В о й н и ц е в. Спасибо! (Софье Егоровне.) Это, Софи, рекомендую тебе, наше Войницевское пугало!
А н н а П е т р о в н а. Не держите его, Платонов! Пусть уходит! Я на него сердита. (Осипу.) Скажешь на кухне, чтобы тебе дали пообедать… Экие ведь какие зверские глаза! Много за зиму нашего леса накрал?
О с и п (смеется). Деревца три-четыре…
Смех.
А н н а П е т р о в н а (смеется). Врешь, больше! У него и цепочка есть! Скажите! Это золотая цепочка? Позвольте узнать, который час?
О с и п (смотрит на стенные часы). Двадцать две минуты второго… Позвольте мне вашу ручку поцеловать!
А н н а П е т р о в н а (подносит к его губам руку). На, целуй…
О с и п (целует руку). Очень вам благодарен, ваше превосходительство, за ваше сочувствие! (Кланяется.) Что вы за меня держитесь, Михаил Васильич!
П л а т о н о в. Боюсь, чтобы ты не ушел. Люблю тебя, милый! Какой молодец, черт тебя задери совсем! Каким это образом, мудрый, тебя угораздило попасть сюда?
О с и п. За дураком гнался, за Василием, да и зашел кстати.
П л а т о н о в. Умный гнался за дураком, а не наоборот! Честь имею, господа, представить! Интереснейший субъект! Одно из интереснейших кровожадных животных современного зоологического музея! (Поворачивает Осипа на все стороны). Известен всем и каждому как Осип, конокрад, чужеяд, человекоубийца и вор. Родился в Войницевке, грабил и убивал в Войницевке и пропадет в той же Войницевке!
Смех.
О с и п (смеется). Чудной вы человек, Михаил Васильич!
Т р и л е ц к и й (рассматривает Осипа). Чем занимаешься, любезный?
О с и п. Воровством.
Т р и л е ц к и й. Гм… Приятное занятие… Какой же ты, однако, циник!
О с и п. Что значит циник?
Т р и л е ц к и й. Циник слово греческое, в переводе на твой язык значущее: свинья, желающая, чтобы весь свет знал, что она свинья.
П л а т о н о в. Он улыбается, боги! Что это за улыбка! А лицо-то, лицо! В этом лице сто пудов железа! Не скоро разобьешь его о камень! (Подводит его к зеркалу.) Посмотри-ка, чудовище! Видишь? И ты не удивляешься?
О с и п. Самый обыкновенный человек! Даже хуже…
П л а т о н о в. Будто бы? А не богатырь? Не Илья Муромец? (Хлопает его по плечу.) О храбрый, победоносный росс! Что мы теперь значим с тобой? Шляемся из угла в угол мелкими людишками, чужеядами, места своего не знаем… Нам бы с тобой пустыню с витязями, нам бы с тобой богатырей с стопудовыми головами, с шипом, с посвистом! Уколотил бы Соловья Разбойника? а?
О с и п. А кто ж его знает!
П л а т о н о в. Уколотил бы! Ведь у тебя силища! Это не мускулы, а канаты! Кстати, отчего ты не на каторге?
А н н а П е т р о в н а. Кончите, Платонов! Право, надоело.
П л а т о н о в. Ты сидел хоть раз в остроге, Осип?
О с и п. Случается… Каждую зиму сижу.
П л а т о н о в. Так и следует… В лесу холодно - иди в острог. Но отчего же ты не на каторге?
О с и п. Не знаю… Пустите, Михаил Васильич!
П л а т о н о в. Ты не от мира сего? Ты вне времени и пространства? Ты вне обычаев и закона?
О с и п. Позвольте-с… В законе написано, что только тогда пойдешь в Сибирь, когда на тебя обстоятельно докажут или на месте преступления поймают… Всякому, положим, известно, что я, положим, вор да разбойник (смеется), да не всякий доказать это может… Гм… Не смел нонче народ стал, глуп, неумный то есть… Боится всего… Ну и доказать боится… Выслать бы мог, да законов не понимает… Всё ему страшно… Осел нонче народ стал, одним словом… Всё норовит исподтишка, артелью… Пакостный народ, плевый… Невежество… И обижать такой народ не жалко…
П л а т о н о в. Как он важно рассуждает, подлец! Своим умом дошел, отвратительное животное! И он ведь на основании теорий… (Вздыхает.) Какая гадость еще возможна в России!..
