ГЛАВА 6

Одышка началась у Чарльза Вейланда в коридоре, еще раньше, чем он успел добраться до своей каюты. Глаза его заслезились. Миллиардер уткнулся подбородком в грудь и сдержал кашель. Если он теперь начнется, то уже вряд ли остановится. А потому Вейланд подавил приступ, но дорогой ценой. Он споткнулся и чуть было не упал, а его клюшка для гольфа загрохотала по металлическому полу.

Тогда могучая рука обхватила его за пояс, и низкий голос пророкотал ему в ухо:

– Обопритесь на меня.

– Все в порядке, Макс, – прохрипел Вейланд.

Обретя равновесие, он оттолкнул Максвелла в сторону и выпрямился.

– Дай мне клюшку и открой дверь, пока кто-нибудь меня таким не увидел.

Пользуясь клюшкой как тросточкой, Вейланд проковылял в свою каюту. Максвелл быстро закрыл и запер за ним дверь, а затем помог Чарльзу Вейланду сесть в пухлое кожаное кресло. Клюшку для гольфа Максвелл поставил к стене и предложил боссу кислородную маску из прозрачной пластмассы.

Вейланд сделал несколько долгих глубоких вдохов, и его изможденное лицо снова стало нормального цвета.

– Спасибо, – произнес он между вдохами. Когда силы к нему вернулись, Вейланд отбросил маску и осмотрел свою каюту, которая больше напоминала больничную палату. Миллиардер сморщил нос от медицинского запаха, стоявшего в комнате.

– Зеркало, пожалуйста.

Макс прикатил к креслу Вейланда передвижной туалетный столик с зеркалом и отступил. Вейланд ненадолго вгляделся в свое бледное отражение, а затем откинулся на спинку кресла и погрузился в воспоминания. В возрасте двадцати одного года Чарльз Вейланд владел Гарвардской МБА и небольшой компанией спутникового картографирования, унаследованными им от отца. Два года спустя он приобрел кабельное предприятие на Среднем Западе, затем телекоммуникационную сеть в Неваде. Через десятилетие, отмеченное проницательной и взвешенной экспансией, «Вейланд индастриз» стала крупнейшим конгломератом спутниковых систем в мире, компанией стоимостью свыше трехсот миллиардов долларов. Поставив свою финансовую империю на надежные рельсы, Чарльз Вейланд вознамерился изменить мир.

Броская фраза «Расширить границы человеческих возможностей» была не просто лозунгом «Вейланд индастриз» – это была совокупность личной философии Чарльза Вейланда. Его мать умерла, когда Чарльзу еще не исполнилось и двух лет, после чего ребенка воспитывала целая череда нянек под всевидящим оком его отца, сурового агностика. Вейланду отчаянно не хватало родительской любви или хотя бы утешительной веры в высшие силы. Тогда он сделал своим кредо прогресс, давая клятву использовать свое богатство для расширения границ человеческой цивилизации.

И с оглядкой на это он стал вести двойную жизнь. Публичный Чарльз Вейланд закатывал щедрые вечеринки, посещал разнообразные презентации и благотворительные мероприятия, покупал роскошные отели в Сан-Франциско, Париже и Лондоне. Миллиардер Чарльз Вейланд строил казино в Лас-Вегасе и постоянно присутствовал в светской хронике в качестве легкомысленного плейбоя, под рукой у которого всегда имелась красивая женщина, а на плече – именная клюшка для гольфа. Однако, подобно отелям, казино и гольф-клубу, эти женщины были всего-навсего бутафорией – элементом тщательно продуманного и рассчитанного обмана, который позволял Чарльзу Вейланду добиваться (так сказать, за сценой и вне радара) своих истинных целей.

