Право открыть входной люк, когда уже не было никакой опасности затопить уцелевших, предоставили норвежским водолазам, они-то и снискали себе ореол настоящих "профи", истинных спасателей, которых позвали слишком поздно из-за "морских амбиций" и "преступной медлительности" негодяев адмиралов.
      Одни комментаторы громко гневались и клеймили всех направо и налево, другие бесстрастно "информировали": "Рудницкий" продолжает тщетные попытки закрепления спасательного снаряжения на корпусе подводной лодки... Спасатели применяют более совершенный аппарат "Бестер". Но он также оказывается неэффективным".
      Да не "Бестер" оказывается неэффективным, а неэффективна шахта выходного люка с трещиной от взрыва. И вовсе не тщетными были попытки "Рудницкого" закрепить спасательное снаряжение, то бишь автономные аппараты, на корпусе лодки. Восемь раз только за одно погружение садился "Приз" Андрея Шолохова на комингс-площадку и закреплялся на ней. Смысл был не в "закреплении спасательного снаряжения", а в невозможности осушить доступ к лодочному люку. И нет в том никакой вины тех, кто это героически пытался осуществить.
      Эх, если бы дали капитану 3-го ранга Шолохову сказать об этом перед телекамерой. Но мы узнали его правду только в сентябре, когда уже все вдоволь накричались и наплакались...
      Глава третья
      А БЫЛИ ЛИ СТУКИ?
      Итак, 12 августа в 23 часа 30 минут "Курск" не вышел на очередной сеанс связи. Такое иногда случается, и это ещё не давало повода к самым худшим предположениям.
      Спасательная операция началась сразу же, как только по флоту был объявлен поиск не вышедшего на контрольный сеанс связи "Курска". Поиск пропавшей субмарины, её обследование - это все спасательная операция, это её начальный этап. Невозможно спасать подводную лодку без информации о её реальном положение на грунте и техническом состоянии. Все это было проделано в рекордно короткие для таких аварий и таких гидрометеоусловий сроки.
      Для сравнения: "Курск" лег на грунт неподалеку от того места, где в 1961 году так же неожиданно и безвестно затонула со всем экипажем дизельная подводная лодка С-80. Ее нашли и подняли лишь спустя семь лет. "Курск" успели найти менее чем за сутки. Он лежал с большим креном и поднятым командирским перископом в 48 милях от берега. Эта важная подробность может сказать о многом. Несчастье произошло на перископной глубине, видимо, при подвсплытии на сеанс связи. Эта глубина для подводников опаснее предельной, так как субмарины всех флотов мира не раз и не два попадали под форштевни надводных судов именно на перископной глубине. Трудно представить, чтобы акустики "Курска" не услышали перед подвсплытием шумы надводного корабля. Трудно надводному кораблю скрыть факт столкновения с подводным объектом.
      Когда в Авачинской бухте затонул атомоход К-429, корабля хватились спустя почти сутки. Искать "Курск" адмирал Попов распорядился сразу же, как только ему доложили о невыходе подводного крейсера на связь. Именно он, командующий Северным флотом, провел потом все время в море, на борту "Петра Великого". Он сделал все, что мог, и даже более того. Человек великой отзывчивости, совести и интеллекта, он принял эту трагедию не как флотоначальник, а как истинный подводник, только чудом за тридцать лет подводной службы не разделивший участь своих собратьев по "Курску".
      С бортом "Комсомольца" держали довольно устойчивую связь и было ясно с первых часов аварии - пожар... Здесь же лишь невнятные стуки из отсеков... И никакой информации.
      Кстати, о стуках... Командующий Северным флотом в личной беседе с автором этих строк подтвердил, что гидроакустики записали их на пленку.
      - Но, - заметил при этом адмирал Попов, - тщательный инструментальный анализ этих звуков показал, что исходили они не из прочного корпуса "Курска"...
