Иден вылезла из постели, прежде чем зазвонил будильник, и натянула платье. Нет смысла дальше лежать и пялиться на потолок. Мозг был слишком переполнен, чтобы позволить ей спать. Она хотела было позвонить Кэсси, но было слишком рано. Она спустилась вниз и стала у стеклянной стены комнаты, наблюдая, как лес, по мере того, как солнце поднималось из-за деревьев, превращается из серого в зеленый.
      Мольберт Лу стоял рядом, и Иден отступила на шаг, чтобы рассмотреть картину. Это была типичная работа Лу – ветхий дом, вырастающий из грязи, на фоне яркоголубого с пятнами облаков неба. Какая-то маленькая деревня в Южной Америке, без сомнения. Лу и Кайл провели большую часть последнего десятилетия, путешествуя по Эквадору и Колумбии. Кайл проводил свои исследования, Лу делала фотографии, чтобы использовать их в картинах. Она ироническим взглядом отмечала контраст между бедностью людей и роскошью природы.
      Иден повернулась на звук из кухни, и через минуту Кайл вошел в комнату и протянул ей чашечку кофе.
      – Спасибо. – Она взяла чашечку и села на испанское кресло у огня. Она чувствовала себя с Кайлом в это утро неловко. Существовали вещи, о которых он ей не рассказывал, целый мир, который был ей неизвестен.
      – Ты рано проснулась, – он поднес свою чашку к губам.
      – Я плохо спала. – Проснувшись ночью, она подумала о Бене. Что за дурацкий вечер! Она, наконец, заключила, что Бен – умелый притворщик. Он, вероятно, никогда не достигал успеха в своей археологии. Он получил эту работу у Кайла и теперь хочет оказать ему любезность, укрепить связи с расчетом на нечто большее. Так она лелеяла размышления о нем, потом начала читать дневник, а после всего этого заснуть было уже невозможно. Это, видимо, было к лучшему. Сон не был другом в эти дни. Он приходил как пауза между ночными кошмарами.
      – Почему ты не говорил мне, что ты мне вовсе не дядя? – спросила она, и слова были резкими, Кайл напрягся:
      – Что ты имеешь в виду?
      – Я имею в виду, что никто на самом деле не тот, как я думала. Моя бабушка – не моя бабушка. Ты мой… как это называется, «двоюродный кузен»?
      – А, понимаю! – Кайл сел на софу и поставил чашку себе на колено. – Я думаю, это будет первый кузен, однажды отстраненный.
      – Почему ты не рассказал мне? Кайл прошелся рукой по бороде.
      – Когда ты впервые пришла к нам, Иден, ты была такая отстраненная. Я подумал, что это создаст тебе трудности, приведет в замешательство. Я не думал, что это будет так важно. А позднее… – Он улыбнулся. – Ты не была из тех отроковиц, с которыми легко было бы говорить об этом.
      Она снова поймала себя на улыбке. Ей было трудно и дальше изображать негодование.
      – Нет, не думаю, что я была такой.
      – Может быть, Лу и я просто не знали, как воспитывать подростка.
      Иден вздохнула.
      – Я думаю, это была моя ошибка, Кайл, а не твоя. Я надеюсь, что с Кэсси будет немного легче, чем со мной. – Нежность в собственных словах удивила ее.
      – Так, – Кайл поднес чашку к губам. – Как прошел обед вчера вечером?
      – Немного странно. Не думаю, что мы когда-либо станем хорошими друзьями. – Она ожидала, что он скажет что-нибудь хорошее про Бена, что-нибудь, что расположит ее к нему.
      Но Кайл отклонился на софе.
      – Ладно. Это меня в чем-то устраивает. Это, вероятно, лучше всего для тебя и Бена – только работать на раскопках этим летом и не заводить личных отношений.
      Она была удивлена и почувствовала любопытство.
      – Я думала, что ты любишь его.
      – Я люблю его. Как сына. Но он не та личность, чтобы вовлекать тебя во что-нибудь стоящее.
