55

СЛАВИН

Утром все собрались в кабинете Лисицына. После короткого совещания решили, что Мочалов дождется выписки Ломова из больницы и привезет его в управление. Леонов к этому времени должен получить заключение экспертизы по сейфу и подготовиться к очень важному допросу Ломова.

Славину было поручено произвести обыск в доме Шацких, но когда майор вышел из кабинета Лисицына, то решил, что в первую очередь он должен побеседовать с Таней Сытько, которая дружит с Григорием. Оказалось, что она работает в типографии, где до войны работал отец Славина. Когда Владимир Михайлович пришел в типографию, его охватило волнение. Он до войны бывал в этой типографии, и многое здесь осталось без изменений. Он зашел к начальнику отдела кадров, представился и попросил разыскать Сытько. Начальник отдела кадров, немолодой мужчина, с орденской колодкой на груди, возвращая майору удостоверение, спросил:

— Скажите, а вы случайно не сын Михаила Славина?

— Да.

Начальник вскочил на ноги.

— Сын? Ну, конечно, сын, уже такой взрослый? А меня не помните? Я к вам домой во время оккупации несколько раз приходил.

На память Славин не жаловался, и, присмотревшись к этому человеку, он узнал его. Это он однажды ночью привел Владимира на окраину города и поручил ему провести через посты немцев группу подпольщиков и двух чехов, которые направлялись в партизанский отряд. На глазах у начальника отдела кадров появились слезы, и он, не скрывая их, смотрел на сына своего погибшего товарища.

Владимир видел, что он растроган и наверняка захочет поговорить, поэтому предложил встретиться в другой день и перешел к цели своего визита.

— Сытько, говорите, вам нужна? Она сейчас на работе. Вы, Володя, посидите здесь у меня. Вот вам свежая газета, почитайте, а я сейчас разыщу ее и приведу.

Он взял со стола очки и вышел. Владимир Михайлович, взволнованный встречей, задумчиво держал газету. Запах свежей типографской краски вернул его в детство. До боли в груди вновь напомнил об отце. «Хотя бы узнать о его последних днях». Славину сказали, что недавно нашли дополнительные гестаповские архивы. Может, в них есть сведения об отце. Он так и не развернул газету, когда в кабинет вошли начальник отдела кадров и круглолицая курносая девушка.

— Что вы не присаживаетесь, Владимир Михайлович?

— Знаете, — Славин грустно улыбнулся, — типография о многом напомнила...

— А ваш отец в каком цехе работал? — спросила девушка и покраснела. Она поняла, что этим вопросом выдала то, что успел по пути рассказать начальник отдела кадров. Тот тоже несколько смутился и поспешно сказал:

— Это я Тане рассказал о вашем отце, но кто вы, не говорил. Так что представляйтесь сами и беседуйте, а я пока пройдусь к директору.

Славин поймал на себе несколько недоуменный и любопытный взгляд черных глаз девушки и улыбнулся:

— Представляю, как вы ломаете себе голову, чего, мол, ему от меня надо. Так?

— Ага, — тряхнула толстыми черными косами девушка.

— Таня, я — сотрудник уголовного розыска, и у меня к вам серьезное дело. Вы, наверное, уже слышали об аресте брата Григория Шацкого — Якова, сейчас он уже осужден. Как мы считаем, и Яков и Григорий причастны еще к одному преступлению. Я знаю, что вы дружите с Григорием. Вы честный человек, и я решил поговорить с вами откровенно. Скажите, вы не замечали что-нибудь необычное в поведении Григория?

На первый взгляд Славин рисковал, раскрывая правду перед девушкой, которой Григорий небезразличен. Но это так могло показаться только не посвященному в замыслы оперативника человеку. Славин же все рассчитал точно. После беседы с девушкой должен быть произведен обыск в доме Шацких, а затем допрос Григория. Владимир видел, что его вопрос был неожиданным для девушки, и испугался, что она может уклониться от ответа.

— Вы его в чем-то подозреваете? — лицо Тани стало совсем пунцовым.

— А вы что, считаете, что его не в чем подозревать?

— Наверное, есть... Я хотела сказать, что раньше я еще надеялась на что-то, а теперь нет, я тоже ему не верю больше. Он стал чаще пить, грубить.

— Скажите, денег у него в больших суммах не появлялось?

