился Харчо. — Я из кабинета одного на улице сразу завалил.

— И все же потери: двое наших против ихнего одного, — напомнил Вован. — Не знаю, кого Белокрыл в эту команду направил, но трое его нападавших вас четверых перекрыли.

— Внезапно они наехали, — проворчал Харчо.

— Лады, — прекратил перебранку Вован. — Вы, кунаки, мне ясно теперь скажите, чего дальше желаете? Или бабки с Белокрыла все же станем снимать, или его лично поучим?

— Пусть кровью заплатит эта паскуда, — торжественно произнес Харчо. — Мы с ним честно базарили, понимаешь, хлеб-соль водили, а он шакалом оказался.

Автандил усмехнулся, рассудительно заговорил:

— Что из того, если завалим пузана, дорогой Харчо? Мы потешим свое сердце, но останемся с пустым карманом. А при такой обиде мы можем его строго подвесить: так, что и бабки отдаст, и проценты со счетчика, какой на него немедленно включим.

— Автандил толково говорит, — прокомментировал Вован, — хотя душа у меня горит Белокрыла немедля положить: теперь на нем и мне должок за двоих из моей бригады. Но я с ним сочтусь, когда дело окончательно проверну, в каком вам помочь мои паханы обещали. Автандил мудро микитит: счетчик за наезд немедленно на генерала включаем с той суммы, что по старым долгам на магазине висит.

— Дорогой Вован, — продолжил воодушевленный его поддержкой Автандил, — до этого я и Харчо с Белокрылом базарили, пытались дело уладить, на крышу востряковских намекали. Теперь пора тебе свое слово ему сказать.

Вован кивнул.

— Есть у вас домашний телефон Белокрыла?

Автандил развел руками.

— Мы ему только в офис звонили.

— Ништяк, — сказал бригадир, — попробуем узнать.

Он набрал номер телефона квартиры Феогена. Спустя некоторое время трубку взяла Мариша.

— Приветик от нового знакомого, — проговорил Вован.

— Ой, — тревожно прошептала Мариша, — сегодня вечером Феоген из командировки вернулся. Хорошо, без задних ног сейчас спит, звонка не слышал. Ты теперь сюда не звони, я тебе буду звонить.

— Мариш, — с воркующими интонациями произнес Вован, — извиняй. Тут крутая разборка с «Покровом». Люди Белокрыла моих двоих постреляли, одного своего потеряли. Нужен мне прямо немедля его домашний телефон, чтоб за жабры взять. Ты его этот номер не надыбала?

— Подожди, Вованчик. Сейчас я для тебя расстараюсь.

— Как? Ты не рискуй. Феогена не надо спрашивать.

— Да я и не собираюсь, — горячо зашептала Мариша в трубку. — В его записной книжке постараюсь телефончик найти. Жди.

Минут через пять Мариша снова взяла трубку:

— Есть! Записывай.

Она продиктовала цифры. Вован записал и нежно закончил разговор:

— Ладненько. Целую, лапуля.

Бригадир взглянул на кунаков, засмолил неизменный «Беломор» и набрал номер квартиры Белокрылова.

Генерал не спал, осмысливая информацию Ракиты о провале «покровской» акции. Он поднял трубку зазвонившего телефона, думая, что это опять Ракита, но услышал незнакомый голос:

— Спокойная у тебя ночь? Не очень, а?

— Кто говорит? — сердито спросил Белокрылов.

— Вованом меня кличут на Вострякове. Прикинь сам: если я тебе, падла, звоню, то и убрать могу в любой момент, точно как твои псы сегодня моих людей постреляли.

У генерала невольно сжалось сердце. Он быстро достал из тумбочки пистолет, выключил лампу, горевшую над изголовьем кровати. Вован словно увидев его суету, продолжил:

— Сыграло очко? Я в него тебя перед смертью отдрючу за двоих братанов.

Белокрылов пришел в себя, сообразив, что раз не напали сразу, а звонят, значит, будут искать компромисса. Он сдержанно проговорил:

— Я тоже одного потерял.

