Рокотов (№8) - Крестом и булатом. Атака

— Если только нахрапом, — Никита поправил бандану. — Долгой осадой их не возьмешь. Видел, какие особняки отгрохали?

— Видел.

— То то. Стены в три кирпича. С сволочи...

— Наших не видать.

— Это точно.

— Думаешь, они где то в помещении работают?

— Недостроев тут целых три. В любом из них...

— Нам надо знать точно.

— Согласен, — Филонов перевалился на спину. — Давай так. Я горушку обойду и с той стороны гляну. А ты с ребятами заховайся в пещерку.

— Один не пойдешь, — предупредил Рокотов. — Бери Егора и Данилу.

— Добре...

* * *

Александр Степановых подлез под откинутую крышку, скрывающую переплетение трубопроводов балластной системы первого отсека, сунул руку поглубже и нащупал привод заслонки.

— Чо там? — сидящий на корточках Ахмедханов вытянул шею, заглядывая из за плеча русского.

Степановых фыркнул и промолчал.

Ваха, как водится, лез не в свое дело. Если в электродвигателях он еще что то и соображал, то в более сложных вещах разбирался не лучше своих товарищей по борьбе за независимость Ичкерии, не переставая при этом с умным видом бродить вокруг подводной лодки, изображая на своем худом лице задумчивость и шурша страницами сервисной книжки малогабаритной субмарины, когда Степановых или Лазарев занимались профилактическими работами.

Охранники подземных баз, между которыми курсировала подлодка, с уважением смотрели на Ахмедханова, подозревая в нем крупного специалиста в технических вопросах, и были уверены в том, что двое русских только исполняют его распоряжения.

Иначе, по разумению охранников, и быть не могло.

Руководят всегда чеченцы, в крайнем случае — арабы. А русские просто шуруют на том участке работ, что им определяют многоопытные вайнахи. Так уж сложилось за всю новейшую историю двух чеченских войн конца двадцатого века.

Степановых криво улыбнулся.

Без него и без Лазарева творение французских конструкторов представляло бы собой бесполезный и очень дорогой кусок железа. Если б не они, чечены впаялись бы в стену подземного тоннеля при первом же погружении, или не смогли бы продуть балластные цистерны и навсегда остались бы на дне залитой водой карстовой полости.

Как они умеют управляться со сложной техникой, Александр знал.

Пока речь шла о стрелковом вооружении и автомобилях, все было нормально. Но стоило только перейти к современным средствам связи, умение заканчивалось. Боевики знали, как пользоваться рациями и сотовыми телефонами, но редко кто из них представлял себе схему их работы. И лишь единицы умели отремонтировать сломавшуюся вещь, хотя им это было и не нужно.

Зачем ремонтировать, если можно купить новый аппарат? Когда деньги считают не купюрами, а пачками и мешками, отпадает необходимость думать о мелочах. Нанимается человек, который заботится о том, чтобы в отряде всегда были запасные телефоны с оплаченными на год вперед sim картами.

Та же ситуация и с автотранспортом. Роскошные джипы, у которых из за отсутствия технического регламента вышла из строя какая нибудь мелочь, отправляются на помойку или отдаются бедным родственникам, а взамен пригоняются новые, украденные в Москве, Питере или ином крупном городе. Проблем с доставкой их в Чечню не возникает: дорожные инспектора на промежуточных постах так же любят бумажки с изображениями американских президентов, как и московские чиновники, перепродающие через подставные фирмы ворованную нефть.

Про оружие даже говорить смешно. Приходи на любой склад и бери столько, сколько способен унести. За дополнительную плату дадут и транспорт, и солдатиков на погрузку. Схема отработана...

Степановых нащупал кругляшок магнитного клапана и провернул его по часовой стрелке. Первые пол оборота деталь прошла как по маслу. Потом сопротивление возросло и Александру пришлось приложить все силы, чтобы загнать клапан в пазы.

Придется менять весь блок.