О с и п. Не один я так рассуждаю, Михаил Васильич! Все нонче так рассуждают. Да вот, например, хоть Абрам Абрамыч…
П л а т о н о в. Да, но и этот тоже внезаконный… Всяк знает, да не всяк докажет.
В е н г е р о в и ч 1. Меня, полагаю, можно оставить в покое…
П л а т о н о в. Про него и толковать нечего… Это подобие твое; разница только в том, что он умней тебя и счастлив, как аркадский пастушок. Ну и… в глаза нельзя назвать, а тебя можно. Одного поля ягоды, но… Шестьдесят кабаков, друг мой, шестьдесят кабаков, а у тебя и шестидесяти копеек нет!
В е н г е р о в и ч 1. Шестьдесят три кабака.
П л а т о н о в. Через год будет семьдесят три… Он благодеяния делает, обеды дает, всеми уважаем, все перед ним шапку ломают, ну а ты… ты великий человек, но… жить, брат, не умеешь! Не умеешь жить, вредный человек!
В е н г е р о в и ч 1. Вы начинаете фантазировать, Михаил Васильич! (Встает и садится на другой стул.)
П л а т о н о в. На этой голове и громоотводов больше… Проживет преспокойно еще столько же, сколько и жил, если не больше, и умрет… и умрет ведь спокойно!
А н н а П е т р о в н а. Перестаньте, Платонов!
В о й н и ц е в. Помирней, Михаил Васильич! Осип, уходи отсюда! Своим присутствием ты только раздражаешь Платоновские инстинкты.
В е н г е р о в и ч 1. Ему хочется выгнать меня отсюда, но не удастся!
П л а т о н о в. Удастся! Не удастся, сам уйду.
А н н а П е т р о в н а. Платонов, вы не перестанете? Вы не распространяйтесь, а прямо говорите: перестанете вы или нет?
С а ш а. Замолчи, ради бога! (Тихо.) Неприлично! Ты меня срамишь!
П л а т о н о в (Осипу). Проваливай! От души желаю тебе скорейшего исчезновения!
О с и п. У Марфы Петровны есть попугайчик, который всех людей да собак называет дураками, а как завидит коршуна или Абрама Абрамыча, то и кричит: «Ах ты, проклятый!» (Хохочет.) Прощайте-с! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XVI
Те же без О с и п а.
В е н г е р о в и ч 1. Кто бы, да не вы, молодой человек, позволяли себе читать мне мораль и еще в такой форме. Я гражданин и, скажу правду, полезный гражданин… Я отец, а вы кто? Кто вы, молодой человек? Извините, хлыщ, промотавшийся помещик, взявший в свои руки святое дело, на которое вы не имеете ни малейшего права, как испорченный человек…
П л а т о н о в. Гражданин… Если вы гражданин, то это очень нехорошее слово! Ругательное слово!
А н н а П е т р о в н а. Он не перестанет! Платонов, зачем отравлять нам день своим резонерством? Зачем говорить лишнее? И имеете ли вы право?
Т р и л е ц к и й. Не покойно живется с этими справедливейшими и честнейшими… Всюду вмешиваются, везде у них дело, всё до них касается…
Г л а г о л ь е в 1. Начали, господа, о здравии, а оканчиваете за упокой…
А н н а П е т р о в н а. Не следует, Платонов, забывать того, что если гости бранятся, то хозяева чувствуют себя очень неловко…
В о й н и ц е в. Это справедливо, а посему с этой же минуты всеобщее тссс… Мир, согласие и тишина!
В е н г е р о в и ч 1. Не дает и минуты покоя! Что я ему сделал? Это шарлатанство!
В о й н и ц е в. Тссс…
Т р и л е ц к и й. Пусть себе бранятся! Нам же веселей.
Пауза.
П л а т о н о в. Как поглядишь вокруг себя, да подумаешь серьезно, в обморок падаешь!.. И что хуже всего, так это то, что всё мало-мальски честное, сносное молчит, мертвецки молчит, только смотрит… Всё смотрит на него с боязнью, всё кланяется до земли этому ожиревшему, позолоченному выскочке, всё обязано ему от головы до пяток! Честь в трубу вылетела!
А н н а П е т р о в н а. Успокойтесь, Платонов! Вы начинаете прошлогоднюю историю, а я не выношу этого!
П л а т о н о в (пьет воду). Ладно. (Садится.)
В е н г е р о в и ч 1. Ладно.
Пауза.
Щ е р б у к. Мученик я, друзья мои, мученик!
