ГЛАВА 1

И ГЛЯДЯТ УНЫЛО ДЕВКИ ИЗ КУСТОВ...

Ночью был мороз, под утро температура поднялась выше нулевой отметки, потом снова опустилась до минус пяти, и глазок, расчищенный вчерашней сменой на заиндевевшем стекле, исчез. Так что вести наблюдение пришлось в открытую форточку.

Это было не очень удобно, однако выбирать не приходилось.

Старший сменного наряда ОПС<Оперативно-поисковая служба ФСБ, занимающаяся преимущественно наблюдением за объектами.>капитан Константин Зимородок соорудил пирамиду из двух столов и кресла, оделся потеплее и даже накрылся пледом с головой. Шесть часов зимой у открытой форточки — это не шутки, без соответствующих мер предосторожности к концу дежурства наблюдатель обретет бронхит вкупе с насморком.

И это в лучшем случае.

В худшем — свалится с двухсторонней пневмонией.

Так что Зимородок берег себя вполне сознательно.

К тому же, у него не хватало людей.

Недокомплект личного состава был настолько хроническим и давним явлением, что воспринимался уже как само собой разумеющееся. Желающих рисковать своими здоровьем и жизнью за зарплату, эквивалентную ста-ста пятидесяти долларам США в месяц, находилось немного...

Константин был человеком среднего росточка, жилистым, с лицом сухощавым и властным, но неброским. В «наружке» яркая "афиша<Афиша — лицо (жарг.).>" только вредит.

На службу в ОПС Зимородок перешел из контрразведки, «спасаясь от изнурительного умственного труда», как он сам любил говорить. Птичья фамилия капитана многих вводила в заблуждение: каждый высокий начальник непременно указывал ему на недопустимость представляться оперативным позывным. А позывной-то у него была совсем другой, нежный — Клякса. До прихода в ФСБ Клякса с отличием закончил пограничное училище, проехал страну вдоль и поперек, был дважды ранен и в свои тридцать с половинкой лет обладал вполне приличным иконостасом боевых наград, которые, впрочем, никогда не носил.

Он сидел, умело расслабившись, чтобы не затекали мышцы и, особенно, шея, курил, автоматически прикрывая тлеющий огонек сигареты в сложенной ковшиком ладони, и мозолил веки резиновыми уплотнителями окуляров двенадцатикратного бинокля.

Кира на кухне варила кофе.

Уже час, как шла Кирина смена, но Зимородок жалел своего заместителя. Она была самым опытным сотрудником и единственной женщиной в группе.

Кира внесла сервированный поднос, остановилась у порога, хмыкнула:

— Ты как пограничник Карацупа в засаде. Не хватает только верного пса и ржавой «трехлинейки» с примкнутым штыком и зарубками на прикладе...

— Не в засаде, но в секрете, — меланхолично поправил Константин, ни на миг не прерывая наблюдения. — И зарубки на прикладе погранцы не ставят. Это снайперский прикол. А я не снайпер...

Они давно работали вместе и Кира понимала оперативную обстановку по тону и прибауткам своего боевого начальника.

Сама она свой век прожила в Питере, была женщиной домовитой, рассудительной и хозяйственной. Особенно маскироваться ей было без надобности — лишь параноик в период обострения своей мании заподозрил бы в скромненькой простушке оперуполномоченного с почти двадцатилетним стажем. Только серые глаза иногда выдавали ее — внимательные, усталые и, как у многих опытных «наружников», печальные.

Не к месту были такие глаза для ее круглого и конопатого миловидного лица.

— Чья квартира-то? — деловито спросила она, поставив поднос, уперев руки в бока и оглядывая углы.

— А что? — капитан затушил окурок в блюдце.

— Кресло вон взгромоздил… полировку поцарапаешь. Куришь в комнате…

— Я в форточку, не затягиваясь. — буркнул Зимородок и беззлобно добавил. — Мужа учи.

— Он уже ученый, курит на лестнице.