С приводом заслонок балластных цистерн шутить не следует. Слишком велика опасность того, что клапан заклинит, и тогда придется продуваться вручную. Хорошо еще, что французы предусмотрели двойной вариант всплытия и оснастили все трубопроводы высокого давления механическими штурвалами.

Не то что на подлодках российского флота.

Александр выбрался на деревянный пирс и распрямил затекшую спину.

— Сэрьезный поломка? — спросил Ваха.

— Ерунда, — Степановых почесал поясницу. — На час мутотени. Потом можем отправляться...

* * *

— Геноцид абстрактен по своей сути, — Вася Славин поднял вверх указательный палец и немного придвинулся к отцу Арсению. — Как и декларация прав человека.

Рокотов застыл в узком проходе, ведущем от входа в пещеру к месту дислокации незанятых на внешних постах казаков, и прислушался к разговору.

— Я с вами не согласен, — мягко возразил священник. — Права человека суть заповеди Божьи, переведенные в удобную для понимания форму. А осуждение любого геноцида — это прямая калька с принципа «Не убий». Господь осуждает любое лишение жизни любого существа, ибо сие есть вмешательство в его помыслы. Карать может лишь тот, кто дает жизнь.

— Если ваши слова, батюшка, довести до логического завершения, — хмыкнул Славин, — то выходит, что любая женщина, родившая ребенка, имеет право на замачивание одного человека. Она ж дала жизнь...

— Неправильно, — отец Арсений потеребил цевье гранатомета. — Душу вкладывает Господь. Женщина является всего навсего неким контейнером для воспроизводства физической оболочки.

— А вы, я смотрю, не чужды наукообразию, — развеселился Славин. — Обозвать женщину контейнером — это не каждый шовинист себе позволит!

— Надо же придать понятию словесную форму, — священник развел руками. — А как иначе скажешь?

— Вы оба отвлеклись от темы, — вмешался Кузьмин, на секунду оторвавшись от чистки автомата. — Что там с геноцидом?

— А а! — улыбнулся Вася. — Мое мнение такое: надо каждый случай геноцида описывать отдельным термином.

— Это как? — осведомился Пышкин.

— Элементарно. Геноцид евреев — жидоцид, события девятьсот пятнадцатого года — арменоцид, то, что сейчас в Косове делается — сербоцид, бойня в Центральной Африке — тутсицид и хутуцид...

— А так же альбуцид и стрептоцит, — не выдержал Владислав. — Васек, ты так всех запутаешь.

— Ничего подобного! Как раз в этом случае не будет перекосов.

— Куда? — Рокотов уселся рядом с Кузьмичем.

— Хотя бы в сторону холокоста...

— Нежная тема, — кивнул Влад. — И что ты своим жидоцидом с ней поделаешь?

— Выбью из рук сионистов право решать, что считать геноцидом, а что — нет.

— Как это?

— Вот смотрите, — Славин отложил ВСС в сторону и сел по турецки. — В современном мире на первом месте среди всех видов геноцида находится уничтожение евреев. Больше половины публикаций и примеров — именно о холокосте. О книгах я молчу. На один сборник про тех же армян — десяток про евреев. Если не больше... Непорядок получается. Как ни коснешься темы геноцида — тут же вылезают евреи со своими воплями о погромах и концентрационных лагерях. А почему?

— Действительно, почему? — Кузьмич поставил на место затворную раму «Грозы».

— Объясняю, — Василий выщелкнул сигарету из пачки. — Иудеи из разных общественных фондов оккупировали места в международных структурах, занятых изучением нарушений прав человека. И фактически диктуют всем остальным, как относиться к каждому конкретному случаю.

— Ты батьку Кондрата не переслушал? — поинтересовался Влад.

— Нет. Все и так сходится. Тем более, что Кондрата я не люблю... Он, по моему, просто идиот. Метет всякую чушь, а толку никакого. Лучше бы свои обязанности губернатора исполнять научился. Вместо того, чтобы на митингах глотку драть...

