Андрюха доложил о случившемся на базу, расстроился и призадумался. Маячок — это шайба из прочного радиопрозрачного материала, с магнитной присоской на одном боку. Делают их на совесть и сломать такой без инструмента не так просто — о бордюрный камень не расшибешь. А тут вдруг раз — и нет сигнала…

— Может, в нем аккумулятор сел? Ролик, ты проверял? Проверял, я спрашиваю?!

— А чего — Ролик?! Я разведчик, а не техник по спецснаряжению! Летчик же перед вылетом керосин не проверяет!

— Кляксе объяснишь!

— Ты меня заложишь?! Андрюха, ты же мне друг! Костя — он монстр! Он меня сожрет морально! Я ему вчера жизнь спас, а он мне даже спасибо не сказал! Да не расстраивайся так. Задание мы выполнили, номер машины и портрет героя срисовали… Может, база даст наводку ментам — его тормознут на посту, вот маяк наши отыщется!

— Тебе легко говорить — а мне сегодня объяснительную писать… Мусорных баков тут нет поблизости? Мне Тыбинь рассказывал, как однажды объект маячок в контейнер металлический выбросил. Еле нашли потом…

— Вон стоит контейнер — но я туда не полезу ни за что! В таком прикиде! Хочешь — сам лезь!

— Но как он его нашел? — продолжал размышлять Лехельт. — Ты грамотно поставил? По инструкции?

— Да, да! В углубление днища, на вытянутую руку!

— Ты гонишь! Пришлось бы на колени становиться — а тебе западло было костюмчик марать! Ты его сбоку ткнул под крыло, да?!

— И не сбоку вовсе, а сзади, под багажник…

— А ну — лезь в контейнер! Лезь, говорю! — скомандовал Дональд и на всякий случай еще разок взлохматил волосы, чтобы избавиться от холуйского имиджа.

Уличенный в разгильдяйстве по всем статьям, Ролик вздохнул и, покорствуя судьбе разведчика, со вздохом выбрался из машины. Он все еще стоял в раздумье и нерешительности над мусорным контейнером, как над бездной, когда у Лехельта в кармане запищал мобильник. Опять звонила мама — и в этот раз голос у нее был очень испуганный…

— Скажите, профессор, это надежная маска? — спросил генерал Сидоров, прежде чем затянуть на модно выстриженном затылке тугие тесемки. — Она нас защитит от ваших микробов?

— Что вы, Игорь Станиславович! Она устроена как раз наоборот и фильтрует ваше губительное дыхание, чтобы мы с вами не внесли постороннего в исследуемые культуры. Погодите, я ультрафиолет включу.

Яркая вспышка на несколько секунд ослепила вошедших.

Сидоров и Шубин стояли в предбаннике, почесываясь от непривычной сухости на коже: им только что пришлось с ног до головы обтереться губкой, смоченной в спирте. Облаченные в одноразовые зеленые хирургические костюмы, в шапочки и сандалии, с марлевыми повязками, защищающими нежные микробиологические создания от «губительного дыхания» руководителей служб ФСБ, они с любопытством разглядывали друг друга, находя своего визави весьма забавным.

— Вам идет шапочка, Игорь Станиславович! — первым съехидничал Сан Саныч. — Светило! Вылитый генерал от медицины!

— На себя посмотри… медбратец. Санитар из психушки! Профессор, а зачем ультрафиолет в самой лаборатории?

— Когда нет персонала, кварцевые лампы дезинфицируют воздух. Ультрафиолет вреден для глазного дна, поэтому по приходу в лабораторию мы его отключаем.

Голубое мерцание по углам погасло, засветились обычные лампы. Тихонько подвывала под потолком вытяжная вентиляция. В обширном квадратном помещении рядами стояли лабораторные столы с микробиологическим оборудованием, вдоль стен — стеклянные шкафы с инструментарием. На стенах висели датчики системы влаго — и термостатирования[6].

— Это чашки Петри со средами, вон те маленькие пластиковые пробирочки — эппендорфы… Их вставляют в центрифугу, вот сюда… чтобы получить расслоение структуры.