— Сочувствую… Квартира-то… помощника одного. Он в санатории… Дедок старый… Мы ему путевку, он нам квартирку. А то мерзли бы сейчас на улице, как валенки Брунса<Брунс — капитан Сомов, один из сотрудников сменного наряда ОПС УФСБ по СПб и Ленинградской области, на замену которому прибыла группа капитана Зимородка. См. роман Д. Черкасова «Головастик. Свой среди своих» (прим. редакции).>. Похвалила бы своего начальника за сообразительность...

— Умница ты наш, Кляксонька. Что бы мы без тебя делали? Пропали бы, — напевно выдала Кира и фыркнула.

— Пропали бы, факт. И не ерничай с начальником. Начальство этого не любит…

Последние слова Зимородок произнес задумчиво и все тише, внимательно припав к биноклю.

Кира тотчас насторожилась и встала у окна, приложив руки козырьком к глазам, пытаясь хоть что-то разглядеть через расписанные ледяными узорами стекла. С минуту в комнате стояла тревожная тишина. Потом Клякса перевел дыхание, чуть откинулся в кресле:

— Так о чем мы?

— О тебе, любимом. О том, какой ты мудрый, благородный и заботишься о личном составе.

— Ложная скромность мне не присуща, все воспринимаю за чистую монету… А в процессе подхалимажа надо тонко чувствовать меру… Иначе звучит как издевательство. Начальство этого не любит…

— Ты это уже говорил.

— Говорил, — согласился капитан. — Я вообще говорлив не по годам. И умен.

— И откуда столько умища? — Кира разлила кофе по чашкам.

— Богатый армейский опыт… Еще часик поторчим — и отправлю тебя на базу. Сегодня получка, кто-нибудь из управы нагрянет, а у нас там бардак. А начальство…

— Начальство этого не люби-ит! — в тон ему пропела Кира.

— Ох, Кобра, — Зимородок назвал заместителя по оперативному позывному, — и всё-то ты знаешь...

— Опыт семейной жизни. Не меньше твоего армейского.

Капитан посмотрел на фосфоресцирующие стрелки наградных «командирских» часов, которые ему вручили семь лет назад за успешное задержание двух контрабандистов, повадившихся пересекать российско-финскую границу верхом на специально приученных к упряжи кабанах. Хрюкающий гужевой транспорт за раз перетаскивал, помимо седоков, по сотне килограммов груза, чем сильно подрывал чухонскую систему налогообложения крепкой алкогольной продукции. Ибо, как и двадцать, и тридцать лет назад, в Финляндию тащили водку.

Ночь задержания двух смышленых "контрабасов<Контрабас — контрабандист (жарг.).>" надолго запомнилась жителям приграничных районов.

Сначала кабаны нарвались на установленные хитроумным Зимородком со товарищи растяжки, чем вызвали целый фейерверк воющих сигнальных ракет.

Затем, обильно обгадившись от испуга, полутонные «пятачковидные», как их впоследствии обозвал начштаба округа, пустились в галоп, подбрасывая на своих могучих щетинистых холках вцепившихся в упряжь неудачливых нарушителей госграницы. Кабаны пронеслись сквозь припорошенные снежком кусты, оставив позади себя широкие просеки и разбросанные тут и там бутылки «Синопской», вывалившиеся из разорвавшихся мешков, протаранили невысокий заборчик, окружавший заставу Зимородка, и на полном ходу влетели под хлипкую деревянную вышку, с которой удивленно взирал на мир очнувшийся от шума и фейервека узбек-часовой.

Опоры вышки не выдержали.

К повизгиванию и похрюкиванию кабанов, истошным крикам наездников и матюгам Зимородка и К, бежавшим по следу раздвоенных копыт, присоединились треск рушащейся конструкции и вопль несчастного часового, враз утратившего всю свою среднеазиатскую невозмутимость.

