Министр, без пиджака, потный и взлохмаченный, стоял посреди кабинета, где все было перевернуто вверх дном: пол завален бумагами, мебель отодвинута от стен, ковры брошены в угол. На письменном столе стоял нетронутый ужин.
      - О господи, что ты делаешь? - ужаснулась министерша.
      - Ах, отстань, пожалуйста! - рассердился супруг. - Что ты пристаешь ко мне каждые пять минут? - Впрочем, он тут же сообразил, что не прав, и произнес уже спокойнее: - Искать надо систематически, понимаешь? Осмотреть участок за участком. Где-то оно должно все-таки быть, ведь сюда никто не входил, кроме меня. Если бы не такая чертова уйма всяких бумаг!
      - Хочешь, я тебе помогу? - сочувственно предложила супруга.
      - Нет, нет, ты только наделаешь у меня беспорядок! - замахал руками министр, стоя среди ужаснейшего хаоса. - Иди спать, я сейчас...
      В три часа утра министр, тяжело вздыхая, пошел спать.
      - Быть не может, - бормотал он. - Письмо в желтом конверте пришло с пятичасовой почтой. Я читал его здесь, сидя за столом, где работал до восьми. В восемь я пошел ужинать и уже минут через пять побежал искать письмо. За эти пять минут никто не мог...
      Тут министр вскочил с постели и устремился в кабинет. Ну, конечно, окна открыты! Но ведь кабинет во втором этаже и к тому же окна выходят на улицу...
      Нет, в окно никто не мог влезть! Но все-таки надо будет утром проверить и такую гипотезу.
      Министр снова уложил свои телеса в постель. Ему вдруг вспомнилось, как он однажды где-то читал, что письмо всего незаметнее, если оно лежит прямо перед носом. "Черт подери, как же я не подумал об этом!" Он снова побежал в кабинет поглядеть, что именно там лежит под носом, но обнаружил лишь кучи бумаг, раскрытые ящики письменного стола и весь безнадежный развал, оставшийся после долгих поисков, Чертыхаясь и вздыхая, министр вернулся на свое ложе, но уснуть не смог.
      Так он дотерпел до шести утра, а в шесть уже кричал в телефон, требуя, чтобы разбудили министра внутренних дел "по неотложному делу, понимаете, почтенный?" Наконец его соединили с министром, и он взволнованно заговорил:
      - Алло, коллега, пожалуйста, немедля пошлите ко мне трех или четырех ваших способнейших людей... ну да, сыщиков... и, разумеется, надежнейших. У меня пропал важный документ... Да, коллега, видите ли, совершенно непостижимый случай... Да, буду их ждать... Что, ничего не трогать, оставить все, как есть?.. Вы считаете, что так нужно?.. Ладно... Украден?.. Не знаю. Конечно, все это строго конфиденциально, никому ни слова!.. Благодарю вас и извините, что... Всего хорошего, коллега!
      В восемь часов утра в дом министра прибыло целых семеро субъектов в котелках. Это и были "способнейшие и надежнейшие люди".
      - Так вот, поглядите, господа, - сказал он, вводя надежнейшую семерку в свой кабинет, - здесь, в этой комнате, я вчера оставил некий... э-э... весьма важный документ... м-м... в желтом конверте... адрес написан фиолетовыми чернилами...
      Один из способнейших понимающе присвистнул и сказал с восхищением знатока:
      - Ишь чего он тут натворил! Ах, бродяга!
      - Кто бродяга? - смутился министр.
      - Этот вор, - ответил сыщик, критически оглядывая хаос в кабинете.
      Министр слегка покраснел.
      - Это... м-м... это, собственно, я сам немного разбросал бумаги, когда искал документ. Дело в том, господа, что... э-э... в общем, не исключено, что я куда-нибудь засунул или потерял этот документ. Точнее говоря, ему негде быть, кроме как в этой комнате.. Я полагаю... я даже прямо утверждаю, что надо систематически обыскать весь кабинет. Это, господа, ваша специальность. Сделайте все, что в человеческих силах.
      В человеческих силах немалое, а потому трое способнейших, запершись в кабинете, начали там систематический обыск; двое взялись за допрос кухарки, горничной, привратника и шофера, а последняя пара отправилась куда-то в город, чтобы, как они сказали, предпринять необходимое расследование.
