Состав основной части штурмовой группы остался прежним с заменой Белоглазова Виктором Мухиным. С Летаветом оставались все остальные, кроме Тимашева, который на перевале расхворался и вынужден был спуститься в нижний лагерь. На этот раз взаимодействие групп экспедиции было построено по-иному.
      Одновременно движением основной группы, группа Летавета должна была совершить восхождение на пик имени Карпинского (5050 м), стоящий к югу от перевала 4300 м в этом же хребте, напротив пика Сталинской Конституции. Такое распределение сил позволяло участникам одной группы наблюдать за восхождением другой и в случае необходимости придти друг другу на помощь.
      В полдень основная группа уходила с перевала, получив последние наставления Летавета о проведении глубокой разведки пути к вершине. Предупреждая нас о лавиноопасности, Август Андреевич разрешал совершить восхождение только при наличии благоприятных условий.
      Оставшиеся на перевале долго стояли на краю обрыва и смотрели вслед товарищам. Их не покидало чувство тревоги за друзей, уходящих в никем не пройденный маршрут. Что они встретят много трудностей - было совершенно очевидно, но смогут ли их все преодолеть никто не знал. Они позабыли о том, что завтра утром сами пойдут по неизведанному пути.
      У подножия северного плеча вершины основная группа тщательно осмотрела склон, наметила путь дальнейшего подъема и разбила бивуак примерно на высоте пройденного перевала - около 4 300 метров. Из палатки, расставленной на мягком, слегка утоптанном снегу, были видны пройденный ледник, морена, перевал, зубчатый скалистый гребень слева от него, а справа снежный, унизанный карнизами гребень, ведущий к вершине пика Карпинского.
      По расчету маршрута восхождения, с этого бивуака группа должна была выйти не позже четырех часов утра, чтобы преодолеть значительную часть лавиноопасного склона до восхода солнца. Хорошо разведанные лавинные дороги удобно обходились в верхней части склона. Но внизу требовалась особая осторожность и внимание, так как мощная лавина могла перехлестнуть через край неясно выраженных кулуаров и пересечь направление предполагаемого подъема группы.
      Это был вечер 4 сентября. На редкость теплый и безветреный, он не предвещал хорошей, устойчивой погоды. К семи часам мы закончили все дневные хлопоты, поужинали и даже натопили из снега полный котелок воды, чтобы рано утром можно было скорее приготовить завтрак. Котелок поставили у палатки на подстилку из веревки и тщательно укрыли от мороза штурмовой курткой. Не слишком доверяясь тихой погоде, проверили установку палатки. Затем забрались в спальные мешки, подложив под них сложенные зигзагом веревки и все свое имущество, которое в эту ночь могло послужить прослойкой, защищающей снизу от холода.
      Чтобы не раздавить защитные очки, их обычно оставляли на шее, а фотоаппараты, медикаменты, спички и некоторые продукты в непрочной упаковке, требовавшие осторожного обращения и предохранения от сырости, укладывали за изголовьем или подвешивали под потолком.
      Из предметов альпинистского снаряжения в палатку всегда брали веревку и рюкзаки, но изгоняли из нее кошки, бутылки с бензином, котелки с водой. Особой заботы требовали ботинки. Их надо было снять, очистить от снега и положить с собою в спальный мешок, чтобы они не замерзли и немного подсохли. Нужно сказать, что это было весьма неприятное соседство, но в конце концов мы свыклись с необходимостью каждую ночь что-нибудь сушить или оттаивать в своем спальном мешке. Редко альпинистам на Тянь-шане выпадали на восхождениях ночи такие теплые, чтобы можно было, снятые ботинки положить вместо подушки. Эти мелочи альпинистского быта давно стали настолько привычными, что не занимали нас.
      Вскоре все утихли и крепко уснули. Но около двух часов ночи нас внезапно разбудил грохот лавины. Сильный порыв ветра рванул палатку, затем сразу и грохот и ветер стихли.
      Лавина прошла близко от нас, и вес ждали вторую по тому же следу.
      Сон развеялся окончательно. По-видимому, за семь часов все успели достаточно отдохнуть и, проснувшись, думали о том, что через два часа расстанутся с палаткой и пойдут куда-то вверх, навстречу лавинам.
      Вторая лавина загрохотала, когда в палатке весело шумел примус. В первый момент все удивленно посмотрели на ровное синее пламя, но, убедившись в том, что грохот вызван не примусом, продолжали одеваться. При свете свечи в предутренней тишине быстро закончили все сборы.
      В начале подъема пришлось пересечь свежий конус лавинного выноса. В темноте переход по комьям застывшей лавины показался чрезмерно длинным и вызвал неодобрительные замечания. Дальше мы вышли на очень крутой, широкий снежный гребень. Собственно говоря, это был даже не гребень, а слабо выраженный контрфорс снежной стены. Мы выбрали этот путь как более безопасный от падения лавин и как ориентир движения, направленного к определенной части вершинного гребня.
      Ноги проваливались в мягкий снег выше чем по колена. Такой глубокий снег покрывал эту часть склона до самого выхода на вершинный гребень. Мы шли кверху напрямик, без зигзагов. Идущий впереди быстро уставал, и через каждые сто шагов производилась замена.
      Склон становился все круче, мягкий снег осыпался под ногами. Темп подъема сократился примерно до 50 м в час. Только в полдень группа выбралась на гребень и сделала передышку на твердом выступе. Отсюда предстоял подъем по обледенелому гребню на северное плечо вершины. Заглянув на-западный склон, мы убедились, что крутизна этих скатов превышает технические возможности группы, так что вопрос об обходе жандармов с запада отпал.
      Вторая часть подъема на плечо, в противоположность первой, проходила по жесткому снегу, чередующемуся с полосами голубоватого твердого льда. Пришлось рубить ступени и часто заменять страховку через ледоруб страховкой на ледовых крючьях. Перед выходом на плечо обнажились обледенелые скалы. Это опять был, подобный встреченному на пике Нансена, серый мрамор, изрезанный многочисленными трещинами и сцементированный льдом. Скальные крючья в нем совсем не держались, а ледовые - откалывали большие глыбы мрамора, летевшие под откос. Выступов нет, крючья не помотают, придется мне идти дальше без промежуточной страховки.
      Такая организация движения, когда страховка ведется снизу и альпинист уходит от страхующего на всю длину веревки, называется на честном слове, потому что при срыве веревка может оборваться. Редко бывают такие неблагоприятные условия, когда идущему впереди альпинисту приходится рисковать, чтобы обеспечить безопасность передвижения своих товарищей. Оставив внизу рюкзак и сосредоточившись на том, чтобы не сделать ни одного неверного движения, передовой альпинист требует пристального внимания к себе со стороны своего страховщика и, таким образом, преодолевает стоящее перед ним препятствие.
      После напряженного трудного и рискованного подъема бывает особенно приятно выйти на верхнюю часть гребня, обмотать веревку вокруг солидного выступа, забить в трещину скалы надежно зазвеневший крюк, защелкнуть в нем карабин и крикнуть вниз товарищу
      Все в порядке! Привязывай рюкзак - могу вытягивать.
      Когда все четверо вышли на плечо вершины к подножию первого жандарма, было около 17 часов. Усталость от 14-часовой работы и приближение вечера заставили подумать о еде и отдыхе. Огляделись, но не увидели вблизи ни малейшего подобия подходящей для бивуака площадки. Острый северный вершинный гребень на восток обрывался в бездну совершенно отвесно, на запад - ледяным склоном около 75 град. крутизны, а наверху состоял из ряда остроконечных скал, промежутки между которыми были заполнены, большими снежными карнизами, нависающими над бездной. Такой характер вершинный гребень сохранял на всем его видимом протяжении примерно на 80 м до первого большого жандарма.
      Когда в этот день начался ветер, мы не обратили на него внимания, но на гребне ветер явно усиливался. Облака цеплялись за вершину. Погода ухудшалась.
      Первая связка отдыхала, а Попов и Рацек пошли на разведку в поисках ровного места для установки палатки. Они прошли гребень до жандарма, за полчаса поднялись на его вершину, но спустились обратно, что называется, не солоно хлебавши, потому что за этим жандармом был провал метров на 100, потом стоял другой такой же жандарм, но площадки нигде не было.
      Наступал вечер. Для поисков не оставалось больше времени. Надо было устраиваться где-нибудь поблизости. Для ночевки сидя можно привязать веревки к выступам, расчистить ступеньку для ног и сесть на рюкзак, но это плохой выход. Так иногда можно ночевать на скале теплого Западного Кавказа, а здесь с таким комфортом можно и замерзнуть.
      Так как другого выхода не оставалось, для ночевки выбрали большой карниз. Он довольно прочно сидел па извилине гребня между двух надежных скал. Вырубили в этом карнизе ступеньку на метр, а с другой стороны подмостили снег и мелкие камни тоже примерно на метр, чтобы получилась площадка для установки палатки. Это было мое предложение. Оно выполнялось как приказ командира, но особого сочувствия не встретило из-за явной его опасности. Поэтому, сделав площадку на карнизе, я решил сам лечь с левой стороны палатки над бездной. С надежной страховкой это не будет так опасно, как кажется.
      Конструкция спроектированной площадки оказалась настолько удобной и легкой для выполнения, что ровно через час все хлопоты был закончены и палатка установлена на карнизе.
      Наконец, пришла очередь командира занять свое место над бездной. Я завязал середину свободной веревки за надежный выступ и забросил концы в открытый вход палатки. Трое альпинистов быстро обвязались заброшенной мною веревкой, повернулись на бок и мгновенно уснули.
      Ветер налетал порывами и сыпал на тонкую крышу шуршащие крупинки снега. Натянутые оттяжки дрожали, а иногда басовито гудели. Музыка эта в альпинистском понимании носила самый колыбельный характер, но мне не спалось. Неотвязные заботы не выходили из головы.
      Вышли на плечо вершины, но нет еще никаких данных о возможности преодолеть все жандармы. А хуже всего то, что потеплело и, видимо, погода портится. Продукты можно растянуть дня на четыре. Но сколько времени можно просидеть на этом карнизе? Хотелось сократить такой бивуак до одной единственной ночи. Ведь в случае обвала карниза вся четверка повиснет на веревках над бездной и растеряет половину снаряжения. Это будет полный провал, и все результаты экспедиции пойдут насмарку.
      Почему не было видно товарищей на пике Карпинского? Несколько раз я смотрел на гребень, но никого не видел. Очевидно, их загораживают карнизы, да и расстояние, невидимому, не меньше 10 км, и поэтому трудно их разглядеть.
      Кажется, наше предполагаемое взаимодействие будет равно нулю.
      Я задумался о своих товарищах-альпинистах, об их бескорыстном увлечении этим суровым видом спорта. Что привлекает их и еще многих наших рабочих и инженеров, учащихся и ученых в альпинизме? Влечет ли их в горы борьба с природой или стремление раскрыть ее тайны? Одно другое не исключает, а дополняет. У наших советских, людей, находящих в спорте одно из средств укрепления и развития замечательных моральных и физических качеств, свойственных всему нашему народу, тяга к альпинизму вполне понятна и естественна. С этими мыслями я крепко уснул.
      Проснулся я в пять часов утра, раздвинул полы палатки и, увидев вокруг сплошной туман, не стал будить дежурного. Испытание прочности снежного карниза продолжалось.
      СЕМЬ СТРАЖЕЙ КРАСАВИЦЫ КУЙЛЮ
      Туман был так густ, что не было видно окружающих гор. Приподняв, полу палатки, мы поняли, что сегодня спешить некуда.
      Попов, посмотрев на анероид и сверившись с записной книжкой, сообщил, что мы опустились ниже. Вчера, когда мы сюда поднялись, высота была 5 050. Вечером оказалось, что мы спим на высоте 5110. А сейчас мы опустились на 5 050. Это было признаком улучшения погоды. Не следует слишком затягивать испытание нашего снежного карниза.
      В это время в просвете между облаков, как в окне, появился освещенный солнцем, сверкающий снегом конус пика Сталинской Конституции. Ярко-синее небо за ним оттеняло чистоту свежевыпавшего снега. Вскоре окно закрылось вновь и видение исчезло, будто бы его никогда и не было. В сплошном белом тумане опять не стало видно ни единого пятнышка.
      Только к полудню облака, наконец, разошлись. В нашем распоряжении осталось 6 ходовых часов. Ясно, что за этот срок восхождения совершить не успеем. Выходим на разведку, чтобы наметить путь через жандарм и не плутать завтра утром.
      Первый жандарм, сняв кошки, одолели за 20 минут. Рацек и Попов шли впереди. Верхнюю страховку дали общую на обе связки. Так же спустились и вниз. Кое-где пришлось откалывать ледяные глыбы и сбрасывать громадные куски мрамора.
      Второй жандарм у подножия совершенно обледенел.
      Справа, вдоль отвесных скал этого жандарма наискось и вверх уходил ледяной припай, присыпанный слоем подтаявшего на солнце снега. По этому льду до основания третьего жандарма было всего метров 50. Крутизна льда около 70 град.. А жандарм стоял стеной высотою около 100 метров. Тогда я решил попробовать обход справа, пока наши кошки не очень затупились.
      Подрубив маленькую ступеньку, я ударил клювом ледоруба в скалу.
      - Мелковато!
      Дальше лед стал толще, но когда я начал рубить шестую ступеньку, отойдя на три метра от страхующего, подо много откололся широкий пласт льда вместе со всеми вырубленными ступеньками. Успев крикнуть Держи! - я скользнул вниз.
      Мухин страховал хорошо и задержал меня, стравив всего метра полтора веревки. Стоявшие рядом товарищи смогли меня вытащить.
      Тогда мы пустили в ход ледорубы. Слегка очистили ледяную броню второго жандарма, но полезли на него, не снимая кошек. Снять лед со всех уступов было невозможно. Видно было, что на северной стороне скалы он лежал веками. Кошки скрипели, царапая камни, а руки скользили на обледенелых уступах. Так или иначе, но через час Попов выбрался первым на вершину скалы и помог подняться остальным. Спуск на южную сторону жандарма был легче.
      Умудренные опытом, третий жандарм обходить мы не стали. Взяли его в лоб за 30 минут и собрались на вершине. Это была такая же мраморная, обледенелая глыба, как и предыдущие, только меньше размером.
      Дальше были видны препятствия иного характера. Четвертый и пятый жандармы были сплошь облеплены наметенным с запада снегом, и с них свисали над бездной грандиозные карнизы. Навесы этих карнизов выступали метров на 10-15, высота их была примерно такая же. Основание карнизов просматривалось по линии камней, проступавших кое-где с западной стороны.
      Шестой жандарм был виден не полностью. Он представлял собой ледяной конус, но снежные бугры вокруг него позволяли надеяться на возможность его обхода.
      За шестым жандармом виднелась неглубокая, но довольно широкая седловина, а за ней склон ледяного купола вершины.
      По западной кромке купола виднелись выступы небольших скал. Опыт хождения по карнизным гребням у всех участников был достаточный, поэтому, ввиду позднего времени, решили дальше не ходить и на этом разведку закончить.
      Удовлетворившись результатами разведки, мы; еще засветло в отличном настроении возвратились на свой уютный карниз. Перед тем как забраться в палатку, очень тщательно проверили состояние карниза и не нашли никаких оснований для опасений. Если он днем не рухнул, надо полагать, что ночью, когда снег смерзается крепче, тоже не упадет. Все с этим согласились, но страховкой не пренебрегли.
      Солнце опускалось за зубчатые гребни западных хребтов. Порозовели снежные склоны окружающих вершин, а снизу, из глубоких долин уже надвигалась темнота и постепенно поглощала склоны. Ясный закат предвещал улучшение погоды. После удачной разведки настроение у всех было такое хорошее, что никто не стал укорять дежурного за подгоревшее молоко. Поужинав, мы мирно сидели и вспоминали, как приятно купаться в теплом море и объедаться фруктами и какими надо быть чудаками, чтобы вместо морского пляжа залезть на эту кручу, сидеть голодными на ледяном уступе и сто раз рисковать жизнью. А все-таки хорошо в борьбе с природой прокладывать пути для науки, для исследователей и альпинистов. На Кавказе идешь, например, на Ушбу - это самый замечательный маршрут - на каждом шагу видишь следы трудов поколений альпинистов. Крюки забиты, площадки сделаны, жандармы знакомы по описаниям, камни сброшены. А здесь на Тянь-шане большинство маршрутов нехоженые, каждый уступ надо очистить, характер каждого жандарма изучить.
      Согретые дружеской беседой, мы запели всем известную альпинистскую песню
      Если к карте ты глаза поднимешь,
      Чтоб взглянуть на контуры страны,
      Никаким охватом не обнимешь
      Необъятной этой ширины.
      И везде - до Дальнего Востока,
      Как суровый страж родных полей,
      Горы поднимаются высоко
      На границах Родины моей.
      Пусть готовность светится во взорах
      Стать стеной за Родину свою,
      Кто не растерялся в снежных горах,
      Тот не струсит ни в каком бою!
      На следующее утро, это было 7 сентября, с восходом солнца мы вышли на штурм. За два часа прошли три уже знакомых нам скальных жандарма. Четвертый, снежный, потребовал к себе большего внимания, так как на нем трудно было организовать страховку. Ледорубом воспользоваться нельзя под тонким слоем снега оказались скалы. Крюк забить тоже нельзя - не было ни чистого льда, ни свободных ото льда скал. Эти особенности пути мучили нас и дальше. С большим трудом очищали мы ото льда и снега отдельные выступы, укладывали на них веревку или вонзали свои ледорубы в трещину между карнизом и скалами гребня. Надежности & этих устройствах не было.
      Пятый жандарм оказался еще круче. С запада к самому карнизу подходил покрытый льдом склон около 60 град. крутизны. Карниз также круто взмывал метров на 10 вверх и только в самой верхней части загибался на восток. При такой крутизне необходимо было вырубать ступени. Ниже гребня под тонким слоем льда оказалась плита. Попов, пробивавший эту часть пути, вырубал и расчищал ступени на самой верхушке скального гребня и шел по ним, придерживаясь рукой за карниз, стоявший слева от него твердой белой стеной. Таким образом, он прошел половину жандарма, отойдя от страховавшего его Рацека метров на 25. Товарищи из другой связки ждали своей очереди на переход и фотографировали этот громадный карниз с прилепившейся к нему маленькой фигуркой альпиниста.
      Вдруг послышалось негромкое шуршание, и. весь стройный карниз исчез, будто его никогда и не было. А Попов остался стоять на вершине острого гребня и, внезапно потеряв опору, некоторое время балансировал руками. Мы сделали еще по одному снимку - то же самое место, но уже без карниза.
      Падение карниза помогло нам быстрее закончить преодоление пятого жандарма. Шестой мы миновали, обойдя его без особых затруднений, и вскоре вышли на седловину. Яркое солнце заливало ослепительным светом юго-восточную сторону купола вершины, очерчивая ее контуры ореолом.
      Основание купола было отлогим, но дальше характер подъема резко изменился. Появились полосы твердого голубого льда, чередующиеся с полосами снега. Это было похоже на забитые снегом трещины. Мы шли, то проваливаясь по пояс в снег, то наши затупленные на скалах кошки скользили по твердому льду, и тогда приходилось вырубать ступени и забивать ледовые крючья.
      К часу дня вся группа вышла на вершину. Купол был рассечен огромной трещиной, на краю которой мы пробыли около часа, сделав много фотоснимков и записав свои наблюдения. Анероид Попова показал высоту 5 250 метров. Инструментальной съемкой высота пика Сталинской Конституции была определена в 5291 метр.
      Наконец-то нам удалось сделать засечку на неизвестную вершину к югу от Хан-тенгри. С пика Сталинской Конституции мы видели, как она возвышалась на востоке мощным ледяным массивом. Хребты Инылчек-тау, Каинды-катта и Боз-кыр составляли как бы подножие этой величественной вершины. Расстояние до нее по прямой мы определили примерно в 80 километров. Это придавало ей воздушную голубизну, рассердившую фотографов, не имевших телеобъектива. Попов тщательно измерил азимут загадочной вершины. Теперь, наконец, азимут на новую загадку Тянь-шаня взят.
      Пик Нансена был значительно ближе и поэтому выглядел внушительно. Мы смотрели на него, как на старого знакомого, и не сразу обратили внимание на пирамиду Хан-тенгри, приютившуюся с левой стороны.
      Оставили записку на скальном выступе северо-западной стороны конуса. Это, правда, немного в стороне от маршрута, но в снег записки не положишь. Затем приступили к спуску. Верхнюю часть купола покрывал мягкий снег. Хотя мы шли быстро, кошки не давали скользить. Я был спокоен и безмятежен. Держа ледоруб перед собой двумя руками, я в такт ходьбы размахивал им из стороны в сторону и делал большие шаги с видом победителя, возвращающегося с поля боя. Мне хотелось быстрее пройти этот безопасный участок. Даже при срыве здесь нельзя было упасть дальше седловины. Вот на жандармах придется темп сбавить, а дальше под откос опять можно будет шагать широко.
      Склон стал еще круче и с увеличением крутизны мне захотелось еще больше удлинить шаги. Сделав несколько больших шагов и незаметно для себя перейдя с полосы рыхлого снега на припудренный в верхней части слой голубого льда, я поскользнулся, свалился набок и стремительно полетел по крутому ледяному скату. Не успев перевернуться и сделать попытку замедлить скольжение ледорубом, я почувствовал рывок веревки в тот момент, когда обе мои ноги провалились в трещину и ударились в ее противоположный край.
      Рывок веревки и удар были, так сильны, что несколько мгновений я не мог придти в себя, а затем почувствовал, что не в состоянии больше двигаться
      Мне стало ясно, в какое тяжелое положение поставил я группу и всю экспедицию в целом. Получить травму на вершине, с которой только один путь через жандармы и лавиноопасные склоны, это значит связать по рукам и ногам своих товарищей.
      Когда меня вытащили из трещины, оказалось, что повреждена только одна нога. Я воспрянул духом и категорически отказался от предложения товарищей нести меня на руках. Взяв второй ледоруб, я двинулся вперед.
      Наступать на поврежденную ногу было мучительно больно, но не наступать на нее было невозможно. Скрывая проступающие слезы, я шел по следам, специально для меня аккуратно проложенным друзьями. Им хотелось поскорее вниз, они устали от окружающего холода и ледников, их подгонял голод. Однако они и виду не подавали, что их сколько-нибудь тяготит сопровождение больного, вытаптывали мне ступеньки, подсаживали, поддерживали, будто всегда ходили в горы в обществе хромых альпинистов.
      На снежных карнизах меня пришлось перетащить по перилам. Но на скалах, неожиданно для всех, я прошел, почти никого не задерживая.
      Забравшись в палатку на карнизе, я вытер со лба проступивший пот, снял башмак с опухшей ноги и лег лицом к бездне. Меня успокаивало то, что я повредил себе ноту после того, как наша задача была выполнена. Вершина взята, и шесть жандармов - шесть стражей красавицы Куйлю преодолены.
      Не преодолел я только седьмого жандарма, седьмого стража красавицы Куйлю. И вот сегодня я от него пострадал. Седьмым жандармом явилась моя неосторожность. В последнюю ночь на карнизе я не сомкнул глаз от мучительной боли.
      Рано утром мы ушли с карниза, выдержавшего редкое испытание. Наверное, это был единственный полезный снежный карниз среди подобных украшений горных хребтов.
      Спуск по снежным склонам с моей больной ногой был разрешен просто. На меня надели штурмовой костюм из прорезиненной ткани, куртку заправили в брюки, подняли капюшон и столкнули вниз. по канатной дороге из двух связанных альпинистских веревок. Пропустив, веревку через кольцо карабина и придерживаясь за нее руками, я быстро скользил вниз, задерживаясь у конца веревки, пока ее не вытягивали на новый участок спуска.
      В нижней отлогой части верные спутники лихо прокатили меня на тройке, привязав за здоровую ногу. Но когда кончился снег, пришлось прыгать на одной ноге, опираясь на плечи друзей.
      На леднике нас встретили товарищи из группы, вернувшейся с пика Карпинского. Они увидели с перевала, что трое альпинистов волокут четвертого и, сильно встревоженные, поспешили навстречу. Убедившись в том, что ничего особенно серьезного с моей ногой не произошло, Август Андреевич хлопнул меня по плечу.
      Ну вот, все-таки допрыгался! Смотри, не забывай, что ноги надо беречь. Ведь нам предстоит совершить еще очень много восхождений. Растяжение связок у тебя пройдет, пока доедешь на лошади до Пржевальска.
      А теперь поздравляю вас, друзья, с новой победой.
      МЫ ВЕРНЕМСЯ
      В этот вечер в долине Талды-су долго горел костер. Поужинав мясом молодого тэке и утолив жажду несчетным количеством кружек черносмородинного компота, альпинисты расположились у огня.
      Летавет потребовал обстоятельного рассказа о нашем восхождении. Меня часто прерывали вопросами. Все присутствующие переживали трудности восхождения, требовали новых и новых подробностей. Наконец, тема была исчерпана и я придвинулся к костру, чтобы согреть свою забинтованную ногу.
      Наступила очередь Летавета рассказать о восхождении на пик Карпинского. Проводив нашу четверку на пик Сталинской Конституции, группа Летавета вышла с рассветом на штурм вершины. Восход солнца они встретили на гребне, преодолев на кошках крутой подъем. Длинный, узкий, как лезвие ножа, извилистый, украшенный диковинными карнизами гребень вел к седловине у вершинного конуса. Порывы ураганного ветра сбивали с ног. Были моменты, когда ветер достигал такой силы, что невозможно было двигаться. Уцепившись руками за головку воткнутого в снег ледоруба, альпинисты прижимались к склону, закрывая лицо локтем. Снежные карнизы свисали па северо-восток, а на юго-западной стороне гребня ледяные стены чередовались с обледенелыми скалами. Преодоление гребня заняло 6 часов, и, наконец, группа оказалась на седловине у вершинного конуса.
      Выход на вершину занял еще 2 часа. Весь конус вершины оказался изрезанным скрытыми трещинами, мягкий снег сменялся полосами очень твердого льда. Все это очень походило на то, что мы встретили на вершине пика Сталинской Конституции.
      На вершине не оказалось удобного места для записки, поэтому ее пришлось положить в сложенный специально для этой цели тур.
      Высота пика Карпинского 5050 метров. Она соответствует высоте, на которой была установлена палатка нашей группы, поднимавшейся на пик Сталинской Конституции. С вершины пика Карпинского Летавет со своими спутниками на два дня раньше нас, 5 сентября, увидел замечательную панораму, первый план которой украшал пик Сталинской Конституции, называемый нами красавица Куйлю. На севере были отчетливо видны все вершины хребта Терскей Ала-тау, а на востоке, южнее Хан-тенгри и пика Нансена, по-видимому, в одном из южных притоков ледника Инылчека, была хорошо видна та самая неизвестная вершина, которая привлекала наше внимание на перевале Тюз. Этот огромный ледяной массив значительно возвышается над всеми окружающими его горами и, видимо, по своей высоте может поспорить с Хан-тенгри.
      С вершины пика Карпинского было сделано много снимков и взят азимут на загадочную вершину. Таким образом, мы ее видели с разных точек с перевала Тюз, с пика Карпинского и с пика Сталинской Конституции.
      Теперь, сопоставив наши засечки, можно уточнить местонахождение вершины.
      Засечки с перевала Тюз и с пика Карпинского были уже нанесены на карту. При свете двух электрических фонарей Попов и Тимашев нанесли на карту новую линию - засечку с пика Сталинской Конституции,
      Все линии сошлись в. одну точку - около 20 км южнее Хан-тенгри. Но на пятиверсткой карте в этом месте ничего нет. На схеме ледников массива Хан-тенгри, составленной экспедицией Погребецкого, также не обозначено особенно высоких пиков южнее Хан-тенгри. Значит, топографы до них еще не добрались, а альпинисты прошли мимо.
      У Летавета оказался с собой интересный старинный документ. Август Андреевич развернул лист и повернул его к свету.
      Эта схема массива Хан-тенгри составлена по материалам Мерцбахера. Тут нет белых пятен. Но чем больше мы узнаем наши горы, тем больше убеждаемся в том, что некоторые иностранные исследователи иногда восполняют незнание материала гипотезами. Посмотрите на эту путаницу хребтов, имеющую мало общего с действительностью. Взгляните на этот невероятно длинный ледник Майкап. Все это напоминает рисунок, сделанный по памяти, и никакой помощи такая схема оказать исследователю не может.
      Между тем советскими альпинистами существование таинственной вершины установлено с 1931 г. В первый раз о неизвестной высокой вершине к югу от Хан-тенгри сообщил Михаил Тимофеевич Погребецкий в декабре 1931 г., когда он в Москве читал доклад о своем восхождении на пик Хан-тенгри. Тогда Погребецкий высказал предположение, что эта высокая гора находится на территории Китая, поэтому она не вызывала интереса у участников экспедиции и не была нанесена на схему. Теперь мы установили, что она стоит не так уж далеко от Хан-тенгри и, несомненно, на нашей советской земле. В прошлом году Евгений Михайлович Абалаков рассказывал, что с вершины Хан-тенгри он видел в верховьях ледника Звездочка очень высокую вершину, возвышающуюся над облаками, закрывавшими все вокруг Хан-тенгри. Это опять была та же самая загадочная вершина. Если все это сопоставить с нашими наблюдениями, то уже сейчас можно сделать вывод о наличии в Тянь-шане вершины, которая по своей высоте не уступает Хан-тенгри.
      Перед нами стоит теперь вполне определенная задача. Надо подойти к этой вершине, найти пути на нее и совершить восхождение. Решение этой задачи имеет большое научное значение, поможет, наконец, покончить с путаницей в орографии Тянь-шаня и, кроме того, представляет значительный спортивный интерес. По возвращении в Москву мы будем ставить во Всесоюзном Комитете по делам физической культуры и спорта вопрос о проведении в следующем году альпинистской экспедиции, главной задачей которой должно явиться исследование южного берега ледника Южный Инылчек, установление местоположения и покорение вершины, соперничающей с Хантенгри.
      В этот вечер мы позабыли о сне и еще долго жгли костер, уточняя детали проведения новой экспедиции и своего в ней участия.