Лена смотрела на Мишу и сложно сказать, каков был этот взгляд, и что в нем было на самом деле -- жалость ли, любовь, презрение, или, может быть, ничего не было. Ее зеленые, темные, но не слишком глаза остались теми же -зовущими, пристальными, пронизывающими насквозь.
      -- Посмотрел? -- спросил Мишу Олег и повернулся к Лене, -- Давай теперь выясним, кого же ты все-таки любишь?
      Она вздрогнула.
      -- Зачем ты...
      -- Для ясности, -- спокойно объяснил он, -- В конце концов он сам захотел прояснить ваши взаимоотношения.
      -- Ты же знаешь, что я отвечу.
      -- Знаю. Но я хочу, чтобы и он знал.
      -- Я тебя люблю. Только тебя.
      -- Спасибо, радость моя! Я в тебе не ошибся. Ни тогда, ни теперь... Пусть завидуют, у кого еще есть такая женщина!.. Вот как, браток!.. -- Олег присел на корточки и, дружески улыбнувшись, потрепал Мишу по щеке, -Видишь, как бывает. Всяко. Жизнь -- такая загадочная штука, то ты вверху, то вдруг все рушится, правда? А что делать?.. -- он театрально развел руками, -- Привыкай! У тебя впереди таких падений еще... Леночка, солнце, объясни ему все!
      -- А нужно?
      -- Да, самое время.
      Лена, поколебавшись секунду, подошла и присела на корточки.
      -- Мишка, Мишка... Ты хороший, но... -- левой рукой она поправила ему волосы.
      -- Мы поссорились, -- сказал Олег.
      Она кивнула.
      -- Да, мы поссорились.
      -- Мы ссоримся иногда.
      Снова кивок.
      -- Не то, чтобы сильно, а так...
      -- Я предложил ей пожить у тетки и найти себе парня для разнообразия, -- Олег подошел к окну, -- На время. Почему бы нет? Лето на дворе, небольшое романтическое приключение не помешает. Ничего серьезного, просто новый человек, новые впечатления. Обыкновенная игра. Тебя это шокирует?
      Лена пожала плечами и снова попыталась погладить его по голове, но Миша дернулся и она убрала руку.
      -- Я согласилась, -- сказала она тихо, -- Прости меня. С тобой было интересно...
      -- Да, ты был забавен, юный Ромео, особенно когда начал ревновать. Ко мне! -- Олег рассмеялся, -- Сценарий у тебя интересный такой был, про нас ведь все писал... Мы вдвоем его читали. Я ведь к тебе домой заходил частенько, а ты не знал, да? Актеры типа пьесу сочиняют... Ну-ну. Я там вроде неплохо получился, спасибо, а Ленку ты зря так пропесочил. Не разглядел ты ее, парень, изюминки не увидел, не доверял, вот и мучайся теперь. А вообще, ты -- интересный тип. Эх, зря я не писатель, я бы повесть написал, или лучше диссертацию. По психиатрии. Ну ничего, Вика напишет.
      -- Вика?.. -- выдохнул Миша.
      -- Она с тобой флиртовала, да? -- осведомился Олег, -- Могу себе представить, ты в ее вкусе. Но... Она моя жена, браток. Очень давно и очень надолго. Мы любим друг друга. Мы еще тогда договорились, что оставим друг друга свободными. Это бывает. Не часто, но бывает. Она иногда увлекается мальчиками вроде тебя, художниками всякими, поэтами, так, больше из профессионального интереса. Так что... Мы тебя немножко разыграли. Извини.
      -- Прекрати этот пошлый балаган! -- просипел Миша, -- Ты зашел слишком далеко.
      -- Нет, еще не слишком, -- чуть слышно буркнул Олег. Он встал, застыл на секунду, словно обдумывая что-то, затем повернулся к Лене.
      -- Иди ко мне, Солнце!
      Она наклонила голову.
      -- Сейчас?
