— Подмога? Трое на двоих? Ну и порядки! — язвил Янус, атакуя нападающих с удвоенной энергией.
Снова свист, и улица неожиданно опустела. Нападающие скрылись в темноте.
— Ну, позабавились и хватит. Они теперь получили по заслугам. Вот тебе и тихий, спокойный Лаксен! — рассмеялся ассистент. — Как самочувствие, доктор?
Оорт не ответил.
— Доктор, что с вами?
Загорелся свет в окнах домов. Люди решили выяснить, что творится на улице. Они охотно покидали уютные постели, не спеша набрасывали теплые халаты, кафтаны, накидки. «Шум и крики в эту пору? Оорт хороший ветеринар, но какой из него мэр? Смех, да и только! Он неплохо управляется с животными, но на людей не имеет никакого влияния. Надо сменить мэра. Выберем Грина». Они болтали, что на ум взбредет. По дороге от кровати к окну много слов бросают на ветер. Шлепанье туфель сопровождалось покашливанием, сопением, и наконец, в форточках появились растрепанные головы. Наиболее смелые вышли на балкончики, а некоторые, слывшие беззаветными храбрецами с прадедовских времен, даже отворили двери домов. Наконец заметили Януса, склоненного над неподвижно лежащим мэром. Какая-то женщина взвизгнула: «Убили мэра!» — и упала в обморок. Несколько мужчин выбежало на улицу.
Около полуночи Янус вернулся на виллу.
— Нетрудно догадаться, что ты принимал участие в драке, — сказал Дин, усаживая друга на диван, — костюм разорван, лицо в синяках.
— Рана на лбу, — дополнила Моника. — Я принесу бинт.
— И рюмочку чего-нибудь покрепче. Ты был на почте или в кабаке?
— На нас напали… на улице. Мы шли к начальнику почты. Оорт ранен, пробирка разбита.
— Выпей, это коньяк. А теперь рассказывай. Кто напал? Что за пробирка?
— Овцы отравлены мышьяком. Доктор произвел вскрытие. В пробирке, которую он взял с собой, было доказательство — яд.
— Понимаю. Те, кто убил овец, испугались.
— Испугались. Всю вину свалили на меня, на нас. Видите ли, я завел доктора в закоулок, я ударил его по голове и я разбил пробирку, уничтожив таким образом доказательство нашей вины.
— А что же Оорт?
— Он без сознания. Грин обвинил меня в нападении на мэра. Воспользовавшись замешательством, я убежал. Попытался было договориться с начальником почты насчет телеграммы, но безрезультатно.
— Будем надеяться, что доктор придет в себя, — сказал Дин. — Тогда все станет ясно.
— Будем надеяться, — Янус, вздохнув, выпил вторую рюмку коньяка, — а пока что мы отрезаны от мира.
— Зато у нас есть контакт со Вселенной.
— Боюсь, этот контакт…
— Я убежден, что до утра положение изменится в нашу пользу. Отправляйся спать.
Янус поморщился.
— А ты?
— Буду сидеть у аппаратов.
— Я протестую.
— Я разбужу тебя через два часа.
Ассистент протяжно зевнул и, бормоча что-то под нос, отправился в спальню.
— Вы тоже утомлены, — сказал профессор, обращаясь к Монике. — Желаю доброй ночи.
— Последнее время у меня бессонница.
— Мама…
— Спит, — с улыбкой прервала девушка. — Я к ней заглядывала. Мне хочется дежурить с вами.
— Даже если я против? Я не собираюсь будить Януса.
— И правильно сделаете. Он заслужил право на отдых. Жду ваших указаний.
— Ну, хорошо, — профессор отказался от дальнейшего сопротивления. — Мы запишем сигналы на магнитофонную ленту. Когда они прекратятся, у нас будет доказательство, что вся эта история нам не приснилась.
«Девятый день пребывания в Лаксене, — диктовал Дин. — Начиная с шестнадцати часов принимаем сигналы в направлении двадцать семь, четвертый сектор, сорок градусов, тридцать минут, две секунды, анализатор галактического радиоизлучения установил, что источник сигналов находится на Деймосе, спутнике Марса».