      Но это те стуки, которые записали, а ведь наверняка были и другие - с "Курска", которые, скорее всего, просто не успели услышать.
      "Да были ли они?" - сомневаются теперь иные мои коллеги.
      Стуки безусловно были, ибо первое, что станет делать подводник, оказавшийся в стальной могиле отсека - это почти рефлекторно бить железом в железо, надеясь, что откликнутся из смежных отсеков или услышат спасатели. Другое дело, как долго эти стуки продолжались. Их не могло не быть, поскольку подводник, оказавшийся в затопленном отсеке, будет подавать о себе весть ударами железа по железу. Впрочем, для этого не надо быть профессиональным подводником. Когда перевернулся линкор "Новороссийск", в его подпалубных помещениях не было подводников. Но моряки несколько суток стучали кувалдами в корпус, призывая помощь...
      История спасения с затонувших подводных лодок знает невероятные случаи. В открытом океане шел буксир, матрос вышел выбросить за борт мусор и вдруг услышал телефонный звонок. Ушам не поверил - из-за гребней волн звонил телефон. Доложил капитану. Подошли - увидели буй с мигалкой, выпущенный с затонувшей подводной лодки. Достали из лючка телефонную трубку, связались с экипажем, выяснили в чем дело, дали радио в базу. По счастью, в ней оказался корабль-спасатель. Подводников всех подняли на поверхность. Но бывало и так, что лодка тонула у причала и помощь оказать не удавалось... Англичане не смогли спасти свою подводную лодку "Тетис", у которой корма находилась над водой. Всякое бывало...
      Баренцево море... Третья неделя "черного августа". В точке гибели "Курска" собралась целая эскадра. Три тысячи моряков находились над погребенными заживо подводниками - сотни крепких, умелых, готовых пойти на любой риск людей. Их отделяло от подводного крейсера всего сто семь метров глубины и 80 миллиметров стали. Сознавать, что это расстояние непреодолимо, было убийственно и для спасателей, и для родственников погибающих.
      Гидрокосмос во сто крат труднодоступнее, чем просторы Вселенной. Когда подводные лодки освоили глубину только в триста метров, человек уже поднялся над землей на сотню километров.
      Нет пророка в своем отечестве, поэтому прислушаемся к тому, что говорит английский авторитет - бывший командующий подводными силами королевских ВМС контр-адмирал Б. Тэйлор: "Мы, подводники... отдаем себе отчет в том, что во многих случаях, в особенности с больших глубин, спасение невозможно. Мы сознаем, что нельзя ослаблять боевые возможности наших подводных кораблей, размещая на них слишком сложное и крупногабаритное спасательное оборудование. Короче говоря, мы ясно понимаем, что в нашем деле есть риск, но сознание этого не мешает нам выполнять свой долг".
      Понимали это и парни с "Курска", что гарантированного стопроцентного спасения, случись беда, не будет. Но беда случилась такая, что и спасать практически было некого.
      Ни один подводный аппарат, ни российский, ни зарубежный, так и не смог надежно пришлюзоваться к аварийно-спасательному люку кормового отсека - оказалось поврежденным зеркало комингс-площадки.
      Судя по тому, что подводники не открыли этот люк изнутри сами и не попытались всплыть, крышку люка заклинило от удара о грунт.
      Даже в обычных условиях не всегда просто открыть выходной, рубочный, люк - после обжатия корпуса на глубине его приходится иногда подбивать ударами кувалды. Неисправность кремальерного запора на крышке аварийно-спасательного люка на атомной подводной лодке К-8 не позволила открыть его изнутри во время пожара. Это стоило жизни шестнадцати морякам. С большим трудом его удалось открыть снаружи - в надводном положении. Что же говорить о попытках открыть такой люк после мощного удара тысячетонного корабля о скалистый грунт? Даже небольшое смещение крышки в своей обойме приведет к заклиниванию. Тем более что крышек две - нижняя и верхняя.
