Глава 22

Был еще ранний вечер, когда я вернулся в Голливуд, к себе в контору.

Здание уже опустело, в коридорах было тихо. Все двери стояли открытыми, везде работали уборщицы со своими тряпками и пылесосами.

Я отпер свою комнату и поднял письмо, которое, видимо, подсунули под дверь. Не глядя, бросил его на письменный стол. Открыв окно, я свесился наружу, смотрел, как загораются первые световые рекламы, вдыхал теплый, острый воздух.

Потом я снял пиджак и галстук и сел за стол. Из глубины ящика достал бутылку виски и пригласил себя на стаканчик. Не помогло. Выпил второй, с тем же результатом.

Сейчас Уэббер уже, наверное, разговаривает с Кингсли. И теперь или по крайней мере вскоре начнется большая облава на его жену. Полиции это дело кажется ясным как день. Мерзкая связь между двумя довольно противными людьми. Слишком много алкоголя, слишком много интимности. Дело кончается дикой ненавистью, преступными импульсами и, наконец, – убийством.

«Только все это немножко слишком просто», – думал я.

Распечатал письмо. Оно было без марки и гласило:

«Мистер Марлоу. Родителей Флоренс Элмор зовут мистер Эустас Грейсон и миссис Летти Грейсон. В настоящее время они живут по адресу: Розмор Арме, 640, Саут Оксфорд Авеню».

Элегантный почерк, элегантный, как и рука, написавшая это послание.

Отодвинув письмо в сторону, я выпил еще стаканчик. Наконец-то я начал чувствовать себя менее плачевно. Провел пальцем по крышке стола, остался пыльный след. Вытер палец. Руки были тяжелыми, горячими и плохо слушались.

Посмотрел на часы, посмотрел на стену. Посмотрел в никуда.

Потом убрал виски и пошел к умывальнику, чтобы сполоснуть стакан. Вымыл руки и лицо холодной водой. Краснота на левой щеке прошла, осталась небольшая припухлость. Не очень большая, но достаточная, чтобы снова прийти в ярость. Начал причесываться и обратил внимание на седые пряди. Постепенно их становится все больше. Лицо выглядело больным и чужим. Оно мне не понравилось.

Пошел опять к письменному столу и взял послание мисс Фромсет. Разгладил его на столе, понюхал, сложил и сунул в карман пиджака.

Я сидел и молча прислушивался, как за окном затихал вечер. И медленно, совсем медленно пришло успокоение.

Глава 23

При ближайшем рассмотрении Розмор Армc оказался всего лишь кучей красных кирпичных домов, сгрудившихся вокруг огромного двора. В холле стояли обтянутые плюшем банкетки и пальмы в кадках. Канарейка скучала в клетке – большой, как собачья конура, в воздухе висел запах старых пыльных ковров и усталый аромат увядших гардений.

Грейсоны жили на пятом этаже северного крыла. Они сидели вдвоем в комнате, которая отстала от века как минимум на двадцать лет. Ее украшала старомодная мягкая мебель, яйцеобразные медные ручки на дверях, большое стенное зеркало в позолоченной раме, стол с мраморной крышкой, стоявший в оконной нише, и красные плюшевые портьеры по обе стороны окна. Пахло табачным дымом, а на втором плане витали воспоминания об обеде из бараньих котлет с цветной капустой.

Миссис Грейсон была маленького роста и обладала глазами, которые некогда, должно быть, выглядели синими и детскими. Сейчас они выцвели, грустно смотрели сквозь стекла очков и были немного навыкате. У нее были пышные седые волосы. Скрестив распухшие ноги – они еле доставали до пола,миссис Грейсон сидела и штопала носки. На коленях примостилась большая плетеная корзинка.

