Глава 6

На бис!

Остаток ночи прошел спокойно.

Наутро выспавшиеся казаки под чутким руководством Влада заложили снаряды и мины в стенах ущелья, по которому к группе Шарипова должен был подойти чеченский отряд, оттащили трупы боевиков подальше от дороги и закопали их в песчаной ложбинке, дабы те не воняли и не привлекали к себе пернатых любителей падали.

Оставшихся троих боевиков напоили водой из ручья, проверили крепость стягивающих их веревок и для большей надежности привязали к одному общему стволу молодого тополя.

Вышедшие на рекогносцировку Фирсов и Рядовой наткнулись на заброшенную бахчу, полную созревших дынь, и приволокли в расположение отряда десяток желтых, истекающих сладким соком плодов.

После скромного завтрака все разошлись по позициям.

Первая группа заняла хребет слева от ущелья, вторая справа, третья, в состав которой вошел и Рокотов, расположилась на каменной осыпи у самого входа в долину. Теперь мимо них не смог бы проскользнуть даже одиночный разведчик.

Задача, которую предстояло выполнить начальнику штаба Северного флота вице адмиралу Михаилу Яцыку, была непростой.

Даже не непростой, а архисложной и архиответственной.

Яцык должен был заявить на всю страну, что надежд на спасение моряков с «Мценска» больше не осталось, и постараться обставить свое выступление по государственному телевизионному каналу таким образом, дабы у зрителей сложилось впечатление о непричастности к катастрофе высшего руководства ВМФ и вообще отсутствии чьей либо вины в произошедшем.

Так, трагическое стечение обстоятельств.

Можно сказать, случайность...

С развитием в стране гласности, пришедшей на смену «руководящей роли партии», чиновники из Министерства обороны поняли одну простую вещь — неважно, что на самом деле происходит в армии, а важно, как это преподносится населению. Раньше мухлевали в секретных докладах соответствующим инструкторам и завотделам ЦК КПСС, теперь лгали публично, громогласно и самозабвенно. При коммунистах слишком откровенно подтасовывать факты не получалось, приходилось хоть что то делать, опасаясь перекрестных проверок со стороны КГБ и ГРУ.

С приходом же псевдодемократии необходимость в конкретных действиях отпала. Достаточно доверительно побеседовать с «допущенными к столу» журналистами, поставить гриф «секретно» на неудобные документы — и можно более не волноваться о том, что кто нибудь когда нибудь что нибудь узнает. А излишне ретивых «гиен пера» можно угомонить с помощью подельников из прокуратуры, также не брезгующих соучастием в растаскивании государственного бюджетного пирога.

Пирог, конечно, не особо жирный, но при грамотном подходе к его дележу хватает на всех.

Смена Президента никак не повлияла на сей процесс.

Даже несмотря на то, что новоизбранный Глава Государства объявил о жестком контроле расходования средств и борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти.

Все так говорят поначалу...

Верховный, может, и поборолся бы с коррупцией, да кто ж ему даст!

Не на простачков напал.

Государственная машина настолько прогнила и настолько проросла воровскими связями, что любая инициатива Президента тихо умирала еще на стадии подготовки соответствующих бумаг.

Расследованию аварии «Мценска» и поиску виноватых была уготована та же участь. На место председателя правительственной комиссии чиновному лобби удалось протолкнуть своего верного «кунака» и, по совместительству, вице премьера Илью Иосифовича Кацнельсона, который всегда был готов закрыть глаза на любые нарушения, если его карман при этом оттягивался солидной пачкой крупных купюр. А ради спасения собственных шкур Самохвалов, Зотов и Яцык не намерены были скупиться. Илюше уже намекнули на возможность пополнения его банковского счета в Лихтенштейне, и он благожелательно воспринял предложение.

Не впервой...

Оставалось успокоить общественность.

Кацнельсон, естественно, тоже приложит усилия, но первому сообщить печальную весть все же придется Яцыку.

Вице адмирал собрался с духом и поманил к себе адъютанта, застывшего у дверей.

— Зови...

Капитан второго ранга бесшумно выскользнул в приемную.