А н н а П е т р о в н а. Что там еще?
Щ е р б у к. Горе мне, друзья мои! Лучше в гробу лежать, чем с женою ехидною жить! Опять материя была! Чуть не убила меня неделю тому назад со своим дьяволом, рыжим Дон-Жуаном. Сплю я себе на дворе под яблонькой, сны вкушаю, на прошлые картины во сне с завистью поглядываю… (Вздыхает.) Вдруг… Вдруг как шарахнет меня кто-то по голове моей! Господи! Конец, думаю, пришел! Землетрясение, борьба стихий, потоп, дождь огненный… Открываю глаза, а передо мной рыжий… Схватил меня рыжий за бока, да как даст со всего размаху по этим местам, а потом шлеп меня о землю! Подскочила лютая… Схватила меня за мою невинную бороду (хватает себя за бороду), а тут не пообедаешь! (Бьет себя по лысине). Чуть не убили… Думал, что богу душу отдам…
А н н а П е т р о в н а. Вы преувеличиваете, Павел Петрович…
Щ е р б у к. Старуха ведь, старей всех на свете, ни кожи, ни рожи у старой кочерги, а туда же… любовь! Ах ты, ведьма! А рыжему это и на руку… Ему денежки нужны мои, а любовь ее ему не нужна…
Я к о в входит и подает Анне Петровне визитную карточку.
В о й н и ц е в. От кого это?
А н н а П е т р о в н а. Перестаньте, Павел Петрович! (Читает.) «Comte Glagolief»*. К чему эти церемонии? Пожалуйста, проси! (Глагольеву
1.) Ваш сын, Порфирий Семеныч!
____________________
* «Граф Глагольев» (франц.).
Г л а г о л ь е в 1. Мой сын?! Откуда он мог взяться? Он за границей!
Входит Г л а г о л ь е в 2.
ЯВЛЕНИЕ XVII
Те же и Г л а г о л ь е в 2.
А н н а П е т р о в н а. Кирилл Порфирьич! Как это любезно!
Г л а г о л ь е в 1 (встает). Ты, Кирилл… приехал? (Садится.)
Г л а г о л ь е в 2. Здравствуйте, mesdames! Платонову, Венгеровичу, Трилецкому… И чудак Платонов здесь… Салют, почет и уважение! Ужасно жарко в России… Прямо из Парижа! Прямехонько из французской земли! Ф-ф… Не верите? Честное и благородное слово! Домой только чемодан завез… Ну, да и Париж же, господа! Вот город!
В о й н и ц е в. Садитесь, французский человек!
Г л а г о л ь е в 2. Нет, нет, нет… Я не в гости приехал, я так только… Мне одного только отца нужно видеть… (Отцу.) Ты что же это, послушай?
Г л а г о л ь е в 1. Что такое?
Г л а г о л ь е в 2. Ты ссориться хочешь? Ты зачем не присылал мне денег, когда я просил, а?
Г л а г о л ь е в 1. Дома об этом потолкуем.
Г л а г о л ь е в 2. Почему ты не присылал мне денег? Ты смеешься? Тебе всё шутки? Ты шутишь? Господа, можно за границей жить без денег?
А н н а П е т р о в н а. Как вам жилось в Париже? Вы сядьте, Кирилл Порфирьич!
Г л а г о л ь е в 2. По его милости я воротился с одной только зубочисткой! Я послал ему из Парижа тридцать пять телеграмм! Почему ты не присылал мне денег, я тебя спрашиваю? Краснеешь? Стыдно?
Т р и л е ц к и й. Не кричите, пожалуйста, ваше сиятельство! Будете кричать, пошлю судебному следователю вашу визитную карточку и привлеку вас к судебной ответственности за присвоение не принадлежащего вам графского титула! Неприлично!
Г л а г о л ь е в 1. Не делай, Кирилл, скандала! Я полагал, что шести тысяч будет достаточно. Успокойся!
Г л а г о л ь е в 2. Дай мне денег, я опять поеду! Давай сейчас! Сейчас давай! Еду! Давай скорей! Я спешу!
А н н а П е т р о в н а. Куда вы так спешите? Успеете! Расскажите-ка нам лучше что-нибудь из своего путешествия…
Я к о в (входит). Готово-с!
А н н а П е т р о в н а. Да? В таком случае, господа, идемте есть!
Т р и л е ц к и й. Есть? Ура-а-а! (Хватает одной рукой за руку Сашу, а другой Глагольева 2 и бежит.)