— Четыре часа утра. На сегодня довольно.
— Согласна. Вы слишком много работаете.
— Я имел в виду вас.
— А вы, профессор?
— Боюсь, что я работаю слишком мало.
— Конечно, что значат какие-то двадцать часов в сутки по сравнению с вечностью!
— Что значат двадцать часов в сутки по сравнению с объемом работы, которую нам предстоит выполнить? Наша цивилизация еще слишком молода, вероятно, она самая юная во Вселенной, и мы обязательно должны сделать все, чтобы выйти навстречу старшим цивилизациям, тем, кто идет к нам из космоса.
— И поэтому юная цивилизация не может терять ни минуты, ни единой минуты. Однако разрешите представительнице этой юной цивилизации предложить вам десятиминутную прогулку.
— Разрешаю.
Моника накинула модную в Лаксене пелерину, и они вышли на дорогу, ведущую к Малому Ущелью.
— Городок отсюда не виден, — говорил профессор, — сосны заслоняют дома. Какая тишина, какое небо! Поднимите голову — миллионы звезд, миллиарды невидимых планет кружат вокруг своих солнц. Дружественный космос посылает нам сигналы, вызывает нас. Раньше или позже мы побеседуем с ним, мы более или менее разумные существа и мы найдем общий язык, обязательно найдем.
— На Земле еще столько нерешенных проблем, — сказала Моника, взяв Дина под руку.
— Да, мы часто слышим этот упрек. Люди негодуют: «Вы исследуете Луну, планеты, а до сих пор не научились лечить простуду». Мы обязаны вести исследования во всех направлениях. Изучение космоса облегчит решение многих земных проблем. Мы уже используем искусственные спутники Земли как средства связи, они предупреждают нас о циклонах; в лабораториях, работающих на космические центры, совершается множество научно-технических открытий, которые находят применение в жизни. Человек, — продолжал профессор, — возводит мост, ведущий к небу. Пока что мы укладываем космический фундамент, а со временем будем строить изумительные межпланетные мосты.
— Куда они приведут нас? — спросила Моника.
— Трудно ответить на этот вопрос. Мы должны расширять знания о Вселенной.
— Наш мир так прекрасен.
— Вы живете в прекрасной вилле, однако вам этого мало. Мы покидаем наши прекрасные дома, прекраснейшие города и пускаемся в плавание по морю. Когда-то мы открывали новые материки — теперь пришла пора открывать новые миры. Космос — это огромный дом, это изумительный сказочный дворец, но мы знаем в нем только одну комнату, ту, в которой живем, — Землю. Пожалуй, стоит заглянуть и в другие помещения, залы, в другие комнаты нашего космического дома.
Профессор замолчал.
— О чем вы задумались? — шепнула Моника.
— О некоторых людях из Лаксена. Они не скрывают своей неприязни к нам, к исследованиям, которые мы ведем, и они не одиноки. К сожалению, еще достаточно людей, которые всеми силами стремятся задержать прогресс, противодействовать любым начинаниям, направленным на развитие человеческого разума. «Не хочу быть мудрым! — вопит такой человек. — Мой прадед был глуп, мой дед не грешил великим умом, у моего отца было ровно столько ума, сколько нужно, и мне достаточно того, что я знаю».
— Вы, конечно, преувеличиваете, профессор. Современный человек охотно познает новое.
— Не настолько охотно, как следовало бы ожидать. Но, разумеется, немного преувеличиваю. Я устал и огорчен. Не думал, что встречусь здесь с такими неожиданностями. Пойдемте обратно.
Сильный порыв ветра сорвал с дерева листья. Какое-то время они танцевали в воздухе, потом упали под ноги идущим.
В восемь утра пришла Маргарита, служанка Оорта. Она принесла письмо для профессора.
— Вы не боитесь? — спросила Моника.
— Кого?
— Мадам Эйкин.
Маргарита пожала плечами.