Шубин взял в руки чашку, прочел бисерную надпись под пленкой:

— «Разделение эпидермиса на слои с помощью нагревания, обезвоживание в эксикаторе, хранение в заморозке, выдержка в растворителе, обезвоживание и фиксация образцов для электронного микроскопа…»

— М-м… да… — отозвался Сидоров. — Я из умных слов знаю только «гидроколонотерапия».

— Что это такое?

— Клизма, Сан Саныч. Вульгарная клизма — а как звучит!

Профессор покосился на них и сказал Шубину:

— Протрите руки спиртом, милейший… Как вы заметили, мы не пользуемся перчатками. Не чувствуется инструмент, а работа весьма тонкая. Перенос сред со стола на стол крайне нежелателен, поэтому после каждого касания протираем руки спиртом.

Хозяин сам тотчас проделал это, пояснив:

—Уже привычка. Дома надо мной подшучивают, когда я, включив телевизор, иду мыть руки… Итак, господа, вы хотели посмотреть, каким образом можно получить соответствующую среду, используя исходный биологический материал? Я вас правильно понял?

Шубин и Сидоров дружно кивнули.

—Это процесс длительный и может занимать до нескольких недель. Я покажу вам основные операции последовательно, а проделывать все в полном объеме, наверное, излишне?.. Предположим, в этом контейнере размещен исходный образец…

(Здесь авторы по вполне понятным соображениям опускают технологию изготовления опасных для жизни бактериальных сред).

Когда процедура закончилась, заняв добрых полтора часа, лица у Сидорова и Шубина сделались весьма мрачными. Они даже почесываться перестали.

— И это все? — спросил Игорь Станиславович. — Это же можно проделать у меня на кухне!

— При наличии навыков — да, — пожал плечами хозяин. — Конечно, есть риск заражения…

— Когда вы говорили мне, что это весьма просто, я не предполагал, что настолько просто…

— Кто может проделать это, по вашему мнению? — спросил Шубин.

— Любой человек с медицинским образованием. Если вас интересуют фамилии, то список составит десятки тысяч человек, включая и меня. Вы нас всех пересажаете?!

Профессор повернулся и достаточно нервозно направился к выходу. Погасил свет, включил ультрафиолетовую подсветку, дав понять, что разговор окончен. Сидоров, сделав знак Сан Санычу поотстать, догнал его.

— У вашего товарища очень неприятный взгляд! — пожаловался ему профессор, выходя в коридор. — Тяжелый такой… Взгляд филера, я бы сказал! Соглядатая!

— Вы преувеличиваете, док! — по-свойски обратился к нему Сидоров. — Сан Саныч — милейший человек и к чужим тайнам вовсе даже нелюбопытен! Они ему знаете, как надоели! Больше, чем мне! Он канцелярская крыса, сидит себе, перебирает бумажки… У нас много таких. Успокойтесь и вспомните, что я вам говорил. Нам крайне необходима ваша помощь. Она… она вам самим необходима!

Они продолжили разговор в старом захламленном кабинете, весь вид которого удивительно контрастировал со стерильной чистотой лаборатории. Профессор угощал их чаем, то и дело механически протирая руки бесполезной бумажной салфеткой.

Вел беседу Игорь Станиславович. Шубин сидел полубочком, стараясь не хмуриться и напуская на себя изо всех сил благодушное рассеянное настроение. Губы он принудительно растягивал в дурацкую улыбку.

— Поймите, профессор, — убеждал Сидоров, запрятав поглубже привычные начальницкие нотки. — Если нельзя выйти на преступников по признаку технологии, надо отыскать какой-то другой признак. Образование, место работы, склад характера, наконец… Нам надо за что-то зацепиться!

— Мне незнаком склад характера массового убийцы! Я в свое время отказался от работы над бактериологическим оружием и немало за это потерпел от вашего ведомства! И программы мои закрывали, и учеников увольняли! А по всем остальным признакам мне придется перечислять весь круг моих родственников, друзей и даже просто знакомых! А ваш товарищ их — на карандаш!

