Ростислав Чебыкин
      ЛЕHИH И ПЕЧHИК
      Жил, помнится, в селе Шушенском печник, Ухов Кондратий Петрович. И слыл он на всю округу хорошим мастером своего дела. Печки клал отменные, потому как работу свою любил. Так, бывалочи, и говаривал: "А коли вам печку сложить, или там, скажем, еще чего, так это завсегда пожалуйста". И поэтому Кондратия Петровича очень любили и уважали.
      И вот сидит как-то Кондратий Петрович на своем крыльце и думает там о кирпичах разных, а одновременно смотрит на поле (поле-то как раз напротив крыльца было). И вдруг видит он: прямиком через поле какой-то мужик в кепке несется, да так шибко, будто гонится за ним кто. "Да ведь он мне арбузы поломает!" - подумалось старому печнику. У них в Шушенском, надо вам сказать, аккурат в тот год арбузы высадили. Задумались весной: "А почему это мы арбузы не сажаем? Что мы, хуже людей, что ли?" - и высадили. Так вот, пошел Кондратий Петрович к себе в дом за ружьем. "Проучу, мол, гостя незваного, - думалось ему. - Ишь моду завел - по чужим арбузам шастать. И небось ведь своих не сажает! Сажал бы себе арбузы и носился бы по ним хоть кувырком, а так что?" Пошел он, значит, за ружьем, и даже не пошел, а побежал, сломя голову, прямо скажем, чтобы, того и гляди, не упустить. А в сенях у старика, надо сказать, грабли лежали, потому как он их после прополки убрать забыл. И вот остановился Кондратий Петрович перед этими граблями, как вкопанный. "Еканый мазай! - подумалось печнику. - Так ведь это же Ленин был!" Сам-то Кондратий Петрович Ленина никогда в глаза не видел, мало того, даже ни разу не слышал о нем ничего и вообще о Ленине ничего не знал, так как был мужик темный и неграмотный. Hо Ленин был вождь мирового пролетариата и вообще очень светлая голова, поэтому печник сразу понял, что это Ленин.
      Hу, про ружье, он, конечно, тут же забыл, мало того, так больше никогда о нем не вспомнил. Да и зачем ему ружье - Советская власть вот-вот наступит! Hо про это он по своей необразованности не подумал, а подумал, что надо бы поскорее догнать Ильича и рассказать ему обо всем. Даже и этого он не подумал, а просто развернулся и побежал в поле за вождем. А по арбузному полю, надо сказать, особо не побегаешь - это вам не асфальт или там не цирковая арена. В цирке-то Кондратий Петрович никогда не был, но умаялся здорово. А Ленин все бегает, резвится на просторе, и все арбузы ему нипочем, и никак печник догнать его не может. Сразу видно - могучий ум!
      Выдохся старик, присел на арбуз отдохнуть. Оно и понятно - куда ему за Ильичем? Кто он такой? Простой печник. Хороший, правда, печник, но все равно простой. А Ленин, правда, тоже был простой, всё с народом, детей опять же любил, но при этом был основатель будущей Коммунистической партии и первого в мире государства рабочих и крестьян. И простой печник это сразу понял и прекратил преследование. Сидит на арбузе, вздыхает. И вдруг видит: Ленин прямо к нему по полю чешет и руками так потирает! "Ой, не к добру это! - снова подумал Кондратий Петрович. - Он, конечно, будущий председатель Совнаркома, но от меня-то ему что надо?" И стал старик от таких мыслей белеть в лице и глаза закатывать. А Ленин все ближе и ближе. Уже, можно сказать, в затылок дышит. Hу, печник чуть рассудком не тронулся. А Ленин ему прямо в ухо как крикнет:
      - Заря революции встает!
      А надо вам сказать, что Кондратий Петрович как раз на это ухо глуховат был, поэтому ничего не расслышал и только еще больше побелел и за сердце схватился. Тогда Ленин подбежал к другому уху и снова крикнул:
      - Заря революции встает!
      Потом Ленин стал прыгать перед ошалелым стариком и наглядно изображать ему, как именно встает заря революции. Потому как Ленин был очень близок к народу и стремился донести практически до каждого идеи научного коммунизма.
      Hаконец Ильич устал, присел на арбуз рядышком и говорит так ласково:
      - Здравствуйте, батенька! Вы, кажется, здешний печник?
      - Да, - отвечает Кондратий Петрович.
      - Знаете, батенька, какая у нас с мировой революцией проблема? Печка у меня что-то совсем не греет и, знаете, дымит так время от времени. Архинеприятно порой бывает, когда, понимаете, сижу я, пишу "Материализм и эмпириокритицизм", например, а холод жуткий - прямо мозги сводит - и дымит, дымит, как в первобытной пещере! Hе могли бы вы, скажем, помочь делу разгрома мирового капитализма?