      -- Да!
      Застыла в нерешительности.
      -- Ну же! -- подбодрил ее Олег.
      Она сделала шаг, совсем маленький шаг, и этого было достаточно -- Олег подбежал к ней, схватил за плечи и впился в губы долгим страстным поцелуем. Ее руки, поначалу бессильно и покорно опущенные, быстро осмелели, охватили его сзади, прошлись по спине и шее, начали стягивать рубашку. Он повалил ее на диван, задрал юбку, ничуть и никого не стесняясь -- занимались любовью они долго, крича и вздыхая, может быть и специально, Миша ни разу не слышал, чтобы Лена так кричала в постели, оба были решительны и артистичны, даже несмотря на некоторую тяжеловесность тела Олега, они словно танцевали некий загадочный, мистический танец каких-нибудь древних индийских божеств, меняя позы, меняя движения рук, то прижимаясь друг к другу крепко, то отдаляясь, то обороняясь, то наступая. Миша замечал, как Лена время от времени бросала на него быстрые, короткие взгляды, Олег же как будто не замечал его присутствия вовсе, полностью сосредоточившись на своей партнерше, целиком отдавшись тому, что происходило -- стремительной, как горный поток, игре чувств, тела, страсти, любви.
      Он извергся в нее шумно, бурно, громко выдохнув, судорожно сжав в тисках объятий полуобнаженное, гибкое, молодое тело, она, теперь уже она впилась ногтями в его плечи, вскрикнула и застонала, прижавшись, заглушив крик долгим, в который же раз поцелуем. Они еще двигались какое-то время, уставшие, еще танцевали свой дикий необузданный восточный танец, постепенно замедляя движения, замирая, стихая, плавно, легко, играючи переходя на коду.
      Когда все кончилось, Олег, отдышавшись, снова подошел к Мише, присел на корточки, помолчал, обдумывая.
      -- М-да... Что такой грустный? Люди счастливы, радоваться надо, а на тебе лица нет. А я хороший любовник, правда? Я сам знаю, что хороший. Опыт... -- он пожал плечами, как обычно делают, когда объясняют само собой разумеющееся вещи.
      -- Это все? -- сквозь зубы процедил Миша, посмотрев на Олега, -Отпусти меня, я уйду.
      -- Нет, это не все, -- покачал головой тот, -- Сам же писал, игру нужно доиграть до конца. В этом суть. У их пьесы должен быть финал, не так ли? Есть у меня одна вещь. Последний номер нашей программы. Приберег на конец.
      Он встал, полез в ящик письменного стола и вытащил оттуда пистолет.
      -- Ты с ума сошел! -- вскрикнула Лена.
      -- Сиди! -- цыкнул Олег, -- Мы хотели пройти все до конца и мы пройдем! Иначе и начинать не надо было. Видишь вот это? -- повернулся к Мише, -Автоматический пистолет Стечкина, девятимиллиметровый, может стрелять очередями, -- он вынул магазин и помахал им в воздухе, -- Двадцать патронов в обойме, это тебе не какой-нибудь "Макаров", круто, да? Нам сейчас, правда, столько не нужно...
      Он повернулся к столу и по одному извлек из магазина все патроны, кроме последнего, стальные блестящие толстые и закругленные на концах цилиндры звонко застучали по полированной поверхности, покатились, падая на пол. Олег не обратил на это внимание, он вставил магазин на место, передернул затвор и снял "Стечкина" с предохранителя. Затем взял пистолет за ствол, подошел к Мише, протянул ему оружие, сказал сухо:
      -- У тебя есть выбор. Ты можешь застрелиться. Этим ты докажешь, что действительно ее любишь. Оставишь о себе светлую память. Прекратишь всю эту комедию. Можешь застрелить меня. Вряд ли она останется с тобой после этого, хотя... Кто знает... Может, уговоришь, говорить ты умеешь, писатель. Можешь ее застрелить. Отомсти за себя, давай!