— Это точно, — согласился Пышкин.

— Хорошо, — Рокотов решил больше не сбивать с мысли казака «жидоборца». — Приведи пример негативного влияния иудеев на проблему геноцида.

— Пожалуйста. Ситуация с резней армян турками...

— И что?

— Все в курсе, что те события так геноцидом и не признали?

— Турция — член НАТО, — Кузьмич пожал плечами. — На мой взгляд, в этом все дело. Они Штаты предупредили, что, если геноцид армян будет признан, то турки пересмотрят свое отношение и к Альянсу, и к закупкам вооружений. Америкосам на армяшек плевать, Турция им важнее. Вот и заблокировали решения ООН по этому вопросу.

— Не все так однозначно, — хитро улыбнулся Славин.

«А Василек не так прост, как может показаться на первый взгляд, — подумал Рокотов. — Копается в мелочах, ищет аналогии... Молодец. Ему б не на ферме работать, навоз за быками убирать, а в институт поступать. К примеру, в наш Универ, на исторический... Там как раз деканом Фроянов служит. Тоже большой патриот. Ему волю дай, так он основным курсом поставит тему „Мировое еврейство и как с ним бороться». Большого ума товарищ..."

— Что то еще есть? — спросил отец Арсений.

— А як же! Ведь важно не то, что ООН решение проблемы тормознула, а то, как именно это произошло.

— Евреи, евреи, вокруг одни евреи, — спел Кузьмич. — Даже птичка воробей...

— ...тоже маленький еврей, — поддержал Владислав.

— Лежу, параличом разбит,

Оказалось, сын мой жид.

Вы скажите мне, друзья,

Неужели жид и я? — неожиданно продекламировал священник и покраснел.

Хохот участников дискуссии о правах человека разбудил мирно почивавших в углу пещеры Фирсова, Рудометова и Янута.

— Это я так, — смущенно сказал отец Арсений. — В детстве слышал. Вот и запомнил...

— Вы совсем озверели, — зевнул Виталий. — Поспать не даете...

— Все равно через пять минут вставать, — Рудометов нацепил очки, посмотрел на часы и потянулся.

— Так что там с ООН и армянами? — напомнил Рокотов.

— А вот что, — Вася заговорщицки подмигнул батюшке. — Аккурат перед сессией, на которой должно было быть принято решение по этому вопросу, делегатов европейских стран пригласил к себе Джозеф Либерман...

— Тот Либерман, что сейчас в паре с Тором на выборы в Штатах идет? — уточнил окончательно проснувшийся Фирсов.

— Ага. Встреча была зело конфиденциальная. Однако кое какая информация просочилась. В частности, обсуждался армяно турецкий конфликт. И, по странному стечению обстоятельств, все европейцы отказались осуждать Турцию... За исключением Франции, но там всегда было очень сильное армянское лобби.

— Этому может быть другое объяснение, — Рокотов провел ладонью по поросшему щетиной подбородку. — Европейские концерны завязаны на производство вооружений и опасались потерять рынок сбыта. А Либерман просто лоббировал интересы ВПК. Без привязки к иудейским интересам... Хотя над этим стоит подумать. Может, ты и прав...

* * *

Опасения Главы Администрации на счет своего кремлевского будущего оказались беспочвенны. Команда ушедшего на покой престарелого Президента сумела настоять на том, чтобы ключевые посты в верховной власти продолжали занимать лояльные корпоративным интересам чиновничества люди. Вроде Стальевича, по уши замазанного в прошлых неблаговидных делишках.

Новоизбранный Президент серьезного сопротивления так и не оказал.

Он с головой ушел в построение новой вертикали власти и разборки с губернаторами. На чистку ближайшего окружения времени уже не оставалось. Конечно, некоторые персоналии лишились своих постов, но в общем и целом сложившаяся система ничуть не пострадала.