Вышка упала аккурат на крышу фанерного сарайчика, приспособленного под общежитие для немногочисленного офицерского состава. Героический узбек, прижимающий к себе карабин СКС-45<СКС-45 — самозарядный карабин Симонова. Карабин разработан в 1944 г., принят на вооружение в 1945 г. Калибр — 7, 62 мм, масса снаряженная — 3, 9 кг, длина — 1020 мм, длина ствола — 520 мм, начальная скорость пули — 735 м/сек, емкость магазина — 10 патронов 7, 62х39 образца 1943 г., рабочая дальность стрельбы без оптического прицела — до 500 м, с оптикой — до 800 м.>с примкнутым штыком, легко пробил тонкую жесть и хлипкие стропила, и практически вертикально, словно был самонаводящейся ракетой, головой вниз вошел в нижнюю треть кровати, на которой вольготно, широко разбросав в стороны руки и ноги, раскинулся заместитель командира заставы по воспитательной работе. Зазубренный клинок старого штыка, повидавший на своем веку множество консервных банок, вспорол кальсоны майора в нескольких миллиметрах от его мужского достоинства, пронзил матрац и намертво застрял в досках пола, а голова караульного вошла точно в солнечное сплетение спавшего офицера...

Кабаны тем временем промчались через небольшой плац, сбили с ног выскочившего из столовой хлебореза, вновь проломили заборчик и ринулись в лес, оставив пограничникам в качестве трофея одного сорвавшегося с седла «контрабаса».

Пока заливающегося горючими слезами задержанного осматривал поднятый по тревоге фельдшер, тогда еще старлей Зимородок орлом взлетел на правое переднее сиденье видавшего виды "козла<Козел — УАЗ-469 (жарг.).>" с эмблемой погранвойск на дверцах, по-чапаевски взмахнул рукой и приказал водителю начать преследование. На задний диван набились еще четверо сослуживцев.

Изрыгающий клубы дыма русский внедорожник бодро запрыгал по склону оврага, огибавшего заставу с той стороны, куда ушли две свиньи и один «погонщик», успешно преодолел широкий участок целины, взобрался по довольно крутому откосу и вырвался на оперативный простор заснеженного поля.

В полукилометре от УАЗика резво шли два кабана. На глазок Зимородок определил их скорость километров в тридцать в час.

Заразившийся охотничьим азартом водитель притопил педаль газа и «козел», разбрасывая в стороны перемешанный со смерзшейся землей снег, пошел на перехват.

Гонка продолжалась почти сорок минут, в течение которых кабаны трижды сменили направление, пересекли по льду небольшое озерцо и сбили какой-то шлагбаум. Высунувшиеся в окна УАЗа пограничники пытались их остановить, засаживая длинными очередями в десятке метров перед розовыми пятачками, но все было тщетно, пока животные сами не выдохлись и не остановились у крашенной в синий цвет будочки.

Со спины одного из кабанов сполз обезумевший контрабандист и начал жадно лизать снег.

Дверь будочки осторожно отворилась и наружу высунулся перепуганный стрельбой финский полицейский, в живот которому тут же уставились стволы трех автоматов...

— Волану — греться. — скомандовал Клякса в микрофон портативной рации. — Дональд, на выход, перекрыть третий сектор. Морзик — на четвертый.

Схема наблюдения гатчинского рынка лежала у него на коленях, но он помнил ее наизусть и в мятый лист не заглядывал. Зимородок всегда тщательно готовился к операции и требовал того же от подчиненных.

— Мерзнут мальчишки? — спросила Кира, подавая наверх шефу поднос с кофе и пирожками.

— Я и сам тут скоро заледенею, — отмахнулся капитан. — А ты почему не ешь?

— Я на диете. — вздохнула Кира. — Начальство ведь любит стройненьких… Между прочим, стекло с вечера надо было намылить мылом. Тогда глазок не замерз бы. Не учили тебя этому в контрразведке?

