51

— Не понимаю, зачем тебе ехать с нами, Оливия, — сердито заявил Пол.

Она прижимала телефонную трубку плечом, открывая банку кошачьих консервов для Сильвии.

— Я тоже не понимаю, но, судя по всему, Мэри Пур отказывается ехать без меня.

— Господи, старуха обожает командовать. Откуда она вообще узнала о твоем существовании?

Оливия замялась на мгновение.

— Мы с ней встречались один раз, когда я завозила журналы в дом престарелых. Меня попросил Том.

Пол помолчал немного.

— Это раньше делала Анни? — наконец спросил он.

— Да. — Оливия не стала сообщать никаких подробностей. В эту минуту муж был ей неприятен.

— Почему ты не отвечала на мои звонки? — сухо спросил он.

— Я не хотела с тобой разговаривать.

— А твой добрый друг Алек сказал мне другое. По его словам, ты собиралась поговорить со мной о чем-то важном.

Оливия поставила миску Сильвии на пол.

— Мне действительно о многом надо с тобой поговорить. Мы не могли бы после экскурсии пообедать где-нибудь?

— Согласен, — ответил Пол. — Надеюсь, ты не собираешься появиться завтра с перекрашенными в рыжий цвет волосами?

Оливия стиснула зубы.

— Ты можешь быть очень жестоким.

— Прости, — извинился он после паузы. — Просто я чувствую себя так, словно ты для меня чужая. Я узнал о тебе много нового.

— Ты сам этого хотел.

— Я знаю. — Пол устало вздохнул. — Увидимся утром.

Когда Оливия свернула на маленькую стоянку возле дома смотрителя, было почти девять часов. Пол и Алек уже ждали ее. Она почувствовала на себе их взгляды, когда парковала машину возле «Хонды» Пола, и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Можно ли представить более неуместное трио, чем они? Оливия одернула синий жакет из джерси, поправила новые белые брюки и вышла из «Вольво».

Ее нервировало то, что Алек и Пол стояли рядом. Двое очень привлекательных мужчин. Направляясь к ним, Оливия почувствовала себя в каком-то смысле предательницей. Она спала с ними обоими.

Алек выглядел уставшим. Он улыбнулся, приветствуя ее, и чуть дольше обычного задержал на ней свой взгляд. На шее у него висел фотоаппарат, он был в джинсах и голубой рубашке с короткими рукавами. Расстегнутый ворот открывал темные волосы на груди. Оливия быстро отвела взгляд и посмотрела на мужа.

— Доброе утро, Пол, — поздоровалась она.

Он сдержанно кивнул. Оливии никогда еще не доводилось видеть мужа настолько неуверенным в себе.

Она испытала облегчение, когда еще одна машина въехала на стоянку. Алек помог Мэри выйти. Старая смотрительница принарядилась, надев платье в синюю и белую полоску и новые мягкие туфли.

Молодая белокурая женщина, которая привезла Мэри, приветливо улыбнулась им всем. В руке она держала книжку в бумажной обложке.

— Я спросила Мэри, можно ли мне пойти вместе с вами, но она сказала «нет». Когда Мэри говорит «нет», с ней спорить не приходится. Так что я подожду на берегу.

Мэри посмотрела ей вслед, потом повернулась к тем, кого сама пригласила на экскурсию. Ее гостям было явно не по себе.

— Доброе утро, мистер Маселли, миссис Маселли, — приветствовала она их.

— Здравствуйте, миссис Пур, — ответила Оливия, а Пол пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос.

Мэри посмотрела на дом долгим, любящим взглядом.

— Давненько я здесь не была, — сказала она. — Я уж думала, что никогда больше его не увижу. — Она перевела взгляд на один из бульдозеров, замерших рядом с дюнами, и покачала головой. — Что ж, давайте войдем.

Опираясь на палку, Мэри медленно пошла к двери, остальные двинулись за ней. Она оказалась гораздо выше ростом, чем представлялось Оливии, и выглядела очень старой и совсем не такой бодрой, какой была в доме престарелых.