— Не съест же она меня. Эта карга получила хороший урок. Затея с овцами выйдет ей боком. Уже все об этом болтают. Господин доктор только открыл глаза, как тут же рассказал о нападении и о том, что молодой господин ни в чем не виноват, что доктор обязан ему жизнью, что он защищал его от нападающих, как собственного отца. Я принесла травы, пусть ваша мама сделает полосканье. Если еще что понадобится, пришлите за мной… — Маргарита увидела входящего профессора. — До свиданья, мадемуазель.
— Письмо от доктора, — Моника подала Дину белый конверт.
— «Буду у вас в десять, — громко прочел профессор. — Благодаря ночному нападению мы обрели множество друзей. Не волнуйтесь. Оорт».
— Короче говоря, нет худа без добра, — прокомментировал появившийся в холле Янус. — Ты собирался разбудить меня через два часа.
— Забыл. Как самочувствие?
— Отличное.
— По сему случаю беги на почту. Надо как можно скорее установить связь с базой, пока не прекратились сигналы.
— Возьмите мой велосипед, — сказала Моника. — Он перед домом, в саду.
— Слушаюсь!
— Чудесное средство сообщения, — ворчал под нос Янус, изо всех сил крутя педали. Он без происшествий проехал километр и решил, что это невероятное достижение. Узкая крутая тропинка повисла над пропастью. Внизу зеленая низина, лучи солнца отражались от стальных переплетений моста, который с высоты тысячи метров казался серебряной кладкой, перекинутой через голубой ручеек.
Янус благополучно добрался до шоссе и тут чуть было не столкнулся с бегущим навстречу пастухом.
— Несчастье! Несчастье! — кричал парень. — Какое несчастье! Городу грозит гибель!
— Гибель? — Янус соскочил с велосипеда. — Что ты несешь?
— Ой, господин, — всхлипнул пастух. — Конец света! Я видел, видел собственными глазами.
— Дьявола?
— У вас только шуточки на уме!
— Так говори наконец, что случилось?
— Пасу я, господия, овец на южном склоне горы. Сижу себе на камне, как обычно, и гляжу на стадо. Вдруг земля подо мной задрожала. Я глянул выше — движется гора.
— Врешь, брат! Врешь!
— Чтоб язык у меня отсох, чтоб мне сквозь землю провалиться, чтоб всем моим овцам сразу подохнуть, чтоб мне на этом…
— Ладно, ладно. Хватит, — прервал его Янус. — Продолжай.
— Движется часть горы. Лавина земли идет на город, — пастух перекрестился. — Конец света, господин.
— Далеко это отсюда?
— Километров пять или шесть.
— Садись на раму. Поедем. Я должен посмотреть.
— Надо предупредить людей, господин.
— Успеем, садись.
Парень неуверенно взгромоздился на раму.
— К сожалению, пастух говорил правду, — рассказывал ассистент, вернувшись на виллу. — Я был там, видел лавину. Городу грозит уничтожение.
— Надо немедленно сообщить мэру, — взволновался Дин. — Нельзя допускать паники.
— Поздно, — в холл вошел возбужденный Оорт, он тяжело дышал. — Мадам Эйкин, эта ведьма… — повторил он и выругался.
— Сядьте, — Моника пододвинула доктору стул. Оорт выглянул в окно.
— Они… они будут здесь через несколько минут.
— Кто — «они»?
— Толпа. Толпа людей, подзуживаемых этой мегерой. Конец света, воистину конец света. Вы знаете, что она выдумала? Она сказала людям, что катастрофу вызвали ваши машины, что из-за ваших экспериментов на город идет лавина, что все аппараты необходимо уничтожить.
— Да она спятила! — закричал Янус. — Эта женщина…
— Неразборчива в средствах, — докончил Дин. — Афера с овцами не удалась, нападение скомпрометировало провокаторов, и вот выпадает счастливый случай. Городу грозит гибель. Вы подумали об эвакуации жителей? Необходимо сообщить в столицу.
