Глава 32

Пахло джином. Не так, как бывает после пары глотков, сделанных зимним утром, чтобы легче было встать с постели. Нет, пахло так, словно весь Тихий океан состоит из джина, а я только что нырнул в него с лодки. Джин был в моих волосах и бровях, на подбородке, и под подбородком, и на рубашке, боже мой, и издавал запах, как жаба, заспиртованная в банке.

На подоконнике, рядом с приподнятой оконной рамой, виднелась лампа. В комнате стоял потрепанный зеленый диван. Около него была дверь, прикрытая портьерой. Никогда нельзя сидеть спиной к зеленым портьерам. Это всегда плохо кончается. Всегда что-нибудь происходит. Кому я говорил подобные слова? Женщине с револьвером в руке. Женщине с ясным лицом и темными волосами, которые, собственно говоря, были светлыми...

Где же она, эта женщина?

Я оглянулся. Она была еще здесь. Лежала на кровати. На ней была пара бежевых чулок, больше ничего. Волосы были всклокочены. На шее темные пятна.

Рот открыт, из него вывалился распухший язык. Глаза вылезли из орбит, белки уже больше не были белыми.

На ее обнаженном теле ярко выделялись четыре царапины. Глубокие сумасшедшие царапины, от четырех сумасшедших ногтей.

На диване валялась скомканная одежда, главным образом, ее одежда. Мой пиджак тоже был там. Я взял его и надел. Под рукой что-то зашуршало. Это был продолговатый конверт с деньгами. Я положил его в карман. Пятьсот долларов.

Надеюсь, полностью.

Я двигался осторожно, словно шел по тонкому льду. Наклонился, чтобы потереть колено. При этом я раздумывал, что причиняет мне большую боль: колено или голова, когда я нагибаюсь.

В коридоре послышались тяжелые шаги. Были слышны невнятные голоса. Шаги остановились. В дверь постучали, кулаком.

Я стоял и улыбался в сторону двери, крепко стиснув зубы. Я лишь ждал, чтобы кто-нибудь отворил дверь. Снаружи дергали за ручку, но дверь не открывалась. Стук возобновился, опять послышались голоса. Я раздумывал, долго ли это может продолжаться. Пока не появится портье с ключами. Не очень долго.

Я подошел к зеленой портьере и отодвинул ее. Маленький коридор вел в ванную комнату. Я вошел в нее и зажег свет. Две раковины, через край ванны перекинут сложенный коврик, над ванной – окно с матовыми стеклами.

Я запер дверь и встал на край ванны. Сорвав с вешалки полотенце, я открыл обе половинки окна, подтянулся на подоконник и свесился наружу.

Соседнее окно было рядом, я мог дотянуться до него и открыть. Но оно было заперто. Вытянув вперед ногу, я ударил каблуком по стеклу. Раздался шум, который, должно быть, был слышен во всем городе. Обернув руку полотенцем, я просунул ее сквозь раму и открыл задвижку. Внизу по улице проехала машина, но никто меня не окликнул.

Открыв обе створки, я перелез на подоконник второго окна.

Глава 33

Войдя в темную комнату, я принялся наощупъ искать дверь. Прислушался.

Через окно, выходившее на северную сторону, падал полосатый свет луны, освещая двухспальную кровать, застеленную и пустую. Воздух в обеих комнатах был затхлым. Я провел пальцем по крышке стола. Она была покрыта тонким слоем пыли, как бывает даже в самых чистых комнатах, если они долго стоят запертыми.

Понюхал графин, в нем было шотландское виски. Налил себе. Голова болела еще сильно, но другие боли ослабли. Я зажег свет в спальне и заглянул в стенной шкаф. В нем находились мужские костюмы, сшитые на заказ. Их было несметное количество. На этикетке, пришитой внутри кармана пиджака, значилась фамилия владельца: X. Г. Тальбот. Я подошел к комоду, обследовал его и нашел мягкую голубую рубашку, которая была немного маловата для меня.