Как воровали — так и продолжили.

Единственным отличием от прошедшего десятилетия стало то, что теперь чиновники не критиковали власть и не позволяли себе выпады в адрес Первого Лица, как нередко бывало при «царе Борисе», а всячески имитировали приверженность «новому курсу реформ», выдвинутому Президентом в послании Федеральному собранию, и ссылались на «особые отношения» с Главой Государства, за что в народе получили меткое прозвище «птенцы гнезда Вована».

Частенько «инициатива прогиба» доходила до абсурда.

Одни выпускали самоучители по кройке и шитью, вынося на обложку фамилию действующего Президента, другие заказывали придворным пиитам новые тексты гимна России, в которых рефреном звучала фраза «И Вовик такой молодой с огнем эфэсбэшным в груди...», третьи замастырили букварь, взяв за основу рассказы из цикла «Ленин и печник», и уснастили его детскими считалками вроде «Ах, Вова, Вова, Вова! Мне без тебя тоскливо».

И прочая, и прочая...

Каждый чиновник считал своим долгом продемонстрировать чудеса преданности, не понимая, что у нормальных людей такое поведение ничего, кроме брезгливости, не вызывает. Но нормальные в госструктуры не идут, а мнение «электората» после свершившихся выборов уже никого из власть предержащих не интересует.

Президент же принимал лживые реверансы чиновников за чистую монету и искренне верил, что с такой командой наконец поставит страну на ноги. Но для нормального взаимодействия с бюрократическим аппаратом ему требовалось иногда закрывать глаза на «ошибки». Таково искусство управления. Чиновник, отправивший несколько миллионов долларов из бюджета на счета оффшорных фирм под липовый контракт, совершает не преступление, а именно «ошибку». С кем не бывает! Утверждать что то иное — моветон.

Не поймут с.

И схарчат любого, кто вознамерится коренным образом изменить Систему.

Силенок на борьбу со всей чиновной стаей ни у какого Президента не хватит. У подчиненных Первого Лица тоже есть интересы. Так что любое опасное для Системы распоряжение заблокируют уже в Администрации. Внесут поправочки, не разработают исполнительный механизм, дополнят документ примечанием об «усмотрении должностного лица», а могут и превратить здоровую инициативу в свою полную противоположность.

Методов — тысячи.

И обоснование всегда найдется — «ради блага страны». К таким словам не подкопаешься. Раньше было «по просьбам трудящихся», а теперь так.

Во исполнение решений молодого Президента реформатора.

Ать два!...

Глава Администрации исподлобья посмотрел на своего визави, напряженно уставившегося в докладную записку адмирала Самохвалова.

Командующий ВМФ даром времени не терял.

За неполные десять дней, что прошли с момента катастрофы в Баренцевом море, Самохвалов успел подать рапорт об отставке, получить суровую отповедь от министра обороны, согнать в квадрат, где лежал «Мценск», все силы Северного флота, заставить Кацнельсона наложить гриф «секретно» на всю информацию о трагедии и обозначить позицию комиссии по расследованию причин затопления АПРК.

Столкновение с иностранной субмариной. Другие версии признаются маловероятными и вредными.

Точка.

Президент наконец дочитал изобилующий техническими терминами документ.

— Что вы думаете по этому поводу?

— Владимир Владимирович, я не специалист, — уклончиво заявил Глава Администрации. — Но считаю, что Главком прав.

На самом деле бывший профессор математики думал иначе.

Александр Стальевич умел оперировать физическими формулами, помнил уравнения Навье Стокса и законы Ньютона и понимал, что никакая американская субмарина не в состоянии потопить атомоход такого класса, как «Мценск». Ибо тогда толщина корпуса у американца должна составлять минимум полметра легированного сплава. А таких лодок никто не выпускает. Ибо подобная посудина тут же у топнет, едва плюхнется со стапелей на воду.

— Нужны доказательства, — протянул Президент.

