- А как же, - сказал заготовитель с важностью. - Аппаратура. Силовое, понимаешь ты, поле!
      - Извините, а нельзя ли вашей аппаратурой тово... отправить нас обратно?
      - Отчего нельзя, - равнодушно согласился заготовитель. - С нашим удовольствием. Айн момент!
      Он скрылся в люке и через полминуты мы ощутили сильнейший толчок. "Драндулёт" оторвался от поверхности, закружился, как перышко, и, подталкиваемый вторчерметовским силовым полем, понесся сквозь просторы Галактики.
      Вслед нам, уже по радиосвязи, донеслось зычное:
      - Будь здоров, не кашляй!
      Что наш автоматический переводчик тотчас и перевел: "Остерегайтесь простудных заболеваний!"
      Глава 6
      Большие Глухари
      Все хорошее быстро кончается.
      Какое-то время наш корабль, подстегнутый силовым полем, летел, как камень из рогатки. Постепенно движение его начало ослабевать. Вторчерметовская планета давно скрылась из вида. Звезды на смотровом экране понемногу замедляли ход, пока не остановились вовсе. Начался дрейф.
      Не скажу, чтобы я был особенно раздосадован. В конце кондов именно к чему-то подобному я и стремился. Тишина, не прерываемая даже гулом двигателя, полное (если не считать робота) одиночество - что еще нужно человеку, решившему провести месяц в покое. И главное - далеко от начальства! Это фактор немаловажный, и каждый, кто когда-либо был подчиненным, поймет меня без слов.
      Вообще удивительно, почему подчиненные до сих пор не догадались создать свою, глубоко законспирированную тайную организацию по борьбе с начальством! Идея просто носится в воздухе. Объединиться и совместными усилиями сражаться с начальниками-дураками, начальниками-тиранами, начальниками... да мало ли всяких разновидностей у этой немногочисленной, но грозной категории рода людского. Здесь можно было бы разрабатывать планы борьбы, делиться выстраданными идеями, находить приют и отдохновение в среде своих усталых измученных братьев...
      Нет, решительно непонятно, какая причина может помешать созданию такого объединения. Пожалуй, лишь одна... В глубине души каждый подчиненный считает себя на голову умнее своего начальника и надеется в конце-то концов сесть на его место! Если я не прав, если я в корне заблуждаюсь на сей счет, - что ж, значит такое объединение скоро появится. Только я как-то сомневаюсь...
      Итак, я наслаждался покоем, читал книжки, найденные в углу неработающей душевой, раздумывал над статьей - отдыхал, одним словом. Беспокоило, правда, однообразное питание, ну да от недостатков не свободно полностью ничто на белом свете. (В этом легко убедиться, если хотя бы раз внимательно посмотреть на себя в зеркало.)
      Информатор отвел мне небольшую уютную каюту, бывшую реакторную. После переоборудования корабля с ядерного на вечный двигатель местечко это пустовало. Вполне приличную раскладушку я обнаружил под бывшим реактором, приспособленным теперь под камеру для всякого хлама.
      Длинными вечерами я смотрел на звезды, размышлял о жизни и развлекался тем, что допытывался у робота, отчего он такой трусишка. Робот страшно сердился и кричал, что характер в него вложили такие люди, как я, поэтому нечего валить с больной головы на здоровую!
      Шел шестой или седьмой день путешествия. Как обычно, я лежал на раскладушке и дочитывал очередной том сочинений Панкреатидова (подбор книжек в душевой был весьма своеобразный). Василий Панкреатидов, по обыкновению, рвал страсти в клочья.
      - Ты спас меня, незнакомец! - вскричала она, прижимая руки к высокой груди под мохнатым свитером. - Как звать тебя? Ответь мне, как звать тебя, молю!.."
      - А кстати, как звать тебя? - обратился я к роботу. - Ей-богу, странно. Неделю вместе живем, а все "робот" да "робот". Невежливо как-то. Ответь, незнакомец, молю.
      Робот не отвечал. Скорее всего, он раздумывал, не кроется ли здесь подвоха.