— Да, конечно, — ответил Оорт. — Уже сообщил. Четверть часа назад. Пастух поставил всех на ноги, он и ко мне забегал. К полудню прибудут саперы. Часть жителей грузит свои пожитки на телеги и бежит из города. Трудно говорить о каких-то организованных действиях. Сведения, которые распространяет мадам Эйкин, только усиливают панику.
— Они хотят уничтожить машины, — сказала Моника. — На ведь лавина не пощадит и нашей виллы.
— Лавина минует вас, — Оорт шире отворил окно. — Взгляните. Она заполнит низину и пройдет в километре от виллы.
— Мадам Эйкин знает об этом?
— Конечно, я сам слышал, как она кричала: «Город погибнет, но вилла Рокетт останется — останутся машины, которые принесли нам гибель. Надо их уничтожить. Уничтожить!»
На дороге, ведущей к вилле, показалась толпа людей. Они шли молча, плотной группой.
— Я не успел послать телеграмму, — сокрушался Янус. — Все наши усилия пропадут даром.
— Вынь из магнитофона кассету с лентой. Быстро. Я задержу карательную экспедицию.
Дин выбежал в сад, открыл калитку, и вышел на шоссе. В дверях виллы встали Моника и доктор Оорт.
— Их около сотни, — проворчал мэр, наблюдая за приближающейся толпой. — Я вижу Грина и его пастухов. Мадам Эйкин осталась в городе. — Оорт ринулся к профессору.
— С дороги, Оорт! — забасил Грин, жестом останавливая своих людей.
— В чем дело, господин Грин? — спокойно спросил Дин.
— Мы хотим немного поработать над вашими аппаратами.
— Что это значит?
— Мы хотим разбить их на тысячи кусочков. Они принесли гибель нашему городу.
— Я думал, вы умнее, Грин, — сказал Оорт. — Люди всегда говорили: Грин — умный человек, самый умный из всех нас.
— Ну и что с того? — проворчал Грин.
— Посмотри, посмотри на это, — доктор рванул бинт на голове. — Кто меня ударил?
— Не знаю.
— Ты не знаешь, а я знаю. Тот, кто отравил твоих овец. Нажрались мышьяка, понимаешь? Кому-то очень надо было очернить наших гостей. Машины подсыпали мышьяк, машины — причина катастрофы! Скажи, Грин, каким образом эти аппараты могли вызвать сдвиг горы?
— Я не разбираюсь в таких вещах, но через несколько часов под напором лавины рухнут наши дома.
— Уничтожить машины! — крикнул кто-то из толпы.
— Машины могут спасти город, — неожиданно сказал Дин.
— Брехня, — бросил Грин, но Дин продолжал:
— Одна из этих машин решает самые трудные задачи. Мы заложим в нее все сведения, касающиеся лавины. Может, она успеет указать дорогу к спасению.
— Бредни, — начал Грин. — Зря тратим время.
— Грин! — крикнул Оорт. — Ты берешь на себя огромную ответственность!
— Нельзя отказываться от малейшего шанса спасти Лаксен. Дайте мне пятнадцать минут, — профессор взглянул на часы, — пятнадцать минут, ни секундой больше.
— Ну как, Грин? — отозвался один из пастухов. — Пятнадцать минут можно и подождать.
— Это какая-то ловушка.
— Ты всегда любил скоропалительные решения, Грин, — сказал доктор. — Если ты считаешь, что машины могли вызвать лавину и сдвинуть гору, почему не предположить, что они могут и задержать ее?
Слова попали в цель. После короткого совещания было решено подождать пятнадцать минут. Грин отворил калитку, несколько пастухов прошли в сад и уселись на траве под окнами виллы. Остальные улеглись на склоне около шоссе.
Дин отдавал распоряжения Янусу:
— Включи анализатор, зашифруй данные. Направление лавины, угол падения склона, по которому она движется. Расстояние до города. Надеюсь, в твоих записях нет ошибок?
— Думаю, что нет. Вот эскиз и вычисления. Я приготовил их для саперов.