— Доказательств у Самохвалова в избытке, — Глава Администрации вспомнил слова адмирала, — не хватает фактов...

— Это как? — удивился Верховный Главнокомандующий.

— Ну у... — чиновник замялся. — Характер повреждений установлен, осталось найти обломки или детали иностранной лодки.

— А если они не будут обнаружены?

— Будут, — убежденно сказал экс математик.

Кусков обшивки, оставшихся от реально произошедших прошлых столкновений, на складах ВМФ достаточно для того, чтобы подсунуть «вещдоки» на место аварии и затем назвать виновника. Американцы, конечно, пошлют Самохвалова и компанию подальше, но на выводах комиссии и судьбах адмиралов это не отразится.

— Ясно, — Президент вздохнул. — Вы назначили дату траурных мероприятий?

Глава Администрации извлек проект указа.

— Все подготовлено.

— Хорошо. Завтра я собираюсь поговорить с родственниками погибших. Организуйте встречу...

— Пригласить их в Москву?

— Нет, я лечу в Видяево.

— Но ведь завтра...

— Отменить, — Президент зыркнул на подчиненного. — И вызовите ко мне директора ФСБ...

— В приемной директор «Аквамарина», — доложил чиновник. — Ему назначено.

— Я помню.

— Перенести встречу?

— Нет. Пусть заходит, — Глава Государства встал из за стола, чтобы встретить академика Игоря Львовича Слуцкого в центре кабинета и обменяться с ним рукопожатием перед объективами телекамер. — А Петрушкина пригласите на четырнадцать тридцать...

* * *

— Хоп! — сказал довольный собой Филонов и вытащил из за пазухи сложенный вчетверо лист крупномасштабной карты, на обратной стороне которой черным фломастером были нанесены квадратики, изогнутые линии, точечки и палочки. — Все, как в аптеке! Прошу! Полный план деревеньки.

— Молодец! — похвалил Влад. — Долго срисовывал?

— Часа три, — уставший Никита потер локоть. — Все брюхо отлежал. Зато теперь мы знаем, что и как.

Казаки установили на камнях три мощных фонаря, чьи лучи светили точно на рисованную карту, и уселись вокруг.

— Толкуй, — Кузьмич похлопал Филонова по плечу. — Айвазовский ты наш...

Экс браконьер развернул лист на четверть оборота и присел на камень. В качестве указки он использовал свежесрезанный прутик.

— Итак. Общие сведения — сорок один дом, из них тридцать девять жилых, два — вроде сельсовета и школы. Три недостроя. Тут, тут и тут... Я их крестиками пометил.

— В разных концах аула, — нахмурился Туманишвили.

— Это фигня, — Филонов постучал прутиком по одному прямоугольнику с крестиком. — Работы ведутся только здесь...

— Ты их видел? — вскинулся Чубаров.

— Мельком. Пять или шесть мужиков. Охрана — один придурок с «калашом». Лиц не разобрал, извини. Да и заросшие они до бровей.

— Ты ничего не перепутал? — серьезно спросил Рокотов.

— Нет. То, что заложники, это точно. Пашут не переставая, без перекуров. Чичики уже сто раз бы присели чайку попить...

— Собаки? — задумчиво осведомился Влад.

— Ни одной не видел...

— Странно...

— Ничуть, — вмешался Веселовский. — Если село ваххабитское, то собак может и не быть. Не положено по их видению Корана. В горах еще и не такие чокнутые встречаются.

— А кто овец охраняет? — не согласился Рокотов.

— А чо их охранять? — хмыкнул Алексей. — На ночь стадо в прочный загон — и все дела. Волчара через дюймовые доски не пролезет. Особенно в том случае, если колючкой обтянуть... Свиней, как я понимаю, там тоже нет?

— Не а, — Никита стукнул прутиком по голенищу сапога. — Про хрюшек мог и не спрашивать, и так ясно. Одни козы, овцы и птица...

— И бензин, — напомнил отец Арсений.

