Иванов и Лебедев.
      Лебедев. Ничего не понимаю…
      Иванов. Слушай, бедняга… Объяснять тебе, кто я - честен или подл, здоров или психопат, я не стану. Тебе не втолкуешь. Был я молодым, горячим, искренним, неглупым; любил, ненавидел и верил не так, как все, работал и надеялся за десятерых, сражался с мельницами, бился лбом об стены; не соразмерив своих сил, не рассуждая, не зная жизни, я взвалил на себя ношу, от которой сразу захрустела спина и потянулись жилы; я спешил расходовать себя на одну только молодость, пьянел, возбуждался, работал; не знал меры. И скажи: можно ли было иначе? Ведь нас мало, а работы много, много! Боже, как много! И вот как жестоко мстит мне жизнь, с которою я боролся! Надорвался я! В тридцать лет уже похмелье, я стар, я уже надел халат. С тяжелою головой, с ленивою душой, утомленный, надорванный, надломленный, без веры, без любви, без цели, как топь, слоняюсь я среди людей и не знаю: кто я, зачем живу, чего хочу? И мне уже кажется, что любовь - вздор, ласки приторны, что в труде нет смысла, что песня и горячие речи пошлы и стары. И всюду я вношу с собою тоску, холодную скуку, недовольство, отвращение к жизни… Погиб безвозвратно! Перед тобою стоит человек, в тридцать пять лет уже утомленный, разочарованный, раздавленный своими ничтожными подвигами; он сгорает со стыда, издевается над своею слабостью… О, как возмущается во мне гордость, какое душит меня бешенство! (Пошатываясь.) Эка, как я уходил себя! Даже шатаюсь… Ослабел я. Где Матвей? Пусть он свезет меня домой.
      Голоса в зале. Женихов шафер приехал!

      Те же, Шабельский, Боркин и потом Львов и Саша.
      Шабельский (входя). В чужом, поношенном фраке… без перчаток… и сколько за это насмешливых взглядов, глупых острот, пошлых улыбок… Отвратительные людишки!
      Боркин (быстро входит с букетом; он во фраке, с шаферским цветком). Уф! Где же он? (Иванову.) Вас в церкви давно ждут, а вы тут философию разводите. Вот комик! Ей-богу, комик! Ведь вам надо не с невестой ехать, а отдельно со мною, за невестой же я приеду из церкви. Неужели вы даже этого не понимаете? Положительно, комик!
      Львов (входит, Иванову). А, вы здесь? (Громко.) Николай Алексеевич Иванов, объявляю во всеуслышание, что вы подлец!
      Иванов (холодно). Покорнейше благодарю.
      Общее замешательство.
      Боркин (Львову). Милостивый государь, это низко! Я вызываю вас на дуэль!
      Львов. Господин Боркин, я считаю для себя унизительным не только драться, но даже говорить с вами! А господин Иванов может получить удовлетворение, когда ему угодно.
      Шабельский. Милостивый государь, я дерусь с вами!
      Саша (Львову). За что? За что вы его оскорбили? Господа, позвольте, пусть он мне скажет: за что?
      Львов. Александра Павловна, я оскорблял не голословно. Я пришел сюда как честный человек, чтобы раскрыть вам глаза, и прошу вас выслушать меня.
      Саша. Что вы можете сказать? Что вы честный человек? Это весь свет знает! Вы лучше скажите мне по чистой совести: понимаете вы себя или нет! Вошли вы сейчас сюда как честный человек и нанесли ему страшное оскорбление, которое едва не убило меня; раньше, когда вы преследовали его, как тень, и мешали ему жить, вы были уверены, что исполняете свой долг, что вы честный человек. Вы вмешивались в его частную жизнь, злословили и судили его где только можно было, забрасывали меня и всех знакомых анонимными письмами, - и все время вы думали, что вы честный человек. Думая, что это честно, вы, доктор, не щадили даже его больной жены и не давали ей покоя своими подозрениями. И какое бы насилие, какую жестокую подлость вы ни сделали, вам все бы казалось, что вы необыкновенно честный и передовой человек!
      Иванов (смеясь). Не свадьба, а парламент! Браво, браво!..
