Руководители ведомств подчас не располагают сведениями даже о количестве агентов, не говоря уже о более конкретной информации о каждом или о структуре агентурной сети. Во многих странах директора разведуправлений не имеют права доступа к личным делам «дорогих друзей»[27], и им законодательно запрещено интересоваться какими бы то ни было подробностями, могущими расшифровать источник информации.

Работают с агентурой исключительно уполномоченные сотрудники, а знают в лицо единицы. Поэтому провалы разведчиков, как правило, происходят на каналах связи, которые чуть проще вычислить или которые выдают предатели. Сбегающие к противнику сотрудники спецслужб несут в своем багаже не имена резидентов, а координаты их «почтовых ящиков», время выхода на связь, скупые намеки на доступ агента к определенного рода информации, на знакомство с определенным кругом людей и индивидуальные привычки.

Более точная информация считается огромной удачей.

Перебежчик, притаранивший с собой конкретные указания на связного или на источники информации агента, может рассчитывать на гораздо более благожелательное отношение своих новых покровителей, чем тот, кто смог рассказать историю из разряда: «говорят, что шеф ЦРУ работает на разведку Сьерра-Леоне, а канцлер Германии — это клон, выращенный в специальной лаборатории КГБ, с вживлённым в голову микрочипом дистанционного управления». Благожелательность обычно проявляется в денежном эквиваленте, предоставлении вида на жительство или гражданства и охране предателя на протяжении всей его жизни. Иногда — весьма недолгой, ибо его бывшие соратники сильно не любят, когда какая-нибудь сволочь спускает в унитаз плоды многолетней работы, и принимают меры к тому, чтобы новоиспеченный «ценный кадр» вражеской контрразведки поскорее поскользнулся в ванной комнате и разбил себе голову о раковину или о кафельный пол…

Заместитель директора РБ посмотрел на пачку дешевых сигарет без фильтра, которые курил Масуд, и еле заметно поморщился. Сам он бросил дымить полгода назад, и теперь запах тлеющего табака любой марки вызывал у него сухость в горле и желание немедленно покинуть помещение. Но приказать Омару потушить сигарету Парвени не мог. Это было против негласных правил взаимоотношений между офицерами пакистанской разведки.

— Операция слишком важна, чтобы срывать ее из-за непредусмотренной мелочи. — Заместитель директора провел пальцем по полированной столешнице. — Наши партнеры будут очень разочарованы, если мы не сможем им помочь. Фактически остались два-три месяца. Начинается зима… Не наладим поставки — и потеряем огромную сферу влияния.

— Наш человек работает, — индифферентно заметил Масуд.

— Может быть, ему надо помочь людьми? — предложил Парвени.

— "Сабир" не будет ни с кем работать. — Масуд назвал разведчика по кличке, под которой того знал заместитель директора РБ.

Псевдоним, которым подписывались личные донесения резидента, регулярно менялся и не доводился до сведения руководства.

Во избежание случайной утечки информации.

— С таким отношением к делу можно провалить задание, — изрек Махмуд Парвени.

— "Сабир" не будет ни с кем работать, — повторил начальник седьмого отдела. — Этот вопрос не обсуждается.

— Хорошо. — Парвени вынужден был согласиться, чтобы беседа не забуксовала на одном месте. — Каковы его прогнозы?

— Он намеревается решить поставленную задачу в течение месяца. Для этого ему пересланы все данные на интересующих нас фигурантов. О первых результатах мы надеемся узнать в самые ближайшие дни.

— Немедленно поставьте меня в известность, — распорядился заместитель директора.

— Безусловно, — кивнул Масуд.

— Возможно, стоит немного усилить давление на Москву, чтобы заставить русских поумерить свой пыл, — заметил начальник информационного управления. — Этим мы облегчим задачу переброски оружия и прохода свежих отрядов… Да и нашему другу будет проще работать.

— Вложенные в русских журналистов средства плохо окупаются, — нахмурился Парвени. — К примеру, за те двенадцать тысяч долларов, что перебросили в виде гранта через фонд Сороса в «Новейшую газету», мы получили всего несколько малопрофессиональных публикаций, не вызвавших ожидаемой реакции. Склоку между журналистами и русской контрразведкой я не могу считать успехом. Это их внутреннее дело, никак не повлиявшее на общую ситуацию.

— Мы пытаемся исправить положение и все-таки вызвать у русских нужную нам реакцию, — тяжело вздохнул Аслан Ахварди.

— Я в курсе. — Заместитель директора Разведбюро сложил руки на животе. — Но на это нужно время. К тому моменту как вы разберетесь с данной проблемой, операция уже завершится…

По возвращении от начальника управления Ястребов вызвал к себе руководителя Службы собственной безопасности и, пока тот поднимался со второго на пятый этаж, мерил шагами свой вытянутый в длину кабинет от стола до встроенного шкафа и обратно. Хорошо знающий генерал-лейтенанта человек понял бы, что Владимир Сергеевич находится на пороге принятия какого-то важного решения.

За спиной у Ястребова кто-то кашлянул.

— Разрешите, товарищ генерал? — вкрадчиво спросил полковник Кречетов, появлявшийся всегда столь бесшумно, что многие вздрагивали от неожиданности. Похожий на Колобка, начальник ССБ обладал удивительной способностью не производить никаких звуков, даже если шел по скрипучему паркету или открывал тяжелую несмазанную дверь.

— Здравствуйте, Григорий Борисович. — Ястребов, привыкший к манере Кречетова появляться подобно призраку, пожал руку полковнику и указал на ряд стульев. — Присаживайтесь.

Начальник ССБ бесшумно отодвинул стул, сел и столь же бесшумно положил перед собой толстую папку из искусственной кожи.

— Час назад у меня был Щербаков. — Владимир Сергеевич нажал на кнопку электрочайника и прошел к своему креслу. — Что вы можете сказать по поводу смерти Гордеенко? Есть хоть малейшая вероятность того, что это была не случайная автомобильная авария, а заранее спланированное убийство?

— Нельзя исключать. — Кречетов сложил руки на немного выпирающем животе. — Вероятность, конечно, мизерная, но полностью отказываться от этой версии я бы не стал.

— Что по вашему направлению?

Начальник ССБ не стал раскрывать папку и лезть в нее за документами. Как и большинству сотрудников здания на Литейном, 4, ему не требовалась шпаргалка, чтобы доложить результаты своей работы.

— В сфере интересов моей службы всё чисто. Информация об отъезде Гордеенко, пункте назначения и документах прикрытия была известна только вам, Щербакову, его заму, мне, Петренко, спецу из техотдела и, естественно, Панину. Причем тот, кто готовил документы, не был в курсе региона, куда направлялся Гордеенко.

Ястребов облизал верхнюю губу и согласно склонил голову.

— Из-за того, что Гордеенко пользовался милицейскими корочками, мы держали на контроле все запросы из ГУВД, ОРБ и прокуратуры Черноморска. Как официальные, так и нет. Насчет него никто не интересовался.

— То есть вы хотите сказать, что личность Гордеенко сомнений в Черноморске не вызвала?

— В СЭБе грамотно готовят операции. К тому же уголовное дело, заинтересовавшее Щербакова, возбуждено больше года назад и в Черноморск уже дважды до Гордеенко наезжали милицейские опера… Так что проверка вызвала бы только подтверждение истинности как повода к приезду Гордеенко, так и его личности. В отделе кадров ГУВД папка с фотографией Гордеенко и нужными данными стояла, командировочное удостоверение выправлено честь по чести. Личным делом Гордеенко не интересовались, контрольки не нарушены…

Под словом «контрольки» Кречетов подразумевал и капельку разогретого шоколада, склеившего пару страниц в личном деле «капитана Покрышева», под личиной которого скрывался подполковник Гордеенко, и несколько прилипших к листу с анкетными данными крупинок табака, и тончайший волосок, определенным образом вложенный в бумаги.

Все контрольки фотографировались при подготовке личного дела, а затем сравнивались со снимками после изъятия папки из отдела кадров ГУВД.

— Получается, что Гордеенко если и был расшифрован, то это произошло непосредственно на месте, — задумчиво изрек генерал-лейтенант. — Но как?

— Только если предположить, что либо Гордеенко увидел некто из тех, кто его знает в лицо, либо его фотографию продемонстрировали человеку, который его узнал. Но это лежит уже области непрогнозируемых совпадений. Если же принять за основу версию ликвидации, то более вероятным может быть предположение о том, что напрямую Гордеенко не расшифровали, а просто поняли, что он не тот, за кого себя пытается выдать.

— Гордеенко был опером высочайшего класса…

— Я знаю, Владимир Сергеевич, — в голосе Кречетова промелькнула грустная нотка. — Поэтому рассматриваю версию об убийстве только в гипотетическом плане. Не мог Гордеенко так примитивно проколоться. Накануне своей гибели он даже участвовал в ментовском сабантуе по поводу дня рождения одного из офицеров линейного отдела порта… Соответственно — стал для наших «младших братьев»[28] своим в доску, правильным ментом из Питера. Иначе б не пригласили. У них там клан почище масонской ложи, круговая порука такая, что не снилась даже чеченскому тейпу. И если приняли в свою компанию, то подозрений он не вызывал, а даже наоборот — выглядел в их глазах человеком, с которым можно и нужно налаживать «милицейско-коммерческие» связи. — Полковник презрительно усмехнулся. — В питерском порту интересы черноморских дельцов тоже присутствуют…

— Это мне известно, — кивнул Ястребов. — Щербаков докладывал.

Щелкнул выключатель вскипевшего чайника.

— Если бы некто пожелал устроить Гордеенко проверку, — продолжил начальник ССБ, — то прежде всего действовал бы именно через его «коллег» из милиции.

— Возможно, так и было…

— Не исключено. Ну, и получил положительный результат: Гордеенко мент, который своего не упустит и с которым всегда можно договориться. Коммерсантам его ликвидация только во вред… Когда еще представится аналогичная возможность знакомства со столь «полезным» и «свойским» человеком?

Ястребов поднялся из кресла, жестом показал Кречетову, чтобы тот не вставал, и подошел к окну.

— А ведь Александр Сергеевич был прав. — Первый заместитель начальника УФСБ присел на край широченного подоконника. — Вся ситуация с Гордеенко выглядит… как бы это сказать… каноническим несчастным случаем… Его смерть не выгодна никому, даже тем, кто не замешан в транзите оружия и в неверном декларировании грузов. Линейщики[29] потеряли неплохой контакт в Питере, УВД вынуждено заниматься расследованием, к порту привлекается ненужное внимание, гибель людей в маршрутном такси гарантирует проблемы как для местной администрации и ГИБДД, так и для владельцев таксопарков…

— Мы прорабатывали этот аспект. — Кречетов развернулся вполоборота на стуле. — Ни у кого из вероятных подозреваемых не было мотива.

Ястребов потер ладонью подбородок.

— Значит, мы его не видим.

— Мотива? — спросил полковник.

— Нет, — поджал губы генерал-лейтенант. — Подозреваемого.

— Третья сила?

— Что-то вроде того…

— Но тогда эта сила должна быть как-то завязана на порт, — сделал логический вывод начальник ССБ.

— Именно.

Кречетов бесшумно поднялся и прошелся туда-сюда по кабинету.

В невысоком, почти лысом и со стороны кажущемся полноватым полковнике никто из непосвященных не смог бы заподозрить одного из самых опасных людей во всех спецслужбах России.

А возможно, и мира.

До прихода в начале девяностых годов в Службу собственной безопасности Григорий Борисович Кречетов работал в боевом подразделении Первого главного управления КГБ[30], в чью задачу при начале жесткого противостояния с США входил захват подземного командного пункта американских сил противовоздушной и противоракетной обороны, расположенного в горах Колорадо, со всеми вытекавшими оттуда нюансами. Как то: преодоление контрольно-пропускных пунктов, уничтожение многочисленной охраны, в состав которой входили два батальона «Дельты»[31], блокировка технического персонала, перехват управления электронным оборудованием и многое другое.

Кречетов возглавлял штурмовую группу первого эшелона, которая должна была расчищать путь идущим вслед за ними и тщательно охраняемым бойцами второго эшелона аналитикам и специалистам по компьютерам.

Как убивать вооруженного или невооруженного человека, при этом самому оставаясь целым и невредимым, Григорий Борисович прекрасно знал. Он мог навскидку назвать сотню способов — от самых примитивных до экзотических.

Убить человека легко.

Но это крайняя мера, и, если не принимать в расчет случайности, маньяков, убийств малолетними грабителями или боевиками в зонах военных конфликтов своих жертв, она всегда оправдывается какой-то необходимостью.

Ни бандит, ни коррумпированный милиционер, ни тем более сотрудник специальной службы никогда не пойдет на сознательное, но недостаточно мотивированное убийство определенной мешающей ему персоны.

Первому и второму не нужна лишняя статья в случае поимки. Смерть человека сразу переводит следственный и судебный процессы в несколько иное русло, чем просто дознание по фактам рэкета или превышения служебных полномочий. Тут уж амнистией или условным приговором не отделаешься. Да и под подписку о невыезде до суда вряд ли отпустят. Конечно, есть надежда на то, что следователь не докажет вину или суд не признает доказательства обоснованными, но это сродни игре в русскую рулетку. Особенно в той стране, где о «презумпции невиновности» слышали далеко не все блюстители закона, а кто слышал — воспринимает сие понятие, как изощренное издевательство над своими правами «карать» по собственному разумению.

В спецслужбах ликвидация тем более осложнена, причем самой сутью работы, требующей от большинства сотрудников скрытности и незаметности. «Зачистка» объекта в девяноста девяти процентах случаев означает провал операции и создает серьезные предпосылки к расшифровке как сути операции, так и круга задействованных агентов и оперов.

— Если Гордеенко был ликвидирован, — после двухминутных раздумий выдал Кречетов, — то преступные группировки вкупе с продажными ментами здесь ни при чем. У них просто не может быть специалистов такого класса.

— А если бывшие наши? Или из ГРУ?

Ястребову было неприятно задавать эти вопросы, но в реалиях России начала двадцать первого века они являлись обязательными.

Слишком много изгнанных из спецслужб профессионалов, кто от обиды, кто из желания заработать, шли в услужение к преступным группировкам. Конечно, этот процесс не принял такого масштабного характера, как, например, в системах МВД или прокуратуры, откуда к бандитам переходили чуть ли не целыми отделами, «теряя» перед увольнением удостоверения и пистолеты, но всё же прецеденты случались.

— Таких спецов можно по пальцам пересчитать, — покачал головой начальник ССБ. — И они все на учете. Естественно, есть вероятность. Но она мизерна. Однако я проверю и…

— Сколько вам потребуется времени?

— Два дня, — прикинул полковник. — Через час я отправлю запрос. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра утром получу ответ.

— Доложите без задержек, — распорядился первый заместитель начальника Управления.

— Разумеется, — кивнул Кречетов, в любое время имевший прямой доступ как к Ястребову, так и к начальнику УФСБ.