Сказал, что останусь в Бостоне до тех пор, пока они не вернутся. Предупредил, чтобы они не делали никаких записей. После этого Элиот и Даффи ушли, и на этом завершились события дня номер два. В день номер три не произошло никаких событий. Как и в день номер четыре. Я слонялся по городу. Пару дней Бостон еще можно было вытерпеть. Я называю такие города 48-часовыми. Если задержаться в них больше чем на двое суток, это начинает надоедать. Разумеется, для меня это верно в отношении большинства населенных пунктов. Я человек непоседливый. Так что к началу дня номер пять я начал сходить с ума. Я уже был готов предположить, что Элиот и Даффи начисто обо мне забыли. Я был готов забыть об уговоре и снова тронуться в путь. Я начал подумывать о Майами. Там сейчас должно было быть гораздо теплее. Но ближе к полудню зазвонил телефон. В трубке прозвучал голос Даффи. Я был очень рад его слышать.

— Мы уже в пути, — сказала она. — Встречаемся с вами у большой конной статуи не знаю кого, это где-то в середине авеню Свободы. В три часа.

Указания были не слишком точные, но я понял, что она имела в виду. Встреча должна была состояться в северной части города, рядом с церковью. На дворе стояла весна и было еще слишком прохладно, чтобы тащиться в такую даль без цели, но все же я пришел на место заранее. Я сел на скамейку рядом с пожилой женщиной, кормившей воробьев и голубей хлебом. Смерив меня взглядом, женщина перебралась на соседнюю скамейку. Птицы копошились у ее ног, ссорясь из-за хлебных крошек. Водянистое солнце воевало в небе с тучами. Как оказалось, на коне сидел Пол Ревир[2].

Даффи и Элиот появились точно в назначенный час. На обоих были черные плащи с поясами, пряжками и кармашками. С таким же успехом они могли повесить себе на шею таблички с надписью: «Федеральные агенты из Вашингтона». Они сели, Даффи слева от меня, Элиот — справа. Я откинулся назад, а они наклонились вперед, опершись локтями о колени.

— Из Тихого океана выловили одного типа, — начала Даффи. — Десять лет назад, на побережье к югу от Юрики, штат Калифорния. Белого мужчину лет сорока. Получившего две пули в голову и одну в грудь. Калибр маленький, предположительно 22-й. После того, как в мужчину всадили три пули, его сбросили со скалы в океан.

— Когда его выловили, он оказался живым? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Едва дышал, — сказала Даффи. — Одна пуля засела рядом с сердцем, у него был проломлен череп. А также сломаны рука, обе ноги и кости таза. К тому же, он наглотался воды. Его оперировали пятнадцать часов подряд. Затем он пролежал месяц в реанимации, а потом еще шесть месяцев приходил в себя в больнице.

— Его личность была установлена?

— При нем не нашли никаких документов. В медицинской карточке он значился как Джон Доу[3].

— А опознание не производилось?

— Отпечатки пальцев в картотеке не значились, — ответила Даффи. — В числе пропавших без вести никого похожего не было. За ним никто не пришел.

Я кивнул. Компьютер на запрос об отпечатках пальцев отвечает то, что ему велено отвечать.

— И что дальше? — спросил я.

— Он поправился, — продолжала Даффи. — Прошло полгода. Врачи стали думать, как быть с ним дальше, но тут он сам выписал себя. С тех пор его никто не видел.

— Он ничего не рассказывал про себя?

— Ему поставили диагноз амнезия, что было естественно вследствие травмы. Врачи считали, он действительно мог ничего не помнить о самом несчастном случае и предшествующих двух-трех днях. Однако более ранние события он должен был помнить, и у врачей сложилось сильное подозрение, что он притворялся, изображая полную потерю памяти. Его история болезни весьма объемистая. Отчеты психиатров и тому подобное. Осматривали его регулярно. Но он вел себя очень упрямо. Так и не сказал о себе ни слова.

— Какое было его физическое состояние, когда он покинул больницу?

— Довольно приличное. На лице заметные шрамы от огнестрельных ранений, но больше ничего серьезного.

— Хорошо, — сказал я.

Закинув голову, я уставился в небо.

— Кто этот человек?

— Ваши предположения? — спросил я.

— Ранения пулями маленького калибра в голову и грудь? — сказал Элиот.

— А потом сброшен в океан? Дело рук организованной преступности. Заказное убийство. С ним расправился профессиональный киллер.

Я молчал, уставившись в небо.

— Кто этот человек? — повторила Даффи.

Глядя в небо, я вернулся на десять лет назад, в совершенно другой мир.

— Вы разбираетесь в танках? — наконец спросил я.

— В боевых танках? С гусеницами и пушками? Не слишком.

— Тут нет ничего сложного, — сказал я. — То есть, конечно, хочется, чтобы танк ездил быстро, был надежным, ну, не помешает и экономия горючего. Но если у меня есть танк и у вас есть танк, какой единственный вопрос меня интересует?

— И какой?

— Смогу я подбить вас до того, как вы подобьете меня? Вот что будет интересовать меня в первую очередь. Если мы находимся друг от друга на расстоянии мили, достанет ли вас снаряд из моего орудия? И достанет ли меня снаряд из вашего орудия?

— Ну и?

— Разумеется, против законов физики не попрешь, так что разумно будет предположить, что если я смогу поразить вас на расстоянии мили, то и вы сможете меня поразить. Таким образом, все сводится к боеприпасам. Если я отъеду дальше на пару сотен ярдов, так, чтобы ваш снаряд отскочил от меня, не причинив никакого вреда, можно ли создать снаряд, который не отскочит от вас? Вот что главное в танках. Тип, которого выудили из океана, был сотрудником военной разведки, он пытался шантажировать специалиста по танковому вооружению.

— Почему он оказался в океане?

— Вы смотрели по телевизору войну в Персидском заливе? — спросил я.

— Ну, я смотрел, — сказал Элиот.

— Забудьте о самонаводящихся бомбах, — продолжал я. — Настоящей звездой этого шоу стал основной боевой танк М1А1 «Абрамс». Счет встречи был четыреста — ноль в его пользу, а иракцы выставили все лучшее, что только смогли достать. Но поскольку войну показывали по телевидению, это означало, что мы раскрыли свои карты всему миру, так что нам пришлось к следующему разу изобрести что-нибудь новенькое. Что и было сделано.

— Что именно? — спросила Даффи.

— Если вы хотите, чтобы снаряд летел дальше и причинял при ударе больше вреда, можно увеличить заряд.

Или сделать снаряд легче. Или сделать и то, и другое. Разумеется, для того чтобы сделать снаряд легче, надо предпринять что-то радикальное. Именно это и придумали наши специалисты. Они убрали из снаряда взрывчатку. Звучит странно, правда? Казалось бы, зачем нужен такой снаряд? Подумаешь, ударится о броню и отскочит.

Но была изменена форма снаряда. Было придумано что-то похожее на гигантский дротик для игры в дартс. С оперением. Все это отливается целиком из вольфрама и обедненного урана — металлов с самой высокой удельной плотностью, какая только есть. Такой снаряд летит очень быстро и очень далеко. Его окрестили «длинной пробивной штуковиной».

Взглянув на меня из-под полуопущенных век, Даффи одновременно улыбнулась и покраснела. Я улыбнулся в ответ.