Спустя полминуты двери распахнулись и в кабинет втащили несколько софитов и видеокамеру на треноге. Вслед за техническим персоналом на ковровую дорожку ступили гример и бородатый телеведущий программы «Зеркальце» с простой грузинской фамилией Свинидзе.

Яцык вяло махнул рукой, изображая на лице вселенскую скорбь...

Когда над объективом камеры зажегся красный огонек, вице адмирал сел прямо и насупился. Гример отступила на шаг в сторону, держа наготове широкую напудренную кисть. Оператор посмотрел в видоискатель и кивнул.

— Нормально.

Свинидзе чуть придвинулся к столу.

— Михал Николаич, вы готовы?

— Готов, — буркнул начальник штаба Северного флота.

— Тогда начинаем, — телеведущий поправил сползшие к кончику носа очки и пригладил аккуратно постриженную бородку. — Сережа, готов?

— Усехда хотов, — голосом Папанова отреагировал оператор.

— Поехали... Итак, Михаил Николаевич, каковы последние данные с места трагедии?

Яцык хотел одернуть Свинидзе, с места в карьер употребившего слово «трагедия», но не стал этого делать.

Пусть говорит что хочет.

Все равно через минуту сам вице адмирал объявит о гибели экипажа. И форма, в которой журналист задал свой первый вопрос, уже не будет иметь никакого значения.

— К сожалению, ситуация перешла в закритическую стадию, — начштаба Северного флота грустно покачал головой. — Несмотря на все наши усилия, пристыковать спасательные аппараты к лодке не удается. И с каждой секундой остается все меньше надежд на благоприятный исход операции... Ко всему прочему, мы получили данные о том, что внутри корпуса огромные разрушения. И боюсь, что все наши попытки тщетны. Я сам подводник и умом понимаю, что, вероятнее всего, экипаж погиб в первые минуты после аварии. До вчерашнего дня еще оставалась надежда, но сегодня...

Яцык замолк и сжал губы.

В наступившей тишине было слышно, как вздохнул оператор.

— Что такое «закритическая ситуация»? — напрягся Свинидзе.

— Закритическая в прямом смысле, — вице адмирал сжал кулаки. — Любая лодка имеет свой запас прочности при аварии. Судя по разрушениям прочного корпуса, взрыв в носовой части выбил переборки и уничтожил все живое вплоть до реакторного отсека. А при ударе о дно повредило и кормовые отсеки, где еще могли уцелеть люди.

— Каковы повреждения носа «Мценска»? — поинтересовался телеведущий.

— Очень большие. Фактически, первого отсека, где хранится торпедный боезапас, не существует, — Яцык немного успокоился.

Журналист не стал заострять внимание на прошлой лжи вице адмирала, когда тот вещал о «штатной ситуации» с аварией подводного ракетоносца и о том, что флот справится с происшедшим своими силами.

Ложь о разрушениях первого отсека была более безопасной. Все равно проверить ее невозможно. Видеокадров со дна Баренцева моря корреспондентам никто не даст. И они никогда не узнают, что же произошло на самом деле. А при проведении работ по имитации усилий по подъему лодки характерны повреждения от форштевня надводного корабля будут уничтожены.

Кацнельсон уже готовит почву для этого. Два три взрыва на поверхности легкого корпуса, якобы нужных для того, чтобы проникнуть внутрь ракетоносца, или бомбометание с целью «не допустить приближения» к затонувшему АПРК «иностранных разведсубмарин», в процессе которого пяток выстрелов из комплекса «Ромашка» лягут в непосредственной близости от носовой части «Мценска», — и лодку можно будет смело показывать журналистам.

В мешанине перекрученных листов металла никто не разберется.

— То есть версия о взрыве подтверждается? — уточнил Свинидзе.

— Лично у меня не было сомнений с самого начала, — важно сказал Яцык. — В причинах взрыва нужно еще разбираться, но сам факт бесспорен. Либо «Мценск» столкнулся с плавающей миной, либо с иностранной субмариной, либо произошла самопроизвольная детонация боеголовок нескольких торпед.

Телеведущий потеребил бородку.