      Саша (Львову). Вот теперь и подумайте: понимаете вы себя или нет? Тупые, бессердечные люди! (Берет Иванова за руку.) Пойдем отсюда, Николай! Отец, пойдем!
      Иванов. Куда там пойдем? Постой, я сейчас все это кончу! Проснулась во мне молодость, заговорил прежний Иванов! (Вынимает револьвер.)
      Саша (вскрикивает). Я знаю, что он хочет сделать! Николай, бога ради!
      Иванов. Долго катил вниз по наклону, теперь стой! Пора и честь знать! Отойдите! Спасибо, Саша!
      Саша (кричит). Николай, бога ради! Удержите!
      Иванов. Оставьте меня! (Отбегает в сторону и застреливается.)
      Занавес

ДРАМА В 1 ДЕЙСТВИИ

 
      (Посвящается А. С. Суворину)
 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 
      Оленина.
      Кокошкина.
      Матвеев.
      Зоненштайн.
      Сабинин.
      Котельников.
      Кокошкин.
      Патронников.
      Волгин, молодой офицер.
      Студент.
      Барышня.
      О. Иван, кафедральный протоиерей, старик 70 л.
      О. Николай, молодой священник.
      О. Алексей, молодой священник.
      Дьякон.
      Дьячок.
      Кузьма, церковный сторож.
      Дама в черном.
      Товарищ прокурора.
      Актеры и актрисы.
 
      Седьмой час вечера. Соборная церковь. Горят все паникадила и ставники. Царские врата открыты. Поют два хора: архиерейский и соборный. Церковь полна народа. Тесно и душно. Идет венчание. Венчаются Сабинин и Оленина. У первого шаферами Котельников и офицер Волгин, у второй - ее брат студент и товарищ прокурора. Вся местная интеллигенция. Роскошные наряды. Венчают: о. Иван в полинявшей камилавке, о. Николай в скуфейке и лохматый, очень молодой еще о. Алексей в темных очках; позади и несколько вправо от о. Ивана - высокий, тощий дьякон с книгой. В толпе местная труппа с Матвеевым во главе.
      О. Иван (читает). Помяни, боже, и воспитавшыя их родители: зане молитвы родителей утверждают основания домов. Помяни, господи боже наш, рабы твоя уневестившияся, сшедшияся в радость сию. Помяни, господи боже наш, раба твоего Петра и рабу твою Веру и благослови я. Даждь им плод чрева, доброчадие, единомыслие душ и телес; возвыси я, яко кедры ливанские, яко лозу благорозгную. Даруй им семя класяно, да всякое самодовольство имуще, изобилуют на всякое дело благое и тебе благоугодное; и да узрят сыны сынов своих, яко новосаждения масличная окрест трапезы их; и благоугодивше пред тобою, воссияют, яко светила на небеси, в тебе, господе нашем. С тобою же слава, держава, честь и поклонение, безначальному твоему отцу и животворящему твоему духу, ныне и присно и во веки веков.
      Архиерейский хор (поет). Аминь.
      Патронников. Душно! Это какой у вас орден на шее, Давид Соломонович?
      Зоненштейн. Бельгийский. И зачем так много народу? Кто пускал? Уф! Русский баня!
      Патронников. Полиция дрянная.
      Дьякон. Господу помолимся!
      Соборный хор (поет). Господи помилуй.
      О. Николай (читает). Боже святый, создавый от персти человека и от ребра его воссоздавый жену и спрягий ему помощника по нему, за еже тако угодно бысть твоему величеству, не единому быть человеку на земле; сам и ныне, владыко, ниспосли руку твою от святого жилища твоего и сочетай раба твоего сего Петра и рабу твою сию Веру, зане от тебе сочетавается мужу жена. Сопрязи я в единомудрии, венчай я в плоть едину, даруй има плод чрева, благочадия восприятие. Яко твоя держава, и твое есть царство, и сила, и слава, отца и сына и святаго духа, ныне и присно и во веки веков.
      Соборный хор (поет). Аминь.
      Барышня (Зоненштейну). Сейчас венцы будут надевать. Смотрите, смотрите!