      К вечеру того же дня трое из способнейших заявили, что полностью исключено, чтобы пропавшее письмо находилось в кабинете господина министра.
      Ибо они даже вынимали картины из рам, разбирали по частям мебель и перенумеровали каждый листок бумаги, но письма не нашли. Двое других установили, что в кабинет входила только служанка, которая, по приказанию хозяйки дома, отнесла туда ужин; министр в это время сидел на полу среди бумаг. Поскольку не исключено, что служанка при этом могла унести письмо, было выяснено, кто ее любовник. Им оказался монтер с телефонной станции, за которым теперь незаметно следит один из семи "способнейших". Последние два ведут расследование "где-то там".
      Ночью министр никак не мог уснуть и все твердил себе: "Письмо в желтом конверте пришло в пять часов, я читал его, сидя за столом, и никуда не отлучался до самого ужина. Следовательно, письмо должно было остаться в кабинете, а его там нет... экая гнетущая, прямо-таки немыслимая загадка!" Министр принял снотворное и проспал до утра, как сурок.
      Утром он обнаружил, что около его дома, неведомо зачем, околачивается один из способнейших. Остальные, видимо, вели расследование по всей стране.
      - Дело двигается, - сказал ему по телефону министр внутренних дел. - Вскоре, я полагаю, мне доложат о результатах. Судя по тому, что вы, коллега, говорили о содержании письма, нетрудно угадать, кто может быть заинтересован в нем... Если бы мы могли устроить обыск в одном партийном центре или в некоей редакции, мы бы узнали несколько больше. Но, уверяю вас, дело двигается.
      Министр вяло поблагодарил. Он был очень расстроен, и его клонило ко сну. Вечером он почти не разговаривал с женой и рано лег спать.
      Вскоре после полуночи - была "ясная, лунная ночь - министерша услышала шаги в библиотеке". С отвагой, присущей женам видных деятелей, она на цыпочках подошла к двери в эту комнату. Дверь стояла настежь, один из книжных шкафов был открыт.
      Перед ним стоял министр в ночной рубашке и, тихо бормоча что-то, с серьезным видом перелистывал какой-то толстый том.
      - О господи, Владя, что ты тут делаешь? - воскликнула Божена.
      - Надо кое-что посмотреть, - неопределенно ответил министр.
      - В темноте? - удивилась супруга.
      - Я и так вижу, - заверил ее муж и сунул книгу на место. - Покойной ночи! - сказал он вполголоса и медленно пошел в спальню.
      Божена покачала головой. Бедняга, ему не спится из-за этого проклятого письма!
      Утром министр встал румяный и почти довольный.
      - Скажи, пожалуйста, - спросила его супруга, - что ты там ночью искал в книжном шкафу?
      Министр положил ложку и уставился на жену.
      - Я? Что ты выдумываешь! Я не был в библиотеке. Я же спал, как убитый.
      - Но я с тобой там разговаривала, Владя! Ты перелистывал какую-то книгу и сказал, что тебе надо что-то посмотреть.
      - Не может быть! - недоверчиво отозвался министр. - Тебе приснилось, наверное. Я ни разу не просыпался ночью.
      - Ты стоял у среднего шкафа, - настаивала жена, - и даже света не зажег. Перелистывал в потемках какую-то книгу и сказал: "Я и так вижу".
      Министр схватился за голову.
      - Жена! - воскликнул он сдавленным голосом. - Не лунатик ли я?.. Нет, оставь, тебе просто, видно, померещилось... Он немного успокоился. - Ведь я не сомнамбула!
      - Это было в первом часу ночи, - настаивала Божена и добавила немного раздраженно: - Уж не хочешь ли ты сказать, что я ненормальная?
      Министр задумчиво помешивал чай.
      - А ну-ка, - вдруг сказал он, - покажи мне, где это было.
      Жена повела его к книжному шкафу.
      - Ты стоял тут и поставил какую-то книгу вот сюда, на эту полку.
      Министр смущенно покачал головой; всю полку занимал внушительный многотомный "Сборник законов и узаконений".