— Я и хотела об этом вам сказать, когда спрашивала, в чем вы его подозреваете. Он меня вчера в ресторан пригласил, очевидно, чтобы помириться, так как позавчера мы поругались. Он встречал меня с работы пьяным. Мне стыдно было перед девчонками, с которыми я вместе вышла из типографии. Они пошутили надо мной, а он их грязными словами обозвал. Я повернулась и ушла, всю дорогу домой проплакала. И вот вчера вечером он приходит ко мне как ни в чем не бывало и приглашает меня в ресторан. Я у него спрашиваю: «Гриша, где ты берешь деньги на ежедневные пьянки?» А он засмеялся и достал из кармана целую пачку новеньких, еще в упаковке, денег. «Сам их печатаю, мне станок подарили, хочешь и тебе напечатаю или подарю», — и достает из другого кармана точно такую же пачку денег и протягивает мне. Я взяла эту пачку и швырнула ему в лицо, сказала, что больше его видеть не хочу, повернулась и ушла. А он мне вдогонку: «Ничего, с такими деньгами я себе найду в десять раз лучше тебя!» — выругался и обозвал меня...

Девушка сидела с опущенной головой, на глазах ее были слезы. Очевидно, она уловила сочувствующий взгляд Славина, потому что сказала:

— Вы не подумайте, что я сожалею о разрыве с ним. Мне просто стыдно за то, что я позволила себе с таким встречаться. Поверьте, я, по дурости своей, считала его несчастным, а он просто негодяй.

— Раньше вы не видели у него крупных денежных сумм?

— Нет, никогда.

— Скажите, а с кем он дружит?

— По-моему, ни с кем. Пил он чаще всего со своим братом — Яковом. Ну еще иногда с Ломовым-старшим, его Леонидом зовут.

— Отмычек, наборов ключей у Григория не видели?

— Нет.

Майор попросил девушку никому не рассказывать об их разговоре и попрощался с ней. Теперь его мысли были направлены на Григория Шацкого. Он позвонил Леонову и сообщил о том, что ему удалось узнать только что. Они договорились, что Леонов пока не будет допрашивать Ломова, а возьмет машину и приедет за Славиным в типографию.

Было решено задержать Шацкого по месту его работы, после этого сделать обыск у него дома, а затем привезти его в управление и дальше действовать по обстановке. Пока Славин прощался с начальником отдела кадров, договариваясь с ним о встрече, Леонов вместе с двумя внештатными сотрудниками уголовного розыска успел приехать к типографии.

Григорий работал недалеко в большом гастрономе, сотрудники милиции нашли его быстро и доставили к машине. Обыскали, в карманах ничего не нашли. Шацкий возмутился:

— Кто вам дал право обыскивать меня?

— У нас есть постановление на производство обыска, — пояснил Леонов, — вот оно. Сейчас мы поедем к вам домой, где действительно произведем обыск.

От внимания Славина не ускользнуло движение руки, которое сделал Шацкий. Он непроизвольно, как-то судорожно притронулся к широкому поясу: «Уж не оружие ли там за поясом мы просмотрели?» — подумал майор и, прежде чем посадить Шацкого в машину, осмотрел его пояс, а в нем оказались зашитыми... деньги. Тут же прямо на заднем сиденье пересчитали их. Оказалось девять тысяч шестьсот рублей.

Славин спросил:

— Шацкий, где остальные деньги?

— Какие остальные деньги? Это мои лично заработанные, поэтому и ношу при себе, а других денег у меня нет, ищите ветра в поле.

К началу обыска в доме Шацких приехал полковник Лисицын. Он привез с собой еще трех сотрудников, среди которых был и Подрезов.

Искали тщательно, просматривая, казалось, каждый сантиметр, прощупывая каждый предмет, но в квартире ничего не нашли. Начали осматривать чердак. Славин обратил внимание на голубятню. Обычно в голубятне имеется в сторону чердака маленькая дверка для того, чтобы хозяин мог поставить туда корм, взять нужного ему голубя, а в этой голубятне стенки были глухие. Владимир Михайлович взглянул на Подрезова:

— Давай проверим! — Майор увидел, как нервно задрожали руки Григория.

Оказалось, что в голубятне задняя стенка снимается, торчащие в ней шляпки гвоздей были только для видимости, а стенка держалась на двух небольших шурупах, которые Славин отвернул обыкновенной копеечной монетой. В голубятне нашли три свертка. Развернули клеенку, в которую были завернуты свертки, а там — деньги. В одном — четыре, а в других — по три тысячи рублей. Все деньги были в банковских упаковках. Славин спросил у Григория:

— Ну, что скажете? Кстати, на них упаковка такая же, как и на деньгах, обнаруженных у вас. Где остальные деньги?

Шацкий молчал. Посоветовавшись, работники милиции решили еще раз тщательно осмотреть чердак. Но это ничего не дало. Решили приступить к осмотру сарая. У входа на цепи сидел огромный пес. Его злобный, яростный лай звучал на всю округу. Правда, теперь он был потише, так как пес охрип, но бешеной злобы в его рычании не поубавилось. Лисицын приказал Шацкому:

— Уберите собаку в будку и заприте ее там.

Шацкий криво ухмыльнулся, но собаку все-таки загнал ногами в будку и прикрыл лаз бочкой.

Сарай осматривали долго. Славин толстой алюминиевой палкой старался забраться во все щели, поковырял под крыльцом. Но удачливее всех оказался Леонов. Он обыкновенными граблями прощупал земляной пол сарая и в дальнем углу под мусором обнаружил половинку лома. На эту находку, казалось, Шацкий никак не среагировал, он продолжал хранить угрюмое спокойствие. Обыск продолжался, но в сарае больше найти ничего не смогли. Вышли во двор. Лисицын посмотрел на Шацкого и сказал:

— Возьмите собаку и привяжите ее к забору или в сарае заприте. Нам надо будку осмотреть.

— А чего ее смотреть, в ней все равно ничего не спрячешь. Если хотите, собаку сами убирайте, я вам не прислуга.

Славин ожидал, что Лисицын взорвется и прикрикнет на Шацкого, но тот спокойно ответил:

— Ну, что же, не хотите, тогда мы сами это сделаем.

Он подошел к будке и отодвинул в сторону бочку. Пес увидел чужого человека, залаял еще яростнее, но из будки не выскочил. Лисицын потянул за цепь и вытащил пса из будки, взял его за ошейник и спокойно отвел к сараю. Затем он достал из собачьей будки сверток в клеенке. Там оказалось двадцать тысяч. Славин подошел к Шацкому:

— А где еще деньги?

— Не знаю.

С ним не стали разговаривать, отвели в машину, а Лисицын, Славин, Леонов и Подрезов стали советоваться. Славин настаивал на повторном обыске.

— Деньги, что мы нашли, — убеждал он, — наверняка те, которые принадлежат Григорию и Якову. Причем Григорий одну часть своей доли хранил в голубятне, вторую — носил с собой. В собачьей будке хранилась доля Якова. Они наверняка с учетом «разделения труда» получили по двадцать тысяч рублей, а остальные должен был забрать Ломов. Он же рисковал да и труда затратил больше, даже голову под удар подставил. А если к этому добавить неудобство, которое было связано с необходимостью несколько часов сидеть со связанными руками и кляпом во рту, а также подготовку операции, то тогда понятно, почему у него и доля должна быть большей. Но я уверен, что Ломов никуда не отлучался из учреждения, так как в любой момент мог приехать проверяющий, значит, его долю Шацкие унесли с собой.

— Чтобы окончательно сломить Ломова, нужна остальная сумма, — поддержал Славина Леонов. — У нас против Ломова есть пока только косвенные улики.

— А если Шацкие признаются? — спросил Подрезов.

— У него все равно будет лазейка защищаться, — задумчиво проговорил Славин. — Он может тогда признать факт появления в учреждении братьев Шацких и сказать нам, что они вызвались проводить его до работы, а он не называл их только потому, что не хотел впутывать в эту историю соседей. Ну, а раз они говорят, что сейф ограблен ими, то он здесь тоже ни при чем. Грабители были в масках, и он их не опознал. Шацкие, которым уже терять нечего, легко могут принять его версию и заявить, что преступление они совершили вдвоем, а Ломова просто оговорили. Спасая соучастника, они могут сохранить большую сумму денег, которую мы не нашли.

В конце концов решили еще раз посмотреть в доме и сарае. Славин даже алюминиевую трубку, которой до этого времени шарил под сараем, согнул, когда протыкал ею соломенную крышу сарая. Но все было безрезультатно.

В управлении Леонов допросил Григория Шацкого и водворил его в КПЗ, а затем вместе со Славиным начал допрашивать Ломова. Лисицын, который тоже хотел поприсутствовать на допросе, неожиданно был вызван в министерство. Ломов спокойно отвечал на вопросы, а когда начали предъявлять доказательства, он разошелся.

— Откуда я знаю, почему отпечатки моих пальцев оказались на упаковке, — кричал он, — мало ли что дает ваша экспертиза.

Леонов записал ответ и спросил:

— Ну, а что вы скажете в отношении братьев Шацких, которые пришли в тот вечер с вами вместе к объекту?

— Не было их со мной. Спросите сами у них.

Славин, наблюдая за поведением Ломова, думал: «Да, так легко он не признается, обязательно надо добывать дополнительные доказательства».

Леонов видел, что Ломов надеется еще на то, что ему удастся вывернуться и избежать водворения в КПЗ. Слишком он был уверен в своих друзьях.

— Гражданин Ломов, я вас в качестве подозреваемого задерживаю и водворяю в КПЗ. Там у вас будет время подумать обо всем.

— За что вы меня задерживаете? Увидите, вам придется отвечать за беззаконие!

Его увели, а Леонов взволнованно сказал:

— Володя, прошу тебя, постарайся заставить Шацких говорить правду. Еще необходимо разыскать второй кусок лома и, возможно, фомку, так как сегодня эксперты дали заключение, что сейф был вскрыт скорее всего ломом с четырехугольным острием и фомкой.

— Хорошо, Николай, я поработаю.

56

СЛАВИН

Чувствовал Славин, что быстрее всех заговорит Яков Шацкий. Он был изолирован и не знал, чем располагает следствие. Надо было хорошо подготовиться к его допросу. «Если Яков заговорит, — думал Славин, — то тогда наверняка скажет правду и Григорий».

Он решил еще раз продумать действия преступников. Где они могли спрятать остальные деньги? Куда дели лом и фомку? Славин был уверен, что машины у преступников не было, значит, нести с собой эти вещи после ограбления не имело смысла. Сколько раз он ставил себя на место преступников, пытался представить себе маршрут их движения после кражи! Утром следующего дня Славин с двумя внештатными сотрудниками направился к месту происшествия. Он стоял во дворе и в который раз ломал голову, как уходили отсюда братья Шацкие. Чем больше он думал, тем увереннее приходил к выводу, что они должны были идти только через пустырь, который начинался за забором, а затем по тихой, почти не освещенной улице, в сторону своего дома.

«Значит, пустырь». Славин вместе со своими помощниками излазили его вдоль и поперек, но ни фомки, ни лома найти не удалось. Неосмотренным оставался только небольшой котлован, залитый дождевой водой. Славин решил: если они выбросили лом и фомку, то только в воду. Недалеко, через два квартала, находилась пожарная, и Славин направился туда. Нашел начальника и попросил у него помощи. Вскоре мощный насос начал откачивать воду. Через час в котловане стало пусто. Славин, раздевшись до трусов, шагнул в жидкую грязь. По сантиметру ощупывал Владимир Михайлович дно, и вот она — победа! Он нашел вторую половину лома, а вскоре нащупал и фомку. Выпрямился и радостно улыбнулся: «Ну, теперь Шацкие точно заговорят. Для экспертизы установить, что это две части одного лома, труда не составит».

Вскоре Славин был в следственном изоляторе. Привели Якова Шацкого. Он из-подо лба посматривал на Славина, а тот сразу же пошел в атаку:

— Яков Аркадьевич, чтобы не терять зря времени, я вам расскажу, что нам удалось добыть из того, чем мы докажем вашу вину, а вы сами судите, есть смысл вам признаваться или нет. Если помните, в прошлый раз вы сказали «доказывайте!».

— Да, помню, ну и как, доказали?

— Конечно. Например, вашу долю — двадцать тысяч похищенных денег — в собачьей будке нашли. Григорий из суммы своей доли десять тысяч запрятал в голубятне, пятьсот успел проматать, а девять с половиной тысяч мы у него в поясе нашли...

— Падла... — Шацкий смачно выругался, — говорил же ему, не дури, не таскай деньги в поясе.

— Конечно, дурак, — простодушно согласился Славин и продолжал: — Собрали мы и лом, который вы на две части распилили. Одну половину в сарае, у стены в земле, нашли, а другую, вместе с фомкой, в котловане на пустыре разыскали.

— Что, Гришка показал, где эти штукенции мы выбросили?

— Ну, Ломов же не мог. Он, когда вы выбрасывали эти штучки, сидел связанным. Ну как, Яков Аркадьевич, хватит? Будем говорить начистоту?

— Куда тут денешься, все уже и без меня ясно. Придется еще один суд перетерпеть. Пишите...

Шацкий спокойно начал рассказывать:

— Я отдал Гришке его долю, а свою под крыльцом сарая во дворе запрятал. Но когда меня из зала суда под штык взяли, я успел у выхода шепнуть братухе, чтобы он перепрятал их в другое место. Додумался же он их собаке на сохранение отдать!

Славину не терпелось выяснить, где же остальные деньги, но он понимал, что надо быть осторожным, и поэтому тщательно продумывал свои вопросы.

— Почему вы решили Ломову денег дать больше, чем себе?

— Он заслужил, — по-своему оценил действия соучастника Шацкий.

— Расскажите, как прятали долю Ломова?

— Очень просто. Взял алюминиевую трубку, запихал туда деньги, а концы трубки забил землей и бросил у собачьей будки. — Вдруг Яков спохватился: — Постойте, вы же наверняка не обнаружили этих денег, Гришка же не знал, что я туда их сунул?

— Нет, не обнаружили, но не волнуйтесь, найдем, — спокойно ответил майор и покраснел, вспомнив, что эту трубку вчера дважды в своих руках держал...

К вечеру преступники признали свою вину. Почти все деньги были изъяты. Лисицын видел, как расстроился Славин из-за трубки, хлопнул его по плечу и весело сказал:

— Привыкай, что преступления совершают не только дураки, чем противник хитрее действовал, тем приятнее победа...

57

СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МИЛИЦИИ МОЧАЛОВ

В кабинет Мочалова в сопровождении дежурного робко вошла пожилая женщина.

— Иван Петрович, к вам гражданка Ермолова. — Дежурный повернулся и вышел.

Мочалов пригласил женщину присаживаться, а сам напряженно вспоминал, где он ее видел. Женщина расстегнула пальто и напомнила о себе:

— Вы уже, наверное, забыли меня? Помните, как ровно два года назад была обворована моя квартира, а вы через три дня поймали воров и вернули мои вещи.

Мочалов теперь вспомнил ее. Старушка жила одна в небольшой двухкомнатной квартире. Однажды, когда она пошла в магазин, двое воров, взломав запоры, забрались в ее квартиру и украли оттуда немалую сумму денег и много различных вещей. Хозяйке особенно жалко было похищенной бурки. Она хранилась как память о покойном муже, который во время войны был кавалеристом. Когда Мочалов нашел преступников и сообщил об этом потерпевшей, первый ее вопрос был о бурке. Вспомнив об этом, Иван Петрович улыбнулся:

— Ну как, бурка больше не пропадала?

— Нет, я ее, когда ухожу из дома, прячу подальше. Но чего я к вам пришла? После той злополучной кражи мне как-то страшно было одной жить, и я пустила к себе квартиранта — молодого одинокого человека. Работает он в автомастерской. Хлопец, на первый взгляд, показался мне неплохим, серьезным, не пил, поздно не гулял. Короче говоря, все у человека было в меру, даже свою автомашину имел. Но около года назад сначала редко, а затем все чаще и чаще стали к нему приходить двое каких-то хлопцев. Они сразу мне не понравились. Всегда навеселе, такие верткие хлопцы; вместо «здравствуйте» — «привет» кричат, наряжаются, как попугаи, — во все яркое, заграничное. Всегда с собой выпивку приносят, матерятся. — Старушка, очевидно, поняла, что Мочалову начинает надоедать ее многословие, и она заторопилась: — Я это рассказываю, чтобы вы меня лучше поняли. А на прошлой неделе эти типы привели к моему квартиранту какого-то мужика. Он намного старше их, страшный такой, заросший, небритый. Олег — так зовут моего квартиранта — зашел в мою комнату и спросил, не буду ли я против того, что у него поживет пару недель его знакомый. Что мне оставалось делать? Решила не противиться, тем более, скажу честно, Олег сказал, что заплатит мне за это. Ну, я и согласилась, а у самой душа не на месте. Как посмотрю на это страшилище, так сразу же в дрожь бросает. А он целыми днями, как назло, дома сидит. И знаете, не зря мое сердце чуяло беду. В прошлое воскресенье к моим квартирантам пришли эти модники и устроили попойку. Только к концу дня угомонились. Ушли эти пижоны, а Олег и его дружок пьяные спать завалились. Один на кровати, второй — этот рыжий — на раскладушке.