— Поспеши, у нас осталось четырнадцать минут.
Анализатор начал работать.
— Прочти ответ.
Янус наклонился над эффектором и беспомощно развел руками.
— Ответа нет.
— Этого не может быть.
— Я еще раз введу данные и вопросы.
Прошло две минуты. Над эффектором горел желтый огонек.
— Анализатор не может решить этой проблемы или не хочет, — сказал Янус.
— Что значит — не хочет?
— Что-то ему мешает. Быть может, решение оказалось отрицательным?
— Отрицательным? Но и в этом случае он должен дать ответ.
— Я имею в виду отрицательным для машины. Понимаешь, инстинкт самосохранения.
— Маловероятно, — Дин задумался, потом предположил: — Попробуем еще раз. Но на всякий случай заложи сообщение, что отсутствие ответа приведет к уничтожению машины.
Янус ввел перфокарту в рецептор, однако не включил машины.
— Послушай, — волнуясь, сказал он. — Мы должны убедить их, что машина не может решить проблему за пятнадцать минут.
— Что ты имеешь в виду?
— Самое большее через час прибудут саперы, — объяснял Янус, избегая взгляда профессора. — Солдаты оцепят виллу и обезопасят машины.
— Да ты что! А город?
— Одиннадцать лет ты работал над анализатором и радиотелескопом. Мы приняли сигналы с Деймоса. Мы не имеем права уничтожить дело всей твоей жизни.
— Но и я стремлюсь сохранить машины.
— Ты выбрал неправильный путь.
— Не понимаю.
— Анализатор ответил на все вопросы. Сохранение города весьма проблематично, а первая же и единственная попытка сделать это приведет к гибели машин.
— Ты собирался скрыть правду. Какой ответ дала машина, говори, какой?
Янус вытянул из пульта зеленый листок.
— На расстоянии трех километров от города возвести клин из земли и валунов… Анализатор сообщает точные размеры и расположение клина. Склон перед клином очень пологий. Только через несколько сотен метров угол наклона увеличивается. Клин — дамба может направить поток земли в сторону, изменить направление лавины, которая по пути уничтожит только виллу мадам Рокетт и нашу машину.
— Крикни Грина!
— Подожди, еще минутку. У нас нет никакой уверенности, что вычисления анализатора отвечают истине и что мы успеем возвести дамбу. Лавина может уничтожить и машины, и город.
— Янус!
— Весь мир ждет результатов твоих исследований, результатов работы твоего анализатора. С Деймоса идут сигналы разумных существ. Еще полчаса, и саперы спасут виллу.
— Не хочу слышать!
— Лавина разрушит несколько старых домишек. Часть населения уже убежала. Успеют уйти все.
— Тысячи человек останутся без крыши над головой.
— Государство выплатит им пособие. Построит новый город.
— А пока люди будут жить в нужде, проклиная машины и день нашего приезда в Лаксен.
В холл вошла Моника с матерью.
— А вам не жаль вашей виллы? — Янус подбежал к мадам. Рокетт. — Лавина уничтожит ваш дом.
Моника поставила на пол чемодан.
— Мы готовы покинуть виллу.
Янус сгорбился. Открыл дверь, ведущую в сад, и крикнул Оорту, который разговаривал с Грином:
— Доктор! Машина ответила, как спасти город. Слышите: ваш город можно спасти!
— Мы должны построить из земли и камней дамбу в форме клина, — объяснил Дин, — Дамба направит лавину в сторону.
— На виллу мадам Рокетт, — тяжело вздохнув, докончил Янус.
— И на машину, — добавила Моника. — Понимаете? Они уничтожат себя, чтобы спасти вас.
Толпа пахггухов окружила веранду. Внимательно выслушали Дина, который подробно рассказывал, как и что нужно делать.
— Собирайте народ, — сказал Грин, когда профессор кончил. — Собирайте всех. Пусть идут с лопатами и кирками.
— Вот-вот прибудут саперы, — Оорт похлопал Грина по плечу. — Они вам помогут.
