Спустя минуту дверь распахнулась, и перед ними предстала высокая пожилая женщина. Она тепло улыбнулась Кэролин:
— Входите, дорогая.
Лаура прошла следом за Кэролин в маленькую гостиную, уютно обставленную современной мебелью. Обивка на пухлых подушках дивана, кресел, такие же цвета пшеницы занавески, дубовые низкие столики.
— Сара, это Лаура Брендон, — представила ее Кэролин. — Она приехала вас навестить.
— Как мило, — Сара улыбнулась Лауре.
Сара Толли оказалась выше Лауры ростом. Серебристые волосы были аккуратно причесаны. В ее лице и фигуре любой заметил бы небольшое сходство с Элеонорой Рузвельт. Сара была безупречно одета: блузка в белую и бежевую полоску, бежевая юбка, чулки, бежевые туфли. Единственным признаком ее нездоровья были неправильно застегнутые пуговицы на блузке. И отчего-то при виде этой несуразности в облике достойной женщины у Лауры появился комок в горле.
Кэролин взглянула на часы.
— Я вас оставлю, чтобы вы получше познакомились, — сказала она.
После ухода помощницы Сара усадила Лауру на диван.
— Не хотите ли кофе или лимонада? Мне кажется, в холодильнике он еще есть. — Женщина направилась к крохотной кухне, но Лаура остановила ее:
— Нет, спасибо, не нужно. — Она смущенно уставилась на свои колени. — Мне бы хотелось объяснить, почему я здесь.
Сара присела на диван и внимательно посмотрела на свою гостью.
— Я полагаю, что вы знали моего отца. Его звали Карл Брендон. — Выражение лица пожилой женщины не изменилось. — Он умер несколько недель назад. Перед смертью он попросил меня навестить вас и убедиться, что у вас все в порядке.
Сара Толли в замешательстве смотрела на Лауру.
— Как мило с его стороны, — сказала она. — Но я совсем его не помню. Знаете, сейчас у меня стало плохо с памятью. Как, вы сказали, его имя?
— Карл Брендон.
— И откуда я его знаю? Лаура улыбнулась.
— Не могу вам сказать. Я надеялась, что вы поможете мне ответить на этот вопрос. Отец ничего не говорил мне. Я полагала, что вы старые друзья. Он оплачивал ваше пребывание здесь. И разумеется, деньги по-прежнему будут поступать на ваш счет, — торопливо добавила Лаура, не желая волновать свою собеседницу. — Отец оставил вам изрядную сумму в своем завещании.
— Неужели! — воскликнула Сара. — Я думала, что все оплачивается из моей страховки. — Она прижала пальцы к вискам. — Я определенно теряю рассудок. Я совершенно не помню вашего отца. Где мы с ним познакомились, вы сказали?
— Я не знаю, миссис Толли. Отец родился в Нью-Йорке в 1918 году. Он переехал в Бруклин в возрасте двенадцати лет и прожил там до двадцати. А вы жили когда-нибудь в Нью-Йорке?
— Я выросла в Байонне, штат Нью-Джерси, — ответила Сара.
— Значит, в Нью-Йорке вы с ним не встречались. А как насчет Филадельфии? Он переехал туда в двадцать четыре года и работал в «Аллен Текнолоджис». Он был физиком. У него была страсть к астрономии, и все об этом знали. На моей матери он женился в сорок лет. Она умерла, когда я была ребенком, но папа больше не женился. Я даже не знаю, встречался он с кем-нибудь или нет. Возможно, вы познакомились с ним в те годы? Может быть, вы вместе проводили время?
— Нет-нет. В моей жизни был только один мужчина. — Сара взглянула на рамку со старой пожелтевшей фотографией красивого молодого человека, стоявшую на столике у дивана.
— Вот этот? — спросила Лаура. Сара кивнула.
— Джо Толли. Мой муж и единственная любовь моей жизни.
Лаура почувствовала по ее интонации, что с фотографией была связана долгая история, а у нее не было времени ее выслушивать.
— Значит, у вас не было романа с моим отцом. Может быть, вы вместе работали?