— Я в СКР<СКР — служба контрразведки>пробыл всего год. А в погранвойсках как-то с окнами напряженка. Там, знаешь ли, больше барханы да сугробы. Если лес — считай, что повезло. Но я учту на будущее. Намылю хоть форточку.

Рация в тишине комнаты вдруг зафыркала, захрипела, будто кто-то давился сдавленным смехом.

— Постам доложить обстановку! — скомандовал Клякса, поспешно проглотив пирожок.

В эфире еще несколько секунд хихикали, потом ехидный голос разведчика Андрея Лехельта по прозвищу «Дональд» сказал:

— Морзик надел гипс не на ту руку, что с утра. Старушки у рынка крестятся…

— Вижу… Пусть идет как есть, не дергается. Поздно пить боржоми…

Кира улыбнулась.

— Не везет парню.

— Что значит — не везет?! — возмутился Зимородок. — Его убирать надо с постовой работы. Причем срочно! Он у меня вот где! — капитан провел ладонью по горлу. — Я до сих пор очки списать не могу...

Разведчик лейтенант Черемисов, он же Морзик, месяц назад, поспешая за объектом в толпе, обронил с носа специальные очки с встроенной системой связи и фотодокументирования. Очки, естественно, тотчас растоптали прохожие, а дотошная техническая служба управы по сию пору терзала Зимородка запросами и объяснительными о судьбе ценного технического устройства.

— Он за год грохнул пять объектов<Грохнуть объект — потерять, упустить (жарг.).>! У нас никогда такого не было...

Зимородок взял микрофон, сказал сухо, без эмоций:

— Старому — внимательней проверять сотрудников перед выходом на посты.

— Есть. — лениво откликнулся из первой машины оперуполномоченный Михаил Тыбинь.

Кира мельком глянула на рацию:

— Ты с Шубиным говорил?

Клякса угукнул сверху, не отрываясь от бинокля и стесняясь своей излишней горячности.

Сотрудник ОПС должен быть холоден и невозмутим, как сытый удав, это аксиома.

Жизнь, однако, сложнее правил.

— И что? — Киру не удовлетворило просто «угу».

— Заменить некем… учите… воспитывайте…

— Сан Саныч зря не скажет.

— Надеюсь… — вздохнул Клякса. — Ну, а если человеку не дано? У нас ведь специфический профиль. А Морзик — он заполошный какой-то… Вот Андрюха Лехельт — профи. Родился со связью в ухе и тут же отследил собственную мамочку... Ты чего улыбаешься?

— Ничего. Это я так, о своем, о девичьем...

Зимородок поплотнее прижал резиновые ободки к глазам.

Кобра была умной женщиной. Она не стала напоминать Кляксе его первые шаги на тернистом пути становления сотрудника ОПС.

А ведь Зимородок на заре своей карьеры, начитавшись оперативных сводок «наружки», покинул тихие кабинеты службы контрразведки и ступил на питерские улицы твердой ногой пограничника в уверенности, что уж теперь ни один шпион его не проведет.

В первую же смену он вошел в анналы анекдотов и преданий «наружки», когда по пятам объекта по кличке Камбуз ворвался в коридоры отеля «Астория».

Потрясенный тишиной и евростандартом, Клякса невольно снял вязанную шапчонку перед украшенным многочисленными золотыми галунами портье и скромно проследовал за мордатым Камбузом афроамериканского происхождения в бар, отражаясь в витринах ювелирных бутиков и многочисленных зеркалах.

Все было бы ничего, но, согласно типажу, у Зимородка была накладная борода, завязанная на веревочный бантик на стриженой макушке. Так было нужно, чтобы при необходимости быстро избавиться от фальшивой растительности на лице и предъявить окружающим младенчески гладкий подбородок. Клякса, следуя инструкциям наставника, вел себя естественно, в зеркала не смотрел и подозрительные взгляды встречных гордо игнорировал, уповая на свой прикид. Он лишь упустил из виду, что под шапчонкой бантик был незаметен, а вот без нее предстал окружающим во всей красе.