Спустя полчаса мэр сообщил:
— Две тысячи человек. Хватит, профессор?
— Хватит! Мы разделим их на несколько групп. Каждый получит особое задание. Взгляните на схему. — Дин разложил на камне лист бумаги. — Вот здесь мы соорудим завал. В этом месте начнет работать первая группа.
На шоссе въехали два грузовика, заполненные солдатами.
— Саперы! — закричал обрадованный Оорт. — В самый раз!
Командир спасательного отряда, капитан Норсен, не терял времени. После короткого инструктажа солдаты смешались со штатскими. В операцию включились военные грузовики, перевозившие на указанные анализатором места валуны, необходимые для укрепления дамбы.
Жители Лаксена приступили к обороне своего города.
В четыре часа пополудни строительство дамбы подошло к концу. Вдоль трассы, по которой двигалась лавина, Норсен установил посты.
В пять часов один из наблюдателей просигналил, что через несколько минут лавина дойдет до острия клина. Людей отвели на северный склон. Дин и Норсен заняли места па каменном возвышении напротив виллы мадам Рокетт.
— Только бы клин выдержал первый напор, — Дин не отрывал бинокля от глаз. — Как вы считаете, капитан, выдержит?
— Выдержит, — ответил Норсен, — по-моему, анализатор безошибочно указал место возведения дамбы. Лавина наткнется на преграду в самый подходящий момент. Внимание: красная ракета. Что вы сказали, профессор?
Нарастающий с каждой минутой грохот заглушил ответ ученого. Тяжелый гул, усиленный эхом, всполошил стаю ворон, кружащих.над Лаксеном. Испуганные птицы помчались на север.
Валы вздымающейся земли добрались до дамбы, смяли ее вершину, однако не смогли уничтожить всей плотины. Клин отбросил лавину в сторону. С диким грохотом она рухнула в пропасть, смыв на своем пути виллу мадам Рокетт.
Когда все утихло, Норсен подал профессору ракетницу.
— Город спасен, — сказал он, улыбаясь. — Дайте зеленую ракету. Опасность миновала. Люди могут идти по домам.
Давно пробило десять часов, а в окнах все еще горел свет. Никто не думал об отдыхе, горели фонари на улицах, между балконами висели гирлянды цветных лампочек.
— Светло, просто душа радуется! — ликовал Оорт.
За столом на веранде мэрии сидели мадам Рокетт и Моника, профессор Дин и Янус. Мэр наполнял рюмки и никому не давал говорить.
— Вы поселитесь у меня, это решено. Дом большой, я занимаю восемь комнат, места много, а потом отстроим виллу. Взгляните на дома и на улицу! Какая иллюминация! Я гляжу на лица людей и не узнаю их.
— А мадам Эйкин? — спросил неисправимый Янус. — Как себя чувствует мадам Эйкин?
— В полдень выехала из города, — сообщил мэр. — Забрала три сундука и гору чемоданов.
— Она сказала, куда едет? — спросила Моника. — Ведь не навсегда же она покинула Лаксен.
— Боюсь, — ответил Оорт, притворяясь огорченным, — боюсь, она никогда не вернется. Она не сказала, куда едет, но думаю, на край света.
— На другой край света, — заметил Дин.
— Разве у света два края, профессор? Не понимаю, — переспросила мадам Рокетт.
— На одном мадам Эйкин, на другом непримиримый Янус.
— Анализатор уничтожен, — буркнул ассистент и помрачнел.
— Завтра же примемся делать новый, — профессор поднял рюмку, наполненную солнечным вином. — За машину, которая спасла город, за людей, которые строят такие машины.
Выпили. Мэр показал на три мигающие точечки, словно подвешенные над крышами Лаксена.
— Как называются эти звезды? — спросил он профессора.
— Пояс Ориона, — ответил Дин.
— А вон та, желто-красная?
— Марс.