      О. Иван (берет с налоя венец и обращается лицом к Сабинину). Венчается раб божий Петр рабе божией Вере во имя отца и сына и святаго духа, аминь. (Передает венец Котельникову.)
      В толпе. Шафер как раз под рост жениху. Неинтересный. Кто это?
      – Это Котельников. И офицер неинтересный. Господа, пропустите даму! Вы, madame, не пройдете здесь.
      О. Иван (обращаясь к Олениной). Венчается раба божия Вера рабу божию Петру во имя отца и сына и святаго духа. (Передает венец студенту.)
      Котельников. Венцы тяжелые. У меня уж рука отекла.
      Волгин. Ничего, я вас скоро сменю. От кого это пачулями разит, желал бы я знать!
      Товарищ прокурора. Это от Котельникова.
      Котельников. Врете.
      Волгин. Тссс!
      О. Иван. Господи боже наш, славою и честью венчай я! Господи боже наш, славою и честью венчай я! Господи боже наш, славою и честью венчай я!
      Кокошкина (мужу). Какая сегодня Вера миленькая! Я на нее любуюсь. И не робеет.
      Кокошкин. Привычная. Ведь второй раз венчается.
      Кокошкина. Да, правда. (Вздыхает.) Я ей от души желаю!.. У нее доброе сердце.
      Дьячок (выходя на середину церкви). Прокимен глас восьмый. Положил еси на главах их венцы от каменей честных, живота просиша у тебе, и дал еси им.
      Архиерейский хор (поет). Положил еси на главах…
      Патронников. Курить хочется.
      Дьячок. Апостола Павла чтение.
      Дьякон. Вонмем!
      Дьячок (протяжно октавой). Братие, благодаряще всегда о всех, о имени господа нашего Иисуса Христа, богу и отцу; повинующеся друг другу в страсе божии. Жены, своим мужем повинуйтеся, якоже господу, зане муж глава есть жены, якоже и Христос глава церкви, и той есть спаситель тела. Но якоже церковь повинуется Христу, такожде и жены своим мужем во всем…
      Сабинин (Котельникову). Ты венцом давишь мне голову.
      Котельников. Сочиняешь. Я держу венец на три вершка от головы.
      Сабинин. Говорю тебе, давишь!
      Дьячок. Мужие, любите своя жены, якоже и Христос возлюби церковь и себе предаде за ню: да освятит ю, очистив банею водною в глаголе. Да представит ю себе славну церковь, не имущу скверны, или порока, или нечто от таковых, но да есть свята и непорочна.
      Волгин. Хороший бас… (Котельникову.) Хотите, я вас сменю?
      Котельников. Я еще не утомился.
      Дьячок. Тако должни суть мужие любити своя жены, яко своя телеса, любяй бо свою жену, себе самого любит. Никто же бо когда свою плоть возненавиде, но питает и греет ю, якоже и господь церковь, зане уди есмы тела его, от плоти его и от костей его. Сего ради оставит человек отца своего и матерь…
      Сабинин. Держи повыше венец. Давишь.
      Котельников. Какой вздор!
      Дьячок…и прилепится к жене своей, и будете два в плоть едину…
      Кокошкин. Губернатор здесь.
      Кокошкина. Где ты его видишь?
      Кокошкин. Вон стоит около правого клироса рядом с Алтуховым. Инкогнито.
      Кокошкина. Вижу, вижу. С Машенькой Ганзен разговаривает. Это его пассия.
      Дьячок. Тайна сия велика есть. Аз же глаголю во Христа и во церковь. Обаче и вы по единому, кийждо свою жену сице да любит, якоже и себя, а жена да убоится мужа своего!!
      Соборный хор (поет). Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…
      В толпе. Слышите, Наталья Сергеевна? Жена да убоится мужа своего.
      – Отвяжитесь.
      Смех.
      – Тссс! Господа, неловко!
      Дьякон. Премудрость прости, услышим святаго евангелия!
      О. Иван. Мир всем!
      Архиерейский хор (поет). И духови твоему.
      В толпе. Апостол, евангелие… как все это длинно! Пора бы уж им отпустить душу на покаяние.
