Даже те, кто на словах был за Союз, на деле пакостили и старались что нибудь выгадать лично для себя. Тот же Прудков, загнавший своими «мудрыми» распоряжениями автозавод «Москвич» в совершеннейший экономический тупик, надеялся за счет мощностей белорусских заводов как то исправить ситуацию. Или «красные» губернаторы, превратившие свои регионы в «черные дыры» для бюджетных денег, уповали на неопытность Лукашенко и возможность год два поживиться дешевыми продуктами, чтобы хоть как то успокоить обнищавшее население. Прикрываясь, естественно, воплями о «славянском братстве».

— Думаю, нет. Наш северо западный округ полностью закрывает Беларусь. К тому же я вам докладывал о «Маятнике»... Можно, ничего не афишируя, расконсервировать белорусскую базу. Лукашенко будет полностью удовлетворен.

— Вы думаете?

— Конечно...

— Что ж, это, понимаешь, нам на руку...

Однако через восемь часов все изменилось. В семнадцать сорок пять на стол Секретаря Совета Безопасности России легло специальное письмо Президента Беларуси, в котором кратко было сообщено о попытке захвата ракетной базы, ее затоплении и выражалось недоумение беспечностью российского Министерства Обороны, не поставившего главу союзного государства в известность о существовании подобного объекта.

Как только за курьером закрылась дверь, обычно спокойный Штази громко выругался. Забористая матерная тирада будущего Президента России была зафиксирована чувствительным микрофоном службы аудиоконтроля правительственных помещений и к вечеру отправилась в архив вместе с другими записями.

Система «Маятник» прекратила свое существование.

Без двенадцати минут восемь в двери щелкнул открываемый замок и в кабинет тихо прошмыгнул Антончик. Хирург поставил свой кейс у стены, тяжело опустился на стул и закурил.

«Нервничает чего то, — подумал Влад, разглядывая стоматолога сквозь проделанную ранним утром малюсенькую дырочку в фанерном заднике шкафа, — не зря я тут остался... Перед встречей с пациентом так себя не ведут».

Антончик докурил сигарету, переоделся в светло зеленый халат, натянул изящную шапочку и открыл для проветривания окно. Он стоял всего в полуметре от Рокотова, и тому ничего не стоило протянуть руку и втащить хирурга в закуток между стеной и шкафом.

Однако рано...

Врач попереминался с ноги на ногу и вновь уселся за стол.

Влад посмотрел на часы.

Восемь ноль восемь.

Посетитель запаздывал.

Антончик горестно вздохнул и зашуршал бумагами. Со своей позиции биологу были видны лишь затылок и часть спины. А также дверь.

Медленно текли минуты.

Стоматолог оторвался от бумаг, выкурил еще одну сигарету, стоя напротив окна и стряхивая пепел на улицу. Чувствовалось, что еще немного — и у врача сдадут нервы. Антончик шел красными пятнами, по щеке стекала струйка пота, руки заметно дрожали.

Восемь тридцать одна.

«А дэвушка нэ прышла...» — съязвил Владислав.

Наконец кто то легонько поскребся в дверь. Антончик метнулся к столу, уселся и изобразил на лице озабоченность предстоящим трудовым днем.

— Да да!

В кабинет вошел улыбающийся молодой парень.

— Здоров, Серега!

— Валя! — стоматолог схватил посетителя за рукав, захлопнул дверь и подтащил к креслу.

— Ты чего?

— Садись! — Антончик взял в руки первый попавшийся инструмент. — Через пять минут главный уже приедет... Ты опять опоздал! У нас совсем времени не остается.

«Педики?..» — предположил Рокотов.

— Да ладно, делов то... — немного неуверенно попытался возразить парень.

— Мне надоела твоя безалаберность! — резко сказал хирург.

Посетитель промолчал. Оправдываться было бесполезно, он действительно опоздал больше чем на полчаса.

— Принес?

— Вот, — Валентин вытащил из нагрудного кармана плоскую коробочку, — три штуки.

— Они точно не отличаются от обычных?

— Йозеф сказал, что нет.

«Не педики. Тогда что? Наркота? Возможно...» — Влад осторожно подвигал плечами, разгоняя кровь перед броском.

— Как реагирует с наркозом?

— Никак. Действие препарата остается прежним.

— Ага. Йозеф уверен, что экспертиза ничего не даст?

— Уверен, — пробурчал посетитель, развалившись в кресле, — ты же сам читал заключение.