— Я была медсестрой, — ответила Сара, — и никогда не жила в Филадельфии. Большую часть жизни я провела в Мэриленде и Виргинии.
— Настоящая загадка. — Лаура улыбнулась, пытаясь скрыть разочарование. — Если вы работали медсестрой, возможно, мой отец был вашим пациентом. Перед смертью он болел некоторое время. У него был рак, и он часто лежал в больнице. — Лаура тут же поняла, насколько странно было предположить, что Сара Толли в свои семьдесят с лишним лет могла ухаживать за ее отцом. — Нет, это, конечно, ерунда.
— Я выросла в Байонне, — повторила Сара, и Лаура поняла, что это проявление болезни Альцгеймера.
— Да, — сказала она.
— Я работала медсестрой на круизных теплоходах. — Миссис Толли встала и протянула Лауре еще одну фотографию. На ней Саре было лет пятьдесят, и она стояла под пальмой. Вдалеке виднелось огромное круизное судно. — Остров Сент-Томас. Или Сент-Люсия? Я всегда предпочитала Аляску.
— Какая замечательная работа, — согласилась Лаура. — Вы посмотрели мир.
— Иногда по телевидению идет «Аляска-шоу». — Сара взяла со столика иллюстрированный журнал с телепрограммой и принялась листать его. Лаура почувствовала себя неловко. Она вспомнила о Рэе, мрачно уставившемся в окно своего кабинета, об играющей в комнате наверху Эмме. Взглянув на часы, Лаура увидела, что прошло уже намного больше часа.
Она встала.
— Я должна идти, миссис Толли. Сара удивленно взглянула на нее:
— В самом деле?
— Мне жаль, что мы так и не сумели разгадать загадку вашего знакомства с моим отцом.
— Вы сказали, он был врачом?
— Нет, он был физиком и астрономом-любителем. На лице Сары появилось такое выражение, словно она не вполне понимает слова Лауры, но все-таки она кивнула.
— Приходите ко мне еще, моя дорогая, — пригласила она, провожая Лауру к двери.
Лаура лишь улыбнулась, не желая давать никаких обещаний. Она так и не смогла понять, почему отец попросил ее заботиться об этой женщине. Встреча с Сарой Толли ничего не прояснила.
ГЛАВА 4
Что-то случилось. Лаура поняла это сразу, как только вышла из машины. Появилось чувство смертельного страха, хотя и неясно почему. Подойдя к двери, она услышала плач ребенка. Эмма? Голосок совсем незнакомый. Да Эмма никогда не издавала подобных звуков. Так голосят по покойнику.
Охваченная паникой, Лаура еле сумела вставить ключ в замок и наконец толкнула дверь. Переступив через порог, она увидела Эмму, сидящую на самой нижней ступени лестницы. Девочка обхватила себя руками, словно у нее болел живот. Ее завывания переросли в судорожные рьщания, она сорвалась с места и бросилась к матери.
— Девочка моя! — Лаура изо всех сил пыталась говорить спокойно. — Что такое? Что случилось? — Может быть, Эмма просила Рэя почитать ей, а он накричал на нее? Возможно, но реакция малышки была чрезмерной. Эмма никогда себя так не вела.
Но дочка не ответила ей. Она только цеплялась за Лауру, уткнувшись лицом в ее ногу.
Лаура оглядела гостиную, посмотрела на дверь кабинета Рэя, и у нее зашевелились волосы на затылке. Кроме заунывного плача Эммы, не было слышно ни звука. Мертвая тишина стояла в доме.
— А где папа? — спросила Лаура, направляясь к кабинету мужа. Эмма еще сильнее вцепилась в нее. — Рэй!
Комната была пуста, на столе все так же лежала его рукопись.
— Рэй? — снова позвала Лаура, идя обратно к лестнице. — Останься здесь, — сказала она Эмме, осторожно отрывая от себя ее руки. — Я сейчас вернусь.
Лаура поднялась на второй этаж и вошла в их общую спальню. Никого. Должно быть, муж куда-то ушел и оставил Эмму одну. Вот почему она так расстроилась.
Нет, не может быть. Даже одиночество не могло настолько вывести девочку из равновесия. И потом, Лаура видела машину Рэя в гараже. Она собралась уже выйти из спальни, когда заметила красное пятно в форме бабочки на обоях с другой стороны кровати. Закусив губу, Лаура медленно обошла кровать. Рэй лежал на полу возле окна. Вокруг его головы расплылась лужа крови. Рука сжимала пистолет.
Неловко попятившись, Лаура наткнулась на туалетный столик. Шкатулка с драгоценностями полетела на пол. Лаура в ужасе вылетела из комнаты, топча украшения и не видя этого.
Эмма лишь тоненько всхлипывала, сжавшись в комочек на полу прихожей. Она не сводила глаз с матери. Лаура схватила ее за руку, отвела на кухню и сразу же позвонила 911.
— У вас что-то срочное? — вежливо спросила женщина-диспетчер.
Лаура не знала, что ответить. Рэй мертв. Никто не сможет ему помочь, как бы быстро ни прибыли медики.
— Это срочно? — повторила диспетчер.
— Мой муж застрелился, — ответила Лаура. — Он мертв. — Ей вдруг нестерпимо захотелось сию же секунду уйти из дома. Не слушая новых вопросов диспетчера, она бросила трубку на пол, подхватила на руки Эмму и вместе с ней выбежала на маленькое крыльцо.
Сидя вместе с девочкой на старой деревянной скамейке, приобретенной Рэем на распродаже, она думала: «У меня шок». Бесстрастная констатация факта. Лауру подташнивало, у нее кружилась голова. Она знала, что на улице холодно, но почему-то не чувствовала этого. «Вот на что похож шок». Она не смогла прийти в себя даже тогда, когда машины «Скорой помощи», полиции и пожарных с воющими сиренами остановились у их дома. Соседи вышли на улицу, кто-то выглядывал в окно, пытаясь понять, что происходит. А Лаура тупо смотрела на снег, покрывавший лужайку, и видела только кровавую бабочку на обоях в спальне.
— Он наверху, — сказала она первому полицейскому, подошедшему к ней. Прижавшись подбородком к макушке Эммы, она безучастно смотрела в одну точку. Закрыв глаза, она представила себе картину, которую они увидят в спальне.
Эмма перестала плакать, но все так же прижималась головой к плечу матери. Она была слишком большой, чтобы сидеть на коленях, но все-таки как-то устроилась. Лаура не хотела ее отпускать от себя. Девочка дрожала в своем легком свитере. Лаура принялась растирать ей руки и плечи. Что видела Эмма? Возможно, она услышала выстрел и зашла в спальню посмотреть? Могла ли она оказаться в комнате в ту самую минуту, когда Рэй покончил с собой? Нельзя было оставлять дочь с ним. Нельзя было задерживаться.
Лауре показалось, что прошло очень много времени, прежде чем на крыльцо вышел полицейский. Он принес куртки для нее и для Эммы. Лауре он дал куртку Рэя, и она закуталась в нее, вдыхая знакомый запах мужа.
— Кто был в доме, когда это случилось? — спросил полицейский, доставая из кармана блокнот. Он стоял на дорожке, поставив одну ногу на ступеньку крыльца.
— Эмма, — Лаура кивком головы указала на дочь. Полицейский изучающе посмотрел на девочку, но вопросов задавать не стал.
— Вы отсутствовали? — обратился он к Лауре.
— Да.
— Вы знаете, почему шкатулка с драгоценностями валяется на полу и ее содержимое разбросано по всей комнате?
— Это я уронила ее, когда увидела мужа, — сказала Лаура.
— В спальне была записка. Вы ее видели?
— Записка?
— Да. Заткнута за раму зеркала на туалетном столике. В ней написано: «Я просил тебя не ездить». Это что-то значит?
Лаура зажмурилась.
— Я должна была навестить кое-кого сегодня утром. Муж не хотел, чтобы я это делала.
— Так, — полицейский словно нашел недостающий фрагмент головоломки. — Между вами и мужем была большая разница в возрасте, верно?
Вопрос показался Лауре грубым, но у нее не было сил протестовать.
— Да, — коротко ответила она.
— Значит, этот кое-кто, кого вы навещали, другой мужчина?
Лаура ошарашено посмотрела на полицейского.
— Другой мужчина? Вы что себе позволяете?! Это женщина. Старушка. Рэй просил меня не ездить к ней, а я все-таки поехала. Я всегда бросала его. Все время работала. Он слишком часто оставался один. Это моя вина.
— Не стоит делать поспешные выводы, мэм. Ваш муж страдал от депрессии?
Лаура кивнула.
— Очень часто. Я должна была понять, как ему плохо, но…
— У него на левом плече есть шрам от пули. Предпринимал ли ваш муж раньше попытки самоубийства?
— Нет, Рэй воевал в Корее.
Рэй выжил в Корее и не пережил брак с ней. Чувство вины тяжелым камнем легло на сердце Лауры. Офицер полиции кивком указал на Эмму.
— Как вы думаете, могу я задать ей несколько вопросов?
Лаура нагнулась, заглянула дочери в лицо.
— Детка, ты можешь рассказать полицейскому, что случилось? Поговори с мамой, милая.
Эмма молча смотрела на них. Только в эту минуту Лаура сообразила, что ее дочь не произнесла ни слова с тех пор, как она вернулась домой.
ГЛАВА 5
На поминальной службе в университете Джорджтауна Лаура сидела рядом со Стюартом, младшим братом Рэя и его единственным родственником. Рэй преподавал в университете многие годы, поэтому часовня была переполнена. Люди стояли у входа, некоторым пришлось даже выйти в вестибюль. Пришли его бывшие студенты и коллеги. Рэя не забыли, хотя он и вышел на пенсию.
О нем не забыли и на улицах. К тому времени, когда Лаура вошла в часовню, там уже сидели бездомные и персонал некоторых приютов. Известие о смерти Рэя вызвало волну сочувствия по всему округу Колумбия. Рэя любили и уважали. Лаура надеялась, что он знал об этом. Он так мучился из-за невозможности опубликовать свою книгу, что совершенно забыл о тех добрых делах, которые совершил. При виде мрачной, печальной толпы в часовне у Лауры защемило сердце. Она не знала, сумеет ли выдержать службу.
Лаура покосилась на своего деверя. Стюарт смотрел прямо перед собой, и она видела, что он едва сдерживает слезы. Лаура взяла его под руку. Ей так тяжело было звонить ему, чтобы сообщить о смерти Рэя. Стюарт жил в Коннектикуте и работал в издательстве. Он занимался маркетингом, поэтому ему приходилось много ездить. Лаура волновалась, что застанет его в дороге, но деверь оказался дома. Стюарт заплакал, когда она ему все сказала. Его рыдания напугали Лауру. Такое открытое выражение чувств было абсолютно не свойственно ему. Стюарт любил и почитал старшего брата. Рэй был его единственным кровным родственником.
Лаура так и не смогла заставить себя переступить порог их с Рэем дома. Сейчас Стюарт там один. Все следы случившегося были убраны специальной службой, телефон которой Лауре дали в полиции. И все равно она не могла находиться там, спать в той комнате. Лаура все время ощущала присутствие мужа. Стюарта не мучили неприятные ассоциации. Он сказал, что так будет чувствовать себя ближе к Рэю.
Лаура и Эмма жили пока у друзей, в свободной квартире над гаражом. Лаура планировала переехать с дочкой в дом на озере, как только она сумеет взять себя в руки и приняться за дела. Она позвонила в музей и в университет, предупредила, что берет отпуск на некоторое время, и попросила найти ей замену. Городской дом она, скорее всего, продаст. Невозможно представить, как они будут жить там с Эммой.
Нэнси Чарльз, коллега Лауры по работе в музее, остановилась возле нее и пожала ей руку.
— Мне так жаль, — сказала Нэнси. — Как ты?
— В порядке, — Лаура попыталась улыбнуться.
— Ты недавно потеряла отца, а теперь Рэй… Это несправедливо.
— Несправедливо, — согласилась Лаура.
— Как Эмма? — спросила Нэнси. — Она не с тобой?
— Эмма осталась с няней.
— Я могу тебе помочь?
— Нет, спасибо. Девочке пришлось нелегко, но она пока справляется.