— Верно.

— Стоп! — Рокотов наклонился к карте. — А где заводик по переработке нефти или что то типа вышки?

— А нету.

— Почему?

— Перевалочный пункт, — предположил Филонов. — Бензовозы приходят сюда с юга, потом их гонят на северо запад, к ингушам... Федералы село не трогают, потому здесь можно спокойно оставлять машины. Или собирать караваны.

— Разумно, — Влад нахмурился. — Но какой еще бизнес у жителей? Только предоставление безопасного места?

— Судя по хоромам, что они настроили, нет, — Никита ткнул прутиком в заштрихованный прямоугольник. — Вот здесь явно скорняжный цех. Шкуры сотнями висят. И мешки во дворе под навесом. Видимо, соль... Плюс какие то мастерские тут и тут...

— Даю сто к одному, что они деньги печатают, — изрек Янут.

— Согласен, — кивнул Филонов. — Рулоны бумаги тоже присутствуют.

— Хорошо, — Рокотов расправил плечи. — Частности пока отставим, вернемся к общему плану. Никитой, обрисуй нам свой чертеж целиком, чтоб мы представляли, где и что. По ходу дела я задам уточняющие вопросы.

— Яволь, — Филонов повертел в пальцах прутик. — По центру села — площадь. Вот она... На площади стоят четыре двадцатитонных бензовоза и бэтээр. Рядом кучкуются бандюки. Человек десять. От площади отходят четыре улицы, и еще одна — от центральной дороги. Улицы идут до крайних домов. Напротив места стоянки бензовозов — что то вроде клуба. Болтается зеленая тряпка, тусуются мужички...

— Мечети, как я понял, нет, — констатировал Владислав.

— И в помине. Скорей всего, они молятся в клубе... Поехали дальше. Обратите внимание на район позади бэтээра, между основной дорогой и боковой улочкой. Там в каждом дворе какие то низкие сооружения, типа дотов.

— Местная линия Маннергейма?

— Очень возможно. Если это так, то они полностью перекрывают дорогу с северо запада. Ущелье узкое, достаточно подбить пару машин — и финита.

— Верно...

— С юга дорога вроде открыта, но я не уверен, что на том направлении нет замаскированных точек.

— А мелкие тропинки?

— Я обнаружил две. Здесь и здесь...

— Придется минировать, — решил Рокотов.

— Угу, — Никита потер глаза. — Вот, в принципе, и все... Где заложники, мы знаем.

— Тогда в чем дело? — Туманишвили положил «Винторез» на колени и привстал.

— Сиди! — жестко отреагировал Влад. — В психическую атаку ты сходить успеешь. Сначала надо подготовить засады. Нас — шестнадцать, а чучмеков не меньше полусотни.

— Больше, — проворчал Янут. — Каждый дом — это минимум два ствола. Сюда еще подростков добавьте. Человек сто двадцать наберется.

— Еще лучше! Восемь к одному, и все не в нашу пользу, — буркнул Рокотов. — Так что думать, думать и думать, как завещал Ильич... Никитой, давай так. Бери Кузьмича, Лешу и Мишу, и дуйте на окончательную рекогносцировку. Мне надо, чтобы командиры групп досконально изучили местность. А мы с Виталиком пока займемся сюрпризами на тропинках. Благо до вечера время есть...

* * *

Резван Гареев остановил свой вишневый «Lincoln Navigator» в пятистах метрах от блокпоста на границе с Ингушетией, выбрался, на шоссе и застыл, расставив ноги на ширину плеч и заложив за спину руки.

Бояться тут некого.

Все схвачено, за все уплачено.

Ежемесячно по этой дороге в сторону Магаса проходит три или четыре каравана с топливом, набодяженном в цехах на юге Чечни. И все довольны. Ингуши радуются дешевой солярке, жители родного аула получают стопроцентную прибыль от перепродажи горючего, офицеры на блокпостах имеют по паре сотен баксов с каждой пропущенной без досмотра машины.