— Официально он называется по-другому, — поспешил успокоить ее я. — БПСО. Как я уже говорил, в армии любят аббревиатуры. Бронебойно-подкалиберный со стабилизирующим оперением. Как правило, такой снаряд имеет собственный реактивный двигатель. Он попадает в неприятельский танк, обладая огромной кинетической энергией. Эта кинетическая энергия превращается в тепловую, как нас и учили в средней школе. За долю секунды снаряд плавит броню, прокладывая себе дорогу, и врывается внутрь неприятельского танка струей раскаленного металла, которая убивает танкистов и поджигает все горючее и взрывающееся. Штука просто бесподобная. Любое попадание обязательно приводит к желаемому результату. Если вражеская броня оказалась слишком толстой или вы стреляли со слишком большого расстояния, снаряд просто застревает в броне, словно дротик, и расщепляется, при этом внутренний слой брони разлетается вдребезги, осыпая все вокруг осколками, как граната. Экипаж вражеского танка после этого напоминает лягушек, прошедших через мясорубку. Это оружие стало поистине революционным прорывом.

— А причем тут тот тип из океана?

— Он получал от инженера, которого шантажировал, копии чертежей, — сказал я. — Постепенно, в течение длительного времени. Мы за ним следили. Нам было известно, чем он занимается. Мерзавец собирался продать информацию иракской разведке. Иракцы намеревались к следующему раунду уравнять силы. Американская армия не собиралась этого допустить.

Элиот пристально взглянул на меня.

— И поэтому тот тип был убит?

Я покачал головой.

— Мы отправили пару военных полицейских, чтобы его арестовать. Поверьте мне, все должно было быть сделано в рамках закона. Но произошли непредвиденные осложнения. Этому типу удалось бежать. Он мог исчезнуть. Но американская армия очень этого не хотела.

— И тогда его попытались убить?

Я снова уставился в небо. Ничего не ответив.

— Это уже было не в рамках закона, так? — спросил Элиот.

Я молчал.

— В архивах данных об этом нет, — продолжал он.

Я снова ничего не сказал.

— Но он не умер, — сказала Даффи. — Как его звали?

— Куинн, — ответил я. — На мой взгляд, самый плохой человек из всех, кого я знал.

— И именно его вы видели в воскресенье в машине Бека?

Я кивнул.

— Шофер увез его от симфонического зала.

Я сообщил Даффи и Элиоту все известные мне подробности. Но мы понимали, что эта информация бесполезна. Нельзя было даже представить, что Куинн оставил свою прежнюю фамилию. Так что я смог только предоставить описание внешности ничем не примечательного белого мужчины лет пятидесяти с двумя шрамами от пуль 22-го калибра на лбу. Лучше чем ничего, но все же пользы от этого никакой.

— Почему мы не нашли в архивах его пальчиков? — спросил Элиот.

— Все данные о нем стерли, — сказал я. — Как будто Куинна никогда не было.

— Почему он остался в живых?

— 22-й калибр с глушителем, — объяснил я. — Оружие стандартное для тайных операций. Но не слишком мощное.

— Этот Куинн до сих пор представляет собой опасность?

— Только не для армии, — сказал я. — Это уже дело прошлое. С тех пор прошло больше десяти лет. Бронебойно-подкалиберный снаряд скоро отнесут в музей. Как и танк «Абрамс».

— Тогда зачем же он вам нужен?

— Потому что в зависимости от того, что именно Куинн помнит, он может быть опасным для того, кто его брал.

Элиот кивнул, ничего не сказав.

— Куинн произвел на вас впечатление важной персоны? — спросила Даффи.

— В субботу? В машине Бека?

— Определенно, он выглядел человеком состоятельным, — сказал я. — Дорогое кашемировое пальто, кожаные перчатки, шелковый шарф. Он произвел на меня впечатление человека, привыкшего к тому, что его возит личный шофер. Он просто сел в машину, словно это было что-то само собой разумеющееся.

— Он поздоровался с шофером?

— Я не заметил.

— Нам необходимо точно определить его место, — сказала Даффи. — Попытайтесь восстановить весь контекст. Как вел себя этот Куинн? Он пользовался машиной Бека. При этом он вел себя так, будто машина была его по праву? Или как если бы кто-то сделал ему одолжение?

— Он вел себя так, будто машина была его по праву, — подумав, сказал я. — Будто он пользуется ей каждый день.

— Значит, он ровня Беку?