      - Обидчивые какие роботы пошли, - заметил я как бы вскользь. - Я желаю познакомиться, все честь по чести, а он увиливает. Где же обходительность, столь свойственная лучшим представителям стального племени?.. Так как же тебя зовут, мм? Не тушуйся, будь откровенен, дружок. Доверься мне, я никому не скажу.
      Робот помалкивал.
      - Ага, понимаю, - не унимался я. - Ты стесняешься своего слишком лирического имени - тонкого и благоуханного, как ванна, опрысканная дезодорантом "Свежесть"? А, догадываюсь, тебя нарекли при рождении Гиацинтом! Гиацинтом, да? Ну, не молчи, открой тайну. Отомкни уста, дружочек...
      И робот отомкнул. Наверное, на него подействовало мое витийство, почерпнутое целиком из произведений дважды лауреата Панкреатидова. А может, повлияло мое незаурядное обаяние. Оно у меня действительно есть, только мало кто об этом догадывается.
      - Меня зовут... - донеслось из динамика.
      - Ну-ну-ну, смелее!
      - ГР74/альфа-бис № 7000302!
      На минуту в каюте воцарилось молчание. Я даже присел на раскладушке и внимательно посмотрел на динамик, пытаясь определить, шутит он или нет.
      Похоже, робот не шутил.
      - Да, брат, - потрясенно сказал я. - Громкое имя. Звучит почти как титул. ГР/альфа... как ты сказал?
      - ГР74/альфа-бис № 7000302! - отчеканил робот.
      - Напоминает "графа"... Граф-бис... нет-нет, это не то. На графа ты еще явно не тянешь. Малость трусоват... Давай-ка ты будешь просто Гришей. Согласен?
      - Согласен, - ответил Гриша.
      - Ну и прекрасно. А вот ответь, Григорий, двигатель ты запускать не пробовал?
      Григорий тут же предложил еще раз поужинать.
      - Ясно... Значит, пробовал. Интересно, куда мы все-таки летим? Нет ли тут по дороге захудалой планетки с ремонтными мастерскими? Двигатель починим, а то Петр Евсеич, чего доброго, взыщет. Да и, признаться, каша уж больно надоела... Ты местоположение наше определил?
      - А вон комета летит... - тоненьким голосом сказал Гриша. - Редкая разновидность. Гляньте, какой у нее хвост...
      - Так ты и местоположение не знаешь? Отвечай, Григорий!
      - Не знаю...
      - Ну где мы, хотя примерно? - заорал я. - Через три недели у меня отпуск кончается!
      - Я не знаю, - жалобно сказал робот. - У меня память только по маршруту заложена. Где-то здесь должна быть система Большие Глухари, вот все, что известно...
      - Не густо. Сколько же до них лететь, до Глухарей?
      - В принципе не так долго, - сообщил Гриша. - Миллиона полтора-два.
      - Лет?! - вскричал я наподобие панкреатидовской героини в мохнатом свитере.
      - Световых, - сказал робот.
      Я вытер пот со лба.
      - А как же отпуск? Отпуск мой как, спрашиваю! Двадцать четыре рабочих дня!
      - Дадим справку, - твердо ответил Гриша. - Об уважительной причине опоздания.
      - Опоздания? Это на полтора-два миллиона лет?..
      Застонав, я уткнулся в подушку. Из динамика неслась негромкая струнная музыка - Григорий пытался исправить мне настроение.
      - Да ладно, чего вы уж так убиваетесь... - после приключения со Вторчерметом он стал заметно вежливее. - Обойдется. Каши у нас много...
      Я застонал еще раз.
      - И потом, - продолжал мой верный спутник. - Вам уже спать пора. Поспали бы, а? Утро вечера мудренее...
      "А в самом деле, - подумал я. - Чего в панику ударяться? Космос не без добрых людей. Подберет кто-нибудь. Да и наверняка ищут нас уже... Прав Гриша, на свежую голову разберемся. Авось, кривая вывезет!"
      И я уснул на казенной раскладушке, понадеявшись на ту самую кривую, которая не раз уже завозила людей в самые неожиданные и неприятные места. Кривая не подкачала и на этот раз. К сожалению, понял я это слишком поздно...