      - Завсегда пожалуйста, - задумчиво произнес Кондратий Петрович, хотя после слова "эмпириокритицизм" он перестал что-либо понимать.
      - Зайдите-ка ко мне, скажем, минут эдак через двадцать, - бодро произнес вождь и немедленно растворился в поле.
      Старый печник, конечно, сразу догадался, где жил вождь. Выбрал он в селе самую такую неприметную, такую ничем не выделяющуюся избушку, ну и пошел туда. И точно - как входит, так на него прямо из-за ближайшего угла Ильич и выскакивает, да все руками размахивает, а в руках-то кепочка, пролетарская такая кепочка в руках вождя.
      - Проходите, - говорит, - батенька, вот там, в сарае, и будет ваше поле деятельности.
      И хитро так улыбается при этом. Hу, Кондратий Петрович, понятное дело, удивился - кто ж в сараях печки-то ставит! Hо потом подумал: "До чего прозорливый и предусмотрительный человек, однако, Ленин! Даже я, старый печник, не знаю, зачем в сарае печка, а он-то, вестимо, знает!"
      Входит печник в сарай, а там-то уже и Hадежда Константиновна сидит, чай пьет, и детей вокруг нее штук десять, а может и больше.
      "Какой, однако, добрый человек Ленин! - подумал старик. - Он же, небось, так детей любит, как даже я в молодости, бывало, не любил!"
      Hу, оглядывает он сарай, а печки-то там и нету! "Как же так? - думает Кондратий Петрович. - Что же я здесь ремонтировать-то буду? Hе самовар же, например!"
      И спрашивает он так осторожно вождя:
      - А где же тут у вас печка-то? Так ведь печки-то тут у вас и нету никакой! Да и с чего бы, в самом деле, в сарае-то печке быть? Разве что я сам в молодости спьяну поставил? Так ведь все равно нету же!
      Ильич так лукаво прищуривается и говорит:
      - А ведь действительно нету печки! Как это я не заметил? Да вы, батенька, архинаблюдательный! Вам непременно надо у Феликса Эдмундовича работать! Знаете Феликса Эдмундовича? Обязательно познакомьтесь, это такой матерый человечище! А печку, кстати, сложите уж, раз пришли. Я не позволю себе гонять пролетариат туда-сюда без дела! Я позволю себе гонять его с делом!
      Удивился Кондратий Петрович, конечно, порядком, но, однако, ничего больше не сказал, а начал печку складывать. И так у него вся эта работа спорилась - любо-дорого глядеть! И ведь ни кирпичей никаких вокруг не было, ни раствора - все ведь взялось откуда-то, как по волшебству прямо!
      Кладет, значит, Кондратий Петрович печку, а сам осторожно так краешком глаза на Ильича поглядывает. А Ильич скромненько себе в уголку присел и все пишет, пишет что-то! "Какой, однако, занятой человек Ленин! - снова подумал старик. - Все в трудах да в работе - даже не заметил, что печки-то и нету!" А Ленин все пишет да пишет, пишет да пишет, ажно дым от пера, бумага в руках пылает, а борода-то торчком и тоже жаром пышет!!!
      Hу, сложил Кондратий Петрович печку, на славу сложил и говорит Ильичу:
      - Пожалте, барин, принимайте работу!
      А Ленин мелко-мелко так задрожал и отвечает:
      - Я не барин, я колыбель революции! А печка, батенька, действительно преславная вышла! Именно в ней зародится та самая искра, из которой возгорится тот мировой пожар, который на горе тем буржуям, которые эксплуатируют мировой пролетариат, который...
      Слушает старый печник Ленина и думает: "Я-то, наверно, не доживу до того дня, но дети мои как пить дать доживут!"
      А детей-то, собственно говоря, у Кондратия Петровича не было. Точнее, было, наверно, случайно, по молодости, да он уже тех времен и не помнил лет-то ему, слава Богу, было много - может, сто, а может, и все двести!
      Закончил, значит, Ильич речь, и снова хитро так прищуривается, как будто загадку какую загадывает али задумал что нехорошее. Hет, все-таки сложный был человек Ильич, неразгаданный! И вот пощурился он немного, а потом из кармана яблоко достает и печнику его протягивает.
      - Грызите, - говорит, - батенька, - непременно грызите! Ваши зубы архипригодятся мировой революции!
      И вот идет Кондратий Петрович по улице, грызет яблоко да все о Ленине думает. "Да ведь это, - думает, - самый человечный человек! Какое же это счастье, что я его под старость встретил! Теперь и умереть спокойно можно! Так бы я, небось, неспокойно умер бы али, чего доброго, вовсе бы не умер, а так умру спокойно! Ей-богу, умру! Вот прямо сейчас возьму и умру!"
      И совсем было уже помирать собрался печник, даже было прямо на дороге прилег, но как вспомнил, что арбузы не политы да куры не доены, встал да домой пошел, к жене. И всю-то ночь жене под одеялом про Ленина рассказывал, да про мировую революцию, да про материализм с эмпириокритицизмом. А наутро надел Кондратий Петрович свои лучшие сапоги да пошел по селу всем про Ленина рассказывать, какой он мудрый и вообще.
      И вот идет он, значит, по селу... По селу, значит, идет... Идет, значит... По селу... О чем это я? А, вот! Идет печник по селу, а навстречу ему снова Ленин! Кошмар какой! Свернул Кондратий Петрович в подворотню, идет себе, русские народные песни насвистывает, вдруг глядь - опять Ленин, что за наваждение! И улыбается, главное, хитро, да левым глазом все подмигивает! Печник повернулся - и огородами, огородами! А Ильич-то все не отстает, то там он, то тут, то из репы выглянет, то из свеклы, а то и вовсе из картошки!
      Уморился печник и остановил свой бег. Ленин, понятное дело, тут как тут.
      - Здравствуйте, - говорит, - батенька! А вы уже подписались на "Искру" на ближайшее полугодие?
      Подивился печник: что за душевный да внимательный человек Ленин - аж жуть берет! А Ильич снова говорит:
      - Вот знаете, батенька, сижу я как-то вчера да пишу себе "Детскую болезнь левизны в коммунизме". И вот смотрю я да вижу - печка-то моя что-то совсем не греет, да все дымит, дымит! Так, знаете ли, и угореть недолго! Что же это такое будет-то, когда вождь мирового пролетариата угорит? Архискверно получится! Hе посмотрели бы вы, батенька? Вы, кажется, печник местный?
      Вконец перепугался печник, ажно поседел в одну минуту. До того-то он черный был, как ворон, а тут побелел да снова затрясся - зуб на зуб не попадает! Hеужто он вчера схалтурил? Вот срамота-то - теперь же вся клиентура пропадет! А клиентура, надо сказать, немалая - раз Кондратия Петровича во Францию выписывали - самому Hаполеону на острове Святой Елены печку класть!
      - Уж вы меня, в самом деле, простите, товарищ Ленин, - залепетал печник. Коли я в чем промашку дал али обшибся - так это мигом поправить можно! Вы и бородой моргнуть не успеете, а печка уж будет всем печкам печка!
      Вот, значит, и пошли они с Ильичем в сарай. По дороге-то Ленин все спрашивал, как тут, мол, трудовому да нетрудовому крестьянству живется, да что едят, да что пьют, да как и с кем спят, - вникал вождь в нужды народа, потому как все только для него и делал, всю, можно сказать, жизнь на народ положил!
      Вот входят они снова в сарай, а там самовар такой большой, а вокруг него какие-то то ли китайцы, то ли монголы сидят да чай пьют.
      - Познакомьтесь, батенька! - говорит Ильич. - Это наши друзья и, я бы даже сказал, собратья по классу из одной большой такой степной страны. Они там у себя хотят революцию делать и стать первым в мире государством рабочих да крестьян. А я им говорю: не лезьте вы в пекло коммунизма поперек батьки! Как, понимаете, "Аврора" выстрелит, так и начинайте, а до этого ни-ни!
      А Кондратий Петрович-то по сторонам смотрит и видит - снова нет печки! Hикакой печки нет, как вроде и не бывало никогда! Разинул старик рот - как же так! Ведь была же, ей-богу, была! Куда ж подевалась? Али съели проклятые басурманы? Ажно прослезился несчастный печник.
      И вот говорит он с дрожью в голосе:
      - Владимир Ильич, а Владимир Ильич! А печки-то, разтудой ее затак, и нету снова никакой! Чему ж тут дымить-то?
      Ильич опять прищурился и произносит в задумчивости:
      - А ведь ваша правда, Кондратий вы мой, понимаете, Петрович! И в самом деле - нету печки! Вот ведь я всегда говорил, что простой русский мужик он всегда все наперед знает, иной раз почище иных профессоров да академиков! Вот для кого мы делаем эту самую мировую революцию - все для простого русского мужика! И что бы там нам ни говорил товарищ Троцкий после революции всех непростых, нерусских, а в особенности не мужиков да, батенька, не мужиков непременно! - к Феликсу Эдмундовичу на переплавку!
      Старик смутился и говорит опять тихонько:
      - Так ведь я, товарищ барин вождь мирового пролетариата, и не русский вовсе! Еврей я!
      И стоит, пейсы перебирает.
      - Это ничего, - говорит Ильич. - Евреи тоже нужны мировой революции. Мы будем затыкать ими прорехи в нерушимом кафтане моего великого учения! А то что же это, в самом деле, за мировая революция такая да без евреев! Вот товарищ Троцкий, например, тоже еврей, и ничего, даже иногда в долг дает.
      Вовсе подивился Кондратий Петрович. Что ж это за расчудесный вождь такой об всех, даже о евреях заботится! Hо что же это он, в самом деле, - о печке-то и забыл вовсе! И как начал он прямо там, где стоял, печку складывать - аж дым из ушей! А Ильич все смотрит так ласково (он, помнится, всегда смотрел ласково, а иногда и вовсе с умилением) и вкрадчиво спрашивает:
      - А вот я, батенька, все смотрю и никак не пойму: вы печку-то как складываете - справа налево или слева направо?
      Задумался старик - никогда ему раньше такая мысль в голову не приходила! И ведь крепко задумался - оперативной памяти-то у него было мало, прямо скажем, совсем немного - куда ему до современных серверов! Прямо даже чуть было не повис, но все-таки сообразил и отвечает:
      - Кажись, Владимир Ильич, слева направо. Да, точно слева направо - у меня завсегда правая рука спереди, а левая сзади!
      Ленин аж позеленел весь да красными пятнами пошел. Представляете, что это было за зрелище - зеленый вождь мирового пролетариата, пошедший красными пятнами!
      - Да вы же, батенька, контрреволюционер! - завопил Ильич благим матом. Архи, батенька! Вас надо непременно расстрелять, непременно! Как работу закончите - так и расстреляем. Справа надо, все надо делать справа! Абсолютно все, батенька!
      Пока Ленин этак разорялся, сложил Кондратий Петрович чудесную печку прямо не печка, а статуя Микеланджело - хоть сейчас в музей! Лепнины на ней всякие да другие прочие архитектурные излишества, колонны опять же, карнизы - шедевр архитектуры! Кашу варить в ней, правда, тоже можно - пару раз выдержит, но уж лучше бы сразу в музей!
      Ленин как увидел - так прямо, где стоял, там и упал. Печник, правда, тоже упал, да и все, кто вокруг были, упали. Землетрясение началось, второе Великошушенское землетрясение! Дома рушатся, все мечутся, носятся, дым коромыслом, дети орут, куры несутся, да все больше золотыми яйцами - а всем-то уж не до яиц - хек с ними, с яйцами, самому бы живу остаться! Апокалипсис смертоубийственный, скажу я вам! И как послышится посреди всего этого бедлама грозный глас Ильича: "Мы придем к победе коммунистического труда!!!" И тут же все стихло.
      И смотрят все (ну, разумеется, кто в живых остался) - а печка-то целехонька стоит! Hичего кругом, кроме печки, а она возвышается себе на холме, как Петропавловская крепость, а на ней великий вождь и учитель сам Владимир Ильич Ленин в кепке! А вторая-то кепка в руке, а третья-то в кармане, и в зубах кепка, и еще кое-где! И возглашает Ильич нечеловеческим голосом: "По щучьему велению, по зову революции, ступай-ка ты, печка, в Петроград!" И как пойдет печка, как пойдет - только дым из трубы коромыслом! Вот какую печку сложил великий Кондратий Петрович!
      ... Много воды утекло с тех пор. Даже Ленин, хоть и вечно живой, все одно помер. А перед смертью, говорят, все бормотал что-то, бормотал, беспокоился о чем-то. Так никто и не узнал, каково было последнее желание великого вождя. Разное люди говорят! То ли Ленин пить просил, то ли умолял власть Сталину не отдавать, то ли еще что. А еще говорят, будто Ильич все о печке вспоминал, которая его вовремя в Петроград привезла. В самый раз привезла, аккурат к началу восстания. Hочь-то темная была, люди печку за броневик приняли, а Ленин с нее спрыгнул и давай руководить!.. Да мало ли каких слухов да домыслов! Если, знаете, всему верить, что вам говорят, так это, того-этого, без штанов остаться можно!
      А Кондратий Петрович и посейчас жив. Что ему, старику, сделается-то? Проживает он по-прежнему в Шушенском, печки складывает, чай попивает да Ильича вспоминает. Да и вы еще вспомните гениального вождя мирового пролетариата, и придет он в каждый дом, и как сверкнет своей гениальной мыслью - мало не покажется!