      - Значит, я совсем спятил, - пробормотал он, почесав затылок, и почти машинально взял с полки один том, поставленный вверх ногами. Книга раскрылась у него в руках, заложенная желтым конвертом с адресом, написанным фиолетовыми чернилами...
      - Подумать только, Божена, - удивлялся министр, - я готов был присягнуть, что никуда не отлучался из кабинета! Но теперь я смутно припоминаю, что, прочтя это письмо, я сказал себе: надо заглянуть в закон тысяча девятьсот двадцать третьего года. И вот я принес этот том и положил его на письменный стол, чтобы сделать выписки. Но книга все время закрывалась, и я заложил ее конвертом. А потом, очевидно, захлопнул том и машинально отнес его на место... Но почему же я бессознательно, во сне, пошел взглянуть именно на эту книгу?.. Гм... ты лучше никому не рассказывай об этом... Подумают бог весть что... Всякие эти психологические загадки производят, знаешь ли, плохое впечатление...
      Через минуту министр бодро звонил по телефону своему коллеге из министерства внутренних дел:
      - Алло, коллега, я насчет пропавшего письма... Нет, нет, вы не могли напасть на след, оно у меня в руках!.. Что?.. Как я его нашел?.. Этого я вам не скажу, коллега. Есть, знаете ли, такие методы, которые и в вашем министерстве еще неизвестны... Да, да, я знаю, что ваши люди сделали все возможное. Они не виноваты, что не умеют... Не будем больше говорить об этом... Пожалуйста, пожалуйста! Привет, дорогой коллега!
      1928
      ПОХИЩЕННЫЙ ДОКУМЕНТ N 139/VIII ОТД. С.
      В три часа утра затрещал телефон в гарнизонной комендатуре.
      - Говорит полковник генерального штаба Гампл. Немедленно пришлите ко мне двух чинов военной полиции и передайте подполковнику Врзалу, - ну да, из контрразведки, - все это вас не касается, молодой человек! - чтобы он сейчас же прибыл ко мне. Да, сейчас же, ночью. Да, пускай возьмет машину. Да побыстрее, черт вас возьми! - и повесил трубку.
      Через час подполковник Врзал был у Гампла - где-то у черта на куличках, в районе загородных особняков. Его встретил пожилой, очень расстроенный господин в штатском, то есть в одной рубашке и брюках.
      - Подполковник, произошла пренеприятная история. Садись, друг. Пренеприятная история, дурацкое свинство, нелепая оплошность, черт бы ее побрал. Представь себе: позавчера начальник генерального штаба дал мне один документ и говорит: "Гампл, обработай это дома. Чем меньше людей будет знать, тем лучше. Сослуживцам ни гугу! Даю тебе отпуск, марш домой и за дело. Документ береги как зеницу ока. Ну и отлично".
      - Что это был за документ? - осведомился подполковник Врзал.
      Полковник с минуту колебался.
      - Ладно, - сказал он, - от тебя не скрою. Он был из отделения "С".
      - Ах, вот как! - произнес подполковник и сделал необыкновенно серьезную мину. - Ну, дальше.
      - Так вот, видишь ли, - продолжал удрученный полковник. Вчера я работал с ним целый день. Но куда деть его на ночь, черт побери? Запереть в письменный стол? Не годится. Сейфа у меня нет. А если кто-нибудь узнает, что документ у меня, пиши пропало. В первую ночь я спрятал документ к себе под матрац, но к утру он был измят, словно на нем кабан валялся...
      - Охотно верю... - заметил Врзал.
      - Что поделаешь, - вздохнул полковник. - Жена еще полнее меня. На другую ночь жена говорит: "Давай положим его в жестяную коробку из-под макарон и уберем в кладовку. Я кладовку всегда запираю сама и ключ беру к себе". У нас, знаешь ли, служанка - страшная обжора. А в кладовой никто не вздумает искать документ, не правда ли? Этот план мне понравился.
      - В кладовой простые или двойные рамы? - перебил подполковник.
      - Тысяча чертей! - воскликнул полковник. - Об этом-то я и не подумал. Простые! А я все думал о сазавском случае * и всякой такой чепухе и забыл поглядеть на окно. Этакая чертовская неприятность.
      - Ну, а дальше что? - спросил подполковник.
      - Дальше? Ясно, что было дальше! В два часа ночи жена слышит, как внизу визжит служанка. Жена вниз, в чем дело? Та ревет: "В кладовке вор". Жена побежала за ключами и за мной, я бегу с револьвером вниз. Подумай, какая подлая штука - окно в кладовке взломано, жестянки с документом нет, и вора след простыл. Вот и все, - вздохнул полковник.
      Врзал постучал пальцами по столу.
      - А было кому-нибудь известно, что ты держишь этот документ дома?
      Несчастный полковник развел руками.
      - Не знаю. Эх, друг мой, эти проклятые шпионы все пронюхают... - Тут, вспомнив характер работы подполковника Врзала, он слегка смутился. - То есть... я хотел сказать, что они очень ловкие люди. Я никому не говорил о документе, честное слово. А главное, - добавил полковник торжествующе, - уж во всяком случае никто не мог знать, что я положил его в жестянку от макарон.
      - А где ты клал документ в жестянку? - небрежно спросил подполковник.
      - Здесь, у этого стола.
      - Где стояла жестянка?
      - Погоди-ка, - стал вспоминать полковник. - Я сидел вот тут, а жестянка стояла передо мной.
      Подполковник оперся о стол и задумчиво поглядел в окно. В предрассветном сумраке напротив вырисовывались очертания виллы.
      - Кто там живет? - спросил он хмуро.
      Полковник стукнул кулаком по столу.
      - Тысяча чертей, об этом я не подумал. Постой, там живет какой-то еврей, директор банка или что-то в этом роде. Черт побери, теперь я кое-что начинаю понимать, Врзал, кажется, мы напали на след!
      - Я хотел бы осмотреть кладовку, - уклончиво сказал подполковник.
      - Ну, так пойдем. Сюда, сюда, - услужливо повел его полковник. - Вот она. Вон на той верхней полке стояла жестянка. Мари! - заорал полковник. - Нечего вам тут торчать! Идите на чердак или в подвал.
      Подполковник надел перчатки и влез на подоконник, который был довольно высоко от пола.
      - Вскрыто долотом, - сказал он, осмотрев раму. - Рама, конечно, из мягкого дерева, любой мальчишка шутя откроет.
      - Тысяча чертей! - удивлялся полковник. - Черт бы побрал тех, кто делает такие поганые рамы!
      На дворе за окном стояли два солдата.
      - Это из военной полиции? - осведомился подполковник Врзал. - Отлично. Я еще пойду взгляну снаружи. Господин полковник, должен тебе посоветовать без вызова не покидать дом.
      - Разумеется, - согласился полковник. - А... собственно, почему?
      - Чтобы вы в любой момент были на месте, в случае, если... Эти двое часовых, конечно, останутся здесь.
      Полковник запыхтел и проглотил какую-то невысказанную фразу.
      - Понимаю. Не выпьешь ли чашку кофе? Жена сварит.
      - Сейчас не до кофе, - сухо ответил подполковник. - О краже документа никому не говори, пока... пока тебя не вызовут. И еще вот что: служанке скажи, что вор украл только консервы, больше ничего.
      - Но послушай! - в отчаянии воскликнул полковник. - Ведь ты найдешь документ, а?
      - Постараюсь, - сказал подполковник и официально откланялся, щелкнув каблуками.
      Все утро полковник Гампл терзался мрачными мыслями. То ему представлялось, как два офицера приезжают, чтобы отвезти его в тюрьму. То он старался представить себе, что делает сейчас подполковник Врзал, пустивший в ход весь громадный секретный аппарат контрразведки. Потом ему мерещился переполох в генеральном штабе, и полковник стонал от ужаса.
      - Карел! - в двадцатый раз говорила жена (она давно уже на всякий случай спрятала револьвер в сундук служанки). Съел бы ты что-нибудь.
      - Оставь меня в покое, черт побери! - огрызался полковник. - Наверно, нас видел тот тип из виллы напротив...
      Жена вздыхала и уходила на кухню поплакать.
      В передней позвонили. Полковник встал и выпрямился, чтобы с воинским достоинством принять офицеров, пришедших арестовать его. ("Интересно, кто это будет?" - рассеянно подумал он.) Но вместо офицеров вошел рыжий человек с котелком в руке и оскалил перед полковником беличьи зубы.
      - Разрешите представиться. Я - Пиштора из полицейского участка.
      - Что вам надо? - рявкнул полковник и исподволь переменил позу со "смирно" на "вольно".
      - Говорят, у вас обчистили кладовку, - осклабился Пиштора с конфиденциальным видом. - Вот я и пришел.
      - А вам какое дело? - отрезал полковник.
      - Осмелюсь доложить, - просиял Пиштора, - что это наш участок. Служанка ваша говорила утром в булочной, что вас обокрали. Вот я и говорю начальству: "Господин полицейский комиссар, я туда загляну".
      - Не стоило беспокоиться, - пробурчал полковник. - Украдена всего лишь жестянка с макаронами. Бросьте это дело.
      - Удивительно, - сказал сыщик Пиштора, - что не сперли ничего больше.
      - Да, очень удивительно, - мрачно согласился полковник. Но вас это не касается.
      - Наверное, ему кто-нибудь помешал, - просиял Пиштора, осененный внезапной догадкой.
      - Итак, всего хорошего, - отрубил полковник.
      - Прошу извинения, - недоверчиво улыбаясь, сказал Пиштора. - Мне надо бы сперва осмотреть эту кладовку.
      Полковник хотел было закричать на него, но смирился.
      - Пойдемте, - сказал он неохотно и повел человечка к кладовке.
      Пиштора с интересом оглядел кладовку.
      - Ну да, - сказал он удовлетворенно, - окно открыто долотом. Это был Пепик или Андрлик.
      - Кто, кто? - быстро спросил полковник.
      - Пепик или Андрлик. Их работа. Но Пепик сейчас, кажется, сидит. Если было бы выдавлено стекло, это мог бы быть Дундр, Лойза, Новак, Госичка или Климент. Но здесь, судя по всему, работал Андрлик.
      - Смотрите не ошибитесь, - пробурчал полковник.
      - Вы думаете, что появился новый специалист по кладовкам? - спросил Пиштора и сразу стал серьезным.- Едва ли. Собственно говоря, Мертл тоже иногда работает долотом, но он не занимается кладовыми. Никогда. Он обычно влезает в квартиру через окно уборной и берет только белье. - Пиштора снова оскалил свои беличьи зубы. - Ну так я забегу к Андрлику,
      - Кланяйтесь ему от меня, - проворчал полковник. "Как потрясающе тупы эти полицейские сыщики, - думал он, оставшись наедине со своими мрачными мыслями. - Ну, хоть бы поинтересовался оттисками пальцев или следами, в этом был бы какой-то криминалистический подход. А так идиотски браться за дело! Куда нашей полиции до международных шпионов! Хотел бы я знать, что сейчас делает Врзал..."
      Полковник не удержался от соблазна позвонить Врзалу. После получаса бурных объяснений с телефонистками он, наконец, был соединен с подполковником.
      - Алло! - начал он медовым голосом. - Говорит Гампл. Скажи, пожалуйста, как дела?.. Я знаю, что ты не имеешь права, я только... Если бы ты был так добр и сказал только - удалось ли... О господи, все еще ничего? Я знаю, что трудное дело, но... Еще минуточку, Врзал, прошу тебя. Понимаешь, я бы охотно объявил награду в десять тысяч тому, кто найдет вора. Из моих личных средств, понимаешь? Больше я дать не могу, но за такую услугу... Я знаю, что нельзя, ну а если приватно... Ну ладно, ладно, это будет мое - частное дело, официально этого нельзя, я знаю. Или, может, разделить эту сумму между сыщиками из полиции, а? Разумеется, ты об этом ничего не знаешь... Но если бы ты намекнул этим людям, что, мол, полковник Гампл обещал десять тысяч... Ну, ладно, пусть это сделает твой вахмистр... Пожалуйста! Ну, спасибо, извини!