Отнес ее в ванную комнату, снял свою рубашку, вымыл лицо и грудь, основательно протер волосы мокрым полотенцем и надел голубую рубашку.

Глубоко запустил руку в банку с загустевшей помадой для волос, потом воспользовался расческой и щеткой для волос мистера Тальбота и причесался.

Теперь от меня уже меньше пахло джином, если вообще пахло.

Запонка на воротнике не хотела застегиваться, и я положил ее обратно в стеклянную банку. Нашел синий крепдешиновый галстук и повязал его; надев пиджак, я критически осмотрел себя в зеркале. Пожалуй, для ночного времени я выглядел вполне аккуратно, даже по сравнению с такими педантичным господином, как мистер Тальбот, насколько можно было судить по состоянию его гардероба. Я от всей души надеялся прожить достаточно долго, чтобы успеть нанести мистеру Тальботу визит благодарности, и все-таки выглядел слишком аккуратным и слишком чистым. Я слегка взъерошил волосы, немного сдвинул в сторону галстук, еще раз подошел к графину с виски и сделал все, что мог, чтобы не выглядеть слишком трезвым. Я закурил одну из сигарет мистера Тальбота и пожелали мистеру и миссис Тальбот, где бы они ни находились, провести более приятный вечер, чем тот, который достался на мою долю. Потом я прошел через гостиную к двери, выходившей в коридор, открыл ее и, покуривая, прислонился к косяку. Я и мечтать боялся, что дело выгорит. Но сидеть в комнате и ждать, пока они обнаружат мой след от окна к окну, было еще менее разумно.

Невдалеке от меня, в коридоре, послышался кашель. Я высунул голову в коридор, и мы друг друга увидели. Он быстро подошел ко мне. Это был невысокий парень в аккуратно отутюженной полицейской форме. У него были рыжие волосы и красноватые карие глаза.

Я зевнул и небрежно спросил:

– Что здесь происходит, сержант?

Он смотрел на меня задумчиво.

– Небольшое происшествие по соседству. Вы что-нибудь слышали?

– Кажется, слышал стук. Я только недавно пришел домой.

– Довольно поздно, – заметил он.

– Дело вкуса, – ответил я. – Происшествие по соседству? Что же?

– Одна дама... – вы ее знаете?

– Кажется, видел.

– Н-да, – заметил он. – Посмотрели бы вы на нее сейчас... – Он приложил руку к горлу, сделал стеклянные глаза и издал неприятный булькающий звук. – Вот так. Вы что, ничего не слышали?

– Ничего особенного, кроме стука.

– Так. Ваша фамилия?

– Тальбот. – Одну минуту, мистер Тальбот. Подождите здесь!

Он прошел по коридору и заглянул в открытую дверь, из которой в коридор падала полоска света.

– Хелло, лейтенант, – сказал он, – Тут человек из соседнего номера.

Появился рослый человек. Он стоял, уставившись на меня. Огромный верзила с пепельно-серыми волосами и синими-синими глазами. Дегамо. Этого только недоставало!

– Вот господин, который живет рядом, – доложил маленький службист. – Его фамилия Тальбот.

Дегамо смотрел на меня. Ничто в его холодном взгляде не выдавало, что он встречался со мной раньше. Он спокойно подошел, положил свою огромную лапищу мне на грудь и втолкнул меня назад в комнату. Войдя вслед за мной, он сказал через плечо:

– Зайди, Шорти, и закрой дверь. Маленький вошел и запер дверь.

– Лихой парень, – сказал Дегамо протяжно. – Держи его на мушке, Шорти!

Шорти рывком выташил свой револьвер, 38-го калибра. Он облизнул губы.

– Ну и ну! – произнес он тихо и присвистнул. – Ну и ну! Как вы только догадались, лейтенант?

– О чем догадался? – спросил Дегамо, впиваясь в меня взглядом. – А ты о чем думал, приятель? Тебе что, нужно прочесть в газете, чтобы удостовериться, что она убита?

