1

Мы познакомились с Ларри Батцелом у ресторана «Сарди». Он, пьяный в стельку, и потрясающая глазастая блондинка никак не могли сдвинуть с места подержанный «Роллс-Ройс». Я помог красавице уговорить Ларри пересесть и позволить своей спутнице вести машину.

Ко времени нашей второй встречи у Ларри уже не было ни «Роллс-Ройса», ни блондинки, ни работы. Единственное, что осталось – расстроенные нервы и костюм, заметно нуждавшийся в чистке. Он вспомнил меня, несмотря на то, что снова был пьян. Я оплатил его счет и поделился с ним сигаретами. С тех пор мы иногда виделись, когда он был на мели. Я одалживал ему деньги. Не могу взять в толк, почему. Ларри был крупный красивый малый с чистыми глазами, такими чистыми, какие мне нечасто приходилось видеть. У него водились деньги, когда он был перевозчиком спиртного в одной крупной шайке еще до отмены сухого закона. Но Ларри никогда не знал секретов своих хозяев...

Потом мы очень долго не виделись.

Однажды ни с того ни с сего я получил от него чек за все, что он задолжал мне, и записку, в которой он сообщал, что работает за столом – игорным, а не обеденным – в клубе «Дарданеллы», и приглашал как-нибудь зайти навестить его. Так я узнал, что он опять начал разгульную жизнь.

Я не захотел встречаться с ним. Потом как-то случайно узнал, что «Дарданеллы» купил Джо Мезарвей, который женат на глазастой блондинке, той самой, которую я видел с Ларри Батцелом в «Роллс-Ройсе». Я по-прежнему так и не заходил повидаться с Ларри.

Однажды рано утром передо мной на фоне окна возникла туманная фигура. Шторы были опущены. Должно быть, звук шагов вошедшего разбудил меня. Тип довольно крепкого телосложения был вооружен.

Я перевернулся на спину и протер глаза.

– О'кей, – сказал я мрачно. – В кармане брюк двенадцать долларов и еще часы стоят двадцать семь долларов пятьдесят центов. Больше тебе за них не выручить.

Незнакомец подошел к окну и, приподняв штору, выглянув вниз на улицу. Затем он повернулся – и я узнал Ларри Батцела.

У него было изможденное небритое лицо. Одет он был в смокинг и темное двубортное пальто с увядшей розой в петлице.

Батцел сел, положив пистолет на колено, но через секунду отшвырнул его, словно понятия не имел, как он мог попасть в его руки.

– Ты отвезешь меня в Бердоу, – сказал он. – Я должен выбраться из города. Они засекли меня.

– Ладно, – согласился я. – Расскажи, в чем дело.

Я сел на кровати и прикурил сигарету. Было около шести часов утра.

– Я открыл твой замок полоской целлулоида, – сказал Ларри. – Время от времени тебе следовало бы на ночь закрывать дверь на задвижку. Я не знал точно, где находится твоя берлога, и не хотел поднять на ноги весь дом.

– В следующий раз проверь почтовые ящики, – посоветовал я. – Продолжай. Похоже, ты не пьян.

– Я не прочь напиться, но сначала нужно выбраться отсюда. Я уже не тот крепкий парень, каким был раньше... Ты, конечно, читал об исчезновении О'Мары?

– Да.

– Все равно слушай. Если я расскажу, мне будет легче. Не думаю, что меня засекут здесь...

– По одному стакану все же не помешает, – сказал я. – Там, на столе, шотландское.

Он быстро разлил виски и подал мне стакан. Я надел халат и шлепанцы. Его зубы стучали о край стакана, когда он пил.

Батцел поставил пустой стакан на пол и судорожно сжал руки.

– Я хорошо знал Дадли О'Мару. Когда-то мы вместе сплавляли товар из Хьюнеш-Пойнта. Мы даже доставали травку для одной и той же девушки. Она вышла замуж за Джо Мезарвея. А Дадли женился на пяти миллионах долларов, заполучив в жены разведенную истеричку, дочь генерала Дейда Уинслоу.

– Все это я уже знаю.

– Слушай дальше. Жена быстро отучила Дадли от болтовни с приятелями, но ему это было не по душе. Я думаю, он часто виделся с той девушкой, с Моной, и узнал от нее о том, что Джо Мезарвей и Лэш Иджер занимались продажей краденых машин. Вероятно, они и убрали его...

– Какого черта? Налей себе еще...

– Нет, ты послушай. Здесь есть две зацепки... В ту ночь, когда О'Мара исчез, – нет, в ночь, когда об этом стало известно газетчикам, – Мона исчезла тоже. Одна она не смогла бы уйти. На ее след напали в хибаре в двух милях от Реалито. Мне удалось точно узнать, что соседний гараж, где держат краденые машины, принадлежит одному мерзавцу по имени Арт Хак. Я там выследил Джо Мезарвея.

– Какое тебе до всего этого дело? – спросил я.

– Я все еще люблю ее. Я говорю это тебе потому, что ты когда-то здорово помог мне. Ты мог бы кое-что сделать после того, как я смоюсь... Когда полицейские обыскали хибару, все выглядело так, будто это Дадли О'Мара бежал с ней. Но они не нашли ни Мону, ни Дадли и даже не удосужились побеседовать с Джо после их исчезновения. У полиции свой способ розыска, и они от него не отступят.

Он поднялся и снова подошел к окну, выглянув на улицу сквозь жалюзи.

– Там, внизу, стоит голубой седан. Мне кажется, я его уже видел, – сказал он. – А может быть и нет. Может, просто похож...

Он снова сел. Я молчал.

– Это место за Реалито – первый поворот на северной магистрали от Футхилл Бульвар. Ты не пропустишь его. Там в стороне стоит дом и гараж. Позади дома растет цианитовый куст. Говорю тебе, это...

– Это первая зацепка. Что со второй?

– Молокосос, который работал у Лэша Иджера в гараже, пару недель тому назад рассчитался и уехал. Я одолжил ему пятьдесят долларов, потому что у него не было ни гроша... Так вот, он рассказал мне, что в ночь, когда исчез О'Мара, Иджер ездил в имение Уинслоу.

Я взглянул на него и сказал:

– Это интересно, Ларри. Но не настолько, чтобы из-за этого ломать себе шею. В конце концов, это дело полиции.

– Ага. Прибавь еще к этому: вчера вечером я напился и выложил Иджеру все, что знаю. Потом бросил работу в «Дарданеллах», а когда возвращался домой, кто-то стрелял в меня возле моего дома. С тех пор я в бегах... Так что, ты отвезешь меня в Бердоу?

Уже май, но на улице все еще холодно. Ларри Батцел выглядел продрогшим даже в пальто...

– Конечно, – ответил я. – Не переживай. Со временем все уладится. Выпей еще. Ты думаешь, что О'Мару убрали?

– Раз он узнал о торговле краденными машинами от Моны, жены Джо Мезарвея, они просто обязаны были убрать его, – продолжал Батцел.

Я встал и хотел идти в ванную, но Ларри снова выглянул в окно.

– Она все еще здесь, – сказал он через плечо. – Тебя могут убить вместе со мной.

– Не терплю подобных шуток.

– Ты славный парень, Кармади... Похоже, будет дождь. Я просто не вынес бы, если бы такого парня пришлось хоронить в дождь.

– Хватит трепаться, – сказал я и ушел в ванную.

Это был наш последний разговор.

2

Когда я брился, мне было слышно, как он ходил по комнате. Но потом, под душем, я уже не слышал ничего. Когда я вышел, его уже не было. Я завернулся в халат и заглянул в кухню. Никого. Выглянул в холл. Пусто. Только по черной лестнице спускался разносчик молока с бутылками в лотке.

– Эй, – окликнул я его, – не выходил отсюда только что парень?

Он оглянулся на меня из-за поворота и открыл рот, чтобы ответить. Это был славный парнишка с отличными белыми крупными зубами. Я хорошо запомнил эти зубы, потому что смотрел на них, когда услышал выстрелы.

Они прозвучали, словно издалека. «Где-то за домом, у гаражей, или в аллее», – подумал я. Сначала два коротких, один за другим, выстрела, а потом звук клепального молотка. Пять или шесть ударов подряд. Сразу после этого взревел мотор отъезжающей машины.

Мальчишка-молочник захлопнул рот и бессмысленно уставился на меня своими огромными глазами. Затем он очень осторожно опустил бутылки на нижнюю ступеньку и прислонился к стене.

– Похоже на выстрелы, – сказал он.

Все это произошло в течение нескольких секунд, но, казалось, прошло не менее получаса. Я вернулся в квартиру, быстро оделся, разбросав все вещи по комнате, и выбежал в холл. Там, по-прежнему, никого не было. Где-то близко завыла сирена. Лысая голова с похмелья высунулась из соседней двери и засопела.

Я сбежал по лестнице.

В нижнем холле было два или три человека. Я выбежал наружу. Гаражи стояли в два ряда, разделенные зацементированной площадкой, и еще два в конце, так, чтобы осталось место для выезда на аллею. За три дома отсюда двое малышей перелезали через изгородь.

Ларри Батцел лежал лицом вниз, шляпа валялась в ярде от головы, одна рука, в которой был зажат большой черный автоматический пистолет, откинута в сторону. Его ноги были перекрещены, словно он перевернулся, когда упал. Кровь стекала по лицу, по светлым волосам, шея была тоже залита кровью. На цементном дворике образовалась кровавая лужа.

Двое полицейских с рациями, разносчик молока и человек в коричневом свитере и комбинезоне склонились над убитым. Человек в комбинезоне был нашим дворником.

Я подошел к ним в тот же момент, что и двое малышей из-за забора. Разносчик молока смотрел на меня со странным выражением.

– Парни, кто-нибудь из вас знает его? – спросил один из полицейских. – У него осталась лишь половина лица...

Дворник сказал:

– Он не живет здесь. Должно быть, просто посетитель. Из этих... из ранних посетителей.

– На нем вечерний костюм. Вы знаете свою ночлежку лучше, чем я, – сказал сурово полицейский. Он достал записную книжку.

Второй полицейский тоже выпрямился, покачал головой и пошел к дому, дворник последовал за ним.

Полицейский с записной книжкой ткнул в меня пальцем и грубо спросил:

– Ты был здесь сразу после этих двух. Тебе есть что добавить?

Я взглянул на разносчика молока. Ларри Батцелу уже нельзя ничем помочь, а человек должен заботиться о живых. В любом случае, эта история не для ушей полицейских ищеек.

– Я только услышал выстрелы и сразу же прибежал, – сказал я.

Полицейского вполне устроил такой ответ. Разносчик взглянул на хмурящееся небо и ничего не сказал.

Я вернулся к себе и, наконец, оделся как следует. Когда я взял свою шляпу со стола, под ней оказался розовый бутон и отрывок исписанной каракулями бумаги.

«Ты отличный парень, но я думаю, что должен идти туда один. Отдай розу Моне, если тебе когда-нибудь удастся увидеть ее. Ларри».

Я положил записку в бумажник и налил себе виски.

3

Около трех часов того же дня я стоял в вестибюле дома Уинслоу и ждал возвращения дворецкого. Целый день я избегал возможных убийц и старался не появляться у своего офиса и у дома. Встреча с ними была лишь вопросом времени, но я хотел сначала повидаться с генералом Дейдом Уинслоу, что было не так просто.

Все стены вокруг были увешаны картинами. В основном это были портреты. Обстановку дополняла пара статуй и почерневшие рыцарские доспехи на подставках темного дерева. Над огромным мраморным камином в стеклянном ящике – не то изрешеченные пулями, не то изъеденные молью – висели два перекрещенных знамени, а ниже – портрет худого мужчины с черной бородой и усами, одетого в форму времен мексиканской войны. Должно быть, это отец генерала Дейда Уинслоу. Сам генерал, хотя и немолодой, все же не мог быть таким старым.