Прошло несколько лет. Дин диктовал Монике сообщение для всех радио- и телестанций мира:
«Тридцатого апреля в семь часов четыре минуты космические корабли покинули Землю. Экипажи кораблей поддерживают с нами радиосвязь. Искусственный спутник Марса Деймос непрерывно передает сигналы, указывающие направление нашим межпланетным кораблям. Точка».
— Конец? — спросила Моника.
— Нет, начало, — ответил Дин, не отступив от истины. — Это только начало.
ЧЕСЛАВ ХРУЩЕВСКИЙ
ИСЧЕЗЛА МУЗЫКА
Музыка оборвалась сразу, словно кто-то перерезал магнитофонную ленту, будто кто-то приложил указательный палец к губам или топнул ногой, требуя абсолютной тишины. Люди строят санатории, в которых властвует тишина. Тишина может успокаивать, спасительная тишина лечит. Тишина бывает сладкой, как мед, и бархатной, как глаза газели. Тишина в радиостудии во время концерта нервирует. Диктор включил внутренний телефон. Взбешенный неожиданной паузой, он всю свою злость выместил на дежурном технике.
— Вы там все с ума посходили! Кто выключил магнитофон? Немедленно запасную ленту! Почему не отвечаете? В эфире тишина! Что я скажу слушателям? Почему, черт вас побери, прервали концерт?
— Если бы я знал! С виду все в полном порядке, кассеты вертятся, магнитофон работает. Ничего не понимаю! Запускаю запасную ленту с мелодией «Обожаю, Джонни, твист». Внимание!
Диктор извинился перед слушателями, объявил новый музыкальный номер, выключил микрофон, включил трансляцию. Прошла секунда, две, три, четыре. Тишина поставила на ноги главного программ миста, аварийная группа приступила к работе. Диктор объяснил слушателям:
— Извините нас, но, к сожалению, повреждение серьезно» и, чтобы его исправить, потребуется некоторое время. А пока прослушайте последние сообщения.
Ежедневное восхождение по крутым ступеням башни на балкончик под часами было не самым приятным занятием в жизни сержанта Уэрбса. Сержант подсчитал, что за двадцать семь лет он дважды покорил Монблан. И все ради того, чтобы жители Вале могли послушать хейнал
и повздыхать. Уэрбс трубил ежедневно, трубил не отступая от традиций, немилосердно фальшивя и в душе проклиная идиота-стражника, который четыреста лет назад, заметив орду варваров, протрубил тревогу. Потом оказалось, что это дикие свиньи забрели под стены города. У страха глаза велики, ночь была безлунная, а стражник страдал бессонницей и изрядно выпивал. Поэтому не удивительно, что произошло то, что произошло. Двадцать тысяч жителей Вале высыпали на улицы города. Забаррикадировали ворота, расхватали оружие. Стенания женщин и вой псов заглушали молитвы священников, а стражник трубил и трубил и дождался наконец, что начальник стражи съездил ему по шее. Тогда стражник подавился слюной и оторвал трубу от распухших губ. На рассвете увидели Неприятеля, изрывшего пятачками поле, и весь город зашелся душеспасительным смехом. В честь этого события сержант Уэрбс двадцать семь лет подряд ровно в полдень трубил хейнал. Наказанье божье, а не работа. Он поднес трубу к губам, набрал в легкие побольше воздуха и дунул. Однако труба не издала ни звука. Несколько удивленный, сержант поправил мундштук, вытер губы ладонью и дунул опять. Труба молчала. Обескураженный, сержант отправился вниз. Трубу внимательно осмотрели, но никто не мог сказать, почему она замолчала.
Шум утих, послышались аплодисменты. Франческо Ромиони всегда встречали восторженно. Дирижировал он гениально. Дирекция Ла Скала подписала с гением контракт на два года, был дан торжественный банкет. Главный директор сказал своему заместителю:
— За эти два года мы недурно подзаработаем. Уж я знаю, что говорю. Ромиони притягивает публику. как магнит железные опилки. Гений. Оркестр, которым дирижирует Франческо, играет словно в трансе. Начнем с «Аиды».