— Да что ж вы его так невзлюбили-то! Такой список мы можем составить и без вашей помощи! У нас не хватит сил проверить его! Чем конкретнее будет наводка… — простите, рекомендация, — тем легче нам будет работать, и тем меньше будут обеспокоены непричастные к этому делу люди.

— Ваша работа — не моя забота!.. простите за каламбур.

— Эх, если бы так… — вздохнул Сидоров.

— Есть один очень информативный признак, профессор, — сказал вдруг Шубин довольно жестко, согнав глупую улыбку и отбросив бесполезные попытки миндальничать. — За такую работу человеку, которого мы ищем, должны очень хорошо заплатить. Очень хорошо. Я даже затрудняюсь назвать цифру. Припомните… если захотите, конечно, нет ли среди ваших знакомых микробиологов кого-нибудь, кто бы в ближайшие месяцы вдруг необъяснимо разбогател?

И он развернулся к столу, сложив перед собой короткие большие руки, заглянул в глаза профессора исподлобья, не скрываясь.

— Вы знаете такого человека? Назовите его имя. Обещаю вам — мы проверим его так, что комар носа не подточит. И если он чист — ни один волос с его головы не упадет!

— Да не в этом дело! — раздраженно воскликнул не молодой, усталый профессор.

— А в чем?

— Вам не понять!

Возмущенный Сидоров открыл было рот, чтобы вмешаться, но Шубин остановил его вежливым жестом на полуслове.

— Ну почему же не понять? Не у вас одного есть желание оставаться чистеньким. Вы, скорее всего, опасаетесь, что кто-то скажет, будто вы клевещете из зависти. А может, вы и впрямь ему завидуете?!

— Ну, знаете!..

Профессор встал, судорожно обтирая руки салфеткой, отвернулся от стола к окну. Шубин и Сидоров молчали, переглядывались. Сидоров показывал глазами: давай, мол, дожимай!

— Мы пытаемся предотвратить несчастье, — медленно, с расстановкой заговорил Шубин. — Гибель многих и многих людей!

— Дурацкая арифметика, — вздохнув, сказал профессор. Он, как истинно интеллигентный человек, умел быстро взять себя в руки. — В нашем с вами возрасте смешно апеллировать к высшим ценностям… Вы просто хотите выполнить свою работу. Меня мало волнует спокойствие этого человека… мне и самому казалось кое-что подозрительным… Есть такой микробиолог… Басаргин. Заведует лабораторией в институте экспериментальной медицины. Занимается иммортализацией клеток.

— Простите?

— Бессмертием, проще сказать. Он выкупил лабораторию… месяц назад. Говорит, что получил хороший гранд… но я проверял — среди известных мне стипендиатов его фамилия не появлялась. Я старался не задумываться… мало ли чем сегодня зарабатывают на жизнь ученые… не суди, да не судим будешь. Хотя своя лаборатория — мечта поэта…

— Вряд ли это он, — со вздохом разочарования сказал Шубин.

— Почему? — искренне изумился профессор, откинув голову, подняв брови над очками.

— Если бы он в это ввязался, не стал бы вкладывать деньги в недвижимость. Больше никого не припомните?

— Нет… так вот с ходу — никого… Странно… мне казалось, вы сразу ухватитесь…

— Напрасно вам так казалось. Посади мы хоть тысячу невинных — теракт все равно состоится. Этот след, по-моему, бесперспективен.

— Нет, мы его, конечно, проверим! — возразил Сидоров. — Ты, Сан Саныч, специалист опытный — но проверка здесь не помешает. Может, он выполнил лишь часть работы… может, сдавал лабораторию внаем или что-то в этом роде… А вы, если что—нибудь припомните, звоните мне прямо домой. А то, если дам вам служебный телефон, пожалуй, решите, что мы вас вербуем в агенты, ха-ха-ха! Шутка!

Сидоров торопился в управление. Экскурсии, подобные сегодняшней, он предпринимал редко. Это напоминало ему далекую молодость оперативного работника. Они с Шубиным откланялись и ушли, оставив профессора мучиться вечным вопросом культурного россиянина советских времен: сделал он подлость или нет? В новых временах вопрос этот, к счастью, отменен за ненадобностью.