      Норвежские спасатели люк все же открыли, затратив на это более суток. Заметим, что это сделали не руки водолазов-глубоководников, а манипулятор подводного робота.
      Сначала был открыт перепускной клапан на крышке люка, чтобы стравить возможное избыточное давление. Мы все видели это, благодаря видеомониторам, укрепленным на их головах. Пузырьки воздуха из девятого отсека все же вырвались, но поднимались они недолго - это стравилась воздушная подушка, почти не содержавшая в себе кислорода... Отсек-убежище был затоплен. Теперь люк можно было вскрывать любым способом...
      Не успели закончиться спасательные работы, начались гневные нападки почему вовремя не истребовали иностранную технику? Да потому, что чужие аппараты так же несовместимы с нашими люками, как не подходят евровилки импортных электрочайников к отечественным розеткам. У нас даже железнодорожная колея другая - на две ладони шире.
      Более-менее подошла британская спасательная субмарина... Но пока её доставили к месту работ, надобность в ней отпала - норвежские водолазы уже установили, что спасать некого.
      Глава четвертая
      Где спит былая слава российского водолаза?
      Итак, кормовой люк открыли норвежские водолазы... А ведь ещё недавно слава российских водолазов гремела по всему миру. Где вы, капитан-лейтенант Виктор Дон, где вы, мичман Валерий Жгун? Это они в лето 1984 года спустились на погибшую у болгарских берегов подводную лодку Щ-204. Они открыли верхний рубочный люк, и из него вырвался воздух сорок первого года... Дон и Жгун спустились внутрь лодки в громоздких медных шлемах-трехболтовках, волоча за собой шланги и страховочные концы. Торпеды на "щуке" были в полном комплекте, но они так прокоррозировали за сорок три года, что могли рвануть от любого сотрясения корпуса. Водолазы проникли в центральный пост, забрали сохранившиеся там корабельные документы, штурманскую карту, дневник и сейф командира - капитан-лейтенанта И. Гриценко, а потом извлекли и его останки, и останки тех, кто был рядом с ним.
      Я видел, как работал на затонувшем "Адмирале Нахимове" мой однофамилец Алексей Черкашин, старшина 1-й статьи, водолаз спасательного судна СС-21. Ему было чуть больше двадцати, но он делал то, на что не отважился бы и иной ас. Да он и сам был подводным асом. Он проникал в такие дебри затонувшего парохода, что нам, стоявшим на палубе под ярким солнышком, становилось страшно. Помню его доклад из подпалубного лабиринта пассажирских кают: "Вижу свет! На меня кто-то движется!"
      Решили, что парень тронулся, и было отчего... Командир спусков кричал ему в микрофон: "Леша, кроме тебя, там никого нет и быть не может! Спокойнее! Провентилируйся!" - "Он ко мне приближается!" - "Кто он? Осмотрись! Доложи где находишься!" Черкашин доложил, посмотрели на схеме оказывается, водолаз вплыл в салон судовой парикмахерской и увидел в зеркалах свет своего фонаря... Он вылез из корпуса полуседым. А ночью, после барокамеры, снова ушел под воду. Командующий Черноморским флотом вручил ему потом орден Красной Звезды. После службы Алексей остался работать водолазом в Новороссийске. Его сбил на машине сынок большого начальника. Парень получил травмы, несовместимые с профессией водолаза. Никаких компенсаций он не добился.
      В его судьбе - судьба всей нашей Аварийно-спасательной службы. Символична и участь СС-21 - судна, идеально приспособленного для таких работ, какие велись на затопленном "Курске". Его продали то ли болгарам, то ли румынам в качестве буксира. Поднять бы документы да посмотреть, кто же это учинил...
      А водолазы у ВМФ были. И какие водолазы!.. Еще в 1937 году водолаз ЭПРОНа Щербаков на состязаниях в Англии погрузился в мягком снаряжении на рекордную глубину 200 метров. Были и другие рекорды, уже в наше время. Была отечественная школа водолазов. Но ведь платить им, глубоководникам, надо было - аж целый червонец за каждый спуск... А экономика должна быть экономной.
      Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что, посетив одну из подводных лодок Северного флота, так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых, которые могли бы за час достигнуть места аварии "Комсомольца". Но "экономика должна быть экономной", а значит, спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до "Курска".
      "Раньше и на Северном, и на Тихоокеанском у нас эксплуатировались две спасательные подводные лодки типа "Ленок", - сетуют сотрудники СКБ "Лазурит". - С "Ленком" не страшны никакие штормы: она встает над терпящей бедствие лодкой, и через аппараты типа "Приз" или "Бестер" происходит спасение подводников прямо на эту лодку.
      Увы, эти лодки уже списаны".
      А ведь всего в трех часах хода от места гибели атомарины стояла в Екатерининской гавани та самая специально оборудованная спасательная подводная лодка типа "Ленок". Она и сейчас там - раскуроченная, обездвиженная, списанная "на иголки". Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС - Аварийно-спасательной службе ВМФ.
      Ложь во спасение?
      Еще одно гневное письмо: "Зачем нам так много врали? - вопрошает читатель из Подмосковья Игорь Лучинников. - Вели спасательные работы, заранее зная, что никого в живых нет. Зачем тогда нужно было ломать комедь с норвежцами? И про эти стуки врали, когда никто уже не стучал..."
      Да, с самого начала специалисты предполагали, что живых осталось немного. Но знать, что никого в живых на "Курске" нет, - этого не было дано никому. Несколько моряков могли по стечению счастливейших обстоятельств уцелеть в кормовых отсеках и продержаться там сутки-другие. И вот ради них - возможно живых - спасательные работы надо было вести до последнего шанса. Этот последний шанс был исчерпан, когда открыли кормовой аварийный люк и убедились, что в отсеке вода.
      Анализ воздуха, вышедшего из-под крышки люка, показал, что кислорода в нем всего 8%. (Для поддержания жизни необходимо не меньше 19-20%.) Восемь процентов означает, что кислород был не выдышан, а выжжен из атмосферы отсека. Ибо при стремительном затоплении лодки соленая вода вызвала множественные короткие замыкания едва ли не всюду, где находились под напряжением мощные электроагрегаты.
      "Сказать правду"? Объявить сразу, что никого в живых нет и что спасать некого? Кому нужна была такая правда? Родственникам погибших? Они бы не поверили ни единому слову и все равно примчались бы в Видяево. И были бы правы, потому эта "правда" была бы неполной.
      Смертолазы
      Да, смертолазы. По-другому их и не назовешь. Ведь не просто же в воду они лазали; спуститься на глубину более ста метров, войти в искореженный отсек атомной подводной лодки, набитый трупами, и выйти потом в обнимку с мертвецом - тут такое мужество нужно, такая отвага, такое самообладание, что и сравнить-то не с чем, потому что никто никогда в мире такого не делал.
      25 октября 2000 года российские водолазы Сергей Шмыгин и Андрей Звягинцев, спустившись через прорезанную брешь в восьмой отсек и перейдя через переборочный люк в девятый, наткнулись на тела троих погибших подводников, затем нашли четвертого. Тела были подняты на "Регалию". В кармане одного из погибших нашли обожженный по краям листок, на нем карандашные строки, те самые, что облетели теперь весь мир: "Писать здесь темно, но попробую на ощупь. Шансов, похоже, нет..."
      Мы знаем автора этой мужественной записки - капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Знаем всех, кого подняли водолазы, но мы не знаем пока имен тех, кто рисковал своими жизнями в подводной преисподней. На вопросы "кто они?" и "почему не называются их имена?" командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов ответил так:
      - Мы обязательно их назовем. Но, пока идет операция, надо думать об их родных и близких. Когда я поехал в Чечню, думаете, жена знала, что я на войне? Я для неё где был? На Новой Земле.