– Ну и ну! – снова сказал Шорти. – Проклятый сексуальный убийца! Срывает с девушки одежду и душит ее голыми руками! Лейтенант, как это вы только догадались?!

Дегамо не ответил. Он стоял, слегка покачиваясь на каблуках. Его лицо было твердым, как гранит.

– Вот он, убийца, это же ясно, как день, – внезапно сказал Шорти. – Вы только понюхайте, как здесь пахнет, лейтенант! Комнату давно не проветривали. Смотрите, вот пыль на столе. И часы стоят. Он пробрался сюда через окно в ванной... можно я взгляну, лейтенант?

Он выбежал в ванную. Дегамо стоял недвижимо, как деревянный. Шорти вернулся.

– Правильно, через окно ванной комнаты. В ванне под окном лежат осколки стекла. И воняет джином. Вы помните, в соседнем номере тоже пахло джином, когда мы вошли. Вот его рубашка. Воняет так, словно ее выстирали в джине!

Он поднял мою рубашку. Запах джина тотчас же распространился по всей комнате. Дегамо посмотрел на рубашку равнодушно, потом подошел, распахнул на мне пиджак и посмотрел на рубашку.

– Все ясно! – сказал Шорти. – Он украл рубашку из комода того человека, который здесь живет! Видите, как он сделал.

– Н-да... – Дегамо наконец опустил руку, которой упирался мне в грудь.

Они говорили обо мне, как о каком-то неживом предмете.

– Обыщите его, Шорти.

Шорти обошел меня со спины и ощупал мою одежду в поисках оружия.

– Ничего нет, – сказал он.

– Веди его к заднему выходу из гостиницы, – приказал Дегамо. – Один ноль в нашу пользу. Ведь мы раскрыли дело до приезда Уэббера. Этот осел и моль в коробке от ботинок не поймает!

– Но это ведь не входит в ваши функции, лейтенант, – произнес Шорти с сомнением в голосе. – Вроде бы сегодня говорили, что вас отстранили от работы. Или что-то в этом роде.

– Ну и что это меняет, если я даже временно отстранен? – спросил Дегамо.

– Но я-то могу на этом потерять свои нашивки, – заявил Шорти, Дегамо не спускал с него тяжелого взгляда. Малыш покраснел, его живые карие глазки смотрели испуганно.

– Ну ладно, Шорти. Пойди и вызови Рида, он сегодня дежурный.

Маленький полицейский облизнул губы.

– Приказывайте, лейтенант. Я согласен. В конце концов я мог и не знать, что вы отстранены!

– Мы его вместе доставим, вдвоем, – сказал Дегамо.

– Да, лейтенант, конечно!

Дегамо положил ладонь на нижнюю часть лица.

– Убийца, – сказал он спокойно. – Сексуальный убийца, разрази меня гром! – он улыбался, при этом двигались лишь уголки его широкого жесткого рта.

Глава 34

Мы вышли из комнаты и пошли вдоль коридора, мимо номера 618. Из открытой двери падал свет. У двери стояли двое мужчин в штатском и курили, держа сигареты в кулаке, будто в коридоре дул сильный ветер. Из номера доносился шум спорящих голосов.

Мы завернули за угол, прошли мимо лифта. Дегамо открыл дверь запасного выхода, и мы начали спускаться по гулким ступеням. Внизу, у двери, выходившей в холл первого этажа, Дегамо остановился, держа руку на ручке двери, и прислушался. Потом посмотрел на меня через плечо.

– Вы здесь с машиной? – спросил он.

– Она в гараже, в подвале.

– Великолепно!

Мы спустились еще ниже в подвал. Тощий негр вышел из своей конторки, и я отдал ему номерок. Он искоса посмотрел на форму Шорти, но ничего не сказав, молча указал на мой «крайслер».

Дегамо сел за руль. Я уселся рядом, Шорти – сзади. Мы выехали на улицу.