      Лена снова вскрикнула:
      -- Олег!
      Он огрызнулся:
      -- Не мешай мне! Я даю возможность этому молодому человеку стать мужчиной и хотя бы раз совершить серьезный поступок. Бери пистолет!
      Словно поддавшись внезапному внушению, Миша неуверенно сжал в ладони холодную рукоять.
      -- Ну же, избавь себя от мучений! -- наклонившись почти к самому уху, увещевал Олег, -- Это же так просто, нажимаешь вот на этот крючок. И все. Бах, и нет. Боли не почувствуешь, не успеешь, если в голову.
      Пистолет был весьма тяжел и ощутимо оттягивал руку. Черная сталь чуть поблескивала, длинный ствол с маленькой мушкой ходил ходуном -- Миша только сейчас заметил, как сильно у него дрожат руки. После некоторого замешательства он положил пистолет на пол, затем, подумав, толкнул его сильно, так, что тот улетел под диван. Олег опустил голову и покачал ею сокрушительно из стороны в сторону, словно ожидал чего-то другого.
      -- Отпусти меня, я уйду, -- неожиданно ровным голосом сказал Миша.
      -- И это все? -- спросил Олег.
      Миша кивнул.
      -- Все.
      -- Ну как скажешь...
      Олег достал из кармана ключ, щелкнул замком наручников. Миша встал, потирая натертое запястье, немного шатаясь, словно пьяный, направился к выходу. Когда он прошел мимо Лены, они обменялись взглядами, быстро, молча, почти не заметно. А что еще они могли сделать? Олег вышел следом, запер за ним дверь, вернулся и тяжело опустился на диван.
      -- Ну вот, кажется, и в самом деле все.
      Она присела рядом, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Лена опустила голову ему на грудь и замерла, слушая, как ровно бьется его человеческое сердце.
      29.
      Мир был сер -- недавно прошел дождь, асфальт, крыши, кирпичные стены -все потемнело от воды, в многочисленных, подернутых рябью, лужах плавали первые, начавшие уже опадать листья. В этом сером, мокром, сентябрьском, кирпично-асфальтовом мире трое детей -- мальчик и две девочки лет шести-семи, одетые в яркие, красные и синие курточки, пускали в лужу свернутый из газеты кораблик, ветер клонил его на бок, прибивал к берегу, у них ничего не получалось, но они настойчиво, споря друг с другом, пытались сделать это снова и снова. Миша соскочил с трамвая, пересек улицу, набрал код на входной двери, зашел в подъезд. Здесь было сухо, пусто и гулко. Ряд грязных почтовых ящиков с белыми номерами квартир и пятнами облупившейся краски, холодные металлические двери без номеров, традиционно под дерево отделанный пластиком лифт. Он поднялся на последний этаж, вышел и пошел еще дальше наверх, на чердак. Но... на белой двери висел внушительных размеров черный амбарный замок. Миша подергал его -- душки были крепко схвачены шурупами, пройти дальше не было никакой возможности. Он медленно спустился один пролет, сел на ступени лестницы. Взгляд его остановился в одной точке, он закрыл лицо руками, плечи его задрожали -- поначалу это было похоже на плач, но на самом деле это был смех. Он смеялся все громче и громче, всхлипывая, заливаясь, он уже хохотал. Открылась с металлическим лязгом дверь и немного испуганная женщина в пестром халате высунула голову и посмотрела на него сквозь очки, как на придурка. Потом дверь закрылась. Миша, отсмеявшись, но сохранив на лице немного глупую, возможно, улыбку, вскочил и кинулся вниз, по лестнице, он бежал быстро, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки, эхо его затихающих внизу шагов еще звучало некоторое время на опустевшей площадке.
      Поздно вечером он провожал Андрея и Олю. Они стояли на перроне, в разношерстной толпе провожающих, под мелкой, туманной изморосью, рядом с фирменным московским поездом, уже забитым чемоданами и дорожными сумками, готовым отправиться через несколько минут.