— Я страхуюсь. Он должен быть у меня послезавтра.

— Вот на нем и проверим, — неприятно ухмыльнулся Валентин.

— Я тебе пошучу! — вскипел Антончик. — Ты сначала научись не опаздывать, а потом уже веселись.

«Кто такой „он“? — не понял Рокотов. — Йозеф? Ерунда, речь о ком то другом... Неужели Лука? Тогда что же передал этот Валя?..»

— Чо мне Йозефу сказать?

— Правду! — зло выдохнул стоматолог. — Как опоздал, как чуть всю операцию не сорвал... А если б тебя охранники на входе тормознули? Они как раз в половину девятого заступают... Ты об этом подумал? Как бы объяснял, зачем у тебя с собой этот препарат?

— Придумал бы что нибудь...

— Именно «что нибудь»... Знаешь, Курбалевич, зря я с вами связался.

— Так позвони Йозефу и скажи, — насмешливо предложил посетитель.

— Думаешь, побоюсь? Да без меня у вас ни хрена не выйдет!

— Это тебе только кажется, — тон посетителя стал угрожающим.

Антончик помахал сверкающим инструментом перед лицом Курбалевича.

Влад не стал дожидаться окончания спора из опасений, что Курбалевичу удастся уйти. Ему были важны оба. Поэтому он бесшумно выдвинулся из за шкафа и бросился вперед.

Когда десятиместная подводная лодка погрузилась в ледяные воды подземного озера и отправилась в путь по стодвадцатикилометровому маршруту в Грузию, Вагита охватил суеверный ужас.

— Не трясись, — сурово приказал Ахъяд, — через шесть часов будем на месте.

Вагит лихорадочно порылся в кармане.

— Здесь не курят, — процедил Важа.

Молодой полевой командир откинул голову и прикрыл глаза.

Он начал жалеть, что согласился на это путешествие, в тот момент, когда русский по имени Александр закрутил поворотный штурвал на входном люке. Но назад дороги уже не было. И надо было постараться не так явно демонстрировать страх.

Систему естественных тоннелей под Кавказским хребтом начали использовать еще в первую чеченскую войну. Тогда по заказу первого президента Ичкерии во Франции была изготовлена маленькая подводная лодка, способная перевозить до шести тонн груза, и через несколько границ доставлена в свободолюбивую республику. Аппарат курсировал между Грузией и засекреченной горной базой почти еженедельно, перевозя раненых командиров в одну сторону и оружие в другую. Естественно, что услугами подводной команды могли воспользоваться только очень богатые или авторитетные люди, простых же бойцов лечили в госпиталях, наспех оборудованных в пещерах. Где они в большинстве случаев заживо гнили и подыхали от элементарной антисанитарии. Но это совершенно не волновало «имамов» и «эмиров», вербующих боевиков сотнями и не испытывающих нехватки личного состава. Пушечного мяса всегда в избытке, стоит только поманить толстой пачкой американской валюты.

Подземно подводный путь функционировал без помех. Российские спецслужбы о нем и не догадывались. Только один раз случайно просочилась информация от обкуренного придурка, арестованного РУБОПом в Питере, но тогда боевики вовремя среагировали и вместе с обществом «Солдатские матери» за два дня добились его освобождения из под стражи в обмен на парочку заложников. Вдохновленные успехом истерички, составлявшие костяк организации со столь благородными целями, как поиск пропавших на войне сыновей, почувствовали запах денег и в дальнейшем уже беззастенчиво выполняли заказы своих ичкерийских друзей, переключившись с розыска солдат на гневные обвинения российской «военщины» в геноциде «маленького, но гордого народа». Заодно руководство этой общественной организации здорово поправило свое материальное положение. Председательница переехала из двухкомнатной «хрущобы» в престижную квартирку на Невском проспекте, а шесть заместительниц активисток — из коммуналок в «трешки» по индивидуальному проекту. При этом они не забывали верещать на всех углах, как над ними издеваются все кому не лень — от военных комиссаров до губернатора...

Мимо Вагита в кормовой отсек лодки протащили какой то провод.

Чеченец опять забеспокоился.

— Э, все нормально?

— Сиди уж, раз пришел, — невысокий механик украинец переключил тумблер на переборке, — и ничего здесь не трогай.

Вагит хотел грубо оборвать техника, но наткнулся взглядом на злые глаза Ахъяда.

— Не лезь к ним. Они свое дело нормально делают.

Лодку качнуло, где то в глубине корпуса негромко зажужжало.

— Помпа, — важно сказал Важа, для которого этот рейс был уже двадцатым.

— Зачем помпа? — спросил Вагит,

— Воду из машинного отделения откачивают.

— Что, корпус пробило?

— Э, зачем сразу корпус? — Ахъяд насмешливо посмотрел на взопревшего Вагита. — Надо так. На всех кораблях помпы есть. Вода через сальники гребного вала проходит. Если ее не будет, винт не станет крутиться.

Для молодого полевого командира такое объяснение было слишком мудреным и малоубедительным. Но он не осмелился возразить более старшему соплеменнику.

— Что у тебя с Типкоевыми произошло? — как бы между делом поинтересовался Важа.

— А что?

— Ищут они тебя, вот что, — Важа оскалился и сразу стал похож на шакала, вставшего на защиту своей норы, — говорят, что ты двоих из их семьи замочил. К старикам в Сержин юрт от них приходили.

— Нечего русакам служить, — огрызнулся Вагит, — за дело их порешили. Когда мы деревню брали, они дорогу хотели перекрыть. Вот ребята и не сдержались.

— Что, договориться не мог? — вмешался Ахъяд. — У Типкоевых сильный клан, тебе денег расплатиться не хватит. И говорят о тебе, что ты их расстреливал... Они могут отступные за кровь и не взять.

— Какая разница, кто расстреливал? Они в ментовке работали. Мне этого достаточно. У меня свой отряд и свои правила...

— Ну, смотри, — Важа пожал плечами.

— Наш тейп тоже не маленький, — раздухарился Вагит, — пусть только сунутся... К тому же они не вайнахи, а аварцы. И русакам давно продались... — новоявленный «волк ислама» уже забыл, как сам мечтал о комсомольской карьере и ради того, чтобы его заметили, за год до развала СССР устроил антирелигиозный диспут в поселковом клубе, пригласив туда же и муллу.

Мероприятие с треском провалилось. Никто, кроме Вагита и трех подобных ему придурков, на диспут не пришел. А потом и ВЛКСМ приказал долго жить.

— Его проблема, — решил Ахъяд и выразительно посмотрел на Важу. — Пошли, пожрем, что ли...

Антончик открыл было рот, чтобы грубо ответить наглому Курбалевичу, но тут сзади послышался шорох. У Валентина, сидящего напротив, исказилось лицо, и в тот же миг врача швырнуло вбок.

Дверь в кабинет была двойной и почти звуконепроницаемой, дабы не пугать сидящих в очереди случайным стоном какого нибудь особенно нервного пациента.

Рокотов это учитывал и потому работал спокойно.

Антончик впечатался в стеллаж и на несколько секунд выбыл из игры.

Курбалевич оказался проворнее. Узрев надвигающуюся фигуру, он веретеном скатился на пол, отпрыгнул к столу и схватил лежащий поверх бумаг скальпель.

— Не подходи, глотку перережу!

Короткое, но острое, как бритва, лезвие рассекло воздух...

Пришедший чуть раньше назначенного срока и дожидающийся приема украинский литературный критик Митяй Придаткин напрягся. Он приехал сюда на конференцию, организованную белорусским ПЕН клубом, вчера у него разболелся зуб, и друзья через главного врача шестой поликлиники договорились о визите к лучшему минскому хирургу стоматологу.

Митяй был худ, сутул, прямолинеен и излишне даже для жителя Западной Украины националистически настроен. Придаткин называл Льва Николаевича Толстого и Михаила Юрьевича Лермонтова «малоизвестными москалями письменниками», предлагал сжечь книги Гоголя и Шевченко за то, что те «сотрудничали» с русскими императорами, и кропал бесконечные романы эссе о тяжелой жизни украинской интеллигенции, отягощенные мистикой и многочисленными героями педерастами. Коих Митяй почитал за творческую элиту.

Итак, Придаткин услышал приглушенный выкрик и напрягся...

Рокотов плавно обогнул стоматологическое кресло и оказался напротив Курбалевича.

«К работе ножиком привычен, — Влад оценил стойку и движения противника, — не суперпрофи, конечно, но и не дилетант. Улица такому не научит. Десантура или морпех плюс последующие тренировки. Однако работает слишком зрелищно. Похоже на показательное выступление. Реального опыта немного, если он вообще есть...»

Валентин сделал парочку ложных выпадов. Биолог не стал контратаковать, а лишь уклонился от сверкающего лезвия, отступив на полшага назад и вправо.

Курбалевич немного осмелел, чуть присел и попытался достать Владислава широким маховым ударом по среднему уровню. У внезапно появившегося в кабинете человека руки были поставлены высоко, живот оказывался незащищенным, и Валентин намеревался вспороть противнику брюшину. Шести сантиметров лезвия для этого вполне достаточно. Следующим движением Курбалевич хотел вбить скальпель в шею согнувшегося раненого врага.

Рука беспрепятственно прошла половину траектории, и на мгновение Валентину показалось, что его удар достиг цели.

Но тут все изменилось.

Запястье и локоть попали в захват, Курбалевича дернуло вперед, ноги оторвались от пола, и он чувствительно ударился головой об стену. Скальпель улетел в угол кабинета.

Поднимающийся с пола Антончик получил ребром стопы в подреберье и согнулся от приступа боли.

— Лежать! — тихо и весомо сказал Рокотов. Валентин перекатился в сторону и вскочил на ноги.

— Не устал? — участливо поинтересовался Влад.

Курбалевич коротко рыкнул и бросился вперед, целясь кулаком в корпус противника.

Рокотов ушел в низкую стойку, встретил летящее на него тело прямым ударом ноги в голень и, пока Валентин кубарем летел вдоль стеллажа, отступил к столу. На нем, помимо бумаг и нескольких хирургических инструментов, стоял дорогой набор канцелярских принадлежностей. Влад схватил тяжелый степлер и переместился поближе к ворочающемуся противнику.

Курбалевич снова вскочил на ноги и атаковал биолога.

Владислав отбил два боковых удара, изловчился и зажал кончик носа неугомонного Валентина в степлере.

Одно движение кистью, щелчок — и мощная стальная скрепка пробила ноздри обалдевшего белоруса.

Рокотов решил не останавливаться на достигнутом и сжал пальцы еще дважды. Курбалевич завизжал, вскинул обе руки к лицу и получил точный удар кулаком в солнечное сплетение...

Когда из кабинета раздался тоненький вопль, Придаткин все еще решал — послышался ему первый крик или нет. Когда крик прозвучал повторно, ему все стало ясно: в кабинете засел не врач, а маньяк, только прикидывающийся стоматологом. Он заманивает пациентов в кресло и потом пытает их до одури.

Ноющий со вчерашнего вечера зуб внезапно прошел.

Митяй осторожно поднялся с диванчика, бочком добрался до выхода и быстро вышел на улицу. Там он перевел дух, закурил, поймал такси и поехал к своему приятелю из ПЕН клуба, намереваясь сразу с порога высказать ему все, что он думает по поводу данного «Айболита»...

Валентин, у которого нос был пробит сразу тремя скрепками, захлебнулся своим воплем и кулем свалился на пол.

«Нокаут, — Рокотов отложил степлер и повернулся к хрипящему Антончику. — Теперь займемся этим...»

После окончания совещания московского правительства начальнику столичного ГУВД генералу Кулику пришлось задержаться.

Если мэр приказывает остаться, перечить нельзя.

Дождавшись, когда за последним чиновником закроется дверь, Прудков тяжело вздохнул, встал со своего места, обошел огромный овальный стол и опустился на стул рядом с Куликом.

— Ну, что скажешь?

— По моему, все в порядке, — обтекаемо ответил генерал.

— Это по твоему ведомству... А у нас проблемы.

— Я могу как то помочь?

— Иначе я не просил бы тебя задержаться, — Прудков подпер лысую голову дряблой ручонкой. — Скоро выборы, ты знаешь...

Генерал утвердительно кивнул.

Перед любыми выборами наиболее остро встает вопрос о деньгах. На имиджмейкеров, рекламные плакаты, телевизионное время, листовки, на оплату певцов и певичек, проводящих бесчисленные акции типа «Голосуй желудком!», журналистов, поливающих грязью конкурентов и возносящих до небес заказчика, жуликоватых пройдох из статистических центров, членов районных избирательных комиссий, вбрасывающих пачки «правильных» бюллетеней.

Всех не упомнишь.