Бравый Зимородок добрые четверть часа фланировал по ковровым дорожкам отеля, поражая постояльцев подвязанной на бантик курчавой черной бородой, пока одна экзальтированная дама с ярко намалеванными огромными губами и лошадиным лицом не вскричала, тыча в него пальцем:

— Oh, Boy, it’s KGB agent<Боже, это агент КГБ! (англ.).>!

Столь яркий эпизод разбирали на оперативках во всех конспиративных квартирах, в просторечье именуемых «кукушками». Шубин, заместитель начальника ОПС, в память об этом казусе присвоил одному из молодых сотрудников группы Брунса позывной «Бантик». Дабы впредь неповадно было так влипать.

С тех пор Клякса-Зимородок не одну сотню километров протопал питерскими улицами, и не одну тысячу проехал автомобилями поисковой службы, разрабатывая то военных атташе, то тамбовских или сызраньских братков, то экзотических индокитайцев. Под последних ему подбирали особый типаж и раскосый грим. И ляпов у него больше не случалось...

Сегодня же он сидел на пункте постоянного наблюдения в угловой квартире кирпичной пятиэтажки на Соборной улице славного города Гатчины и, в соответствии с полученным нарядом на время отсутствия группы Брунса, вел наблюдение за лидером осевшей здесь чеченской организованной преступной группировки Дадашевым и его помощником Нахоевым.

В форточку хорошо просматривались подходы к старому рынку, где среди мандаринов и хурмы обитали гордые дети гор, но сами узкие рыночные ряды и особенно складские помещения на заднем дворе были в мертвой зоне. Для контроля за ними приходилось ежедневно выставлять два пеших поста наружного наблюдения, что в условиях маленького городского рынка было весьма непросто.

Третий пост на колесах стоял у главных ворот рядом с пирожковой и вел наблюдение во втором секторе за двухэтажным деревянным флигелем на противоположной стороне улицы, арендованным под жилье чеченской бригадой.

Это задание не вдохновляло Зимородка.

Он не любил статичных объектов. То ли дело гонять по трассам, проспектам и мостам за каким-нибудь оптовиком-наркодилером, или тянуть чинный военный атташат, нарезающий по городу круги в тщетных попытках — нет, не оторваться, а хотя бы выявить хвост. Группа Брунса укатила в какой-то приморский город на прикрытие откомандированного туда сотрудника, там заваривалась крутая каша и ребята непременно будут при деле, а здесь, подменяя их, приходится который день подробно созерцать и фиксировать бытие кривенького недомерка с огромным носом и не менее огромным национальным самосознанием…

Тошно.

— Тяжела и неказиста жизнь простого эфэсбиста… — вздохнул Зимородок.

Самое тяжелое в работе «наружки» — ждать.

Клякса привычно водил биноклем и ворочал в уме груды оперативного материала, проработанного им при подготовке к заданию.

Если просто смотреть и не думать — мало что увидишь, а из увиденного ничего не поймешь. Разведчик наружки на посту — это не только глаза и уши, это еще и мозг. Яйцеголовые ребята из Информационно-аналитической службы мозгом считали, безусловно, себя, но Зимородок никогда не опускался до уровня тупого топтуна — исполнителя заявок оперуполномоченных, всегда старался иметь собственное мнение и быть на полкорпуса впереди событий.

«Дурная голова ногам покоя не дает» — любил говорить он, поучая новичков.

Нечто неопределенное, неуловимое беспокоило его в манерах объектов наблюдения.

Просидев пять дней, он ощутил стерильно чистое поведение "чебуреков<Чебурек — чеченец (жарг.).>", как по старой пограничной памяти он называл горцев-вайнахов. Ни одного эксцесса, никаких обострений отношений с окружающими. Не только верхушка, но и звеньевые, и низовые вели себя тихо и несколько напряженно, водочкой не расслаблялись, а в соседствующий с Павловским собором ресторан «Шанхай» наведывались исключительно с гастрономическими целями. Им незачем было опасаться местной милиции, схваченной Дадашевым накрепко, их не беспокоили конкуренты и торговля травкой шла бойко, а вот поди ж ты! Общая озабоченность морщила низкие смуглые бойцовские лбы.