Воздух был свеж. В нескольких кварталах от нас показалась большая машина с двойными красными прожекторами, она шла нам навстречу. Дегамо сплюнул через окно и развернул машину в противоположном направлении.

– Это, конечно, Уэббер, – сказал он. – Немножко опоздал к панихиде!

Проскочили у него прямо под носом, Шорти!

– Мне... это не очень нравится, лейтенант. Честно. Совсем не нравится!

– Смирно, малыш! Вот так и добиваются повышения!

– Не надо мне повышения, – сказал Шорти. – И не надо такого риска. "

Уверенность покидала его, как воздух из проткнутого воздушного шарика.

Дегамо на большой скорости проехал кварталов десять, потом сбавил скорость. Шорти сказал неуверенно:

– Я не собираюсь вам указывать, лейтенант. Но мы едем что-то не в ту сторону!

– Точно, сын мой! – сказал Дегамо. Он снизил скорость и свернул на пригородную улицу с симпатичными чистыми домиками, стоявшими в симпатичных чистых садиках. В центре квартала он притормозил и подъехал к тротуару.

Закинув руку за сиденье, он повернулся к Шорти.

– Ты веришь, что этот парень ее убил, Шорти?

– Да, лейтенант, – сказал Шорти сдавленным голосом.

– У тебя есть карманный фонарь?

– Нет. Я сказал:

– В кармашке левой двери есть фонарь. Шорти нашел фонарь, загорелся узкий белый луч. Дегамо сказал:

– Погляди-ка на затылок этого парня!

Я слышал дыхание малыша за своей спиной. Он ощупал мой затылок и коснулся шишки. Я невольно застонал. Свет погас, снова тьма улицы вползла в машину. Шорти произнес:

– Выглядит так, словно он получил сильный удар сзади по голове, лейтенант. Я что-то ничего не пойму.

– Такой же кровоподтек есть и у девушки, – сообщил Дегамо. – Он менее заметен, но он есть. Он ударил ее по затылку и оглушил, потом снял с нее одежду и изнасиловал, прежде чем убить. Поэтому царапины так кровоточили. И все было сделано без шума. В этом номере не было телефона. Кто же сообщил об убийстве, Шорти?

– А я откуда знаю, черт побери? Какой-то мужчина позвонил и сказал, что в гостинице «Гренада» в 618 номере убита женщина. Мы как раз искали фотографа, когда вы пришли. Телефонист сказал, что голос был низкий, по-видимому, намеренно искаженный. Фамилии своей мужчина не назвал.

– Ну хорошо, – сказал Дегамо. – Если бы ты совершил убийство, как бы ты поступил?

– Я бы смылся, – сказал Шорти. – Почему нет? Эй, вы! – вдруг заорал он на меня. – Почему вы не убежали?

Я не ответил. Дегамо произнес тихо:

– Ты бы не полез через окно ванной, на высоте шести этажей, в ванную соседнего номера, в котором, может быть, спят люди? Ты не стал бы выдавать себя за жильца соседнего номера и не стал бы звонить в полицию, а? Ты воспользовался бы выигрышем во времени и не стал бы понапрасну рисковать, а, Шорти?

– Думаю, что нет, – ответил Шорти осторожно. – Думаю, что я не стал бы звонить. Но сексуальные преступники делают порой странные вещи, лейтенант.

Они ненормальные люди, факт. А у этого парня, наверное, был сообщник, а потом тот его оглушил, чтобы все свалить на него одного.

– Только не говори, что ты сам это придумал, – ухмыльнулся Дегамо. – Мы здесь сидим и ломаем себе головы, а человек, который знает ответы на все вопросы, сидит рядом и молчит! Он повернул голову ко мне. – Что вы там делали?

– Не могу вспомнить, – сказал я. – Удар по голове отбил у меня всю память.

– Мы вам поможем вспомнить, – сказал Дегамо. – Мы отвезем вас в горы, недалеко отсюда, там вы сможете без помехи полюбоваться звездами и спокойно восстановить все в памяти. Вы очень скоро все вспомните.