Он предварительно уже беседовал со специалистами подводниками, которые подвергли сомнению все три официальные версии катастрофы. Плавающая на поверхности моря мина никак не могла задеть идущий на перископной глубине ракетоносец, иностранные субмарины на полигон, а тем более — на мелководье, не заходят. Да и боевые торпеды перед учениями должны были быть сгружены на берег и заменены на практические, с невзрывающимися боеголовками.

— В чем, по вашему, Михаил Николаевич, причина гибели моряков в кормовых отсеках?

— В пробое сальников гребных валов, — наставительно заявил вице адмирал. — Когда лодка ударилась о дно, валы сорвало с креплений и сдвинуло вперед. Сам сальник — это металлический цилиндр метровой длины. Как вы понимаете, выдержать срыв вала более чем на несколько десятков сантиметров он не в состоянии. Через образовавшиеся отверстия внутрь корпуса и хлынула вода. Валы идут от винтов до реакторного отсека, так что сальники имеются повсюду... А давление воды в десять атмосфер помешало экипажу принять меры к спасению. Даже если в каком нибудь отсеке и остался бы воздух, то он бы был сжат до закритического для человека предела. В подобном воздушном пузыре люди, увы, не выживают. Могут продержаться от силы час. Да и то вряд ли... Прибавьте к этому температуру воды. Всего два четыре градуса! У нас на Севере падение человека в воду считается крайне опасным, даже если немедленно принять меры к спасению. Переохлаждение наступает очень быстро, в течение нескольких минут, — Яцык сделал трагическую паузу. — А тут — несколько суток...

Телеведущий отвел глаза и облизал пересохшие губы.

Будь его воля, он вместо интервью с изолгавшимся флотоводцем поехал бы в Североморск, а оттуда вертолетом его доставили бы на борт спасательного судна. Но приказ исполнительного директора РТР был однозначен — сидеть в Москве и делать репортажи с участием высших офицеров ВМФ. На месте событий работала другая съемочная группа, состав которой был согласован с флотским начальством.

Ведущему программы «Зеркальце» в аккредитации было отказано, причем без объяснений.

И отказ в аккредитации абсолютно убедил опытного журналиста в том, что к аварии «Мценска» имеет непосредственное отношение один из боевых российских кораблей.

Но свои выводы телеведущий пока не обнародовал.

Слишком рано.

Надо выждать время, собрать доказательства, а уж потом бить.

Наверняка.

Чтобы не оставить золотопогонной сволочи ни единого шанса на спасение.

Однако не все так просто. Мало хотеть вывести адмиралов на чистую воду, необходимо еще заручиться поддержкой хотя бы одного чиновника из высшего руководящего звена — Секретаря Совбеза, министра обороны или премьера. Без серьезной защиты в таких делах не обойтись. Вякнуть не успеешь, как размазанное взрывом бренное тело будут отскребать от стены подъезда. Когда на кону адмиральские должности и десятки миллионов долларов, со щелкоперами не церемонятся. Газетчиков еще можно игнорировать, но вот телевизионщиков...

Слишком большая аудитория и слишком большой резонанс от острой передачи.

Особенно такой, как информационная программа государственного канала.

— Змея! — свистящим шепотом сказал Туманишвили.

— Знаю, — Рокотов мельком взглянул на метровую толстую гадюку, расположившуюся на солнцепеке в нескольких метрах ниже по склону. — Она тут уже час загорает...

— Блин, не люблю змей...

— Зря. Большинство из них совершенно безопасны. Даже ядовитые. Первыми не нападут, мы для них интереса не представляем. Встречаются, конечно, отморозки типа эфы или африканской древесной гадюки, но в этих местах они не водятся...

— А кобры?

— Что кобры? — переспросил Влад. — Нормальные змейки.

— Укусят — и кранты.

— А не надо лезть, — спокойно заявил биолог. — У них своя жизнь, у нас — своя. Ежели друг другу не мешать, то и проблем не будет. Единственная опасность исходит от самки, охраняющей кладку. Или самца, это уж от вида зависит... Но змеи всегда предупреждают. Мол, вали отседова, не отсвечивай.

— Ну, про кобр и гремучников я знаю, — Егор мягкой замшевой тряпочкой протер стекла прицела своего СВУ АС. — А остальные как предупреждают ?