Если Резван захочет, то сможет переправить в Россию хоть батальон боевиков. Конечно, в этом случае двумястами долларами не обойдешься.

Но вопрос решаемый.

От серых бетонных надолбов, окружавших блок пост, отъехала синяя «шестерка» замначальника отряда ОМОН по воспитательной работе и направилась в сторону Гареева.

Подполковник был первостатейной сволочью, готовой за пачку крупных купюр подставить под пули всех своих сослуживцев. Бывший парторг горотдела милиции, перекрасившийся в истового демократа и ревнителя гражданских свобод. Резван знал о его делишках от родственника, проживавшего в одном городке с подполковником. Тот и дома не брезговал взятками, освобождал из камер задержанных под предлогом процессуальных нарушений оперов.

Вернее, успевал получать взятки чуть раньше самих оперов, также не чуждых товарно денежным отношениям.

Как и повсюду на Руси...

Подполковник приехал вместе с мордатым сержантом и сначала опасливо осмотрелся по сторонам, только потом вылез из машины. Сержант двигатель не глушил, сидел прямо и напряженно смотрел перед собой.

Гареев презрительно улыбнулся.

— Что на этот раз? — милиционер суетливо вытер пот со лба.

— Четыре машины, — Резван протянул конверт. — Дизтопливо. По таксе.

— Со следующего месяца сумма возрастает, — подполковник трагично покачал головой.

— Почему?

— Меняется отряд, новые всегда больше просят...

— А ты что, не уезжаешь?

— Пока остаюсь, — толстяк переступил с ноги на ногу. — Мне командировку на месяц продлили... Так что с деньгами?

— Решим, — Гареев повернулся к продажному менту спиной и залез в джип.

Взвыл мотор «жигулей», и синяя машина развернулась на середине шоссе.

Резван опустил стекло на двери своей машины, закурил и махнул рукой сидящему за рулем Лёме Беноеву:

— Поехали. Этот шакал снова денег хочет. Все ему мало...

— Будешь платить?

— Подумаю... Давай домой. Сегодня надо еще с русаками разобраться. Лечи сказал, что они себя ведут как то не так.

— Сдернуть решили? — хохотнул Беноев.

— Шайтан их знает! — Гареев стряхнул пепел.

— Лечи обкуриться мог. Вот и показалось, — Лёма сморщил тонкий нос. — Вчера он вообще еле на ногах держался.

— Посмотрим, — Гареев откинул спинку кресла и расслабленно прикрыл глаза. — Лечи, конечно, дурак, но последить за русаками не помешает. Вдруг ему не показалось...

В ответ Беноев только пожал плечами. Молокососа Атгиреева он не любил, считал абсолютным дегенератом, но Резван отчего то не гнал Лечи подальше, а даже по своему привечал.

Значит, у Гареева были какие то виды на молодого придурка.

Может, хотел сделать из него подрывника самоубийцу, может, что еще...

Лёме стало скучно думать об Атгирееве, он широко зевнул и сосредоточился на управлении мощным внедорожником.

* * *

— Вот я тебе и говорю, — Гоблин потряс перед носом Юрия Нерсесова огромным кулаком. — Поймаю Вторичного — прибью...

Юра мягко отвел от своего лица кулак перевозбужденного Чернова и дописал на смятом листке бумаги финальную фразу статьи под названием «Воспитание ненависти», которую он намеревался отдать в национал большевистскую газету «Смерч». Свои материалы журналист патриот всегда творил от руки, ибо, как выражался склонный к метафорам главный редактор «Нового Петербурга» Леша Андреев, Нерсесов являлся «странной формой жизни, имеющей запутанные отношения с современной печатной техникой».

— Димон, ты смотри, махнешь своей грабкой[4] как нибудь неудачно — и кранты моим очкам, — сказал Юра. — А заодно и мне.

— Извини, — смутился Гоблин. Экс рэкетира, а ныне журналиста Чернова возмутили очередные экзерсисы небезызвестного критика Антона Первичного, переключившегося с разбора литературных произведений на обзор прессы и опрометчиво начавшего со статей Димона.

Гоблин мгновенно вскипел и пообещал оторвать «Вторичному» голову.

Старые привычки не забываются.

— Нет, ну ты представляешь! — Димон влил в открытую пасть очередной стакан апельсинового сока и щелчком пальцев подозвал официанта. — Давай сюда кувшин! Надоело, блин, микродозы заглатывать... — Чернов повернулся к Нерсесову. — Так вот. Выхожу в Интернет, смотрю — сноска на одном из сайтов. Мол, так и так, какой то Первичный классно критикует нынешние газетные публикации...

Юра подпер щеку ладонью и подумал, как обманчива бывает внешность.

Глядя на двухметрового Гоблина, на ум приходил образ громилы с бейсбольной битой в одной руке и утюгом в другой, вышибающего долг у визжащего связанного коммерсанта. Но уж никак не прилежного журналиста, посещающего публичную библиотеку, протирающего штаны в читальном зале и не чуждого достижениям современной техники.

Кстати говоря, в библиотеке от Чернова тоже поначалу шарахались, незаслуженно подозревая бритоголового бугая в том, что он явился в сие культурное учреждение с целью поставить его под свою «крышу». Но проходила неделя за неделей, Гоблин ничем особенным себя не проявлял, и к нему потихоньку привыкли. Как привыкают живущие в пруду лягушки к регулярному хождению медведя на водопой. Опасаться, естественно, не перестают, но уже не так резво прыскают в стороны, заслышав хруст кустов под лапами бурого великана.

В библиотеке Димон пользовался огромным успехом у приходивших туда студенток.

Девушки мгновенно забывали о цели посещения читального зала и часами вожделенно разглядывали нависшего над подшивками газет сосредоточенного Чернова. По сравнению с худосочными очкариками мужеского пола, щеголявшими жиденькой растительностью на полудетских лицах, или сухонькими старичками, являвшимися в библиотеку к открытию, мускулистый красавец Гоблин имел массу явных преимуществ.

— ...Захожу на страницу этого микро обозревателя, — Димон принял из рук почтительного официанта двухлитровый кувшин, — и вижу, что Вторичный начал с меня. Представляешь?

— Представляю, — кивнул Нерсесов.

— Нет, ты плохо представляешь. Мало того, что этот микроцефал выразил свое несогласие с моими выводами, я бы это еще простил, так он приписал мне вещи, о которых я вообще никогда не говорил!

Гоблин недавно разобрался в смысле приставок «микро» и «макро» и теперь употреблял их постоянно.

К месту и не к месту.

Закреплял полученные знания, если можно так выразиться.

— Например?

— Да элементарно! Я написал рассказ. Там мой герой по ходу дела ловит одного типа, отшибает ему башку и портит его оружие. Винтовку «ли энсфилд». Знаешь такую?

— Знаю...

— Гнет, значит, ствол об колено. У «ли энсфилда» стволик тонкий, согнуть немного можно...

— А зачем?

— Чтоб потом, блин, этой винтовкой не смогли воспользоваться остальные преследователи.

— Ага, ясно, — Нерсесов поправил очки.

— Ну вот... Все вроде пучком, жизненно. А этот макромудак Вторичный вдруг начинает надо мной стебаться, что, мол, мой герой гнет об колено автомат Калашникова. Всасываешь?

— Всасываю, — хихикнул Юрик.

— Я пишу — «ли энсфилд», этот имбецил — «калаш». Сам все напутал, и сам меня же обвиняет в незнании предмета, — Димон горестно вздохнул. — Дальше — больше. Позавчера я наехал на Кацнельсона и Зотова, разметал их по кочкам. И версии ихние, и подлость несусветную по отношению к подводникам, и незнание физики...