С каждым годом выборы обходятся все в более и более крупные суммы. Народ подустал от трепачей и подонков во власти, так что победу следует готовить загодя. Проплатить кампанию, купить активистов из стана конкурентов и иметь неприкосновенный запас на день голосования. И обязательно — приобрести клише избирательных бюллетеней. Без него никуда. Прошли времена, когда листочки с фамилиями кандидатов и пошлой смазанной печатью можно было печатать на струйном принтере.

Теперь все по другому. Дубликат клише отвозится на заводик в Московской области, где уже готовы и рулоны специальной бумаги, и специалисты печатники, и мастера по подделке подписей. Туда же в ночь после голосования уедет часть журналов, в которых расписывались глупые избиратели. Там быстренько впишут данные не пришедших на выборы, и курьер на машине с проблесковым маячком отвезет журналы обратно.

Вся операция занимает часов пять. Но эти часы для кандидата самые напряженные. Он должен быть готов к провокации, к случайному срыву, к засветке помощников, к выезду на место происшествия, дабы личным присутствием пытаться гасить скандал.

Вот на это все и нужны деньги. Очень большие деньги. Достаточные для того, чтобы отремонтировать дороги, построить жилье уволенным в запас офицерам, мыкающимся с семьями по общежитиям барачного типа, или в два раза поднять пенсии.

Но пенсионеров и офицеров много, а мэр один.

И личная судьба для него гораздо важнее, чем проблемы какого то там мелкого люда. Главное — любыми способами остаться в кресле градоначальника. А избиратели подождут. Они привычные. Восемьдесят лет терпели, так что еще четыре года погоды не сделают. Зато за этот срок мэр и его окружение утроят личные состояния.

Денег мало не бывает.

— Плохо идут платежи в наши фонды, — пожаловался Прудков, — как то медленно по сравнению с прошлым разом. Надо бы ускорить процесс.

— Есть конкретные фамилии?

— Вот, я тебе подготовил, — мэр вручил генералу три листа со списком и адресами, — наиболее злостные неплательщики. Сваливают все на то, что расходы большие, бизнес не идет... Мои люди проверили. Вранье это. Просто делиться не хотят.

— Нехорошо, — согласился Кулик, которому полагался процент с выбитых у коммерсантов денег. — Начнем, пожалуй, с проверок ребятами из отделов по борьбе с экономическими преступлениями...

— Детали — это твой вопрос. Меня интересует результат.

— Тут есть иностранцы, — генерал ткнул пальцем в нижнюю треть второго листа. — Как с ними?

— Так же, как и с остальными. Это турки. У них две трети рабочих — нелегалы. Хохлы, бульбаши и молдаване. Есть к чему докопаться...

— Это точно, — хмыкнул Кулик.

На нелегальных строителях подрабатывали все, кто только мог. Сначала обещали им золотые горы, а после выполнения работ вышвыривали на улицу. Не оплатив ни подряда, ни билета домой. Жаловаться на коммерсантов, находящихся в плотной смычке с администрацией города и милицией, было бесполезно.

Даже столичное МВД успело погреть на этом руки. Для офицерского состава украинские бригады возвели две девятиэтажки. А когда пришел срок расчета, к толпе хохлов, выстроившихся в очередь у строительного вагончика кассы, подлетели автобусы с ОМОНом. Работяг избили, отвезли в КПЗ и там посоветовали покинуть Москву в двадцать четыре часа.

Кулик получил в тех домах семь квартир. Три ушли двум племянникам и сестре жены, а оставшиеся он продал через подконтрольное ему риэлтерское агентство.

— Азерботов тряхани, армяшек... С «черными» не церемонься, мы с тобой уже об этом говорили, — посоветовал Прудков.

— Я помню.

— Тогда давай, действуй. Все, я тебя больше не задерживаю... Завтра позвони, что и как.

— Может, уже сегодня, — Кулик поднялся со стула, — у нас общегородские учения идут, так что все карты в руки. Заодно курсантов погоняем.

— Смотри, аккуратнее. У тебя ж еще проверяющие сидят.

— Ерунда, они и не узнают ничего...

Антончик заворочался и открыл глаза. Он был накрепко привязан к стоматологическому креслу, рот заклеен пластырем, а рядом возвышался давешний парень, выскочивший две минуты назад неизвестно откуда.

Рокотов продемонстрировал хирургу маленькие щипчики.

— Люблю хороший инструмент. Так вот, мужик, слушай сюда. Дверь заперта, так что нам никто не помешает. Орать не рекомендую. В ближайшие полчаса тебя никто не хватится, а мне этого времени — с избытком. Сейчас я сниму пластырь, и ты ответишь на несколько вопросов. Ясно?