Тогда как сам он изображал радушного хозяина на открытии отеля «Вейланд-Уэст» в Сан-Франциско, представители Вейланда тайно приобретали нанотехнологическую фирму в Силиконовой Долине. Пока он гостил в Лондоне в разгар театрального сезона, юристы Вейланда заключали сделку на предмет покупки роботехнического завода в Питтсбурге. В то время как он посещал неделю моды в Париже, дочерняя компания Вейланда организовывала неблаговидное поглощение фармацевтической компании в Сиэтле и покупала научно-исследовательскую фирму в Киото, занимающуюся генетикой. К своим сорока годам Вейланд стал главным спонсором самых передовых научных исследований на земном шаре.

Четырьмя годами раньше Вейланд сказал Максвеллу Стаффорду о том, что, учитывая еще сорок лет его жизни на земле, научные исследования, финансируемые его компанией, позволят «Вейланд индастриз» открыть свой филиал на лунной базе Моря Спокойствия. Но это было еще до того, как у него диагностировали позднюю стадию рака бронхов. Теперь же, поскольку рак вовсю разъедал его легкие, у Чарльза Вейланда больше не было еще сорока лет. В самом удачном случае он мог прожить еще сорок дней.

Вот почему замечательная находка в Антарктике и эта экспедиция становились так важны. Это был последний шанс Чарльза Вейланда по-настоящему отличиться перед человечеством. И вот почему Вейланд был так благодарен тому единственному человеку в его организации, который сделал этот последний шанс возможным.

– Пятнадцать минут отдыха, а потом я опять… влезу в костюм… и пойду по коридору в мой кабинет.

– Вы уверены? Пожалуй, сейчас лучше всего было бы удалиться на покой.

– Зачем? Все равно я не буду спать. – Вейланд сделал глубокий вдох и выдавил из себя улыбку. – Знаешь, Макс, в последние три месяца ты стал просто бесценен. Найти нужный персонал, за считанные дни собрать всю эту экспедицию воедино…

– Я просто делаю свою работу.

Резко недовольный своим отражением, Вейланд оттолкнул зеркало.

– Не думал, что это случится так скоро…

Максвелл прошелся по комнате и положил свою могучую руку Вейланду на плечо. Прикосновение этого гиганта было удивительно нежным.

– Когда вы так себя изнуряете, раковый процесс только ускоряется… – Он поколебался, не особенно желая выдвигать все те же старые аргументы, но затем почувствовал, что все-таки должен. – Пожалуй, вам следует передумать насчет того, чтобы вы нас сопровождали. Вы могли бы остаться здесь. Следить за нашими успехами по радио…

С осторожностью пойманного в ловушку животного Вейланд оглядел больничную койку, кислородные баллоны, лекарства и покачал головой.

– Я умираю, Макс. И будь я проклят, если я умру здесь.

Следуя указаниям старпома, Себастьян де Роса нашел свою каюту. Он открыл дверь, вошел внутрь и с радостью обнаружил, что его жилье скорее напоминает апартаменты роскошного лайнера, чем каюту ледокола. На секунду Себастьян даже задумался, тот ли ему дали ключ, но затем увидел в центре комнаты свой скудный багаж.

Себастьян открыл видавший виды чемодан и достал оттуда ворох одежды. Однако, распахнув дверцу гардероба, он с удивлением обнаружил, что одежда уже висит там простые вещи, удовлетворявшие его нетребовательному вкусу, а также специальные костюмы для холодной погоды и даже кое-какое дополнительное снаряжение. Себастьян нашел водонепроницаемые брюки и куртки, шерстяные свитера и носки, нижнее белье с подогревом, перчатки на манер лыжных, ботинки, шерстяные шапочки и несколько ярко-желтых пуловеров «полартек», помеченных вездесущим логотипом Вейланда. Быстрый осмотр выявил, что решительно все подходит ему по размеру.

– Эх, мистер Чарльз Вейланд, где вы были всю мою жизнь? – усмехнулся профессор.

Себастьян все еще испытывал необыкновенный подъем после инструктажа Чарльза Вейланда. Наконец-то у него появился шанс доказать археологическому сообществу, что мировая история в нынешнем ее виде, написанная профессорами и академиками, представляет собой всего-навсего цепочку допущений и гипотез, что она полна полуправды и прямой лжи. Открытие храмового комплекса в Антарктике вдребезги разбивало все предубеждения современной археологии, из-за которых так называемые объективные ученые сопротивлялись правде – даже когда им представляли бесспорные доказательства. Это в самом начале своей карьеры Себастьян испытал на личном опыте.

