ПРУС. Вам, наверно, известны подробности. Что вы знаете об этой... потаскушке?
      ЭМИЛИЯ. (вскочив). Что такое?
      ПРУС. (встает). Но, сударыня...
      ЭМИЛИЯ. Как вы смеете, как вы смеете говорить танкие вещи!
      ПРУС. Да вам-то что? Какое вам дело до этой сомнинтельной особы... жившей сто лет тому назад?
      ЭМИЛИЯ. Да. Никакого. (Садится.) Значит, она была потаскушкой?
      ПРУС. Видите ли, я читал ее письма. Чрезвычайно чувственная особа.
      ЭМИЛИЯ. О, вам не следовало их читать.
      ПРУС. Там упоминаются такие... интимные подробнности. Я не мальчик, мадемуазель, но признаюсь, что у самой искушенной распутницы нет такого опыта... в ненкоторых делах, как у этой светской девицы.
      ЭМИЛИЯ. Вы хотели сказать -- девки?
      ПРУС. Это было бы слишком мягко, мадемуазель.
      ЭМИЛИЯ. Знаете что? Дайте мне ее письма.
      ПРУС. Может быть, вас интересуют именно эти... иннтимные подробности?
      ЭМИЛИЯ. Возможно.
      Пауза.
      ПРУС. Знаете, что я хотел бы знать?
      ЭМИЛИЯ. Ну?
      ПРУС. Какова вы в любви.
      ЭМИЛИЯ. Ага, теперь уже вы думаете об... интимных подробностях!
      ПРУС. Возможно.
      ЭМИЛИЯ. Может быть, я напоминаю вам эту Эллен?
      ПРУС. Боже упаси!
      Пауза.
      ЭМИЛИЯ. Да, она была авантюристка, распутница. Может, добавите еще что-нибудь похуже?
      ПРУС. Как ее звали на самом деле?
      ЭМИЛИЯ. Эллен Мак-Грегор. Ведь письма ее поднписаны.
      ПРУС. Pardon, там стоят инициалы Э. М. и только.
      ЭМИЛИЯ. Ясно, что они означают Эллен Мак-Грегор.
      ПРУС. Ясно, что они могут означать что угодно. Например, Эмилия Марти. Евгения Монтес и тысячу других имен.
      ЭМИЛИЯ. А они означают Эллен Мак-Грегор, шотландку по национальности.
      ПРУС. Или, вернее... Элину Макропулос, гречанку с Крита.
      ЭМИЛИЯ. Проклятье!
      ПРУС. Значит, правильно?
      ЭМИЛИЯ. (гневно). Отстаньте. (Пауза. Поднимает голову.) Черт возьми, откуда вы знаете?
      ПРУС. Да очень просто. В завещании идет речь о каком-то Фердинанде, родившемся двадцатого ноября тысяча восемьсот шестнадцатого года в Лоукове. Завещание мы прочли вчера вечером, а сегодня, в три часа утра, лоуковский священник, с фонарем в руке, в ночной рубашке, бедняга, ввел меня в хранилище метрических книг. Там я нашел то, что искал.
      ЭМИЛИЯ. Что же именно?
      ПРУС. Метрическую запись. Вот какую. (Вынимает блокнот и читает.) Имя и фамилия новорожденного -- Фердинанд Макропулос. Дата рождения -- двадцатое ноября тысяча восемьсот шестнадцатого года. Происхождение -- внебрачный. Отец -- прочеркнуто. Мать -- Элина Макропулос, гречанка с Крита. Вот и все.
      ЭМИЛИЯ. Больше вы ничего не знаете?
      ПРУС. Ничего. Но и этого достаточно.
      ЭМИЛИЯ. Бедняжка Грегор! Теперь Лоуков останнется у вас, а?
      ПРУС. По крайней мере, до тех пор, пока не объянвится какой-то Макропулос.
      ЭМИЛИЯ. А запечатанный конверт?
      ПРУС. О, конверт будет тщательно храниться до его прихода.
      ЭМИЛИЯ. А если никакой Макропулос не явится?
      ПРУС. Тогда конверт не будет вскрыт. И не достаннется никому.
      ЭМИЛИЯ. Так вот: он явится,-- понятно? И вы раснпрощаетесь с Лоуковом.
      ПРУС. Что ж, воля божья.
      ЭМИЛИЯ. Как можно вести себя так глупо! (Пауза.) Слушайте, дайте лучше этот конверт мне.
      ПРУС. Жалею, что вы продолжаете этот разговор.
      ЭМИЛИЯ. В таком случае за ним придет сам Макронпулос.
      ПРУС. Гм, кто же этот Макропулос? Где он? У вас в кармане?
      ЭМИЛИЯ. Вы хотите знать? Это Бертик Грегор.
      ПРУС. Неужели, опять он?
      ЭМИЛИЯ. Да, Элина Макропулос и Эллен Мак-Гренгор -- одно и то же лицо. Фамилия Мак-Грегор была ее сценическим псевдонимом, понятно?