      Пробудился я от радостного возгласа:
      - Готово дело! Вот они, голубчики!
      Я чуть не вывалился из раскладушки.
      - Какие голубчики, где?.. В чем дело?.. Кто кричал?
      - Это я! - раздался ликующий голос Гриши. - Справа по курсу Большие Глухари!
      Я стал быстро одеваться, бормоча:
      - Слава тебе, господи, хоть поем по-человечески...
      В рубке во весь экран красовалась неведомая планета Большие Глухари. С первого взгляда она производила вполне приличное впечатление. Горы, моря, материки - все было нормально, как у людей. Планета нежилась в лучах небольшого, но яркого солнышка и приятно переливалась всеми оттенками желтого цвета.
      - Вот видишь, - упрекнул я робота, - а ты говорил, два миллиона лет...
      - Ошибочка вышла! - легко парировал Гришка. И стал цитировать выдержку из энциклопедии. Память у него была дырявая, поэтому узнать удалось весьма немного.
      - "Б. Глухари, планета, открыта и заселена в 1990-х годах". Диаметр, скорость обращения... ну, это неинтересно... Вот: "...сплошь покрыта лесами, представляющими обильное сырье для промышленности, особенно бумажной..."
      - Лесами? - удивился я. - А почему она вся желтая?
      Гриша, как и его земной хозяин Петр Евсеич, не любил затрудняться с ответом.
      - Так это... штука-то в чем?.. Хлорофилл у них желтый? Да. У нас зеленый, а у них желтый. Обычное дело.
      - Ага. Н-ну, ладно. А дальше что?
      - Состав атмосферы. Это не важно... Количество спутников!
      - Постой! Как не важно? Тебе-то, может, и не важно, а мне все-таки хотелось бы знать. Дышать-то ей можно?
      - Можно, можно, успокойтесь... Количество спутников - не установлено. Странно... Население: 150 миллионов человек. Все! Будем спускаться?
      - Будем, - решительно сказал я. - А как без двигателя? Не врежемся?
      - Ни под каким видом! - ответил робот. - Инструкция не позволяет. В крайнем случае сгорим в плотных слоях атмосферы.
      - Ну, это, знаешь, тоже не сахар...
      - У нас есть небольшой аварийный двигатель.
      - Вечный?
      - Естественно. У нас все вечное.
      - Да я уж заметил...
      - Плюс в нашем распоряжении парашют. Не бойтесь, все будет в ажуре!
      Гриша с удивительной легкостью переходил от панического состояния к отважному и обратно. Это не могло не настораживать, но деваться было уже некуда. Большие Глухари надвигались на нас настойчиво и неотвратимо, как судьба.
      - Так садимся или нет? Время дорого!
      - А, - сказал я обреченно. - Один раз живем. Садимся!
      Я пристегнулся к креслу поплотнее и закрыл глаза.
      Глава 7
      В лапах
      Не знаю, как для кого, а для меня посадка - самое мучительное дело. У меня закладывает уши. Остальные могут болтать, читать газеты, глядеть в иллюминатор, чихать, ссориться, играть в шахматы и делать тысячу разных дел. Я в это время лежу, откинувшись в кресле, разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, и тщетно пытаюсь натянуть на лицо выражение мужественного равнодушия к опасности.
      Все говорят, что это предрассудок и при посадке уши закладывать не может. Охотно верю, что у остальных людей именно так и бывает. Может быть, у них вообще никогда не закладывает уши, даже если по ним (по ушам) хорошенько хлопнуть дверью. Я допускаю также, что им, (не ушам, а остальным людям) нет нужды натягивать на лицо выражение мужественного и презрительного равнодушия, потому что с этим выражением они лежали уже в колыбельке. Все это, повторяю, я вполне готов допустить.