      ...Эти ребята похожи на тех, кто хорошо знает войну. Как бы уже воевавшие. И все равно идущие на войну. Ну как мои морские пехотинцы, которые прошли Чечню. Неторопливые, скрупулезные, серьезнейшие мужики. Одним словом, профессионалы.
      Видеть лица этих людей довелось поначалу лишь одному журналисту собственному корреспонденту "Красной звезды" по Северному флоту капитан-лейтенанту Роману Фомишенко. Он побывал на "Регалии" во время подводных работ. Вот его рассказ: "...Барокамеры. Их габариты не уступают железнодорожным цистернам. В округлых стенах небольшие иллюминаторы с мощными двойными стеклами. Заглядываю внутрь. С кроватей поднимаются двое рослых мужчин. Они улыбаются, приветливо машут руками. Видно, что с настроением у водолазов все в порядке.
      За работой акванавтов больших глубин я наблюдаю с одного из постов. Заместитель руководителя водолазных работ капитан 1-го ранга Василий Бех на правах хозяина терпеливо объясняет мне, что происходит на экране. На одном из них - рука водолаза, сжимающего газовую горелку. "Это норвежский водолаз, заканчивает удаление части шпангоута, мешающего установке на прочном корпусе специального оборудования, - комментирует Василий Федорович. - А на этом мониторе общий план отсека. Здесь хорошо видно технологическое окно в легком корпусе..."
      Заметно, как нелегко дается водолазу каждый поворот кисти. Движения замедленны. Виной всему тяжелейшие перегрузки. Тем не менее действия акванавта выверены до миллиметра.
      На глубину водолазы уходят тройками: один норвежский оператор водолазного "колокола" и два российских водолаза. Все работы ведутся в три смены по 12 часов. В каждой смене свои командиры спусков, врач-физиолог, контролеры проверки водолазного "колокола", снаряжения и декомпрессионной камеры. Это капитаны 1-го ранга Алексей Пехов, Василий Величко и Анатолий Храмов, полковники медицинской службы Сергей Никонов, Анатолий Дмитрук и подполковник медслужбы Степан Скоц, мичманы Александр Филин, Борис Марков и капитан-лейтенант Ринат Гизатулин. Они круглосуточно следят за безопасностью водолазов-глубоководников, каждый из которых за одно погружение проводит на глубине не менее 6 часов.
      Отработав положенное время, водолазы возвращаются в барокамеры, ставшие для них на все время операции домом. Там, как и на глубине, они постоянно находятся под давлением приблизительно в 10 атмосфер. Водолазы как бы постоянно пребывают на глубине. Таковы требования метода "насыщенных погружений", по принципу которого и трудятся акванавты.
      Автономный водолазный комплекс "Регалии" имеет три отдельные 6-местные барокамеры, два сообщающихся с ними "колокола" и спасательный катер с барокамерой (для эвакуации водолазов с глубины в экстренных случаях). "Колокол" - своеобразный лифт, доставляющий водолазов из барокамер к месту работ. Этот подводный снаряд оборудован автономной системой жизнеобеспечения, средствами связи и всем необходимым, что требуется для управления действия пары водолазов".
      "Регалия" уникальна ещё и тем, что может самопритапливаться, меняя осадку с 11 метров до 21. Это позволяет ей быть устойчивой даже в шестибалльный шторм. Необычна была и резка металла на глубине: мощная струя воды под давлением в тысячу атмосфер, насыщенная железными опилками, вгрызалась в самые прочные сплавы. Там, где дорогу преграждали трубопроводы, в ход шли гидравлические ножницы. Применялась и обычная газовая резка.
      - Морская вода хорошо сохраняет останки, - комментирует события старейший водолаз Северного флота Владимир Романюк. - Тела, пролежавшие столько времени в воде, имеют, как мы говорим, "нулевую плавучесть". Это означает, что все они очень легкие на вес, поэтому водолазам, работающим на "Курске", не нужно большой физической силы, чтобы поднять тела в специальный контейнер...