      Полковнику как-то полегчало после этой беседы и своих щедрых посулов. Ему казалось, что теперь и он как-то участвует в розысках проклятого шпиона, выкравшего документ. Полковник лег на диван и начал представлять себе, как сто, двести, триста сыщиков (все рыжие, все с беличьими зубами и ухмыляющиеся, как Пиштора) обыскивают поезда, останавливают несущиеся к границе автомашины, подстерегают свою добычу за углом и вырастают из-под земли со словами: "Именем закона! Следуйте за мной и храните молчание". Потом полковнику померещилось, что он в академии сдает экзамен по баллистике. Он застонал и проснулся, обливаясь холодным потом. Кто-то звонил у дверей.
      Полковник вскочил, стараясь сообразить, в чем дело. В дверях показались беличьи зубы сыщика Пишторы.
      - Вот и я, - сказал он. - Разрешите доложить, это был он.
      - Кто? - не понимая, спросил полковник.
      - Как кто? Андрлик! - удивился Пиштора и даже перестал ухмыляться. - Больше ведь некому. Пепик-то сидит в Панкраце.
      - А ну вас, с вашим Андрликом, - нетерпеливо сказал полковник.
      Пиштора вытаращил свои блеклые глаза.
      - Но ведь он украл жестянку с макаронами из вашей кладовой, - сказал он обиженным тоном. - Он уже сидит у нас в участке. Я, извиняюсь, пришел только спросить... Андрлик говорит, что там не было макарон, а только бумаги. Врет или как?
      - Молодой человек! - вскричал полковник вне себя. - Где эти бумаги?
      - У меня в кармане, - осклабился сыщик. - Куда я их сунул? - говорил он, роясь в карманах люстринового пиджачка. Ага, вот. Это ваши?
      Полковник вырвал из рук Пишторы драгоценный документ № 139/VII отд. "С" и даже прослезился от радости.
      - Дорогой мой, - бормотал он. - Я готов вам за это отдать... не знаю что. Жена! - закричал он. - Поди сюда! Это господин полицейский комиссар... господин инспектор... э-э-э...
      - Агент Пиштора, - осклабясь, сказал человечек.
      - Он нашел украденный документ, - разливался полковник. Принеси же коньяк и рюмки... Господин Пиштора, я... Вы даже не представляете себе... Если бы вы знали... Выпейте, господин Пиштора!
      - Есть о чем говорить... - ухмылялся Пиштора. - Славный коньячок! А жестянка, мадам, осталась в участке.
      - Черт с ней, с жестянкой! - блаженно шумел полковник. Но, дорогой мой, как вам удалось так быстро найти документы? Ваше здоровье, господии Пиштора!
      - Покорно благодарю, - учтиво отозвался сыщик. - Ах, господи, это же пустяковое дело. Если где очистят кладовку, значит ясно, что надо взяться за Андрлика или Пепика. Но Пепик сейчас отсиживает два месяца. А ежели, скажем, очистят чердак, то это специальность Писецкого, хромого Тендера, Канера, Зимы или Хоуски.
      - Смотрите-ка! -удивился полковник. - Слушайте, ну, а что, если, к примеру, шпионаж? Прошу еще рюмочку, господин Пиштора.
      - Покорно благодарю. Шпионажа у нас нет. А вот кражи бронзовых дверных ручек - это Ченек и Пинкус. По медным проводам теперь только один мастер - некто Тоушек. Пивными кранами занимаются Ганоусек, Бухта и Шлезингер. У нас все известно наперед. А взломщиков касс по всей республике - двадцать семь человек. Шестеро из них сейчас в тюрьме.
      - Так им и надо! - злорадно сказал полковник. - Выпейте, господин Пиштора.
      - Покорно благодарю, - сказал Пиштора. - Я много не пью. Ваше здоровьице! Воры, знаете, неинтеллигентный народ. Каждый знает только одну специальность и работает на один лад, пока мы его опять не поймаем. Вроде вот как этот Андрлик. "Ах, - сказал он, завидев меня, - господин Пиштора! Пришел не иначе, как насчет той кладовки. Господин Пиштора, ей-богу, не стоящее дело, ведь мне там достались только бумаги в жестянке. Скорей сдохнешь, чем украдешь что-нибудь путное". - "Идем, дурень, - говорю я ему, - получишь теперь не меньше года".
      - Год тюрьмы? - сочувственно спросил полковник. - Не слишком ли строго?
      - Ну, как-никак, кража со взломом, - ухмыльнулся Пиштора. - Премного благодарен, мне пора. Там в одной лавке обчистили витрину, надо заняться этим делом. Ясно, что это работа Клечки или Рудла. Если я вам еще понадоблюсь, пошлите в участок. Спросите только Пиштору.
      - Послушайте, - сказал полковник. - Я бы вам... за вашу услугу... Видите ли, этот документ... он для меня особенно дорог... Вот вам, пожалуйста, возьмите, - быстро закончил он и сунул Пишторе бумажку в пятьдесят крон.
      Пиштора был приятно поражен и даже стал серьезным.
      - Ах, право, не за что! - сказал он, быстро пряча кредитку. - Такой пустяковый случай. Премного благодарен. Если я вам понадоблюсь...
      - Я дал ему пятьдесят крон, - благодушно объявил жене полковник Гампл. - Такому шмендрику хватило бы и двадцати, но... - полковник махнул рукой, - будем великодушны. Ведь документ-то нашелся!
      1928
      ПОЭТ
      Заурядное происшествие: в четыре часа утра на Житной улице автомобиль сбил с ног пьяную старуху и скрылся, развив бешеную скорость. Молодому полицейскому комиссару Мейзлику предстояло отыскать это авто. Как известно, молодые полицейские чиновники относятся к делам очень серьезно.
      - Гм... - сказал Мейзлик полицейскому номер 141. - Итак, вы увидели в трехстах метрах от вас быстро удалявшийся автомобиль, а на земле - распростертое тело. Что вы прежде всего сделали?
      - Прежде всего подбежал к пострадавшей, - начал полицейский, - чтобы оказать ей первую помощь.
      - Сначала надо было заметить номер машины, - проворчал Мейзлик, - а потом уже заниматься этой бабой... Впрочем, и я, вероятно, поступил бы так же, - добавил он, почесывая голову карандашом. - Итак, номер машины вы не заметили. Ну, а другие приметы?
      - По-моему, - неуверенно сказал полицейский номер 141, она была темного цвета. Не то синяя, не то темно-красная. Из глушителя валил дым, и ничего не было видно.
      - О господи! - огорчился Мейзлик. - Ну, как же мне теперь найти машину? Бегать от шофера к шоферу и спрашивать: "Это не вы переехали старуху?" Как тут быть, скажите сами, любезнейший?
      Полицейский почтительно и равнодушно пожал плечами.
      - Осмелюсь доложить, у меня записан один свидетель. Но он тоже ничего не знает. Он ждет рядом в комнате.
      - Введите его, - мрачно сказал Мейзлик, тщетно стараясь выудить что-нибудь в куцем протоколе. - Фамилия и местожительство? - машинально обратился он к вошедшему, не поднимая взгляда.
      - Кралик Ян - студент механического факультета, - отчетливо произнес свидетель.
      - Вы были очевидцем того, как сегодня в четыре часа утра неизвестная машина сбила Божену Махачкову?
      - Да. И я должен заявить, что виноват шофер. Судите сами, улица была совершенно пуста, и если бы он сбавил ход на перекрестке...
      - Как далеко вы были от места происшествия? - прервал его Мейзлик.
      - В десяти шагах. Я провожал своего приятеля из... из пивной, и когда мы проходили по Житной улице...
      - А кто такой ваш приятель? - снова прервал Мейзлик. - Он тут у меня не значится.
      - Поэт Ярослав Нерад, - не без гордости ответил свидетель. - Но от него вы ничего не добьетесь.
      - Это почему же? - нахмурился Мейзлик, не желая выпустить из рук даже соломинку.
      - Потому, что он... у него... такая поэтическая натура. Когда произошел несчастный случай, он расплакался, как ребенок, и побежал домой... Итак, мы шли по Житной улице; вдруг откуда-то сзади выскочила машина, мчавшаяся на предельной скорости...
      - Номер машины?
      - Извините, не заметил. Я обратил внимание лишь на бешеную скорость и говорю себе - вот...
      - Какого типа была машина? - прервал его Мейзлик.
      - Четырехтактный двигатель внутреннего сгорания, - деловито ответил студент механик. - Но в марках я, понятно, не разбираюсь.
      - А какого цвета кузов? Кто сидел в машине? Открытая или лимузин?
      - Не знаю, - смущенно ответил свидетель. - Цвет, кажется, черный. Но, в общем, я не заметил, потому что, когда произошло несчастье, я как раз обернулся к приятелю: "Смотри, говорю, каковы мерзавцы: сбили человека и даже не остановились".
      - Гм... - недовольно буркнул Мейзлик. - Это, конечно, естественная реакция, но я бы предпочел, чтобы вы заметили номер машины. Просто удивительно, до чего не наблюдательны люди. Вам ясно, что виноват шофер, вы правильно заключаете, что эти люди мерзавцы, а на номер машины вы - ноль внимания. Рассуждать умеет каждый, а вот по-деловому наблюдать окружающее... Благодарю вас, господин Кралик, я вас больше не задерживаю.
      Через час полицейский номер 141 позвонил у дверей поэта Ярослава Нерада.
      - Дома, - ответила хозяйка квартиры. - Спит.
      Разбуженный поэт испуганно вытаращил заспанные глаза на полицейского. "Что же я такое натворил?" - мелькнуло у него в голове.
      Полицейскому, наконец, удалось объяснить Нераду, зачем его вызывают в полицию.
      - Обязательно надо идти? - недоверчиво осведомился поэт. - Ведь я все равно уже ничего не помню. Ночью я был немного...
      - Под мухой, - понимающе сказал полицейский. - Я знаю многих поэтов. Прошу вас одеться. Я подожду.
      По дороге они разговаривали о кабаках, о жизни вообще, о небесных знамениях и о многих других вещах; только политике были чужды оба. Так, в дружеской и поучительной беседе они дошли до полиции.
      - Вы поэт Ярослав Нерад? - спросил Мейзлик.- Вы были очевидцем того, как неизвестный автомобиль сбил Божену Махачкову?
      - Да, - вздохнул поэт.
      - Можете вы сказать, какая это была машина? Открытая, закрытая, цвет, количество пассажиров, номер?
      Поэт усиленно размышлял.
      - Не знаю, - сказал он. - Я на это не обратил внимания.
      - Припомните какую-нибудь мелочь, подробность, - настаивал Мейзлик.
      - Да что вы! - искренне удивился Нерад. - Я никогда не замечаю подробностей.
      - Что же вы вообще заметили, скажите, пожалуйста? - иронически осведомился Мейзлик.
      - Так, общее настроение, - неопределенно ответил поэт. Эту, знаете ли, безлюдную улицу... длинную... предрассветную... И женская фигура на земле... Постойте! - вдруг вскочил поэт. - Ведь я написал об этом стихи, когда пришел домой.
      Он начал рыться в карманах, извлекая оттуда счета, конверты, измятые клочки бумаги.
      - Это не то, и это не то... Ага, вот оно, кажется. - И он погрузился в чтение строчек, написанных на вывернутом наизнанку конверте.
      - Покажите мне, - вкрадчиво предложил Мейзлик.
      - Право, это не из лучших моих стихов, - скромничал поэт. - Но, если хотите, я прочту.
      Закатив глаза, он начал декламировать нараспев:
      Дома в строю темнели сквозь ажур,
      Рассвет уже играл на мандолине.
      Краснела дева.
      В дальний Сингапур
      Вы уносились в гоночной машине.
      Повержен в пыль надломленный тюльпан.
      Умолкла страсть. Безволие... Забвенье.
      О шея лебедя!
      О грудь!
      О барабан и эти палочки
      Трагедии знаменье!
      - Вот и все, - сказал поэт.
      - Извините, что же все это значит? - спросил Мейзлик. - О чем тут, собственно, речь?
      - Как о чем? О происшествии с машиной, - удивился поэт. Разве вам непонятно?
      - Не совсем, - критически изрек Мейзлик. - Как-то из всего этого я не могу установить, что "июля пятнадцатого дня, в четыре часа утра, на Житной улице автомобиль номер такой-то сбил с ног шестидесятилетнюю нищенку Божену Махачкову, бывшую в нетрезвом виде. Пострадавшая отправлена в городскую больницу и находится в тяжелом состоянии". Обо всех этих фактах в ваших стихах, насколько я мог заметить, нет ни слова. Да-с.