      – Почему? – Она в конце концов была права в своих подозрениях относительно Бена, но в то же время почувствовала разочарование.
      Кайл пожал плечами и посмотрел в свою чашку.
      – Я думаю, что он способен использовать меня. Или получить побольше от тебя, – предположила она. – Связи или что-нибудь еще.
      Брови Кайла поползли вверх, и он рассмеялся.
      – Нет, милочка, ты далека от истины. У Бена больше связей во всей области, чем у меня в этой точке. И он не интриган. У него был очень неприятный развод, вот и все. Он еще не завершен. Я рад видеть тебя с кем-нибудь не из Голливуда, Иден, но это должен быть кто-нибудь, у кого жизнь в лучшем состоянии.
      – Но почему он работает здесь за… Я уверена, что с потерей субсидий, ты не можешь платить ему много. – Она внезапно поняла, что Кайл, возможно, платит Бену из собственного кармана.
      – Спроси об этом у Бена.
      – Где он работал перед тем, как прийти сюда?
      – Университет Мэриленда. Он преподавал там. Он был вице-президентом отделения.
      Она наклонилась вперед.
      – Тогда почему он здесь в таком жалком предприятии?
      Кайл пожал плечами.
      – Ты не хочешь говорить мне, не так ли?
      – Мой тебе совет насчет Бена: обращайся с ним по-доброму, но держи дистанцию.
      Она снова села, держа чашечку руками у себя на коленях. Вся эта беседа казалась привычной. Подобные вещи Кайл говорил, когда она была подростком и собиралась участвовать в школьной драматической массовке. Она в конце концов приняла в ней участие. Но Кайлу не понравились ее новые друзья. Его предостережения всегда были мягкими, но весьма категоричными. Авторитарность под маской мягкости, что заставляло Иден пренебрегать его советами. Ребятня увлекается наркотиками, говорил он. А мальчики ее используют. «Они нехорошие, милочка, можешь ты это понять? Единственное, что у них получается, это быть активными, и они могут склонить тебя делать вещи, о которых ты потом пожалеешь. В конечном итоге они могут только навредить тебе».
      Теперь с высоты своего взрослого возраста она понимала, что Кайл был абсолютно прав. Но она всегда привлекала внимание ровесников. Она приобрела опыт секретничания еще тогда, когда мало что понимала в жизни. Она любила принимать на себя роль, это казалось так же легко, как сменить одежду. Но драматическая массовка должна была быть непринужденной, а она созрела для внимания мальчиков. Их длинные волосы и серьги интриговали ее. Они захватывали ее естественностью и поэзией, теми незарифмованными стихами, которые всегда имеют сексуальный подтекст, так что когда они переставали декламировать и начинали ее трогать, это казалось естественным развитием событий. Она научилась входить в роль, влезать в обличье другого человека и делать вещи, о которых реальная Иден вовсе не думала. Она внушила себе, что семнадцать – это волшебный возраст. Никто ничем не мог ей навредить, и ее жизнь внезапно наполнилась возбуждением и радостью, которых она никогда не знала. И она не могла понять, как Кайл мог просить ее отказаться от этого.
      И теперь она почувствовала что-то вроде того старого подросткового протеста при его словах насчет Бена. Бен не старался использовать ее. Это было главным. Он был в затруднительном положении, да, она это видела. Но разве кто-нибудь мог внушить ему теплое чувство к ней?
      – Ты готова к следующей тетради? – спросил Кайл.
      – Думаю, что да, – сказала она. Тетрадь вчерашней ночи оставила ее такой измученной, но она не могла и предположить, что Кайл сделает паузу в передаче ей дневников. Она оглядела жилую комнату и добавила спокойно:
      – Это комната, где твоя мать убила себя? Он кивнул.
      – Найти ее должно было быть для тебя ужасным, Кайл. – Слова выскакивали легко, но она знала, что такие вещи она ему говорила впервые.
      – Она сидела в качалке точно там, где ты теперь сидишь, – сказал Кайл. – Отец осветил качалку. Она была залита кровью. Кровь была на потолке и на полу, и там были куски ее головы. – Он указал на стену позади нее. – Даже потом на войне я не видел ничего подобного тому, что увидал в этой комнате той ночью.
      Она посмотрела на потолок. Он был окрашен в чистый белый цвет и перекрещивался огромными дубовыми балками.
      – Она оставила тебя и Кэтрин воспитывать друг друга.
      – Мы это уже делали многие годы.
      – Кэйт кажется немного преждевременно сексуально развивающейся для четырнадцати лет. – Она почувствовала себя неудобно в этом испанском кресле. Она хотела сменить тему, но не ожидала, что из ее уст вылетят именно эти слова.
      – Кажется? По-моему, единственная вещь, которая была у нас в те дни на уме, и был секс.
      – Делала ли она что-нибудь действительно непристойное с другими детьми?
      – Хуже! – Кайл рассмеялся. – Она делала это сама с собой, как это написано в ее дневнике со святой простотой. Но она была непристойной из самообороны. Другие дети были с ней так или иначе не очень любезны.
      – Ты был всем для нее. Ты негодовал на ее зависимость от тебя?
      Он наклонился вперед и поставил локти на колени.
      – Я тоже был зависим от нее. Это не видно из дневника – может быть Кэйт никогда не понимала этого. Я говорил правильные вещи о том, что хотел бы, чтобы она была с другими людьми, но позднее, когда они стали друзьями с Мэттом, я сильно ревновал.
      – Дневник не так легко читать, как я предполагала, – сказала Иден. – Оставаться объективной труднее, чем я думала, Кэйт стала для меня такой реальной.
      Он кивнул, как если бы полностью был уверен, что так и должно было случиться.
      – Как ты к этому отнесешься, Кайл? Я имею в виду смотреть на самого себя – актера, который играет тебя – нашедшего свою мать после самоубийства, копирующего тебя во всем. Сможешь ли ты вынести это?
      – Это было давным-давно, Иден. Все, чего я прошу, это, чтобы ты преподнесла прошлое честно, чтобы не эксплуатировала его.
      – Когда я закончу первую версию сценария, я бы хотела, чтобы ты прочитал его, – сказала она и снова удивилась сама себе. – Я хочу быть уверенной, что ты его одобришь.
      – Меня это устраивает, – ответил он. Иден крепко сжала чашечку между ладонями.
      – Кайл, я понимаю, почему ты так долго ждал, прежде чем рассказать мне о дневнике. Я понимаю, что я точно так же читаю твою историю, как и историю Кэйт. Я очень хочу, чтобы ты знал, как я ценю это.
      Он медленно кивнул с задумчивой улыбкой на губах. Затем встал и пошел к двери.
      – Я рад, что ты здесь, Иден, – сказал он. – Пора. Она позвонила Кэсси из кухни, прежде чем уйти на раскопки.
      – Я красная, как земляничка, мамочка, – сказала Кэсси.
      Иден услышала смех Пам со второго плана.
      – Это все равно, как ягода, Кэсс, – сказала Пам. – Красная, как ягода.
      – О, я красная, как ягода, мама!
      – Не загорай, милочка, – она представила Пам, стоящую рядом с Кэсси и пытающуюся вмешиваться, как она увидела из этого разговора.
      – У папы есть солнечный зонтик для тебя?
      – У Пам есть. У нас есть навес для каждого. Мой голубой.
      – Твой любимый цвет.
      – Да, и знаешь что?
      – Что?
      – Это любимый цвет Эприл тоже.
      – Я отпускаю тебя, Кэсс.
      – И знаешь что еще? Завтра мы идем в парк Нерши.
      – Это чудесно, Кэсси. – Она силилась придать энтузиазм своему голосу, который звучал направленно и невыразительно для ее ушей.
      – Я позвоню тебе завтра вечером, чтобы узнать все об этом.
      – О'кей.
      – Я люблю тебя, милая.
      – Я тоже тебя люблю, мамочка. – Иден слышала, как Кэсси дюжину раз поцеловала микрофон. Затем услышала голос Пам со второго плана.
      – О, Кэсси, это отвратительно. Другие люди тоже будут пользоваться этим телефоном, ты ведь знаешь.
      Иден услышала щелчок от повешенной трубки. Она несколько секунд прислушивалась к тишине, прежде чем повесить свою. Затем поднялась по лестнице в свою комнату и села в привычную плетеную качалку, прежде чем полились слезы.

      Бен проснулся в таком же состоянии, в каком заснул: злой на самого себя. Рубашка все еще была под его головой на подушке, но за ночь она утратила запах Иден. Пора было выбираться из страны фантазии и вступать в реальный мир.
      Зазвонил телефон, и он приподнялся на локте, чтобы ответить.
      – Хелло?
      – Бен? Это Алекс.
      В течение минуты он ничего не отвечал. Он звонил Алексу Пэрришлу дважды после того, как вышел из тюрьмы, и в последний раз Алекс просил больше ему не звонить.
      – Удивлен, услышав тебя, – сказал он.
      – Это по делу, Бен. Ты помнишь Тину Джеймс?
      – Конечно.
      Тина была одной из наиболее перспективных его студенток.
      – Она добивается должности в Стэнфорде и хотела, чтобы я попросил тебя написать ей рекомендательное письмо.
      Вот оно как? У бедного старого Алекса не было другого выбора, кроме как позвонить ему, черт побери.
      – Я думаю, что от моего письма будет больше вреда, чем пользы, разве не так?
      – Я сказал ей об этом. Она считает, что не имеет значения, что ты делаешь в своей частной жизни, а в своей области ты имеешь имя и…
      – Пускай, я сделаю это. – Он взял карандаш и пачку листов бумаги из подставки. – Дай мне ее адрес, и я пошлю ей копию.
      – Хорошо, она сказала, что ты мог бы послать ее мне, а я бы ей переслал.
      Бен вздохнул. Она хотела получить от него рекомендацию, но не доверяла ему своего адреса.
      – Пусть так, – сказал он. – Итак, этим летом ты преподаешь?
      Произошло некоторое замешательство на другом конце линии, поскольку Алекс обдумывал, продолжать разговор или нет.
      – Да, только один класс.
      – Как Лесли?
      – Прекрасно.
      – А моя крестница? – Обычно он говорил о восьмилетней дочери Алекса по имени – Ким – но он не хотел напоминать ему, как близки они когда-то были.
      – Она в порядке.
      – Ее день рождения через пару недель.
      – Боже, у тебя безотказная память. Я и сам забыл.
      – Алекс, я хотел бы, чтобы ты повидал меня.
      – Мы ведь закрыли это.
      – Ты слышал о происшедшем только с позиции Шарон. Дай мне шанс поговорить с тобой.
      – Не могу, Бен.
      – Не мог бы ты, по крайней мере, поговорить с Сэмом? Позволь ему рассказать тебе…
      – Я говорил с Сэмом. Я знаю, он думает, что ты невиновен, но по правде, не знаю, на чем он основывается, кроме братской любви.
      – Ты получишь какие-то законные основания. Ты мог бы помочь ему наметить путь к…
      – Забудь это.
      – Как долго мы были друзьями, Алекс? Я действительно думаю, что ты должен сделать это для меня.
      – Я не должен тебе ничего. – Голос Алекса зазвучал на неприятной ноте. – Я скажу Тине, что ты сделаешь это письмо в течение недели или около того?
      Бен стиснул зубы.
      – Правильно, – сказал он и повесил трубку.
 
      – Доброе утро.
      Бен посмотрел из котлована и увидел Иден, щурившую глаза от утреннего солнца. Он почувствовал облегчение, увидев ее. Он встал.
      – Я опасался, что вы можете не прийти после вчерашнего вечера, – сказал он.
      Она спустилась по лестнице в котлован.