      Кстати говоря, на "Регалии" находились шесть врачей-психологов, которые индивидуально работали с каждым, кто побывал в затопленных отсеках. Во избежание "морально-психологических срывов", они не рекомендуют водолазам смотреть на лица погибших и вообще рассматривать их.
      Что видели водолазы?
      Наверное, самым первым увидел поверженный "Курск" командир подводного аппарата "Приз" капитан 3-го ранга Андрей Шолохов. Вот что он рассказал спустя несколько недель после своего погружения:
      - После обследования кормового аварийного люка мы получили задание пройти в нос. Я, как командир, сидел за перископом и видел... Лодка обшита резиновыми листами толщиной 15-20 сантиметров, листы подогнаны друг к другу так, что между ними не просунуть лезвие ножа. Так вот, у меня создалось впечатление, что между этими листами можно было просунуть два-три пальца. Они разошлись...
      На борту были ребята с лодки типа "Курск": они должны были идти внутрь. (Внутрь девятого отсека, если бы удалось осушить входную шахту. Н.Ч.) Один из них комментировал: проходим такой-то отсек...
      И вдруг - лодка кончилась! Представьте пропасть под углом в 90 градусов. Торчат какие-то трубы искореженные, загнутые листы... И парень этот говорит: "Первого отсека не существует!" Как будто его отпилили или отрубили гильотиной.
      Мы ещё походили осторожно над грунтом, а потом нам дали команду на всплытие.
      Затем в отсеки вошли российские глубоководники, спущенные с норвежской платформы "Регалия".
      Из беседы журналистки Наталии Грачевой со старшим инструктором-водолазом мичманом Юрием Гусевым на борту "Регалии":
      "- Тела лежали свободно или их приходилось вытаскивать с трудом?
      - Да, приходилось вытаскивать. Тела были завалены, находились в труднодоступных местах.
      - Что вы увидели в четвертом отсеке?
      - Там все было завалено оборудованием... Мы там кое-какую документацию нашли. Но направлено все было, конечно, на поиски погибших.
      - Какую документацию? Вахтенный журнал?
      - Я не в курсе всего... Но из четвертого отсека какая-то документация была поднята. Я не знаю, был ли в том числе и вахтенный журнал..."
      Можно со всей определенностью сказать, что вахтенного журнала в четвертом отсеке не было и быть не могло. Он мог быть только в центральном посту, во втором отсеке. Бумаги, которые извлекли водолазы из четвертого отсека, скорее всего, были типовой "отсечной документацией", которая никоим образом не могла бы пролить свет на причины взрыва.
      "- Тела искали на ощупь? Или что-то видели?
      - Было что и на ощупь. А потом, когда девятый отсек уже промыли, появилась кое-какая видимость.
      - Вы говорите, что тела в девятом отсеке были завалены. Но при этом люди одеты так, как будто готовились выйти. Выходит, завалило их во время подготовки на поверхность? Или уже после смерти?
      - Вообще-то непонятно... Может, их после того уже, как они погибли, завалило. Вода стала поступать - ящики те, которые могли плавать, поднялись, потом воздух из них вышел - они затонули, опустившись на тела... Такая могла ситуация быть. Возможно..."
      Рассказ мичмана дополняет командир отряда глубоководников Герой России Анатолий Храмов:
      - Нервных срывов у нас не было. Тот период, когда нас в целях психологической подготовки водили по моргам, был куда тяжелее. При погружении самым неожиданным и тягостным оказывалось состоянии отсеков - в одном, жилом, все было завалено кроватями, шинелями, дверьми... В другом все обгорело и покрылось какими-то жирными хлопьями, вероятно, результат химической реакции...
