Греческие войска были гораздо слабее 5 хороших дивизий, обещанных первоначально генералом Папагосом[16]. Подавляющая часть греческой армии, около 15 дивизий, находилась в Албании, под Бератом и Валоной, которые она была не в состоянии взять. Греки отбили наступление итальянцев, предпринятое 9 марта. Остальная часть греческой армии — 3 дивизии и пограничные войска — находилась в Македонии, откуда Папагос отказался ее отвести и где после четырехдневных боев, последовавших за нападением немцев, она перестала существовать как военная сила. Греческая 19-я (моторизованная) дивизия, которая присоединилась к этим войскам, также была уничтожена или рассеяна.
Наши воздушные силы в Греции, насчитывавшие в марте всего 7 эскадрилий (80 боевых самолетов), сильно страдали из-за нехватки посадочных площадок и плохой связи. Несмотря на небольшие подкрепления, посланные в апреле, английские военно-воздушные силы в численном отношении были гораздо слабее противника. 2 наши эскадрильи сражались на Албанском фронте.
Остальные 5, поддерживаемые в ночных операциях 2 эскадрильями «Веллингтонов» из Египта, должны были удовлетворять всем прочим нашим нуждам. Им противостояло свыше 800 германских боевых самолетов.
Наступление на Южную Югославию и Грецию было поручено германской 12-й армии, состоявшей из 15 дивизий, из которых 4 были танковые. Из этого числа 5 дивизий, включая 3 танковые, приняли участие в наступлении на юг, к Афинам.
Слабым местом алиакмонской позиции был ее левый фланг, который немцы могли обойти, двигаясь через Южную Югославию. С югославским генеральным штабом поддерживалась очень слабая связь, и его план обороны и степень подготовленности не были известны ни грекам, ни нам. Однако имелась надежда, что в труднопроходимой местности, которую придется пересечь противнику, югославы сумеют по меньшей мере задержать его на значительное время.
Эта надежда оказалась необоснованной. Генерал Папагос не считал отступление из Албании с целью противодействовать такому обходному движению осуществимой операцией. Это не только тяжело отразилось бы на моральном состоянии войск, но, поскольку греческой армии так не хватало транспортных средств, а коммуникации были столь плохими, общее отступление перед лицом врага оказывалось невозможным. Папагос, несомненно, откладывал решение, пока не стало слишком поздно. В такой обстановке наша 1-я бронетанковая бригада достигла 27 марта передового района, где через несколько дней к ней присоединилась новозеландская дивизия.
Ранним утром 6 апреля германские армии вторглись в Грецию и Югославию. Одновременно были совершены интенсивные воздушные налеты на Пирей, где разгружались суда, доставившие наши экспедиционные войска. В эту ночь порт был почти полностью разрушен в результате взрыва английского корабля «Клан Фрезер», стоявшего у причала с грузом 200 тонн тола. Это было бедствие, из-за которого грузы пришлось направлять в другие, менее значительные порты. Один этот налет стоил нам и грекам 11 судов общим водоизмещением 43 тысячи тонн.
С этих пор снабжение союзных армий морским путем продолжалось в условиях все усиливавшихся воздушных налетов, которым нельзя было оказать сколько-нибудь эффективное противодействие. Ключом к решению морской проблемы был разгром авиационных баз противника на Родосе, но для выполнения этой задачи не было в наличии достаточных сил, а пока что тяжелые потери в тоннаже были неизбежны. Было большим счастьем, что недавнее сражение у Матапана, как выразился в своем донесении адмирал Кэннингхэм, дало итальянскому флоту урок, который удерживал его от новых выступлений до конца года. Его активное вмешательство в этот период сделало бы задачу нашего флота в Греции невыполнимой.
Одновременно с яростной бомбардировкой Белграда в Югославию вторглись с нескольких направлений германские армии, уже стоявшие наготове на границе. Югославский генеральный штаб не пытался нанести единственно возможный для него смертельный удар по итальянскому тылу. Он считал себя обязанным не покидать Хорватию и Словению и поэтому был вынужден попытаться оборонять всю пограничную линию. Четыре югославских армейских корпуса на севере были быстро и неумолимо отброшены в глубь страны германскими танковыми колоннами, поддерживаемыми венгерскими войсками, которые форсировали Дунай, и германскими и итальянскими силами, наступавшими на Загреб.
Таким образом, главные югославские силы были в беспорядке отброшены на юг, и 13 апреля германские войска вступили в Белград. Тем временем германская 12-я армия генерала Листа, сосредоточенная в Болгарии, рванулась в Сербию и Македонию. 10 апреля она вступила в Монастир и Янину и тем самым предотвратила возможность контакта между югославами и греками и разгромила югославские силы на юге.
В связи с прекращением сопротивления Югославии английский посланник в Белграде Кэмпбелл был вынужден покинуть столицу. Он обратился за инструкциями, которые я и послал ему.
Премьер-министр — английскому посланнику в Югославии
13 апреля 1941 года
«1. Мы никак не сможем послать в Адриатическое море к северу от Валоны английские надводные военные корабли или английские и американские торговые суда и транспорты. Причиной этому — авиация, не игравшая эффективной роли в прошлой войне. Эти корабли были бы лишь потоплены, что никому не помогло бы.
2. Мы не понимаем, зачем королю или правительству покидать обширную гористую страну, в которой полным-полно вооруженных людей. Германские танки смогут, несомненно, двигаться по дорогам и тропам, но, чтобы разгромить сербские армии, немцы должны подтянуть пехоту. Тут-то и появится возможность истребить их, и юный король и министры должны, разумеется, сыграть в этом свою роль. Однако, если в какой-то момент король и несколько человек из его личной свиты будут вынуждены покинуть страну и при этом не окажется самолетов, можно будет послать в Котор или какое-нибудь другое место по соседству английскую подводную лодку...
...
4. Вы должны и впредь всемерно поддерживать боевой дух югославского правительства и армии, напоминая им, с каким переменным успехом велась война в Сербии в прошлый раз».
Но время югославских партизан еще не наступило. 17 апреля Югославия капитулировала[17].
Этот внезапный крах уничтожил главную надежду греков. Это был еще один пример тактики «уничтожения противника поодиночке». Мы сделали все, что могли, чтобы добиться согласованных действий, и не наша вина, если это нам не удалось. Теперь все мы очутились перед весьма мрачной перспективой.
В момент вступления немцев в Грецию английская 1-я бронетанковая бригада занимала передовые позиции на реке Вардар. Новозеландская дивизия разместилась на реке Алиакмон. Слева от них стояли греческие 12-я и 20-я дивизии. Прибывали также головные части австралийской 6-й дивизии. К 8 апреля стало ясно, что сопротивление югославов на юге рушится и что вскоре левый фланг алиакмонской позиции окажется под угрозой. Для отражения этой угрозы одну австралийскую бригаду, к которой позже присоединилась 1-я бронетанковая бригада, дислоцировали так, чтобы закрыть подступы со стороны Монастира. Продвижение противника было задержано благодаря разрушениям и эффективной бомбардировке, произведенным английскими военно-воздушными силами, но 10 апреля началась атака противника на левом фланге наших войск. Она была отбита в результате двухдневных упорных боев, которые велись в условиях суровой погоды.
Западнее находилась лишь одна греческая кавалерийская дивизия, поддерживавшая связь с силами в Албании, и генерал Вильсон решил отвести свой подвергавшийся сильному давлению левый фланг к Козани и Гревена. Этот маневр был завершен 13 апреля, но в ходе его греческие 12-я и 20-я дивизии начали распадаться и не могли больше играть существенной роли. Отныне наши экспедиционные войска остались одни. К 14 апреля новозеландская дивизия также отошла, чтобы защищать важный горный проход севернее горы Олимп. Одна из бригад этой дивизии прикрывала главную дорогу на Ларису. Противник предпринял сильные атаки, которые были отбиты. Но Вильсон, левый фланг которого все еще подвергался угрозе, решил отступить к Фермопилам. Он поделился своим планом с Папагосом, который одобрил его и при создавшихся обстоятельствах сам предложил эвакуировать англичан из Греции.
Уэйвелл приказал Вильсону продолжать бои во взаимодействии с греками, пока они в состоянии оказывать сопротивление, но разрешил любое дальнейшее отступление, в случае если это будет сочтено необходимым. Всем кораблям, находившимся на пути в Грецию, было приказано вернуться. Были также отданы приказы не производить погрузку на новые суда и разгрузить те, которые уже грузились или были нагружены. Уэйвелл считал, что прежде, чем приступить к посадке наших войск на суда, следует получить от греческого правительства официальную просьбу на этот счет. Он полагал, что Крит будет удержан.
Я сразу же ответил на эти тяжелые, но не неожиданные известия.
Премьер-министр — генералу Уэйвеллу
17 апреля 1941 года
«1. Мы не получили от Вас известий о том, что произошло на нашем фронте в Греции.
2. Мы не можем остаться в Греции вопреки желанию греческого главнокомандующего и обречь тем самым страну на опустошение. Вильсон или Палайрет должны получить от греческого правительства одобрение просьбы Папагоса. Если такое согласие будет получено, следует приступить к эвакуации, однако не в ущерб отходу к фермопильской позиции, во взаимодействии с греческой армией. Вы, конечно, постараетесь спасти как можно больше техники.
3. Крит нужно удерживать большими силами, и при перераспределении Ваших сил Вам надлежит позаботиться об этом. Важно, чтобы на Крите разместились вместе с королем и правительством сильные части греческой армии. Мы окажем помощь и будем всемерно поддерживать оборону Крита».
17 апреля генерал Вильсон отправился из Фив во дворец в Татое, где встретился с королем, генералом Папагосом и нашим послом. Было признано, что отступление к линии Фермопил является единственно осуществимым планом. Генерал Вильсон был уверен, что некоторое время он сможет удерживать эту линию.
Отступление к Фермопилам было трудным маневром, ибо, пока противника сдерживали в ущелье Темпе, в Олимпийском проходе и в других пунктах, все наши силы должны были пройти через узкий проход у Ларисы. Самой серьезной угрозы Вильсон ожидал на своем западном фланге и, чтобы отразить ее, разместил в Калабаке одну бригадную группу. Но наиболее критическое положение создалось на востоке, в ущелье Темпе и Олимпийском проходе. Этот проход упорно обороняла в течение необходимых трех дней новозеландская 5-я бригада. Положение в ущелье Темпе было еще более угрожающим, так как для немцев оно служило кратчайшим подступом к Ларисе. Вначале его защищал только новозеландский 21-й батальон, позднее туда была направлена австралийская бригада. Его удерживали в течение трех дней, необходимых для того, чтобы все наши войска прошли через узкий проход у Ларисы.
Эти упорные и искусно проводившиеся арьергардные бои приостановили стремительное продвижение немцев во всех пунктах и причинили им тяжелые потери. К 20 апреля занятие фермопильской позиции было захвачено. Фронтально это была сильная позиция, но необходимость охранять прибрежную дорогу, следить за возможным вторжением из Эвбеи, а главное — предотвращать продвижение к Дельфам ставила наши войска в трудное положение. Однако немцы продвигались медленно, и эти позиции так и не подверглись особенно серьезным испытаниям.
В тот же день капитулировали греческие армии на Албанском фронте. 24 апреля Греция окончательно капитулировала перед превосходящей мощью немцев.
Теперь перед нами встала необходимость провести еще одну из тех эвакуации морским путем, какие нам приходилось проводить в 1940 году. В тех условиях организованный вывод из Греции свыше 50 тысяч человек мог показаться почти безнадежной задачей. Однако она была выполнена королевским морским флотом. На море этими операциями руководил вице-адмирал Придхэм-Уиппелл, а на берегу — контр-адмирал Бейли-Громан и штаб армии. В Дюнкерке мы в целом обладали господством в воздухе. В Греции контроль в воздухе полностью и неоспоримо принадлежал немцам, они могли почти непрерывно атаковать порты и отступающую армию. Было очевидно, что посадку на суда можно производить лишь ночью и что, кроме того, нужно избегать появления войск близ прибрежной полосы в дневное время.
На выполнение этой задачи адмирал Кэннингхэм бросил почти все свои легкие корабли, включая 6 крейсеров и 19 эсминцев. Действуя из небольших портов и с прибрежной полосы Южной Греции, эти корабли вместе с 11 транспортами и штурмовыми судами и множеством более мелких судов начали ночью 24 апреля спасательные работы.
Эти работы продолжались пять ночей подряд. 26 апреля парашютисты противника захватили важный мост через Коринфский канал, и вслед за тем германские войска хлынули на Пелопоннес, тесня наших солдат, стремившихся достичь южной прибрежной полосы. Ночью 24 и 25 апреля было вывезено 17 тысяч человек. Мы потеряли 2 транспорта. На следующую ночь из пяти пунктов посадки было вывезено около 19 500 человек.
28 и 29 апреля 2 крейсера и 6 эсминцев сделали попытку спасти с прибрежной полосы близ Каламе 8 тысяч солдат и 1400 югославских беженцев. Эсминец, посланный вперед для организации посадки, обнаружил, что город находится в руках противника и охвачен огнем. Поэтому от главной операции пришлось отказаться. Хотя немцы были выбиты из города контратакой, только 450 человек были сняты с прибрежной полосы к востоку от города четырьмя эсминцами, использовавшими собственные лодки. В ту же ночь крейсер «Аякс» и три эсминца спасли 4300 человек из Монемвасии.
Эти события ознаменовали окончание основной эвакуации. В последующие два дня небольшие изолированные группы были сняты с различных островов и мелких судов в море, а 1400 офицеров и солдат, которым, «рискуя жизнью, помогали греки, самостоятельно добрались до Египта в последующие месяцы.
В следующей таблице приведены окончательные цифры эвакуации по армии:
Потери составили:
Всего было благополучно вывезено 50 662 человека, в том числе личный состав королевских военно-воздушных сил и несколько тысяч жителей Кипра, Палестины, греков и югославов. Это составляло около 80 процентов сил, первоначально направленных в Грецию.
Греческий военный флот, небольшой, но знающий свое дело, перешел теперь под контроль англичан. Один крейсер, шесть современных эсминцев и четыре подводные лодки бежали в Александрию, куда прибыли 25 апреля.
Впоследствии греческий флот отличился во многих наших операциях в Средиземном море.
Глава тринадцатая
Триполи и «Тайгер»
Катастрофа на нашем фланге в Пустыне привела к уже описанным выше последствиям в Африке. Она означала также отказ от захвата Родоса, угрожавшего нашим коммуникациям с Грецией. Тяжело сказалась она и на греческом предприятии, уже и без того рискованном, хотя это последнее все равно потерпело бы крах. К рассказу о том, что произошло в песках Пустыни, мы должны добавить теперь повествование о событиях, происходивших одновременно на море.
Еще 10 апреля адмирал Кэннингхэм почувствовал, как серьезно отразился на нем внезапный стремительный бросок победоносных танковых войск Роммеля. Он предупредил нас:
«Если в следующем месяце немцы сумеют переправить достаточно сил, они, вероятно, распространят свой контроль по меньшей мере до Мерса-Матруха, а если они это сделают, то сомнительно, сможет ли флот использовать Александрию под ударами бомбардировщиков, сопровождаемых эскортом истребителей.
У немцев хорошие шансы достичь этого, если мы не разрушим Триполи. Мне думается, что цель может быть достигнута с помощью непрерывных воздушных налетов... Поэтому я считаю, что для выполнения этой задачи в Египет должны немедленно вылететь бомбардировщики дальнего действия, и этому ничто не должно помешать».
К сожалению, не было никакой возможности создать в Египте за несколько недель отряд бомбардировщиков дальнего действия, способных причинить Триполи сколько-нибудь ощутимый ущерб. Обстрел с моря, помимо того, что он являлся гораздо более эффективным и экономичным, был единственной практической мерой, которую мы были в состоянии осуществить, и я считал, что таким способом флот, несмотря на тяжелую нагрузку, которую он нес тогда в греческой кампании, возможно, сумел бы внести важный вклад в оборону Египта.
Необходимость нанести удар по Триполи вызвала горячую дискуссию между военно-морским министерством и адмиралом Кэннингхэмом: рисковать ли своим флотом, проводя обстрел в весьма опасном районе, или же принять другое весьма суровое решение.
Военно-морское министерство — главнокомандующему флотом на Средиземном море
15 апреля 1941 года
«Для стабилизации положения на Среднем Востоке необходимы, очевидно, радикальные меры. После тщательного изучения было решено, что одни только действия нашей авиации против Триполи не прервут в достаточной степени поток подкреплений, которые прибывают в Ливию главным образом через этот порт. Поэтому необходимо в самое ближайшее время принять другие меры.
Имеются два решения:
а) обстрел гавани,
б) попытка блокировать ее.
Начальники управлений министерства согласны с Вами, что результат обстрела ненадежен и нельзя ожидать, чтобы он, хотя бы временно, значительно уменьшил приток подкреплений. Поэтому решено, что следует попытаться сочетать обстрел с блокированием так, чтобы обстрел производили в упор блокировочные суда по мере своего приближения к гавани».
Этот приказ был рассчитан на то, чтобы убедить отважного Кэннингхэма подходить к событиям с той меркой, с которой мы подходили к ним в Уайтхолле, и внушить ему, что в этот критический момент необходимо идти даже на отчаянный риск. На рассвете 21 апреля Кэннингхэм появился в виду Триполи с линкорами «Уорспайт», «Бархэм» и «Вэлиант», крейсером «Глостер» и эсминцами и в течение 40 минут обстреливал город. К общему удивлению, была достигнута полная внезапность. Батареи береговой артиллерии не отвечали в течение 20 минут. Никакого сопротивления не было оказано и с воздуха. Судам, стоявшим в гавани, а также набережным и портовым сооружениям были причинены повреждения. На складе горючего вспыхнул большой пожар, перекинувшийся на окружающие здания. Английский флот отошел без потерь. Ни один корабль не получил даже попадания.
Главной моей целью оставалась победа в Западной пустыне. Нужно было уничтожить армию Роммеля, пока он не стал слишком сильным и пока новая страшная танковая дивизия не прибыла к нему в полном составе. Такая победа во всяком случае спасла бы от краха наши позиции в Египте. Поэтому я должен рассказать об одном эпизоде, за который я нес более непосредственную ответственность, чем обычно.
Катастрофа на фланге сил Уэйвелла в Пустыне оставила его почти без танков. Воскресенье, 20 апреля, я проводил в Дитчли и работал в постели, когда пришла телеграмма генерала Уэйвелла начальнику имперского генерального штаба, вскрывавшая всю тяжесть его положения.
«Хотя положение в Киренаике улучшилось, еще некоторое время перспективы будут внушать беспокойство из-за нехватки у меня танков, особенно крейсерских. Как вы понимаете, исход этой войны в Пустыне зависит во многом от количества танков... Противник имеет на линии фронта в Киренаике, вероятно, по меньшей мере 150 танков, из которых около половины — средние танки. В течение мая я могу получить из ремонтных мастерских еще 30 — 40 крейсерских танков, что позволит сформировать еще одну слабую часть, и несколько пехотных танков, которые, вероятно, потребуются для непосредственной защиты Александрии от возможных рейдов».
В отдельной телеграмме, датированной тем же числом, генерал Уэйвелл подробно описал положение с танками.
«Как видно, к концу мая предполагается сформировать в Египте только два полка крейсерских танков, и нет никаких резервов для возмещения потерь, между тем как в настоящее время в Египте имеется прекрасно подготовленный личный состав для шести бронетанковых полков. Я считаю, что в дополнение к пехотным танкам, которые не обладают скоростью и радиусом действия, необходимыми для операций в Пустыне, крайне нужны также крейсерские танки.
Прошу начальника имперского генерального штаба оказать личное содействие».
Прочитав эти тревожные послания, я решил, не считаясь больше с нежеланием военно-морского министерства, послать через Средиземное море непосредственно в Александрию конвой со всеми танками, необходимыми генералу Уэйвеллу. У нас имелся конвой с крупными танковыми подкреплениями, который должен был немедленно отправиться вокруг мыса Доброй Надежды. Я решил, что быстроходные танкодесантные баржи, входящие в состав этого конвоя, должны повернуть у Гибралтара и пойти кратчайшим путем, сэкономив таким образом почти 40 дней.
Адмирал Паунд согласился провести транспорт через Средиземное море. Начальник штаба военно-воздушных сил маршал авиации Портал сказал, что постарается выделить эскадрилью «бофайтеров», чтобы обеспечить дополнительное прикрытие с Мальты. Затем я попросил комитет рассмотреть вопрос об отправке с конвоем дополнительно 100 крейсерских танков. Я готов был пойти на двухдневную задержку. Генерал Дилл воспротивился отправке этих танков ввиду нехватки танков для обороны метрополии. Учитывая то, что он согласился 10 месяцев назад, когда в июле 1940 года мы послали на Средний Восток вокруг мыса Доброй Надежды половину нашего небольшого количества танков, я не мог в то время признать этот довод веским.
Как известно читателю, в апреле 1941 года я не считал вторжение серьезной опасностью, поскольку для отражения его были сделаны надлежащие приготовления. Теперь мы знаем, что эта точка зрения была правильной. Было решено приступить к выполнению этой операции, которую я назвал «Тайгер», и присоединить к конвою шестое судно с 67 (крейсерскими) танками «Марка VI». Однако, несмотря на все старания, это судно не удалось нагрузить вовремя и оно не смогло отплыть вместе с конвоем.
Пока все это происходило, мысли о Тобруке не переставали беспокоить нас. 24 апреля генерал Уэйвелл сообщил о серьезном положении с истребителями. Все «харрикейны», действовавшие в Греции, были потеряны, а в результате недавних налетов вражеской авиации на Тобрук была уничтожена или повреждена значительная часть «харрикейнов», имевшихся там. Маршал авиации Лонгмор считал, что всякая дальнейшая попытка держать в Тобруке эскадрилью истребителей приведет лишь к бесполезным тяжелым потерям.
Таким образом, до тех пор пока не удалось бы создать новый отряд истребителей, противник безраздельно господствовал бы в воздухе над Тобруком. Однако в это утро гарнизон отбил атаку, причинив врагу тяжелые потери и взяв 150 пленных.
В это время ощущалось сильное беспокойство и замечался некоторый пессимизм. Я не мог удержаться от суровых замечаний.
Премьер-министр — начальнику имперского генерального штаба
22 апреля 1941 года
«Мы не должны забывать, что осажденных в четыре-пять раз больше, чем осаждающих. Никто не возражает против того, чтобы они устроились удобно, но они должны быть очень осторожны и не позволить меньшим силам окружить себя и потерять тем самым возможность вести наступательные действия на коммуникациях врага. Надо полагать, что 25 тысяч человек с сотней орудий и обильными запасами в состоянии удерживать сильно укрепленную зону против 4500 человек, коммуникации которых протянулись на 700 миль, даже если эти люди немцы. В данном случае некоторые из них не немцы. Цифры, которые я привел, получены мной от военного министерства. Мы не должны ставить себя слишком низко по сравнению с противником».
Вскоре генерал Уэйвелл прислал нам новую тревожную информацию о приближавшихся подкреплениях Роммеля. Высадка германской 15-й танковой дивизии, за вычетом потерь, понесенных ею при переезде через Средиземное море, должна была закончиться, вероятно, к 21 апреля. Надо было думать, что 15-я танковая дивизия, 5-я легкая моторизованная дивизия и дивизии «Ариете» и «Тренто» сумели бы выступить уже во второй половине июня, а не в июле, то есть на две недели раньше, нежели предполагалось.
В течение последующих двух недель мое внимание и заботы были прикованы к перипетиям операции «Тайгер». Я полностью отдавал себе отчет в том риске, на который готов был пойти начальник военно-морского штаба, и знал, что в военно-морском министерстве многих охватили дурные предчувствия. 6 мая караван, состоявший из пяти 15-узловых судов, эскортируемых соединением «Н» под командованием адмирала Сомервелла («Ринаун», «Малайя», «Арк Ройал» и «Шеффилд»), миновал Гибралтар. Вместе с караваном шли также подкрепления для Средиземноморского флота, состоявшие из «Куин Элизабет» и крейсеров «Найяд» и «Фиджи». Атаки самолетов 8 мая были отбиты без потерь, причем было уничтожено 7 вражеских машин. Однако ночью два судна, приближаясь к Проливам, подорвались на минах. Одно из них, «Эмпайр сонг», загорелось и после взрыва затонуло. Другое, «Нью-Зиленд стар», смогло продолжать путь с караваном.
Достигнув входа в пролив Скерки, адмирал Сомервелл расстался с караваном и вернулся в Гибралтар. Чтобы укрепить эскорт каравана, он выделил шесть своих эсминцев и крейсер «Глостер». Днем 9 мая адмирал Кэннингхэм, воспользовавшись возможностью провести караван к Мальте, встретил со своим флотом караван «Тайгер» в 50 милях южнее Мальты. Затем все его корабли взяли курс на Александрию, куда прибыли без дальнейших потерь или повреждений. Во время этих операций также представилась возможность провести 7 и 10 мая силами легких военных кораблей два ночных обстрела Бенгази.
Глава четырнадцатая
Мятеж в Ираке
Англо-иракский договор 1930 года предоставлял нам, в частности, право держать в мирное время авиабазы близ Басры и Хаббании и перевозить в любое время вооруженные силы и грузы. Договор предусматривал также предоставление нам во время войны всех условий для переброски наших вооруженных сил, включая использование железных дорог, рек, портов и аэродромов. Когда началась война, Ирак разорвал дипломатические отношения с Германией, но не объявил ей войны, а когда в войну вступила Италия, иракское правительство даже не порвало с нею отношений. Таким образом, итальянская миссия в Багдаде стала для держав оси главным центром пропаганды и разжигания антианглийских настроений. В этом ей помогал иерусалимский муфтий, бежавший из Палестины незадолго до начала войны, а затем получивший убежище в Багдаде.
С крушением Франции и прибытием в Сирию комиссии держав оси по перемирию престиж англичан упал очень низко, и это положение вызывало у нас сильнейшее беспокойство. Но поскольку мы были заняты другими делами, о военной акции не могло быть и речи, и нам приходилось выпутываться из положения в меру своих сил. В марте 1941 года положение ухудшилось. Рашид Али, сотрудничавший с немцами, стал премьер-министром и начал вместе с тремя видными иракскими офицерами подготавливать заговор. Эту четверку прозвали «золотым квадратом». В конце марта регент Эмир Абдулла Иллах, сочувствовавший англичанам, бежал из Багдада.
В этот момент было особенно важно обеспечить безопасность Басры, главного порта Ирака на Персидском заливе, и я написал министру по делам Индии.
Премьер-министр — министру по делам Индии
8 апреля 1941 года
«Положение в Ираке обострилось. Мы должны обеспечить безопасность Басры, так как американцы все энергичнее настаивают на создании там большой авиасборочной базы, куда они могли бы непосредственно доставлять свои самолеты. Этот план представляется весьма важным, поскольку центр войны явно перемещается на Восток».
Главнокомандующий войсками на Среднем Востоке генерал Окинлек немедленно предложил направить в Басру пехотную бригаду и полк полевой артиллерии, большая часть которого уже находилась на борту судна, направлявшегося в Малайю. Другие войска должны были последовать за ними как можно скорее. 18 апреля бригада, не встретив никакого сопротивления, высадилась в Басре под прикрытием английского батальона, который накануне был доставлен в Шуайбу на самолетах. К правительству Индии обратились с просьбой как можно скорее послать еще две бригады, также предназначавшиеся для Малайи.
Премьер-министр — министру иностранных дел
20 апреля 1941 года
«Сэру Кинэхэну Корнуоллису[18] следует разъяснить, что мы посылаем войска в Ирак главным образом для того, чтобы обеспечить прикрытие и создание в Басре большой сборочной базы, и что все происходящее в других районах страны, кроме Хаббании, имеет в настоящий момент абсолютно второстепенное значение. Мы воспользовались правами, предоставляемыми договором, чтобы обосновать эту высадку и избежать кровопролития, но в случае необходимости для обеспечения высадки была бы использована сила. Поэтому наше положение в Басре опирается не только на договор, но также на новые события, являющиеся следствием войны».
Когда в соответствии с этим наш посол уведомил Рашида Али, что 30 апреля в Басру прибудут новые транспорты, тот сказал, что не может разрешить никаких новых высадок, пока войска, уже находящиеся в Басре, не проследуют через порт. Генералу Окинлеку было сказано, что высадка должна тем не менее продолжаться, и Рашид Али, который рассчитывал на помощь германской авиации и даже германских авиадесантных войск, был вынужден действовать.
Его первый враждебный шаг был направлен против Хаббании, нашей учебной авиабазы в Иракской пустыне. 29 апреля 230 английских женщин и детей были переброшены на самолетах из Багдада в Хаббанию. Всего в полевом лагере находилось несколько больше 2200 военных и не менее 9 тысяч штатских лиц.