Глава 1

Однажды некий литератор, у которого будет гораздо больше свободного времени, чем у меня, напишет бесценную монографию о дверях. Он укажет, что двери служат для входа и выхода, и сделает псевдофилософский вывод о жизни и смерти. Он будет говорить о дверях, которые американские дипломаты всегда хотят держать открытыми, за исключением тех случаев, когда они сами находятся в доме. Он может отвлечься и немного порассуждать о том, что думают о дверях волки. Почти неизбежно он упомянет некоторые знаменитые двери, такие, как двери собора в Пуалисси-сюр-Луар, на которых Вольтер нацарапал грубую эпиграмму, адресованную папе римскому; как Золотые Врата храма Пашка в Аллахабаде, на которых выгравированы семьсот семьдесят семь священных коров; как двери гостевого дома Цезаря Борджиа, которые всаживали стилеты в спины всех входящих, и так далее. Быть может, он все выдумает, как это сделал и я, но никто ни о чем не догадается.

Трудно, однако, вообразить, что дверь лондонского Барньярд-клуба займет место в таком каталоге, поскольку она была сделана сплошь из щелей и ничем не была знаменита. И все же, когда однажды поздно ночью эта дверь отворилась, чтобы выпустить Саймона Темплера на Бонд-стрит, она на мгновение превратилась во Врата Приключений.

Саймон Темплер стоял на тротуаре с сигаретой в зубах. Прохладный ветерок овевал его разгоряченный лоб и освежал легкие. Но, казалось, ему и не нужно было освежаться – он выглядел бодрым, как будто появился не из душного ночного клуба, а с пикника на природе. Его синие глаза смотрели так же внимательно, как и в любое другое время. На его губах играла полуулыбка, как если бы это было утро и его ожидал заполненный делами день. Но в действительности никаких дел у него не было. Саймон Темплер всегда готов был начать свой день в любое время, если он обещал приключения.

Рядом с ним стоял Попрыгунчик Униац, очень нарядный, в смокинге и манишке с бриллиантовой заколкой. Он судорожно зевал, поскольку душа его была гораздо менее романтичной.

– Послушайте, босс, – ворчливо сказал он, – и эта здесь называется веселый вечерок?

– Ну да, – ответил Святой.

Натура Попрыгунчика не обладала тем эстетическим благородством, которое позволяет англичанам с радостью терпеть своих законодателей. Он с отвращением сплюнул на дорогу.

– Боже, – сказал он, изобразив мрачное изумление, – это же бесчеловечно! В этом последнем кабаке у нас отобрали стаканы, потому что уже половина первого. Мы заплатили по два доллара с носа, только чтобы войти туда, да еще по пятерке за стакан лимонада с чайной ложкой джина. А что получили? Паршивый оркестр из трех человек и никакого шоу. И все сидят и терпят! А если бы в самой мерзкой забегаловке Нью-Йорка кого-нибудь попытались так надуть – даже при сухом законе, – ее разнесли бы в один момент. – Попрыгунчик вздохнул и сделал единственный очевидный вывод, не зная, что философы уже давно до этого дошли: – Может, эти англичане вовсе и не люди?

– Ты забываешь, Попрыгунчик, что это свободная страна, – негромко проговорил Святой.

Он закурил и выпустил кольцо дыма. Из наползавшей с запада тучи закапали редкие капли, и Саймон оглядел улицу в поисках такси. Как бы в ответ на его мысли из-за угла вывернула машина и поехала по направлению к ним. Когда она подъехала ближе, он с сожалением увидел, что такси занято. Это было достойное завершение скучного и неудачного вечера.

– Пойдем-ка лучше пешком, – сказал он.

Они повернули к Пиккадилли и только двинулись, как услышали, что мотор машины замолк. Оглянувшись, они увидели, что машина стоит у клуба. Святой ухватил Попрыгунчика за руку:

– Постой-ка, удача пока с нами! В конце концов, мы не промокнем.

Они направились к машине, из которой только что вышел пассажир. Это была молодая девушка, которая копалась в сумочке.

– Боюсь, что более мелких денег у меня нет, – послышался ее низкий приятный голое.

Водитель крякнул и вылез из машины. Стоя на обочине, он расстегнул пальто, пиджак, свитер и даже рубашку, шаря по всем потаенным кармашкам, где лондонские таксисты прячут мелочь. После долгих поисков он извлек горсть монет и поднес руку к свету.