Был уже восьмой час, когда они вернулись в управление, но верный референт Антонина еще работала с документами за своим столом в приемной. Она была романтической девушкой. Сидоров, однако, не обратил на это никакого внимания. Он скорее возмутился бы, если бы референта не оказалось на месте в любое время дня и ночи. Так у него было заведено, все это знали — и никто не роптал.

— Черт возьми! — сказал Игорь Станиславович, поспешно закрыв дверь в кабинет и яростно почесываясь. — Что значит применять спирт не по назначению! А это что такое?!

На столе его красовался согнутый в три грани лист белого картона с лозунгом «Для руководителя роднее и ближе подчиненного и Отечества нет!».

— Антонина! Откуда эта мерзость?! — с удовольствием гаркнул генерал в полную силу легких. Он любил прикидываться солдафоном.

Референт это знала и обычно слегка подыгрывала шефу.

— Из отдела по правовой и воспитательной работе принесли, Игорь Станиславович. Директива пришла — всем руководителям иметь на столе лозунг. Даже Ястребов у себя поставил.

— Да? — недоверчиво скривился генерал, брезгливо косясь на безвинную бумагу. — Знаешь, ты это… ты забери его и у себя в приемной поставь. Это как бы продолжение моего рабочего места. Береги его, смотри, чтоб не порвали… но если кто на него кофе прольет, я буду не в претензии… Ступай. Ну — что у тебя?

— Наши ребята возвращаются из командировки, Игорь Станиславович, — улыбнулась Антонина. — Нестерович, Веселкин…

— Да-да-да! — оживился Сидоров. — Молодец, что на помнила! Завтра же ко мне на оперативку! Подготовь для них обзоры… Сашку Нестеровича — на микробиологов, он интеллигент, Веселкина — на бомжей… Чего ты скалишься, Шубин?

— Лозунг вам нужно поближе поставить, Игорь Станиславович! Он специально для таких генералов написан!

— Дурацкий лозунг… не понял, что ты имел в виду. Убирай его, Антонина, убирай. Ладно… организуй встречу… пусть начальник первого отдела подъедет на вокзал… По три дня отдыха… по три, больше не дам! Через три дня — у меня всем быть. Сообрази предложения в приказ по управлению… премии там, наградные листы… ну и обзоры по делам, как я сказал. Все, беги, беги… и вообще, домой иди. Ты мне сегодня не понадобишься больше. Нечего тут молодость просиживать.

Сидоров воссел, наконец, за стол, почувствовал себя увереннее.

— Нечего дыбиться, полковник Шубин! А ты как за ботишься о своих подчиненных?

— Мы люди скромные… — уклончиво ответствовал Сан Саныч, — по три выходных за три месяца в Чечне не даем… и грамотами не разбрасываемся…

Начальник службы «закоси-бэ-тэ» нахмурился и закрыл тему. Вместо нее он открыл папку, верхний лист в которой был от руки разделен на две графы. Первая была озаглавлена «Что мы знаем о них?», вторая — «Что они могут знать о нас?». Записей в каждой графе было примерно поровну — и это огорчило Сидорова. Он взял ручку с резиновым шпионским ухом на колпачке, призывающим к бдительности, помурлыкал напряженно — и добавил в первую колонку несколько емких резюме по результатам сегодняшней беседы с микробиологом. Достигнув таким образом информационного перевеса над эвентуальным противником, Игорь Станиславович закрыл папочку.

— Московские опера у тебя? — спросил он Шубина. — Тогда на Басаргина их сам наведешь. Пусть пошерстят его… у них неплохо получается. А там я своих подключу, мне со своими работать проще.

— В каком направлении рыть?

— Я думаю — на архивариуса. Они могли быть знакомы. Ну и на заказчика, конечно. Источник средств выявить… да ребята сами разберутся. Да, вот еще! Поручи своей разведке раздобыть фотографии всех работников архива. И пусть все наряды их отсмотрят внимательно. Вдруг кто-то нарисуется внезапно, где мы его и не ждем. Заронил ты мне сомнения в прошлый раз… подстраховаться хочу.

—В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть, — согласился Шубин, помечая сказанное в крошечный детский блокнотик.

Сидоров хмыкнул.

—Тебе органайзер подарить?

— У меня есть… Это привычка от прежних времен осталась. По улицам с органайзером не натопаешь… Что еще мы можем сделать?

— Что еще мы можем сделать… — промычал, передразнивая собеседника, генерал. — Боюсь, что пока ничего. Не нравится мне это. Вот ты сегодня о деньгах говорил — и я подумал: надо бы отслеживать все несчастные случаи с медработниками. Не только с микробиологами, но и просто с врачами. Кто-то мог отказаться… кто-то мог не понравиться… или сэкономить решили…

— Разумно! — кивнул Шубин, помечая. — А что с этим бомжем? Какие результаты?

О подозрительной находке Зимородка и Киры они оба узнали еще до встречи друг с другом и поездки в лабораторию.

—Да ровным счетом ничего! — уныло отвечал Сидоров, листая свежую тоненькую папочку из двух листов. — Бомж — он и есть бомж. Ни имени, ни фамилии. Следы язв похожи на инфицирование… но причина смерти — ЗЧМТ. Закрытая черепно-мозговая травма. Пойди теперь, узнай, кто его заражал, кто лечил…

— Он не заразен?

— Нет. Специалисты гарантируют. Двух пьяных санитаров еще подержим в карантине… под видом вытрезвителя.

— Следы уколов — может, он наркоман?

— Дорогое удовольствие для него. Нет, его лечили. У него и на заднице следы инъекций.

— Зачем?

— Что — зачем?

— Предположим, это наш клиент. Если на нем проверяли заразу — зачем его лечить? Помер — значит, действует. А они его лечили… Не понимаю. А результаты расследования ДТП?

— Да голый вассер! Шел по улице Есенина, по обочине, поздно вечером. Сбила черная машина, иномарка. Валялся там до следующего дня, пока труповозка не забрала.

— Мизерна жизнь человеческая…

— Не надо шляться где попало… Есть один случайный свидетель, но он номеров не видел, очкарик близорукий.

— Никто не выходил из машины?

— Говорит — выбежали двое, посмотрели, что канает, — и ноги в руки. Он к ним подойти побоялся.

— Правильно сделал.

— Думаешь — это убийство?

— Можно выстроить непротиворечивую версию. В этом случае свидетелю просто бешено повезло. А что при нем было?

— При бомже? Мешок пустых бутылок и горсть насекомых.

— Мы, с вашего позволения, поработаем в этом направлении.

Сидоров посмотрел скептически.

— Надеешься узнать что-нибудь про человеческий призрак?

— Он не призрак. Он где-то жил… спал. Где-то собирал эти самые бутылки. У него могут быть соседи по ночлежке, какой-нибудь немудреный скарб. Его должны были расспрашивать, откуда у него эти язвы…

— Ну да… резон есть. Хотя при таких язвах его могли гнать отовсюду, опасаясь заразы, и он мог жить один. Я бы прогнал.

— С трудом представляю вас бомжем, Игорь Станиславович.

— Я тоже. М-м… да. Работенка у вас. Иногда я тебе не завидую. Ковыряться в бомжатниках и трупах — бр-р-р!

— Для дела можно и поковыряться. Кстати, нам бы в помощь милицию организовать. Только не в виде облавы, а то все бомжи разбегутся. Нам участковые нужны… ну и пару толковых ребят от каждого отделения.

— Сделаем… позвони завтра.

— По розыску Рустиани ничего нет? Хорошо прячется, гад. Тогда я, пожалуй, откланяюсь, с вашего позволения.

— Так рано? Куда это ты?

— Интимные дела. Гидроколонотерапию одному клиенту делать.

— Машину дать?

— Спасибо, на метро. Да, чуть не забыл. Что там про «крысолова» по нашу душу — ничего не слыхать?

— Честно? Не интересовался. Слава Богу, что не у меня в службе. Спроси у Кречетова. Я плохо переношу разочарование в людях.

— Можно подумать, я от этого обалдеваю.

Шубин откланялся и вышел. В углу у Антонины красовался злосчастный лозунг, уже залитый кофе. Шубин покачал головой одобрительно, запахнул поплотнее шарф и пальто, спустился по лестнице и через боковую проходную, через тугие высокие двери покинул здание на Литейном. На вахте он предъявил бдительному молодому прапорщику настоящий пропуск на имя капитана ИАС Чабрикова. Полковника Шубина не должны были знать в лицо даже здесь.

Он смешался с толпой горожан, маленький, неприметный, крепкий, как жучок в муравейнике, спустился в метро, привычно наблюдая и размышляя, и вскоре вышел на Выборгской. Здесь неподалеку, в одной тихой улочке, была расположена его личная «кукушка» — однокомнатная конспиративная квартира. Шубин использовал ее по-разному, иногда даже поселял в ней назойливых родственников, приехавших полюбоваться красотами Питера.

Лифта в старом доме не было. Он легко поднялся высокими узкими маршами на четвертый этаж. На лестничной клетке сморщенная старуха покосилась на него подозрительно.

— Это не ваша собака гадит у меня под дверью? — спросила она высоким злым голосом.

— Нет, — кротко отвечал Шубин, возясь с ключами. — Не моя. У меня нет собаки. Я часто езжу в командировки.

— Вы мне кого-то напоминаете… Мюллера, по-моему.

— Моя фамилия — Шапкин. Извините.

Приоткрыв дверь, он проскользнул внутрь, не зажигая свет, и лишь заперев за собой, щелкнул выключателем. В квартире было тихо, тепло и пыльно. Не раздеваясь, не снимая обуви, Сан Саныч прошел в угол, к небольшой металлической шкатулке, открыл ее и принялся перебирать папки и пачки листов, сколотые скрепками.

Здесь у него хранились некоторые документы и записи, позволяющие Шубину… как бы это правильнее сказать… поддерживать деловые отношения с рядом очень уважаемых и важных лиц, настоящих «виперов», по терминологии Ролика. В свое время эти персоны совершали различные необдуманные (или, напротив, глубоко обдуманные) поступки, не причинявшие вреда безопасности государства, и даже юридически безупречные, однако высвечивающие их карьеры и репутации в некотором… так сказать, специфическом свете. И тогда это в виде простых рукописных листочков оседало в металлической шкатулке Сан Саныча, гарантируя ему некоторые возможности в решении простейших насущных дел. Он редко пользовался своей шкатулкой в личных целях, никогда — для наживы, и вообще, если бы узнал, что кто—нибудь в его службе позволяет себе нечто подобное — выгнал бы в шею без сожаления. Но жизнь устроена так, что для вершения правильных дел иногда приходится совершать неправильные… и Сан Саныч брал этот грех на себя.

Сегодня Кира, с подсказки Кости Зимородка, обратилась к нему с просьбой посодействовать в поступлении дочери в университет, и Шубин сказал, что попытается найти старого друга. Папочка этого «друга» нашлась на самом дне шкатулки… дело было давнее. Но дела подобного рода, как старинные вина — чем дольше лежат, тем дороже становятся. Впрочем, ничего сверхъестественного. Молодой красивый преподаватель сожительствовал со студентками… добровольно, вполне добровольно. Одна из девушек оказалась замешанной в неприятную историю с резидентурой южного государства, и талантливый воспитатель юношества угодил в поле зрения разведки Шубина. Когда его вызвали на Литейный, он на коленях ползал, умоляя не сообщать в университет. Не сообщили, конечно.

Шубин нашел номер телефона, кротко улыбнулся, позвонил.

— Будьте добры декана. Здравствуйте, Эдуард Яковлевич! Узнали? Ах, вы уже проректор! Тем проще нам будет решить один маленький вопрос…

— А что случилось?! Что?! — вопил Ролик, которого подбрасывало и трясло на ухабах так, что он хватался руками за приборную панель.

— Маме позвонили! — перекрывая гул мотора, кричал Лехельт, вцепившись в рулевое колесо, выжимая педаль газа до полюса. — Какие-то дураки! И сказали, что похитили Вику! Двоюродную сестру! Вернут ее завтра! Если мама заплатит десять тысяч баксов!

— Круто! А куда мы летим?! А-а! Осторожнее!..

Они отчаянно гнали по Московскому проспекту.

— Она сказала мне номер, с которого звонили! 2968605! База прокачала — это номер общаги в студгородке! Новоизмайловский шестнадцать, корпус четыре!

— А у твоей мамы… есть десять штук бакинских?!

— Откуда! Это Викина маман богатая!

— Может, они что-то перепутали?!

— Приедем — разберемся! Я ей покажу баксы… дрянная девчонка!

— Она-то тут при чем?!

— Не знаю!.. Без нее не обошлось! Это наверняка ее знакомые с поезда! Она все к ним собиралась дернуть… Вот и дернула, дура! Еще, небось, язык распустила! Маме чуть с сердцем плохо не стало!..

— Слушай, возвращаемся туда, откуда день начали! Это судьба! О! А это что?

— А это совместные учения… ментов, пожарников и МЧС! Меня Клякса предупреждал! Учатся ликвидировать опасные последствия террористических актов!

— А… ну пусть учатся. Может, пригодится…

— Если мы не сработаем — точно пригодится, — спокойнее сказал Лехельт, снижая скорость. — За семь минут доперли… очень неплохо. Надо будет с Тыбинем поспорить.

Поворот с Благодатной на Новоизмайловский был перекрыт. Гаишник в шлеме, подшлемнике, очках и крагах, похожий на танкиста, помахал им «зеброй». Андрюха ткнул ему в очки удостоверение.

— Мы из ФСБ! Группа подыгрыша! Будем изображать террористов!

Серо-синий «танкист» закрутил жезлом: проезжай!

Они с визгом тормознули у крыльца четвертого корпуса, выскочили, огляделись. Совсем рядом, на площадке за углом, вскоре должно было развернуться основное действо. Там устанавливались, готовились к взрыву и поджогу две вонючие бочки из-под битума, слегка обмазанные напалмом, и четыре мешка мела, которые предполагалось распылить по округе, имитируя химическое заражение. У входа в студенческие общежития, корпуса которых растянулись в студенческом городке на целый квартал, стояли, скучая, сверкая красными повязками, наряды местной гражданской обороны. Они должны были, «услышав взрыв, установить признаки применения террористами средств массового поражения» и вызвать машины пожарных и МЧС, стоявшие наготове в своих гаражах.

Одна пожарная машина, однако, скрывалась в кустах у задней стены пятого корпуса, весьма хитроумно замаскированная фанерными щитами от глаз руководителей учения и представителей городских властей. Ретивый начальник пожарной части номер семь выгнал ее на позицию с утра и припрятал, горя желанием первым прибыть к месту ликвидации опасных последствий. Теперь, пока авторитетная комиссия обходила зону учений и осматривала площадку со спецснарядами, лейтенант-пожарник инструктировал молодого и очень ответственного водителя-оператора.

— И как только долбанет, вы врубаете сирену и верхний брандспойт, выламываетесь из этой растительности и прете прямо туда вот, где мешки. И все, посыпанное белым, тщательно промываете! Понял?! Это будет через полчаса, а пока я — на осмотре территории!

И лейтенант гордо удалился к ларьку с пивом.

Навстречу ему к входу в общежитие пробежали двое молодых ребят в черных костюмах, при галстуках, волоча с собой странную сумку — явно со спецснаряжением. «Началось!» — удовлетворенно подумал лейтенант: «Террористы побежали!» Он любил учения. Он пожары не любил.

— Где нам ее искать?! — недоумевая, спросил Ролик, окидывая глазом многоэтажку, нашпигованную комнатушками. — Телефон, наверное, внизу, у дежурной!

— Разберемся! — сурово отвечал Лехельт.

Он уже избавился от своего холуйского пробора и вновь чувствовал себя уверенно.

— ФСБ! — он сурово ткнул толстой вахтерше красную книжицу. — Пятнадцать минут назад с этого номера позвонили и сообщили, что под животом у правого коня на Аничковом мосту заложена бомба! Мы проверили — враки! Никакой бомбы! Теперь нам нужно найти телефонного террорриста! Вы должны нам помочь!

Может, Андрюха и перегнул немножечко в суровости, но он еще хорошо помнил противную проводницу с Витебского вокзала.

— Да пожалуйста… — выпучив глаза, испуганно и охотно ответила ему толстая вахтерша. — Что мне надо сделать?

— Подозревается одна рыжая девица с проколотым языком и бровью. Вы такой тут сегодня не видели?!

— Да тут все они проколотые… и не только брови, а такие места, что и не приведи Господь сказать!..

— Она еще немного того… с прибамбахом!

— Да товарищ кэ-гэ-бист! Они тут все с прибамбахом! Хоть вы бы уже занялись их воспитанием!

— Займемся! — сурово пообещал Андрюха.

Онемевший Ролик смотрел на него в восхищении.

— Кто еще звонил за последнее время?

— Дина Пьяная говорила… всякую ересь несла… но это она про личную жизнь. Я прогнала ее, потому что матом ругается. Потом я поговорила малость… но я вовсе не про бомбы. Я про внука все волнуюсь. Внук у меня…

— А еще кто?

— Были два первокурсника. Что-то тут бубнил один в трубку, а второй хихикал.

— Как фамилии?!

— Да я не знаю всех по фамилиям! Здесь может тыща человек живет! А эти новенькие, всего полгода прожили!

— А где живут — знаете?

— Да! Знаю! И вам сейчас расскажу! Все первокурсники у нас живут на четвертом этаже. Так куратор распорядился. Чтобы все вместе были. И эти, что звонили, там живут. Да вы подымитесь сами! Их там мало совсем сейчас! Не понаехали еще с каникул!

Андрей с Роликом помчались наверх.

Четвертый этаж встретил их кухонно-прачечными и пивными запахами. В обе стороны узкого полутемного коридора тянулось множество дверей.

— Пошли налево!

Волоча за собой сумку со штурмовым комплектом, разведчики побежали по коридору, поочередно толкая двери. Большинство дверей было заперто, за ними не раздавалось ни звука. За несколькими целовались парочки. В одной комнате побольше в центре стояла практически голая девица, а вокруг нее на корточках присели еще четверо одетых студенток, что-то внимательно разглядывая на ее теле.

Коридор кончился. Осмотр ничего не дал.

— Направо!

Справа за одной из запертых дверей гудела компания. Лехельту послышался Викин голос. Он громко постучал.

— Откройте! Милиция!

За дверью притихли, раздалось общее нервозное хихиканье, в котором Андрею почудился и Викин смех.

— Вика, выходи! Я знаю, что ты здесь!

Хихиканье усилилось. Лехельт приналег на дверь плечом, позвал кивком головы Ролика… С той стороны тоже пыхтели, удерживая дверь в прежнем, запертом положении. Массы разведчиков не хватало для решительного успешного натиска. Ролик вытащил пистолет.

— Постреляем?!

— Спрячь! Гражданское население! Внимание! Если не откроете дверь — мы возьмем комнату штурмом!

Мгновения тишины, глубокий густой бас:

— А пупок не развяжется?! — и оглушительный многоголосый хохот.

— Ах, так!..

Дональд присел на колено, расстегнул молнию сумки, выхватил две штурмовые маски с прорезями для глаз, одну бросил Ролику.

— Надевай!

Достал баллончик с раздражающим газом, прицепил к штуцеру резиновый шланг, подсунул конец под проклятую дверь и повернул рукоятку.

Послышалось шипение. Кто-то воскликнул восхищенно, кто-то зачихал. Зазвенели стекла, потянуло из-под двери сквозняком. Осажденные распахнули окно настежь, и газ без вреда для них улетучивался в атмосферу города, не делая ее ни чище, ни грязнее.