Алек шел рядом со смотрительницей, Оливия на шаг позади, замыкал процессию Пол. Оливия обернулась, взглядом подзывая мужа, но тот смотрел сквозь нее. Казалось, его тяготит предстоящая экскурсия, и Оливия решила, что Полу действует на нервы ее присутствие.

Они вошли в просторную, полную воздуха и света гостиную. Возле большого камина стояли две плетеные качалки и вольтеровское кресло. Пол включил диктофон. Мэри остановилась в центре комнаты.

— Неплохо было бы покрасить. Я бы такого никогда не допустила. — Она указала палкой на одну из выцветших стен.

Алек сделал несколько снимков, пока Пол неподвижно стоял, держа диктофон на вытянутой руке.

— Что же мне вам рассказать об этой комнате? — Мэри будто спрашивала сама себя. — Разумеется, здесь было сердце дома. Когда Элизабет была маленькой, мы все вместе коротали здесь вечера. Я помню и те несколько ночей, когда здесь гостили люди, спасшиеся после кораблекрушения. Они жили у нас несколько дней, а потом мы отправляли их на материк. — Мэри посмотрела на плетеную качалку. — Немало кроссвордов разгадала я в этом кресле, вот что я вам скажу.

В гостиной было довольно прохладно, но Оливия заметила на лбу Пола и над его верхней губой бисеринки пота. Он достал из кармана платок и промокнул лицо. Оливия сомневалась, что только из-за ее присутствия он так побледнел. Она уже хотела было спросить мужа, не заболел ли он, но ее слова привлекли бы к нему общее внимание, а Полу это едва ли понравилось бы. Они прошли в кухню.

— В этой проклятой комнате я упала и сломала бедро, — Мэри дотронулась до руки Алека. — Если бы не твоя жена, я бы так тут до сих пор и валялась.

Алек улыбнулся в ответ.

Мэри показала им кладовую, большую спальню на первом этаже и маленькую ванную комнату, пристроенную в шестидесятых годах.

— Теперь на второй этаж. — Она указала палкой на узкую лестницу.

Пол и Алек практически внесли Мэри наверх, подхватив ее под локти. Они вошли в первую комнату справа, просторную спальню с мебелью в деревенском стиле и двуспальной кроватью, накрытой лоскутным одеялом.

— Его сшила мать моего мужа, — пояснила Мэри. Она рассказала, что здесь спала ее дочь Элизабет, до тех пор пока ее приятель как-то ночью не приставил к окну лестницу и не увел девушку с собой, подальше от уединения Киссривер.

Полу явно было не по себе. Пока Мэри говорила, он закрыл глаза, словно ему был неприятен сам вид этой комнаты. Оливия видела, как пульсировала жила у него на шее.

— Ты болен? — шепотом спросила она.

Он лишь покачал головой, не глядя на нее, и Оливия отошла в сторону. Мэри еще что-то рассказывала о спальне Элизабет, Алек щелкал затвором фотоаппарата. Потом они перешли в спальню по соседству. В окно Оливия увидела высокую белую башню маяка.

— А это комната Анни.

Пол, Оливия и Алек остановились на пороге и заглядывали внутрь.

— Комната Анни… Вы говорите о моей Анни? — спросил Алек.

— Именно так. В эту комнату Анни приводила своих любовников.

— Что?! О чем вы говорите? — Алек нахмурился. Мэри повернулась к Полу и посмотрела ему в лицо.

— Вы ведь знаете, о чем я говорю, мистер Маселли?

На шее Пола дернулся кадык. Его лицо посерело, а пальцы дрожали, когда он выключал диктофон и вешал его на пояс.

— Понятия не имею, — ответил он.

— Нет, думаю, ты очень хорошо представляешь, о чем я говорю, — заявила смотрительница. — Отлично представляешь. Анни очень понравилось, как ты выглядел в тот вечер, когда явился сюда в костюме после спектакля. Помнишь «Потерянную колонию»?

Алек развернулся к Полу:

— О чем она говорит? Пол покачал головой.

— Одному богу известно. — Он посмотрел на Мэри и сказал очень громко: — Вы меня с кем-то спутали.