      Мы пошли в четвертый отсек, хотя работать там не было никакого смысла - он тоже был весь забит разрушенными конструкциями, тросами, все перемешано, как будто там прессом прошлись. Мы за полтора дня разгребли три метра прохода (родственники просили хоть что-то оттуда достать) - нашли тужурку с погонами, а в ней ещё документы оказались. Чьи - не знаю.
      На борту "Регалии" постоянно находились прокурор и следователь, и если первые записки нам ещё показывали, то последующие уже не стали.
      Когда один из водолазов, Сергей Шмыгин, зашел в восьмой отсек, который сохранился гораздо лучше других, то испытал просто-таки потрясение: чисто внутри, приборы на местах, следы пребывания людей видны, а людей нет. Сергей говорит: "Даже жутко стало - как в фильме "Сталкер". А в девятом отсеке как в аду: все обуглено, оплавлено, все в копоти, искали на ощупь...
      Мы очень надеялись на четвертый отсек - там могли сохраниться личные вещи, но он оказался очень сильно поврежден. На первый взгляд даже странно - переборка между третьим и четвертым цела, межотсечная дверь задраена, люк на месте, а внутри будто каток прошел. Мы доложили об этом генеральному конструктору "Рубина" Игорю Спасскому. Он сказал, что так и должно быть - взрывная волна прошла по незадраенным магистралям системы вентиляции".
      Сегодня мы знаем имена этих людей отчаянной отваги и высочайшего профессионализма: Сергей Шмыгин, Андрей Звягинцев, Юрий Гусев...
      Как и все, я с замиранием сердца следил по голубому экрану за работой наших парней и их норвежских коллег. Сердце екало при мысли, что в отсеках "Курска" может случиться то, что дважды стряслось в коридорах затонувшего лайнера "Адмирал Нахимов". Поднимая тела погибших пассажиров, два водолаза заплатили за это жизнью. А ведь пароход лежал на глубине вдвое меньшей, чем подводный крейсер. Тогда я оказался невольным свидетелем гибели опытнейшего черноморского водолаза мичмана Сергея Шардакова. Он проник в одну из самых труднодоступных палуб лежащего на борту парохода. Пробираться приходилось на четвереньках. Когда-то люди проходили, пробегали там, не задумываясь, сколько шагов им приходится делать. Теперь же в расчет брался каждый метр этого перекошенного, враждебного пространства. Мичман прополз под приподнятой и подвязанной пожарной дверью и стал осматривать каюты правого борта - одну, другую.
      Он походил на спелеолога, проникшего в разветвленный пещерный ход, чьи стены то, сужаясь, давят на тебя со всех сторон, то неожиданно расходятся, открывая пропасть, бездну. Но спелеологу легче - в пещере, пусть самой глубокой, воздух, а не вода, обжимающая тебя с пятидесятитонной силой.
      И в мирное, и в военное время у водолазов те же враги - глубина, холод, "кессонка", удушье...
      Осмотрев открытые каюты, Шардаков пробрался в самый конец малого вестибюля, перекрытого второй пожарной дверью. Отсюда уходил вглубь - к правому борту, к каюте № 41, двухметровый коридор-аппендикс. Мичман доложил, что раздвижной упор, который он притащил с собой вместе со светильником и ломиком, упереть не во что и что он попробует выбить дверь ногами. Однако дубовое дверное полотнище не поддавалось.
      - Стоп! - остановил его командир спуска Стукалов. - Отдышись. Провентилируйся. Попробуй поддеть петли ломиком.
      Офицер пошутил насчет того, что водолазам не помешало бы пройти курсы взломщиков, и все прекрасно поняли, что незамысловатой этой шуткой он попытался скрасить глухое одиночество Шардакова в недрах затонувшего парохода.
      Сергей работал рьяно, поддевая ломиком петли неприступной двери. Только тот, кто сам ходил на такую глубину, мог понять, чего стоило Сергею каждое усилие. Он дышал отрывисто, как молотобоец, но орудовал изо всех сил и даже вошел в азарт: колотил ломиком в дверь и после того, как Стукалов велел положить инструмент (для другого водолаза) и выходить. Время пребывания под водой истекло. Шардаков неохотно подчинился и двинулся в обратный путь.