Я пожал плечами.

— Возможно, он босс Бека.

— В лучшем случае партнер, — возразил Элиот. — Наш парень из Лос-Анджелеса не отправился бы в такой дальний путь лишь для того, чтобы встретиться с чьим-то подручным.

— Не могу себе представить Куинна чьим-либо партнером, — заметил я.

— Что он представлял из себя?

— Был нормальным человеком, — сказал я. — Для офицера военной разведки. В основном.

— Но только он стал шпионом, — заметил Элиот.

— Да, — согласился я. — Он стал шпионом.

— А также он чем-то провинился, и его решили убить втихую.

— И это тоже.

Даффи умолкла, напряженно думая. У меня возникло сильное подозрение, что она пытается придумать, как можно меня использовать. И я совершенно не возражал против этого.

— Вы еще задержитесь ненадолго в Бостоне? — наконец спросила она. — Где мы сможем вас найти?

Я сказал, что задержусь, и на этом закончился день номер пять.

Познакомившись в спортивном баре со спекулянтом билетами, я провел большую часть дней номер шесть и семь на стадионе, наблюдая за тем, как бейсбольная команда «Ред Сокс» пытается набрать форму в начале сезона. В пятницу в матче было одиннадцать периодов, и он закончился очень поздно. Поэтому почти весь день номер восемь я проспал, а вечером отправился к симфоническому залу, чтобы посмотреть на выходивших после концерта зрителей. Вдруг Куинн приобрел абонемент на сезон. Но он так и не показался. Я прокрутил в памяти то, какой именно взгляд он бросил на меня неделю назад. Такой взгляд мог бросить простой прохожий, недовольный толпой, запрудившей улицу. Но может быть, за этим стояло что-то еще.

Сюзен Даффи перезвонила мне утром дня номер девять, в воскресенье. Ее голос прозвучал совершенно иначе. Прозвучал как голос человека, который много думал. И придумал какой-то план.

— Вестибюль гостиницы, в полдень, — сказала она.

Даффи приехала в машине. Одна. У нее был «Форд торес», самая простая модель. Салон мрачный. Такие машины выдает своим служащим правительство. На Даффи были вытертые джинсы, дорогие ботинки и видавшая виды кожаная куртка. Вымытые волосы были зачесаны назад. Я сел рядом с ней, и она, проехав поперек через шестиполосную магистраль, нырнула в тоннель, ведущий к Масс-Пайку.

— У Захарии Бека есть сын, — сказала Даффи.

Машина быстро промчалась по подземному повороту, тоннель закончился, и мы снова очутились на бледном апрельском солнце.

— Он учится на предпоследнем курсе колледжа, — продолжала Даффи. — Какое-то захудалое заведение художественного толка, как выяснилось, находится здесь неподалеку. Мы поговорили с однокурсником этого сынка. Он многое нам поведал в обмен на обещание замять дело о марихуане. Сынка зовут Ричард Бек. Всеобщей любовью на курсе не пользуется, вообще парень со странностями. Похоже, его психику очень травмировало одно происшествие, случившееся около пяти лет назад.

— И что это было?

— Его похитили.

Я промолчал.

— Видишь? — продолжала Даффи. — В наши дни часто похищают детей обычных людей?

— Нет, — подтвердил я.

— Теперь этого больше не происходит, — сказала она. — Это вымирающий вид преступлений. Значит, похоже, мы имеем дело с преступными разборками. Похищение мальчишки практически доказывает, что у его отца рыльце в пушку.

— Это только предположение.

— Ну хорошо, однако доказательства весьма убедительны. Заявления о похищении не было. В ФБР о нем нет никаких данных. Все было устроено тихо, с глазу на глаз. И не слишком хорошо. Однокурсник утверждает, что у Ричарда Бека нет уха.

— И?

Даффи ничего не ответила. Она просто ехала дальше на запад. Вытянувшись на сиденье, я краем глаза следил за ней. Посмотреть было на что, Она была высокая, стройная и красивая, и в ее глазах горела жизнь. Косметикой Даффи не пользовалась. Она принадлежала к тем женщинам, которым это абсолютно не требуется. Я был очень счастлив, что она катала меня на машине. Но на самом деле она меня не катала. Она меня куда-то везла. Это было очевидно. Она приехала за мной, имея план.

— Я изучила твои послужной список, — снова заговорила Даффи. — В мельчайших деталях. Ты произвел на меня впечатление.

— Ты мне льстишь.

— И у тебя большой размер ноги, — продолжала она. — Это тоже хорошо.

— Почему?

— Увидишь.

— И все же скажи.

— Мы очень похожи друг на друга, — сказала она. — Ты и я. У нас много общего. Я хочу подобраться к Захарии Беку, чтобы вернуть своего агента. Ты хочешь подобраться к нему, чтобы найти Куинна.

— Твой агент мертва. Прошло восемь недель, можно надеяться только на чудо. Ты должна взглянуть правде в глаза.

Даффи промолчала.

— И мне наплевать на Куинна.

Мельком взглянув на меня, она покачала головой.

— Неправда, — сказала она. — Он тебе нужен. Я это чувствую. Этот Куинн гложет тебе душу. Он для тебя незавершенное дело. А ты, насколько я успела понять, терпеть не можешь незавершенные дела. — Она помолчала. — Ну а я буду исходить из предположения, что мой агент до сих пор жива — до тех пор, пока ты не представишь мне убедительных доказательств обратного.

— Я? — переспросил я.

— Своих людей я использовать не могу, — объяснила Даффи. — Это ведь ты понимаешь, правильно? С точки зрения министерства юстиции вся эта затея противозаконна. Так что все свои дальнейшие шаги я буду делать как частное лицо. А ты, как мне кажется, как раз тот человек, который прекрасно разбирается в подобных делах. И не имеет ничего против. Больше того, по-моему, ты даже предпочитаешь работать сам по себе.

— И?

— Мне нужно, чтобы мой человек попал в дом к Беку. И я решила, что этим человеком будешь ты. Ты станешь моим «бронебойно-подкалиберным снарядом».

— Как?

— Тебя туда введет Ричард Бек.

Даффи свернула с магистрали милях в сорока к западу от Бостона и направилась на север в глубь Массачусетса. Мы проезжали мимо живописных селений Новой Англии. Пожарные в депо у дороги начищали до блеска свои машины. Щебетали птицы. Фермеры засевали поля и стригли кустарники. В воздухе висел запах костров.

Мы остановились у одинокого мотеля, затерявшегося в сельской глуши. Безукоризненно чистое местечко с аккуратными кирпичными фасадами и ослепительно-белыми наличниками. На стоянке стояли пять машин, перегораживавших двери пяти крайних номеров. Все машины были служебными. В среднем номере нас ждали Стивен Элиот и пятеро других мужчин. Они притащили с собой стулья из своих номеров и расселись полукругом. Даффи провела меня в номер и кивнула Элиоту. Я предположил, что этот кивок означал: «Я ему все рассказала, и он не ответил нет. Пока». Пройдя к окну, Даффи развернулась лицом к собравшимся. Ее силуэт четко вырисовался на фоне яркого солнечного света. При этом черты ее лица потерялись в тени. Даффи кашлянула, прочищая горло. В номере воцарилась тишина.

— Так, ребята, не будем терять времени и сразу перейдем к делу, — сказала Даффи. — Напоминаю последний раз, что то, чем нам предстоит заняться, не санкционировано законом. Мы будем заниматься этим в свое свободное время, на свой страх и риск. Если кому-то это не нравится, еще не поздно выйти из игры.

Никто не тронулся с места. Никто не вышел из номера. Я оценил выбранную Даффи тактику. Мне сразу было показано, что у них с Элиотом есть еще по крайней мере пять человек, которые пойдут за ними в преисподнюю и обратно.

— У нас меньше сорока восьми часов, — продолжала Даффи. — Послезавтра Ричард Бек уезжает к себе домой на день рождения матери. Наш источник говорит, это происходит каждый год. Он просто пропускает занятия. Отец присылает за ним машину с двумя профессиональными телохранителями, потому что мальчишка до смерти боится нового похищения. Мы сыграем на этом страхе. Мы уберем телохранителей и похитим мальчишку.

Она остановилась. Все молчали.

— Наша цель состоит в том, чтобы проникнуть в дом Захарии Бека, — продолжала Даффи. — Можно предподожить, что самим посетителям там вряд ли будут рады. Так что наш друг Ричер сразу же вырвет мальчишку из рук предполагаемых похитителей. Все произойдет очень быстро: похищение, спасение и так далее. Мальчишка преисполнен признательности, и Ричера встречают как героя у семейного очага.

Некоторое время собравшиеся молчали, затем зашевелились. В плане было столько дыр, что по сравнению с ним швейцарский сыр казался чем-то сплошным. Я пристально посмотрел на Даффи. Затем поймал себя на том, что уставился в окно. Есть много способов латать дыры. Мой мозг пришел в движение. Мне стало интересно, как много дыр уже успела заметить сама Даффи. Как много ответов у нее уже есть. Как она узнала, что такое мне по нраву.

— Зрительская аудитория будет состоять из одного человека, — продолжала Даффи. — Значение будет иметь только то, что подумает Ричард Бек. Все будет шито белыми нитками от начала и до конца, но его необходимо будет на сто процентов убедить в реальности происходящего.

Элиот посмотрел на меня.

— Слабые места?

— Два, — сказал я. — Во-первых, как вы собираетесь убрать телохранителей, не расправляясь с ними физически? Полагаю, настолько далеко вы заходить не собираетесь.

— Быстрота, шок, неожиданность, — сказал Элиот. — У похитителей будут пистолеты-пулеметы и море холостых патронов. Плюс шоковая граната. Как только мальчишку вытаскивают из машины, мы бросаем туда гранату. Вспышка, грохот. Очень эффектно. Телохранители будут оглушены, но и только. Однако мальчишка решит, что они превратились в фарш.

— Хорошо, — согласился я. — Но остается второе. Все должно выглядеть совершенно логично, так? Я просто оказываюсь поблизости и совершенно случайно спасаю мальчишку. То есть, я человек умный и ловкий. Так почему же я не тащу его в ближайший полицейский участок? Или не жду, когда к нам приедут фараоны? Почему я просто не остаюсь на месте, не даю свидетельские показания и не помогаю следствию? С чего бы мне срочно сматываться с места преступления, забрав мальчишку с собой?

Элиот посмотрел на Даффи.

— Мальчишка будет напуган до смерти, — сказала та. — Он захочет, чтобы вы отвезли его домой.

— Но почему я должен буду согласиться? Неважно, что хочет он. Главное — какой мой шаг будет логичным. Потому что наша аудитория состоит не из одного человека. Она состоит из двух человек. Из Ричарда Бека и Захарии Бека. Ричард Бек присутствует при происходящем, Захария Бек появляется позднее. Он будет смотреть на все в ретроспекции. Нам необходимо убедить и его тоже.

— Мальчишка наверняка попросит тебя не обращаться в полицию. Как и в прошлый раз.

— Но почему я стану его слушать? Если я человек нормальный, я в первую очередь должен буду подумать о полиции. Я буду делать все как положено.

— Мальчишка станет тебя уговаривать.

— А я не буду обращать на него внимания. С чего бы умному и ловкому взрослому слушать спятившего от страха мальчишку? Это дыра. Я выставляю себя чересчур покладистым, чересчур готовым помочь, и от всего этого здорово разит лажей. Подход слишком прямолинейный. Захария Бек раскусит нас за минуту.

— А что если ты посадишь мальчишку к себе в машину, а потом за вами будет погоня?

— Я поеду прямиком в полицейский участок.

— Черт! — выругалась Даффи.

— План неплохой, — заметил я. — Но нужно подправить его так, чтобы он стал похож на правду.

Я снова выглянул в окно. На улице ярко светило солнце. Повсюду была зелень. Деревья, кусты, лесистые холмы вдалеке, покрытые пылью молодой листвы. Уголком глаз я видел, что Элиот и Даффи сидят, уныло уставившись в пол. Остальные пятеро были неподвижны. Кажется, ребята способные. Двое чуть моложе меня, высокие и светловолосые. Двое одних лет со мной, ничем не примечательные с виду. Еще один уже в годах, седой и сутулый. Я думал долго и напряженно. Похищение, спасение, дом Бека. Я должен попасть домой к Беку. Непременно должен. Потому что я должен найти Куинна. Думай! Я попытался взглянуть на все с точки зрения мальчишки. Затем с точки зрения его отца.

— План неплохой, — наконец снова заговорил я, — но его нужно доработать. Я должен быть человеком, который не станет обращаться в полицию. — Я помолчал. — Нет, еще лучше, прямо на глазах у Ричарда Бека я должен стать человеком, который не может обратиться в полицию.

— И как ты собираешься этого добиться? — спросила Даффи.

Я посмотрел ей в глаза.

— Я должен еще кого-нибудь убить. Случайно, в суматохе. Другого прохожего. Человека совершенно постороннего. Ситуация должна быть двусмысленной. Например, я кого-то собью на машине. Какую-нибудь пожилую даму, выгуливающую собачку. Задавлю насмерть. Тогда я запаникую и поспешу смыться.

— Срежиссировать это слишком сложно, — возразила Даффи. — К тому же, этого все-таки недостаточно для того, чтобы заставить тебя смыться. Я хочу сказать, в таких ситуациях случайности происходят сплошь и рядом.

Я кивнул. Все молчали. Закрыв глаза, я снова начал думать, и наконец у меня перед глазами стали вырисовываться наброски того, как все это должно было быть.

— Хорошо, — наконец сказал я. — А как вам нравится вот это? Я убиваю полицейского. Случайно.

Все молчали. Я открыл глаза.

— Это гениальный ход, — продолжал я. — Вы согласны? Все безукоризненно. Захария Бек не усомнится в том, почему я не поступил так, как должен был поступить на моем месте нормальный человек, и не обратился в полицию. К полицейским не обращаются, только что убив одного из них, даже если это произошло случайно. Бек это поймет. Кроме того, у меня появится причина остаться у него дома. Чего мы как раз и добиваемся. Бек решит, что мне нужно спрятаться. Он будет признателен мне за спасение сына; а поскольку он преступник, его совесть будет молчать.

Никаких возражений не последовало. Опять тишина, а затем медленно нарастающий неразборчивый гул согласия, одобрения, поддержки. Я разложил все по полочкам, от начала и до конца. Игру необходимо просчитывать на много ходов вперед. Я улыбнулся.

— Больше того, — снова заговорил я, — есть вероятность, что Бек возьмет меня к себе на работу. Лично я уверен, что у него возникнет соблазн это сделать. Потому что мы создадим иллюзию, будто его семейство внезапно оказалось под ударом, он разом лишится двоих телохранителей, а я на его взгляд буду лучше, чем они, потому что они проиграли, а я одержал верх. Так что Бек будет просто счастлив нанять меня: раз я убил полицейского, а он меня укрывает, он будет считать, что я буду ему принадлежать.

Даффи тоже улыбнулась.

— Что ж, за работу, — сказала она. — У нас осталось меньше сорока восьми часов.

Двое молодых ребят были выбраны на роли похитителей. Мы решили, что они воспользуются пикапом «тойота» со стоянки задержанных машин федерального управления по борьбе с наркотиками. «Похитители» будут вооружены конфискованными «узи» с холостыми патронами. Шоковую гранату позаимствовали в арсенале отряда специального назначения. Затем стали репетировать мою роль спасателя. Подобно всем мошенникам, мы решили, что мне нужно будет постараться держаться как можно ближе к правде. Поэтому мне предстояло стать бывшим военным, бродягой, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Я должен был быть вооружен, что для штата Массачусетс было бы незаконным, однако соответствовало бы моей роли и повышало мои баллы в глазах Бека.

— Мне понадобится большой старый револьвер, — сказал я. — Что-нибудь такое, что подойдет простому гражданину. Нам надо будет разыграть большую драму. «Тойота» мчится на меня, я должен ее остановить. Я буду в нее стрелять. Значит, мне нужны три боевых патрона и три холостых, заряженные в определенной последовательности. Три боевых патрона на машину, затем три холостых на людей.

— Мы сможем зарядить так любое оружие, — сказал Элиот.

— Но мне нужно будет видеть патронник, — возразил я. — Перед каждым выстрелом. Я не буду стрелять смешанными боеприпасами, не проверив визуально каждый патрон. Так что мне понадобится револьвер. Не маленький пугач, а что-нибудь большое, чтобы я видел отчетливо.

Элиот понял, что я имел в виду. Сделал заметку. Затем мы выбрали пожилого на роль полицейского. Даффи предложила, что он просто случайно попадет под пулю.

— Нет, — сказал я. — Это должна быть ошибка. Не просто случайный выстрел. Мы должны произвести впечатление на Бека-старшего. Я должен убить полицейского сознательно, но ненарочно. Мне нужно показать себя сумасшедшим, но сумасшедшим, умеющим стрелять.

Даффи согласилась, и Элиот, мысленно перебрав список имеющихся в распоряжении транспортных средств, предложил мне старый фургон. Сказал, что я смогу выдавать себя за человека, развозящего товар. Это даст мне законное право болтаться на улице. Мы стали составлять различные списки, как на бумаге, так и в уме. Двое парней моего возраста, оставшиеся без дела, похоже, были этим недовольны.

— Вы будете полицейскими прикрытия, — предложил я. — Предположим, мальчишка даже не увидит, как я убил первого. Ну, например, свалится в обморок. Мало ли что? Вы погонитесь за нами на машине, и я расправлюсь с вами тогда, когда буду уверен, что мальчишка на меня смотрит.

— Никаких полицейских прикрытия, — возразил пожилой. — Вы только подумайте, на что это будет похоже? Вдруг оказывается, что это глухое место кишмя кишит полицейскими.

— Это будут охранники колледжа, — вставила Даффи. — Все учебные заведения нанимают охрану из числа полицейских. И они случайно окажутся поблизости. Где им еще находиться?

— Замечательно, — подхватил я. — Они выедут прямо из студенческого городка. Оставаясь сзади, они смогут контролировать все по рации.

— Как ты собираешься с ними расправиться? — спросил меня Элиот так, как будто с этим могли возникнуть проблемы.

Я кивнул, понимая, что он имеет в виду. К этому моменту я уже должен буду выпустить шесть пуль.

— Перезаряжать револьвер я не смогу, — согласился я. — По крайней мере, ведя при этом машину. Только не холостыми. Мальчишка может заметить.

— А что если ты пойдешь на таран? Столкнешь их с дороги?

— Только не на старом развалюхе-фургоне. У меня должен быть второй револьвер. Заряженный и спрятанный в фургоне. Наверное, в бардачке.

— Ты собираешься разъезжать с двумя пушками? — заметил пожилой. — Для Массачусетса это будет выглядеть довольно странно.

Я кивнул.

— Это слабое место. Но мы должны пойти на риск.

— Значит, я буду в штатском, — сказал пожилой. — Стрелять в полицейского в форме — это уже не случайная оплошность. Тогда слабых мест станет два.

— Хорошо, — сказал я. — Согласен. Замечательно. Ты детектив в штатском, ты вытаскиваешь свой значок, а я думаю, что это пистолет. Такое случается.