Конечно, могли в чем-то напортачить ребята Брунса.

Нехорошо так думать о коллегах, но Клякса не исключал эту возможность. Проколы чаще всего бывают при пересменке нарядов или сдаче объекта другой группе. Люди расслабляются, сбрасывают многочасовую утомительную сосредоточенность на работе, выходят из своих типажей. Иногда достаточно неуместно радостного или, наоборот, возмущенного взгляда, брошенного припоздавшему сменщику, чтобы спугнуть настороженного человека.

Опер, выдавший в ОПС задание на разработку Дадашевской ОПГ, был молодой и с большими амбициями. Крупных операций за ним пока не числилось. Никаких намеков на род деятельности Дадашева в задании и предыдущих сводках не было, но, поскольку группа Брунса входила в состав отдела, специализировавшегося на каналах утечки оружия и борьбе с терроризмом, вывод напрашивался сам собой.

Клякса был старый лис и умел сопоставлять разрозненные факты.

Он вызвал базу и попросил дежурного устроить встречу с опером-заказчиком.

— Сегодня получка! — напомнил ему дежурный. — Не задерживайтесь! Ждать не станем!

Клякса ответить не успел. Среди кавказцев на рынке началось движение. Мелькая среди покупателей черными норковыми шапками и кожаными куртками, они кучками стягивались к проходам на задний двор, выходившего калиткой на площадку перед громадой собора.

— Снежит, снежит<Снежит — внимание (кодовая переговорная таблица, далее — КПТ).>… — Клякса счел своим долгом предупредить товарищей.

Рынок полнился обычной базарной суетой; никто и не глянул на примелькавшихся продавцам горцев.

Одна группа уроженцев Кавказа подошла к милицейскому патрулю — заговорили, закурили, пошутковали, перемигиваясь. Прыщавые сержанты с явным удовольствием восприняли предложение одного из торговцев «хлопнуть по маленькой» и бодрым шагом отправились в шашлычную.

Другая группа блокировала выход из торговых рядов на задний двор. Вскоре оттуда пинками погнали униженно пригибающегося Морзика с злополучным гипсом на левой руке вместо правой. Морзик был небрит и вымазан специальным гримом, имитирующим синюшнюю воспаленность кожи.

«Гипс слишком чистый, — отметил про себя Зимородок, наблюдая в бинокль. — Надо бы бинты запачкать...».

Он смотрел, как Морзик, прижимая к груди пакет с пустыми бутылками, пытается под каким-то дурацким предлогом вернуться на задний двор. Предупрежденный Кляксой молодой разведчик рьяно старался отличиться и загладить промашку, но лишь заработал дополнительный тычок в грудь под общий гогот носатых горцев.

До прихода в ОПС Морзик был боксером-полутяжем и даже пробовал себя в профессионалах. Он мог бы разложить четверых носорогов<Носорог — уроженец Кавказа (жарг.).>по обе стороны прохода в считанные секунды, но продолжал сутулиться и пригибаться, скрывая рост и размах плеч под бесформенной грязной курткой рыночного бомжа.

Специфика, черт бы ее побрал. Вот в РССН<РССН — региональная служба специального назначения УФСБ по СПб и Ленинградской области.>куда проще: раз-два — и в морду. По крайней мере, душу можно отвести, а тут…

Однако четвертый сектор теперь не контролировался. Вся надежда была на Дональда, стоявшего в третьем секторе снаружи у калитки рынка.

— Дональду — восьмерка! — скомандовал Клякса и через несколько секунд добавил. — Подтвердить!

«Восьмерка» по КПТ была высшей степенью готовности.