      Я уже собрался было отправляться в каюту - самая интересная часть подводной работы закончилась, как вдруг из динамика раздался приглушенный стон.
      - Второй, как самочувствие? - всполошился Стукалов.
      - Хорошее, - скорее по привычке, чем по правде доложил мичман и тут же поправился: - Плохое...
      Он процедил это сквозь зубы, с натугой.
      - Сережа! Провентилируйся! - привстал из-за стола Стукалов.
      Динамик бесстрастно передавал звуки возни, борьбы, прерывистое дыхание, затем хриплое:
      - Не могу... Запутался... Не могу до переключателя дотянуться...
      Переключатель, которым водолаз вентилирует дыхательный мешок, висит на груди на трех коротких шлангах. Должно быть, его забросило на спину, а спутанные руки не могли до него дотянуться. Что там случилось, понять было трудно - Шардаков надсадно хрипел... Можно было только догадываться что-то придавило его там, в темной тесноте подводной катакомбы.
      - Перевести Второго на аварийную смесь! - приказал Стукалов, и к задыхающемуся Шардакову пошел по шлангу воздух, обогащенный кислородом. Но и это не привело его в чувство. Шардаков дышал надрывно...
      - Сережа, вентилируйся, если можешь, - уговаривал его командир. - Не шевелись, не дергайся. К тебе идет страхующий водолаз. Вентилируйся!
      Страхующий водолаз - молодой моряк Сергей Кобзев - изрядно продрог на страховке, закоченел, срок пребывания его на тридцатиметровой глубине тоже подходил к концу, но он, не раздумывая, двинулся на помощь товарищу: бесстрашно спустился в кромешную темень коридора-колодца (светильник остался у Шардакова), на ощупь преодолевал повороты и спуски, перебирая в руках шланг-кабель застрявшего мичмана. Кобзев лез сюда впервые - до этого он всегда стоял на борту, у дверного проема, - и понимал, что тоже рискует зацепиться, ибо одно неосторожное движение - и кабель-шланги его и Шардакова перевьются, словно змеи. И все же он добрался до злополучной двери, вытащил из-под неё товарища, провентилировал его снаряжение.
      Их было двое живых в этом царстве мертвых, всего двое в этом огромном, некогда густонаселенном городе-судне, которое уходило теперь в придонный ил, подобно Атлантиде. Над их головами, точнее, над палубами, трубами, мачтами поверженного лайнера покачивалась целая эскадра спасателей, но сотни тысяч лошадиных сил её мощи ничем не могли помочь одному человеку вытащить другого. Едва Кобзев подтянул бесчувственное тело Шардакова к шахте коридора, как шланг мичмана снова за что-то зацепился. Зацепился безнадежно... Кобзев выбился из сил, сорвал дыхание, и Стукалов приказал ему подниматься к выходу, к водолазному "колоколу", висевшему над опрокинутым бортом "Адмирала Нахимова", словно спасительный воздушный шар. Приказ был отдан вовремя: Кобзев едва смог сам выкарабкаться из зева палубной двери. Шел четвертый час ночи...
      Я и не заметил, как в рубке собрался целый консилиум из корабельных инженеров, водолазных офицеров и флагманских врачей. Кто-то жадно пил воду из стеклянного кувшина, Стукалов смахивал со лба холодный пот и твердил в микрофон, как заведенный: "Сережа, провентилируйся! Сережа, провентилируйся..." Он повторял это в сотый, а может, в тысячный раз, надеясь только на то, что у Шардакова в мгновенья даже смутного прояснения мог рефлекторно сработать водолазный навык - пальцы сами собой нажмут рычажок переключателя. Так оно и случилось. Вахтенный у щита первым заметил, как дрогнула стрелка манометра, и радостно завопил: