– Я хочу, – произнесла Франсуаз, – поговорить о том молодом человеке.

Доктору Беддоку стало скучно; мне даже показалось, что где-то в глубине души он почти обиделся.

– Не думал, что вы станете вызывать меня из-за таких пустяков, мадемуазель Дюпон, – сказал он и для пущей важности поправил криво сидевшие на носу очки. – Я солидный ученый и занимаюсь здесь, если позволите так сказать, серьезными научными проблемами. Что же до этого молодого человека…

Он сделал жест ладонью, будто ввинчивал в воздух несуществующую лампочку.

– Обычный случай безумия, мадемуазель Дюпон. Люди, имеющие к нему предрасположенность, впадают в такое состояние от запаха или вкуса крови. Пациент воздерживался от крови в течение примерно шести суток, поэтому его выздоровление – только вопрос времени.

Он насупился.

– Любой практикант справился бы с этим, мадемуазель Дюпон; и если я и веду этого больного, то только по вашей личной просьбе.

– Ему больше не угрожает опасность? – спросила Франсуаз.

Доктор досадливо тряхнул головой.

– Нет, и я сказал вам это сразу же, когда пациент поступил к нам. Его болезнь не успела зайти слишком далеко. Теперь ему нужен курс реабилитации, покой и хорошее питание. Это все.

– Мистер Педро с ним? – спросил я.

– Да, этот господин приехал сразу же, как только вы ему позвонили.

Тон доктора Беддока недвусмысленно давал понять, что владельцу бара вряд ли пристало находиться в столь серьезном научном учреждении.

– Они проговорили все утро, пока четверть часа назад пациент не уснул. Мистер Педро ждет вас, как вы и просили.

– Пусть придет сюда, – произнес я.

– Как хотите, – ворчливо сказал доктор Беддок. Прежде чем уйти, он обернулся к Франсуаз.

– Вы нам самом деле не хотите посмотреть на каубинских пауков?

– Обязательно, доктор, – заверила его моя партнерша. – Как только мы закончим с мистером Педро.

Доктор отправился в нелегкое странствие по садовой аллее, время от времени качая головой и бормоча что-то себе под нос.

– Ты его расстроила, – заметил я.

– Посюсюкаю над пауками, и он будет счастлив, – отрезала девушка. – Ты это имел в виду?

Я ответил:

– Сальвадор, измученный болезнью, голодом и жестоким обращением, которому подвергался в тюрьме Сокорро, теперь отдыхает в комфортабельной палате – на мои, кстати, деньги – и скоро забудет о том ужасе, который ему пришлось пережить. Но перед тем как уснуть, он рассказал все, что ему было известно, нашему другу Рону.

– Но с чего ты взял, что Сальвадор будет разговаривать? – спросила девушка. – Рон не стал бы его заставлять.

– Это же элементарно, Френки, – ответил я. – Парню еще и двадцати нет. Он пережил то, что стало бы серьезным ударом даже для более зрелого человека. Менее чем двенадцать часов назад он был уверен, что его жизнь закончится в той темной камере. Его разрывают чувства, воспоминания, мысли – естественно, он хочет кому-то о них рассказать. И кто, как не Рон Педро, сильный, умный, всепонимающий – и, заметь, тоже аспониканец, – станет самым лучшим слушателем?

– Но в последние несколько дней Сальвадор только и делал, что рассказывал шерифу и другим, – возразила девушка. – Почему ты решил, что это не отбило у него охоту говорить?

– Говорить – столь же неотъемлемое свойство человека, как и думать, – ответил я. – Даже самый замкнутый человек расскажет о себе почти все, если будет погружен в подходящую атмосферу. Сальвадору же было особенно необходимо поделиться своими чувствами. Тем самым он частично от них избавляется, а это важно.

– И что же это за атмосфера?

– Все дело в благодарной аудитории, Френки. Нет таких тайн, которые человек смог бы удержать в себе, если ощутит, что нашел благодарную аудиторию.

Франсуаз задумалась.

– Наверное, ты прав, – сказала она. – Помнишь ту историю в женской раздевалке, когда я играла в школьной бейсбольной команде? Я ведь только тебе ее рассказывала.

– Могу понять почему.

Рон Педро направлялся к нам по садовой аллее, и толстая черная коса вздрагивала на его плече, словно ручной зверек.

– Рад, что вы позвали меня, – сказал он. – Бедному парню надо было выговориться.

Воспользовавшись тем, что Рон не смотрит в ее сторону, Франсуаз подпихнула меня сзади.