Джон Роббинс, священник, вместе с которым Рэй разрабатывал программы помощи бездомным, поднялся на кафедру. Нэнси шепотом попрощалась и отошла. Джон начал говорить, и, хотя Лаура изо всех сил старалась слушать, она все время думала об Эмме, которая отказалась пойти с ней. Если после смерти деда у Лауры были силы, чтобы помочь дочери справиться с ситуацией, то теперь она оказалась ни на что не способна. Она сердилась на Рэя за то, что их дочери приходится переживать вторую утрату за такой короткий промежуток времени. И чувствовала себя виноватой из-за того, что сердится.
За четыре дня, прошедшие после смерти Рэя, Эмма не произнесла ни слова. Женщина-полицейский пыталась поговорить с ней на следующий день после трагического события, мягко и аккуратно задавая вопросы. Эмма сосала большой палец, чего не делала уже больше года, и безучастно смотрела на нее. Женщина-полицейский пообещала Лауре зайти снова и попросила поговорить с дочерью. Лауре необходимо помочь дочери излить свои чувства, рассказать о них. Но Лаура не могла уговорить Эмму. Ничего не помогало: ни уговоры, ни уловки, ни то, что Лаура делилась с ней своими переживаниями. Эмма молчала.
Говорившие сменяли один другого, а Лаура думала только о дочери. Наконец подошла очередь Стюарта. Ей оказалось трудно смотреть на него, настолько поразительным было его сходство с Рэем. То же полноватое тело, мягкий подбородок, прямой нос, очки в металлической оправе. Единственным отличием была шапка темных волос на голове деверя, тогда как Рэй заметно полысел.
— Рэй Дэрроу был заботливым братом, любящим мужем и отцом, преданным своему делу преподавателем, добровольцем в деле помощи бездомным и писателем с большим, необычным талантом, — начал Стюарт. — Он был единственным моим братом, единственным родственником и лучшим другом. Ему можно было рассказать обо всем, не боясь осуждения. Вы все знаете о том, что больше всего его заботило благополучие окружающих. Рэй был хорошим человеком, а хорошие люди часто страдают больше других. Депрессия была его врагом всю жизнь, он плохо справлялся со своим дурным настроением, тяжело переживал неудачи. Его мучила невозможность помочь другим. Мой брат написал книгу «Мест нет». Это прекрасное произведение, полное сострадания. Рэй надеялся привлечь внимание к бездомным и нищим, но никто не захотел опубликовать ее. В конце концов он сдался.
Стюарт склонил голову, и Лаура заметила, что он пытается взять себя в руки. Мысленно она приказала ему собраться, хотя сама еле сдерживалась. Она слышала, как вокруг нее всхлипывают люди.
— Я обращаюсь к тем, кто предан тем же идеалам, что и мой брат, — продолжал Стюарт. — Продолжайте делать свое дело в память о нем. Рэй Дэрроу был бы рад этому.
Вечером того же дня Лаура и Стюарт сидели в крошечной гостиной квартиры над гаражом. Эмма уже легла в постель, но дверь в ее комнату оставалась приоткрытой, поэтому Лаура говорила тихо, чтобы девочка не могла ее услышать.
— Я не думаю, что он покончил с собой из-за книги, — сказала она. Лаура сидела рядом со Стюартом и смотрела на задернутое синей шторой окно. — Я думаю, во всем виновата я.
— Ты? — удивился Стюарт. — Не сходи с ума, Лори. Ты была для него всем.
— Ты не все знаешь, Стюарт. — Лаура сняла нитку с рукава свитера. — Я думаю, что он начал ощущать себя проигравшим после того, как я открыла последнюю комету. Он все время получал отказы из издательств, а я без труда добывала деньги на исследования, мои фотографии появлялись в «Ньюсуик» и «Тайм». Я слишком долго работала в обсерватории в Бразилии. Я была слишком занята собой. «Лаура Брендон и ее карьера». Я все время оставляла его одного.
— Я думаю, он понимал, что это часть твоей работы. Рэй очень тобой гордился.
— Не знаю, Стю. Сразу после смерти моего отца мы с Рэем… В общем, он накричал на меня.
— Рэй?!