Вернулся дворецкий и доложил, что генерал примет меня в зимнем саду. Мы вышли через стеклянную раздвижную дверь, прошли лужайку за домом и очутились перед большой теплицей, стоящей за гаражами. Дворецкий открыл дверь в небольшую комнатушку и, едва я вошел, запер ее. Внутри было довольно жарко. Потом он открыл следующую дверь, и тогда уж стало жарко по-настоящему.

Густой, горячий пар окутал меня. Со стен и потолка мерно стекали капли влаги. В тусклом освещении едва можно было разглядеть просветы в сплетении ветвей огромных тропических растений. Запах экзотических цветов был, пожалуй, сильнее алкогольных паров.

Дворецкий, худощавый прямой старик с седой головой, приподнял ветви, чтобы я мог пройти, и мы оказались на крошечной поляне посреди фантастического леса. Каменные плиты пола были застланы красным турецким ковром. В центре ковра в кресле-каталке сидел дряхлый старик.

На его лице, казалось, жили только глаза. Темные, глубоко посаженные, сверкающие, неуловимые глаза. Остальное: ввалившиеся виски, заострившийся нос, вывернутые наружу ушные раковины, рот, превратившийся в узкую белую щель – было похоже на посмертную маску. Несколько растрепанных жалких седых волосков украшали голый череп. Он был укутан изрядно потрепанным красным купальным халатом, а сверху теплым пледом.

– Мистер Кармади, генерал, – произнес дворецкий.

Старик взглянул на меня и произнес скрипящим голосом:

– Подай кресло для мистера... Кармади.

Дворецкий пододвинул мне плетеное кресло, я сел, положил шляпу на пол. Дворецкий поднял ее.

– Бренди, – приказал генерал. – С чем вы предпочитаете бренди, сэр?

– Благодарю вас, чистый, – ответил я.

Генерал взглянул на меня своими немигающими глазами.

– А я всегда предпочитаю шампанское, – сказал он. – Треть стакана бренди, остальное шампанское, и непременно холодное. Но не такое, как в Вэлли Форс.

Он издал звук, отдаленно напомнивший смешок.

– Не то, что в Вэлли Форс, – повторил старик. – Такая гадость... Курите, сэр.

Я поблагодарил его и сказал, что пока воздержусь от курения. Потом я вынул платок и вытер лицо.

– Снимите плащ, сэр. Дадли всегда так поступал. Орхидеи любят тепло, мистер Кармади, – как и больные старики.

Я снял плащ, который надел потому, что Ларри Батцел предупреждал меня о дожде.

– Дадли – это мой зять. Дадли О'Мара. Я полагаю, вы пришли что-то сообщить мне о нем?

– Только понаслышке, – ответил я. – Я не стану вмешиваться в это дело, если вы будете против, генерал Уинслоу.

Глаза старика снова впились в меня:

– Вы частный детектив и, очевидно, хотите, чтоб я оплатил ваши услуги?

– Что-то вроде этого. Но это не означает, что я требую оплаты за каждый свой шаг. И вообще, вы можете предоставить это дело сотрудникам Бюро розыска.

– Понятно, – спокойно ответил он. – Небольшой скандал.

Прежде чем я успел ответить, вошел дворецкий. Он провез сквозь джунгли столик с чаем, остановил его рядом со мной и смешал порцию бренди с содовой. Наконец дворецкий вышел.

– Похоже, здесь замешана женщина, – сказал я, потягивая бренди. – Он знал ее еще до того, как познакомился с вашей дочерью. Она сейчас замужем за гангстером. Возможно...

– Все это я уже слышал, – перебил он. – Мне на это наплевать... Единственное, что я хочу знать – где он сейчас и все ли с ним в порядке, счастлив ли он.

Я взглянул на него и, помедлив мгновение, сказал вполголоса:

– Может быть, мне удастся найти эту женщину или мои ребята в городе разыщут ее, если мне будет что им сообщить.

Старый генерал покачивал головой, перебирая руками край пледа. Мне показалось, что он соглашается. Через некоторое время он медленно произнес:

– Возможно, мне вредно так много говорить, но я хочу, чтобы вы поняли. Я калека. Мои ноги уже не слушаются меня. Я не могу много есть и много спать. Я устал от себя самого и чертовски надоел окружающим. А теперь еще я потерял Дадли. Он обычно проводил со мной много времени. Почему?.. Знает только Господь Бог...

– Ну... – начал было я.

– Заткнись... По сравнению со мной ты просто юнец, значит, я могу быть грубым с тобой. Дадли ушел, не попрощавшись со мной. Это на него не похоже. Однажды вечером он уехал отсюда на своей машине, и с тех пор его больше никто не видел. Если ему надоела эта дура... моя дочь, и ее отродье... если он ушел к другой женщине, тогда все в порядке. На него нашло затмение и он ушел, не простившись со мной, но теперь он раскаивается в этом. Вот почему он не дает знать о себе. Найди его и скажи ему, что я понимаю и не сержусь. Если ему не нужны деньги – это все. Но если он нуждается, он получит все, что захочет.

Его бледные щеки слегка порозовели. Черные глаза засверкали ярче. Он медленно откинулся назад и смежил веки.

Я залпом отпил полстакана.

– Может быть, у него неприятности из-за мужа той женщины, этого... Джо Мезарвея? – спросил старик. Он открыл глаза и подмигнул. – Это у кого угодно могли бы быть неприятности, но не у О'Мары.

– Ладно. Могу я сообщить в Бюро розыска, где можно найти ту женщину?

– Конечно, нет. Они ни черта не делают. Предоставь им продолжать в том же духе. Ищи сам. Я заплачу тебе тысячу долларов – даже если ты просто будешь шляться по улицам. Но только скажи ему, что здесь все нормально. Старик в полном порядке и любит его. Это все.

Я не мог рассказать ему ничего: ни того, что знал Ларри Батцел, ни того, что случилось с Ларри, вообще ничего об этой истории. Я допил бренди, встал и надел плащ.