– Мне жаль, что мы отвлекаем вас, – сказал я. – Уверен, у вас много работы в баре.

– Это не важно, – ответил Рон. – Моего отца едва не сожгли заживо только потому, что он не такой, как другие. Теперь мой долг помогать тем, кто оказался в таком же положении, есть в том их вина или ее нет.

Я кивнул, приглашая Рона пройтись по аллее.

– Что с ним произошло? – спросил я.

Франсуаз скрестила руки на своей высокой груди и смерила меня взглядом.

– Ты раздулся, как пузырь из жевательной резинки, – обвинительным тоном сказала она.

– Когда-то мне нравилось, что я всегда оказываюсь прав, – вздохнул я. – Но потом это начало утомлять.

Глаза Франсуаз вспыхнули от едва сдерживаемой ярости.

– С чего это ты решил, что прав? Ты выстроил на песке теорию, которой место только в твоем извращенном воображении.

– Кэнди, – я мягко провел наш автомобиль по тому месту на шоссе, где Франсуаз пару часов назад изрядно его подбросила, – ты сама слышала, что рассказал Сальвадор.

– Он мог ошибиться.

Я потрепал девушку по тугой щечке.

– Я не мог, – отвечал я. Она фыркнула.

– Майкл, если ты еще раз скажешь, что твоя главная обязанность – это сбивать с меня спесь…

– Френки, – перебил я, – ты прекрасно справляешься с этим сама, почти без моей помощи.

Серые глаза девушки сузились.

– Майкл, ты самолюбив, самоуверен, циничен, и вообще твой образ мысли не правильный.

– Поэтому я и выбрал тебя в подружки.

Франсуаз смерила меня строгим взглядом, ибо она еще не разрешала мне говорить.

– Но если, – произнесла она, – ты прав… Я повторяю: если ты прав и за этими случайными событиями кроется что-то не случайное…

– Френки, – вставил я.

– Если, – продолжала она, – кто-то за этим стоит…

– Любимая, – сказал я, – именно ты заставила меня пересмотреть мое правило никогда не поднимать руку на женщин.

– То этот кто-то не станет ждать, пока его схватят за руку, и попытается нам помешать.

– Я буду только рад, – кротко возразил я, – если никто так и не захочет испортить мне прическу, только чтобы доказать тебе, что за этим кто-то стоит.

Франсуаз сдула с лица прядь каштановых волос, отбрасывая вместе с ними и мои возражения.

– В твои выдумки, герой, я поверю не раньше, чем получу факты.

Я сбросил скорость.

– Почему мы останавливаемся? – недовольно спросила Франсуаз.

Я не склонен водить автомобиль так бесшабашно, как это делает моя партнерша, однако я вряд ли стал бы тормозить на прямом отрезке дороги с хорошим покрытием, не отягощенной оживленным движением.

На педаль тормоза я нажал потому, что иначе мне пришлось бы сбить человека в военной форме, стоявшего на середине дороги и махавшего правой рукой.

– Я не настолько не люблю военных, – ответил я.

Военный фургон для перевозки солдат находился на обочине. Он съехал с шоссе немного дальше, чем следовало бы, и теперь стоял немного криво, завалившись в канаву одним колесом.

– Думаешь, они заблудились? – прошептала девушка.

Франсуаз всегда понижает голос в таких случаях, чтобы человек, находящийся на расстоянии пятидесяти футов от нашей машины, не смог ее расслышать.

– Любимая, – ответил я, сбрасывая скорость еще больше, – если это то, о чем мы говорили, я задеру твою хорошенькую юбочку и отшлепаю тебя прямо на этой дороге.

– Ты только обещаешь, – вздохнула она.

Я не отказывался от мысли, что голосующий на дороге человек отойдет в сторону, когда поймет, что я не собираюсь останавливаться. Но он стоял там по-прежнему, и, пожелай я его объехать, мы могли свалиться с дороги.

– Может, стоило все-таки его сбить, кэнди, – пробормотал я.

Он подошел к нашему автомобилю и приложил руку к брови.

– Забыли, как определять стороны света по часам? – осведомился я. – Мы не продаем автодорожные карты.

– А я ничего не покупаю, – ответил человек. Он наклонился ко мне, и в его руке появился пистолет.

– Выходите из машины, – приказал он.

Я никогда не спешил угождать окружающим, даже если они располагают таким средством убеждения, как пистолет. Иное дело, когда он направлен в мою сторону.

Я вздохнул и начал выбираться из салона.