С а ш а. Пусти! Пусти, сорванец! Я сама пойду!
Г л а г о л ь е в 2. Пустите! Что за свинство? Я не люблю шуток! (Вырывается.)
С а ш а и Т р и л е ц к и й убегают.
А н н а П е т р о в н а (берет Глагольева 2 под руку). Пойдемте-ка, парижанин! Нечего кипятиться попусту! Абрам Абрамыч, Тимофей Гордеич… Прошу! (Уходит с Глагольевым 2.)
Б у г р о в (встает и потягивается). Пока дождешься этого завтрака, так весь слюной изойдешь. (Уходит.)
П л а т о н о в (подает Софье Егоровне руку). Вы позволите? Какие у вас удивленные глаза! Для вас этот мир - неведомый мир! Это мир (тише) глупцов, Софья Егоровна, глупцов набитых, невылазных, безнадежных… (Уходит с Софьей Егоровной.)
В е н г е р о в и ч 1 (сыну). Теперь видел?
В е н г е р о в и ч 2. Это оригинальнейший негодяй! (Уходит с отцом.)
В о й н и ц е в (толкает Ивана Ивановича). Иван Иваныч! Иван Иваныч! Завтракать!
И в а н И в а н о в и ч (вскакивает). А? Кто?
В о й н и ц е в. Никто… Завтракать идемте!
И в а н И в а н о в и ч. Очень хорошо, душенька!
Уходит с В о й н и ц е в ы м и Щ е р б у к о м.
ЯВЛЕНИЕ XVIII
П е т р и н и Г л а г о л ь е в 1.
П е т р и н. Хочешь?
Г л а г о л ь е в 1. Я не прочь… Я уже говорил тебе!
П е т р и н. Голубчик… Непременно женишься?
Г л а г о л ь е в 1. Не знаю, братец. Захочет ли она еще?
П е т р и н. Захочет! Побей меня бог, захочет!
Г л а г о л ь е в 1. Кто знает? Предполагать не следует… Чужая душа потемки. Ты-то чего так хлопочешь?
П е т р и н. О ком же мне хлопотать, душенька? Ты человек хороший, она такая славная… Хочешь, я с ней поговорю?
Г л а г о л ь е в 1. Я и сам поговорю. Ты молчи пока и… если можно, пожалуйста, не хлопочи! Я и сам сумею жениться. (Уходит.)
П е т р и н (один). Вот ежели б сумел! Святые угодники, войдите в мое положение!.. Выйди генеральша за него, я богатый человек! По векселям получу, святые угодники! Даже аппетит пропал от этой радостной мысли. Венчаются рабы божии Анна и Порфирий или, то бишь, Порфирий и Анна…
Входит А н н а П е т р о в н а.
ЯВЛЕНИЕ XIX
П е т р и н и А н н а П е т р о в н а.
А н н а П е т р о в н а. Вы же чего не идете завтракать?
П е т р и н. Матушка, Анна Петровна, можно вам намек сделать?
А н н а П е т р о в н а. Делайте, только поскорей, пожалуйста… Мне некогда…
П е т р и н. Гм… Не дадите вы мне немножко деньжат, матушка?
А н н а П е т р о в н а. Какой же это намек? Это далеко не намек. Сколько вам нужно? Рубль, два?
П е т р и н. Сделайте умаление векселям. Надоело глядеть на векселя эти… Векселя - это одна только обманчивость, мечта туманная. Они говорят: ты владеешь! А на деле-то выходит, что ты вовсе не владеешь.
А н н а П е т р о в н а. Вы всё про те же шестнадцать тысяч толкуете? Как вам не стыдно? Неужели вас ничто не коробит, когда вы клянчите этот долг? Как вам не грешно? На что вам, старику холостому, сдались эти нехорошие деньги?
П е т р и н. Они мне сдались, потому что они мои, матушка.
А н н а П е т р о в н а. Вы эти векселя выманили у моего мужа, когда он был не трезв, болен… Вы это помните?
П е т р и н. Что ж такое, матушка? А на то они и векселя, чтоб по ним денежки требовались и платились. Деньги счет любят.
А н н а П е т р о в н а. Хорошо, хорошо… Довольно. Денег у меня нет и не будет для вашего брата! Убирайтесь, протестуйте! Эх вы, кандидат прав! Ведь вы на днях умрете, для чего же мошенничаете? Чудак вы!
П е т р и н. Можно вам, матушка, намек сделать?