– Это слишком много за такую работу, генерал Уинслоу, – сказал я. – Мы позже еще обсудим этот вопрос. Так вы даете мне полномочия действовать по моему собственному усмотрению?

Он нажал кнопку на своем кресле.

– Только скажи ему, – повторял старик, – я просто хочу знать, где он и что с ним, и хочу, чтоб он знал, что со мной все в порядке. И все. А теперь извини меня. Я устал.

Старик закрыл глаза. Я пробрался сквозь джунгли, у двери меня встретил дворецкий и подал мне шляпу.

На улице, отдышавшись, я сказал:

– Генерал просил меня повидаться с миссис О'Мара.

4

Белый ковер на всю комнату от стены до стены. Тяжелые шторы цвета слоновой кости небрежно свисали с окон и расстилались по ковру. Из окон открывался вид на темные холмы. Снаружи уже стемнело. Дождя все еще не было, но в воздухе чувствовалось какое-то напряженное ожидание.

Миссис О'Мара вытянулась в белом шезлонге, туфли соскользнули с ног, открывая ступни в таких тонких чулках, каких уже теперь не носят. Это была высокая брюнетка со злым ртом. Привлекательная, но красивой не назовешь.

– Ради всего святого, чем я могу помочь вам? – спросила она. – Все уже известно. Слишком известно. За исключением того, что я вас не знаю, не так ли?

– Да, как будто так, – ответил я. – Я частный детектив, занимаюсь такого рода делами.

Она потянулась за стаканом, медленно небольшими глотками отпила из него. Кольцо поблескивало на пальце.

– Я познакомилась с Дадли в баре, – миссис О'Мара выдавила из себя короткий смешок. – Красивый бутлегер, роскошные вьющиеся волосы и ирландская улыбка. Потом я вышла за него замуж... От скуки... Что касается него... торговля контрабандным виски и тогда уже не давала большой прибыли – просто не было другого занятия.

Она, похоже, ожидала, что я стану спорить, но я пришел не за этим. Я только спросил:

– В тот день, когда он исчез, вы видели, как он уезжал?

– Нет. Я редко встречаю его или провожаю. Так уж сложилось... – Она снова отхлебнула немного из стакана.

– Хм, – проворчал я. – Но, конечно, вы не ссорились?

– Есть столько способов поссориться, мистер Кармади...

– Да, мне нравится, как вы это говорите. Разумеется, вы знали о том, что у вашего мужа была другая женщина?

– Я рада, что могу быть совершенно откровенной с детективом. Да, я знала, – она занесла прядь смолисто-черных волос за ухо.

– Вы узнали о ней еще до того, как он исчез? – вежливо поинтересовался я.

– Конечно.

– Откуда?

– Вам не кажется, что вы слишком прямолинейны? От знакомых, как говорится. Я большая любительница посплетничать. Разве вам это неизвестно?

– Знаете ли вы завсегдатаев «Дарданеллы»?

– Я бывала там. – Она не выглядела ни испуганной, ни даже удивленной. – В общем-то, я практически прожила там неделю. Как раз там я и познакомилась с Дадли.

– Ясно... Ваш отец женился поздно, не так ли? – Я увидел, что краска сбежала с ее лица. Я рассчитывал, что она вспылит, но этого не случилось. Она улыбнулась, овладела собой и дернула за шнур звонка, привстав на подушке.

– Очень поздно, – ответила она, – если вас это касается.

– Нет, не касается.

Вошла застенчивого вида горничная и смешала для нас коктейли. Один подала миссис О'Мара, другой поставила передо мной. Вышла, мелькнув парой хорошеньких ножек под короткой юбкой.

Миссис О'Мара выждала, когда закроется дверь, и сказала:

– Единственное, что может поддержать папу в хорошем настроении, это известие, что с Дадли все в порядке. Жаль, что Дад не написал, не прислал телеграмму или еще что-нибудь в этом роде...

– В сущности, ваш отец – беспомощный полумертвый старик, – прервал я миссис. – Всего лишь тоненькая нить привязывает его к жизни. Эта нить рвется, но всем наплевать на это. Старик пытается действовать, как будто ему одному не все равно. Я не стал бы называть это настроением. Я назвал бы это скорее проявлением удивительной внутренней силы и стойкости.

– Какая проницательность! – ее глаза просверливали меня насквозь. – Но вы ничего не пьете...

– Мне пора идти, спасибо.

На прощание она протянула мне изящную ухоженную руку. Вдруг откуда-то из-за холмов раздался оглушительный раскат грома. От неожиданности она вскочила. От сильного порыва ветра в доме задрожали стекла.

Я спустился вниз по лестнице в вестибюль. Из темноты вынырнул дворецкий и^ открыл мне дверь.

Я взглянул на спускавшиеся вниз террасы, усаженные цветами и экзотическими деревьями. Внизу – тяжелая чугунная ограда с позолоченными пиками по верхнему краю. Внутри ограды по периметру – шестифутовая живая изгородь. Дорога из особняка спускалась вниз, к главным воротам и домику привратника.

За поместьем, с холма, открывался вид на город и старые нефтяные разработки Ла Бреа. Часть их занял новый парк, остальное – пустынный огороженный участок, поросший кустарниками и сорняками. Некоторые деревянные буровые вышки еще неплохо сохранились. Это они создали богатство семьи Уинслоу, а после семья бежала от них на вершину холма, достаточно далеко, чтобы не слышать запаха отстойников, но, вместе с тем, достаточно близко, чтобы видеть из окон источник своего благосостояния.

Я не спеша спускался по мощеным ступеням с одного уступа террасы на другой. На одном из них темноволосый бледный мальчик лет десяти-одиннадцати метал дротики в мишень, привязанную к дереву. Я подошел к нему.

– Ты младший О'Мара?

Он прислонился к каменной скамье, зажав в руке четыре дротика и смерил меня презрительным взглядом. У него были холодные, синевато-серые глаза – глаза старика, а не мальчишки.

– Меня зовут Дейд Уинслоу Тревельян, – четко произнес он.

– О, значит, Дадли О'Мара не твой отец?