Человек не может быть в напряжении несколько часов кряду. В промежутках по команде можно сбросить пар, чуть отвлечься, поработать в типаже, чтобы не привлекать внимания окружающих угрюмо-сосредоточенным видом и нацеленным в одну точку взглядом соглядатая из шпионских фильмов. Получив «восьмерку», постовой без напоминания обязан подтвердить готовность, но Дональд молчал.

Зимородок не стал повторять запрос.

Бывают ситуации, когда прорывающийся из миниатюрного наушника хрипловатый шепоток, может с головой выдать сотрудника.

Хорошо еще, если вокруг будут только богомольные старушки…

Клякса боковым зрением увидел, что Кира стоит рядом уже в полной готовности: платок, старое пальто с накладным резиновым животом и ПСМом<ПСМ — пистолет калибра 5, 45 мм. Предназначен, в основном, для вооружения сотрудников спецслужб. Отсутствие выступающих деталей делает ПСМ очень плоским — 17 мм — и создает удобство для скрытного ношения. Масса снаряженного пистолета — 510 граммов, длина — 155 мм, длина ствола — 85 мм, начальная скорость пули — 315 м/сек, емкость магазина — 8 патронов 5, 45х18, рабочая дальность стрельбы — до 25 метров.>во внутреннем кожаном кармане, на ногах растоптанные боты, в руках совок на длинной ручке и метла.

— Третий сектор! — сказал Зимородок, на секунду отрываясь от бинокля. — Если сможешь — четвертый.

Пока Кобра бежала по лестницам подъезда, Зимородок распорядился Волану выйти из машины и вести наблюдение за центральным входом, а Старого на колесах отправил в объезд к собору. Напрямик ему было рукой подать, но даже Тыбинь, призер всех конкурсов оперативного вождения, не пробился бы по узкой Соборной улице, в базарный полдень заставленной машинами и запруженной людьми.

— Кобра идет в третий сектор. — на всякий случай сообщил Клякса.

Старый никак не отреагировал на любезную подсказку старшего.

Отношения Тыбиня и Киры были необычны и непонятны даже Зимородку, знавшему их давно. Тайна была — и он не стремился ее разгадывать. Он знал, что теперь Старый промчит вдвое быстрее — по Урицкого, по Достоевского и Володарского, бывших некогда Александровской, Елизаветинской и Николаевской.

Улицы, как водится, были узки и коротки, широка и длинна у нас только летопись улиц…

— Кубик и Ромбик вышли из дома<Домом в КПТ ОПС обозначается не обязательно место жительства, а любое помещение, где объект или объекты задерживаются на достаточно продолжительное время.>. — доложил радостно Волан, довольный тем, что нудное ожидание кончилось. — Торопятся! Вошли в ворота рынка!

Сообщение означало, что Дадашев и Нахоев покинули свое бревенчатое логово, в котором безвылазно сидели с самого вечера.

— Морзику — тянуть объекты. Волану — продолжать наблюдение в первом секторе. Кобра, проверка связи.

— Порядочек, — откликнулась Кира.

— Дональд молчит. Старый, прибавь ходу, пожалуйста…

Гатчинский собор святого Павла, в соответствии с указанием императора всея Руси Николая I, был поменьше Царскосельского, но побольше Петергофского. Под его желтыми стенами, увенчанными пятью приплюснутыми зелеными луковицами куполов, рядами стояли машины, сновали люди, огибая высокую решетчатую ограду рынка и устремляясь вверх по Соборной. Навстречу людскому потоку настырно пробивалась толстая краснорожая дворничиха, переваливаясь сбоку набок, цепляя прохожих метелкой и совком на длинной ручке, и не обращая внимания на людскую брань. Седые космы выбивались из-под рыжего драного платка.

Возле пирожковой у всех на виду мерз, притопывая ногами, интеллигентного вида улыбчивый покупатель в пальто и кожаном картузике, засунув посиневшие руки в карманы. Изредка он нетерпеливо поглядывал на часы, подносил ко рту сложенные лодочкой ладони, согревая их дыханием и попутно докладывая оперативную обстановку.