I

Скромный особняк Диггера показался «мойдодырам» милым и уютным. Неожиданное бегство Дины озадачило их, но не обеспокоило. Харитоныч твердо решил начать новую, преступную жизнь. Наташе было хорошо под защитой маленького, свирепого, как доберман, Гоши, а Жене было на все наплевать. Так, по крайней мере, она думала. Нашей детворе что банки грабить, что чистоту наводить — все едино. Лишь бы прикольно.

Комар вышел из машины отрешенный, осторожно неся в руках драгоценный компьютер, как курочку с золотым яйцом. На ступеньках лестницы он споткнулся — и Диггер со Страшилой с двух сторон бережно подхватили его под руки.

— Тебе что-нибудь надо? — заботливо спросил Саша, заглядывая ему в глаза. — Кумпол! Филя! Пожрать и кофе наверх! Вован, если надо чего, только шумни.

— Скажи, чтоб не орали во дворе… — отрешенно ответил Комар. — Я думать буду…

— Все усекли? Не галдеть! Комар думать будет!

Раздуваясь от сознания собственной значительности, Комар в сопровождении Диггера поднялся в свои апартаменты и бесцеремонно закрыл дверь перед носом опешившего хозяина. Гробовая тишина воцарилась в доме и во дворе. Переговаривались шепотом. С наступлением ночи стало скучно. Утомленные клинеры разбрелись по отведенным углам и уснули. Свет в доме погас, и только в комнате хакера всю ночь светилось окно, на которое, позевывая, таращились со двора бультерьер Борька и караульный Кумпол.

— Да, братан… — ежась от ночной прохлады, говорил псу Кумпол. — У моей чувихи в Вышнем Волочке тоже был бультерьер… Такая же скотина, как и ты, только позлее… Я с тех пор бультерьеров не люблю. Даты не обижайся… Красивая чувиха была. Только конопатая… И толстая немного… Любила меня, все по понятиям… А чего меня не любить? Я весь из себя, в натуре, в полный рост… Бабок только маловато. Так вот, ушла она от меня к одному фофану ушастому… У того бабок было побольше. И, слышь, проходу мне не стало от своих во дворе. Когда ты их зарежешь, когда… Я им говорю: вам-то чего? А нам, говорят, за тебя обидно. Уважали, значит…

Кумпол вздохнул, погружаясь в воспоминания. Борька пялился на него, не мигая.

— А я и не злился вовсе… Ну ушла и ушла… И как-то для прикола брякнул: мол, сперва пса зарежу, потом ушастого, а уж потом — бабу. И ты прикинь — через три дня кто-то барбоса порешил! Зуб тебе даю — не я… Такой кипиш начался! Меня, конечно, сразу в ментовку. Приводят к следаку — а у того на столе шкура собачья… Такая же, как твоя, тик в тик. Та шкура мне и дала путевку в жизнь. А что? Живу неплохо, как и ты. Саша меня уважает… Все путем…

Кумпол опять вздохнул. Бультерьеру надоело слушать его байки, он сорвался с места и побежал в темноту…

А Комар, напялив наушники и включив плеер, с головой погрузился в хэви-металл. Глаза его были прикрыты, длинные ноги выкидывали замысловатые коленца, время от времени он тряс над головой сцепленными руками и приговаривал:

— Йес-с! Тупицы! Я вас сделаю по полной…

Дергаясь в такт грохочущей в наушниках музыке, Комар принялся быстро препарировать содержимое, скопированное с компьютера Рюрика Майкловича, сортируя файлы, уничтожая лишнее и делая резервные копии ценного. Хакер он был опытный и сильный.

Диггер подошел на цыпочках к двери, послушал и осторожно постучал. Подождал, пожал плечами и постучал громче. Но лишь когда он саданул кулаком в полную силу, Комар расслышал, поспешно сорвал и спрятал наушники.

— Ну что такое! — капризно скривился он, отпирая дверь. — Я же просил не мешать. А то сейчас брошу все к черту, и делайте все сами.

— Работай, работай! Я просто хотел узнать, как дела… И не нужно ли чего…

Он удалился от двери на цыпочках, качая головой, а Володя Комаров, довольно ухмыляясь, принялся налаживать выход в Интернет через мобильник, проплаченный Диггером на страшную сумму.

К трем часам ночи он провел первый сеанс связи с защищенной внутренней сетью «Петробанка». Зная хитрости системы защиты, контролирующей привычки и поведение пользователя, Комар выполнил типовую, самую любимую операцию хозяина клонированного компьютера — заглянул на текущий счет и проверил сальдо. Через некоторое время он еще раз взглянул на счет, а затем посетил закрытый сайт для учредителей. На третьем сеансе связи он отправил на сайт пустячное сообщение, в которое запрятал свою любимую шпионскую программу, которую сам создал и хранил в секрете. К утру он получил доступ к журналу регистрации, стер в нем информацию обо всех своих посещениях и стал компьютерным невидимкой. Теперь он мог общаться с внутренней сетью банка сколько угодно.

— Ура-а! — заорал Комар на весь дом. — Я жрать хочу! — Вопя и подкидывая над головой подушку с тахты, он выбежал в коридор, собираясь спуститься в кухню, но одумался, на цыпочках вернулся в комнату, сел в кресло, положил ноги на компьютер и крикнул: — Сдохли все, что ли? Принесет кто-нибудь жрать или нет?

Он переполошил весь дом, заставил Филю греть мясо и варить кофе, покапризничал, требуя ананасового сока, и засел изучать структуру сети, назначение машин и пароли. Теперь он уже не прикидывался — он действительно не видел и не слышал ничего вокруг. Ноздри его раздувались, длинные пальцы дрожали, бегая по клавиатуре. Глаза покраснели и слезились. Выглянув в окно и увидав во дворе потягивавшуюся Наталью, он хрипло крикнул ей:

— Эй, толстая! Принеси шоколадку!

Диггер, подкравшись сзади, вложил ей в руки плитку черного шоколада и сурово сказал:

— Раз требует — неси. А ты, Гоша, здесь побудешь…

Впрочем, Комар даже ни разу не ущипнул трепетавшую Наталку, а жадно набросился на шоколад. Мозги у него просто кипели. Он проник на сервер сетевого менеджера и оттуда атаковал машину, которая вела операции с физическими лицами. Под видом сверки контрольных сумм ему удалось скачать файл с паролями на каждый день недели. Паролями оказались куплеты неприличной песенки. Оценив труды собрата по цеху, хакер хмыкнул. Этот фокус со скрытыми файлами был ему известен.

Проверка расшифрованного пароля всегда рискованна. Хакер сымитировал набор пароля с клавиатуры сервера, чтобы иметь право на ошибку, набрал цифры и ткнул «ввод». Через несколько секунд всплыло голубое окошко.

— Йес!..

Радость хакера оказалась преждевременной: машины-операционистки были закрыты еще одним паролем. Уже начался рабочий день, в сети пошел обмен, и перехватчик Комара отловил адрес, где хранились дублирующие пароли. Переписав файл, хакер вышел из сети, открыл его и опешил: на экране возникло красочное изображение знаменитых питерских «Крестов». Кирпичная кладка мрачной восьмиугольной башни легендарной тюрьмы была покрыта извилистыми трещинами.

Комар потратил несколько часов, охотясь на пароли, но раз за разом получал одну и ту же картинку. К обеду он вышел обессиленный, с пачкой распечаток изображения башни, сел за стол и уронил голову на руки. Страшила, выглянув из кухни, не решился подойти и позвал Диггера.

Диггер как раз закончил возиться со счетами и пребывал в весьма желчном настроении, поскольку расходы росли, а результатов пока не было. Одетый в свежайшую рубашку, чисто выбритый, вкусно пахнувший американским лосьоном, он приблизился сзади и двумя пальцами брезгливо ковырнул ворох бумаги:

— Это что? Я на тебя уйму бабок уже просадил, между прочим… Это все тебе на счетчик. Комар! Я с тобой разговариваю! Что это за хренотень?

— Стеганография… — голосом умирающего про стонал хакер.

Страшила, Наташа и Гоша обступили Комара и с любопытством смотрели на картинки. Филя, глянув одним глазком, поспешно перекрестился и удалился от греха подальше.

— Ты попроще говори, — начал Диггер, сдерживая закипавшую ярость. — Здесь один ты умный, а мы кроме «Мурзилки» ничего не читали… Объясни-ка мне доходчиво, на что я кидаю свои бабки! А если у тебя не получится…

— Там зашифрованы пароли… — не поднимая головы, как школьник, получивший двойку, ответил Комар. — А я не могу их сломать… — И несчастный хакер шмыгнул носом.

Все присутствующие повнимательнее вгляделись в мрачные контуры башен.

— Ой, я, кажется, вижу буквочки… — сказала Наташа, держа Гошу за руку. — Гоша, скажи: а-а-а!..

— Какие буквочки, дура! — озлобился Комар. — Тут что угодно можно спрятать среди линий!

— Ты хочешь сказать, — обратился к нему Диггер, вороша пальцем рисунки, — что вот здесь шифры к бабкам?

— Да! — истерично заорал хакер. — И хоть пришиби меня, я не могу с ними ничего сделать!

— Так давай вместе покумекаем…

— Что? — скривился Комар в злобной усмешке. — Вместе? С тобой, да? Со Страшилой? Кумпола с Филей еще позови!

— А без этой хренотени никак не обойтись? — спокойно спросил Диггер, сделав вид, что не заметил хамства.

— С ней я вошел бы в операционные компы… Нашел бы милашку, которая ведет валютные операции… А я не могу, не могу, не могу!

— Если ты будешь тут слюнявить мне скатерть, ничего путевого тоже не выйдет. Садитесь все! Все, все и ты тоже, — милостиво кивнул он сгоравшей от любопытства Наталке. — Это как детские головоломки, да? Найди десять различий? Разобрали все по картинке! Поехали!

Все до боли в глазах всматривались в изображение. Слышно стало, как жужжит муха на стекле… Прошел час, другой. Страшила, уже давно не подававший признаков жизни, вдруг откинулся на спинку стула и захрапел на весь зал. Диггер с грустью посмотрел на своего могучего телохранителя, сраженного непосильным умственным трудом. Комар злобно скалился, истерично хихикал и кивал на Страшилу, толкая всех под столом ногами. Косые глазки его были несчастны и полны злых, завистливых слез.

Внезапно на заднем дворе дома громыхнул выстрел, залаял Борька, и раздался пронзительный крик. Страшила, так до конца и не проснувшись, опрокинулся на пол вместе со стулом, ловко перекатился через голову и, поймав вскочившего Диггера за ноги, повалил на ковер и прикрыл своим телом. Он прижимал шефа к ковру, не позволяя подняться, и водил косматой головой по сторонам, выглядывая неведомую опасность едва открывшимися глазами. Страшная зевота раздирала его могучие челюсти. Комар же, напротив, втянул голову в узкие плечи, как черепаха, съежился и, размазывая кулаками слезы, на четвереньках убежал в угол зала, подальше от окон и входной двери. Гоша с Наташкой замерли за столом, обнявшись.

И тогда в наступившей тишине всем стало слышно, как заливисто, до икоты, с повизгиванием, хохочет во дворе Женя.

II

Отлично выспавшаяся, до щекотки в животе радовавшаяся необычному приключению Женя пребывала в хорошем настроении и потому с утра непрестанно задевала Геннадия Харитоновича.

— Харитоныч! — трещала она, подпрыгивая на одной ножке у него перед носом. — Ты в натуре решил закрутеть? А Диггер тебя в свою шарагу берет? А кем? Чистильщиком?

— Отстань!.. — сердито отвечал Харитоныч, отворачиваясь и с натугой выполняя наклоны и приседания. Он не делал зарядки с тех пор, как отслужил срочную в армии. Но жизнь бандита предполагала хорошую физическую форму, и он не откладывал дела в долгий ящик.

— А кликуха у тебя какая будет? — забегала с другой стороны Женька и, наклоняясь, заглядывала в красное от напряжения, потное лицо эксперта. — «Ариэль»? Или «Тайд»? А, я знаю!.. «Коммет», милочка!

— Пошла вон, шалава! — заорал Харитоныч, но тотчас опомнился: — Женька, не мешай мне начинать новую жизнь. Это, между прочим, не так просто…

Он, приглядываясь, несколько раз обошел вокруг двухпудовой гири Страшилы, которая чернела в примятой траве подобно неразорвавшейся бомбе времен первой мировой войны.

— На кой ляд оно тебе надо, не понимаю… — с искренним изумлением и сочувствием сказала Женька, поправляя рыжие волосы. — Был путевый «мойдодыр», а теперь фигня какая-то…

Харитоныч, не отвечая на оскорбления, расставил дрожавшие ноги, взялся за рукоятку гири обеими руками, слегка приподнял над землей, пораскачивал и бухнул назад, в траву.

— Потому что так дальше жить нельзя! — твердо сказал он, охая и держась за поясницу. — Потому что я хочу быть уважаемым человеком. А в наши дни можно быть только уважаемым вором или отпетым бандюком. Значит, я буду бандюком. Ты меня знаешь. Я если чего решил — кремень. Закидано!

— Заметано… — со вздохом поправила Женька. — А сам-то песни мне пел возле бассейна про неправедное богатство…

— Я ошибался. И вообще — кто ты такая, чтобы меня поучать? Поломойка, знай свое место! Лучше научи меня разговаривать по-ихнему правильно… А то я много нужных слов знаю, но все, что думаю, сказать ими не получается.

— А ты думай поменьше — и все получится…

— Да? Или нет… Э-э… В природе?

— В натуре! Безнадега ты наша, — махнула рукой Женька. — Тормозишь. Припозднился ты малехо.

— Учиться никогда не поздно… В натуре! — самодовольно сказал Харитоныч. — Заштопано! — И он с гордостью посмотрел на скривившуюся Женьку.

Женька старалась вовсю. Благодаря ее усилиям Харитоныч к обеду вполне сносно овладел весьма забавным подростковым арго. Его юная наставница осталась наконец довольна.

— Харитоныч! Как сказать «поедем от Балтийского вокзала на трамвае»? Быстрее отвечай!

— Канаем с «Болтов» на черепахе! — выпучив глаза от напряжения, тараторил Геннадий Харитонович, утирая пот.

— Клево! — восхитилась Женька. — А как будет «дать взаймы»?

— Э-э… Подогреть лавандосом!

— А «поболтать о том, о сем»?

— Разводить тоси-боси!

— Молоток! Но для полной крутизны кое-чего не хватает… Пушку тебе нужно свою завести.

— А где ее взять?

— Говори нормально!

— Извини, Женечка, запамятовал… Где стволяру надыбать? Так? А в самом деле… То есть в натуре, где ее надыбать?

— Надо замочить того, у кого она есть, и притырить.

Харитоныч несколько опечалился. Хоть он и решился начать новую жизнь, но был не готов к некоторым… нюансам. А в Женькиной душе гордость за свое творение боролась с опасением «влететь по-крупному».

— Понимаешь, чувак, я могу для тебя подсуетиться… Если ты сам не тянешь… У меня есть один ствол на примете. Один крутой кореш ушел топтать зону, а мне оставил похранить. Только смотри — не подставь меня никому, особенно Диггеру.

— Забей! — ответил Харитоныч и этим ответом покорил щедрое Женькино сердце.

Она побежала за угол и вскоре принесла пистолет, украденный в доме Диггера и спрятанный под крыльцом. Ей и самой не терпелось рассмотреть его как следует и, может, даже пострелять.

— Держи! Будешь мне отстегивать полтинник в день за прокат. А че? Это даром.

Харитоныч, покоренный тусклым блеском оружия и запахом оружейного масла, безропотно согласился:

— Нету базара… Отпад!..

Он вытащил из заначки пятьдесят рублей, достал обойму, передернул затвор, пощелкал курком. Наигравшись оружием, новоявленный криминальный элемент принялся отрабатывать на Женьке приемы рукопашного боя — с подпрыгиванием, повизгиванием и покрякиванием.

Филя и Кумпол, покинув зал, где Диггер и остальные битый час уже корпели над изображениями тюремной башни, вышли подышать свежим воздухом.

— Смотри, Филя, какой крутой мэн! — сказал Кумпол, заложив пальцы за края жилетки и глядя, как Харитоныч пытается пнуть верткую Женьку ногой. — Может, и меня загасить попробуешь?

Харитоныч отмалчивался.

— Старый, ты решил стать авторитетом?

— Да! — взвизгнул Харитоныч, выкатив сухонькую грудь. — Дина ушла, Петр — тоже, теперь я главный!

— Гонишь! — восхитился Кумпол, предчувствуя забаву. — А кто тебя слушать будет? Ты можешь так на пацана наехать, чтобы у него коленки дрогнули? Ну, попробуй мне приказать что-нибудь!

— Пошел вон, козел… — неуверенно пробурчал Харитоныч, робея. — Вали отсюда…

— За козла придется ответить… Шестерка пиковая, а туда же, в козыри лезет!

— Ты сперва покажи себя, — важно кивнул Филя, — а потом погонять начинай.

— Нет, пусть он попробует на меня наехать! — настаивал Кумпол. — Ну!

— Пошел вон… — вяло повторил Харитоныч, явно сдавая позиции. — Отвали…

— Это ты своей бабушке скажи!

— А ты не стукачок, случайно? — вкрадчиво спросил Филя. — Знаешь, что у нас со стукачами делают? Диггер со Страшилой очень любят упражняться! Вычислят стукача, вызовут его на стрелку, на природу куда-нибудь…

Филя и Кумпол надвигались на Харитоныча, растопырив пальцы, извиваясь всем телом, демонстрируя муки караемого стукача. Новоявленный глава «мойдодыров» пятился, зубы у него стучали. Он не чувствовал за собой вины: он не мог отказать майору. Но кого это волновало? Харитоныч зажмурился, чтобы не видеть наглых морд, едва не заплакал от отчаяния и обиды — и вдруг, наткнувшись спиной на ствол тополя у самой ограды, ощутил небывалый прилив ярости и ненависти ко всему роду человеческому. Как зверь, загнанный в угол, бесстрашно бросается навстречу опасности, так и щуплый мастер химчистки неожиданно для себя самого оскалился и зарычал:

— Порисую всех!

Он хотел сказать «попишу», но забыл нужное слово. Зато действовал совершенно в духе времени. Выхватив пистолет, Харитоныч наотмашь, изо всех сил ударил Филю рукояткой в зубы, выстрелил в Кумпола и пронзительно завопил:

— Застрелю-у-у!

И удар, и грохот выстрела, и вставшие дыбом редкие волосенки эксперта, оскаленные желтые кривые зубы и перекошенное до неузнаваемости лицо — все подействовало на великовозрастных хулиганов подобно удару молнии. Филя растерянно схватился за нижнюю челюсть и присел, шепелявя:

— Ожверел шовсем…

Кумполу пуля обожгла кожу на стриженой макушке, оставив просеку в густом ежике волос. Выпучив глаза, он бережно ощупал голову, коснулся пальцем багрового рубца и тихо ойкнул.

— Убью! — продолжал блажить Харитоныч. — Лежать! Сидеть! Не шевелиться!