– Извините, мисс, но сдачи у меня нет, – флегматично сказал он и стал застегиваться.

– Я разменяю деньги в клубе, – ответила девушка.

Но у Саймона Темплера возникли другие идеи на этот счет. Пока водитель искал сдачу, эти идеи созрели окончательно, а Святой всегда полагался на случай. Ему понравились голос девушки и ее фигурка, да и одета она была со вкусом, так что для начала этого было достаточно.

– Простите, – сказал он, – может, я чем-либо могу помочь?

Девушка, вздрогнув, подняла голову, и Святой ясно разглядел ее лицо. Оно было овальным и миниатюрным, с задорно вздернутым носиком и готовыми расплыться в улыбке губами. Ее прямые темно-каштановые волосы красиво обрамляли лицо. Карие глаза глядели недоверчиво, и в темноте ему показалось, что в них промелькнул страх.

– Мы пытаемся разменять фунтовую бумажку.

Святой взял банкнот из руки девушки и взамен вложил в ее ладонь серебряные монеты. Девушка расплатилась с водителем, и тот запрятал монеты в потайные карманы. Девушка уже собралась поблагодарить Саймона я уйти, по Святой осуществил еще далеко не все свои идеи.

– Вы действительно решили пойти туда? – Святой пренебрежительно махнул в сторону Барньярд-клуба. – Нам с Попрыгунчиком там не понравилось. Да и подушки у вас с собой нет.

– А зачем мне подушка?

– Для удобства. Все остальные там просто спят, – пояснил Святой, – но дирекция подушек не предоставляет. Она только спрос на них создает.

Карие глаза оглядели Святого с оттенком подозрительности, в которой совершенно не было нужды. И опять ему показалось, что во взгляде девушки мелькнул страх.

– Спасибо, что помогли мне. Спокойной ночи, – ответила она и скрылась за дверью, оставив Святого с озадаченной улыбкой глядеть ей вслед.

Саймон сдвинул шляпу на затылок и решительно повернулся к такси, но в этот момент на его плечо легла чья-то рука.

– Вы знаете эту девушку? – спросил сонный голос.

– Конечно нет, Клод, – с сожалением ответил Святой. – Хотел вот познакомиться, да, видно, не понравился ей. Такие странные вещи в жизни иногда случаются.

Старший инспектор Клод Юстас Тил смотрел на него полузакрытыми глазами, сонное выражение которых было не более чем притворством. Он снял руку с плеча Святого и взял у него банкнот. При этом Святой чуть нахмурился.

– Не возражаете, если я взгляну на эти деньги? – спросил Тил.

Это был не вопрос, а скорее требование. Саймона на мгновение охватило какое-то странное, сверхъестественное предчувствие, которое тут же пропало. Он разглядел фигуру и второго полицейского, который стоял в нескольких шагах и, казалось, ждал окончания разговора. Святой посмотрел в другую сторону и увидел еще двух полицейских, которые неслышно беседовали в тени магазинной арки. Казалось, что на безлюдной улице внезапно и бесшумно появилось множество людей.

В мозгу Святого застучали крошечные молоточки. Он глубоко затянулся и выпустил кольцо дыма. В конце концов, вечер не обманул его ожиданий – он просто дразнил его. Что в итоге из всего этого получится, Святой пока еще не знал, но он точно знал, что замеченные им люди, да еще вместе со старшим инспектором Тилом, неспроста материализовались, как джинны, на Бонд-стрит в два часа ночи. Они наверняка появились здесь не для того, чтобы убедиться, что ночная жизнь Лондона действительно так скучна, как ее представляют. Когда бы и где бы ни собиралась такая представительная компания официальных лиц, Саймон Темплер всегда проявлял интерес к ней.

– Так что с этой бумажкой? – задумчиво осведомился Святой.

Тил, закончивший осмотр банкнота в неверном свете фар одного из такси, медленно сложил его и убрал в свой бумажник.

– Не возражаете, если я позабочусь о нем вместо вас? – так же полуутвердительно спросил он.

– Пожалуйста, – сделал широкий жест Святой. – Вы что, коллекцию начинаете собирать? Если хотите, у меня есть еще такие же.

Инспектор застегнул пальто и бросил взгляд в сторону двух полицейских, беседовавших в магазинной арке. Те, не прерывая беседы, вышли на тротуар и направились к ним.

– Удивляюсь я вам, Святой, – сказал Тил с намеком на мрачный юмор. – Ведь вас здорово надули – это в вашем-то возрасте! Вы что, никогда поддельных банкнот не видали?