Антончик убедительно закивал и скосил глаза.

Возле металлической тумбы кресла лежал связанный Курбалевич с залитым кровью лицом. Хирургу показалось, что Валентин уже не дышит.

Влад сорвал пластырь и предусмотрительно поднес к правому глазу пленника острое изогнутое шило на хромированной рукояти, приспособленное для извлечения глубоко засевших корней.

— Будешь дергаться или вести себя неадекватно — лишишься сначала одного глазика, потом второго. Говорить шепотом. Уяснил?

— Д да.

— Что тебе принес этот придурок?

— Ампулы...

— Это я и так вижу, — Рокотов подбросил на ладони три стеклянные капсулы, — но вряд ли это ультракаин форте, как на них написано.

— Там особое в вещество, — стоматолога колотило от ужаса.

— Какое?

— Что то типа тубарина.

— Из разряда курареподобных? — уточнил биолог, неплохо разбиравшийся в фармацевтике. В длительных экспедициях чего только не узнаешь.

— Да...

— Зачем оно тебе?

Антончик зажмурился. Ему было очень страшно. Но страшнее было сказать правду.

— Я жду, — напомнил Влад и легонько пощекотал шилом возле уха пленника, — не вздумай строить из себя героя. Не выйдет. Я хорошо знаю анатомию и расположение нервных центров. При необходимости устрою тебе такое, что в ночном кошмаре не приснится.

— Эт т то для особого клиента...

— Кого именно?

— Человека сверху...

— Милейший, кончай говорить загадками. У любого человека есть фамилия. И я, кстати, ее знаю. Просто проверяю твою искренность, — небрежно заявил биолог. — Если ты сейчас скажешь, что тебе заказали барыгу, то станешь Кутузовым. Или адмиралом Нельсоном. Мне без разницы, какой глазик у тебя выковыривать — левый или правый...

На самом деле Рокотов не помнил, каких именно глаз лишились русский полководец и английский моряк. И ляпнул наобум.

Антончик, впрочем, тоже не был силен в вопросах истории. Однако о Нельсоне и Кутузове помнил.

— Его фа амилия...

— Смелее, — ободрил Владислав.

— Лукашенко...

— Вот, а ты боялся! Конечно, Лукашенко. Сие и без тебя известно, — по манере поведения Рокотова было видно, что сказанное Антончиком его не очень заботит. Ну, Батька. Ну и что? Не про таких, типа, слыхали.

До последней секунды Влад надеялся, что хирург назовет кого нибудь другого. Надежда была призрачной, слишком много до этого произошло, что указывало на развернувшуюся охоту на Президента, но один шанс «против» из тысячи «за» все же оставался.

Теперь и его не стало.

«Куда ж я влез? — огорчился Рокотов. — Какое то осиное гнездо. Каждый норовит сделать Луке какую нибудь пакость. То ракеты, то дерьмом в газетах обливают, то травануть собираются... Да а, повезло ему с республикой, ничего не скажешь...»

— Как ты должен был дать Лукашенко яд?

— На п приеме... У него п проблема с семеркой снизу, я бы дал наркоз и выдернул.

— А как потом должен был уйти?

— Мне не н надо уходить...

— Почему?

— Вещество не м мгновенного действия. Эффект наступает через сутки. Естественные п при чины... Инсульт или инфаркт.

— Что то крутишь, милейший. Насколько мне известно, курареподобные действуют очень быстро.

— Это сп пециальная разраб ботка...

— А следы в организме?

— Вещество разлагается ч через несколько м минут...

— После смерти? — уточнил Влад.

— Нет, п после введения.

— Ага. А как быть с охраной? Они же все проверяют.

— У нас — нет. Мы обслуживаем правительство...

— Замечательно, — Рокотов отложил шило. — Кто тебя вербанул?

— Пушкевич.

— Это какой такой Пушкевич?

— Зам г главы а администрации...

— Президента?

— Да...

— И как сие случилось?

— Он предложил п подзаработать и свел с нужными людьми. Я сначала не знал...

— А потом было поздно, — съязвил Владислав. — И денежки небось неплохие...

— Меня заставили, — неубедительно заявил Антончик.

— Щас! В убийцы, придурок, никогда случайно не попадают. Сам, сволочь, был готов. Оставалось предложения дождаться, — биолог схватил скальпель. — Сколько ты получил?

— Сто т тысяч...

— Аванс?

Хирург обреченно кивнул.

— А по завершении работы?

— Еще полмиллиона.

— И, естественно, долларов, — констатировал Влад. — Все вы одинаковы. За пачку «президентов» на все пойдете...

— Я не хотел! — у Антончика начиналась истерика.

Рокотов отвесил хирургу звонкую оплеуху.

— Будешь говорить только тогда, когда я разрешу. С кем ты на конкретном контакте?

— С Йозефом...

— Как его найти?

— У меня есть только номер мобильника.

— А фамилия?

— Не з знаю...

— Тебя послушать, так ты ничего не знаешь. Йозеф работает по заказу Пушкевича?

— По моему, нет. Пушкевич просто нас свел. Он, вроде, сам не в к курсе...

«Еще лучше! Один половины не знает, другой не в курсе. Как с такими работать, ума не приложу. Хотя до главы администрации мне все равно не добраться. — Рокотов повертел в пальцах скальпель. — Мне нужно время. День два. Спугну — пиши пропало...»

— Так. Номер Йозефа?

— Девять — два — семь — ноль — четыре — восемь — восемь...

— Сейчас ты ему скажешь, что Курбалевич потерял препарат, и ты его выгнал. А сам уезжаешь от греха подальше... Есть какие нибудь кодовые слова?

— Если я под контролем, то должен сказать «приветствую»...

Антончик был полностью деморализован.

— Попробуешь финтить — сдохнешь, — твердо пообещал Влад. — Сделаешь все, как я сказал, — поедешь за город. В подвале месячишко посидишь, — биолог набрал номер и поднес трубку к уху стоматолога.

Пленнику нельзя давать передышку. Иначе возникнут проблемы.

— Здравствуй, Йозеф, — покорно забормотал Антончик. — Твой Валентин — идиот!.. Где ампулы?.. Да, был... Сказал, что оставил где то... Не знаю, он уехал сразу... Только что... Идите к черту! Я не намерен так работать! Все, я уезжаю... Не твое дело!.. И не угрожай мне... Да да, ты правильно понял... Сам пошел...

Рокотов дал отбой и положил трубку на рычаги. Затем заклеил Антончику рот, сломал кончики доставленных Курбалевичем ампул и наполнил шприц.

— Сейчас проверим, не обманул ли ты меня...

Но проверке не суждено было состояться.

Как только игла коснулась кожи на шее стоматолога, того затрясло, глаза вылезли из орбит, и от лица мгновенно отхлынула кровь. Антончик посерел, втянул носом воздух и вытянулся в струнку.

Влад положил шприц на стол.

Сердечный приступ избавил его от необходимости убивать связанного человека.

Хотя иного выхода все равно не было. Оставленный в живых стоматолог представлял для Рокотова серьезнейшую угрозу. Можно было дать тысячу против одного, что хирург не преминул бы еще раз позвонить Йозефу и сообщить о случившемся.

Смерть Антончика сразу решила несколько проблем.

Владислав развязал стоматолога, снял с его лица пластырь, протер кожу возле губ смоченной в спирте ваткой и уничтожил следы борьбы в кабинете. Затем порылся на полке с лекарствами и достал флакончик с нитроглицерином. Одна таблетка отправилась под язык трупу, остальные биолог рассыпал по полу и закатил под стол стеклянный цилиндрик упаковки, как будто почувствовавший себя плохо хирург выронил пузырек с лекарством.

Завершила композицию свесившаяся с кресла правая рука Антончика.

Именно правая.

Многие имитаторы несчастных случаев прокалываются на мелочах, известных любому студенту медику. Во время сердечного приступа левая рука немеет, ею больной не может достать таблетки, а чаще всего рефлекторно прижимает к груди. Так что и после смерти рука в большинстве случаев остается согнутой.

Антончик полулежал на спине, и упавшая с кресла правая рука красноречиво свидетельствовала о происшедшем.

Подозрения судмедэкспертов в умышленном убийстве Владу были ни к чему.

Он окинул внимательным взглядом получившийся натюрморт, аккуратно упаковал шприц, предварительно сняв с него иглу, отомкнул замок на двери, прислушался, перевалил мычащего Курбалевича через подоконник, спрыгнул во внутренний дворик и потащил тело к полуоткрытым воротам в дальнем углу.

По причине раннего часа двор был совершенно пуст.