— В его словах было столько горечи. Он не был доволен ни моей работой, ни моим успехом. Наверное, это мучило его уже давно, но ему удавалось скрывать от меня свои чувства.
— Что ж, Рэй скрывал их не только от тебя, но и от меня тоже. Я никогда не слышал от него ничего подобного.
В доме друзей Лауры на втором этаже зажегся свет. Это была семья из пяти человек, живущая нормальной, спокойной, тихой жизнью. Лаура завидовала им.
— Даже когда я бывала дома, — продолжала она, — я часто проводила ночи напролет за телескопом. Рэй говорил мне, что просыпается после полуночи, а меня рядом нет. Он тосковал без меня. — Она сморгнула подступившие слезы. — Я была эгоисткой.
— Не знаю, — Стюарт покачал головой. — Не могу представить, чтобы Рэй злился на тебя из-за твоей работы. Он не мог ревновать к твоему успеху. Он не такой человек.
— Возможно, когда он чувствовал себя хорошо, все было в порядке. Но последнее время его мучила депрессия. А я просмотрела это. Мне следовало быть внимательнее.
— Ты слишком строга к себе, Лори.
— Я не рассказала тебе о записке, которую он оставил.
— Записка? Ты ничего не говорила.
— Мне не хотелось обсуждать это по телефону. — Лауре и сейчас было грустно говорить об этом со Стюартом, но она понимала, что должна сделать это.
— Что написал Рэй? — Стюарт подсел к ней ближе.
— В записке было сказано: «Я просил тебя не ездить».
— Что это значит?
— Видишь ли, все так запутано. — Лаура потерла глаза. — Есть одна старая женщина, которая живет в доме престарелых, и…
— Та самая, о которой тебя просил позаботиться твой отец?
— Откуда ты знаешь?
— Когда мы с Рэем в последний раз говорили по телефону, он сказал мне об этом. Брату казалось, что тебе не терпится взвалить на свои плечи еще и заботу о ней. Его это очень огорчало.
— Его огорчение показалось мне несколько чрезмерным и даже агрессивным. Возможно, всему виной депрессия. Он не мог здраво мыслить.
Стюарт замялся.
— Мне его реакция тоже показалась слишком бурной, — сказал он. — Значит, он просил тебя не видеться с ней?
— Верно. Но я должна была поехать туда, Стюарт. — Она взглянула ему в лицо. — Отец просил меня об этом…
— Но твой отец умер, — прервал ее Стюарт, — и он никогда бы не узнал, выполнила ты свое обещание или нет. — Он словно не понимал, как больно слышать Лауре его слова. — А Рэй был жив. Почему-то для него было важно знать, что его мнение имеет для тебя значение.
Лаура не знала, что ответить. Ей казалось, что Стюарт должен был понять ее.
— Так ты виделась с ней? — спросил он.
— Да, но я так и не знаю, почему отец просил меня позаботиться о ней. У нее болезнь Альцгеймера, и она его не помнит.
— Болезнь Альцгеймера? — Стюарт хмыкнул.
— Не вижу ничего смешного.
— Ты права. Это совсем не смешно. — Стюарт придал своему лицу серьезное выражение, но Лаура заметила, что это далось ему нелегко. — Ты намерена снова с ней встретиться? — спросил он.
— Не думаю. — Лаура вздрогнула при мысли об этом. Для нее визит к Саре Толли оставался связанным со смертью Рэя.
— Вот и хорошо, — вздохнул Стюарт. — О ней заботятся?
— Полагаю, да.
— Так забудь о ней. Ты удостоверилась, что с ней все в порядке. Ты сделала все, что от тебя требовалось. Никакой связи между ней и твоим отцом не обнаружилось. Теперь можно обо всем забыть.
Стюарт был прав. Деньги отца обеспечат существование Сары Толли, поверенный оплатит все ее счета. Лауре больше ничего не надо делать. Она вспомнила Кэролин, которая убеждала ее, что Сара будет рада общению и прогулкам, но тут же прогнала эту мысль.
Стюарт поднялся с таким же стоном, как, бывало, это делал Рэй.
— Я поеду, пора. — Он потянулся. — День был длинный.