А н н а П е т р о в н а. Нельзя. (Идет к двери.) Ступайте жевать!
П е т р и н. Позвольте, матушка! Родненькая, на минуточку! Вам Порфиша нравится?
А н н а П е т р о в н а. Вам какое дело? Какое вам дело до меня, кандидат вы этакий!
П е т р и н. Какое дело? (Бьет себя по груди.) А кто, позвольте вас спросить, первым другом покойного генерал-майора был? Кто ему глаза на смертном одре закрыл?
А н н а П е т р о в н а. Вы, вы, вы! Молодец вы за это!
П е т р и н. Пойду выпью за упокой его души… (Вздыхает.) И за ваше здравие! Горды и надменны, сударыня! Гордость порок есть… (Уходит.)
Входит П л а т о н о в.
ЯВЛЕНИЕ XX
А н н а П е т р о в н а и П л а т о н о в.
П л а т о н о в. Черт знает что за самолюбие! Его гонишь, а он сидит, как ни в чем не бывало… Вот уж воистину хамское барышническое самолюбие! О чем мыслите, превосходительная?
А н н а П е т р о в н а. Вы успокоились?
П л а т о н о в. Успокоился… Но не будем сердиться… (Целует ее руку.) Все они, наша дорогая генеральша, достойны того, чтобы всякий имел право выгнать их из вашего дома…
А н н а П е т р о в н а. С каким, удовольствием я сама бы, невыносимый Михаил Васильич, прогнала этих гостей!.. В том и вся наша беда, что честь, о которой вы сегодня трактовали на мой счет, удобоварима только в теории, но никак не в практике. Ни я и ни ваше красноречие не имеем права прогнать их. Ведь всё это наши благодетели, кредиторы… Погляди я на них косо - и завтра же нас не будет в этом имении… Или имение, или честь, как видите… Выбираю имение… Понимайте это, милый пустослов, как хотите, и если вам угодно, чтобы я не уехала из прекрасных здешних мест, то не напоминайте мне о чести и не трогайте моих гусей… Меня зовут там… Сегодня после обеда едем кататься… Не сметь уходить! (Бьет его по плечу.) Заживем! Идемте есть! (Уходит.)
П л а т о н о в (после паузы). А все-таки я его выгоню… Я всех выгоню!.. Глупо, нетактично, но… выгоню… Дал себе слово не трогать этого свинства, но что поделаешь? Характер - стихия, а бесхарактерность и подавно…
Входит В е н г е р о в и ч 2.
ЯВЛЕНИЕ XXI
П л а т о н о в и В е н г е р о в и ч 2.
В е н г е р о в и ч 2. Послушайте, господин учитель, я советовал бы вам не трогать моего отца.
П л а т о н о в. Merci за совет.
В е н г е р о в и ч 2. Я не шучу. Мой отец знаком с очень многими и поэтому легко может лишить вас места. Я вас предостерегаю.
П л а т о н о в. Великодушный юноша! Как вас зовут?
В е н г е р о в и ч 2. Исаак.
П л а т о н о в. Авраам, значит, роди Исака. Благодарю вас, великодушный юноша! В свою очередь потрудитесь передать вашему папаше, что я желаю ему и его многим провалиться сквозь землю! Идите кушать, а то там всё поедят без вас, юноша!
В е н г е р о в и ч 2 (пожимает плечами и идет к двери). Странно, если не глупо… (Останавливается.) Не думаете ли вы, что я сержусь на вас за то, что вы не даете покоя моему отцу? Ничуть. Я поучаюсь, а не сержусь… Я изучаю на вас современных Чацких и… я понимаю вас! Если бы вам было весело, если бы не было так бездельнически скучно, то, поверьте, вы не трогали бы моего отца. Вы, господин Чацкий, не правды ищете, а увеселяетесь, забавляетесь… Дворни у вас теперь нет, надо же кого-нибудь распекать! Ну и распекаете всех и вся…
П л а т о н о в (смеется). Ей-богу, славно! А у вас, знаете ли, есть этакое маленькое соображение…
В е н г е р о в и ч 2. Замечательно то отвратительное обстоятельство, что вы никогда не ссоритесь с моим отцом с глазу на глаз, tete-a-tete; вы выбираете для своих увеселений гостиную, где бы вы были видны глупцам во всем своем величии! О, театрал!