      ПРУС. Абсолютно понятно. А Фердинанд Грегор -- это ее сын, не так ли?
      ЭМИЛИЯ. Вот именно.
      ПРУС. Почему же его фамилия была не Макропулос?
      ЭМИЛИЯ. Потому что... потому что Эллен хотела, чтобы это имя кануло в Лету.
      ПРУС. Ну вот что, мадемуазель, оставим эту тему.
      ЭМИЛИЯ. Вы мне не верите?
      ПРУС. Я этого не говорю. И даже не спрашиваю, откуда вам все это известно.
      ЭМИЛИЯ. О, господи, к чему дальше скрывать... Я вам все расскажу, Прус, но сохраните мою тайну. Эллен... Элина Макропулос была... моя тетя.
      ПРУС. Ваша тетя?
      ЭМИЛИЯ. Да, сестра моей матери. Теперь вы все знаете.
      ПРУС. В самом деле, как все, оказывается, просто.
      ЭМИЛИЯ. Вот видите.
      ПРУС. (встает). Жаль только, что это неправда, мандемуазель Марти.
      ЭМИЛИЯ. Вы ходите сказать -- я лгу?
      ПРУС. К сожалению. Если б вы сказали, что Элина Макропулос была прабабушкой вашей тети, это, по крайнней мере, было бы правдоподобно.
      ЭМИЛИЯ. Да, вы правы. (Подает руку Прусу.) Всего хорошего.
      ПРУС. (целует руку). Вы разрешите мне как-нибудь в ближайшем будущем засвидетельствовать вам свое почтение?
      ЭМИЛИЯ. Пожалуйста.
      Прус уходит.
      Постойте! За сколько бы вы продали мне этот конверт?
      ПРУС. (оборачивается). Простите, что вы сказали?
      ЭМИЛИЯ. Я куплю его. Куплю эти письма. Заплачу, сколько вы потребуете.
      ПРУС. (подходит к ней). Простите, сударыня, но об этом я не могу вести переговоры здесь... и с вами. Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь ко мне на дом.
      ЭМИЛИЯ. Зачем?
      ПРУС. Чтобы я мог спустить его с лестницы. (С легнким поклоном уходит.)
      Пауза. Эмилия сидит неподвижно, с закрытыми глазами. Входит Грeгор, останавливается.
      ЭМИЛИЯ. (после небольшого молчания). Это ты Бертик?
      ГРЕГОР. Почему вы закрыли глаза? У вас измученный вид. Что с вами?
      ЭМИЛИЯ. Я устала. Говори тихо.
      ГРЕГОР. (подходит к ней). Тихо? Предупреждаю вас: если я буду говорить тихо, я сам не буду знать, что говорю... стану произносить безумные слова. Слыншите, Эмилия? Не позволяйте мне говорить тихо. Я вас люблю. Я схожу с ума. Люблю вас! Вы не подымаете меня на смех? А я думал, что вы вскочите и дадите мне подзатыльник. И от этого я полюбил бы вас еще неистонвей. Я люблю вас... Да вы спите?
      ЭМИЛИЯ. Как холодно, Бертик!.. Я вся дрожу. Смонтри, не простудись.
      ГРЕГОР. Я люблю вас. Берегитесь, Эмилия! Вы грубы со мной, но даже это доставляет мне наслаждение. Я вас боюсь, но и в этом есть что-то притягательное. Когда вы меня оскорбляете, мне хочется вас задушить. Мне хочется... Я безумец, Эмилия, я, наверно, убью вас. В вас есть что-то отвратительное... и в этом наслажденье. Вы злая, низкая, ужасная... Бесчувственное животное!
      ЭМИЛИЯ. Неправда, Бертик!
      ГРЕГОР. Правда. Вам все безразлично. Вы холодны, как нож. Точно встали из могилы. Любить вас -- извранщение. Но я вас люблю. Люблю безумно! Мне хочется кусать самого себя...
      ЭМИЛИЯ. Тебе нравится фамилия Макропулос? Скажи!
      ГРЕГОР. Перестаньте! Не дразните меня. Я жизнь готов отдать за то, чтоб владеть вами. Готов быть игрушнкой в ваших руках. Пойду на все, чего бы вы ни потренбовали, на самые неслыханные вещи. Я люблю вас... Я погибший человек, Эмилия.
      ЭМИЛИЯ.. Слушай, вот что! Беги сейчас же к своему адвокату. Пускай он вернет тебе документ, который я ему послала.
      ГРЕГОР. Он поддельный?
      ЭМИЛИЯ. Нет, Альберт, клянусь, нет. Но понинмаешь, нам нужен другой, на имя Макропулоса. Постой, я тебе объясню! Эллен...
      ГРЕГОР. Не нужно. Мне надоели все эти фокусы.
      ЭМИЛИЯ. Нет, подожди. Ты должен стать богатым, Бертик. Я хочу, чтобы ты был страшно богат.
      ГРЕГОР. Тогда вы меня полюбите?
      ЭМИЛИЯ. Перестань! Бертик, ты обещал мне донстать эту греческую рукопись. Она у Пруса, слышишь? И ты должен добиться наследства, чтобы получить и рукопись!
      ГРЕГОР. Тогда вы меня полюбите?
      ЭМИЛИЯ. Никогда! Понимаешь? Никогда!
      ГРЕГОР. (сел). Я вас убью, Эмилия.
      ЭМИЛИЯ. Вздор. Стоит мне сказать тебе три слова, и все пройдет, все пройдет. Подумаешь -- он хочет меня убить! Ты видишь этот шрам на шее? Один такой вот тоже хотел убить меня. А если бы я встала перед тобой нагая, ты увидел бы, сколько у меня шрамов на память о вас. Создана я так, что ли, что всем хочется убить меня!
      ГРЕГОР. Я люблю вас.
      ЭМИЛИЯ. Отстань, глупец. С меня довольно! Я сыта по горло вашей любовью. О, если бы ты знал... Если б ты знал, как смешны вы, люди. Если бы знал, как я устала! Как мне все опостылело. О, если б ты знал...
      ГРЕГОР. Что с вами?
      ЭМИЛИЯ. (ломает руки). Несчастная Элина!
      ГРЕГОР. (тихо). Пойдем, Эмилия. Уедем отсюда. Никто никогда не любил вас, как я. Знаю... знаю, что в вашей душе отчаяние и ужас. Эмилия, я молод и силен, я сумею зажечь вас своей любовью... Вы забудентесь... a потом отбросите меня, как шелуху. Слышите, Эмилия?
      Эмилия ровно и громко храпит.
      (Встает в волнении.) Что это? Она спит! Вы притворяетесь, Эмилия? Спит! Как пьяная. (Протягивает к ней руку.) Эмилия, это я... я... Мы одни... (Низко склоняется к ней.)
      Уборщица, остановившись поодаль, предостерегающе и строго кашляет.
      (Выпрямляясь.) Кто там? Ах, это вы... Мадемуазель задремала. Не будите ее. (Целует руку Эмилии и поспешно уходит.)
      УБОРЩИЦА. (подойдя к Эмилии, молча смотрит на нее) Что-то душа у меня за нее болит... (Покачав
      головой, уходит.)
      Пауза. Из-за кулис выходит Янeк, останавливается в десяти шагах от Эмилии и с обожанием глядит на нее.
      ЭМИЛИЯ. Это ты, Бертик?
      ЯНЕК. Нет. Простите, это только я -- Янек.
      ЭМИЛИЯ. (садится). Янек? Пойдите сюда, Янек. Хотите оказать мне услугу?
      ЯНЕК. О да.
      ЭМИЛИЯ. Сделаете все, о чем я ни попрошу?
      ЯНЕК. Да.
      ЭМИЛИЯ. Нечто необычное, Янек. Отважный по ступок.
      ЯНЕК. Да.
      ЭМИЛИЯ. И... чего вы за это потребуете?
      ЯНЕК. О-о, ничего, ничего.
      ЭМИЛИЯ. Подойдите поближе. Это очень мило с вашей стороны. Слушайте: у вашего отца дома -- запечатанный конверт, на котором написано: "Сыну моему Фердинанду". Конверт лежит в столе, в сейфе или еще где-нибудь. Compris?[9]
      ЯНЕК. Да, да.
      ЭМИЛИЯ. Принесите этот конверт.
      ЯНЕК. А папа даст его мне?
      ЭМИЛИЯ. Нет. Вы должны взять сами.
      ЯНЕК. Я не могу.
      ЭМИЛИЯ. Ах, так! Мальчик боится папы?
      ЯНЕК. Я не боюсь, но...
      ЭМИЛИЯ. Но? Янек, милый, честное слово, он дорог мне как память и не имеет никакой цены... А как бы хотелось!
      ЯНЕК. Я... я попробую.
      ЭМИЛИЯ.. Правда?
      ПРУС. (выступает на свет). Не трудись, Янек. Конверт заперт в сейфе.
      ЯНЕК. Папа!
      ПРУС. Иди! (Эмилии.) Любопытное явление, мадемуазель. Я думал, что он торчит в театре из-за своей Кристинки, а оказывается...
      ЭМИЛИЯ. А вы почему торчите в театре?
      ПРУС. Я ждал... вас.
      ЭМИЛИЯ. (подходит к нему вплотную). Тогда... отндайте мне конверт.
      ПРУС. Это не моя собственность.
      ЭМИЛИЯ. Принесите его мне.
      ПРУС. А-а! Когда?
      ЭМИЛИЯ. Сегодня ночью.
      ПРУС. Идет!
      Занавес
      Действие третье
      Номер в гостинице. Налево окно, направо дверь в коридор.
      В центре дверь с гардинами ведет в спальню Эмилии. Эмилия выходит из спальни в пеньюаре. За ней Прус в смокинге, но без воротничка. Прус молча садится в кресло направо. Эмилия идет к окну и поднимает штору. На дворе светает.