— Но ты наехал, а был не прав. Ты Автандила и Харчо обул и вместо бабок пулей рассчитываешься? — тоже поспокойнее признес Вован.

В растерянности оказался Белокрылов. Грозный звонок востряковского Вована по телефону, который знал только узкий круг его приближенных, мог говорить и о том, что противник вычислил его спецбригаду. А значит, востряковские могли навалиться на белокрыловское подразделение всеми силами. Отменны, но, увы, малочисленны были его бойцы, и Леонтий Александрович решил хотя бы для виду согласиться с Вованом.

— Я не хотел крови, — сказал генерал. — Случайно вышло. Планировал я только поджог, но ребята перестарались.

— Всякое можешь теперь лепить. Но отныне будешь иметь дело только со мной. Автандил и Харчо отдохнут. А со мной так: счетчик я на тебя включил. К тем бабкам, что ты со своим попом был по лабазу должен, каждый день просрочки будет двадцать процентов наматывать.

— Сколько? — возмутился Белокрылов. — Крутовато заломил.

— А дней у тебя этих не боле недели, — не обращая внимания на его замечание, приговорил бригадир.

— Подумаю, — стараясь сохранить солидность, ответил генерал.

— Думать собрался? — мрачно проговорил Вован. — Тогда только три дня даю. Вякни, крыса, еще что-нибудь, и я за бабками прямо сейчас к тебе приеду. На своих яйцах случалось висеть?

Белокрылов молчал. Вован подытожил:

— Вот и помалкивай. Через трое суток чтоб все бабки были. — И положил трубку.

На следующее утро в офисе архимандрита Феогена генерал Белокрылов обсуждал с ним последствия заварушки в «Покрове».

— Крайне неприятно ситуация сложилась, — качал головой Феоген, нервно обдергивая рукава рясы.

— Большая моя тут вина, но теперь надо идти до конца, — отвечал Леонтий Александрович.

— И так слишком далеко зашли, — хмурился Шкуркин. — Вместе с Пинюхиным уже три трупа. И у нас большая потеря — Ячменев.

— Моего вчерашнего бойца вы не считаете? — сверкнул заплывшими глазками генерал.

— Господи, упокой души рабов Твоих. — Феоген перекрестился и поглядел на собеседника. — До какого конца идти вы еще собираетесь?

— Надо зачистить последние операции. Придется убирать Ракиту. Во-первых, он — исполнитель по Пинюхину, где прокололся: его во дворах Мясницкой перед акцией бомж видел. Но он почему-то не в состоянии до сих пор ликвидировать бомжа-свидетеля. Действия Ракиты на Чистых прудах в последние дни контролировали спецбригадовцы. Бомж жив-здоров, а Ракита о своей заминке по этому заданию мне ничего не докладывает.

— Недостаточно, чтобы предельно поступить с одним из ваших лучших работников. Помилуй нас, Господи. Вы можете просто выслать Ракиту из города.

Белокрылов отчеканил:

— Я окончательно Раките перестал доверять после вчерашнего. Столь бездарно проведенная «покровская» операция! Трое специалистов идут в магазин, который охраняют бандиты, а Автандил и Харчо пьянствуют внутри, — и теряют своего товарища!

— Возможен сговор Ракиты с востряковскими?

— Это нет, Ракита с высокими моральными устоями, но именно поэтому он и впал, я думаю, в эмоции. Начал задумываться по большому счету, потому и в деле ошибается. Понимаете ли, Феоген, бывшего верного офицера Родины трудно переориентировать на роль простого наемника. Таким людям необходим идейный стимул.

Феоген прищурился.

— А авторитета Церкви ему мало? Он от ее имени воюет с отребьем. Кто был Пинюхин? Типичный новый русский, готовый на все ради своего кармана. А вчера группой Ракиты были уничтожены двое востряковских уголовников.

— Не очень укладывается в такую «идейную» схему бомж-свидетель, которого надо убрать, — усмехнулся Леонтий Александрович.

— Разве диверсантам КГБ не приходилось беспрекословно убирать и не таких огрызков, если приказывал начальник? — вкрадчиво поинтересовался архимандрит.

Генерал кивнул.

— Убирали и вполне достойных людей.

— Что ж тогда за проблемы у Ракиты?

— Видите ли, за КГБ все-таки стояла Родина, а что за патриархией?

Шкуркин гневно исказил лицо.

— Господь Бог наш Иисус Христос!

— Да? — осклабился Белокрылов. — А если атеист Ракита увидел в этом направлении лишь магазин «Покров», которым кто-то из патриархии владел? Причем владельцы лихо пользовались прибыльнейшим заведением — так, что за последствия приходится людей убивать, пусть и бандитов. Вы, батюшка, возможно, подзабыли нашу с вами деятельность в означенном универсаме?

Архимандрит отвел глаза, потер пальцами жирные щеки, уточнил:

— Раките известно, что мы с вами — бывшие хозяева «Покрова»?

— Нет. Но и без этой информации у него достаточно пищи для обобщений.

— Не знаю, не знаю, Леонтий Александрович. Я на расправу с Ракитой вас благословить не могу.

Генерал расхохотался.

— А на что вы меня благословляли? Я ведь, как и Ракита, закоренелый атеист. В вашей духовной поддержке не нуждаюсь. Просто сотрудничаю с вами по необходимости. Вот и давайте без трепа на высокие темы. Богом вы можете лохов, как выражаются блатари, стращать.

Шкуркин уставился на него свинцовыми глазами. Генерал невозмутимо выдержал их напор и продолжил:

— Далее. Бригадир востряковских Вован требует в течение трех дней выплатить наш старый «покровский» долг, плюс к нему по двадцать процентов с той суммы за каждые просроченные сутки. Время пошло с сегодняшней ночи.

— Леонтий Александрович! — взревел Феоген.

— Что, батюшка? Повторяю: я своей вины за вчерашний перебор не снимаю, но если мы Вовану все-таки уступим, то вам под расчет придется внести треть всех денег. Две трети за свой прокол беру на себя.

— Леонтий Александрович, вы же знаете, — взволнованно произнес Шкуркин. — У меня расходы. Вы лучше всех в курсе, сколько у меня ушло на коттедж по Рублевке. Я Маришу содержу, а у нее самые разные причуды. Вчера она потребовала, чтобы я купил ей иномарку.

— Успокойтесь! Мне платить тоже совсем не светит. Я разберусь с Ракитой, переведу спецбригаду на полную конспирацию, сам поменяю квартиру, а то Вован мне прямо домой звонил. Посмотрим, как поведут себя востряковские дальше. Но и вы должны пошустрить на самом верху.

— Что вы имеете в виду?

— Востряковские работают от епископа Артемия Екиманова. Я согласовываю свои действия с вами, а тот же Вован — с Артемием. Если бы вы смогли договориться с епископом, то и основной сыр-бор ушел бы. Востряковские, конечно, поартачились бы еще за свои трупы, но, думаю, с утихомирившимся Артемием заткнулись бы меньшей суммой, чем та, которую Вован сейчас ломит. А Харчо и Автандил востряковским не указ: захотели — дали крышу, захотели — сняли. Уладили бы вы с Артемием, и я с Вованом мог бы сговориться. Например, оказали б востряковским спецбригадовцы какую-нибудь впечатляющую услугу — и квиты.

Шкуркин задумался, потом сказал:

— Представьте, Леонтий Александрович: как у вашей спецбригады с востряковскими бандитами, так и у меня, вернее, у моих начальников с кланом Артемия столь далеко зашло, что тоже приходится идти до конца. По «Пальме» мы Артемия переиграли, перекупив эту гостиницу под один из наших паломнических центров. Артемий этого нам не простит. И убийством Ячменева он уже не удоволетворится, станет опять атаковать.

— Да как же вы все постоянно твердите: «Бог простит, и я прощаю»?

Архимандрит строго посмотрел на него:

— Хватит демагогии, Леонтий Александрович. Мои переговоры с Артемием исключаются.

— Значит, вся надежда на меня?

— Да, генерал. Я помолюсь за вас, — проговорил Шкуркин и завел глаза под свой низкий мощный лоб.