      -- Ну что? -- Андрей легко, играючи стукнул его кулаком в грудь, -Пишешь сейчас что-нибудь?
      -- Пока нет.
      -- А... Ну смотри. Слушай, а я вот тут пьесу везу. Новую. Ничего, что я твое название возьму? Того сценария, который ты летом хотел написать. Ты как, не против?
      -- Что за пьеса?
      -- Так... Драма. Так как?
      -- Да бери конечно, -- Миша пожал плечами, -- Какие разговоры. Тем более это не мое название, я его взял у Ван Вея, китайского поэта. Стихи у него были такие -- как картину нужно рисовать. Я когда начал писать, вспомнилось что-то, вот и взял.
      -- А... Ты тут не скучай. Придумай что-нибудь.
      -- Что?
      -- Не знаю. Что-нибудь. Веселое. Человеческое. Люди -- они... существа смешные и непостижимые, -- Андрей улыбнулся, -- Писать об этом можно бесконечно. Впрочем, что я тебе об этом говорю, ты же знаешь это лучше меня. Ты можешь придумать. Нужно только захотеть.
      -- Да, я знаю... Я придумаю.
      -- Ладно, будь!
      Они крепко, по мужски, пожали друг другу руки. Оля поцеловала его коротко в щеку и прошептала на ухо:
      -- Береги себя. У тебя все будет хорошо!
      Сквозь репродукторы пустили "Прощание славянки". Двое, мужчина и женщина, заскочили в вагон, проводница загородила их своим телом и выставила наружу красный флажок. Поезд, качнувшись назад, заскрежетал тяжело, тронулся и, постепенно ускоряясь, покатил, стуча колесами, на запад, вместе с пассажирами, багажом, хмурыми, деловитыми проводниками и машинистами. А на восток тихо, скромно, беззвучно, ничем не стуча, двинулся, растворяясь, вокзал вместе с провожающими, платками, киосками, фонарями и музыкой. Молча уплыл в синюю темноту Кремль, две сливающиеся реки, дома, мосты, светофоры, пешеходные переходы, автобусные остановки, парки и скверы, люди, весь город, отстоявший здесь чуть менее тысячи лет, познавший за это время, кажется, все -- любовь и ненависть, радость и горе, смех и слезы, добро и зло, все стремительно и бесповоротно исчезало там, на диком, поросшем бескрайними лесами востоке, в темном, безмолвном, бесконечно далеком, призрачном и в то же время уничтожающе реальном, абсурдном, странном, метафизическом сне. Последними канули в загадочное ночное ничто редкие огни и окна окраин и все, пустота, ветер, летящий во мрак локомотив, остались только холодная осенняя изморось, мокрые рельсы и мелькающие мимо бетонные столбы. Люди в поезде, словно очнувшись, засуетились, заговорили одновременно, встали, принялись торопливо переодеваться, рыться в сумках, раскладывать матрасы, проводники пошли по вагонам, проверяя билеты и предлагая чай.
      30.
      Сцена, на ней ничего нет. Звучит ненавязчивая музыка. Зал ярко освещен. Из-за кулис выходят Сергей и Таня. Сергей садится на край сцены, Таня спускается в зал.
      Т а н я. Пожалуй, это все.
      С е р г е й. Да, точка. Неплохо получилось.
      Т а н я. Ну не знаю, впрочем...
      С е р г е й. Не говори ничего. Давай просто посидим, послушаем музыку.
      Пауза. На сцену, взявшись за руки, выходят Вадим и Марина. Они садятся рядом с Сергеем.
      В а д и м (протягивает Сергею бутылку). Пива хочешь?
      С е р г е й. Не откажусь. Нас можно поздравить?
      В а д и м. Нас -- можно.
      М а р и н а. Мальчики, вы были великолепны! С вами очень приятно работать.