      – Дышать невозможно. Я уйду.
      – Не пройдете. Ждите, скоро кончится.
      О. Иван. От Иоанна святаго евангелия чтение!
      Дьякон. Вонмем!
      О. Иван (снимает камилавку). Во время оно, брак бысть в Кане Галилейстей, и бе мати Иисусова ту. Зван же бысть Иисус и ученицы его на брак. И не доставшу вину, глагола мати Иисусова к нему: вина не имут! Глагола ей Иисус: что есть мне и тебе, жено? не убо прииде час мой…
      Сабинин (Котельникову). Скоро конец?
      Котельников. Не знаю, неграмотен по этой части. Должно, скоро.
      Волгин. Еще водить будут.
      О. Иван. Глагола мати его слугам: еже аще глаголет вам, сотворите. Беху же ту водоносы каменни шесть, лежаще по очищению иудейску, вместящыя по двема или трием мерам. Глагола им Иисус: наполните водоносы воды, и наполниша их до верха. И глагола им: почерпите ныне и принесите архитриклинови…
      Слышится стон.
      Волгин. Кескесе? задавили, что ли?
      В толпе. Тссс! Тише!
      Стон.
      О. Иван…и принесоша. Якоже вкуси архитриклин вина бывшаго от воды - и не ведите, откуду есть; слуги же ведяху, почерпшии воду - пригласи жениха архитриклин. И глагола ему…
      Сабинин (Котельникову). Кто это сейчас стонал?
      Котельников (всматриваясь в толпу). Что-то такое движется… Какая-то дама в черном… Должно быть, дурно… Повели…
      Сабинин (всматриваясь). Держи повыше венец…
      О. Иван…всяк человек прежде доброе вино полагает, и егда упиются, тогда хуждшее, ты же соблюл еси доброе вино доселе. Се сотвори начаток знамением Иисус в Кане Галилейстей, и яви славу свою, и вероваша в него ученицы его.
      В толпе. Не понимаю, зачем это сюда истеричных пускают!
      Архиерейский хор. Слава тебе, господи, слава тебе!
      Патронников. Не жужжайте, Давид Соломонович, как шмел. И не стойте спиной к алтарю. Это не принято.
      Зоненштейн. Это барышня жужжаит, как шмел, а не я… хе, хе, хе.
      Дьякон. Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем…
      Соборный хор (поет). Господи, помилуй.
      Дьякон. Господи вседержителю, боже отец наших, молимтися, услыши и помилуй.
      В толпе. Тссс! Тише!
      – Да меня самого толкают!
      Хор (поет). Господи, помилуй!
      В толпе. Тише! Тссс!
      – С кем это дурно?
      Дьякон. Помилуй нас, боже, по велицей милости твоей, молимтися, услыши и помилуй.
      Хор (поет). Господи, помилуй. (Трижды.)
      Дьякон. Еще молимся о благочестивейшем самодержавнейшем великом государе нашем императоре Александре Александровиче всея России, о державе, победе, пребывании, мире, здравии, спасении его, и господу богу нашему наипаче поспешити и пособити ему во всех и покорити под нозе его всякого врага и супостата.
      Хор (поет трижды). Господи, помилуй.
      Стон. Движение в толпе.
      Кокошкина. Что такое? (Соседке даме.) Это, душечка, невозможно. Хоть бы они двери отворили, что ли… Умрешь от жары.
      В толпе. Ее ведут, а она не хочет… Кто она? Тссс!
      Дьякон. Еще молимся о супруге его, благочестивейшей государыне, императрице Марии Федоровне…
      Хор (поет). Господи, помилуй.
      Дьякон. Еще молимся о наследнике его, благоверном государе, цесаревиче и великом князе Николае Александровиче и о всем царствующем доме.
      Хор (поет). Господи, помилуй!
      Сабинин. О боже мой…
      Оленина. Что?
      Дьякон. Еще молимся о святейшем правительствующем Синоде и о господине нашем, преосвященнейшем Феофиле, епископе N-ском и Z-ском, и всей во Христе братии нашей.
      Хор (поет). Господи, помилуй.
      В толпе. А вчера в Европейской гостинице опять отравилась какая-то женщина.
      – Да. Говорят, жена доктора какого-то.
      – Отчего, не знаете?
      Дьякон. Еще молимся о всем их христолюбивом воинстве…
      Хор (поет). Господи, помилуй.
      Волгин. Точно как будто кто плачет… Неприлично ведет себя публика.
      Дьякон. Еще молимся о братиях наших, священиицех, священномонасех и всем во Христе братстве нашем.
      Хор (поет). Господи, помилуй.
      Матвеев. Важно нынче певчие поют.
      Комик. Нам бы таких, Захар Ильич!
      Матвеев. Ишь, чего захотел, харя!
      Смех. Тссс!
      Дьякон. Еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, посещении рабов божиих Петра и Веры.
      Хор (поет). Господи, помилуй!
      Дьякон. Еще молимся о блаженных…
      В толпе. Да, докторша какая-то… в гостинице…
      Дьякон…и приснопамятных, святейших патриарсех православных…
      В толпе. С легкой руки Репиной это уж четвертая отравляется. Вот объясните-ка мне, батенька, эти отравления!
      – Психоз. Не иначе.
      – Подражательность, думаете?
      Дьякон…и благочестивых царех и благоверных царицах, и создателях святаго храма сего, и о всех прежде почивших отцех и братиях…
      В толпе. Самоубийства заразительны…
      – Сколько психопаток этих развелось, ужас!
      – Тише! Да перестаньте вы ходить!
      Дьякон…зде лежащих и повсюду, православных.
      В толпе. Не орите, пожалуйста.
      Стон.
      Хор (поет). Господи, помилуй!
      В толпе. Репина своею смертью отравила воздух. Все барыни заразились и помешались на том, что они оскорблены.
      – Даже в церкви отравлен воздух. Чувствуете, какое напряжение?
      Дьякон. Еще молимся о плодоносящих и добродеющих во святом и всечестнем храме сем, труждающихся, поющих и предстоящих людях, ожидающих от тебя великия и богатыя милости…
      Хор (поет). Господи, помилуй.
      О. Иван. Яко милостив и человеколюбец бог оси и тебе славу воссылаем отцу и сыну и святому духу, ныне и присно и во веки веков.
      Хор (поет). Аминь.
      Сабинин. Котельников!
      Котельников. Ну?
      Сабинин. Ничего… О боже мой… Татьяна Петровна здесь… Она здесь…
      Котельников. Ты с ума сошел!
      Сабинин. Дама в черном… это она. Я узнал… видел…
      Котельников. Никакого сходства… Только что брюнетка и больше ничего.
      Дьякон. Господу помолимся!
      Котельников. Не шепчись со мной, это неприлично. Публика следит за тобой…
      Сабинин. Ради бога… Я едва на ногах стою. Это она.
      Стон.
      Хор. Господи, помилуй!
      В толпе. Тише! Тссс! Господа, кто там сзади напирает? Тшш!
      – За колонну увели…
      – Нигде от дам проходу нет… Сидели бы дома!
      Кто-то (кричит). Тише!
      О. Иван (читает). Господи боже наш, во спасительном твоем смотрении, сподобивый в Кане Галилейстей… (Оглядывает публику.) Народ какой, право… (Читает.)…честный показати брак твоим пришествием… (Возвысив голос.) Прошу вас потише! Вы мешаете нам совершать таинство! Не ходите по церкви, не разговаривайте и не шумите, а стойте тихо и молитесь богу. Так-то. Надо страх божий иметь. (Читает.) Господи боже наш, во спасительном твоем смотрении, сподобивый в Кане Галилейстей честный показати брак твоим пришествием, сам ныне рабы твоя Петра и Веру, яже благоволил еси сочетаватися друг другу, в мире и единомыслии сохрани, честный их брак покажи, нескверное их ложе соблюди, непорочное их сожительство пребывати благоволи, и сподоби я в старости маститей достигнути, чистым сердцем, делающи заповеди твоя. Ты бо еси бог наш, бог еже миловати и спасати, и тебе славу воссылаем, со безначальным твоим отцем, и всесвятым и благим и животворящим твоим духом, ныне и присно и во веки веков.
      Архиерейский хор (поет). Аминь.
      Сабинин. (Котельникову). Пошли сказать жандармам, чтоб не впускали никого…
      Котельников. Кого же еще не впускать? Церковь и так битком набита. Молчи… не шепчи.
      Сабинин. Она… Татьяна здесь.
      Котельников. Ты бредишь. Она на кладбище.
      Дьякон. Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, боже, твоею благодатию!
      Соборный хор (поет). Господи, помилуй.
      Дьякон. Дне всего совершенна, свята, мирна и безгрешна у господа просим.
      Соборный хор (поет). Подай, господи.
      Дьякон. Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших у господа просим.
      Хор (поет). Подай, господи!
      В толпе. Этот дьякон никогда не кончит… То господи помилуй, то подай господи.
      – Надоело уж стоять.
      Дьякон. Прощения и оставления грехов и прегрешений наших у господа просим.
      Хор (поет). Подай, господи!
      Дьякон. Добрых и полезных душам нашим и мира мирови у господа просим.
      В толпе. Опять зашумели! Ну, народ!
      Хор (поет). Подай, господи!
      Оленина. Петр, ты весь дрожишь и тяжело дышишь… Тебе дурно?
      Сабинин. Дама в черном… она… Мы виноваты…
      Оленина. Какая дама?
      Стон.
      Сабинин. Репина стонет… Я креплюсь, креплюсь… Котельников давит мне голову венцом… Ничего, ничего…
      Дьякон. Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у господа просим.
      Хор. Подай, господи.
      Кокошкин. Вера бледна, как смерть. Гляди, кажется, слезы на глазах. А он, он… погляди!
      Кокошкина. Я же ей говорила, что публика будет дурно вести себя! Не понимаю, как она решилась тут венчаться. Ехала бы в деревню.
      Дьякон. Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и добраго ответа на страшнем судилищи Христове просим.
      Хор (поет). Подай, господи!
      Кокошкина. Надо бы попросить отца Ивана поторопиться. На ней лица нет.
      Волгин. Позвольте, я вас сменю! (Сменяет Котельникова.)
      Дьякон. Соединения веры и причастия святаго духа испросивше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу богу предадим!
      Хор (поет). Тебе, господи!
      Сабинин. Крепись, Вера, как я… Да… Впрочем, скоро обедня кончится. Сейчас поедем… Она это…
      Волгин. Тссс!
      О. Иван. И сподоби нас, владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати тебя, небесного бога отца, и глаголати!
      Архиерейский хор (поет). Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое…
      Матвеев (актерам). Раздвиньтесь немножко, ребятки, я хочу на коленки стать… (Становится на колени и кланяется в землю.) Да будет воля твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша…
      Архиерейский хор…да будет воля твоя, яко на небеси… на небеси… хлеб наш насущный… насущный!
      Матвеев. Помяни, господи, усопшую рабу твою Татьяну и прости ей грехи вольные и невольные, а нас прости и помилуй… (Поднимается.) Жарко!
      Архиерейский хор…даждь нам днесь и остави… и остави нам долги наша… якоже и мы оставляем должником нашим… нашим…
      В толпе. Ну, затянули нотное!
      Архиерейский хор…и не введи нас… нас… нас! во искушение, но избави нас от лука-а-аваго!
      Котельников (товарищу прокурора). Нашего жениха муха укусила. Посмотрите, как дрожит!
      Товарищ прокурора. Что с ним?
      Котельников. Даму в черном, что сейчас истерика была, за Татьяну принял. Галлюцинирует.
      О. Иван. Яко твое есть царство, и сила, и слава, отца и сына и святого духа, ныне и присно и во веки веков.
      Хор. Аминь.
      Товарищ прокурора. Смотрите, как бы он какой-нибудь штуки не выкинул!
      Котельников. Вы-ыдержит! Не таковский!
      Товарищ прокурора. Да, круто ему приходится.
      О. Иван. Мир всем.
      Хор. И духови твоему.
      Дьякон. Главы ваша господеви приклоните!
      Хор. Тебе, господи!
      В толпе. Сейчас, кажется, водить будут. Тссс!
      – Докторшу вскрывали?
      – Нет еще. Говорят, муж бросил. А ведь Сабинин тоже Репину бросил! Правда это?
      – Да-а…
      – Я помню, как Репину вскрывали…
      Дьякон. Господу помолимся!
      Хор. Господи, помилуй!
      О. Иван (читает). Боже, вся сотворивый крепостию твоею и утвердивый вселенную, и украсивый венец всех сотворенных от тебе, и чашу общую сию подаваяй сочетавающимся ко общению брака, благослови благословением духовным. Яко благословися твое имя и прославися твое царство всегда, ныне и присно и во веки веков. (Дает Сабинину и Олениной пить вино.)
      Хор. Аминь.
      Товарищ прокурора. Смотрите, как бы ему дурно не сделалось.
      Котельников. Сильная скотина. Выдержит.
      В толпе. Так вы же, господа, не расходитесь, все вместе выйдем. Зипунов здесь?
      – Здесь. Надо будет окружить карету и свистать минут пять.
      О. Иван. Позвольте ваши руки. (Связывает Сабинину и Олениной платком руки.) Не туго?
      Товарищ прокурора (студенту). Давайте мне, юноша, венец, а вы шлейф тащите.
      Архиерейский хор (поет). Исаие ликуй, дева име во чреве…
      О. Иван идет вокруг налоя; за ним молодые и шафера.
      В толпе. Студент запутался в шлейфе.
      Архиерейский хор…и роди сына Еммануила, бога же и человека, восток имя ему…
      Сабинин (Волгину). Это конец?
      Волгин. Нет еще.
      Архиерейский хор…его же величающе, деву ублажаем.
      О. Иван идет вокруг налоя в другой раз.
      Соборный хор (поет). Святии мученицы, добре страдальчествовавшии, и венчавшийся, молитеся ко господу помиловатися душам нашим.
      О. Иван (идет в третий раз и подпевает)…душа-ам нашим.
      Сабинин. Боже мой, это бесконечно.
      Архиерейский хор (поет). Слава тебе, Христе боже, апостолом похвало, мучеников радование, их же проповедь, троица единосущная.
      Офицер из толпы (Котельникову). Предупредите Сабинина, что студенты и гимназисты собираются освистать его на улице.
      Котельников. Благодарю. (Товарищу прокурора.) Однако, как длинно тянется эта история! Они никогда не кончат служить. (Утирает платком лицо.)
      Товарищ прокурора. Да и у вас руки дрожат… Экие вы все неженки?
      Котельников. У меня Репина из головы не выходит. Мне все чудится, что Сабинин поет, а она плачет.
      О. Иван (принимая от Волгина венец, Сабинину). Возвеличися, женише, якоже Авраам, и благословися, якоже Исаак, и умножися, якоже Иаков, ходяй в мире и делаяй в правде заповеди божия!
      Молодой актер. Какие прекрасные слова говорятся мерзавцам!
      Матвеев. Бог у всех один.
      О. Иван (принимая венец от товарища прокурора, Олениной). И ты, невесто, возвеличися, якоже Сарра, и возвеселися, якоже Ревекка, и умножися, якоже Рахиль, веселящися о своем муже, хранящи пределы закона, зане тако благослови господь.
      В толпе (сильное движение к выходу).
      – Тише, господа! Еще не кончилось!
      – Тссс! Не напирайте!
      Дьякон. Господу помолимся!
      Хор. Господи, помилуй.
      О. Алексей (читает, сняв темные очки). Боже, боже наш, пришедый в Кану Галилейскую и тамошний брак благословивый, благослови и рабы твоя сия, твоим промыслом ко общению брака сочетавшыяся; благослови их входы и исходы, умножи во благих живот их, восприими венцы их в царствии твоем, нескверны и непорочны, и ненавстны соблюдали, во веки веков.
      Хор (поет). Аминь.
      Оленина (брату). Скажи, чтобы мне дали стул. Мне дурно.
      Студент. Сейчас кончится. (Товарищу прокурора.) Вере дурно!
      Товарищ прокурора. Вера Александровна, сейчас кончится! Сию минуту… Потерпите, голубушка!
      Оленина (брату). Петр меня не слышит… Точно у него столбняк… Боже мой, боже мой… (Сабинину.) Петр!
      О. Иван. Мир всем!
      Хор. И духови твоему!
      Дьякон. Главы ваша господеви приклоните.
      О. Иван (Сабинину и Олениной). Отец, сын и святый дух, всесвятая и единосущная, и живоначальная троица, едино божество и царство да благословит вас, и да подаст вам долгожитие, благочадие, преспеяние живота и веры, и да исполнит вас всех сущих на земли благих! Да сподобит вас и обещанных благ восприятия, молитвами святыя богородицы и всех святых, аминь! (Олениной, с улыбкой.) Поцелуйте вашего мужа.
      Волгин (Сабинину). Что ж вы стоите? Целуйтесь!
      Молодые целуются.
      О. Иван. Поздравляю вас! Дай бог…
      Кокошкина (идет к Олениной). Милая моя, дорогая… Я так рада! Поздравляю!
      Котельников (Сабинину). Поздравляю, окрутившись… Ну, будет бледнеть, кончилась канитель…
      Дьякон. Премудрость!
      Поздравления.
      Хор (поет). Честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, без нетления бога слова рождшую, сущую богородицу тя величаем. Именем господним благослови, о-отче!
      Народ валит из церкви; Кузьма тушит ставники.
      О. Иван. Иже в Кане Галилейстей пришествием своим честен брак показавый, Христос истинный бог наш, молитвами пречистыя своея матере, святых славных и всехвальных апостол, святых благовенчанных царей и равноапостольных Константина и Елены, святаго великомученика Прокопия и всех святых, помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец!
      Хор. Аминь. Господи, помилуй, господи, помилуй, гос-по-ди, по-ми-и-илуй!
      Дамы (Олениной). Поздравляю, дорогая… Сто лет жить… (Поцелуи.)
      Зоненштейн. M-me Сабинин, вы, так сказать, как это говорится на чистом русском языке…
      Архиерейский хор. Многая, мно-огая ле! та!! Многая лета…
      Сабинин. Pardon, Вера! (Берет под руку Котельникова и бистро отводит его в сторону; дрожа и задыхаясь.) Едем сейчас на кладбище!
      Котельников. Ты с ума сошел! Теперь ночь! Что ты там будешь делать?
      Сабинин. Ради бога, едем! Я прошу…
      Котельников. Тебе нужно с невестой домой ехать! Сумасшедший!
      Сабинин. Плевать я на все хотел, и будь оно все проклято тысячу раз! Я… я еду! Панихиду отслужить… Впрочем, я с ума сошел… Едва я не умер… Ах, Котельников, Котельников!
      Котельников. Идем, идем… (Ведет его к невесте.)
      Через минуту слышится с улицы пронзительный свист. Народ мало-помалу выходит из церкви. Остаются только дьячок и Кузьма.
      Кузьма (тушит паникадила). Народу-то навалило…
      Дьячок. М-да… Богатая свадьба. (Надевает шубу.) Живут люди.
      Кузьма. Все это ни к чему… Зря.
      Дьячок. Что?
      Кузьма. Да вот венчание… Каждый день венчаем, крестим и хороним, а все никакого толку…
      Дьячок. А чего бы ты хотел собственно?
      Кузьма. Ничего… Так… Все это зря. И поют, и кадят, и читают, а бог все не слышит. Сорок лет тут служу, а ни разу не случилось, чтоб бог слышал… Уж где тот и бог, не знаю… Все зря…
      Дьячок. М-да… (Надевает калоши.) Зафилософствуй - и ум вскружился. (Идет, гремя калошами.) До свиданция! (Уходит.)
      Кузьма (один). Сегодня в обед хоронили барина, сейчас венчали, завтра утром крестить будем. И конца не видать. А кому это нужно? Никому… Так, зря.
      Слышится стон.
      Из алтаря выходит о. Иван и лохматый о. Алексей в темных очках.