— Сворачиваются в клубок и поднимают голову. Все просто. Увидел такое — обойди стороной. К тому же в наших широтах змеиный яд для человека практически не опасен. Конечно, если не заниматься самолечением. Прижигать там или еще что...

— Высасывать яд из ранки? — полуутвердительно спросил заросший черной щетиной грузин, за три дня превратившийся в классическое «лицо закавказской национальности».

На рынке он сошел бы за своего. Особенно в рядах, где торгуют мандаринами, гвоздиками, зелеными ягодками фэйхоа и чурчхэлой*.

* Залитая застывшим виноградным соком колбаска из очищенных орехов.

— Если только у тебя все зубы в порядке и слизистая не повреждена, — Владислав оторвался от бинокля и прикрыл глаза, давая им минуту отдохнуть. — Но лучше все же обратиться к врачу.

— А в нашем случае? — неугоманивался батоно Туманишвили.

— Не беспокойся, антидот у меня с собой. Я, генацвале, человек предусмотрительный. Даже если вас всех перекусают, лекарств хватит. Но я надеюсь, что вы всей толпой не будете ломиться в гнездовье ядовитых тварей. Иначе наш боевой поход превратится в комедию... Хотя с группой инвалидов мне уже довелось повоевать. И достаточно удачно...

— Я давно хотел тебя спросить, — Егор поправил сползший на затылок серо зеленый берет. — Зачем тебе все это? Сидел бы спокойно дома, профессия у тебя есть...

Рокотов вкратце рассказывал своим новым приятелям историю югославских и белорусских приключений, намеренно опуская некоторые существенные подробности, дабы не вызвать у них чувства недоверия к собственным словам, поскольку рассказанная без купюр история с погоней за ядерными боеголовками и предотвращение убийства президента дружественной республики выглядели слишком фантастическими. Единственными людьми, кто знал всю правду, были Бобровский и Гоблин, да и то только потому, что сами принимали живейшее участие в происходивших событиях.

— Трудно сказать, — честно признался биолог. — До того момента, как началась заваруха в Косове, я и представить себе не мог, что когда нибудь буду таким... Произошел некий психологический перелом. Это как наркотик. Без адреналиновой подпитки организм испытывает дискомфорт... А потом, в современном мире почти нет места подвигу. И человек, ощутивший, что он что то серьезное может, начинает подсознательно искать аналогичные ситуации. Достаточно малейшего намека. Как у меня в Москве, когда я встретил Чубарова... Так что, если судить совершенно беспристрастно, я — адреналиновый маньяк. Разумеется, с точки зрения биохимии...

— Так уж и маньяк, — засомневался Егор.

— Другого объяснения современная наука не дает. Психиатры признали бы меня не вполне вменяемым...

— Это еще почему?

— Потому, что не хочу сидеть на попе ровно и вечно лезу в ситуации с непредсказуемым исходом. Да еще и стараюсь претворить в жизнь свои принципы справедливости. Хотя для социума такие, как мы, полезны. Не даем обществу застояться, всегда что нибудь придумаем. По большому счету, мы нашими нынешними действиями формируем национальную идею... Во как! — Рокотову самому понравилось пришедшее на ум объяснение.

— Соответственно, и мы такими же станем, — логично предположил Туманишвили.

— А вы все уже такие, — Влад пожал плечами. — Иначе не было бы нашего отряда. Мое появление — это катализатор. Не надо преувеличивать моего влияния. Не будь нашей встречи с Мишей, инициативную роль взял бы на себя кто нибудь другой. Ты, Кузьмич, Данила или Виталик... И все равно вы бы сюда поперлись. Понятно же, что на власти надежды нет.

— Это точно, — Егор нахмурился. — У них только бабки на уме. Что у патриотов, что у демократов...

— Погоди, пройдет время... — Рокотов не договорил и чуть приподнялся на локтях.

Приблизительно в шести километрах от места засады, там, где идущая по дну ущелья дорога выворачивала из «мертвой зоны», появились клубы пыли.

Сайдулла Гареев вальяжно развалился на обтянутом тонкой кожей переднем правом сиденье черного внедорожника «GMC Yucon Denali».