      ЭМИЛИЯ. (отворачивается от окна). Ну? (Пауза. Подходит ближе.) Давайте. (Пауза.) Слышите? Дайте мне конверт.
      Прус достает из внутреннего кармана бумажник, вынимает оттуда запечатанный конверт и молча бросает его на стол.
      (Берет конверт и подходит к туалету. Садится и осматнривает печать на конверте. Колеблется. Потом быстро вскрывает конверт шпилькой и вынимает из него слонженный пожелтевший листок. Читает. Радостный вздох. Складывает листок и прячет его за корсаж. Встает.)
      Отлично!
      Пауза.
      ПРУС. (тихо). Вы меня обманули.
      ЭМИЛИЯ. Вы получили... все, что хотели.
      ПРУС. Обманули... Вы были холодны как лед. Я словно обнимал мертвую. (Содрогается.) И ради этого я отдал чужие документы. Благодарю покорно!
      ЭМИЛИЯ. Вам жаль конверта?
      ПРУС. Мне жаль, что я узнал вас. Я не должен был отдавать конверт. Получается, что я вор. Гадость, гадость!
      ЭМИЛИЯ. Завтракать будете?
      ПРУС. Не хочу. (Встает и подходит к ней.) Поканжитесь. Покажитесь, я хочу посмотреть на вас. Не знаю, что я вам отдал; наверно, что-то ценное. Но даже если дело было только в том, что это -- чужой запечатанный документ... (Машет рукой.)
      ЭМИЛИЯ. Вы хотите плюнуть мне в лицо? (Встает.)
      ПРУС. Нет, себе.
      ЭМИЛИЯ. О, пожалуйста, не стесняйтесь.
      Стук.
      (Идет к двери.) Кто там?
      ГОРНИЧНАЯ. (за сценой.) Это я, мадемуазель.
      ЭМИЛИЯ. Входи. (Отпирает.) Завтракать! Горничная (входит в ночной кофте и юбке. Запынхалась). Простите, мадемуазель, не здесь ли господин Прус?
      ПРУС. (резко оборачивается). В чем дело?
      ГОРНИЧНАЯ. Пришел слуга господина Пруса. Гонворит, ему нужно видеть барина. Что-то важное
      принес...
      ПРУС. Откуда он знает, черт побери?.. Скажите, пусть подождет. Нет, погодите. (Уходит в спальню.)
      ЭМИЛИЯ. Причеши меня. (Садится перед туалетом.)
      ГОРНИЧНАЯ. (распускает ей волосы). Господи, как я перепугалась. Прибегает швейцар: пришел, мол, этот самый слуга, хочет к вам. А слуга-то не в себе, говорить даже не может. У меня сердце так и упало. Не иначе, думаю, что-то стряслось.
      ЭМИЛИЯ. Осторожно! Не дергай!
      ГОРНИЧНАЯ. А сам бледный как мел слуга-то. Так я перепугалась...
      ПРУС. (в воротничке и галстуке торопливо выходит из спальни). Простите, я на минуту... (Уходит направо.)
      ГОРНИЧНАЯ. (расчесывает волосы Эмилии). Он важный барин, да? До чего хочется знать: что там слунчилось? Вы бы видели, мадемуазель, как этот слуга дрожал...
      ЭМИЛИЯ. Потом сваришь мне яйца.
      ГОРНИЧНАЯ. А в руке у него было какое-то письмо. Может, пойти послушать, о чем они говорят?
      ЭМИЛИЯ. (зевает). Который час?
      ГОРНИЧНАЯ. Восемь.
      ЭМИЛИЯ. Погаси свет и не трещи.
      Пауза.
      ГОРНИЧНАЯ. А губы у него совсем синие, у слунги-то...
      ЭМИЛИЯ. Ты мне дергаешь волосы, дура! Дай сюда гребень. Смотри, сколько выдрала!
      ГОРНИЧНАЯ. У меня руки трясутся. Что-нибудь случилось, как пить дать.
      ЭМИЛИЯ. Если и так, не смей выдирать мне волосы. Чеши!
      Пауза.
      Прус возвращается из коридора с нераспечатанным письмо в руке, которое он машинально поглаживает.
      Быстро вернулись!
      Прус, нащупав рукой кресло, садится.
      Что вы хотите к завтраку?
      ПРУС. (хрипло). Отошлите... горничную...
      ЭМИЛИЯ. (горничной). Ступай пока. Я позвоню. Ступай!
      Горничная уходит.
      (После паузы.) Ну, что такое?
      ПРУС. Янек... застрелился.
      ЭМИЛИЯ. Не может быть!
      ПРУС. Череп себе размозжил... Узнать нельзя... Скончался...
      ЭМИЛИЯ. Бедняжка. А от кого письмо?
      ПРУС. Слуга рассказал... А это... письмо от Янека. Нашли рядом с ним. Вот кровь...
      ЭМИЛИЯ. Что ж он пишет?
      ПРУС. Не хватает духу распечатать... Откуда он знал, что я у вас? Почему послал мне это письмо сюда? Неужели он...