На мгновение мне пришла в голову мысль сбить человека дверцей, но потом я решил, что так можно попортить краску.

– Надеюсь, теперь ты счастлива, дорогая? – пробормотал я.

– Я тебе не «дорогой», – отрезал человек с пистолетом. – Пошевеливайтесь, у нас мало времени.

– У нас, – с достоинством ответил я, – его более чем достаточно.

За военным фургоном началось какое-то движение. Я бы предпочел увидеть там группу болельщиц студенческой бейсбольной команды, но поскольку желание моей партнерши только что сбылось, с моим приходилось подождать.

На дорогу вышли пятеро. Хорошая новость состояла в том, что они не держали в руках пистолетов. Плохая – что они были вооружены револьверами и винтовками.

Ни на одном из них уже не было военной формы, и я мог бы заключить пари с дятлом, обрабатывавшим дерево где-то в футах двадцати от меня, что если вывернуть наизнанку костюм того, кто вышел встречать нас первым, то я увижу бирку с надписью «Театральные костюмы Хеллмана».

Или что-нибудь в этом роде.

– На мундиры для всех у вас не хватило денег? – осведомился я, но мою шутку никто не оценил.

Франсуаз стояла по другую сторону автомобиля, уперев руки в бока.

– Должна признать, бэйби, – сказала она, – кое-что подтверждает твою теорию.

Я присел на капот автомобиля и сложил руки на груди.

– Надеюсь, ты помнишь, что я говорил про юбку, – напомнил я.

Франсуаз фыркнула:

– Не могу дождаться.

Пятеро человек приблизились к нам. Я просмотрел ту часть своих убеждений, что относились к правилам хорошего тона, и решил, что с ними можно не здороваться.

Человек в военной форме отдавал приказания.

– Садись за руль, – отрывисто сказал он, обращаясь к одному из своих товарищей. – Отгонишь машину подальше в лес. Закидай ветками, ее не должны найти слишком быстро.

Тот кивнул и направился к автомобилю, сунув за пояс свой револьвер.

– Это дорогая машина, – напомнил я, но эти слова отчего-то мало их заинтересовали.

– Обыщи девчонку и не спускай с нее глаз, – продолжал человек в форме.

Они действовали не так четко и слаженно, как если бы были настоящими военными. Тем не менее что-то похожее у них получалось.

Второй мужчина споро подошел к моей партнерше и уткнул в нее короткое дуло револьвера.

– Мальчонка, – процедила девушка, – не дай тебе бог испортить мне эту куртку.

Машина подо мной двинулась, и мне пришлось встать с капота.

– А теперь, – продолжал человек в форме, – вы осторожно – осторожно – отдадите нам свое оружие.

– А что будет потом? – спросил я. Он отрезал:

– Потом и узнаешь.

Человек, оказавшийся за рулем нашего автомобиля, почему-то не спешил направить его между деревьев. У наших новых друзей имелись далеко идущие планы.

– Сперва ты, красавчик, – приказал человек в форме. – Где у тебя там пушка? И не заставляй меня дырявить твой дорогой костюм раньше времени.

– Это было лишнее, Майкл, – зло бросила Франсуаз.

Она брезгливо отвернулась от человека с револьвером, который стоял рядом с ней; наверное, у того плохо пахло изо рта.

– Люблю все делать наверняка, – сказал я.

– Хватит трепаться, – бросил человек в форме. – Это пустынная дорога, никто здесь не появится, чтобы вам помочь.

Я расстегнул сперва одну пуговицу пиджака, медленно, потом остальные, немного быстрее.

– Да, – сказал я, неожиданно вспомнив о чем-то. – Прежде чем я достану свой пистолет, вы должны кое-что знать.

– Что? – подозрительно спросил человек в форме.

Я ответил, вкладывая в свои слова все доброжелательство, какое только сохранилось у меня с дней отрочества:

– Вы еще можете отдать оружие, заложить руки за голову и ждать прибытия полиции. Тогда вас будут судить по эльфийским законам и ничего плохого не произойдет.

Франсуаз вздохнула и покачала головой.

Если бы она врезала мне в живот в этот момент, меня вряд ли спас бы тренированный пресс.

Но я люблю все делать наверняка.

Человек в форме засмеялся.

В первое мгновение он на самом деле поверил, что я собираюсь сообщить ему нечто важное, но теперь понял, что я пытаюсь растянуть время.

Наверное, он видел, как это делают герои в кино.

Он ошибался.

Он повернулся к своим товарищам, приглашая их принять участие в веселье. На их лицах тоже появились улыбки; делая свою работу, они не потеряли чувства юмора.

Человек в форме не смотрел на меня; это не могло продлиться долее двух или трех секунд, но большего и не требовалось.

Я уже расстегнул пиджак, более того – я сделал это на его глазах.

Теперь я вынул из кобуры пистолет и прижал дуло к его животу.

Он все еще смеялся, когда я спустил курок.

Пуля пробила его насквозь, и я увидел, как крупные брызги крови рассыпались по асфальту веселыми конфетти. Он успел повернуть ко мне голову, прежде чем мускулы перестали ему подчиняться.

На его лице я прочитал удивление и понял, что он хочет задать какой-то вопрос.

Но я все равно не стал бы ему отвечать.

Его пистолет все еще был направлен на меня; я думал, что он успеет выстрелить, но он не успел.

Его товарищи, стоявшие чуть поодаль, все еще улыбались.

Они держали в руках карабины, но я видел, что их дула опущены и ни один из затворов не передернут.

Оружие может быть очень опасным, но самое опасное – держать его в руках и забыть об этом.

Однажды я спросил у лейтенанта Маллена, почему на наших улицах так много оружия. «Потому, – ответил он, – что почти никто из этих подонков не умеет им пользоваться».

Левой рукой я схватил тело человека, переодетого в военную форму. Я держал его перед собой как щит, он был не настолько надежен, как мне хотелось бы, но я не мог требовать от парня большего, чем он мог мне дать.

Итак, их было шестеро.

Один стоял передо мной; в его животе намечалась язва, вызванная свинцом, и я сомневался, что теперь ему поможет средство от желудка. Трое других, вооруженные армейскими карабинами, стояли в двадцати футах от меня. Я предпочел бы, чтобы они там и оставались, но знал, что пройдет мгновение, и они откроют огонь.

Еще один парень сидел за моей спиной, положив руки на руль. Было очень мило с его стороны, что он засунул револьвер за пояс, а не положил его на сиденье рядом с собой.

Другой обладатель револьвера стоял около Франсуаз.

Если бы дело происходило в каком-нибудь комиксе, то события почти наверняка развивались бы следующим образом. Нападавшие отвели бы нас в лес и привязали к дереву, оставив рядом бомбу с часовым механизмом, и нам как раз хватило бы пяти минут, чтобы отвязаться и перерезать зеленый провод.

Но ребята, которые носят с собой пистолеты, редко читают комиксы. Поэтому я знал, что мы можем позволить себе одно из двух: либо дать им продолжать их затею, либо остаться в живых.

Я выбрал второе.

Человек в форме военного был тяжелым; к тому же я знал, что через пару мгновений из него начнет хлестать кровь. Я вскинул правую руку и выстрелил через его плечо.

Людей с карабинами было трое, а в моем распоряжении имелся только один выстрел до того, как они откроют огонь.

Я выбрал среднего.

Почему в него? Не знаю, может, из мальчишеского желания посмотреть, как один из них упадет на другого. А поскольку я не мог знать, в какую сторону он завалится, следовало целиться в центрального.

Мой выстрел расцветил ему лоб алой розой. На тортах такие вещи выглядят замечательно. Правда, его она не украсила, но исправить внешность того типа было задачей для пластического хирурга.

Или гримера в морге.

Туда он и отправится.

Парень все еще пытался передернуть затвор карабина, но пальцы не слушались его. Зато у двух его приятелей дела шли гораздо успешнее. Я услышал два щелчка, и у меня не было времени гадать, в кого эти молодцы станут целиться.

Теперь все следовало делать быстро; но и одной быстроты здесь тоже оказалось бы мало.

Все следовало сделать правильно.

Парень, которого я застрелил, начал падать вправо. Его руки стали вдруг очень длинными и извивающимися, как макаронины. Так всегда кажется, когда застреленный человек сгибается пополам.

Падая, он заставил своего соседа отступить на пару шагов назад и опустить ствол карабина.

Человек в форме начал мне надоедать; я отпустил его и, упав на землю, перекатился под машиной.

Выполнять этот трюк очень интересно, но гораздо интереснее не разбить при этом лицо ни об асфальт, ни о днище автомобиля.

Я это умею.

В то мгновение, когда я в первый раз нажал на спусковой крючок, дуло револьвера одного из подонков было прижато к животу моей партнерши. Не оставалось ни одного шанса на то, что человек, сжимающий рукоятку, промахнется. Он и не промахнулся.

Барабан провернулся, и пуля помчалась по короткому стволу.

Даже лучшие из профессионалов редко используют бронированные костюмы, скроенные в виде обычной одежды. Такая обновка стоит слишком дорого, чтобы ее мог позволить себе наемник.

Материал, который идет на них, должен быть в несколько раз прочнее келавра и в то же время выглядеть как обычная кожа или толстая материя.

Дорогая игрушка для капризных девочек.

Пуля так и не вылетела из ствола, потому что ей некуда было лететь. Пистолет мотнуло в руке человека. Под хруст разрываемых сухожилий он смог понять, что означает слово «отдача».

В течение нескольких секунд человек стоял и мелко трясся, словно наступил на находящийся под напряжением провод. Он не мог понять, что происходит; его нижняя челюсть зажила самостоятельной жизнью и начала подпрыгивать, точно подвязанная на веревочке.

Франсуаз насладилась его смятением и страхом, как только может насладиться ими сильная женщина; через мгновение она крепко обхватила его за плечи и изо всей силы ударила головой по лбу.

– Кажется, это называют «зажечь путеводную звезду», – процедила девушка.

Наверное, человеку было сложно отыскать эту звезду среди тысячи искр, вращавшихся и перемигивавшихся перед его глазами. Его зрачки закатились, как будто он пытался следить взглядом за круговоротом звезд, а из обоих ушей хлынула кровь.

Когда Франсуаз разжала руки, тело мужчины безвольно опало и распласталось на асфальте. Его пальцы, вывороченные и омертвевшие, застыли на револьверной рукоятке, и девушке не удалось отбросить подальше его оружие.

Поэтому она ударила его каблуком по запястью, раздробив кости и разорвав мышцы.

– Придется тебе учиться стрелять с левой, – бросила Франсуаз.

Тот не ответил (через пару часов медики констатируют смерть от кровоизлияния в мозг).

Человек, сидевший в нашем автомобиле, потянулся к рукоятке револьвера.

Он сидел на водительском сиденье и только ожидал приказа отогнать машину подальше в лесные заросли. Он оказался не готов к тому, чтобы сразу открыть огонь.

Два выстрела прогремели почти одновременно – справа и слева от него. Это его оглушило.

Его руки лежали на рулевом колесе, поэтому он потратил еще пару секунд, чтобы достать оружие.

Целых три причины, которые заставили его промедлить.

Вот почему я позволил этому парню сесть в автомашину.

Франсуаз плавно упала на асфальт, правой рукой вынимая свой пистолет. Она повернулась на бок, прячась за корпусом нашего автомобиля.

Человек за рулем выхватил револьвер и взвел курок.

Ему предстояло решить – выстрелить мне в спину или Франсуаз в грудь.

Он потратил еще секунду, чтобы разобраться с этим.

Порой люди тратят свою жизнь так бессмысленно.

Он повернулся в ту сторону, где только что стояла моя партнерша, и не увидел никого; на мгновение в глазах человека мелькнуло удивление, но потом он понял, что девушка спряталась за машиной.

А еще он понял, что не успеет выпрыгнуть из салона.

Франсуаз распахнула дверцу автомобиля, и ствол ее оружия нацелился в живот мужчины. Он начал опускать револьвер, целясь Франсуаз в голову, и в это мгновение получил три пули в живот.

Он запрыгал на сиденье, то ли от боли, то ли от радости – у меня не нашлось времени спросить. Его рука с револьвером упала. Франсуаз переместила оружие чуть выше и выбила ему левый глаз вместе с – мозгами.

– Больше не станешь угонять чужие машины, – сказала она.

Я оказался по другую сторону автомобиля, трижды перевернувшись по горячему покрытию шоссе. Я слышал, как мои пуговицы скрипят об асфальт.

Два выстрела громкими голосами армейских карабинов приветствовали мой кувырок. Одна из пуль врезалась в борт нашего автомобиля, отдавшись колокольным звоном. Второй стрелок не успел прицелиться; он только нажал на спусковой крючок.

Его выстрел попал в парня, все еще сидевшего на переднем сиденье. Кусок свинца снес ему верхнюю половину черепа. Как ни странно, но тому было уже все равно.

Над моей головой вновь засияло небо, и я понял, что нахожусь за автомобилем. Я уткнулся лицом в горячие колени Франсуаз, и это ее развеселило.

У нее особое чувство юмора.

Я услышал, как карабинеры во второй раз передергивают затворы. Я не видел, как они это проделали, но это не настолько интересовало меня, чтобы высунуть голову из-за капота.

Франсуаз устроилась на боку; теперь, когда я не собирал пыль с дороги своим костюмом, клиренс автомобиля открывал ей неплохой вид.

Два мертвых тела и ноги карабинеров.

Когда я заказываю номер в гостинице и прошу что-нибудь с хорошим видом, я обычно имею в виду нечто иное. Но, как говаривал один аллигатор, все зависит от обстоятельств.

Франсуаз нажала на спусковой крючок дважды.

За это время карабинеры едва успели загнать в свои стволы по второй пуле.

– Вот почему я люблю автоматическое оружие, – сказала Франсуаз.

Две пули разорвали джинсы одному из карабинеров. Он вряд ли был бы сильно этим расстроен – его брюки выглядели грязными и такими старыми, что наверняка видели первые выступления «Битлз».

Но вместе с брюками девушка разнесла мужчине и кости его ног; если я еще не забыл школьные уроки, их там должно было быть четыре – по две на каждую из конечностей.

Правда, теперь там было гораздо больше мелких кусочков кости.

Парень упал на дорогу, дергаясь, как выброшенная на берег рыба. У него еще был шанс выстрелить из-под низа автомобиля, но он слишком был занят болью, чтобы побеспокоиться о собственной жизни.

– Как мне это нравится, – проворковала Франсуаз.

Теперь она сжимала в руках два своих пистолета. Тело человека, лежавшего на асфальте, тряслось от боли. Он попытался встать, но не смог даже подняться на колени.

Он встретился глазами с Франсуаз, та послала ему воздушный поцелуй.

Вслед за чем всадила в него шесть пуль из обоих стволов.

С каждым выстрелом он вздрагивал и бился головой об асфальт. Последнюю пулю он почти поймал зубами, но так и не смог удержать.

Оставался еще один карабинер.

Мгновение он наблюдал, как девушка превращает его товарища в голубиный паштет и размазывает по асфальту.

Потом выстрелил поверх нашей машины и послал в ствол третий патрон.

– Брось это, приятель! – крикнул ему я.

Я поймал себя на том, что так и не уточнил, приказываю ли я ему бросить карабин или оставить всю затею в целом.

Особого значения это и не имело.

– Подумай еще раз, – продолжал я. – Сдай того, кто тебя нанял. Суд будет справедливым.

Но парень не верил в эльфийскую систему правосудия.

Или же знал ее слишком хорошо – а она слишком хорошо знала его.

Он не захотел воспользоваться шансом, который я вынул для него из кармана. Он упал на асфальт, готовый выстрелить нам по ногам.

– Сдохните! – закричал он. Серые глаза Франсуаз вспыхнули, губы изогнулись в улыбке.

– Привет, мальчонка, – пробормотала она.

Два пистолета запрыгали в ее руках, четко работая затворами.

Девушка всадила парню по пуле в коленные чашечки, и он упал на асфальт гораздо быстрее, чем намеревался. Два следующих выстрела настигли его в падении, выйдя через основание позвоночника.

Когда его тело коснулось асфальта, он уже не думал ни о чем, кроме обезболивающего. Девушка вскрыла ему пулями грудную клетку, справа и слева, и он прополоскал себе рот своей кровью.

Я вышел из-за автомобиля, сжимая в руках свой пистолет и готовый в любое мгновение вновь нырнуть за капот.

Четыре мертвых тела лежали на дороге, и даже крепкий кофе не придал бы им бодрости. Я быстро перебежал шоссе и распахнул дверцу военного фургона. Он был пуст.

Девушка носком черного сапожка переворачивала тела наемных убийц, переходя от одного к другому. Ни один из подонков не подавал признаков жизни.

Очевидно, потому, что ее в них уже не было.

Я подошел к нашему автомобилю, возвращая свой пистолет в кобуру.

– Ну как, любимая? – спросил я. – Надеюсь, теперь ты настроена менее скептически?

– Черт, – пробормотала девушка, расстегивая свою куртку.

Она приподняла белую прозрачную майку. Ее длинные пальцы пробежали по плоскому красивому животу.

– Ты животное, Майкл, – прорычала она. – Этот недоносок выстрелил мне прямо сюда.

– Я сделаю тебе массаж, – пообещал я, вынимая трубку мобильного телефона. – Позовите лейтенанта Маллена.

– Массаж? – Девушка сердито фыркнула и заправила майку. – Кто-то здесь собирался задрать мне юбку.