Мягко урчал двухсотпятидесятивосьмисильный двигатель «Vortex 4.6», кондиционер бесшумно гнал в салон прохладный воздух, и собранная в штате Мичиган машина чуть покачивалась на разбитой дороге. Несмотря — на отсутствие технического обслуживания, система стабилизации кузова у роскошного джипа работала как часы.

Гареев обожал новые американские автомобили.

И по его заказу раз в полгода где нибудь в Москве, Нальчике или Краснодаре угоняли свеженькую модель. С доставкой ее в Чечню проблем не было вовсе. Дал по двести долларов на нескольких милицейских постах — и все дела. Когда есть деньги, недостатка в машинах любых марок не будет. Особенно в том случае, если эти самые деньги печатаются не в далекой Америке, а в соседнем селе, и брать их можно мешками.

По цене три рубля за доллар.

Сайдулла лениво повернул голову назад и посмотрел на растянувшуюся за головным джипом колонну.

Три внедорожника «Nissan Patrol», четыре пикапа «Mitsubishi L200 Double Cab», два «Isuzu Amigo» с трехдверными открытыми кузовами и замыкающий «Opel Monterey» темно синего цвета. В кузовах пикапов были установлены английские пулеметы «L7A2»[23], под брезентовыми тентами трехдверок покачивались стволы «М52 FN1»[24]. В остальных машинах грузовые отделения заполняли гранатометы «Карл Густав»[25] и деревянные ящики с дополнительными выстрелами к ним.

Мобильный отряд был экипирован по высшему разряду. Более чем достаточно, чтобы завтра уничтожить российскую колонну.

Для Гареева столь масштабный диверсионный акт против федеральных сил был первым в его жизни. За год второй чеченской войны он лишь несколько раз принял участие в скоротечных стычках с малочисленными патрулями. Да и стычками то их назвать сложно — так, постреляли друг в друга с расстояния в полкилометра, пожгли по паре автоматных магазинов и все.

Теперь же ситуация иная.

Сайдулле доверено осуществить расстрел колонны санкт петербургского ОМОНа. Как сообщил источник в штабе Объединенной группировки, два КамАЗа и сопровождающий их БТР 90* должны двадцатого августа совершить объезд означенного квадрата. А в середине маршрута их будет ждать сюрприз: группа Бахтияра Шарипова минирует дорогу, а отряд Гареева расстреливает оставшихся в живых. При удачном раскладе можно будет даже взять пяток пленных.

* БТР 90 (ГАЗ 5993) — четырехосный бронетранспортер, оснащенный 30 мм автоматической пушкой 2А42, 7,62 мм пулеметом ПКТ, 30 мм гранатометом АГ 17 и противотанковым ракетным комплексом «Конкурс». Боевая масса машины — 20 900 кг, экипаж — 3 чел., мощность двигателя — 510 л/с (турбодизель 2В 06 2С), максимальная скорость — 100 км/ч, запас хода — 800 км.

Молодой чеченец довольно зажмурился. Если получится и в его руки попадут пленные омоновцы, то он сделает царский подарок старшему брату. Тот как раз жаловался на нехватку рабочей силы в ауле. А российские менты — парни крепкие, смогут год отработать на строительстве коттеджей. Потом их, конечно, придется пустить в расход. Но такова жизнь раба. Мало кто выдерживает больше. Подыхают от побоев, пытаются броситься на охрану или сбежать, заболевают...

Сайдулла покосился на невозмутимого араба, сидящего позади кресла водителя и перебирающего четки.

Инструктора ему навязали. Гареев хотел самостоятельно провести операцию, но в последний момент из лагеря Однорукого прибыл этот араб и заявил, что приступает к исполнению обязанностей координатора действий обеих групп.

Словечко «координатор» Сайдуллу не обмануло.

Ясно, что никакой он не координатор, а самый настоящий командир, способный в любой момент отстранить Гареева и принять на себя руководство отрядом. Обидно...

Получается, что Сайдулле не доверяют. Но спорить со старшим братом не принято. Резван приказал, Сайдулла согласился. Араб так араб. В конце концов, в бою всякое может случиться. Шальная пуля, осколок. А иногда люди и со скалы срываются. Горы все таки, не равнина. И араб ни от чего не застрахован. Будь он хоть трижды «воином Аллаха».