В этот же день генерал обзвонил всех спецбригадовцев, исключая Ракиту, и приказал всем «уйти на дно». Дольше всех он говорил с Ониксом.

Сначала Леонтий Александрович расспросил его о случившемся в «Покрове», отметив сумбурность ответов этого обычно логичного спецбригадовца. А Оникс путался, потому что операция сорвалась именно из-за его не правильных действий. Но, не столь верный спецназовскому братству, как Ракита, и уловив из некоторых фраз генерала, что тот всю ответственность взял на себя, начал бригадира топить.

— Александрыч, — говорил он, — пульнул мой объект, но почему? Не знаю, что доложил вам Ракита, а все же думаю — не случайно этот охранник оказался передо мной с уже вытащенным оружием.

— Да? Как ты это объясняешь?

— Ракита в ходе операции, видимо, неосторожность проявил, как-то обнаружил себя. Иначе с чего вдруг охранник встретил меня с наведенным пистолетом? — врал Оникс, изо всех сил стараясь остаться на плаву.

Генералу, решившему покончить с Ракитой, было все равно, кто из них непосредственно напортачил. Но по исконному принципу КГБ «разделяй и властвуй» Белокрылов подзадоривал Оникса, настраивая его против Ракиты.

Леонтий Александрович бросил:

— Ваш старший свои действия указал безукоризненными. Кстати, заметил, что операция провалилась, возможно, потому, как Оникс в дело необмятые новые перчатки надел.

— Он еще шутит? — вскипел Оникс, постоянно терпящий насмешки по поводу своих пижонских замашек. — А то, что Кузьма на его совести как командира он молчит?

— К сожалению, на Раките дела есть и посерьезнее, — проговорил генерал. — Поставил он под удар все наше подразделение.

Он замолчал, давая время Ониксу проникнуться его заявлением, «убойным» по смыслу. Потом добавил:

— Есть неопровержимые данные, что пытался Ракита наладить сотрудничество с востряковскими.

— Вот как?! — воскликнул Оникс. — Гнида! Не потому ль он и Кузьму подставил?

— Вполне возможно. Под чужую черепушку не заглянешь. Такому, как Ракита, в наших рядах не место.

Оникс понял, что стоит за этими словами начальника. Четко спросил:

— Будут приказания?

— Да. Тебе катать «в черный хлеб».

— Есть.

— Проведешь операцию на Чистых прудах, — стал разъяснять генерал. — Я его завтра с утра туда пошлю, чтобы он с бомжом завершил. Отработаешь под жиганский завал холодным оружием. Тогда убедительнее будет, если чистопрудные дела Ракиты милиция раскрутит. Охотился, мол, убитый за бомжом-уголовником, на его нож и напоролся.

— Есть.

Белокрылов, закончив разговор, с удовольствием подумал, что труп Ракиты явится весомым активом при дальнейшем выяснении отношений с Вованом. Представил себе возможный разговор с бригадиром:

«Мы сами наказали виновника кровопролития в „Покрове“. Теперь двое ваших убитых — на двоих наших. Стоит ли налегать на срочную выплату денег каким-то Автандилу и Харчо, Вован?»

Ближе к ночи генерал набрал номер телефона Ракиты:

— Привет, дорогой.

— Здорово, Александрыч.

— Наследили вы на Чистых прудах, но тебе оттуда все равно пока не придется сниматься. Догадываешься, почему?

— Так точно. Бомж за мной.

— Что у тебя по нему?

Раките пришлось хитрить:

— Исчез он из того района.

Леонтий Александрович усмехнулся про себя на столь дикую в устах Ракиты ложь, но спокойно сказал:

— Задание есть задание.

— Понимаю, Александрыч.

— Мне ли тебя учить? — добродушно проговорил Белокрылов. — Этот Черч — местный, пьянь, уголовник с широкими связями. Такие бесследно никуда не исчезают. Кто-то что-то о нем всегда знает.

— Вполне согласен. Задержался я по нему из-за подготовки магазинной операции.

Генерал мрачно отрезал:

— Лихо ты ее подготовил. Исправляйся немедленно хотя б по бомжу. Завтра с утра займешься только этим.