– Мне они больше нравятся, – медленно ответил Святой. – Вы же меня знаете, Клод: я никогда не любил вещей массового производства. Я всегда верил в поощрение частного предпринимательства...

– Хорошо, что я видел, как вы его поощряете, – сказал инспектор, – иначе, с вашей-то репутацией, вам бы очень не повезло, если бы вы попались при попытке расплатиться фальшивыми деньгами. – Морщины запоздалого сожаления появились на его лбу. – Да-а, не надо было спешить отбирать у вас этот банкнот, – искренне добавил он.

Святой улыбнулся одними губами.

– У вас, старина, ко мне весьма дружеские чувства, – любезно сказал он. – Так почему вы мне не отдаете банкнот обратно? Еще не поздно, да и под рукой у вас целая куча ваших старых школьных приятелей.

– Сейчас у меня другие заботы. – Тил расправил плечи, а на его лице появилось выражение, по которому многое можно было прочитать. – Если мне понадобится задать вам некоторые вопросы, я знаю, где вас найти. – Он резко повернулся и направился к дверям клуба.

Сразу за ним пошел и стоявший неподалеку полицейский, а следом – и другие двое. В их действиях не было ничего странного или сенсационного, но они отличались механической точностью маневра отделения хорошо подготовленных солдат. Две-три секунды трое детективов, возникших из ниоткуда, выждали у двери, а потом без суеты просочились сквозь нее. Дверь опять закрылась, и на исхлестанной тенями улице наступила тишина, в которой можно было слышать даже шум падающих капель дождя.

Не отрывая глаз от ничем не примечательной двери, Саймон докурил сигарету и растоптал окурок каблуком. Вечер свою задачу выполнил: он предоставил Саймону необходимую пищу для размышлений. Сунув руку в карман, Святой вспомнил, что отдал двадцать шиллингов чистого серебра в обмен на конфискованный у него фальшивый банкнот Английского банка; еще он вспомнил очаровательное лицо девушки и тень страха в ее карих глазах. Но в тот момент он еще не представлял, что делать.

И тут позади него раздался ужасный шум. Этот шум напоминал страшную, непреодолимую икоту, которая перешла в непрерывное стонущее дребезжание, где первую скрипку играл скрежет дверного металла.

Саймон Темплер обернулся. Он давно уже считал себя сумасшедшим, и после стольких лет уже вряд ли стоило стремиться к здравому рассудку. Он взглянул на успевшего застегнуть все пуговицы водителя, который стоически устраивался на своем месте.

– Это, случайно, не ваше такси, братец? – спросил Святой.

– Мое, командир, – ответил водитель. – А что, думаете купить?

– Именно это я и хочу сделать, – был ответ.

Глава 2

Таксист совсем по-рыбьи разинул рот – ведь и более умные люди становятся в тупик, когда их тонкие шутки воспринимаются буквально.

– Чего-о? – слабым голосом спросил он, выразив одним весьма кратким словом самую суть вселенского сомнения, к познанию которой веками стремились философы.

– Я хочу купить вашу машину, – сказал Святой. – Собираю экспонаты для музея. Называйте цену.

– Пятьсот фунтов, командир, и машина ваша, – заявил гордый владелец, отчаянно надеясь на продолжение шутки.

Саймон вынул бумажник и извлек оттуда пять хрустящих банкнот. С остекленевшим взглядом водитель выбрался из кабины и, чтобы не упасть, оперся на ржавое крыло.

– А вы мне мозги не пудрите? – спросил он.

Саймон сложил деньги и сунул ему в руку.

– Сходите завтра утром в банк и убедитесь насчет своих мозгов, – посоветовал он и, помолчав, достал еще одну бумажку. – А пиджак и фуражку за пятерку не продадите?

– Провалиться мне на этом месте, командир! – отозвался таксист, с неожиданным проворством расстегивая пуговицы. – Да за половину этой суммы продам – вместе с рубашкой и брюками!

Некоторое время Святой наблюдал, как понесший "тяжелую утрату" таксист радостно улепетывает в темноту, но тут ничего не понимавший Попрыгунчик Униац вопросил:

– Это что еще за шуточки, босс?

– Подрастешь – узнаешь, Попрыгунчик, – ласково ответил Саймон, очнувшись от размышлений.

Он уже натягивал грубую шоферскую куртку и обматывал шею неприметным шарфом со сноровкой иллюзиониста. На пустой улице его никто не видел. Сняв шляпу, он сунул ее в руки Попрыгунчика, а сам нахлобучил фуражку. В свете фонаря под фуражкой на мгновение мелькнула белозубая улыбка, которая означала, что невозможного на свете не бывает.

– Ты в этой шутке не участвуешь, – сказал Святой. – У меня есть для тебя другое дело. Запомни адрес: Челси, Аббот-Ярд, номер двадцать шесть. Возьми такси – только не это. Отправляйся прямо туда и устраивайся как дома. В шкафу есть бутылка виски, а вот и ключ. Мы устроим вечеринку.

– Ладно, босс, – мрачно ответил Униац.

Он взял ключ, сунул его в карман и, не сказав больше ни слова, размеренно затопал но направлению к Пиккадилли. Нельзя сказать, что он ухватил суть происходящего, но некоторые знакомые глаголы и существительные, сложившись в его голове, указали ему определенный курс, которому он и следовал. Его мозг, представлявший собой крошечный клубок нервных окончаний, привык управлять такими простейшими действиями, как сон, еда и стрельба, но для дедуктивных рассуждений приспособлен не был. Однако он обладал способностью выбирать путь наименьшего сопротивления: если Святой приказал ему отправиться в. Челси и найти бутылку виски, то это его дело.

В отличие от жены Лота Попрыгунчик, идя по дороге, не оглядывался и поэтому не видел, как Святой влез в кабину такси и повел сей музейный экспонат вверх по улице. Не видел он и всего остального, что произошло в этом районе некоторое время спустя.

Старший инспектор Тил вышел из Барньярд-клуба и огляделся.

– Вы и Гендерсон можете, идти домой, – обратился он к одному из бывших с ним полицейских. – Сегодня вы мне больше не понадобитесь.

Он поднял руку и остановил едва тащившееся по улице древнее такси. Повернувшись к двоим задержанным в клубе, он коротко приказал:

– Садитесь!

Тил с бдительным спокойствием наблюдал за задержанным. Рейд оказался далеко не таким успешным, как он рассчитывал, и он пока еще не знал, что даст допрос этих двоих. Подождав, пока в машину заберется еще один детектив, Тил сел сам и приказал водителю ехать в полицейский участок на улице Кэннон-роу.

Тарахтя разболтанной коробкой передач, такси тронулось с места, а Тил достал большие серебряные карманные часы и прикинул, сколько ему удастся поспать. Второй детектив внимательно изучал свои пальцы и грыз заусеницы. Хранили молчание и оба задержанных: девушка, которой Святой разменял фальшивый фунт, и темноволосый, крикливо одетый человек, на чьей рубашке безвкусно красовался большой квадратный изумруд. Инспектор Тил даже не смотрел на них. Его руки были аккуратно сложены на коленях, а полное лицо выражало непроницаемое спокойствие. Дело может быть раскрыто или сегодня, или через год – значения не имело. Безжалостная рутина, которой он служил, никогда не обращала внимания на время. В его работе было очень немного блестящих сенсаций и горячих погонь, столь любимых авторами детективных романов. А работа его заключалась в следующем: ухватиться за ниточку и разматывать ее, пока она не кончится; браться за другую, пока в один прекрасный день не будет сплетена сеть и в нее совершенно прозаически не попадется нужный человек. Если, конечно, это не Святой... От этой непрошено пришедшей в голову мысли инспектор слегка нахмурился. В этот момент такси, уже несколько минут тащившееся на последнем дыхании, окончательно остановилось, оглушительно чихнув напоследок.

Тил раздраженно обернулся: водитель вышел из машины и открыл капот. Они стояли на узкой улочке, которую инспектор не узнал, поскольку не следил за дорогой. Он высунулся из окна:

– Что случилось?

– Не знаю пока, – проворчал водитель, копаясь во внутренностях допотопного двигателя.

Спустя несколько минут Тил заерзал и обратился к своему подчиненному:

– Попробуйте-ка сориентироваться, где мы находимся, Дарэм. Не можем же мы сидеть здесь всю ночь.

Детектив открыл дверцу и вышел. В своем естественном виде улочка оказалась еще более неприглядной, чем из окна машины. В одном, по крайней мере, можно было не сомневаться – здесь в поисках пассажиров не поедет никакое другое такси.

Дарэм подошел к водителю, который, казалось, и не собирался вылезать из-под капота, как индийский факир, испытывающий новейший способ умерщвления плоти, и спросил:

– Где ближайшая стоянка такси?

– Ближайшая – у вокзала Виктория, это минут десять ходу, – ответил водитель. – Погодите чуть-чуть, командир, может, сейчас поедем.

Он обошел машину и крутанул заводную ручку. Такси действительно поехало, да так, как сержант Дарэм и не ожидал.

Позднее, представ перед кипящим от ярости старшим инспектором Тилом, он не смог дать удовлетворительного объяснения случившемуся с ним. Сержант Дарэм видел, что водитель выпрямился и пошел к своему месту; но он не заметил, что водитель очутился за рулем машины гораздо быстрее, чем любой другой лондонский таксист на его памяти. В любом случае сержант Дарэм не ожидал, что его просто бросят посреди дороги.

Но именно это и произошло. Только наш непоколебимо уверенный в неизменном порядке вещей детектив собрался взяться за ручку двери, как она исчезла прямо из-под его пальцев, и сержант с разинутым ртом остался глядеть на удаляющуюся машину. Он успел зафиксировать только один факт: задние фонари такси не горели, и поэтому он не смог разглядеть и запомнить номер – что, впрочем, как позднее указал ему инспектор Тил, не имело никакого значения.

Однако старший инспектор Тил по ходу нашего повествования еще не добрался до этого комментария. От рывка резко тронувшегося с места такси он полетел на задержанных и смог высвободиться только через некоторое время. Он забарабанил в перегородку, но ответа не добился. Инспектору, наконец, удалось открыть окошко к водителю и, перекрывая шум двигателя, проорать:

– Идиот! Вы же оставили на дороге еще одного человека!

– Чего? – отозвался водитель, не поворачивая головы и не снижая скорости.

– Вы сзади оставили еще одного человека, идиот вы проклятый! – яростно завопил инспектор.

– Сзади чего? – проорал водитель, делая резкий поворот на двух колесах.

Тил выбрался из угла, куда его отбросило, и просунул лицо в окошко.

– Остановите машину! – во всю мочь крикнул он.

Водитель потряс головой и заложил еще один вираж.

– Громче говорите, командир! Я на ухо туговат.

Тил отчаянно вцепился в ремни, а лицо его стало ярко-пунцовым. Просунув в окошко руку, он схватил водителя за шиворот и сильно тряхнул.

– Остановитесь, я сказал! – Это инспектор прокричал прямо в ухо водителю. – Остановитесь, или я вам шею сверну!

– Чего это вы там насчет моей шеи? – сердито спросил водитель.

Инспектору страстно захотелось высказать ему все, помянув и анатомию, и предков водителя, но в этот момент он почувствовал за спиной какое-то движение и резко обернулся. Задержанный мужчина увидел посланную Богом возможность, и Тил едва успел уклониться от сильнейшего удара по голове.

Последовавшая борьба была короткой и неравной: чрезвычайно рассерженный инспектор, имевший богатый опыт обращения с преступниками, в шесть секунд приковал задержанного наручниками к стойке двери, а в качестве дополнительной меры предосторожности заодно приковал и девушку таким же образом. А поскольку за эти шесть секунд гнев его отнюдь не иссяк, он снова обратил его против водителя.

Но такси уже замедляло ход. Набрав в грудь воздуха, Тил на мгновение приостановился, с наслаждением подбирая слова, которые должны были стереть таксиста с лица земли. Но тут машина остановилась, и эти слова застряли у инспектора в горле. Потому что водитель склонился над рулем и уронил голову на руки. Плечи его затряслись. Тил ушам своим не поверил – это было похоже на рыдания.

– Эй! – неуверенно окликнул инспектор.

Водитель не шевелился. Тут Тил начал ощущать беспокойство. Он вспоминал все слова, которые произнес в момент отчаяния. Может, он был неоправданно резок? Может, водитель действительно недослышал? А может, он имел какой-то комплекс насчет своей шеи? Но ведь Тил не хотел ему зла!

– Эй! – громче позвал он. – Что с вами?

Ответом ему было очередное всхлипывание. Тил оттянул пальцем воротник. Подобные случаи не были предусмотрены в курсе первой помощи. Что же делать? Он вдруг припомнил, что где-то читал: женщин выводить из истерики лучше всего твердостью.

– Эй! – неожиданно заорал Тил. – Ну-ка сядьте прямо!

Водитель прямо не сел.

Инспектор смущенно откашлялся и взглянул на задержанных: те опасности не представляли. Но вот водителю, кажется, было худо, а Тил все-таки хотел добраться до Кэннон-роу и завершить свой ночной труд.

Поэтому он открыл дверь и выбрался на асфальт.

И именно в тот момент, когда тяжелые ботинки старшего инспектора Тила коснулись асфальта, произошло второе знаменательное для той поездки событие. Оно несколько несправедливо помешало Тилу продолжить его беседу с сержантом Дарэмом. Ибо, как только инспектор вылез из машины, водитель действительно сел прямо, выполнив последнюю команду с таким же запозданием, как и предыдущие. Более того: он снял ногу со сцепления и одновременно нажал на газ – и такси с грохотом умчалось, а инспектор Тил остался стоять на дороге с дурацки разинутым ртом.

Глава 3

Перед тем как остановиться еще раз, Саймон Темплер доехал до Лоуэр-Слоун-стрит. Он вышел из машины и открыл дверь салона. Крикливо одетый темноволосый человек сердито, но с опаской поглядел на него. Саймон решил, что для этой половины его груза больше никаких романтических перспектив не существует.

– Думаю, братец, дальше нам с тобой не по пути.

Он выбрал из связки ключ, отомкнул один браслет наручников и выволок пассажира из машины. Тот попытался броситься на него, но Саймон спокойно подставил ему ножку и, когда мужчина растянулся на тротуаре, пристегнул его руку к металлической стопке ограждения. Вернувшись к машине, он улыбнулся девушке:

– Я думаю, вам будет гораздо удобнее без этих украшений, – он тем же ключом разомкнул ее наручники и пристегнул к ограждению вторую руку бывшего своего пассажира.

– Боюсь, Теобальд, тебе придется послужить утешительным призом для полиции, – заметил он и, наклонившись, снял изумрудную заколку с манишки отчаянно сыплющего проклятиями человека. – Не возражаешь, если я позаимствую у тебя эту безделушку? У меня есть друг, который обожает такие штучки.

Последнюю остановку Святой сделал на Слоун-сквер, где починил задние фонари, из которых раньше предусмотрительно вынул лампочки. Наконец, они доехали до улицы Аббот-Ярд. По лицу Святого катились слезы, а плечи время от времени сотрясались от судорожных всхлипываний, которые так неправильно были истолкованы старшим инспектором Тилом. Каждый человек имеет право наслаждаться бессмертными воспоминаниями, а Святой любил наслаждаться ими по мере того, как они приходили к нему.

Через десять минут Саймон остановил машину у дома 26 по улице Аббот-Ярд. Любой другой на его месте угнал бы машину миль за двадцать от Лондона и спрятал ее в поле, желая замести следы, но вдохновение Саймона позволило ему принять простое и гениальное решение. Он рассудил, что, если полицейские обнаружат брошенное такси на улице Аббот-Ярд, им и в голову не придет искать его именно здесь. Святой с улыбкой вышел из машины и открыл дверцу.

– Выходите, моя прекрасная леди.

Девушка, неуверенно поглядывая на него, вышла, и Саймон указал на дверь дома.

– Вот здесь я и живу. Иногда, – объяснил он. – Не надо удивляться. Даже таксисты могут быть художниками. Я, например, рисую пышнотелых обнаженных женщин машинным маслом на старых блоках цилиндров: говорят, сейчас это ужасно модно.

Улица Аббот-Ярд в Челси была одной из многочисленных улочек, отходивших от Кингс-роуд. Сказать, что менее двадцати лет назад здесь были трущобы, значит использовать буржуазный принцип suppressio veri (сокрытие истины), ибо и сейчас это были трущобы. Саймон, по крайней мере, считал, что так называемые художники и фальшивая богема, которые населяли улицу сейчас, значительно снизили ее респектабельность по сравнению с прошлыми временами. Но студня, которую он снимал в доме 26, частенько служила ему убежищем, а в его беспокойной жизни было полезно иметь жилье в таком районе, где эксцентричные приезды и отъезды в любое время дня и ночи привлекают гораздо меньше внимания, чем в районе Саут-Кенсингтон.

Взяв девушку за руку, он провел ее по узкой темной лестнице. Саймон чувствовал, что она дрожит, и не удивлялся этому. Подходя к студии, они услышали громкий голос, распевавший не слишком мелодичную песню, и Святой усмехнулся. Он отпер дверь, пропустил вперед девушку, вышел сам и с упреком взглянул на мистера Униаца.