Грейсон был высокий сутулый человек с желтым лицом и высоко поднятыми плечами. Его брови походили на щетки, а подбородка почти не было. Верхняя часть лица говорила о его профессии. Однако нижняя уже распростилась со всеми делами. Он носил очки с бифокальными линзами и хмуро читал вечернюю газету. Я успел предварительно посмотреть в адресной книге: он был бухгалтером-ревизором, так и выглядел. На пальцах были чернильные пятна, из кармана жилетки торчали четыре карандаша. В седьмой раз прочитав мою визитную карточку, он осмотрел меня с головы до ног и медленно спросил:

– О чем вы желаете говорить с нами, мистер Марлоу?

– Меня интересует человек по фамилии Лэвери. Он живет на той же улице, что и доктор Элмор, прямо напротив него. Ваша дочь была замужем за доктором Элмором. Лэвери – тот человек, который нашел вашу дочь в ночь, когда она... умерла.

Оба навострили уши, как овчарки, когда я сделал паузу перед последним словом. Грейсон посмотрел на жену, она покачала головой.

– Мы неохотно говорим об этом, – сказал Грейсон чопорно. – Это слишком болезненно для нас.

Я подождал немного и принял такое же мрачное выражение, которое было у них. Потом сказал:

– Это можно понять. Я не хочу задавать вам никаких вопросов. Я лишь хотел бы связаться с человеком, которого вы тогда нанимали, чтобы разобраься в этом деле. Это все. Они опять посмотрели друг на друга. На этот раз миссис Грейсон не качала головой. Грейсон спросил:

– Для чего, если позволите спросить?

– Я думаю, будет лучше, если я подробнее расскажу вам о своем деле.

Я поведал им, для какой цели меня нанял Кингсли, не называя его имени.

Рассказал о вчерашнем столкновении с Дегамо перед домом Элмора. Теперь они слушали внимательно.

Грейсон сказал резко:

– Если я вас правильно понял, вы не были знакомы с доктором Элмором. Вы не пытались к нему приблизиться или как-то его обременить. И, несмотря на это, он вызвал полицейского офицера только потому, что вы остановили машину перед его домом?

– Да, именно так. Я стоял перед его домом около часа. Точнее, моя машина.

– Это весьма странно, – сказал Грейсон.

– Было видно, что доктор явно нервничал, – продолжал я. – Кроме того, Дегамо спросил меня, не подослан ли я «ее людьми», он имел в виду семью вашей дочери. Складывается впечатление, что доктор до сих пор чувствует себя не вполне уверенно. Не правда ли?

– Неуверенно? Как так неуверенно? – при этом вопросе Грейсон старался на меня не смотреть. Он медленно разжигал свою потухшую трубку, приминая табак какой-то металлической штукой, потом снова поднес к трубке огонь.

Я пожал плечами и промолчал. Он быстро взглянул на меня и снова отвел глаза. Миссис Грейсон не решалась поднять взгляд, но ноздри ее трепетали.

– Откуда он узнал, кто вы такой? – вдруг спросил Грейсон.

– Он записал номер моей машины, позвонил в автоклуб, а потом отыскал мою фамилию в телефонной книге. По крайней мере, я бы так поступил на его месте. И судя по его движениям, которые я наблюдал через окно, он именно так и сделал.

– Значит, полиция работает на него, – сказал Грейсон.

– Не обязательно. Но если она тогда допустила ошибку, то теперь, естественно, не хочет, чтобы это выплыло наружу.

– Ошибку? – он резко рассмеялся.

– Ну, ладно, – сказал я. – Эта тема для вас болезненна, но немного свежего воздуха ей не повредит. Ведь вы всегда считали, что Элмор убил вашу дочь? И поэтому пригласили частного сыщика.

Миссис Грейсон бросила на меня быстрый взгляд, потом снова склонила голову и стала скручивать заштопанные носки. Грейсон молчал. Я спросил:

– У вас были какие-нибудь доказательства или вы просто не доверяли ему, потому что он был вам несимпатичен?

– Доказательства были, – сказал Грейсон с горечью. И внезапно продолжал ясным голосом, словно наконец решился. – Доказательства должны были существовать. Так нам сказали. По крайней мере, одна улика. Но конкретно мы о ней так и не узнали. Об этом позаботилась полиция.

– Мне говорили, что полиция арестовала нанятого вами сыщика и засадила его в тюрьму по обвинению в вождении автомобиля в состоянии опьянения.

– Вам сказали правильно.

– Он так и не сообщил вам, на какую улику был намерен опираться?

– Нет.

– Это мне не нравится, – сказал я. – Выглядит так, будто этот парень был в нерешительности: сообщить ли добытые сведения вам или воспользоваться ими, чтобы шантажировать доктора.

Грейсон опять посмотрел на жену. Она спокойно сказала:

– Такого впечатления мистер Талли на меня не производил. Он был тихий, скромный человек. Но, конечно, никогда нельзя знать.

Я сказал:

– Итак, его звали Талли. Это первое, что я хотел у вас узнать.

– А второе? – спросил Грейсон.

– Как мне найти этого Талли? И в чем заключается внутренняя причина ваших подозрений? У вас уже давно должны были созреть подозрения, иначе вы этого Талли не пригласили бы. Если он вам заранее не сказал, что располагает надежной уликой.

Улыбка Грейсона была тонкой и немного искусственной. Он взял себя за маленький подбородок и потер его длинными желтыми пальцами.

– Морфий, – сказала миссис Грейсон.

– Вот именно! – тотчас же сказал Грейсон, словно одно это слово было зеленым светом, отворившим шлюз, хотя ему это было очень неприятно. – Элмор был и без сомнения остается специалистом по морфию.

– Что вы понимаете под выражением «специалист по морфию», мистер Грейсон?

– Я имею в виду врача, чья практика в основном распространяется на людей, находящихся на грани нервного потрясения из-за алкоголя и распутства.

Людей, которые уже давно принимают наркотики и снотворное. Наступает момент, когда добросовестный врач отказывается их дальше лечить вне специальной больницы или санатория. Но не такие, как Элмор. Они продолжают снабжать пациентов наркотиками до тех пор, пока из них можно выкачивать деньги. До тех пор, пока пациент остается в живых и окончательно не теряет рассудок.

Даже если при этом он превращается в безнадежного наркомана или алкоголика.

Доходная практика, – сказал он с ударением, – однако не вполне безопасная для врача.

– Несомненно, – сказал я, – но приносящая большие деньги. Вы не знакомы с человеком по фамилии Конди?

– Нет. Хотя и знаем, кто он такой. Флоренс подозревала, что Элмор получал наркотики от него.

– Вполне возможно. Вероятно, он не хотел выписывать слишком много рецептов. А Лэвери вы знали?

– Никогда его не видели, но знаем и о нем.

– Вам никогда не приходило в голову, что Лэвери, возможно, шантажировал доктора Элмора?

Эта мысль была для них новой. Грейсон провел рукой по голове, потом по лицу. Затем покачал головой.

– Нет. Каким образом?

– Он первый обнаружил тело вашей дочери. Что бы там ни удалось обнаружить этому Талли, Лэвери тоже мог это заметить.

– А разве Лэвери такой человек?

– Не знаю. Во всяком случае, у него нет никакого официального источника доходов, ни службы, ни дела. И при этом он живет на широкую ногу – особенно, что касается женщин.

– Ваша точка зрения понятна, – кивнул Грейсон. – И такие дела могут проворачиваться втихую. – Он улыбнулся сухо. – В моей профессии мне приходилось наталкиваться на такие случаи. Займы без обеспечения, вложения капитала без малейшей надежды на прибыль, притом сделанные людьми, абсолютно не имеющими права вкладывать деньги без какой-либо перспективы. Просроченные долги, которые давно должны быть взысканы и не взыскиваются. Да, подобные дела устраиваются легко.

Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки двигались безостановочно.

По-моему, она уже заштопала дюжину пар. Должно быть, костлявые ноги Грейсона были настоящим бедствием для носков.

– Что же случилось с Талли? Обвинение против него было, конечно, состряпано?

– Я в этом уверен. Его жена утверждала, что ему подсунули в баре напиток с каким-то одурманивающим средством. А полицейская машина уже ждала на противоположной стороне улицы. Просто ждали, когда он сядет за руль, – и тут же задержали его. Она утверждала также, что его даже толком не обследовали.

– Ну, это немногого стоит.

– Я нахожу ужасной мысль, что полиция может быть бесчестной, – сказал Грейсон. – Но ведь такие вещи фактически случаются, это каждый знает!

Я пояснил:

– Не исключено, что они действительно впали в заблуждение относительно причины смерти вашей дочери, а потом не хотели допустить, чтобы Талли их разоблачил и выставил на посмешище. Это означало бы потерю службы для нескольких виновных полицейских. А если они были уверены, что он задумал шантаж, то могли позволить себе и неразборчивость в средствах. Где сейчас Талли? Ведь квинтэссенция всего этого дела заключается в следующем: если у него была улика, то она существует и сейчас, либо он знает, где ее искать.

– Мы не знаем, где он, – ответил Грейсон. – Его тогда приговорили к шести месяцам тюрьмы, но этот срок давно истек.

– А как обстоит дело с его женой?

Он посмотрел на миссис Грейсон. Она сказала:

– 1618, Уэстмор-стрит, Бэй-Сити. Эустас и я послали ей немного денег.

Она очень нуждалась.

Я записал адрес, откинулся в кресле и сказал:

– Лэвери найден сегодня утром убитым в своей ванной комнате.

Прилежные руки миссис Грейсон замерли на краю корзинки. Грейсон сидел с открытым ртом, держа трубку в руке. Он тихо откашлялся, как делают в присутствии мертвых. Медленно, совсем медленно он сунул свою старую черную трубку в рот.

– Конечно, это означало бы... строить слишком смелые предположения... – начал он, но эта незаконченная фраза так и повисла в воздухе. Он послал ей вдогонку бледный клуб дыма, – Но искать в этом связь с доктором Эл мором...

– Это предположение не кажется мне слишком смелым – сказал я, – больше того, такое объяснение очень бы меня устроило. Об этом говорит и расположение домов. Полиция думает, что Лэвери убила жена моего клиента.

Если им удастся ее поймать, то это для них – дело решенное. Однако если Элмор как-то связан с этим убийством, то это означает, что придется вернуться к смерти вашей дочери. Поэтому я и пытаюсь узнать как можно больше.

Грейсон сказал:

– Человек, который однажды совершил убийство, наверняка сохраняет лишь двадцать пять процентов естественных сдерживающих факторов, когда речь идет уже о втором убийстве. – Он говорил так, словно давно занимался этими проблемами.

– Возможно, – согласился я. – Но каковы могли быть мотивы первого убийства?

– Флоренс была невоздержанной и легкомысленной, – сказал он грустно. – Невоздержанная, трудная девушка. Она была экстравагантна и расточительна, находила себе все время новых, весьма сомнительных друзей, говорила слишком много и слишком громко, а поступала по большей части глупо. Такая жена могла быть весьма опасной для Элберта Элмора. Но я не думаю, что это могло быть главной причиной, не правда ли, Летти?

Он посмотрел на жену, но она не ответила на его взгляд. Она тыкала крючком в клубок шерсти и молчала. Грейсон вздохнул и продолжал:

– У нас были основания предполагать, что Элмор находился в интимной связи со своей медсестрой, и что Флоренс угрожала ему публичным скандалом. А этим он не мог рисковать, не так ли? Потому что один скандал, неважно какой, быстро приводит к другому.

– Как же он мог ее убить? – спросил я.

– Разумеется, с помощью морфия. Морфий у него всегда был и он широко им пользовался. В применении морфия он специалист. А когда она находилась в состоянии глубокого беспамятства, он перенес ее в гараж, положил под машину и запустил мотор. Никакого вскрытия не было, чтобы вы знали. Иначе сразу бы всплыло, что она в эту ночь получила инъекцию морфия.

Я кивнул. Мистер Грейсон удовлетворенно откинулся и погладил себя по голове. Как видно, у него все было давно и тщательно обдумано.

Я разглядывал их обоих. Престарелая семейная пара, с виду спокойно сидящая в своей старомодной квартире, на самом деле горела глубокой ненавистью спустя полтора года после происшедшего. Они были бы рады, если бы оказалось, что Лэвери застрелил Элмор. Они были бы счастливы. Это наполнило бы их иссохшие души глубокой радостью.

После паузы я сказал:

– Вы верите в это, потому что хотите, чтобы это было правдой. И все-таки вполне возможно, что она совершила самоубийство, а все ложные маневры были предприняты лишь для того, чтобы покрыть игорный клуб Конди и избежать официального вызова Элмора в суд.

– Абсурд, – резко сказал Грейсон. – Он ее безусловно убил. Она лежала в постели и спала.

– Вы не можете этого знать. Может быть, она сама приняла снотворное, но оно подействовало ненадолго. Она могла проснуться среди ночи, посмотреться в зеркало, а в таких случаях на нас из зеркала смотрит сам черт. Такие вещи случаются.

– Полагаю, мы уделили вам достаточно времени, – сказал Грейсон.

Я встал и поблагодарил их обоих. У двери я спросил:

– Вам не довелось ничего больше слышать после того как Талли был арестован?

– Довелось. Я говорил с районным прокурором, – ворчливо ответил Грейсон. – Без всякого результата. Он не видел никаких оснований для возобновления следствия. Наркотики его не интересовали. Но игорный дом Конди был через месяц закрыт. Возможно, это явилось результатом моего обращения к нему.

– Ну, скорей всего это сделала полиция Бэй-Сити, чтобы продемонстрировать видимость деятельности, которая на самом деле никому не могла повредить. Уверен, что игорный дом Конди тотчас же открылся в другом месте. В том же оформлении.

Я снова повернулся к двери, на этот раз Грейсон поднялся с кресла и последовал за мной. Его желтое лицо немного покраснело.

– Я не хотел быть невежливым, – сказал он. – Конечно, это нехорошо, что Летти и я постоянно продолжаем об этом думать, и с такой горечью.

– Вы проявили по отношению ко мне много терпения, – сказал я. – Был в этом деле замешан еще кто-нибудь, чье имя не было нами произнесено?

Он отрицательно покачал головой и посмотрел на жену. Ее руки неподвижно держали очередной носок, надетый на деревянный грибок, голова была слегка наклонена. Казалось, она к чему-то прислушивается, но не к нашему разговору.

– Насколько я понял, в ту ночь медсестра доктора Элмора уложила вашу дочь в постель. Это была та же женщина, с которой у него была связь?

Миссис Грейсон резко сказала:

– Постойте. Мы сами никогда не видели ее. У нее было какое-то красивое имя. Подождите минутку... я сейчас вспомню.

Мы ждали.

– Милдред, а фамилию забыла, – сказала она, поджав губы.

Я глубоко вздохнул.

– Может быть, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?

Она облегченно улыбнулась и кивнула:

– Конечно. Милдред Хэвиленд. Ты помнишь, Эустас?

Он не помнил. У него было выражение лица, как у лошади, которая попала в чужое стойло. Он открыл мне дверь.

– А какое это имеет отношение к делу?

– Вы сказали, Талли был тихий и скромный? – продолжал сверлить я. – Его никак нельзя было спутать с громкоголосым верзилой?