      ЭМИЛИЯ. ...видел вас? Наверно.
      ПРУС. Зачем он сделал это? Зачем покончил с собой?
      ЭМИЛИЯ. Прочтите письмо.
      ПРУС. Может быть, вы прочтете первая?
      ЭМИЛИЯ. Нет.
      ПРУС. Наверно... оно и вас касается... Распечатайте...
      ЭМИЛИЯ. Не хочу.
      ПРУС. Я должен пойти к нему... должен... Открыть письмо?
      ЭМИЛИЯ.. Ну конечно.
      ПРУС. Пусть будет так. (Разрывает конверт и достает письмо.)
      Эмилия делает себе маникюр.
      (Тихо читает.) О! (Роняет письмо.)
      ЭМИЛИЯ. Сколько ему было лет?
      ПРУС. Так вот, так вот почему!
      ЭМИЛИЯ. Бедный Янек.
      ПРУС. Он любил вас...
      ЭМИЛИЯ. Да?
      ПРУС. (рыдая). Мой единственный!.. Единственный сын... (Закрывает лицо руками. Пауза.) Ему было восемннадцать лет, восемнадцать лет! Янек! Мальчик мой. (Пауза.) О, боже, боже! Я бывал чересчур суров с ним. Никогда не гладил его по голове, никогда не приласкал, никогда не похвалил... Всякий раз, как мне хотелось это сделать, я думал: нет, пусть он будет твердым... тверндым, как я... твердым в жизни... Я совсем не знал его! О, боже, как мой мальчик боготворил меня!
      ЭМИЛИЯ. Вы этого не знали?
      ПРУС. О, боже, если бы он был сейчас жив! Так глупо, так бессмысленно влюбиться... Он видел, что я воншел к вам, ждал два часа у ворот... потом пришел домой и...
      ЭМИЛИЯ. (берет гребень и причесывается). Бедняжка.
      ПРУС. Восемнадцать лет! Мой Янек, мой сын... Мертв, неузнаваем... И пишет детским почерком: "Папа, я узнал жизнь, папа, будь счастлив, а я..." (Встает.) Что вы делаете?
      ЭМИЛИЯ. (со шпильками во рту). Причесываюсь.
      ПРУС. Вы, видно, не поняли? Янек любил вас, он застрелился из-за вас.
      ЭМИЛИЯ. Ах, столько народу стреляется.
      ПРУС. И вы можете причесываться?
      ЭМИЛИЯ. Что ж, мне бегать из-за этого растрепаннной?
      ПРУС. Он застрелился из-за вас, понимаете?
      ЭМИЛИЯ. Что же я могу поделать? Ведь из-за вас тоже. Рвать мне на себе волосы, что ли? Мне их достанточно повыдергала горничная.
      ПРУС. Замолчите или...
      Стук в дверь.
      ЭМИЛИЯ. Войдите.
      ГОРНИЧНАЯ. (входит уже одетая). Господин Гаук-Шепдорф желает вас видеть.
      ЭМИЛИЯ. Проси.
      Горничная уходит.
      ПРУС. Вы... вы примете его сейчас... при мне?
      ЭМИЛИЯ. Идите пока в соседнюю комнату.
      ПРУС. (поднимает портьеру). Canaille![10] (Выходит.)
      Входит Г а у к - Ш e н д о р ф.
      ЭМИЛИЯ. Buenos dмas,[11] Макси. Что так рано?
      ГАУК. Ш-ш-ш! (Подходит к ней на цыпочках, целует в шею.) Собирайтесь, Евгения. Едем.
      ЭМИЛИЯ. Куда?
      ГАУК. Домой. В Испанию. Хи-хи! Моя жена ничего не знает. Вы понимаете? Я уже к ней не вернусь. Por dios,[12] Евгения, торопитесь!
      ЭМИЛИЯ. Вы с ума сошли?
      ГАУК. Совершенно верно. Понимаете, я под опекой как слабоумный. Меня могут задержать и отправить обратно, це-це-це, как посылку по почте. Но я хочу от них удрать. Вы меня увезете.
      ЭМИЛИЯ. В Испанию? А что я буду там делать?
      ГАУК. Ого! Плясать, конечно! Mi dios, hija,[13] как я всегда ревновал вас! Будете плясать, да? А я буду хлопать в ладоши. (Вынимает кастаньеты.) Ау, salero Vaya, querida![14] (Поет.) Ла-лала-ла-лала... (Останавли вается.) Кто это тут плачет?
      ЭМИЛИЯ. Э-э, никто.
      ГАУК. Це-це-це. Как будто кто-то плакал. Мужской голос. Chite, escusha...[15]
      ЭМИЛИЯ. Ах да, это сосед за стеной. У него, канжется, умер сын.
      ГАУК. Умер? Как прискорбно! Vamos,[16] гитана. Знаете, что я с собой везу? Драгоценности. Матильдины. Матильда -- это моя жена. Старая ведьма, вы понимаете? Так скверно быть старым. Скверно! Я тоже был стар, пока не вернулись вы... Chiquirritina,[17] мне теперь двандцать лет! Вы не верите?
      ЭМИЛИЯ. Si, si, seяor![18]
      ГАУК. Вы тоже не постарели. Человек не должен стареть. Ведь у дураков долгий век. О, я буду жить долго. И пока человек жаждет любви... (Щелкает кастанньетами.) Вкушай Любовь! Ла-ла-ла-ла-ла... Эй, цынганка, поедешь со мной?
      ЭМИЛИЯ. Да.
      ГАУК. К новой жизни, а? Начнем снова с двадцати лет, niяa![19] О, наслаждение! Ты помнишь? А все остальнное трын-трава. Nada.[20] Поедем?
      ЭМИЛИЯ. Si. Ven aquм, chucho![21]
      Стук в дверь.
      Войдите.
      ГОРНИЧНАЯ. (просовывает голову). Вас хочет виндеть господин Грегор.
      ЭМИЛИЯ. Пусть войдет.
      ГАУК. Что ему нужно? Бежим.
      ЭМИЛИЯ. Подождите.
      Входят Грегор, Коленатый, Кристина и Витек.
      Здравствуй, Бертик. Кого это ты привел, скажи, пожанлуйста?
      ГРЕГОР. Вы не одна?
      ГАУК. А, господин Грегор! Как я рад!
      ГРЕГОР. (подтолкнув Кристину к Эмилии). Посмотнрите в глаза этой девочке. Вы знаете, что случилось?
      ЭМИЛИЯ. Янек.
      ГРЕГОР. А знаете, почему?
      ЭМИЛИЯ. Э, вздор!
      ГРЕГОР. Смерть этого юноши -- на вашей совести, понимаете?
      ЭМИЛИЯ. Потому ты и притащил сюда столько нанроду, да еще адвоката?
      ГРЕГОР. Не только потому. И прошу вас не обранщаться ко мне на ты.
      ЭМИЛИЯ. (рассердившись). Подумаешь! Ну так что тебе надо?
      ГРЕГОР. Сейчас узнаете. (Усаживается без пригланшения.) Как ваше настоящее имя?
      ЭМИЛИЯ. Ты меня допрашиваешь?
      КОЛЕНАТЫЙ. Что вы, мадемуазель. Просто дружеская беседа.
      ГРЕГОР. Дайте фотографию, Витек. (Берет у Витека снимок.) Вы надписали Кристине эту фотографию. Здесь ваша надпись?
      ЭМИЛИЯ. Моя.
      КОЛЕНАТЫЙ. Отлично. А теперь разрешите спросить: вы послали мне вчера вот этот документ -- собственноручное письменное заявление некоей Эллен Мак-Грегор о том, что она является матерью Фердинанда Грегора, датированное тысяча восемьсот тридцать шестым годом? Это не подделка?
      ЭМИЛИЯ. Нет.
      ГРЕГОР. Но оно написано ализариновыми чернилами. Вы понимаете, что это значит? А? Что это фальшивка, почтеннейшая!
      ЭМИЛИЯ. Откуда это видно?
      ГРЕГОР. Чернила еще совсем свежие. Обратите внимание, господа. (Послюнив палец, проводит им по
      документу.) Расплывается. Что вы скажете, а?
      ЭМИЛИЯ. Ничего.
      ГРЕГОР. Это написано вчера, понятно? И той же рукой, которая надписала фотографию. Исключительно своеобразный почерк.
      КОЛЕНАТЫЙ.. Буквы похожи на греческие, честное слово! Например, вот альфа...
      ГРЕГОР. Вы написали это заявление сами или нет?
      ЭМИЛИЯ. Тебе я не стану отвечать.
      ГАУК. Но позвольте, господа, позвольте...
      КОЛЕНАТЫЙ. Погодите, сударь. Тут творятся люнбопытные дела. Мадемуазель, можете вы сообщить нам! хотя бы, откуда вы достали этот документ?
      ЭМИЛИЯ. Клянусь, его написала Эллен Мак-Грегор.
      КОЛЕНАТЫЙ. Когда? Вчера утром?
      ЭМИЛИЯ. Это неважно.
      КОЛЕНАТЫЙ. Очень важно, милостивая государыня. Когда умерла Элен Мак-Грегор?
      ЭМИЛИЯ. Уходите, уходите. Больше я вам ни слонва не скажу.
      ПРУС. (быстро выходит из спальни). Покажите мне документ, пожалуйста.
      КОЛЕНАТЫЙ. (встает). Господи... вы...
      ГРЕГОР. Вы здесь? Эмилия, что это значит?
      ГАУК. О, боже, господин Прус! Очень рад вас виндеть. Как дела?
      ГРЕГОР. Знаете вы, что ваш сын...
      ПРУС. (холодно). Да, знаю. Документ, прошу вас.
      Коленатый подает ему документ.
      Благодарю вас. (Надевает пенсне и внимательно чинтает.)
      ГРЕГОР. (подходит к Эмилии, тихо). Что он здесь делал? Говорите!
      ЭМИЛИЯ. (меряя его взглядом). По какому праву?
      ГРЕГОР. По праву того, кто сходит с ума.
      ПРУС. (откладывает документ). Это не подделка.
      КОЛЕНАТЫЙ. Что за чертовщина! Так это писала Эллен Мак-Грегор?
      ПРУС. Нет, гречанка Элина Макропулос. Тот же почерк, что в моих письмах. Тут не может быть никакого сомнения.
      КОЛЕНАТЫЙ. Но ведь письма писала...
      ПРУС. Элина Макропулос. Никакой Эллен Мак-Гренгор не существовало, господа. Это заблуждение.
      КОЛЕНАТЫЙ. С ума сойти! А надпись на фотографии?
      ПРУС. (рассматривая надпись). Несомненно -- почерк Элины Макропулос.
      КОЛЕНАТЫЙ. Вот как! Но ведь это собственноручнная подпись Эмилии Марти. Правда, Кристинка? КРИСТИНА. Оставьте ее в покое.
      ПРУС. (возвращая фотографию). Благодарю вас. Простите, что я вмешался. (Садится в стороне, обхватив голову руками.)
      Пауза.
      КОЛЕНАТЫЙ. А теперь пусть кто-нибудь с божьей помощью разберется во всей этой путанице.
      ВИТЕК. Простите, может быть, здесь чистая случайнность, просто почерк мадемуазель Марти... очень понхож на...
      КОЛЕНАТЫЙ. Ну конечно, случайность, Витек. И приезд Марти -случайность, и эта фальшивка -- тоже случайность... И... знаете что, Витек? Идите-ка вы к черту со всеми этими случайностями.
      ЭМИЛИЯ. Довожу до вашего сведения, господа, что я сегодня же уезжаю.
      ГАУК. О, прошу вас, не надо. Но я уверен, что госнподин Прус...
      ГРЕГОР. Разрешите узнать, куда?
      ЭМИЛИЯ. За границу.
      КОЛЕНАТЫЙ. Ради бога, не делайте этого, мадемуназель. Знаете что? Останьтесь добром, чтобы нам не пришлось обращаться... чтобы мы не были вынуждены вызвать...
      ЭМИЛИЯ. Вы хотите потребовать моего ареста?
      ГРЕГОР. Пока нет. У нас еще есть выход.
      Стук в дверь.
      КОЛЕНАТЫЙ. Войдите!
      ГОРНИЧНАЯ. (просовывает голову). Двое каких-то господ ищут барона Гаука.
      ГАУК. Простите, кого? Меня? Не пойду! Я... ради бога... прошу вас... Устройте как-нибудь....
      ВИТЕК. Я поговорю с ними. (Выходит.)
      КОЛЕНАТЫЙ. (подходит к Кристине). Не плачь, Кристинка, не плачь. Мне так жалко...
      ГАУК. Ого, какая хорошенькая! Дайте-ка посмонтреть. Не извольте плакать, мадемуазель!
      ГРЕГОР. (подходит близко к Эмилии. Тихо). Внизу ждет машина. Вы поедете со мной за границу или...
      ЭМИЛИЯ. Ха-ха, ты на это рассчитывал?
      ГРЕГОР. Или я, или полиция. Поедешь?
      ЭМИЛИЯ. Нет.
      ВИТЕК. (возвращается). Господина Гаука ждет... врач... и еще один господин. Пришли за ним -- проводить его домой.
      ГАУК. Видели? Хи-хи. Вот я и попался. Будьте добнры, попросите их немного подождать.
      ВИТЕК. Да я уже просил.
      ГРЕГОР. Господа! Ввиду того, что мадемуазель Марти не намерена дать нам объяснения, будем действовать решительно: сами осмотрим ее стол и чемоданы.
      КОЛЕНАТЫЙ. Ого! Мы не имеем права, Грегор. Посягательство на частную собственность и всякое такое...
      ГРЕГОР. Что ж, вызвать полицию?
      КОЛЕНАТЫЙ. Я умываю руки.
      ГАУК. Но позвольте, господин Грегор. Я, как джентльнмен...
      ГРЕГОР. Сударь, вас за дверями ждут доктор и сынщик. Позвать их?
      ПРУС. Делайте... с этой женщиной... что хотите.
      ГРЕГОР. Ладно. Начнем. (Идет к письменному столу.)
      ЭМИЛИЯ. Назад! (Открывает ящик туалетного стонлика.) Посмей только!
      КОЛЕНАТЫЙ. (бросается к ней). Ай-аяй-яй, маденмуазель! (Вырывает у нее револьвер.)
      ГРЕГОР. (не оборачиваясь, открывает ящик стола). Хотела стрелять, а?
      КОЛЕНАТЫЙ. Да, он заряжен. Оставим это, Грегор. Я вызову полицию, ладно?
      ГРЕГОР. Не надо. Сами разберемся. (Осматривает ящики.) Пока побеседуйте...
      ЭМИЛИЯ. (подбегает к Гауку). Макси, ты позвонляешь это? Cаspita! Y usted quiere pasar por cabaнllero?[22]
      ГАУК. Cielo de mм.[23] Что же я могу сделать?
      ЭМИЛИЯ. (Коленатому). Доктор, вы честный ченловек...
      КОЛЕНАТЫЙ. Крайне сожалею, мадемуазель, но вы заблуждаетесь. Я карманник и международный вор. Собственно говоря, я... Арсен Люпен.[24]
      ЭМИЛИЯ. (Прусу). А вы, Прус? Ведь вы джентльнмен. Вы не позволите...
      ПРУС. Попрошу вас не говорить со мною.
      КРИСТИНА. (с рыданием). Как мерзко вы с ней понступаете! Оставьте ее в покое.
      КОЛЕНАТЫЙ. Я то же самое говорю, девочка. Мы действуем нагло. На редкость нагло.
      ГРЕГОР. (вываливает на стол кучу бумаг). Вот как, мадемуазель? Вы, оказывается, возите с собой целый арнхив. (Идет в спальню.)
      КОЛЕНАТЫЙ. Будто специально для вас, Витек. Прямо деликатесы, а не документы. Может быть, раснсортируете по годам?
      ЭМИЛИЯ. Посмейте только читать их!
      КОЛЕНАТЫЙ. Милостивая государыня, убедительно прошу вас оставаться на месте. В противном случае я буду вынужден применить насилие, в нарушение
      параграфа девяносто первого уголовного уложения.
      ЭМИЛИЯ. И это говорите вы, адвокат?!
      КОЛЕНАТЫЙ. Видите ли, я вошел во вкус. Очевидно, у меня врожденная склонность к преступлениям. Подлинное призвание иногда познается лишь к старости.
      Пауза.
      ВИТЕК. Разрешите осведомиться, мадемуазель Mapти: куда вы поедете гастролировать?
      Молчание.
      ГАУК. Mon dieu, je suis dиsole... dиsole.[25]
      ВИТЕК. А... читали вы рецензии о себе?
      ЭМИЛИЯ. Нет.
      ВИТЕК. (достает из кармана вырезки). Восторженные рецензии, мадемуазель. Вот, например: "Голос изумительной яркости и силы, необыкновенная полнота вернхов, совершенное владение своими вокальными средстнвами". Дальше: "Исключительный драматизм игры... невиданное сценическое мастерство... явление единственное в истории нашей оперы и, видимо, оперного искусства вообще". В истории, мадемуазель, обратите вниманние!
      КРИСТИНА. Так оно и есть.
      ГРЕГОР. (возвращается из спальни с охапкой бумаг). Вот, доктор. Пока -это все. (Бросает бумаги на стол.) Беритесь за дело.
      КОЛЕНАТЫЙ. С удовольствием. (Нюхает бумаги.) Какая пылища, мадемуазель. Витек, это пыль веков.
      ГРЕГОР. Кроме того, нашлась печать с инициалами Э. М., оттиск которой есть па заявление Эллен Мак-Грегор.
      ПРУС. (встает). Покажите.
      КОЛЕНАТЫЙ. (над бумагами). Господи боже! Винтек, здесь есть бумаги, датированные тысяча шестьсот третьим годом.
      ПРУС. (возвращая печать). Это печать Элины Макропулос. (Садится.)
      КОЛЕНАТЫЙ. Чего-чего только нет...
      ГАУК. Ох, боже мой...
      ГРЕГОР. Вам не знаком этот медальон, господин Гаук? По-моему, на нем ваш достопочтенный бывший герб.
      ГАУК. (рассматривая медальон). Да... так и есть... я его сам подарил ей.
      ГРЕГОР. Когда?
      ГАУК. Ну, тогда... в Испании... пятьдесят лет назад.
      ГРЕГОР. Кому?
      ГАУК. Ей, лично ей, Евгении Монтес... понимаете?
      КОЛЕНАТЫЙ. (роясь в бумагах). Тут что-то по-испански. Можете прочесть?
      ГАУК. О, конечно. Позвольте-ка. Хи-хи, Евгения, это из Мадрида.
      КОЛЕНАТЫЙ. Что это такое?
      ГАУК. Полицейское предписание о немедленном вынезде... за нарушение общественного порядка... Ramera Gitana que se llama Eugиnia Montez.[26] Хи-хи! Я знаю: это из-за той драки, а?
      КОЛЕНАТЫЙ. Виноват. (Разбирает бумаги.) Занграничный паспорт на имя Эльзы Мюллер; семьдесят девятый год... Свидетельство о смерти... Эллен Мак-Грегор, тысяча восемьсот тридцать шестой год. Так, так. Все вперемешку. Подождите, мадемуазель, мы рассорнтируем по фамилиям. Екатерина Мышкина -это еще кто такая?
      ВИТЕК. Екатерина Мышкина была русская певица, в сороковых годах.
      КОЛЕНАТЫЙ. Вы все знаете, дорогой мой.