Дирижер взмахнул палочкой, но ни один инструмент не издал ни звука. Молчали скрипки, молчали виолончели, молчали гобои, валторны, молчали фаготы, трубы, флейты, кларнеты, молчали литавры, хотя Ромиони не жалел сил, а музыканты нещадно терзали свои инструменты.
— Видимость отличная, только звук пропал, — пошутил кто-то, вызвав всеобщее веселье. Гениальный дирижер упал в обморок. Дирекция Ла Скала обвинила фабрику музыкальных инструментов в саботаже.
Комиссар Рейбо размышлял вслух:
— Седьмого августа точно в двенадцать ноль-ноль на всем земном шаре умолкла музыка. Любопытно. Не играет ни один инструмент, исчезли мелодии, записанные на магнитофонных лентах и грампластинках. Поразительно. Музыка просто перестала существовать. Это удивительное явление анализировали всесторонне и безрезультатно. Наконец дело передали мне. И правильно поступили: музыка украдена, и лишь полиции под силу установить, кто это сделал.
Рейбо подошел к окну. Дом напротив немного напоминал палаццо Дукале: те же нагромождения аркад, перемежающиеся крутыми башнями, те же строгие блоки темных гигантских глыб, контрастирующие с необычайно богатой резьбой по белому мрамору, те же… Комиссар вздохнул. Один раз в жизни он был в Италии по долгу службы и теперь постоянно сравнивал. Окна, карнизы, галереи. Эти сравнительные изыскания были прерваны прибытием старшего комиссара. Последнего нисколько не волновали вопросы архитектуры, он требовал одного — как можно быстрее поймать воров, укравших музыку.
— Жизнь без музыки! — вопил он. — Разве ж это жизнь? Опустели концертные залы! Ни тебе оперы, ни оперетты, радио и телевидение усыпляют слушателей и зрителей драмами и дискуссиями. Пустуют киностудии, увеселительные заведения. Солдат лишили маршей, танцоры и танцовщицы, певцы и певицы, даже шарманщики шатаются по улицам, страдают от безделья. Вчера две тысячи теноров, басов, баритонов, альтов и сопрано устроили манифестацию перед парламентом. Я хочу знать, кто украл музыку. Ну, говорите же, черт вас побери! Имя преступника! Где он спрятал добычу?
— Мне думается, я знаю, в чем дело. Нужно установить контакт со всеми столицами мира.
— Ну так устанавливайте. Необходимо любой ценой схватить этого стервеца или этих стервецов и отыскать музыку.
Рембо с утроенной энергией взялся за дело. К операции подключились все полиции и милиции мира, Интерполь, разведка и контрразведка. Не щадили ни своих, ни электронных мозгов, а результаты коллективных размышлений комиссар собирал и тут же подвергал анализу. Одновременно специальные поисковые группы прочесывали леса, джунгли, дебри и пустыни. Бригады аквалангистов обыскивали озера, моря. Подводные лодки и батискафы сверлили океаны. Международные музыкальные организации назначили высокие награды за отыскание хотя бы одной мелодии.
Хансен путешествовал на автомобиле по Европе. Утомившись, он остановил машину на изумительной поляне, радовавшей взгляд сочной зеленью. Было тихо, тепло, солнечно. «Чудесный уголок, — с удовольствием отметил он. — Между деревьями я поставлю палатку, отдохну несколько дней. До городка недалеко. Жаль, что поблизости нет речки или хотя бы ручья. А может, вода за тем вон холмом, покрытым буйной растительностью. Надо осмотреть окрестности», — решил он и двинулся в путь. Через несколько минут добрался до забора, окружавшего холм, недолго думая раздвинул истлевшие доски и направился к деревьям на вершине пригорка. Оттуда открылся вид на широкую долину, окруженную венцом пепельных гор, салатные пастбища и круглые камни, подобные деревенским ковригам хлеба домашней выпечки. Камни блестели на солнце, словно были сделаны из серебра. Потом Хансен заметил шар диаметром около десяти метров. Шар катился по склону, а серебряные камни подскакивали и исчезали под розовой оболочкой.