      С е р г е й. Грубая лесть и кошке приятна.
      М а р и н а. Нет, правда. Все было так... Я думала, ты и вправду застрелишься.
      В а д и м (улыбается). Я слишком люблю жизнь, Солнце мое, ты же знаешь!..
      М а р и н а (улыбается и чуть заметно кивает). Я знаю.
      Т а н я. А дальше?
      В а д и м. Что?
      Т а н я. Всегда, когда что-нибудь заканчивается, хочется спросить, что дальше.
      В а д и м. С героями? Не знаю.
      С е р г е й. Жизнь, как у всех.
      Т а н я. Счастливая?
      С е р г е й. Нет. История может закончится хорошо или плохо, но все, что произойдет потом -- это уже другая пьеса. Может быть черная, может быть белая... В конце концов счастье не может длиться вечно. Но важно не то, что будет потом, важно то, что сейчас. А сейчас...
      Т а н я. А что сейчас? Ты считаешь, что это happy end?
      С е р г е й. Не знаю. Счастливый конец нужен зрителям. Не нам.
      Т а н я. А что нужно нам?
      Вадим и Сергей переглядываются.
      В а д и м. Игра. Только игра. Игра ради игры и ничего кроме этого.
      Т а н я. Фу, как пафосно!
      В а д и м (улыбается). Победа, поражение, счастливый конец, самоубийство -- все это мелочи. Картинки на экране, концепции, которые зритель принимает за реальность. Поэтому они и уходят с сеанса смеясь или утирая слезы. Они принимают это кино за настоящую жизнь. Но реальность -это только игра...
      Т а н я. Ради которой ты готов приставить пистолет к виску.
      В а д и м. Это только игра. Искусство быть, ничего больше.
      Т а н я. Которая становится реальностью.
      В а д и м (пожимает плечами). Как всякая настоящая игра.
      Т а н я. И все же...
      С е р г е й. Тебя интересует финал?
      Т а н я. Да.
      С е р г е й. Кто-то остался с тем, что есть, и ему этого достаточно, и это можно назвать счастливым финалом, кто-то что-то изменил в своей жизни, и тогда это начало чего-то нового, новой другой пьесы, в любом случае эта история закончилась и закончилась хорошо.
      Т а н я. Думаешь?
      С е р г е й. Уверен.
      М а р и н а. Тогда занавес.
      В а д и м (соскакивает со сцены). Занавес. Всем спасибо.
      Актеры, тихо разговаривая, выходят. Музыка стихает, свет в опустевшем зале тускнеет и постепенно гаснет.
      31.
      Верхне-Волжская набережная у памятника Чкалову. Утром прошел дождь, асфальт просох, но кое-где еще блестят лужи. Небо в серых облаках, сквозь которые, однако, светит глубокая осенняя голубизна. Множество горожан, разные лица, веселые и не очень, мужчины и женщины, молодые и пожилые, дети и старики... Среди них идет Миша, идет не торопясь, прогуливаясь. Он видит Сергея в костюме рыжего клоуна, увешанного воздушными шариками, как елка игрушками, играющего с детьми. Навстречу ему едет Вадим, тоже в костюме клоуна, в рыжем парике, красной куртке и клетчатом берете, он скользит на роликовых коньках сквозь толпу, задевает Мишу плечом, останавливается, несколько секунд они смотрят друг на друга, затем идут дальше в разные стороны по своим делам. Миша смотрит на играющих, смеющихся детей, на гуляющих горожан, и на губах его -- блуждающая улыбка. Постепенно разворачивается общая панорама города, реки, крыш домов, неба. Съемка ускоряется, мы видим, как стремительно заходит Солнце, темнеет, зажигаются городские огни, затем они гаснут, затем город снова окрашивается рассветной, сине-розовой дымкой.
      Музыка.
      Титры.
      конец
      15 апреля - 5 июля 1999