      Но смеяться и подтрунивать над человеком только за то, что во время посадки он обильно потеет... Это в цивилизованном обществе просто недопустимо! И я каждый раз заявляю об этом твердо и решительно - после того, как посадка заканчивается и бортпроводницы окончательно приводят меня в чувство. Потому что для меня превыше всего справедливость, а не жалкие страдания двух-трех соседей-пассажиров, которым я, видите ли, испортил все удовольствие своими охами и стонами! Надо следить за собой, а не за чужими ушами, - такова моя платформа, и я с нее не сойду никогда.
      На удивление, посадка на планету Большие Глухари прошла довольно гладко - если не считать того, что нас основательно тряхнуло, когда раскрылся парашют. В остальном все было в порядке.
      Настораживало одно: мы очутились в полумраке, хотя садились, вроде бы, на освещенную сторону планеты.
      - Похоже, у них уже ночь, - сказал я Григорию. - Быстро как-то...
      - Скорее, сумерки, - озабоченно отозвался робот. - Скафандр будете надевать?
      - Обойдусь. Проверь-ка лучше воздух.
      - Воздух в норме. Вы бы там поосторожнее... Мало ли...
      - Тебе, Гришутка, нянькой работать, цены бы не было, - заметил я, открывая входной люк. - Заочной, разумеется. Ну, пока, не скучай тут.
      С этими словами я вышел из корабля. Вслед донеслись "Сибирские страдания" в исполнении народного хора им. братьев Заволокиных. Все-таки Гриша успел привязаться ко мне за эту неделю. Да и я, признаться, тоже.
      Как любит повторять Григорий, вышла ошибочка. Это насчет темноты. Тайна рассеялась, едва я сделал пару шагов и уткнулся носом в плотную ткань парашюта. После посадки он упал на корабль и накрыл его, словно колоколом.
      Какое-то время я блуждал среди складок, наподобие начинающего артиста, впервые попавшего за кулисы и пытающегося прорваться сквозь занавес к рампе (где, как он думает, его ждут слава, благодарные зрители и растроганные критики). Наконец я догадался опуститься на корточки и, пользуясь головой как тараном, выполз на свободу.
      Яркий дневной свет ударил по глазам, едва голова вышла наружу. Насколько хватало взгляда, расстилалась унылая степь, местами поросшая чахлыми кустиками.
      "Вечно все переврет", - беззлобно подумал я о роботе, утверждавшем, будто "Б. Глухари сплошь покрыты лесами".
      Я обошел вокруг корабля. Во все стороны простиралась та же скучная степь и только вдали, на самом горизонте виднелось какое-то темное пятнышко. Кругом не было ни души, а значит мои надежды на ремонт двигателя и нормальный обед из трех блюд откладывались на неопределенный срок.
      - Куда, интересно бы знать, подевались все эти хваленые 150 миллионов жителей! - произнес я в сердцах и с размаху уселся на глинистый плешивый бугорок, предварительно согнав с него ящерицу.
      На чужой планете можно ожидать всякого, и в принципе я был готов к неожиданностям. Но все же вздрогнул, когда из-под бугорка раздалось ворчливое:
      - Места другого не нашли? Совсем обнаглели, на головы садятся!..
      Я спрыгнул со своей кочки и сказал: "Пардон!"
      - И главное, каждый говорит "пардон", - сварливо добавили снизу. Сначала - на голову, потом - пардон!
      - Виноват, я не умышленно... Так как-то... само получилось. Приношу тысячу извинений!
      - С кем имею честь? - спросил мой невидимый собеседник.
      - Колмагоров Вениамин, - отрапортовал я. - Прибыл с Земли. Физик. В настоящий момент в отпуске. Нуждаюсь в ремонте и питании.
      - Вот и врете, - равнодушно ответил бугорок. - Во-первых, с Земли никого здесь не бывает, а во-вторых, физика отменена.
      - Как, то есть, отменена?
      - А так вот, отменена и все.
      - И Ньютон отменен? - я мало-помалу начинал закипать.
      - И Ньютон.
      - А Эйнштейн?
      - И Эйнштейн.
      Я уже кипел вовсю.
      - Извиняюсь, а химию у вас не отменили?
      - Отменили, - еще равнодушнее ответил бугорок.
      - Позвольте! Как-то странно все же...
