Анастасию Георгиевну поместили в закрытый грузовик и повезли. В кузове, кроме Славиной, находилось еще два человека. Женщина мучительно думала, куда ее везут, где ее муж, что с детьми. Наконец машина остановилась. Открылся задний борт кузова. Анастасия Георгиевна спустилась на землю. Это был большой двор позади какого-то здания. Славина родилась в Минске, знала город как пять своих пальцев. Покажи ей фасад любого более-менее приметного дома, и она безошибочно сказала бы, где он стоит. Однако в большинстве дворов Анастасия Георгиевна, разумеется, никогда не бывала и теперь никак не могла определить, куда же все-таки привезли ее немцы.

Солдат ввел арестованную в мрачный, обставленный старинной мебелью кабинет. За массивным столом сидел следователь в штатском. Допрос начал издалека. Говорил по-русски, нарочито медленно, четко произнося каждое слово. Поначалу задал несколько ничего не значащих вопросов, поинтересовался семьей, взаимоотношениями с соседями, спросил, где она сама и муж работали до войны. Затем приступил к главному.

Отвечая на его вопрос, почему они не эвакуировались, Славина сказала:

— Да пока собирались, ваши войска вошли в город.

Немцу ответ, должно быть, понравился. Ведя запись, он слегка улыбнулся. Затем спросил, кто посещал их квартиру в последнее время, не приносил ли муж домой газеты, листовки. Анастасия Георгиевна все отрицала.

Следователь кончил писать, показал на бумаге место, где надо было расписаться, и, как бы вскользь, заметил:

— Сегодня вас отпускаем. Но, думаю, еще встретимся. Хочу предупредить: если и в следующий раз будете делать вид, что ничего не знаете, то ждет вас много неприятностей. Так что советую подумать. Вот пропуск на выход.

Анастасия Георгиевна шла по гулкому коридору растерянная, подавленная, предъявила часовому пропуск и оказалась на улице. Разобравшись наконец, где она находится, чуть ли не бегом бросилась домой. Сердце тревожно билось: что с детьми?

Володя и Женя были уже дома. Увидев их, мать впервые за этот день не смогла сдержаться, заплакала. Ребята начали ее успокаивать, расспрашивали, где была, что произошло в доме, где отец. Что могла сказать им Анастасия Георгиевна?

Володя сидел у окна. Вечерело. Что-то надо делать, с кем-то советоваться. Но с кем? Только сейчас он спохватился, что так и не знает никого из подпольщиков.

«Что могло случиться с отцом? — думал паренек. — Допустил промах? А может, нашелся предатель?» За это время Володя повзрослел, многое узнал, своими глазами увидел «новый порядок», который насаждали жестокие оккупанты.

Погрузившись в невеселые размышления, Славин не заметил, что мать завесила все окна, зажгла керосиновую лампу. Сели за стол. Молча пили чай. Без отца было тревожно и уныло.

Неожиданно что-то стукнуло в окно спальни.

— Мам, погаси лампу! — сказал Владимир и бросился в соседнюю комнату. Поднял светомаскировку, отдернул занавеску, распахнул окно. Было темно, и в густом кустарнике, разросшемся у стены, ничего не было видно. Вдруг послышался голос:

— Володя! Это я — товарищ отца. У вас приставная лестница есть? Я бы через окно залез.

— Посмотрите с обратной стороны сарая, у стены стоит.

Через какую-то минуту в спальню влез мужчина. Ночным гостем оказался тот самый человек, который провожал Владимира до места сбора группы, выведенной в лес.

— Полдня вас караулил. Видел, как ребята появились, а потом вы пришли, — он посмотрел на мать. — Немцы следят за вашей квартирой из дома с голубыми ставнями, из того, что наискосок от вашего, через улицу.

— Так это же дом Латаниных! — заметила мать. — Их дочка Светка с немцами путается. Вы знаете, что с Мишей?

— Мы успели только выяснить, что его схватили гестаповцы прямо на работе. Вызвали к начальнику цеха и из его кабинета увели. Что будет дальше, трудно сказать. Но мы посоветовались и решили, что вам надо уходить в лес.

— Нужно подумать... Все это так неожиданно.

— Думать некогда. Надо уходить сейчас, и немедленно.

Анастасия Георгиевна понимала, что уйти в лес — значит спасти и себя и детей от беды. Но муж... Как же он? Бросить его...

— А вдруг Мишу только подозревают, а серьезных улик нет. Подержат и отпустят. Отпустили же меня.

— То, что вас отпустили, ни о чем не говорит. Они уверены, что женщина с двумя детьми никуда не денется, а вот использовать ее как приманку — можно. Вот они и отпустили вас, а сами за домом наблюдают, ждут: кто к вам пожалует. Позже они схватят вас всех, если даже ничего подозрительного не заметят. Боюсь, что тогда помочь вам будет невозможно. Поэтому сейчас же надо взять необходимые вещи и уходить. К утру будете в безопасности.

Но мать колебалась, все больше склоняясь к тому, чтобы остаться на месте.

— Мне кажется, если немцы узнают, что мы ушли, то сразу догадаются о нашей связи с партизанами. И тогда уж Мишу ничто не спасет. Спасибо вам за заботу. Но мы остаемся.

До утра так и не ложились спать. Мать за завтраком, словно чувствуя приближение новой беды, сказала:

— Детки, если схватят меня, то мой наказ: уходите вдвоем в лес, к партизанам. Не ждите нас с отцом. Останемся живы — встретимся.

Видно, о многом успела передумать Анастасия Георгиевна за прошедшую ночь. И теперь понимала, что зря не ушли они в лес... Тревога за судьбу детей терзала ее душу...

Рабочий день подходил к концу. Володя промывал детали. В этот момент к нему подошел старый рабочий из другого цеха и спросил:

— Ты, что ли, Славин?

— Я.

— Ну, так сбегай к проходной, дивчина какая-то дожидается тебя.

Возле проходной его ждала Лена Козлова. Схватила его за руку, сама дрожит и тихо, чтобы никто из посторонних не расслышал, взволнованно сказала:

— Уходи! Немцы маму твою забрали!

— Когда?

— Да только что.

— Ты Женю предупредила?

— Нет. Я как узнала — сразу сюда.

— Спасибо, Лена! Иди домой.

Владимир понимал, что сейчас главное — сохранить присутствие духа, обдумать, что делать дальше. Самое главное — получить от Мартина новый аусвайс на следующую неделю, так как срок действия старого истекал сегодня.

Стараясь быть спокойным, Володя сказал шефу, что неожиданно тяжело заболела мать, попросил отпустить его на час раньше и, заодно, выписать аусвайс.

Настроение у шефа в тот день было хорошее, он снисходительно отнесся к этому старательному пареньку, выписал аусвайс и отпустил. Не знал Мартин, что через полчаса за Славиным придут гестаповцы...

Оказавшись за проходной, Владимир изо всех сил бросился к хлебопекарне, где работала сестра. Вызвал ее. Однако не успел сказать и двух слов, как увидел, что к служебному подъезду подкатил «черный ворон». Из машины выскочили два гестаповца и скрылись за дверью.

— Это за тобой, Женя! Уходим! — он потащил сестру за руку. Они свернули в небольшой переулок, а затем — во второй и быстро пошли по пустынной улице.

Женя плакала, спотыкалась.

— Что будет с мамой, папой? Что нам делать? Куда мы идем? — в который раз спрашивала она, забегая вперед.

Эти же вопросы мучили и Володю. Посоветовавшись, они решили, что домой возвращаться ни в коем случае нельзя, и отправились к дальним родственникам на Сторожовку. Следующую ночь провели у знакомых. О родителях ничего не знали. Володя очень жалел, что у него нет ни одного адреса друзей отца по подполью.

А в это время их разыскивали подпольщики, ждали на подходах к дому, за которым взбешенные гестаповцы еще больше усилили слежку.

Володя, хотя и был младше сестры, понимал, что теперь он должен позаботиться о их судьбе.

— Уходим в лес, к партизанам, — заявил он как-то утром.

Женя согласилась, только тихо сказала:

— Мы же совершенно раздеты. А у партизан с одеждой, наверное, плохо.

— Одежда будет. Ты жди меня здесь. Вернусь завтра.

— А куда ты? — заволновалась Женя.

Но Владимир решил не волновать сестру лишний раз. Кое-как успокоил ее, сказав, что идет искать кого-нибудь из подпольщиков, и направился... в свою квартиру.

Кто-кто, а уж Славин хорошо знал, как незаметно подойти к родному дому. Скрываясь в соседнем огороде среди густых кустов крыжовника и малины, он целый день следил за улицей, стараясь разгадать гестаповскую систему наблюдения. Он понимал, что немцы не могли оставить своих людей прямо в квартире Славиных. Значит, они придумали что-то другое.

Володя просидел в укрытии весь день и, хотя во рту не было даже маковой росинки, а живот подводило от голода, остался доволен. Выяснил, что одна группа фашистов, переодетых в гражданское, сидит все у тех же Латаниных, а на улице, как бы случайно прохаживаясь, дежурят еще два тина. Гестаповцы знали, что квартира Славиных расположена на втором этаже. Пройти в нее можно было лишь по деревянной лестнице, а потому усиленно наблюдали за домом со стороны улицы.

Володя дождался темноты, прокрался в свой огород. Отыскал за сараем приставную лестницу, которая однажды уже сослужила их семье добрую службу, приставил ее к стене, тихо полез к самому окну. На всякий случай замер на минуту перед отрытой форточкой. В квартире — тишина. И тогда отодвинул шпингалеты, осторожно открыл окно, ступил на пол и оказался в кромешной тьме. На миг стало страшно, но он быстро подавил в себе это холодящее чувство, начал на ощупь обследовать всю квартиру.

Входная дверь была заперта на внутренний замок, ключи от которого фашисты, конечно, отобрали у матери. В темноте, да еще после такого погрома, искать свои и Женины вещи было бесполезно, и Володя решил дождаться рассвета. Он взял стул и задвинул одну ножку между входной дверью и ручкой. «Если и вздумают войти в квартиру, то пока сообразят, почему дверь не открывается, сигану из окна в огород и дам деру», — думал он, укрепляя как можно надежнее стул. Затем осторожно втащил лестницу в комнату, закрыл окно, чтобы немцы не заметили, если ночью вздумают осмотреть дом со стороны огорода.

Когда забрезжил рассвет и в квартире можно было кое-что рассмотреть, Владимир нашел в чулане старый отцовский рюкзак, бросил в него свою и сестрину одежду, открыл окно, выставил лестницу, быстро спустился на землю. Еще некоторое время ему пришлось потратить, чтобы затащить лестницу за сарай, замести все следы ночного посещения. Володя представил себе, как будут удивлены немцы, когда станут открывать квартиру. «Долго же им придется ломать головы, чтобы решить загадку: как могла оказаться запертой дверь изнутри, которую они сторожили днем и ночью», — Володя еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

Возвратившись в соседский сад, парень выждал время, когда можно будет ходить по городу, и смело зашагал по улице: ведь у него в кармане — аусвайс.

А вечером, словно тени, проскользнули брат и сестра мимо вражеских засад. И опять, уже в который раз, Женя удивилась:

— Откуда ты знаешь, где немцы в засадах сидят?

— Мне уже приходилось здесь хаживать, — важно отвечал брат, а сам думал: «Куда идти дальше? Хорошо было тем, кого из города выводил. Их встречали, а нас никто не ждет».

К утру добрались до деревни Птичь, но не остановились, пошли дальше. К вечеру набрели на хутор. Попросились у хозяев, одиноких стариков, переночевать, спросили у них, где можно найти партизан. Хозяева ничего на это не ответили, они накормили брата с сестрой и постелили спать на сеновале. Старики знали, что сейчас многие люди ищут в лесу партизан. Среди них могут быть и провокаторы. Поэтому обижаться на стариков за недоверие было нельзя.

Утром на хутор заглянули партизаны. Их было четверо. Долго расспрашивали они брата и сестру, стараясь понять, что за люди перед ними. Им особенно подозрительным показалось то, что парень был обут в немецкие ботинки. Долго Володя убеждал партизан, что эту обувь мать выменяла за отцовский костюм.

Партизаны вполголоса поговорили еще о чем-то и наконец решили доставить Славиных в отряд. Привели, а надежды Владимира на то, что здесь найдется хоть один человек, который знает отца или слышал о нем, не оправдались. С ними долго беседовали командир отряда, комиссар и начальник штаба, по нескольку раз переспрашивали о ранее рассказанных событиях. Чувствовалось, что проверяют. Володя понимал, что иначе и быть не должно. Раз в отряд попали неизвестные, значит надо тщательно разобраться, не подослал ли их враг.

Прошло несколько дней. Славин шел через небольшую поляну к землянке, в которой поселилась Женя. Вдруг он увидел, как четверо партизан складывают у штабной землянки оружие. Владимир догадался, что они только что вернулись с задания, а оружие — их трофеи. «Счастливчики, — с завистью подумал парень. — Сколько оружия принесли! Видно, немало фрицев укокошили!» Славин подошел поближе и вдруг — замер: он узнал одного из тех семерых, которых в прошлом году вывел мимо немецких постов из города. Владимир так растерялся, что даже забыл его имя. А тот положил в общую кучу немецкий автомат, выпрямился, безразлично взглянул на парня, повернулся к своим товарищам. Только теперь Володя вспомнил:

— Сергей Миронович!

Мужчина обернулся.

— Сергей Миронович! Узнаете меня? Я — Володя. Помните, вашу группу из города выводил? Вы еще спрашивали, не хочу ли вместе с вами в лес, к партизанам.

Лицо мужчины посветлело. Он подошел, крепко обнял Славина.

— Вот так встреча! Как ты здесь оказался? Сказать честно, даже не думал, что увижу тебя в лесу! — Он отпустил из своих объятий парня. — Давно ты здесь?

Славин коротко сообщил о своих приключениях.

— И куда тебя определили?

— Да пока еще никуда. Все проверяют нас с сестрой.

— А что, сестра тоже здесь?

— Да, в этой землянке.

— А ну, погоди. Я сейчас! — Сергей Миронович быстрым шагом направился к штабной землянке.

Минут через пять он вернулся.

— Пошли к командиру!

Командир пригласил Владимира сесть на толстый чурбан и сказал:

— Вы не серчайте за такой прием. Сам понимаешь, время военное. Всякое может быть. Требовалась проверка. Но Сергей Миронович подтверждает. Так что вопросов больше нет. Тебя зачислим бойцом в наш отряд, а сестру направим на базу, к хозяйственникам. Там тоже лишняя пара рук пригодится.

К горлу Славина подкатил комок, от радости закружилась голова.

— Товарищ командир! О моих родителях ничего не слышали?

— Нет, хлопец. Пока ничего. Сейчас очень трудно разобраться. В городе обстановка сложная. Немцы хватают первого встречного. Тысячи людей расстреляны.

— Поэтому нам с тобой, — добавил Сергей Миронович, — надо крепче держать оружие в руках, чтобы помочь Красной Армии. Нужно, Володя, поскорее выбить этих сволочей из Белоруссии, из столицы нашей. Да и о помощи подпольщикам в городе не должны забывать. Видел, какие «гостинцы» добыл я с хлопцами? Кое-что перешлем и подпольщикам.

— Товарищ командир, а автомат мне дадут?

— Нет, дорогой. У нас таков порядок: воевать ты можешь с любым оружием, какое только душа пожелает, но сначала добудь его у врага. Сначала наши бойцы имели только охотничьи ружья. Один и сейчас не желает со своим дробовиком расставаться. Ты с ним еще познакомишься. Теперь, конечно, время другое. Есть у нас и автоматы, и пулеметы, и даже пушка. Хотелось бы иметь побольше мин. Но ничего, пока обходимся тем, что есть.

Славин и Сергей Миронович вышли из штабной землянки. Один из партизан, отдыхавших недалеко от сложенного трофейного оружия, крикнул:

— Ну как, Коротков? Выйдут командиры на нашу добычу посмотреть?

— Подождите, братцы, дайте с человеком поговорить, — ответил Сергей Миронович.

Коротков и Славин перешли поляну, остановились.

— Значит, вы тогда в этот отряд попали? — спросил Владимир.

— Да, братец, в этот.

— А где остальные люди из той группы?

— Двух уже нет. Погибли. Двух чехов помнишь? Командование вызвало на Большую землю. Они там нужнее. Остальные воюют в другом отряде. Вот таковы дела, Владимир. Жаль только, что наша встреча одновременно будет и расставанием. Отзывают меня в Москву.

— И что, в отряд больше не вернетесь?

— Не знаю, браток, не знаю, — Коротков неожиданно улыбнулся. — Впрочем, после нашей сегодняшней встречи я почему-то верю, что мы с тобой еще свидимся. Ну ладно, я пошел за операцию отчитываться. К вечеру зайду попрощаться, ночью самолет должен прилететь.

Сергей Миронович пошел к своим, а Славин направился к сестре.

Так начал Славин новую партизанскую жизнь. Прощание с Женей было грустным. Каждый думал об одном и том же: доведется ли встретиться вновь? Долго смотрел парень вслед сестренке, которая шла рядом с повозкой, где лежал раненый боец...