– Вы не должны так говорить, лейтенант! – вмешался Шорти. – Почему бы нам не вернуться в ратушу и не сыграть эту игру по всем правилам?

– К черту правила! – заявил Дегамо. – Мне нравится этот парень. Я хочу иметь с ним спокойный, долгий разговор. Надо только быть с ним поласковей. А то он очень застенчив!

– В таких делах я не участвую, – заявил Шорти.

– Нет? А чего же ты хочешь, Шорти?

– Я хочу вернуться в ратушу.

– Любителей прогулок нельзя удерживать, малыш. Пройдешься пешком?

Шорти помолчал, потом сказал:

– Согласен. Охотно пройдусь. – Он открыл дверцу машины и вышел. – Я думаю, вы понимаете, что я подам обо всем этом рапорт, лейтенант.

– Хорошо, сын мой, – сказал Дегамо. – Скажи Уэбберу, что я о нем справлялся. В следующий раз, когда он будет устраивать званый вечер, пусть не забудет поставить прибор и для меня.

– Я не понимаю ваших намеков, – сказал маленький полицейский. Он захлопнул дверцу машины. Дегамо дал газ и уже в конце квартала достиг скорости в сорок миль. Еще через квартал – в пятьдесят. На бульваре он поехал помедленней и повернул на восток. Он больше не превышал разрешенной скорости. Нам встретилась пара машин, но в остальном царило холодное молчание раннего утра. Вскоре мы выехали за черту города.

– Ну, что ж, приступайте к вашей исповеди, – заговорил Дегамо. – Возможно, она на что-нибудь сгодится.

Машина преодолела долгий подъем, потом снова покатилась вниз. Здесь бульвар превращался в подобие парка. Мы проезжали мимо госпиталя ветеранов.

Большие тройные канделябры перед входом из-за утреннего тумана были окружены светящимися венчиками. Я заговорил:

– Сегодня вечером ко мне в квартиру пришел Кингсли и сказал, что его жена звонила по телефону. Она просила срочно прислать ей денег. Кингсли поручил мне отвезти конверт, а также помочь ей, если она находится в затруднительном положении. Правда, мой собственный план действий был немного иным. Кингсли сообщил ей, как она сможет меня узнать. Я должен был появиться в «Павлинъем погребке» на Восьмой авеню, угол Аргуэлло-стрит, через пятнадцать минут после полного часа.

Дегамо медленно сказал:

– И вы решили воспользоваться случаем и допросить ее, а? – Он немного поднял руки, но потом снова опустил их на баранку.

– Я поехал туда. Это было через несколько часов после ее звонка. Меня предупредили, что она выкрасила волосы в темный цвет. Она прошла мимо меня в баре, но я ее не узнал. Ведь я никогда раньше ее не видел. Правда, мне показывали фотографию, но даже хорошая фотография может искажать сходство.

Она послала в погребок мексиканского мальчишку, чтобы он меня вызвал на улицу. Она желала получить деньги и отказывалась от всяких разговоров. Мне же было необходимо узнать подробности ее истории. Наконец, она увидела, что без разговора не обойтись, сказала, что живет в «Гренаде» и попросила прийти через десять минут.

Дегамо сказал:

– Достаточно времени, чтобы подготовить какой-нибудь трюк.

– Трюк действительно был подготовлен, но я не уверен, что с ее участием. Ведь она не хотела со мной говорить и не собиралась приглашать меня к себе. Она согласилась только тогда, когда поняла, что иначе не получит от меня денег. Впрочем, возможно, что всю эту сцену она нарочно разыграла, чтобы я ничего не заподозрил. Актриса она была первоклассная. С этим мне уже пришлось столкнуться раньше. Так или иначе, я пошел к ней, и мы поговорили. Вначале она плела разные небылицы, но когда мы заговорили о Лэвери, о его смерти, тут уже разговор пошел всерьез. Я сказал ей, что собираюсь выдать ее полиции.