Оливия едва могла дышать. Ей хотелось сделать что-нибудь, найти какие-то слова, чтобы снять напряжение, повисшее между ними. Ей хотелось остановить Мэри Пур, не дать ей продолжать, но та уже открыла рот, указывая палкой на двуспальную кровать.

— Сколько времени ты провел с ней в этой постели? — спросила она Пола.

— С меня достаточно! — Пол развернулся, чтобы уйти, но Алек схватил его за руку.

— Что происходит, Пол? Думаю, будет лучше, если ты все объяснишь.

Пол повернулся к нему и тут же зажмурился. Он снял очки, потер переносицу, на которой остались красные вмятины, и с несчастным видом посмотрел на Мэри.

— Зачем вы это делаете? — очень тихо сказал он, обращаясь к ней. — Ради чего?

— Думаю, это тебе решать, — Мэри пожала плечами. Пол замялся на мгновение, потом снова надел очки и обратился к Алеку:

— Я познакомился с Анни в Бостонском колледже.

— Пол! — ахнула Оливия.

Я узнал ее намного раньше, чем ты. — Пол смотрел только на Алека. — У нас были отношения. Очень серьезные отношения. Мы жили вместе два года еще до того, как ты познакомился с ней. Ты даже не подозревал о ее существовании, а мы с Анни уже любили друг друга. — В его голосе слышалась странная гордость. — Она принадлежала мне задолго до того, как стала твоей. Помнишь синюю лошадку в вашей кухне? Это я ей подарил. Анни ее обожала. Она дорожила моим подарком.

Пол опустил глаза, словно решал, что сказать дальше. Оливия не осмеливалась смотреть на Алека, но слышала его тяжелое дыхание.

— Мы говорили о том, чтобы пожениться, — продолжал Пол, — чтобы завести детей. — Легкая улыбка тронула углы его губ. — Мы даже выбрали для них имена, но после второго курса она встретила тебя и порвала со мной. Видишь ли, я так и не смог забыть ее. — Пол с мольбой посмотрел на Алека, словно только тот мог его понять. — Мог ли мужчина, знавший Анни, забыть ее?

Алек еле заметно покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Пожалуйста, не говори, что… — Его голос прервался, и Оливия коснулась его плеча. Ей хотелось обнять Алека, закрыть ему ладонями уши, чтобы он не слышал того, что сейчас скажет Пол.

— Может быть, хватит? — обратилась она к Полу. Но он словно не слышал ее.

— Много лет назад я приехал на Косу летом. — Пол сложил руки на груди и тут же снова опустил их. — Я получил роль в пьесе «Потерянная колония», снял квартиру. — Он больше не смотрел на Алека. Его глаза не отрывались от пола маленькой спальни. — Я увидел Анни и понял, что наши чувства еще живы. Несколько раз мы здесь встречались. — Он поднял на Алека глаза и кивком указал на спальню.

— Анни никогда бы… — Алек вопросительно смотрел на Мэри. — Это правда?

Мэри торжественно кивнула, и только тут Оливия поняла, что старая женщина намеренно спровоцировала признание Пола.

Глаза Алека яростно сверкали, но слово «ублюдок» он произнес еле слышным шепотом.

— Я думаю… — Пол заморгал и снова уставился в пол. — Я всегда считал, что, когда я уехал с Косы, Анни была беременна от меня. Она была очень расстроена. А когда я в прошлом году брал у нее интервью для «Морского пейзажа», она солгала мне, говоря о возрасте Лэйси. — Пол поднял голову, на его щеках выступили красные пятна. — Мне очень жаль, Алек, но, скорее всего, Лэйси моя дочь.

Мэри раздраженно фыркнула:

— Лэйси такая же твоя дочь, как и я. Анни избавилась от твоего ребенка.

Глаза Алека распахнулись.

— Избавилась? — Он задохнулся от ярости. — Это невозможно. Анни никогда бы не сделала аборт.

Мэри посмотрела на Алека, и Оливия увидела сострадание в ее ясных синих глазах.