П л а т о н о в. Желал бы я поговорить с вами лет через десять, даже пять… Как-то вы сохранитесь? Останется ли нетронутым этот тон, этот блеск очей? А ведь попортитесь, юноша! По наукам у вас хорошо идут дела?.. По лицу вижу, что плохо… Попортитесь! Впрочем, идите есть! Я не буду больше беседовать с вами. Мне не нравится ваша злая физиономия…
В е н г е р о в и ч 2 (смеется). Эстетик. (Идет к двери.) Лучше злая физиономия, чем физиономия, напрашивающаяся на пощечину.
П л а т о н о в. Да, лучше… Но… ступайте есть!
В е н г е р о в и ч 2. Мы не знакомы… Не забудьте, пожалуйста… (Уходит.)
П л а т о н о в (один). Мало знающий, много думающий в из-за угла много говорящий юноша. (Смотрит в дверь столовой.) А вон и Софья. По сторонам смотрит… Меня ищет своими бархатными глазами. Какая она еще хорошенькая! Сколько в ее лице красивого! Волосы всё те же! Тот же цвет, та же прическа… Сколько раз приходилось мне целовать эти волосы! Славные воспоминания навевает на меня эта головка…
Пауза. Неужели и для меня уже настала пора довольствоваться одними только воспоминаниями?
Пауза. Воспоминания вещь хорошая, но… неужели мне-то… уж конец? Ох, не дай бог, не дай бог! Лучше смерть… Надо жить… Жить еще… Молод я еще!
Входит В о й н и ц е в.
ЯВЛЕНИЕ XXII
П л а т о н о в и В о й н и ц е в и потом Т р и л е ц к и й.
В о й н и ц е в (входит и вытирает губы салфеткой). Идемте за здоровье Софи пить, нечего прятаться!.. Ну что?
П л а т о н о в. Смотрю и любуюсь на вашу супругу… Чудо барыня!
Войницев смеется.
П л а т о н о в. Большой вы счастливчик!
В о й н и ц е в. Да… Я сознаю… Я счастлив. Не то чтобы счастлив, а с точки зрения… нельзя сказать, чтобы совершенно… Но вообще очень счастлив!
П л а т о н о в (смотрит в дверь столовой). Я давно уже знаю ее, Сергей Павлович! Я ее знаю, как свои пять пальцев. Как она хороша, но как она была хороша! Жаль, что вы ее не знали тогда! Как она хороша!
В о й н и ц е в. Да.
П л а т о н о в. Глаза-то?!
В о й н и ц е в. А волосы?!
П л а т о н о в. Она была чудной девушкой! (Смеется.) А моя-то Саша, моя Авдотья, Матрена, Пелагея… Вон она сидит! Чуть видна из-за графина с водкой! Раздражена, взволнована, возмущена моим поведением! Терзается, бедная, мыслью, что все теперь осуждают и ненавидят меня за то, что я поругался с Венгеровичем!
В о й н и ц е в. Извини за нескромность вопроса… Ты счастлив с ней?
П л а т о н о в. Семья, брат… Отними ты у меня ее, и я, кажется, окончательно пропал… Гнездо! Поживешь, узнаешь. Жаль только, что ты мало собачился, цены семье не знаешь. Я свою Сашку и за миллион не продам. Мы с ней сошлись как нельзя лучше… Она глупа, а я никуда не годен…
Т р и л е ц к и й входит. (Трилецкому.) Натрескался?
Т р и л е ц к и й. Страсть. (Бьет себя по животу.) Твердыня! Пойдемте-ка, гуси лапчатые, выпьем… Надо бы, господа, для приезда господ… Эх, братцы… (Обнимает их обоих вместе.) Да и выпьем же! Эх! (Потягивается.) Эх! Жизнь наша человеческая! Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых… (Потягивается.) Гуси вы лапчатые! Жулики…
П л а т о н о в. У своих больных ты сегодня был?
Т р и л е ц к и й. Об этом после… Или вот что, Мишель… Говорю тебе раз навсегда. Меня не трогай! Надоел ты мне пуще горькой редьки своими поучениями! Будь человеколюбив! Убедись наконец, что я стена, а ты горох! Или уж если тебе так приспичило, если чешется твой язык, то изложи мне письменно всё то, что тебе нужно. Наизусть выучу! Или, наконец, даже читай мне поучения в определенный час. Даю тебе час в сутки… От четырех до пяти пополудни, например… Хочешь? Я даже платить тебе буду по рублю за этот час. (Потягивается.) Целый день, целый день…
П л а т о н о в (Войницеву). Объясни мне, пожалуйста, что значит объявление в «Ведомостях»? Неужели в самом-таки деле пришла пора?
В о й н и ц е в. Нет, не беспокойся! (Смеется.) Это маленькая коммерческая комбинация… Будут торги, и имение наше купит Глагольев. Порфирий Семеныч освободит нас от банка, и мы ему, а не банку, будем платить проценты. Это его выдумка.
П л а т о н о в. Не понимаю. Какая ему тут выгода? Дарит он, что ли? Не понимаю я этого подарка, да и едва ли он вам… нужен.
В о й н и ц е в. Нет… Впрочем, я сам не совсем понимаю… Спроси у maman, она растолкует… Знаю только, что имение после продажи останется за нами и что выплачивать за него мы будем Глагольеву. Maman сейчас же выдает ему своих пять тысяч в уплату. Во всяком случае с банком не так удобно вести дела, как с ним. Ох, да и надоел же мне этот банк! Ты не надоел так Трилецкому, как мне надоел этот банк! Бросим коммерцию! (Берет Платонова под руку.) Пойдем, выпьем за наше «ты»! Николай Иваныч! Пойдем, брат! (Берет Трилецкого под руку.) Выпьемте за наши хорошие отношения, друзья! Пусть судьба лишает меня всего! Пусть пропадут к черту все эти коммерческие комбинации! Были бы живы да здоровы люди, которых я люблю, вы, да моя Соня, да моя мачеха! В вас моя жизнь! Пойдем!
П л а т о н о в. Иду. Я выпью за всё и выпью, должно быть, всё! Я давно уже не был пьян, и мне хочется напиться.
А н н а П е т р о в н а (в дверь). О дружба, это ты! Хороша тройка! (Поет.) Запрягу ль я тройку борзых…
Т р и л е ц к и й. Темно-карих лошадей… С коньяка начинать, ребята!
А н н а П е т р о в н а (в дверь). Идите, дармоеды, есть! Простыло всё!
П л а т о н о в. Ох, о дружба, это ты! Всегда везло мне в любви, но никогда не везло в дружбе. Боюсь, господа, чтоб и вам не пришлось плакать от моей дружбы! Выпьем за благополучный исход всех дружб, в том числе и нашей! Да будет конец ее так же не бурен и постепенен, как и начало! (Уходят в столовую.)
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Сад. На первом плане цветник с круговой аллейкой. В центре цветника статуя. На голове статуи плошка. Скамьи, стулья, столики. Направо фасад дома. Крыльцо. Окна открыты. Из окон несутся смех, говор, звуки рояля и скрипки (кадриль, вальсы и проч.). В глубине сада китайская беседка, увешанная фонарями. Над входом в беседку вензель с литерами «С. В.». За беседкой игра в кегли; слышны катание шаров и возгласы: «Пять хороших! Четыре нехороших!» и т. п. Сад и дом освещены. По саду снуют гости и прислуга. В а с и л и й и Я к о в (в черных фраках, пьяные) развешивают фонари и зажигают плошки.
ЯВЛЕНИЕ I
Б у г р о в и Т р и л е ц к и й (в фуражке с кокардой).
Т р и л е ц к и й (выходит из дома под руку с Бугровым). Дай же, Тимофей Гордеич! Ну что тебе стоит дать? Взаймы ведь прошу!
Б у г р о в. Верьте богу, не могу-с! Не обижайте, Николай Иваныч!
Т р и л е ц к и й. Можешь, Тимофей Гордеич! Ты всё можешь! Ты можешь всю вселенную купить и выкупить, только не хочешь! Ведь взаймы прошу! Пойми ты, чудак! Честное слово, не отдам!
Б у г р о в. Видите-с, видите-с? Проговорились касательно неотдачи!
Т р и л е ц к и й. Ничего не вижу! Вижу одно только твое бесчувствие. Дай, великий человек! Не дашь? Дай, тебе говорят! Прошу, умоляю наконец! Неужели ты такой бесчувственный? Где же твое сердце?
Б у г р о в (вздыхает). Э-хе-хех, Николай Иваныч! Исцелять-то вы не исцеляете, а деньгу тащите…
Т р и л е ц к и й. Ты хорошо сказал! (Вздыхает.) Ты прав.
Б у г р о в (вынимает бумажник). И насмешка тоже по вашей части… Чуть что, сейчас: ха-ха-ха! Нешто можно так? То-то, что не можно… Хоть необразованные, а все же крещеные, как и ваш брат ученый… Ежели я глупо говорю, то вы должны наставить, а не смеяться… Так-то. Мы люди мужики, не пудреные, кожа на нас дубленая, с нас мало и спрашивайте, извиняйте… (Открывает бумажник.) В последний раз, Николай Иваныч! (Считает.) Один… шесть… двенадцать…
Т р и л е ц к и й (смотрит в бумажник). Батюшки! А еще говорят, что у русских денег нет! Где ты их набрал столько?
Б у г р о в. Пятьдесят… (Подает ему деньги.) В последний раз.
Т р и л е ц к и й. А это что за бумажка? И ее ты дай. Она на меня так умильно смотрит! (Берет деньги.) Дай же и эту бумажку!
Б у г р о в (дает еще). Получите-с! Жадности в вас много, Николай Иваныч!
Т р и л е ц к и й. И всё рублевики, и всё рублевики… Милостыню ты собирал, что ли? А они у тебя не фальшивые?
Б у г р о в. Пожалуйте назад, ежели фальшивые!
Т р и л е ц к и й. Отдал бы назад, ежели бы они тебе были нужны… Merci, Тимофей Гордеич! Желаю тебе еще больше потолстеть и медаль получить. Скажи мне, пожалуйста, Тимофей Гордеич, зачем ты такую ненормальную жизнь ведешь? Пьешь много, говоришь басом, потеешь, не спишь, когда следует… Например, отчего ты сейчас не спишь? Ты человек полнокровный, желчный, вспыльчивый, бакалейный, тебе рано ложиться нужно! У тебя и жил больше, чем у других. Можно ли так убивать себя?
Б у г р о в. Но?
Т р и л е ц к и й. Вот тебе и но! Впрочем, не пугайся… Шучу… Рано тебе еще умирать… Поживешь! Много у тебя денег, Тимофей Гордеич?
Б у г р о в. Хватит на наш век.
Т р и л е ц к и й. Хороший, умный ты человек, Тимофей Гордеич, но большой мошенник! Ты меня извини… Я по дружбе… Ведь мы друзья? Большой мошенник! Для чего ты векселя Войницева скупаешь? Для чего ему деньги даешь?
Б у г р о в. Не вашего ума это дело, Николай Иваныч!
Т р и л е ц к и й. Хочешь с Венгеровичем шахты генеральшины схапать? Генеральша, мол, сжалится над пасынком, не даст ему погибнуть, отдаст тебе свои шахты? Великий ты человек, но мошенник! Плут!
Б у г р о в. Вот что-с, Николай Иваныч… Я пойду усну где-нибудь около беседочки маленько, а вы, когда станут ужин подавать, меня и разбудите.
Т р и л е ц к и й. Прелестно! Иди спи.
Б у г р о в (идет). А ежели не будут ужина подавать, то разбудите в половину одиннадцатого! (Уходит к беседке.)
ЯВЛЕНИЕ II
Т р и л е ц к и й и потом В о й н и ц е в.
Т р и л е ц к и й (рассматривает деньги). Мужиком пахнут… Надрал, каналья! Куда же мне их девать? (Василию и Якову.) Эй, вы, вольнонаемники! Василий, позови сюда Якова, Яков, позови сюда Василия! Ползите сюда! Живо!
Я к о в и В а с и л и й подходят к Трилецкому. Они во фраках! Ах, черт возьми! Ужасно вы на господ похожи! (Дает Якову рубль.) Это тебе рубль! (Василию.) Это тебе рубль! Это вам за то, что у вас носы длинные.
Я к о в и В а с и л и й (кланяются). Много довольны, Николай Иваныч!
Т р и л е ц к и й. Что же вы, славяне, качаетесь? Пьяны? Оба как веревки? Будет же вам от генеральши, коли узнает! По мордасам отлупит! (Дает еще по рублю.) Нате еще по рублю! Это за то, что тебя Яковом зовут, а его Василием, а не наоборот. Кланяйтесь!
Яков и Василий кланяются. Совершенно верно! А это вам еще по рублю за то, что меня Николаем Иванычем, а не Иваном Николаевичем зовут! (Дает еще.) Кланяйтесь! Так! Смотрите, не пропить! Горького лекарства пропишу! Ужасно вы на господ похожи! Ступайте фонари зажигать! Марш! Довольно с вас!
Я к о в и В а с и л и й отходят. В о й н и ц е в проходит через сцену. (Войницеву.) На тебе три рубля!
В о й н и ц е в берет деньги, машинально кладет их в карман и уходит в глубину сада. Поблагодари же!