Мы миновали деревню, лежавшую почти в полной темноте. Лишь на дальнем краю светилось несколько окон.

– Тогда она вытащила револьвер. Я думаю, она на самом деле собиралась им воспользоваться, но подошла слишком близко ко мне. Мне удалось ее схватить. Револьвер упал на пол. Пока мы с ней боролись, появился кто-то из-за зеленой портьеры и оглушил меня. Когда я очнулся, убийство уже произошло.

– Вам удалось увидеть этого человека? – спросил Дегамо.

– Нет. Я видел краем глаза, что был мужчина, причем крупный мужчина. А потом я нашел на диване, под ее и своей одеждой, вот это. – Я вытащил из кармана желто-зеленую косынку Кингсли и разгладил ее на коленях. – Вчера вечером, за пару часов до случившегося, я видел этот платок на шее у Кингсли.

Дегамо посмотрел на платок. Он взял его и поднес к освещенному приборному щитку.

– Эту штуку не спутаешь, – сказал он. – Прямо-таки бросается в глаза. Кингсли, говорите? Так-так! Черт бы меня побрал! Что же случилось потом?

– Потом постучали в дверь. Голова у меня была тяжелая, я плохо соображал, да и все тело было скованным. Вся одежда была залита джином.

Ботинки и пиджак с меня сняли. В общем, я выглядел и вонял так, что был весьма похож на человека, способного раздеть женщину и задушить ее. Поэтому я вылез через окно ванной, перебрался в чужой номер и немного привел себя в порядок. Остальное вам известно.

– Почему же вы попросту не легли в кровать в этой чужой комнате и не притворились спящим? – спросил Дегамо.

– А что толку? Думаю, что даже полицейский из Бэй-Сити способен был бы быстро обнаружить мой след. Мой единственный шанс заключался в том, чтобы успеть уйти, прежде чем обнаружат этот след. Если бы там не оказалось человека, который меня знает, возможно, мне и удалось бы выбраться из «Гренады».

– Не думаю, – сказал Дегамо. – Но я могу понять, что такая попытка по крайней мере не ухудшила ваше положение. И какой же мотив убийства вы предполагаете?

– Я думаю, что ее убил Кингсли. Мотив определить нетрудно. Она его много лет обманывала, доставляла неприятность за неприятностью, поставила под удар его положение в фирме и, наконец, совершила убийство. Кроме того, у нее был капитал, а Кингсли мечтает жениться на другой женщине. Может быть, он боялся, что покойница вконец растранжирит свои деньги и окончательно его осрамит. А если она попадется и будет осуждена, то до ее денег ему и вовсе не добраться. Чтобы от нее избавиться, ему бы пришлось требовать развода. Он боялся скандала. Любое из этих соображений – достаточный мотив для убийства.

А тут еще представился благоприятный случай сделать меня козлом отпущения.

Может из этого ничего бы и не вышло, но это спутало бы карты и дало бы ему выигрыш во времени. Если бы убийцы не надеялись, что им удастся остаться непойманными, господи, тогда было бы мало убийств!

– Тем не менее, – сказал Дегамо, – убийство мог совершить и кто-то другой, не имевший никакого отношения к этому делу. Даже если, предположим, Кингсли и приезжал, чтобы ее увидеть, это все равно мог совершить кто-нибудь другой. Да и Лэвери мог убить кто-нибудь другой.

– Ну, если вам так больше нравится думать...

– Мне это совсем не нравится. Ни так, ни иначе. Но если мне удастся раскрыть это дело, то я буду опять чист. А не раскрою – вылечу из полиции, и мне придется уезжать из города. Вы ведь говорили, что я дурак? Ну что ж, пусть я дурак! Где живет Кингсли? Кое-что я все-таки умею, а именно развязывать людям языки.

– Карлсон Драйв, 965, в Беверли Хиллс. Примерно через пять миль надо повернуть на север. Это – где-то на левой стороне. Я там не был.

Он протянул мне желто-зеленый платок: