Глава 9

Сизу фанза, пью цая...

Перед работой генерал Чаплин заехал в одно место.

В половине восьмого утра офис частного охранного предприятия, созданного бывшими сотрудниками КГБ, был еще пуст. Только на входе дремал пузатый и равнодушный ко всему охранник, да на втором этаже Виктора Васисуальевича дожидался отставной майор из Второго Главного Управления. [46]

Причина столь раннего визита в детективное агентство была веской. По крайней мере, для Чаплина. Вчера в коротком разговоре с Секретарем Совета Безопасности России он позволил себе поднять вопрос об экс мэре Санкт Петербурга и получил ответ, который ему не понравился. Штази не намеревался давить Стульчака в угоду кому бы то ни было, он сохранил с экс мэром достаточно теплые отношения и не разделял мнение большинства политической «элиты», что профессор права должен быть исключен из общественной жизни.

Более того — Секретарь Совбеза намекнул, что намерен лично проверить материалы уголовного дела и выяснить, что же на самом деле инкриминируют Стульчаку.

Проверки дела Чаплин не боялся. О нем там не было ни слова.

Да и не могло быть. Никакого касательства к санкт петербургской мэрии, перераспределениям квартир или к аферам на телевидении генерал не имел. Он даже близко не подходил к городским финансам, получая субсидии на свой департамент непосредственно из федерального бюджета. Была одна мелочь, связанная с незаконной приватизацией жилплощади, но там речь шла не о Чаплине, а о его супруге. К тому же на тот момент они еще не были женаты.

Чаплина обеспокоило другое.

Возможное триумфальное возвращение Стульчака из Парижа нарушало хрупкий паритет, сложившийся в последние два года между разными финансово политическими группировками. Экс мэр мог войти в альянс с самыми непредсказуемыми силами и, используя остатки своего авторитета, продавить на какой нибудь из важных постов ненужного и опасного человека. Далее все покатится под откос. Опять начнется передел сфер влияния, разборки с неугодными и прочие прелести созданной Президентом византийской модели государства.

А в мутной водице кадровой чехарды из под генерала могут и кресло выбить.

Поэтому Стульчака следовало нейтрализовать.

Именно с этой целью Виктор Васисуальевич приехал в неприметный офис, спрятавшийся в одном из тихих московских переулков.

— Привет, Леша.

— Здорово, Витя. Все растешь.

— Где здесь поговорить спокойно можно?

— Пошли.

Отставной майор и действующий генерал полковник спустились по железной винтовой лесенке в подвал, миновали складское помещение, сплошь заставленное ящиками рыбных консервов, и очутились в закутке, где стояли два стула и массивная напольная пепельница. Под потолком располагалось слуховое оконце.

— Место надежное? — забеспокоился Чаплин.

— Обижаешь. Надежней не бывает. Курилка. Сюда все ходят — и наши, и грузчики из соседнего магазина, — потому никому неинтересно, о чем здесь базарят. Ну, зачем позвал?

— Проблемка образовалась.

— Имя у этой проблемки есть?

Майор не комплексовал на тот счет, что из офицера контрразведки давно превратился в наемного убивца. И уже не удивлялся тому, что заказами его обеспечивали как бывшие, так и ныне действующие сослуживцы.

— Есть. И ты его знаешь.

— Вот даже как! И кто на этот раз?

— Анатолий Александрыч...

— Фью! Но он же во Франции.

— Скоро будет здесь.

— Нельзя допустить его приезда?

— Да нет, — Чаплин поерзал на скрипучем стуле. — Пусть едет. Но до президентских в будущем году дотянуть не должен.

— Насколько срочно?

— Я же поставил срок...

— Исполнение?

— Только естественные причины. Чтоб комар носа не подточил.

— Так так так, — майор похрустел узловатыми пальцами. — Инфаркт подойдет?

— На твое усмотрение.

— Я его медкарту не видел. Те сердечные приступы, про которые говорили, натурально были или он придуривался?

Генерал, всю жизнь кочующий из одного кабинета в другой и постепенно наживающий геморрой от долгого сидения за столом, задумался. Оперативными разработками он никогда не занимался, и первый же конкретный вопрос профессионала поставил Чаплина в тупик.

— Это обязательно знать?

— Если тебе плевать на результаты вскрытия, то нет.

— Разумеется, мне не плевать...

— Ладно, не забивай себе голову. Сами узнаем и оформим в лучшем виде. Стульчак всегда любил в баньке с девочками попариться. Вот там то его и прихватит.

— Следов от укола заметно не будет? — деловито поинтересовался генерал.

Майор с жалостью посмотрел на Чаплина, как смотрит родитель на свое недалекое, сказавшее очередную глупость малолетнее чадо. Только малолетке еще можно что то простить, принимая во внимание возраст, а вот генералу, готовящемуся в скором времени отмечать пятидесятилетие, нет.

Так что жалость во взгляде майора была смешана с изрядной толикой презрения по отношению к воинствующему скудоумию собеседника.

— Витя, у тебя представления полувековой давности. Иглами уже давно никто не пользуется. Я тебя просвещу, так уж и быть. А то ляпнешь чего, не подумав, потом стыдно будет... — никакого уважения к генералу ликвидатор не испытывал. — Существуют примитивные и действенные технологии. К примеру, вытяжка из тиса ягодного. Как она приготавливается, тебе знать не надо. А работает лучше любой сложной химии. И не определяется никакими токсикологическими экспертизами, так как человечек помирает через месяц другой после проведения определенного курса. При этом объект ходит по врачам, жалуется... Все обыденно и подозрений не вызывает. Болел, болел и помер.

— Понял.

— Вот и славно. Теперь об оплате.

— Пятьсот тысяч на любой указанный счет, — быстро сказал Чаплин.

— Годится. Только соточку наличными и вперед. Мне надо ребятам проплатить, кто информацию добывать станет.

— Мне надо два три дня, чтобы собрать такую сумму.

— Вот через два три дня и приступим. Сам сказал, что не горит...

— Я и не спорю.

— Твои подельники в курсе, к кому ты обратился?

— Обижаешь!

— Ясно. Вопрос снят. Может, и жену его до кучи сделаем, а? Оптовым клиентам скидка, — хохотнул отставной майор.

— Не надо, — сморщился Чаплин. — Она нам не мешает. А вони будет выше крыши.

— Ну, смотри сам. Мое дело — предложить.

— Тебя обратно то не тянет? — неожиданно спросил генерал.

Майор посмотрел на него грустными глазами.

— А ты что, место мне предложить хочешь? Киллер на официальной ставке? Нет, Витюша, поздно уже... Твой заказ выполню — и на покой. Грехи замаливать...

— Да брось ты! Не стоят они того, чтоб душу травить...

— Может, и так, — согласился киллер, на счету которого было сто сорок семь трупов. Сто сорок один по роду службы, а остальные за деньги.

Экс мэр Санкт Петербурга должен был стать сто сорок восьмым.

Владислав вытащил из полиэтиленового пакета очередной кусок парной говядины и скормил его радостно виляющему хвостом псу.

Служба охраны строительного объекта насчитывала две единицы личного состава. Сторожа, перманентно пребывающего где то посередке между состояниями «пьяный» и «сильно пьяный», и лохматой дворняги, в чьем роду причудливо переплелись кавказские и восточноевропейские овчарки, доги, ротвейлеры, ньюфаундленды и эрдельтерьеры.

Собак, да и животных в целом Рокотов очень любил, и они платили ему той же монетой. По крайней мере, у него в жизни не было с ними ни одного конфликта. Даже злющие цепные псы почему то проникались к Владу доверием и позволяли ему беспрепятственно бродить по охраняемым территориям.

Мохнатый друг человека дожевал мясо и преданно уставился на биолога.

— Не переешь? — тихо спросил Рокотов. Пес фыркнул. Мол, не беспокойся.

— Ну бери, — из пакета появился предпоследний кусок говядины.

Четвероногий сторож ел не спеша, зажав мясо в передних лапах и отрывая от него куски боковыми зубами. При этом он исподлобья поглядывал на сидящего перед ним на перевернутом ящике неожиданного кормильца.

Влад на секунду включил подсветку хронометра.

Без десяти пять.

Город был погружен во тьму. Лишь иногда по проспекту проносились редкие в этот предутренний час машины. Перед зданием Дома Правительства прохаживался охранник, вышедший, видимо, подышать свежим воздухом. Тишина нарушалась только поскрипыванием сочленений крана и шелестом плохо закрепленного полиэтилена, которым были затянуты окна первого этажа недостроенного дома.

С самого вечера небо было затянуто низкими серыми тучами. С минуты на минуту должен был пролиться дождик.

— Все? — шепотом спросил Влад у поднявшего морду пса. — Тогда держи последний...

Свернутый мешок, в котором четверть часа назад томились полтора килограмма парного мяса, отправился в мусорный контейнер.

Двортерьер доел свой королевский завтрак, срыгнул и сыто отвалился на бок. На ближайшие сутки о службе он вспоминать не собирался.

Без него справятся.

Рокотов почесал за ухом у неспособного к активным действиям пса и направился в глубь площадки. Трехцветный лохматый сторож вяло поднял голову, убедился, что из еды больше ничего нет, и прикрыл глаза. У него даже не было сил доползти до своей будки.

Биолог взобрался по лесам на третий этаж и устроился позади огромной кучи стекловаты. Сквозь пустой оконный проем просматривалась добрая половина площади вплоть до угла Дома Правительства. И, главное, Владислав прекрасно видел то место, откуда открывалась прямая траектория к месту, где по всем его расчетам должен был расположиться оратор.

От схрона доморощенного контртеррориста до единственной возможной позиции исполнителей покушения было чуть более семидесяти метров.

Рокотов достал сигареты, поставил возле себя термос с горячим кофе и приготовился к долгому ожиданию. Он не опасался, что рабочие его обнаружат. Стекловата была приготовлена для изоляционных работ, до которых на выбранном этаже оставалась еще как минимум неделя. Пока строители занимались внутренними кирпичными перегородками и в закуток со стекловатой даже не заглядывали.

Что что, а опыт стройотрядов у Влада был предостаточный.

Давно исчезнувшее с географических карт государство, отправлявшее студентов и молодых специалистов месить бетон, сколачивать огромные коровники и рыть канавы, в очередной раз, само этого не ведая, сослужило Рокотову хорошую службу, обеспечив его самым ценным в жизни — практическими знаниями.

Артобстрел села начался неожиданно.

В пять минут шестого, когда первые лучи солнца стали окраишвать горизонт в пастельные тона, по околице ударили самоходные гаубицы, сумевшие за ночь незаметно выдвинуться на огневые рубежи в четырех километрах от деревни.

Пятеро наблюдателей, отправленные Вагитом два дня назад на ближайшую вершину, прошляпили не только выдвижение артиллерии, но и марш бросок батальона спецназа. Два взвода обошли гору справа, один слева, а четвертый взвод под командованием капитана с радиопозывным «Тарантул» скрытно влез по практически отвесной стене и захватил наблюдателей врасплох.

После короткого допроса всем пятерым досталось по пуле в затылок.

У спецназа есть правило: пленного оставляют в живых только в том случае, если он может рассказать нечто важное и его показания необходимы спецотделу. Во всех иных случаях «языков» ликвидируют, дабы не тащить с собой бесполезный груз.

«Тарантул» приказал бойцам рассредоточиться и занять круговую оборону. Тридцать два человека замерли за валунами и в расселинах, выставив наружу лишь черные стволы «ВАЛов» [47]и А 91 [48]и положив рядом с собой ребристые кругляши «лимонок» и серо зеленые цилиндры одноразовых гранатометов.

В пять часов три минуты земля содрогнулась, и шесть самоходных артиллерийских установок выплюнули первые снаряды.

Первым же попаданием был уничтожен блиндаж, где по приказу Вагита оборудовали тяжеловооруженную огневую точку, установив там три французских пулемета М52 [49]и два станковых гранатомета АГС 30 [50].

Вверх взметнулись бревна, обломки бетонных плит и туча песка из разодранных взрывом мешков. Разлетевшимися осколками были убиты еще четверо боевиков, как раз направлявшихся на смену товарищам. Одно из бревен перелетело через улицу и торцом вошло в лобовое стекло пикапа «мицубиши», из кузова которого торчал ствол «Утеса» [51].

Второй залп оказался не менее удачным.

Три снаряда прошили крышу барака и разорвались в гуще мечущихся спросонья боевиков. Одна стена барака вылетела, опорные столбы подломились, и на убитых и раненых грохнулась вся конструкция. Вопли и стоны десятков зажатых под обрушившимися досками людей смешались со свистом очередной партии снарядов.

Отряд боевиков оказался совершенно не готов к столкновению с регулярной армией.

Вагит вылетел на площадь, перескочил через валяющегося в пыли мертвого Зию с распоротым осколком животом и сжимающего в руках собственные кишки, пробежал вдоль иссеченного осколками кирпичного забора и лицом к лицу столкнулся с перемазанным грязью и кровью сумасшедшим.

— Русских расстрелять! — громко выкрикнул псих и потряс неработающим автоматом.

С первым же разрывом снаряда несчастный больной выскочил из своего убежища и теперь бегал по селу, колотя прикладом в железные ворота и хохоча от восторга.

Вагит на секунду остановился, с ненавистью посмотрел в глаза сумасшедшему и вбил в него длинную, от живота, очередь из «Калашникова».

Полтора десятка пуль разорвали больного почти пополам. Он с удивлением взглянул на оскалившегося человека, которого искренне считал своим другом, захрипел и ничком упал в припорошенную пылью траву.

Командир разгромленного за несколько минут отряда побежал дальше...

Через час Вагит был уже в трех километрах от деревни, которую с четырех сторон начали зачищать спецназовцы и высаженные с вертолетов на западной околице пехотинцы. Сопротивления им почти никто не оказывал. Оставшиеся в живых боевики были настолько деморализованы артобстрелом и огромными потерями, что бросали оружие и ложились на землю после первого же окрика.

А еще спустя два часа уставший, но выживший благодаря своей трусости Вагит забрался в пещеру, где стащил с себя всю амуницию и избавился от оружия и документов.

Теперь ему предстояло добираться по горным тропам в родное село, изображая перед российскими патрулями заблудившегося и напуганного мирного пастуха. И заодно придумать правдоподобную историю своего возвращения, чтобы не уронить собственный авторитет в глазах соплеменников.

Богданкович ввалился в гостиничный номер Щекотихина и прямо с порога заявил, что все собрались и ожидают лишь московского гостя.

Основатель «Хартии 98» и глава проамериканского центра «Запад Восток» был бодр, потирал ручонки и картавил с удвоенной энергией. От него пахло столярным клеем, потом и скипидаром. Всю ночь накануне митинга Богданкович руководил изготовлением транспарантов и не успел съездить домой, чтобы вымыться и сменить запачканную одежду.

Впрочем, его такие мелочи не смущали.

— Ты готов, Юга?

— Стас, подожди н немного, — Щекотихин только только вышел из душа и еще не успел выпить кофе. — Ты на время смотрел?

— Уже почти восемь...

— Вот именно! Сам г говорил, что идти до площади час. Митинг начнется в десять, — депутат Госдумы бросил полотенце на спинку стула. — Куда т торопиться?

— Пока постгоимся, пегесчитаемся, — Богданкович плюхнулся на диван и стал яростно протирать очки. — К нам еще должна пгисоединиться колонна «Белогусской Пгавозащитной Конвенции»... Час идти, если по пути никто не остановит. А могут и остановить. Вон, в пгошлом месяце наши хотели отойти по пгоспекту Машегова, так им догогу бэтээгами пегекгыли. Сатгапы!

— Но ты же мне сказал, что сегодня все с в властями согласовано? — в голосе Щекотихина проскочили нотки недоверия к болтливому оппозиционеру.

— Сегодня — да.

— Значит, волноваться н не о чем. Или я не прав?

— Пгав.

— Тогда сейчас кофе попьем и д двинем,

Вода в поллитровой банке вскипела быстро. По совковой привычке Щекотихин не пользовался услугами круглосуточных гостиничных кафе, а таскал с собой дешевый китайский кипятильник. Прибор регулярно бил своего владельца током, вызывал короткие замыкания в номере, но москвич не сдавался.

Щекотихин щедро засыпал в чашки по две ложечки дрянного индийского кофе, сахар, плеснул воды и извлек из холодильника сливки в маленьких пластиковых упаковках.

Дверь номера приоткрылась, и в комнату просунулась вихрастая голова.

— Стас, вы скоро?

— Ского, ского! — отмахнулся Богданкович. — Сейчас Югий собегется, и выходим! Ты там пегедай, чтобы пока строились!

Голова исчезла, успев бросить завистливый взгляд на дымящийся напиток. Большинству демонстрантов взбодриться кофеем в это утро не удалось.