— Она его сделала, и для нее это было очень непросто. Анни избавилась от ребенка Пола и еще от одного, но это было позже.

Алек шагнул к ней.

— Какого черта вы…

— Алек! — Оливия схватила его за руку и удержала на месте.

— Лэйси — дочь того парня, с которым Анни вместе делала витражи, — объявила Мэри, — Тома как-его-там.

— Что?! — воскликнул Пол.

— О господи, нет! — Алек закрыл на мгновение глаза, прислонился к притолоке, словно не в силах дольше удерживаться на ногах, и снова посмотрел на Мэри. — Откуда вы это знаете? Как вы можете быть в этом уверены?

— Анни была в этом уверена, — просто сказала Мэри. — Я много раз видела ее расстроенной, но никогда она не горевала так, как когда узнала о своей беременности от Тома. Она не могла снова решиться на аборт. Так Анни мне тогда сказала. Слишком мало времени прошло после предыдущего. Она слишком хорошо все помнила. Так что она родила. Тому она никогда ничего не говорила. Думаю, к тому времени, как девочка родилась, Анни уже уверила себя, что она твоя дочь, Алек.

Мэри хмуро посмотрела на Пола.

— Ты думал, что был ее единственным любовником? — спросила она. — Ты решил, что так неотразим, что Анни не устояла перед тобой? Позволь мне внести ясность. Ты был всего лишь одним из многих, кто побывал с ней в этой кровати. Летом это были туристы, осенью рыбаки, строители весной. Анни никому не могла отказать, она щедро отдавала себя другим.

Пол выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Он резко повернулся на каблуках и ринулся вниз по лестнице. Они услышали только стук его каблуков по ступеням. Оливия все еще цеплялась за руку Алека, но тот отвернулся от нее, закрыв лицо рукой.

Оливия посмотрела на Мэри. На лице старухи вдруг отчетливо проступили все прожитые годы. Она выглядела так, будто сию секунду упадет на площадке, и только тонкая трость удерживала ее. Оливия отпустила руку Алека, прошла в спальню, вынесла оттуда стул с прямой спинкой и поставила его рядом с Мэри. Смотрительница опустилась на него с тяжелым вздохом. Она потянулась и взяла Алека за руку. Он обернулся к ней, его глаза покраснели.

— Послушай меня, Алек, — сказала Мэри, — выслушай внимательно, договорились? Анни не могла справиться со своим желанием. Ни одному мужчине не дано было удовлетворить его, но я знаю наверняка, что любила она только тебя. Анни ненавидела себя за то, что делала, а я презирала себя за то, что помогала ей. Последние несколько лет ей удавалось обуздать себя. Она ни с кем не встречалась, никого не приводила сюда. Ей это было трудно. Она пыталась бороться с собой, и это была непростая борьба. Анни выигрывала схватку и гордилась собой, пока сюда не приехал он. — Мэри кивнула в сторону лестницы, по которой убежал Пол.

Оливия снова положила руку на плечо Алека. Он тупо смотрел на Мэри Пур, и Оливия сомневалась, доходят ли до его сознания слова старой женщины. Его глаза казались стеклянными. Мускулы напряглись под рукой Оливии.

— Насколько я знаю, Анни спала с Томом всего лишь раз, Алек, — продолжала Мэри. — Это не был долгий роман. Анни было стыдно, ужасно стыдно. Ей всегда хотелось рассказать тебе правду о Лэйси, но она не знала, как начать этот разговор. — Мэри облизала губы. — Помнишь ту операцию по пересадке костного мозга? Анни едва не призналась тебе во всем тогда, потому что боялась, что умрет, так и не сказав тебе правду. Так оно в конце концов и случилось. Думаю, Анни не хотела причинять тебе боль. Она не хотела, чтобы ты страдал из-за ее слабости.

Алек вырвал руку из пальцев Мэри. Он прошел мимо Оливии и начал спускаться вниз. Оливия смотрела ему вслед, а Мэри с тяжелым вздохом откинулась на спинку стула. Она словно стала меньше ростом, как-то съежилась и усохла. Мэри подняла на Оливию глаза.

— Я плохо поступила? — спросила она.

Оливия опустилась рядом с ней на колени и накрыла ее руку своей.

— Думаю, вы оказали всем нам огромную услугу, — сказала она.

52

Оливии пришлось позвать Сэнди, сотрудницу дома престарелых, чтобы свести Мэри вниз и усадить в машину. Когда она проходила через парковку, то заметила, что ни «Хонды» Пола, ни «Бронко» Алека там уже не было, зато на стройплощадке вокруг бульдозера и маяка суетились рабочие.

Мэри молчала, пока с помощью молодых женщин спускалась по лестнице. Она морщилась всякий раз, когда ее левая нога касалась ступеньки, и не раскрыла рта до тех пор, пока не уселась в машину. Как только дверца захлопнулась и Сэнди помогла ей застегнуть ремень безопасности, Мэри обратилась к Оливии через опущенное боковое стекло:

— Проследи, чтобы с Алеком ничего не случилось. Оливия кивнула. Она как раз над этим думала.

Домой она вернулась незадолго до полудня и сразу прошла в кабинет, чтобы позвонить Алеку. Он долго не снимал трубку, и Оливия уже начала придумывать сообщение для автоответчика, когда Алек наконец ответил.

— Алек, — сказала она, — мне очень жаль.

Он долго молчал, а когда заговорил, то его голос прозвучал очень устало:

— Мне трудно сейчас разговаривать, Оливия. Она закрыла глаза.

— Я только хочу, чтобы ты помнил, что я думаю о тебе.

Оливия повесила трубку и отправилась на кухню. Ей необходимо было поесть, потому что через час начиналось ее дежурство и перекусить ей не удастся до самого вечера. Но при мысли о еде ее едва не вырвало. Оливия налила чашку чая и как раз несла ее в гостиную, когда у крыльца остановилась машина Пола. Она поставила чашку на столик у дивана и пошла открыть ему дверь.

Пол стоял на крыльце, бледный, с видом побитой собаки.

— Можно войти? — спросил он.

Оливия молча посторонилась. Пол с тяжелым вздохом опустился в плетеное кресло, Сильвия тут же вскочила к нему на колени, свернулась клубочком и громко замурлыкала. Оливия устроилась на диване в другом конце комнаты и поднесла чашку к губам. Она чувствовала странное спокойствие, немного напоминающее наркоз. Пол слабо улыбнулся.

— Что ж, мне раскрыли на все глаза, верно?

— Думаю, мы все многое поняли.

— Я собрал остальные витражи и завез их в мастерскую к Нестору по пути сюда. Я дал ему понять, что он может отдать их кому захочет от моего имени. — Пол покачал головой. — Том Нестор… Я бы ни за что не догадался… Я бы никогда…

— Святая Анна… — негромко сказала Оливия. Пол застонал.

— Я уничтожил все пленки с записями ее интервью, я расколотил их молотком.

— Как театрально, Пол.

На его лице появилось обиженное выражение, но Оливия и не подумала извиняться.

— Я сжег все ее фотографии, хотя должен признаться, что это было нелегко.

— И ни одной не оставил себе?

— Ни единого снимка. От нее ничего не осталось.

— Хорошо, — констатировала Оливия. — Тебе было необходимо покончить с этим, чтобы ты мог жить дальше.

Пол внимательно посмотрел на нее.

— Все было так отвратительно. Я говорю о том, что произошло между нами. Я ужасно себя вел.

Оливия промолчала. Она была с ним совершенно согласна.

— Ты еще не передумала иметь со мной дело? — Пол вопросительно посмотрел на нее. — Ты все еще хочешь быть частью моей жизни?

Оливия медленно покачала головой, словно прислушиваясь к своим ощущениям, и Пол тут же уставился в пол.

— Может быть, ты так реагируешь на то, что случилось утром? — предположил он.

Оливия поставила чашку на столик и подалась к нему.

— Я реагирую на все то, что происходило в течение последнего года, и на то, что случилось в твоем прошлом, о котором я не имела понятия. Я реагирую на то, что ты не сумел сохранить уважение к нашему браку и к браку Анни и Алека. Даже если бы я могла простить тебя за все это, я бы никогда не смогла снова поверить тебе. Ты лгал мне все те годы, что мы были вместе.

— Неправда, Лив. Я говорил тебе, что у меня задолго до встречи с тобой были серьезные отношения. И ты сама тогда сказала: «Давай оставим прошлое позади». Помнишь? Я бы рассказал тебе об Анни, если бы ты захотела выслушать.

— Ты никогда не упоминал о том, что провел лето на Косе.

— Я пытался вести себя так, словно этих месяцев никогда не было.

— Тебе следовало бы сказать мне, что Анни живет здесь, до того, как я согласилась перейти в местную больницу.

— Я пытался тебя отговорить, — напомнил Пол.

— Если бы ты на самом деле хотел меня переубедить, тебе нужно было только сказать, что здесь живет твоя бывшая любовница. Но ты намеренно скрыл это от меня.

— Я был не прав, Лив. Я во многом ошибся. Прости. — Пол посмотрел на свои руки, на обручальное кольцо на пальце. — Ты все еще хочешь пообедать со мной?

Вопрос показался ей таким нелепым, что Оливия рассмеялась.

— Нет, я не хочу идти с тобой обедать. Пол спустил Сильвию на ковер, встал.

— Ладно. — Он словно не знал, что ему делать дальше. — Можно мне воспользоваться ванной перед уходом?

— Конечно.

Он вышел из комнаты, и только через минуту Оливия сообразила, что по дороге в ванную Пол обязательно пройдет мимо детской. Она застыла на диване, прислушиваясь к его шагам и пытаясь вспомнить, закрыла туда дверь или нет. Оливия медленно поднялась, прошла через холл и остановилась в дверях детской.

Пол стоял рядом с колыбелью, опустив руки на бортик. Он обернулся к ней, уставился на ее живот.

— Ты не…?

— Да.

— Ребенок мой?

— Разумеется, — ответила Оливия. — Это случилось в тот вечер в апреле. Когда ты представлял на моем месте Анни.

— О господи! — Пол отвернулся от нее, склонился над колыбелью.

Оливии не хотелось видеть, как он будет мучиться раскаянием, поэтому она вышла на веранду и села в кресло. Она намеренно предпочла его диванчику, чтобы Пол не мог сесть рядом с ней, когда выйдет. Она смотрела на серфингиста, скользившего по заливу. Он был белокурым, загорелым. С такого расстояния Оливия не могла определить его возраст, но он был хорош собой. Возможно, так же хорош, как Алек.

Прошло немного времени, и Пол вышел к ней на веранду. Он развернул одно из кресел, чтобы сидеть напротив Оливии, и оказался слишком близко к ней.

— Ты беременна около пяти месяцев?

— Двадцать одну неделю.

— Как ты себя чувствуешь? Все ли в порядке?

— У меня все замечательно. Я здорова, ребенок здоров. У меня будет мальчик.

— Мальчик… — Пол улыбнулся, и Оливия пожалела, что сказала ему об этом. Радость, озарившая лицо Пола, вызвала у нее приступ раздражения.

— Тебе следовало сказать мне об этом, — укорил ее Пол. — Все бы сложилось совершенно иначе. Это известие вернуло бы меня к реальности.

— Я хотела, чтобы ты вернулся потому, что тебе нужна я, а не потому, что я ношу твоего ребенка.

Он кивнул и осторожно протянул руку, чтобы коснуться ее живота. Оливия стиснула зубы и отвернулась, чтобы не видеть выражения его лица.

— Анни поставила меня в глупое положение, — признался Пол.

Оливия резко повернулась к нему и отбросила в сторону его руку.

— Ты сам поставил себя в глупое положение.

— Согласен. — Он сел поглубже в кресло. — Можем мы прийти к какому-то соглашению? Разве нам не следует попробовать начать все сначала хотя бы ради нашего сына? Ты не хуже меня знаешь, что наш брак до недавнего времени был очень удачным.

Оливия скрестила руки на груди.

— Все кончено, Пол. Ты мне больше не нужен. Говорить не о чем.

Он посмотрел на залив, потом снова заговорил:

— А как же мой ребенок? Я хочу участвовать в жизни моего сына.

— Тебе следует обсудить это с твоим адвокатом.

Пол поморщился, глаза за стеклами очков покраснели. Наконец он встал, очень медленно, словно какая-то сила тянула его к земле. Оливия не остановила его, когда он шел через веранду. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Серфингист изящно скользил по воде. Оливия не сводила с него глаз. Она неторопливо опустила руки, сняла обручальное кольцо и сунула его в карман. Она наблюдала за спортсменом до тех пор, пока не пришла пора ехать на работу.

53

Алек достал коробку с фотографиями из шкафа в кабинете и расположился на диване в гостиной, чтобы просмотреть их. Он многие годы не разглядывал эти старые снимки, а после смерти Анни запрещал себе это делать. В коробке было множество ее фотографий. Просматривая их теперь, Алек замечал по морщинкам или по неуверенной улыбке, что она снова поддается своей темной стороне. Он наконец понял, почему временами Анни замыкалась в себе, сводя общение с ним до минимума. «Я умру в наказание за все те ужасные вещи, которые совершила», — вспомнил он ее слова.

Два аборта. Вечера, когда она навещала Мэри. Алек тогда был благодарен старой смотрительнице за то, что она скрашивает одиночество его жены, когда ему приходится работать на материке.

Рыбаки. Туристы. Строители. Она приводила их в ту маленькую спальню, куда каждую секунду заглядывал луч маяка, свет которого он всегда считал их с Анни собственностью.

Алек услышал, как хлопнула задняя дверь. Лэйси вернулась. Проклятье! Ему так нужно побыть одному. Но девочка уже стояла на пороге гостиной.

— Я дома, — гордо объявила она, — а сейчас всего-то пятнадцать минут десятого. — Лэйси посмотрела на коробку, стоявшую рядом с отцом на диване. — Зачем ты вытащил старые фотографии?

Алек не сводил глаз с девочки, которую всегда считал своей дочерью.

— Мне просто захотелось на них взглянуть, — ответил он. Изумив его, Лэйси прошла через комнату и уселась рядом с ним. От нее пахло табаком. Как от Тома Нестора, вдруг подумалось Алеку.

— Мне очень нравится вот эта, — Лэйси перегнулась через его колени и вытащила фотографию из коробки. Снимок был сделан летом, год назад. Анни и ее дочь сидели рядом на песке. — Мама выглядит такой счастливой.

«Я никогда не была счастливее, чем в этом году». Анни сказала это на последнее Рождество.

Алек заплакал. Он отвернулся от Лэйси, но нечего было и пытаться скрыть слезы. На этот раз ему это не удастся.

— Не плачь, пожалуйста, — взмолилась Лэйси. — Я не могу этого выносить, папочка, не надо. — Она встала. — Хочешь, я уберу их? — Девочка протянула руку к коробке, но Алек перехватил ее.

— Нет, я хочу просмотреть их. Лэйси нахмурилась:

— Зачем ты это делаешь? Ты только расстраиваешься. Алек попытался улыбнуться.

— Со мной все в порядке, Лэйси.

Она сунула руки в карманы шорт и не сводила с него глаз. Его ответ не убедил ее.

— Хочешь, мы посмотрим их вместе? — предложила Лэйси.

Он покачал головой:

— Нет, не сегодня.

Девочка неохотно ушла. Алек принялся рыться в снимках, пока не нашел те немногие, что он сделал в то время, когда Анни ждала Лэйси. Во время этой беременности ее все время тошнило. Она почти перестала есть и так мало прибавила в весе, что врач едва не отправил ее в больницу. У Анни были странные боли, никто из врачей не мог поставить диагноз. Она провела в постели почти все девять месяцев, пока Нола помогала Алеку заботиться о Клае.

Роды были тяжелыми. Алеку они показались бесконечными. Он все время находился рядом с Анни, держал ее за руку, помогал правильно дышать до тех пор, пока сам не обессилел. Он не понимал, как женщина — как любое живое существо — может вытерпеть такую муку.

Перед самым появлением Лэйси, когда Анни, должно быть, почувствовала, что появляется головка ребенка, она вдруг начала требовать, чтобы Алек немедленно вышел. Сначала ему показалось, что он ее неправильно понял. Анни билась в истерике, и Алек решил сделать вид, что ничего не слышал. Но ее слова разобрал врач, да и сестры начали недоуменно переглядываться.

— Вам лучше выйти, доктор О'Нил, — сказала одна из них. — Вы нервируете жену.

Встревоженный и недоумевающий Алек вышел в коридор и остался стоять под дверью родильного отделения, вместо того чтобы пойти в комнату ожидания, где собрались Нола, Том и еще несколько друзей. Он не представлял, как объяснить им, почему он не рядом с Анни.

Позже Алек спросил ее, что с ней случилось. Анни расплакалась, принялась просить прощения, сказала, что сама не понимала, что говорит.

Как же Анни была напугана, если попросила его уйти в ту минуту, когда так нуждалась в его помощи. Она боялась, что Алеку хватит одного взгляда на новорожденного, чтобы все понять? Наблюдала ли Анни за ним потом, когда он ворковал над малышкой? Пыталась ли она понять, мучают ли его подозрения? Хотела ли Анни рассказать ему правду? Или она знала заранее, что Алек никогда не поверит в то, что она ему изменяла?

Алек не ложился спать почти до полуночи, мучая себя, разглядывая один снимок за другим. Он так обессилел, что едва поднялся на второй этаж. И все равно не смог заснуть. Слишком много воспоминаний, слишком много ключей к ее поведению, на которые он не обратил внимания. Они спорили о стерилизации. Анни настояла на том, чтобы перевязать трубы. Она сказала, что Алек не должен делать вазэктомию, потому что она не может допустить, чтобы он испытал боль и дискомфорт. В устах Анни это объяснение звучало совершенно логично. А сколько раз она пыталась удержать Тома Нестора, чтобы тот не напился и не проболтался Алеку об их близости? И сколько раз он заставал Анни плачущей без видимой причины? Ох, Анни!

Мыслями Алек снова и снова возвращался в прошлое. Тело ныло, как после тяжелой физической нагрузки. Он должен был действовать, ему не сиделось на месте.

Алек встал задолго до рассвета, оставил записку Лэйси на столе в кухне и сквозь плотный утренний туман поехал в Киссривер.

Он уже подъезжал к маяку, когда увидел на обочине дороги диких лошадей. Алек остановился, чтобы рассмотреть их. В тумане они казались сказочными персонажами, то отчетливо различимыми, то напоминающими расплывчатые тени. Алек рассмотрел подросшего жеребенка, сбитого «Мерседесом». Алек сумел различить шрам на том месте, где он зашил рану. Пол тогда помогал ему. «Синяя лошадка. Анни дорожила ею». Слова Пола, но так ли это было на самом деле?

Алек застонал. Ему хотелось перестать думать, вспоминать.

Он доехал до маяка. Белые кирпичи сливались с белесой дымкой, и он едва различал его со стоянки. Алек подошел к маяку, открыл дверь и начал подниматься по витой лестнице. Его шаги гулким эхом отдавались внутри башни. Алек вышел на галерею. Туман остался внизу, и фонарь отключился, очевидно, совсем недавно, предвосхищая утренний свет. Над морем вставало солнце, окрашивая небо и воду в золотисто-розовый цвет.

Алек прошел по галерее на другую сторону, откуда был виден дом смотрителя. Сквозь туман он различил лишь второй бульдозер и экскаватор в кустах рядом с домом.

Он сел на холодный чугунный пол галереи лицом к морю и рассвету. Он закрыл глаза, прижался спиной к кирпичной стене, ожидая, когда маяк снова окажет на него свое магическое действие.

Поднималась ли Анни сюда с кем-то из других мужчин? Занималась ли она с кем-то из них любовью на этой галерее? Или на берегу у кромки воды?