      Под кочкой зевнули. Я понял, что разговор не доставляет удовольствия тому, под бугорком, и поспешил переменить тему беседы.
      Самым светским с древних времен считается разговор о погоде. Это справедливо. Весьма сложно вывести собеседника из себя невинными рассуждениями о переменной облачности или антициклонах, зачем-то перемещающихся к южной части страны. Гораздо проще нарваться на спор, заведя речь о хоккее, женщинах или, не дай бог, о политике. Каждый мнит себя специалистом в этих основополагающих, краеугольных областях и доказать ему что-либо невозможно - даже если вы сами хоккеист, женщина или, не дай бог, политик.
      Сердить своего подземного собеседника я не хотел. Я хотел добраться до ближайшей столовой. Поэтому я изобразил на лице светскую улыбку (вдруг смотрит!) и промолвил:
      - Сегодня довольно тепло, вы не находите?
      И тут же пожалел о сказанном. Даже под бугорком трудно не заметить, что наверху по крайней мере сорок градусов жары.
      С непередаваемым сарказмом невидимый собеседник ответил:
      - Нахожу. Что еще вы имеете сообщить?
      - Э-э-э... суховато у вас тут, - продолжал я, делая ошибку за ошибкой. - Пожалуй, небольшой дождик... э-э-э... освежил бы атмосферу. Не правда ли?
      Мое замечание вызвало бурную реакцию. Под кочкой закряхтели, заворочались, залязгали чем-то металлическим - должно быть замком. Бугорок дернулся и поднялся вверх. Из люка последовательно появились: всклокоченная каштановая шевелюра, закрывающая лоб, два маленьких хитрых глаза, длинный нос, на котором вольготно устроились сползшие очки; завершала картину остренькая бородка из числа тех, что придают лицу несколько вольнодумное и задиристое выражение. В целом физиономия незнакомца выражала живейшее любопытство, перемешанное с иронией.
      Я подумал о дымящемся бифштексе с яйцом и учтиво поклонился.
      Незнакомец, не вылезая из люка, отвесил мне насмешливый поклон и спросил:
      - Вы это всерьез насчет дождя? Или так сболтнули?
      Мне очень не нравится, когда чужие люди говорят, будто я болтун. Но я еще раз подумал о бифштексе и корректно ответил:
      - При такой жаре вполне естественно желание немного освежиться.
      Незнакомец посверлил меня своими гляделками и торжественно произнес:
      - Гарантирую вам исполнение вашего вполне естественного желания в течение... - он взглянул на часы. - В течение ближайших десяти минут. Вы постоите тут или пожелаете спуститься ко мне?..
      В его вопросе явственно ощущался подвох. Я взглянул на небо. Наползали тучи. Легкий ветер мазнул по щекам. Повеяло чем-то едким.
      Все мои друзья в один голос утверждают, что у меня острое чутье на всякого рода неприятности. Действительно, у меня есть все основания гордиться этим качеством, и я не скрываю своей гордости ни от кого. Правда, друзья обычно добавляют, что чутье неизменно приводит меня к неприятностям, которых обыкновенные люди (без чутья) успешно избегают. Но на то они и друзья, чтобы говорить гадости. Ведь хорошую полновесную гадость можно сказать только близкому человеку. Остальные просто не потерпят! Поэтому мы так любим наших друзей.
      Чутье не подвело и на сей раз. Поколебавшись, я оглянулся на корабль, молчаливо торчащий шагах в двадцати, и решительно нырнул в люк. Незнакомец любезно посторонился.
      - Только на замок не закрывайте. Душно, знаете ли...
      - Здесь кондиционер, - сказал незнакомец. - Не желаете спуститься вниз, в конуру? Ах да, вы же хотели освежиться под дождичком...
      Он прикрыл люк, оставив небольшую щель. Вскоре по крышке забарабанили первые капли. Незнакомец с откровенной усмешкой глядел на меня и помалкивал.
      "Странный тип, - подумал я. - Да не буду я сидеть в этой норе!"