Еще будучи аспирантом, Себастьян получил доступ к хранящемуся в Библиотеке Конгресса собранию морских карт. Карты эти использовались моряками четырнадцатого и пятнадцатого столетий для путешествий из одного порта в другой. Одна из обнаруженных им карт была составлена в 1531 году Оронтеусом Финеусом. Там были обозначены точные очертания антарктического материка, каким современная наука ныне могла видеть его из космоса. Каждый залив, каждая бухта, каждая река, каждая гора – вся земля, скрытая под тоннами льда, была точно воспроизведена на морской карте Финеуса почти пятисотлетней давности.

«Но как?» – задумался тогда Себастьян. От картографов он узнал о том, что большинство морских карт, использовавшихся в эпоху мореплавания, на самом деле представляют собой копии куда более старых карт составленных древними римлянами и египтянами. Но даже в пору расцвета древнеегипетской культуры, аж четыре тысячелетия тому назад, Южный полюс был полностью покрыт паковым льдом толщиной до трех километров. Если египтяне и плавали в Антарктику – а это было абсурдно, ибо у них вообще не имелось никакого флота, пока в 2000 году до нашей эры отец Хеопса таковой не создал, – ничего, кроме льда, древние моряки там бы не обнаружили. Только во второй половине двадцатого столетия современные ученые открыли подлинную топографию скрытого подо льдом материка, а они для этого использовали весьма изощренную эхолокационную аппаратуру.

Так кто же в древние времена нанес на карту территориальные особенности Антарктики и каким образом?

Себастьян тогда заключил, что в данном случае приложимы только две теории. Первая была выдвинута в 1967 году Эрихом фон Деникеном в его книге «Колесницы богов». Фон Деникен сделал вывод о том, что тысячелетия тому назад пришельцы из космоса навестили Землю и помогли первобытному человеку составить карты, построить пирамиды, создать календари и соорудить ритуальные комплексы, причем люди и пришельцы друг с другом сотрудничали.

Теория Себастьяна была куда менее скандальной. Он считал, что первоначальная карта, которую скопировал Финеус, скорее всего, была составлена в те времена, когда Антарктида была теплой и обитаемой, служа домом ныне забытой цивилизации. Существование морской карты Финеуса наряду с картой Пири Ре, обнаруженной в Стамбуле, являлось твердым доказательством того, что теория Себастьяна была верна.

И, тем не менее, когда он представил свои находки собратьям-археологам, его работа сразу же была отвергнута, несмотря на тот факт, что материальное доказательство, подтверждающее его гипотезы, хранилось в Библиотеке Конгресса, и любой мог его изучить. После этого отрезвляющего инцидента Себастьяну пришлось сделать вывод о том, что-либо собратья-археологи просто не позаботились ознакомиться с его документами, либо они наотрез отказываются обратиться лицом к правде. Так или иначе, комплекс пирамид, который Вейланд обнаружил в Антарктике, – если это и впрямь был комплекс пирамид – теперь должен был захлопнуть дверь перед заскорузлыми, традиционными мыслителями из академической толпы.

Пусть они только попробуют от этого отмахнуться!

Бреясь и переодеваясь для обеда, Себастьян, фальшивя, насвистывал. Он не мог не думать о том, что теперь, после долгих лет споров, насмешек и пренебрежения, вся его работа очень скоро будет оправдана, все его теории подтверждены.

Лекси закрыла глаза и стала наслаждаться тем, как горячая вода ее омывает. После двух недель в дикой местности, за которыми последовало путешествие длиной в сутки, душ казался ей почти священным омовением.

Обшаривая душевую кабину на предмет куска мыла, Лекси обнаружила там «Савон де Марсель», дорогущее, ручного изготовления мыло из оливкового масла с юга Франции. Она его понюхала, затем нахмурилась. Надо думать, точно такое же мыло Чарльз Вейланд предлагал в номерах люкс своего парижского отеля. Так что Лекси это не удивило. Подобно первоклассной одежде и дорогостоящему снаряжению, которое она нашла у себя в гардеробе, а также этим до нелепости роскошным апартаментам, все, что обеспечивал Вейланд, было высшего сорта. Но Лекси терпеть не могла, когда ее покупали, – золотая клетка все равно оставалась клеткой. И она куда больше предпочитала палатку, разбитую на северном склоне Эвереста на пяти тысячах метров над уровнем моря.

С другой стороны, ей отчаянно требовалось помыться. Разрывая пакет и сжимая в руке мыло, Лекси размышляла о Вейланде – теперь, когда она непосредственно с ним познакомилась. До сих пор все свидетельства вели к совершенно определенному заключению: еще один эксцентричный миллиардер. И эта дорогостоящая экспедиция: исключительно пустая трата времени, а также опасная авантюра, которая, вполне возможно, будет стоить жизни большинству из них – если не всем.

Она уже видела типов, подобных Вейланду, – слишком богатых, слишком скучающих, слишком зацикленных на себе. Дилетантов, которые временно очаровывались какой-либо темой, но лишь затем, чтобы, точно безмозглые сороки, вскоре перепорхнуть к очередной яркой, блестящей идее, подброшенной Си-эн-эн. Лекси возмущала такая порода людей – не потому, что она им завидовала, а потому, что Вейланд и ему подобные обладали деньгами и властью, бездарно и то и другое расходуя. Они дрейфовали по жизни, не занимаясь ничем более достойным, нежели накопление портфеля ценных бумаг размером с Годзиллу. Тогда как ученые и исследователи, которые целиком посвящали свои карьеры и репутации настоящему делу, вынуждены были кланяться и собирать крохи, подбрасываемые им в порядке некой уловки или в расчете на налоговую скидку.

Пока Лекси терла дорогущим мылом толстую мочалку и драила свое крепкое тело, она почти слышала голос Гейба Каплана, финансового директора фонда. Голос этот звенел у нее в ушах, будто нескончаемая реклама кроссовок «Найк» со всем ее сомнительным шармом: «Давай, Лекси, берись за эту программу. Подбирание крох и поклоны ничего нам не стоят, а фонду это дает все. Сделай это».

Лекси приняла деньги, которые Вейланд пообещал Фонду ученых-экологов, но вести экспедицию к коллективному самоубийству она категорически отказывалась.

В лучшем случае, прикидывала Лекси, Вейланд и компания доплывут до острова Буве; затем Куинн с корешами – ходячие экологические катастрофы все до единого – пробурят дырку во льду; наконец все эти археологи, болтающие про пирамиды, найдут там большую груду кварца, профилированный лед, вулканические трещины или любое из доброго десятка других природных образований, которые худо-бедно могли подражать очертаниям храмового комплекса.

Рассматривать же самый скверный вариант было слишком жутко.

Лекси прекрасно помнила свои восхождения на вершину Эвереста. Воздух такой разреженный, как будто ты дышишь через полусплющенную соломинку. Кошмарные минусовые температуры, ветер за сто миль в час. Мучительная боль от подъема на тысячу метров в сутки и от попыток дышать (не говоря уж о попытках есть или пить) на отметке в 8 882 метра.

Однако все это казалось сущим воскресным пикником по сравнению с тем, чему подвергнется экспедиция Вейланда, если что-то пойдет не так. Без Лекси у них не будет ни единого шанса. Смывая роскошную пену со своей кокосового оттенка кожи, Лекси попыталась убедить себя в том, что все существенным образом улучшится, если она все-таки с ними пойдет. Затем она еще ненадолго задержалась под теплой водой. Душ мог смыть с Лекси все самообманы, возникавшие у нее в процессе обмозговывания предложения Вейланда, но он определенно не смыл с нее вину за решение бросить эту компанию на произвол судьбы.

Облачившись в джинсы «Ливайс» и свитер из славно затаренного гардероба, Лекси оставила всю остальную одежду нетронутой. Собственной чистой одежды у нее не имелось – иначе она бы вообще ничего не взяла.

Когда она паковала свои скудные пожитки, в дверь каюты неожиданно постучали.

– Я поговорил с мистером Вейландом, – сообщил ей Максвелл Стаффорд. – Деньги на счет фонда уже перечислены. Вертолет, на котором вы полетите домой, сейчас дозаправляется.

И Максвелл повернулся к двери.

– Кого вы заполучили?

Не оборачиваясь, он помедлил в проходе.

– Джеральда Мердока, – ответил Максвелл Стаффорд, закрывая дверь.

Через пятнадцать минут Лекси забарабанила в дверь личного кабинета Чарльза Вейланда на борту корабля.

– Входи…

Лекси ворвалась в кабинет.

– …те.

Вейланд сидел в кожаном кресле за большим дубовым столом. Пусть и не слишком роскошный, кабинет был большой и хорошо оборудованный. До прибытия Лекси промышленник просматривал личные дела членов отряда. А в момент ее прихода он по иронии судьбы как раз читал ее досье.

– Джерри Мердок провел всего два сезона во льдах. Он не готов.

Вейланд отвернулся.

– Да вы не беспокойтесь.

Лекси подалась вперед над столом.

– А как насчет Пола Вудмена или Эндрю Килера?

– Им уже звонили.

– И что?

– Они твердили ту же чепуху, что и вы, – сказал Максвелл Стаффорд, входя в дверь.

– Вот что, мистер Вейланд. То, что я вам сказала, вовсе не чепуха. Если вы вот так туда броситесь, люди пострадают или даже погибнут.

Вейланд снова к ней повернулся. В глазах его сверкал гнев.

– Прошу прощения, мисс Вудс, но ваши возражения мне непонятны. Мы не собираемся подняться на Эверест Нам нужно, чтобы вы провели нас от корабля к пирамиде, а потом обратно к кораблю. Только и всего.

– А как насчет внутренностей пирамиды?

– Насчет этого вам не следует беспокоиться. Как только мы окажемся на месте, у нас будет превосходное оборудование, технологии и эксперты. Все самое лучшее, что только можно купить за деньги.

Лекси противопоставила его гневу свой собственный.

– Вы не понимаете. Когда я веду отряд, я никогда его не бросаю.

Вейланд хлопнул ладонью по столу.

– Ваше рвение восхищает меня не меньше ваших талантов. Хотел бы я, чтобы вы с нами пошли.

Но Лекси лишь покачала головой.

– Вы совершаете ошибку, – сказала она. Вейланд бросил на стол сводку погоды.

– Прямо сейчас идет очень опасная качка. Капитан Лейтон заверяет меня, что из худшей зоны шторма мы выходим, но он считает, что вам следует на пару часов отложить вертолетную прогулку. – Он встал и принялся расхаживать вокруг стола. Затем протянул руку и тронул Лекси за плечо. – Подумайте о моем предложении. Присоединяйтесь к остальным за обедом, а если вы не передумаете, через пару часов вертолет доставит вас домой.

– Насчет еды он не шутил! – широко распахнув глаза, воскликнул Миллер, прожевывая сочного краба.

– Еще вина? «Шато лафит» 77 года, превосходное.

Миллер кивнул, и Себастьян налил ему вина. Затем археолог поднял стаканчик.

– Прекрасная выдержка, даже для французов. Кроме того, в порядке протокольного замечания, из пластика оно еще вкуснее.

Первая трапеза Себастьяна на борту «Пайпер Мару» стала исследованием контрастов. Замечательная закуска и великолепное вино подавались в стиле забегаловки на помятых металлических подносах стандартного выпуска и в пластиковых стаканчиках. Уровень шума в столовой вызвал у него воспоминания о студенческих годах.

Непохоже было, что мистер Вейланд собирался сегодня вечером с ними обедать или хотя бы тот парень, Стаффорд. К счастью, обеденная компания Себастьяна с лихвой возмещала любые разочарования.

– Тот малый, который еду на тарелки раскладывает. По-моему, я его по кулинарному каналу видел, – сказал Миллер.

– Часто телевизор смотрите? – поинтересовался Себастьян.

– В Кливленде больше почти нечем заняться… особенно после развода.

– Так вы из Кливленда? – спросил Томас. – Ну да. Я родился в Кливленде. Купил себе в Кливленде первый набор «Юный химик». И гараж моих родителей тоже там взорвал. А когда закончил университет нашел себе работу в Кливленде, женился там и до сих пор там живу.

– По округе вы особо не болтались, а, Миллер? – принялась терзать его Лекси.

– Нет-нет! Не совсем так… я уезжал из Кливленда учиться в университете.

– Неужели вы за морем учились?

– Нет, в Колумбийском.

Лекси заметила, как Себастьян вздрогнул, затем потер колено.

– Что с вами?

– Несколько лет назад повредил колено. У меня там металлическая скоба стоит. И в такую холодную погоду боль просто адская.

– А это ранение вы в каком-то отважном археологическом приключении получили?

Томас заржал, затем глотнул еще вина.

– Я получил его в «Сьерра-Мадре».

Лекси удивилась.

– На горной гряде?

– В техасско-мексиканском баре в Соединенных Штатах. В Денвере. Я там лекции читал. Малость перебрал текилы и рухнул с механического буйвола.

Лекси оттянулась на спинку кресла и громко расхохоталась. Себастьян тоже.

В другой стороне столовой, среди рабочих, Куинн обратил внимание на то, что Лекси сидит за столом с несколькими Пробирками.

Коннорс, его напарник, остановил вилку с сочнейшим бифштексом в считанных сантиметрах от зубастого рта.

– Думаешь, она сюда заявилась, чтобы нас работы лишить?

Куинн осклабился.

– Она не может нас лишить работы. Работу нам дает Вейланд. У мисс Вудс и всего ее питомника экологических Пробирок просто силенок не хватит остановить Вейланда.

– А на Аляске она нам, помнится, капитально все обломала. Она и этот ее фонд…

Не обращая внимания на напарника, Куинн по-прежнему глазел в другую сторону.

– Долбаная страховка по безработице у меня уже, по-моему, кончилась, – продолжил Коннорс. – Если эта работа сорвется, я на пособие сяду.

– Кончай ты мне мозги дурить!

Коннорс усмехнулся и подлил Куинну вина.

– По-моему, босс, тебе еще выпить не помешает.

– Чертовски не помешаете – проревел Куинн. – Но только не этого модного виноградного сока. Сходи-ка ты лучше в трюм и притарань нам ящик чего-нибудь настоящего. Проклятье, два ящика! Давай мы тут все в дупель напьемся.

– А кто тот парень? – спросил Себастьян, заметив огненный взгляд, явно устремленный в их сторону.

Прежде, чем ответить, Лекси глотнула вина.

– С Куинном я столкнулась на Аляске. Он и его парни там новые нефтяные разработки проталкивали. На его стороне было и много аборигенов. Но мы его остановили – экологическая группа, в которой я работаю. Думаю, у него теперь на меня зуб.

– У меня тоже был бы зуб, – сказал Миллер. – В смысле, если бы кто-то меня работы лишил.

– А что там с той пирамидой? – спросила Лекси, решая сменить тему. – Вы, правда, думаете, что она может быть подо льдом?

– Хотел бы я так думать, – сказал Себастьян. – Это стало бы открытием века. По сути, это подтвердило бы некоторые мои теории. Я считаю, что четыре тысячелетия тому назад…

Тут Себастьян осекся. Лекси больше не уделяла ему внимания. Вместо этого она сосредоточенно смотрела куда-то поверх его плеча.

– Я вас утомляю?

Лекси отодвинула свой стул от стола и тронула за руку сначала Себастьяна, затем Миллера.

– Идемте на палубу… вы тоже, Томас.