Однако чтобы пойти на устранение инструктора, нужны веские основания. И пока араб никакого повода не давал. В процесс подготовки не вмешивался, с советами не лез, беспрекословно забрался в кузов головной машины. Может, и потом все будет нормально.

Сидящий за рулем Хож Ахмед Алиханов одной друкой вытряхнул из пачки сигарету и прикурил.

До въезда в долину оставалось чуть более пяти километров.

Министр государственной пропаганды в печатных и электронных СМИ Михаил Григорьевич Зозуля растянул уголки рта в злобной гримасе и потряс перед носом у своего помощника ксерокопией газетной статьи.

— Как это понимать?

— Что конкретно, Михал Григорьич?

— Вот это! — мятый листок спланировал на сверкающую полировкой поверхность стола. — Это самое! Вы название статьи посмотрите!

— «Ху из мистер Президент? А ху его знает...», — прочел помощник и озадаченно почесал у себя в затылке. — Вот черт...

— Именно! Эти сволочи журналисты меня с ума сведут! Мало им скандалов! Теперь новые устраивают, на пустом месте... Ну, ничего! Раз отключения каналов их ничему не научили, будем действовать жестче! Эту питерскую мафию давно надо было к ногтю прижать... Распоясались! Как ни возьму ихнюю газету, так впору валокордин пить.

— Из аппарата Президента уже звонили, — доверительно сообщил министр. — Очень недовольны.

— А Сам?

— Сам такую туфту не читает. Но может прочесть... Представляете, что тогда будет?

— Так свобода слова, — вяло запротестовал помощник, не испытывающий особого желания опять вступать в бой со злопамятными и профессиональными «акулами пера и объектива».

Конфронтация министерства с издательскими домами Санкт Петербурга ничего хорошего не сулила. Одни неприятности и язвительные замечания. в адрес новоиспеченных цензоров на страницах популярных газет. Родной город Президента всегда отличался изрядным количеством фрондирующих граждан, намного превышающим их нормальную концентрацию в других населенных пунктах.

— Умышленные оскорбления — это не свобода слова, — рыкнул министр.

— Умысел не доказать. Тем более не доказать оскорбление. Они ж одну букву в фамилии поменяли. Согласно закону о СМИ, тут нет состава нарушения...

— Мне плевать на закон о СМИ! — разошелся Зозуля. — Ишь, оборзели! Мало им того, что все правительство из за этой дурацкой подлодки грязью поливают, они еще на Президента замахнулись! Готовьте представление на газету!

— А мотивировка?

— Подберите! — министр схватил ксерокопию. — И вообще, кто такой этот Чернов? Откуда он взялся?

— Без понятия. Журналист как журналист. Мы его специально не проверяли...

— Так проверьте! — взвизгнул перевозбужденный Михаил Григорьевич. — Я уже не первый раз на его статейки нарываюсь! Вот, пожалуйста, очередное творение... «Кацнельсон — чмо и фуфлогон?» И это — о председателе госкомиссии, вице премьере! У Ильи Иосича чуть инфаркт не случился, — слукавил министр.

На самом деле Кацнельсону, как классическому представителю вида «бюрократус хапугис», было совершенно плевать на то, что про него пишут в газетах. Новорусское чиновничество в процессе естественного отбора, произошедшего в рекордно короткие сроки, выработало у себя полный иммунитет к любым выступлениям прессы и действовало по принципу «Нехай клевещут!». Кацнельсона заботила лишь одна вещь — чтобы количество критических публикаций не перешло в качество и чтобы о них не доложили Президенту. Но и на этот случай у него была отмазка. Всегда можно сослаться на происки завистников, туманно намекнуть на «проплаченность» материала и тем самым переложить ответственность на плечи самих журналистов, которых новый Глава Государства не очень то жаловал, хотя и старательно это скрывал.

— Там вопросительный знак поставлен, — вздохнул помощник. — Опять с точки зрения закона нет никаких нарушений. Я читал эту статью... Намеков много, но не привязаться. В конце последнего абзаца приписка о том, что слухи о Кацнельсоне как о взяточнике не подтверждаются...

— Умно, ничего не скажешь!

— Этот Чернов не дурак. Знает психологию читателя...

— Что вы имеете в виду? — спросил багровый от ярости Зозуля, сколотивший капиталы в рекламном бизнесе и слабо разбирающийся в профессиональной журналистике.

— Чернов все время употребляет частицу «не», когда пишет о Кацнельсоне. «Кацнельсон — не сволочь...», «Вице премьер — не подонок...», «Кацнельсон не подавал документы на выезд в Израиль...», «Кацнельсон не украл на ЛОМО* ни копейки»... Читатель же подсознательно частицу «не» пропускает и оставляет в памяти именно те эпитеты, которые Чернов якобы опровергает. Способ довольно примитивный, но действенный.

* Ленинградское оптико механическое объединение.

— Ну так отстраните его от публикаций!

— Как это? — не сообразил помощник.

— Перекройте кислород редакциям, с которыми он сотрудничает. Подумайте, как отобрать лицензии. Короче, не сидите сиднем, а действуйте! — министр посчитал, что тема исчерпана.

Но он ошибся.

— Ничего не выйдет, — помощник покачал головой. — Наезд на Чернова вызовет непредсказуемую реакцию других изданий. К тому же перекрыть ему доступ во все редакции мы не в состоянии...

— Мы министерство или что?! — взвился Зозуля.

— Министерство, — успокоил шефа помощник. — Но не Господь Бог.

— Примените санкции!

— Какие?

— Я не знаю! Решайте сами! — Казалось, что министр вот вот лопнет от ярости.

— У меня нет полномочий...

— Я вам дам!

— Может, не стоит? — засомневался помощник. — Пусть пишет что хочет. В Москве его все равно уже не печатают...

— А его что, и у нас печатали? — возмутился министр.

— Да, было дело. В «Атасе»...

— Этого еще не хватало! — журнал, где главным редактором подвизался хрипун из программы «Однако», был Зозуле хорошо знаком.

На пару со старым, еще советской закваски журнальным зубром Львом Вруни телеведущий изготовлял некий аналог политической «Мурзилки». «Атас» пользовался большой популярностью в среде околополитической тусовки и, по слухам, даже доставлялся в Кремль, прямо на стол Президенту.

Правда, журнал был совершенно безопасен. В нем «мочили» только тех, чья судьба уже была предрешена и чей «замес» был санкционирован с самого верха. Вруни с хриплоголосым держали нос по ветру. Особенно после того, как ведущего «Однако» начали приглашать на официальные тусовки в Белый дом.

Такой чести удостаивались немногие. И высокое доверие власти следовало отрабатывать, невзирая на собственные убеждения. Правда, при этом журналист из «акулы пера» превращался в откормленного вельможного «карпа», но ради близости к столу многие соглашались терпеть унижения и косые взгляды более независимых коллег. Все зависело от конкретного человека. Кто то не поступался принципами, а кто то уже изначально был с гнильцой.

— Чернов с «Атасом» расплевался, — помощник министра полуприкрыл красные от недосыпа глаза. — Ему концепция не подошла.

— Я смотрю, вы неплохо осведомлены об этой сволочи, — констатировал Зозуля.

— Стараюсь быть в курсе...

— Вот и подумайте, как сделать так, чтобы этого «писарчука» попросили отовсюду. Поиграйте с лицензиями, квотами на бумагу, рекламными бюро. Есть же способ заставить его заткнуться! Если хорошенько подумать... — министр сделал значительную паузу.

Будучи владельцем компании, подмявшей под себя половину рекламного рынка страны, Зозуля не стеснялся в средствах для достижения цели. В ход шли подкуп конкурентов, подметные письма в налоговую полицию, особые договоренности с правительственными чиновниками. Михаил Григорьевич не гнушался и откровенным криминалом.

Но это все в прошлом.

Теперь Зозуля — федеральный министр, и ему не к лицу заказывать кровавую разборку. Есть другие рычаги воздействия на неугодных, гораздо более действенные, чем стрельба и взрывы. Благо, должность дает для этого самые широкие возможности.