      Приподняв крышку плечом, я попытался выглянуть наружу. Незнакомец тут же с силой дернул меня за куртку. Мы не удержались на узенькой лесенке и скатились вниз, в небольшую комнатку с бетонным полом. По-моему, незнакомец при падении крепко стукнулся грудью, но не обращая внимания на боль, принялся лихорадочно осматривать меня, бормоча:
      - Не задело? Не задело?..
      - Если кто меня и задел... - с возмущением начал я, но тут же скривился от сильной боли. На тыльной стороне ладони в двух местах кожа была словно прожжена насквозь, до кости. Чуть выше, на рукаве, зияла здоровенная дыра. Моя старая куртка выручила остолопа-хозяина (вот и ругай после этого синтетику).
      - Что это было? - простонал я.
      Незнакомец, не говоря ни слова, деловито достал с полки аптечку, обильно намазал обожженные места пастой из тюбика (название я не разглядел) и хорошенько обмотал руку марлей. Затем усадил меня в единственное имевшееся в комнате кресло, а сам устроился напротив.
      - Вы в самом деле с Земли? - спросил он тихо.
      - Да откуда же еще! - я еле сдерживался, чтобы не завыть от боли. Землян никогда не видели?
      - Первый раз, - все так же тихо произнес незнакомец. - Обычно вас к нам не пускают. Вы-то как сели?
      - Взял да и сел. Что тут за фокусы с дождями?
      - Кислота, - коротко ответил он. - Это бывает.
      - И часто?
      - Как когда, - ему явно не хотелось распространяться на эту тему. Расскажите лучше, зачем вас занесло сюда. А я пока приготовлю поесть. Правда, кроме дыма, у меня почти ничего нет...
      Я начал было обстоятельное повествование о путешествии на "Драндулёте-14", как вдруг неожиданная мысль заставила меня подскочить на месте.
      - Там же корабль! Бежим!
      Не помню, как мы взлетели по лесенке и выбрались наружу. Дождь прекратился. От земли удушающе пахло кислотой. Голые кустики покачивались под едким ветерком. Очевидно, местная флора сумела приспособиться к любым неприятностям.
      Тщательно выбирая сухие места, мы приблизились к месту посадки.
      Корабля не было.
      Кусок парашюта, совершенно изъеденный кислотой, - вот все, что осталось от славного "Драндулёта"...
      Я уже говорил: чем тяжелее, трагичнее ситуация, тем банальнее становятся наши вопросы и замечания.
      - А где же корабль? Корабль мой где?
      Незнакомец тронул меня за локоть.
      - Только не пугайтесь. Это случается у нас. Вашего корабля больше нет.
      - Он уничтожен кислотой? Господи, там же был Гришка...
      - Не думаю, - сказал незнакомец. - Скорее всего, кислота здесь не причем. Просто вы прилетели в плохое время...
      - Да не тяните, чего тянете? Куда делся мой корабль?
      Незнакомец твердо посмотрел мне в глаза.
      - Повторяю: вашего корабля больше нет. Его... Его сэкономили.
      - Что за бред! Идиотство какое-то - "сэкономили"... Вы-то, собственно, кто такой?
      Незнакомец смотрел на меня внимательно и печально.
      - Меня зовут Кун. Александр Кун, инженер. До последнего времени работал в Городе № 3. Сэкономлен семь дней назад.
      Глава 8
      "Все на свете семечки, друзья!"
      Я шел по улице и глазел по сторонам.
      Этим я грубо нарушал первый же пункт инструкции, полученной от Куна: "Не вступать ни с кем в разговоры и не глазеть по сторонам". Но право же, было очень интересно. Казалось, я попал на родимую матушку-Землю, только этак на столетие назад. Примерно конец 80-х, начало 90-х годов XX века так определил я для себя.
      И не скажу, чтобы мне здесь не понравилось абсолютно все.
      Напротив, весьма любопытно было, например, прокатиться на трамвае допотопном монстре, отчаянно колотящем по рельсам и на каждом углу издающем пронзительные звоночки.
      Именно из окна трамвая удалось осмотреть большую часть Города № 3 его длинные бетонированные улицы, закованные в глухие бетонные же заборы одинаковой высоты, из-за которых то там, то сям виднелись трубы. Помню, меня приятно поразило то обстоятельство, что из труб не валил дым. Поначалу я решил, что на Больших Глухарях нерабочий день, и предприятия отдыхают. Но в одном месте трамвай въехал на горку, удалось заглянуть за забор, и я убедился: работа в разгаре. На фабричном дворе суетились электропогрузчики, растаскивая по складам мощные рулоны бумаги из железнодорожного вагона, стоявшего на путях.
      В окнах кое-где уже загорался свет. На улицах стало больше людей. Приближался вечер. Первый мой вечер на чужой планете.
      - Остановка "Площадь", - объявил вагоновожатый. - Следующая "Главное хранилище".
      Я сошел с трамвая и не спеша направился к площади. Кун подробно нарисовал на бумажке план этого района, и я мог свободно ориентироваться. Человек, на встречу с которым я шел, возвращался с работы в половине седьмого. Следовательно, в запасе было еще полчасика.
      Обстановка заметно изменилась. Глухие бетонные заборы уступили место сверкающим витринам. За стеклом было все и вся: щегольские костюмы сменялись изящными дамскими туфельками; медленно вращались на подставках строгие лимузины; величественно возлежали осетры; поросенок с петрушкой во рту приветливо улыбался, словно радуясь своему неизбежному предстоящему съедению...
      Прохожие равнодушно скользили мимо, - как видно, давно пресытившиеся буйством рекламных красок. Я пересчитал в кармане мелочь, выданную Куном на проезд, вздохнул и решил отложить приобретение сувениров на потом.
      - Семечки, - прошептал мне на ухо вкрадчивый голос. - Семечек не желаете?..
      Не отрывая взгляда от витрины, где были выставлены значки, вымпелы и прочая мелочевка, я рассеянно спросил:
      - А почем стакан?
      И тем самым злостно нарушил все тот же первый пункт куновской инструкции! Возмездие последовало немедленно.
      Меня крепко взяли за руку повыше локтя и я услышал:
      - Пройдемте со мной. Молчать, не вырываться - стреляю без предупреждения...
      Голос был все такой же тихий и вкрадчивый, но от этого становилось еще страшнее.
      Далее я действовал без раздумий. Должно быть, давно-давно, десяток поколений назад, в нашем роду существовал какой-нибудь жулик. Не знаю, был ли он домушником, карманником или просто тихим провинциальным конокрадом семейные предания на сей счет хранят гробовое молчание. Но свое сверхъестественное умение выворачиваться из цепких лап полиции мой далекий жуликоватый предок сумел передать по цепочке поколений. В критический момент гены сработали незамедлительно.
      Я резко присел, крутанулся, вырвал руку из мощных пальцев продавца семечек и бросился наутек. Над площадью катилась оглушительная трель свистка. Любопытно, что ни один прохожий не обернулся. Все продолжали мирно двигаться вдоль сверкающих витрин по своим житейским делам, и по-моему, даже прибавили шагу. Кое-кто на ходу уткнулся в газету. Один гражданин с треском раскрыл зонтик и совершенно укрылся за ним, хотя дождем и не пахло.
      Все это я подмечал автоматически, на бегу, лавируя в потоке людей, как слаломист. "Спасение в большом магазине! Затеряться среди покупателей!" - скомандовал из глубины генов далекий прапрадед-жулик, и, повинуясь зову предков, я кинулся к дверям громадного ярко освещенного магазина. Под удивленными взглядами прохожих я отчаянно тряс и толкал зеркальные двойные двери.
      - Вот он! - раздался совсем рядом голос продавца семечек - конечно же, сыщика.
      И тут только сумел я разглядеть, что за витринами ничего нет. Не толпились покупатели у заваленных снедью прилавков, не совали разгоряченному продавцу мятые чеки, не трещали кассовые аппараты, управляемые задерганными кассиршами. Не было ничего за сверкающими витринами, за изящными манекенами в щегольских костюмах и величественными осетрами - только стены, искусно драпированные яркими тканями. Ни кассирш, ни покупателей, ни снеди.
      Я отчаянно оглянулся, оттолкнул протянутые руки подбежавшего сыщика в длиннополом пальто и опрометью метнулся в сторону.
      Меня спас зонтик. Да, теперь я отчетливо понимаю, что это именно так. Если бы смиренный благонамеренный гражданин не укрылся от грубой действительности при помощи своего добротного зонтика, мне не сдобровать. В зонтике вся штука! Таким образом, мы вправе сделать вывод о том, что смиренные благонамеренные граждане тоже кое на что годятся и могут порой творить добро - само собой разумеется, непреднамеренно.
      Когда я, весь во власти генов, шарахнулся в сторону от полицейских лап, то в спешке налетел на гражданина с зонтиком и зацепился воротом за одну из спиц, выступавших за край полотна. Попавшись таким манером, как рыба на крючок, я решил не останавливаться для беседы, ибо крайне спешил. Со своей стороны, почтенный гражданин не пожелал расстаться с личной собственностью. Не знаю, какие у него были на то причины. Возможно, он считал наше знакомство слишком беглым, шапочным и не дающим оснований для увода зонтиков. Кроме того, нас не успели представить друг другу. Как бы то ни было, смиренный гражданин проявил несвойственную его летам прыть и столь удачно дернул за ручку, что не только освободил меня для дальнейшего следования, но эффектно залепил шишечкой зонтика прямо в глаз сыщику. Коварный продавец семечек сразу выбыл из строя, чем я и воспользовался, нырнув в ближайшую подворотню.
      Пронесшись через двор и карабкаясь на ближайший забор, я успел услышать:
      - Это пособник! Держите его!
      Видимо, поверженный сыщик сумел вернуться в строй и продолжить героическую деятельность по розыску и поимке легковерных любителей жареных семечек.
      Меня это уже не волновало. Десять минут спустя я сидел за гаражами в углу самого глухого двора, какой только мог отыскать, и пытался отдышаться.
      Ситуация складывалась нехорошая.
      Прежде всего, я начисто опоздал на встречу с человеком, к которому шел. Можно было разыскать его квартиру (на всякий случай Кун отметил на плане улицу и дом), но это означало нарушить второй пункт инструкции: "Приблизиться в густой толпе, не привлекать ничьего внимания, не ходить на дом!"
      Поразмыслив, я решил махнуть рукой и на второй пункт. По всей вероятности, жуликоватый прапрадедушка был бесшабашным малым и любил играть ва-банк.
      "Интересно, чем он кончил? Если, конечно, существовал?" - подумал я, тщательно отряхнулся, пригладил волосы и отправился на розыски нужного адреса. В конце концов прогресс человечества на девяносто процентов есть не что иное как нарушение всяческих инструкций.
      Дом удалось отыскать довольно быстро. Улицы в жилой части Города № 3 пересекались строго под прямым углом. На каждом перекрестке торчал постовой, туго затянутый в такой авантажный мундир, что проходя мимо каждый раз мне мучительно хотелось отдать честь.
      Искомого человека звали Брамс. Когда громкие фамилии принадлежат обыкновенным маленьким людям, это всегда вызывает неуместные ассоциации. На ходу я прикидывал в уме, как соседки того, великого Брамса, называли его супругу: Брамсиха? (Из чего следует, что я к этому времени полностью оправился от пережитого потрясения и был готов к новым приключениям.)
      И они не замедлили произойти.
      Старушка, дремавшая на лавочке у дома, на мой вопрос, в какой квартире живет Брамс, отреагировала очень своеобразно. Она повела себя так, будто я не приблизился мирным шагом по тротуару, а выскочил из кустов с кинжалом в зубах, держа наготове два заряженных револьвера.
      Я никогда не подозревал, что старушки умеют так быстро бегать. Если бы я мог передвигаться с такой скоростью, мне были бы не страшны все сыщики мира, вместе взятые. Смеяться над старостью некрасиво, поэтому подчеркну, что вслед старушке, убегавшей в подъезд, я посмотрел с большим уважением.