      – Я хотела посмотреть, что еще тут можно найти. А она колючая, подумал он. Как ее мать, как и он сам.
      – Кроме того, я думаю, Кайл использует все возможности, пока субсидия не кончится.
      – Да, вы правы. У него есть пара аспирантов, но они уехали после того, как приехал я. – На самом деле, две женщины уехали на другой день после его приезда. Кайл пустился в какие-то объяснения по поводу их внезапного отъезда, но Бен знал, что это он был причиной.
      Иден подняла пластик с квадрата земли, на котором она вчера работала, и подняла свою кисть.
      – Иден, – сказал он.
      Она подняла на него глаза.
      – Я хочу извиниться за вчерашний вечер. Это было так давно, когда я был с кем-то. Я был взволнован! Сожалею!
      – Все в порядке, – сказала она. Она не сказала: «Все в порядке, попробуем еще раз». Она исключила его. «Я прощаю тебя, но ты упустил свой шанс».
      Он сел на землю на другой стороне котлована и начал работать. Молчание было для него невыносимо. Он чувствовал ее за своей спиной, довольную спокойной работой. Может быть, Кайл рассказал ей что-то вчера вечером. Может быть, она пришла домой и сказала Кайлу: «Этот малый действительно закрученный», а Кайл кивнул и сказал: «Ну, да, он ведь провел шесть месяцев в тюрьме, знаешь ли».
      – Я нашла несколько маленьких кусочков, – внезапно сказала она, и он повернулся, изучая почву в ее руках. – Но они, черт возьми, очень грязные!
      Он придвинулся к ней, и она положила маленькие коричневые кусочки на его ладонь.
      – Это настоящая керамика, возможно, куски той чашки, которую вы нашли вчера.
      Они работали спокойно вместе следующий час, просеивая почву и раскладывая свои находки на разграфленной бумаге. Было около одиннадцати, когда он встал и потянулся.
      – Хотите апельсинового сока? – спросил он.
      Она посмотрела на него. Ее губы были пыльными и прекрасными.
      – Это будет великолепно!
      Он взял две бутылки сока из холодильника в пикапе и вернулся к котловану. Она села на угол котлована, сдвинула шапочку и сделала долгий глоток. Она больше не походила на голливудскую актрису. Коричневая пыль покрывала ее икры и проложила дорожки между висками и подбородком.
      Он опустился на противоположный угол и сделал глоток сока.
      – Итак, что произошло с вашей мамой за эти дни в ее дневниках? – спросил он.
      Иден уставилась на носки своих теннисных туфель, пока не сказала:
      – Итак, ее мать покончила самоубийством, японцы напали на Пирл Харбор, и она научилась заниматься любовью сама с собой.
      Бен улыбнулся в ответ на ее прямоту. Кайл, должно быть, не говорил ей всего.
      – Я полагаю, что когда мир вокруг, вас рушится, единственный способ выжить состоит в том, чтобы обеспечить самому себе комфорт, – сказал он.
      Она посмотрела на него.
      – Я не думала об этом с такой стороны. – Она вытащила листок бумаги и карандаш из кармана шорт и что-то записала.
      – Я не знал, что мать Кайла покончила с собой.
      – Она была сумасшедшей, – Иден передвинула пальцем кусочки керамики, лежащие рядом с ней, на газету. – Она делала безумные вещи. У нее были галлюцинации. Она била мою мать и Кайла. Она выстрелила себе в голову, Кайл нашел ее. Ему было всего лишь около пятнадцати.
      – Иисусе! Это должно было быть ужасно! А вы знали до того как прочли дневник, что она была сумасшедшая?
      Иден кивнула.
      – Меня многие дразнили за то, что моя мать жила в пещере, а бабушка была лунатиком. Дети в школе прыгали через веревочку с такой песней.
      Она закрыла глаза и начала вспоминать.
 
«Старая леди Свифт была лунатичкой безумной,
Стирала свои одежды и днем, и ночью безлунной.
Ловила жуков на завтрак и летучих мышей к ужину,
И сама себе мылила голову, когда ей было нужно».
 
      Иден открыла глаза и посмотрела на него.
      – Никто не принимал во внимание, что моя мать опубликовала двадцать шесть книг. Я могла бы говорить о моем отце, даже если бы никогда не знала его, потому что он был известной личностью. Он основал «Колбрук хроники».
      – Я не знал этого. – Теперь он был полностью уверен, что Кайл не сказал ей. Она никогда не говорила бы с ним так открыто, если бы знала.
      – Но кроме того, я узнала, что моя бабушка на самом деле не была моей бабушкой. Кэйт и Кайл были кузенами. Родители Кайла удочерили ее после того, как ее собственная мать покончила с собой.
      – Много ранних смертей в вашей семье. Много самоубийств.
      – Говорят, это передается по наследству.
      – Вы когда-нибудь чувствовали что-нибудь подобное? – спросил он.
      – Вроде тяги к самоубийству? Нет, а вы?
      – Такая мысль приходила мне в голову после того, как мой брак распался.
      Она поставила свой сок на землю между ног.
      – А что покончило с ним, Бен? Или это слишком личное?
      – Шарон покончила с ним, потому что… – Он заколебался. Он не мог и подумать о том, чтобы солгать. Умолчание – это одно, ложь – другое.
      – Это слишком личное! – Она позволила ему выбраться из ловушки. – Извините, что спросила. Кайл говорил мне, что вы преподавали. Что вы очень известны как археолог. Почему вы здесь в заброшенных раскопках?
      – Кайл не сказал вам?
      – Он только сказал, что ваш развод был слишком тяжелым.
      Бен кивнул.
      – Это было плохо. И я…, действительно, не смог удержаться на работе. – Ладно, о'кей. Итак, вот оно. Ложь. Не явная, конечно, но теперь она, видимо, подумает, что у него был нервный срыв. Это все-таки предпочтительнее правды. – Кайл прослышал о моих проблемах и спас меня.
      Она улыбнулась.
      – Это его хобби, спасать людей. Он спас меня тоже сколько-то времени назад. Вы будете готовы вернуться к преподаванию, когда субсидия закончится?
      Он смотрел на полоски пыли на ее щеках, на пряди белокурых волос, которые свободно падали на грудь у шеи, и желал, чтобы мог быть таким же открытым с ней, какой она была с ним.
      – Это все несколько сложнее, – сказал он.
 
      Иден уставилась в белый экран своего компьютера, пытаясь сосредоточиться на мыслях о матери, но была способна думать только о Бене. Утро с ним прошло в полной мере приятно. Она не надевала маски и сохранила себя. Она не имела в виду так много говорить с ним, но он воспринимал ее слова с интересом и уважением.
      Его печаль тронула его. Он безвреден, Кайл. Он сидит там, в этом котловане, с телом футболиста и болезненной уязвимостью маленького мальчика. Боже, он был притягателен! Ему недоставало лоска Майкла, и, возможно, именно это нравилось ей. Ничего не отзывалось в ней, когда она была с Майклом. Тот факт, что журнал «Пипл» избрал его самым сексуальным мужчиной года, совершенно не производил никакого впечатления. Он думал, что она проявила геркулесову волю, когда отказалась спать с ним, но правда была в том, что ей казалось слишком легким сопротивляться. Могла ли она сопротивляться Бену? Представит ли он ей когда-нибудь такую возможность? Ей понравилось ощущение на себе взгляда его серых глаз, когда он пил свой сок в котловане сегодня утром. Разрез его рта, темные волосы на груди, которые курчавились чуть выше ворота голубой тенниски, движения его пыльных пальцев, разгребавших землю… У нее не было желания разыгрывать с ним роль, и это пугало и одновременно возбуждало. Если бы он захотел достигнуть того, чтобы она почувствовала себя женщиной по имени Иден Райли, а не актрисой, он бы этого достиг.
      Но сегодня он не подходил к ней близко. Она чувствовала, что ее тело страстно желает этого, так же как и ощущения его пальцев на своем колене. Она улыбнулась при мысли о матери, чьи груди болели, когда она проходила мимо мальчиков из школы. Кэйт была такой реальной для нее теперь, такой человечной. Она включила компьютер и начала писать.

       9 сентября, 1942 г.
      Кайл этим летом начал ухаживать за Сарой Джейн. Он ходит к ее дому по два вечера в неделю, и в эти вечера я пишу, пишу и пишу, чтобы не думать о том, что Сара Джейн мой враг, и я не понимаю, почему Кайл так ее любит. Сначала он спросил моего совета, как говорить с ней и как спрашивать ее. Он сказал: «Что бы ты подумала, если бы мальчик сказал: «Не хочешь ли ты пойти со мной в кино?», или «Можно мне прийти сегодня вечером к твоему дому?»
      Я удивилась, что он интересуется моим мнением о других девушках, и постаралась ответить, как это могли бы сделать другие девушки, что-то вроде: «Мне будет очень приятно разделить твою компанию». Правда, я не была уверена, что именно такие слова использует Сара Джейн. Я понимаю, как мало знаю о подобных вещах.
      Он тщательно оделся перед встречей с ней, и остановился у пещеры, чтобы спросить «Как я выгляжу», и я сказала ему, какой он привлекательный, и как затрепещет Сара Джейн под его взглядом, и увидела в его глазах возбуждение. Я спросила его на следующий вечер, целовал ли он уже Сару Джейн.
      – Сара Джейн любит целоваться, – сказал он, и я пожалела, что спросила.
      Я полагаю, что Сара Джейн старается быть со мной милой. Она предлагает мне сладости и старается говорить со мной до школы, но я игнорирую ее. Она думает, что если она будет мила со мной, Кайл будет любить ее еще больше. Другие девочки ревнуют ее. Она и Кайл держатся за руки или склоняют головы, чтобы поделиться секретами. Кайл больше не проводит перерывы и ланч с другими мальчиками, а только с Сарой Джейн. Они сидят на скамейке близко друг к другу и разговаривают. Девочки образуют свой кружок без Сары Джейн, но их глаза всегда направлены на скамейку, и мне тоже хотелось бы услышать, что они говорят. Я сижу на ступеньках, читаю, как всегда, и наблюдаю. Я начинаю новый учебный год так же, как окончила предыдущий, читаю, пишу, наблюдаю окружающий мир. Только этот год в чем-то хуже, потому что я чувствую себя очень нервной в школе, как будто собираюсь сдавать экзамены или заболеть. Я не могу дождаться звонка в конце дня.
      Папа завел новую подружку, настоящую молодую женщину из Страсбурга. Однажды, пару недель назад, он сказал за завтраком:
      – Я собираюсь жениться снова. Как вы будете себя чувствовать с новой Ма?
      Кайл и я посмотрели друг на друга. Мы хорошо жили без Ма, и папа мог заметить, что мы не в восторге от этой идеи. Он повысил голос и сказал:
      – Хорошо, она не будет вашей Ма, пусть так, но у меня будет жена. Я не буду отказывать себе в этом, а вы? – Он улыбнулся, и такой улыбки я никогда не видала на его лице прежде.
      – Нет, пап, – сказал Кайл, но мое сердце колотилось. Я не хотела никого чужого в своем доме.
      – Ее зовут Сюзанна Коди, – сказал папа. – Она немного молода, но…
      – Насколько молода? – прервала я.
      – Девятнадцать. Почти двадцать.
      – Девятнадцать! – сказал Кайл. Я была слишком шокирована, чтобы сказать что-нибудь. Папе – тридцать пять!
      – Она слишком молода для тебя, папа, – сказал Кайл.
      – Ты позволяешь себе говорить мне о моих делах, мальчик? – спросил папа. На самом деле он не был зол. Действительно, я не видела папу злым с тех пор, как мама умерла.