Лаура встала и проводила его до порога. Стюарт обнял ее на прощание.
— Рэй многим пожертвовал ради тебя, ты же знаешь, — сказал он.
Она кивнула. Стюарт поцеловал ее в щеку и вышел. Лаура вернулась на диван.
«Рэй многим пожертвовал ради тебя».
Боль была еще слишком остра. Рэй давал ей моральную и материальную поддержку, чтобы она спокойно продолжала свою карьеру. Он любил ее, несмотря на ее успехи и свои неудачи.
И Рэй взял на себя ответственность за ребенка, которого она не собиралась рожать.
ГЛАВА 6
Лаура наблюдала через одностороннее зеркало за тем, как новый психотерапевт Эммы Хизер Дэвисон рисует что-то на большом листе бумаге, лежащем перед девочкой.
— Покажи мне очень-очень сердитое лицо, — попросила Хизер сидящую рядом с ней за столом Эмму.
Эмма наморщила нос и оскалила зубы. Лаура беззвучно рассмеялась.
— Отлично! — похвалила Хизер и весьма похоже изобразила мордашку Эммы на листе бумаги. Во всяком случае, так показалось Лауре.
— А теперь покажи мне грустное личико, — услышала она голос психотерапевта.
Уже наступил июль. Со смерти Рэя прошло больше полугода, и с тех пор Эмма не произнесла ни слова. Это казалось просто невозможным. Раньше воспитательница детского сада не раз вызывала Лауру и жаловалась на бесконечную болтовню ее дочери. Эмма вечно бродила за Лаурой или Рэем по дому и донимала их бесчисленными вопросами и разговорами. А теперь как будто кончились слова, отпущенные ей на всю жизнь, и девочка не могла найти других.
Эмма вообще очень изменилась. Она стала отчаянно бояться темноты. Лауре приходилось не только оставлять включенным ночник, но еще и не закрывать дверь в детскую. Только так Эмма могла уснуть. Несколько раз в неделю она просыпалась в мокрой постели и снова, почти не переставая, сосала большой палец.
В июне Лаура наконец переехала вместе с дочерью в дом на озере. Она решила жить там до тех пор, пока не поймет, что делать дальше. О своей карьере пришлось забыть. Лаура посвятила все свое время дочери, так как в детский сад девочка больше не ходила. Дом на озере нуждался в ремонте, и Лаура планировала все подновить и покрасить.
Дом стоял на берегу маленького озера Эштон, недалеко от деревушки Пэрис, штат Виргиния, в получасе езды от Лисбурга. Рэй и Лаура купили его много лет назад. Рэю было неловко иметь два дома, когда у многих нет и одного, но он понимал, что Лауре необходимо место, где она могла бы наблюдать за звездами и ей не мешали бы городские огни.
Вокруг озера располагались еще семь домов, но отсюда их не было видно. Озеро окружал густой лес, и с небольшой веранды открывался вид лишь на узкую полоску воды, блестевшую за деревьями. Мощеная дорожка, удобная для прогулок и езды на велосипеде, окружала озеро. Были здесь и игровая площадка, и маленький пляж, а на другой стороне в воду уходил старенький пирс, с которого ловили рыбу.
Лаура надеялась, что после переезда на озеро Эмма изменится. Возможно, жизнь в маленькой квартирке над гаражом, близость к городскому дому мешали ей говорить, пугали ее. Для Эммы дом на озере был полон счастливых воспоминаний. Ее подружка Кори жила по соседству. Эмма играла с ней каждое лето. В прошлом году они с Кори научились плавать, и Эмму невозможно было вытащить из воды. Но оказалось, что дом на озере ничем не помог. В каком-то смысле состояние Эммы даже ухудшилось. Она даже не подходила к воде, которой так радовалась прошлым летом. Она боялась негромко плещущих волн и старалась держаться подальше от кромки озера.
— А теперь покажи мне самое счастливое лицо, — обратилась Хизер к Эмме.
Эмма попыталась выполнить просьбу, но ее слабая улыбка не смогла бы никого обмануть. Все же Хизер попыталась повторить изображение на бумаге.
Когда Лаура записывала Эмму на прием к Хизер Дэвисон, секретарша не могла отвести глаз от лица девочки.
— Какой красивый ребенок, — сказала она тогда. Но, наблюдая теперь за Эммой, Лаура думала о том, что даже ее красота поблекла за прошедшие полгода. Кожа побледнела и на фоне почти черных волос малышки казалась синеватой, под большими голубыми глазами пролегли темные круги.
— Хорошо, теперь у нас есть все наши лица. Ты можешь показать, какое из них отражает твое сегодняшнее самочувствие?
Эмма посмотрела на рисунки и ткнула пальцем в один из них. Лауре не было видно, какое именно.
— Можешь показать мне лицо, которое напоминает тебе о маме?
Эмма выбрала какой-то рисунок, а Лаура вытянула шею, пытаясь увидеть какой.
Хизер была третьим психотерапевтом, который пытался работать с Эммой. С последним Лаура рассталась после того, как женщина заявила, что ей следовало бы взять Эмму с собой на поминальную службу по отцу, «чтобы помочь ее контакту с реальностью», что она должна была положить в гроб Рэя подарок от Эммы и что ей следовало немедленно вернуться в городской дом, чтобы Эмма увидела, что там ничто не напоминает о смерти Рэя.
— Благодарю вас, — Лауре с трудом удалось скрыть свой сарказм. — Вы нам очень помогли. Я не забуду ваших рекомендаций и обязательно последую им, когда умрет мой следующий муж.
Она выслушивала советы друзей. Кто-то говорил, что Эмму надо наказать, кто-то предлагал положить ее в больницу, кто-то полагал, что девочку успокоит покупка щенка. Наконец в разговоре всплыло имя Хизер Дэви-сон, детского психотерапевта, помогавшего детям в подобных ситуациях. При первой встрече Лаура была разочарована. На вид психотерапевту было не больше тридцати. Разговаривала она как подросток, а не как взрослая женщина, носила джинсы и майку, длинные белокурые волосы завязывала в конский хвост. Но Эмма мгновенно прониклась к ней доверием, а только это и имело значение. Лауре очень понравилось то, что Хизер сказала девочке при первой встрече:
— Никто не виноват в смерти твоего папы. У него болела голова, и это заставило его убить себя. У тебя нет этой болезни. И у твоей мамы ее нет. У большинства людей ее нет.
Теперь Хизер посмотрела на часы и встала. Очевидно, занятие было закончено, но чуда, на которое так надеялась Лаура, не произошло. За полчаса, проведенные с психотерапевтом, Эмма не произнесла ни звука.
Лаура встретила их в холле, и Эмма тут же обвила руками ее ногу. Сказать, что Эмма не отпускала ее ни на минуту, было бы явной недооценкой.
— Привет, солнышко! Тебе было весело? — спросила Лаура.
Эмма кивнула. Хизер провела их в приемную и обратилась к своей маленькой пациентке:
— Эмма, мне нужно поговорить с твоей мамой в другой комнате. А ты пока поиграй здесь. — Она указала на угол с игрушками, который привлек внимание Эммы, как только они вошли сюда сорок минут назад. — Миссис Квинн присмотрит за тобой.
Эмма протестующе замычала и еще крепче вцепилась в ногу матери.
Лаура наклонилась к ней.
— Я буду в соседней комнате, мы поговорим всего несколько минут. А ты оставайся здесь и поиграй. — Голос ее звучал очень твердо, но это было рассчитано скорее на Хизер, чем на дочку. Больше всего на свете Лауре хотелось подхватить девочку на руки, крепко прижать к себе, приговаривая, что все будет хорошо. Ей самой не хотелось разлучаться с Эммой.
Хизер провела Лауру в свой кабинет, где стояли удобные кресла, рассчитанные на взрослых, и Лаура с удовольствием села.
— Боюсь, Эмма никогда больше не заговорит, — призналась она.
— Обязательно заговорит, — возразила Хизер. — Очень тяжело понять, что ее мучает, но дело в том, что детям ее возраста легче проиграть это, чем говорить. Она потеряла половину поддержки. И если умер папа, то и мама тоже может умереть. Она чувствует себя брошенной.