– Конечно, нет, – голос его был полон презрения. – А вы кто такой?

– Я детектив. Мне поручено разыскать твоего... я хотел сказать, мистера О'Мару.

Мое признание не сблизило нас. Детективы для него, видимо, ничто. За холмами перекатывался гром, словно там, за горизонтом, играло в пятнышки стадо слонов. Вдруг у меня появилась идея.

– Держу пари, тебе ни за что не попасть четырьмя из пяти в десятку с тридцати футов, – сказал я.

Мальчишка сразу оживился:

– Этими?

– Ага.

– Сколько ставишь?

– Доллар.

Он подбежал к мишени, выдернул из нее дротики, вернулся и встал у скамьи.

– Здесь нет тридцати футов, – усомнился я.

Он кисло взглянул на меня и отступил на несколько шагов за скамью.

Я ухмылялся про себя, но вскоре мне пришлось оставить это занятие.

Эта маленькая рука метала дротики так быстро, что я едва успевал следить. Пять дротиков легли точно в яблочко за несколько секунд. Он победно взглянул на меня.

– Вот это да! Здорово, Тревельян! – пробормотал я и полез в карман за долларом.

Он выхватил деньги, как форель хватает муху, и мгновенно спрятал их.

– Это еще что, – хихикнул мальчишка. – Ты бы посмотрел, как я стреляю в тире, за гаражом. Хочешь, пойдем прямо сейчас, ты сможешь поставить еще.

Я оглянулся вверх, на дом, тяжело опирающийся на склон.

– Ладно, только не сегодня. В следующий раз. Я, может быть, скоро снова приеду... Так, значит, О'Мара не твой отец... А ты будешь доволен, если я его разыщу?

– Конечно. Но разве ты можешь больше, чем полиция? – Он пожал худенькими острыми плечами под коричневым свитером.

– Посмотрим, – сказал я на прощание.

Спустившись к самому подножию холма, я пошел вдоль ограды к воротам. Сквозь прутья ограды были видны огни на улице. Уже на полпути к домику привратника я заметил снаружи голубой седан. Скромная, очень чистая машина, низко посаженный кузов, чуть светлее полицейской машины, но приблизительно того же размера. За седаном по ту сторону улицы под деревом стоял мой родстер. Я стоял неподвижно, разглядывая седан сквозь ограду. За ветровым стеклом, в глубине машины, вспыхивал и гаснул огонек сигареты. Я оглянулся назад. Малыш Тревельян тайком пробирался куда-то, наверное, прокутить полученный доллар, потому что вряд ли он считал это большой суммой.

Я пригнулся, достал свой «люгер-765» и засунул его стволом вниз за левый носок. Можно было проскочить, если не идти слишком быстро... Я направился к воротам.

Обычно ворота держали запертыми и никто не мог войти, не получив разрешения из дома. Привратник – здоровый малый с револьвером на боку – вышел навстречу и выпустил меня через боковую калитку. Несколько минут мы еще разговаривали с ним через решетку, и я тайком поглядывал на седан.

Похоже, в нем сидело двое. Оставалось пройти сотню футов по противоположной стороне в тени высокой стены. Улица была очень узкая, без тротуаров. До моего родстера было рукой подать.

Медленно, на негнущихся ногах, я пересек мостовую, сел в машину, вынул из тайника под сиденьем запасной пистолет. Это был добротный полицейский «кольт». Быстро запихнув его в кобуру под рукой, я включил зажигание и с места взял сорок миль в час. Начинался дождь. Я успел проскочить восемь кварталов, когда сзади раздался рев сирены. Как удивительно легко человек может дать себя одурачить. Улица была слишком тихая. Я притормозил и припарковал к обочине. Седан остановился сзади. Из открытой задней двери на меня в упор смотрело черное дуло автомата.

Я разглядел узкое лицо с красными глазками, сжатый рот. Перекрывая звуки дождя, стеклоочистителей и двух работающих двигателей, чужой голос произнес: «Садись к нам. Будь умницей. Ты знаешь, о чем я говорю».

Это были не полицейские, но какое это теперь имело значение! Я выключил зажигание, бросил ключи на пол в машине и вышел на дорогу. Водитель седана даже не взглянул в мою сторону. Сидевший сзади распахнул ногой дверь и подвинулся на сиденье, нежно прижимая к себе автомат.

Я сел в седан. И тут вспомнил, как Ларри, выглядывая из окна моей квартиры, говорил, что внизу стоит голубой седан, который он видел уже не раз... А потом, после выстрелов в Ларри – я слышал рев отъезжающей машины. Похоже, это был тот же седан.

– О'кей, Луи. Обыщи его.

Водитель вылез из-за руля и сел за мной. Он вытащил мой «кольт», прощупал мои бока и карманы, брюки за поясом.

– Чисто, – доложил он второму и вернулся за руль.

Тип с автоматом протянул вперед левую руку и взял у водителя мой «кольт», потом положил автомат себе под ноги и накрыл сверху коричневым ковриком. Он снова откинулся в угол, держа на колене «кольт», спокойный и расслабившийся, с сознанием собственного превосходства.

– Отлично, Луи. Теперь поехали.

5

Спокойная, ленивая езда убаюкивала, дождь мерно барабанил по крыше седана, капли стекали вниз по стеклам. Мы петляли по вьющимся улицам среди больших частных усадеб, мокрые фасады особняков прятались за темными очертаниями деревьев.

В машине витал аромат сигарет. Красноглазый спросил:

– Что Ларри тебе сказал?

– Почти ничего, – ответил я. – Что Мона удрала из города в ту самую ночь, когда об этом узнали газеты. Старик Уинслоу уже знает об этом.

– Не стоило ему слишком копаться во всей этой истории, – сказал Красноглазый. – Кишка тонка. Что еще?

– Он говорил, что в него стреляли. Хотел, чтобы я помог ему уйти из города. Но в последний момент ушел один. Не знаю, почему...

– Развязывай язык, ищейка, – угрожающе прошипел Красноглазый. – Это твое единственное спасение.

– Я сказал все, – ответил я и отвернулся, разглядывая дождевые капли на стекле.

– Кто тебе платит, этот старикашка?

– Нет. Он слишком скуп.

Красноглазый загоготал. Пистолет неожиданно начал сползать.

– Это все, что мне известно об этом О'Маре, – сказал я.

Тип за рулем повернул голову и проворчал:

– Где, ты говорил, та чертова улица?

– Вверху на Беверли Глен, идиот. Малхолланд Драйв, – прорычал Красноглазый.

Нас тряхнуло на ухабе.

– Черт возьми! Не могли законопатить канаву!

– Ничего, мы замостим ее этой вонючей ищейкой, – заявил Красноглазый, наслаждаясь собственным остроумием.

Усадьбы остались позади. С обеих сторон на склонах холмов не видно было никакой растительности, только изредка мелькали невысокие кусты.

– А ты ничего себе парень, – сказал Красноглазый. – Только скупой, как и твой старикашка. Ты что, плохо понял? Мы должны знать все, что тебе сказал Ларри, а потом решим, шлепнуть нам тебя или нет.

– Пошел к дьяволу, – ответил я. – Ты все равно не поверишь.

– А ты попробуй. Для нас это только работа. Закончим с этим и пойдем дальше.

– Ничего себе работенка...

– Ты слишком много треплешься, приятель.

– Со мной это случалось, когда ты еще ходил в школу. С тех пор мне это занятие не по душе, – сказал я.

Красноглазый снова расхохотался. В его тоне не чувствовалось угрозы.

– Насколько нам известно, ты чист перед законом. Сегодня утром ты ведь не болтал лишнего? Верно?

– Если я скажу «да» – ты сможешь пристрелить меня прямо сейчас.

– А если ты получишь кое-что на мелкие расходы и пообещаешь забыть обо всем?

– Ты же все равно не поверишь мне.

– А почему бы и нет? Это неплохая мысль. Мы выполняем одну работу и переходим к следующей. Мы – крепкая команда. А ты здесь живешь, у тебя здесь дело, авторитет, уважение. Ты мог бы «подавать» в нашей игре.

– Конечно, – ответил я. – Я мог бы «подавать».

– Мы никогда, – мягко сказал Красноглазый, – не сбиваем цены. Это мешает торговле.

Он откинулся в угол на спинку – пистолет на левом колене, рука во внутреннем кармане. Достал и развернул большой, цвета натуральной кожи, бумажник, вытащил оттуда две купюры и передвинул их по сиденью ко мне. Бумажник снова исчез в кармане.

– Тебе! – важно произнес Красноглазый. – Учти, тебе не дожить до завтра, если попытаешься удрать.

Я подобрал деньги – две кредитки по пятьсот долларов – и засунул их в куртку.

– Ладно. Как я понимаю, во второй раз мне уже так не повезет?

– Подумай об этом, легавый.

Мы приветливо оскалились друг другу – ни дать ни взять, пара славных парней, отлично ладящих между собой в этом жестком враждебном мире. Красноглазый резко повернулся:

– Ладно, Луи. Забудь к черту Малхолланд. Останови!

Машина остановилась посреди пустынной голой дороги на повороте, огибавшем холм. Дождь хлестал по склону косыми серыми струями. Горизонт исчез за сплошной завесой воды. Видимость была не больше четверти мили, ни одной живой души вокруг... Водитель подъехал к склону и заглушил мотор. Он закурил и положил руку на спинку сиденья, широко улыбаясь мне. Милая улыбка – как у аллигатора.

– Выпьем за наш уговор. Хотел бы я заработать тысячу ни за что. Но только попробуй водить меня за нос!

– Да у тебя и носа-то порядочного нет, – улыбаясь сострил Луи.

Красноглазый бросил «кольт» на сиденье и достал полпинты из бокового кармана. На вид вполне приличное пойло – зеленая этикетка, горлышко запечатано. Он отковырнул зубами пробку, понюхал содержимое и причмокнул губами.

– Это не «Кроу Мак-Джи», – авторитетно сказал он. – Дочерняя фирма. На-ка, отхлебни.

Он потянулся на сиденье, протягивая мне бутылку.

Я мог бы схватить его запястье и... Но здесь был Луи, а до моей лодыжки, где спрятан пистолет – слишком далеко.

Я старался дышать неглубоко и держать бутылку у самых губ, внимательно принюхиваясь. К горьковатому запаху виски примешивалось что-то еще – едва ощутимый фруктовый аромат, на который в другое время и в другом месте я бы даже не обратил внимания. Неожиданно и без всякой связи я вспомнил, как Ларри Батцел говорил: «К востоку от Реалито, в сторону гор, под старым цианитовым кустом...» Цианид. Вот что это такое!

Кровь часто стучала у меня в висках, когда я поднес бутылку ко рту. Я почувствовал мурашки на коже, как будто мне вдруг стало холодно. Запрокинув голову, я с силой выдохнул в бутылку. Около половины чайной ложки жидкости влилось мне в рот, но ничего там не осталось, потому что, закашлявшись, я резко наклонился вперед, бросил бутылку и повалился на сиденье. Красноглазый засмеялся:

– Только не говори, приятель, что ты окосел после одного глотка.

Мои ноги скользнули влево. Словно в изнеможении, я наклонился к ним, руки вяло и безжизненно повисли. Наконец, пистолет был у меня в руке.

Я выстрелил в Красноглазого из-под руки почти не глядя. Он даже не успел схватить «кольт». Одного выстрела оказалось достаточно: он сразу же обмяк и затих. В тот же момент я выстрелил вперед и вверх, туда, где должен был сидеть Луи.

Но его там не было. Он пригнулся вниз, за переднее сиденье, и затих, онемев от страха. Луи молчал. В машине и снаружи все было тихо. Казалось, даже дождь на мгновение стал бесшумным... Красноглазый не шевелился. Я отшвырнул «люгер» и достал из-под коврика автомат, взял его левой рукой за рукоятку и прижал приклад к плечу. Луи даже не пикнул.

– Послушай, Луи, – миролюбиво сказал я. – Автомат у меня.

Из-за сиденья раздался выстрел, который – и Луи это знал – не принес ему ничего хорошего.

– Имей в виду, у меня в руке граната, – сказал он.

– Выдерни чеку и выбрось ее из машины. Так будет лучше для нас обоих.

– Черт возьми! – со злостью выпалил Луи. – Он что, сдох? Да нет у меня никакой гранаты!

Я повернулся к Красноглазому. Похоже, он очень уютно устроился там, в уголке. Казалось, что у него три глаза и один из них даже краснее двух остальных. Для стрельбы из-под руки это было даже слишком хорошо.

– Точно, Луи. Он сдох, – подтвердил я. – Нас осталось двое. Что будем делать?

Мир снова превратился в звуковое кино. Я услышал шелест дождя и тяжелое дыхание Луи.

– Вылезай из машины, – прохрипел он. – Я смоюсь.

– Лучше ты вылезай, а я смоюсь.

– Черт возьми, парень, отсюда слишком далеко топать домой!

– Не переживай, Луи. Я пришлю за тобой машину.

– О, боже! Да я ничего такого не делал! Я всего лишь водитель!

– Тогда тебе придется ответить за неосторожную езду, Луи. Заруби это себе на носу – ты и ублюдки, которые тебя наняли. Проваливай отсюда, пока я не пустил в ход автомат.

Щелкнул дверной замок, нога шагнула на порог машины, оттуда – на асфальт. Я резко выпрямился. Луи стоял на дороге безоружный, на его лице застыла все та же улыбка аллигатора.

Я отодвинул ноги покойника, достал свои пистолеты, положил желтый двенадцатифунтовый автомат под сиденье. Из кармана брюк я вынул наручники и поманил жестом Луи.

Он угрюмо отвернулся, спрятал руки за спиной и хриплым голосом сказал:

– Ничего у тебя не выйдет со мной. Меня выручат.

Я застегнул наручники и проверил, нет ли у него оружия, сделав это более тщательно, чем он со мной. У него оказался еще один пистолет, кроме того, который остался в машине.

Я вытащил Красноглазого из машины и предоставил ему самому позаботиться о своих удобствах на мокром полотне дороги. Рана начала опять кровоточить, хотя он был мертв. Луи разглядывал его с жалостью.

– Он был толковый парень, – сказал он. – Не похожий на остальных. Любил шутки. Прощай, приятель.

Я достал ключ и открыл один из наручников, дернул Луи вниз и защелкнул наручник на руке мертвеца. Глаза Луи расширялись от ужаса и наконец-то улыбка сползла с его физиономии.

– О, Господи! – завыл он. – Черт возьми! Проклятье! Боже мой! Парень, ты ведь не оставишь меня вот так?

– Пока, Луи, – сказал я. – Сегодня утром вы убили моего приятеля.

– Проклятье! – орал Луи.

Я сел в седан, включил зажигание и выехал к тому месту, где можно было развернуться. Спускаясь вниз по дороге, я проехал мимо Луи. Он стоял под обгоревшим деревом, тупо уставившись на дорогу. Лицо его было белее мела. У ног Луи лежал мертвец, подняв вверх руку, соединенную с рукой живого. В глазах Луи застыл страх.

Я оставил его под дождем.

Быстро стемнело. Я остановил седан за несколько кварталов от своей машины и закрыл его. Затем пешком дошел до своего родстера и поехал в город. Из телефонной будки, набрав номер уголовной полиции, я вызвал своего знакомого по фамилии Гриннел, кратко рассказал ему о случившемся и описал место, где искать Луи и седан. Я сказал ему, что, как мне кажется, это те самые мерзавцы, которые изрешетили Ларри Батцела. Но я ничего не сказал ему о Дадли О'Маре.

– Отлично сработано, – сказал Гриннел с сомнением в голосе. – Но будет лучше, если ты приедешь, и побыстрее. Тут кое-что выяснилось против тебя. Час тому назад позвонил какой-то разносчик молока.

– Да, я знаю. Но сначала хочу поесть. Я загляну попозже.

– Тебе лучше приехать, мой мальчик. Извини, но тебе лучше поторопиться.

– Ну, ладно, еду.

Я повесил трубку и, не теряя времени, сел в машину. Я должен был разбить шкатулку с секретом или же разбиться сам.

Наскоро поев у «Плазы», я выехал в сторону Реалито.

6

Около восьми часов в желтом свете противотуманных фар сквозь пелену дождя я разглядел смутные очертания слов на дорожном указателе: «Добро пожаловать в Реалито».

Одинаковые стандартные дома вдоль улицы, магазины, на углу – освещенные затуманенные окна аптеки, напротив – темный фасад банка, у двери которого несколько бездельников мокнут под дождем.

Реалито.

Я проехал поселок, и пустынные поля снова сомкнулись на горизонте. Ничего, кроме голой земли, горбящихся теней холмов и бесконечного унылого дождя.

Проехав около трех миль, я очутился на развилке и разглядел сбоку, на обочине, слабый свет, словно из-за опущенных штор.

Как раз в эту секунду левая передняя шина угрожающе зашипела. Отлично! Правая задняя последовала ее примеру.

Я остановился посреди перекрестка. Просто замечательно, ничего не скажешь!

Включив фары, я вышел из машины и закутался поглубже в плащ. В свете фар на дороге тускло поблескивали гвозди с огромными шляпками – не меньше десятицентовика. Один такой гвоздь торчал в шине.

Взяв с собой фонарик, я направился в ту сторону, где неясно светились окна.

Неплохое место... Оказывается, свет пробивался из слухового окна на крыше гаража. Обе створки ворот были плотно закрыты, но в щели проглядывал яркий свет.

Я включил фонарик и прочел: «Арт Хак – ремонт и отделка автомобилей».

За гаражом виднелся дом, отделенный от грязной дороги небольшой рощицей. В доме светились окна. У крыльца стоял двухместный автомобиль.

Первым делом надо было спросить насчет пробитых шин. Нельзя ли сделать ремонт прямо сейчас? Деться мне в такой глуши некуда, а для пешеходной прогулки ночь слишком сырая.

Я включил фонарик и постучал в дверь. Свет внутри мгновенно погас. Стоя за дверью и слизывая с верхней губы капли дождя, я держал в левой руке фонарик, а правую засунул в карман плаща. Под рукой чувствовалось жесткое прикосновение «люгера».

Из-за двери кто-то не слишком любезно окликнул меня.

– Что вам нужно? Кто вы?

– Откройте. Я пробил две шины на шоссе, а у меня только одна запаска. Мне нужна помощь.

– У нас уже закрыто, мистер. Ремонт автомобилей – в миле отсюда на запад, в Реалито.

Я начал барабанить в дверь. Внутри кто-то чертыхнулся, потом ответил другой голос, помягче.

– Какой придурок? Открой, Арт!

Заскрипел засов, и дверь наполовину приоткрылась. Я снова включил фонарик и увидел худое лицо. В ту же секунду фонарь был выбит из моих рук. В упор на меня смотрело дуло винтовки.

Я наклонился, пытаясь в темноте найти фонарик.

– Не рыпайся, парень, а то ребята могут обидеть тебя ненароком.

Фонарь скатился с крыльца в грязь. Я нашел его и поднялся. На фоне двери четко вырисовывался силуэт высокого мужчины в комбинезоне. Он отступил в глубь и направил на меня винтовку.

– Заходи и закрой дверь.

Я поднялся. И тотчас объяснил:

– Вся ваша улица засыпана гвоздями. Я думал – это ваших рук дело.

– Ты в своем уме? Сегодня днем в Реалито обчистили банк.

– Я приехал издалека, – ответил я, вспоминая толпу, стоявшую у банка под проливным дождем.

– Ну, ладно. Они здесь повсюду раскидали гвозди, а ты попался.

– Да, похоже на то, – ответил я, взглянув на другого мужчину.

Он был низкорослым, коренастым, с холодными карими глазами и смуглым лицом. Одет в коричневый кожаный плащ с поясом. Щегольски сдвинутая коричневая шляпа была сухой. Руки он держал в карманах. Весь его вид говорил о скуке и безразличии к происходящему.

В воздухе чувствовался сладковатый запах пироксилина.

В углу, на крыле большого «Бьюика» лежал распылитель для краски. Но машина была почти новая и она явно не нуждалась в покраске. Человек в комбинезоне спрятал винтовку и взглянул на Коричневого. Коричневый посмотрел на меня и вежливо спросил:

– Откуда вы?

– Из Сиэтла.

– Значит, на Запад, в большой город? – Голос у него был мягкий и сухой, словно шорох изношенной кожи.

– Да. Далеко еще?

– Примерно сорок миль. А по такой погоде, наверно, даже больше. Давно в пути? Как вы ехали – через Тэйхо и Лаун-Пайн?

– Нет, через Рино и Карсон Сити.

– Все равно, неблизкий путь. – Быстрая улыбка проскользнула, искривив коричневые зубы.

– Возьми домкрат и займись его машиной, Арт.

– Но послушай, Лэш... – заворчал человек в комбинезоне и вдруг осекся, словно ему перерезали глотку.

Я мог бы поклясться, что он испугался. Воцарилась мертвая тишина. Коричневый и бровью не повел. Что-то блеснуло в его глазах, и, стараясь спрятать их блеск, он опустил глаза чуть ли не застенчиво. Голос оставался по-прежнему мягким, сухим, как шелест.

– Возьми два домкрата, Арт. Хозяин говорит, что две шины пробиты.

Худой судорожно сглотнул. Он отошел в угол и надел пальто и кепку. Схватил ключ, ручной домкрат и направился к двери.

– Где машина, на шоссе? – спросил он почти нежно.

– Да. Можете взять запаску для одного колеса, если вы заняты.

– Он не занят, – ответил Коричневый, разглядывая свои ногти.

Арт вышел, хлопнув дверью. Я взглянул на «Бьюик». Я не смотрел на Лэша Иджера, но знал точно, что это он. Вряд ли есть два человека по имени Лэш, которые бывают в этом гараже. Я не смотрел на него потому, что в моем взгляде, в моих глазах он увидел бы раскинувшееся тело Ларри Батцела.

Он тоже бросил взгляд в угол, где стоял «Бьюик».

– Так, мелкие неполадки в пробойной доске. Но, если у хозяина водятся денежки, то можно дать мастеру заработать пару долларов... Вы знаете, как это делается...

– Да, конечно... – ответил я.

Медленно, вяло тянулось время. Длинные, бесконечные минуты ожидания... Наконец снаружи раздались шаги, и дверь отворилась. В свете лампы струи дождя казались серебряными нитями. Арт сердито втолкнул две грязные покрышки, зло пнул дверь ногой. Дождь и ночной холод снова заставили его дрожать. Он с ненавистью посмотрел на меня.

– Сиэтл, – огрызнулся он. – Сиэтл, подумать только!

Коричневый закурил, словно ничего и не слышал. Арт стащил мокрое пальто. Нахмурившись, он шагнул к стене, схватил насос, подкачал немного воздуха в камеры и взял их обеими руками, чтобы погрузить в воду.

Работали они, конечно, на удивление слаженно. С тех пор, как Арт вернулся с пробитыми камерами, они даже не взглянули друг на друга.

Арт как бы случайно выронил шланг насоса, сразу же поймал его обеими руками, с раздражением посмотрел на него, сделал один, едва заметный шаг, и захлестнул шланг вокруг моей головы и плеч.

В ту же секунду он молнией навалился на меня сзади всей своей тяжестью, затягивая петлю и плотно закручивая концами шланга мои руки и запястья. Я мог двигать руками, но не до такой степени, чтобы дотянуться до оружия.

Коричневый вынул из кармана правую руку и, мягко скользя по полу, несколько раз подбросил на ладони тщательно обернутый газовый баллончик.

Я тяжело откинулся назад и сразу же бросился всей тяжестью тела вперед. Так неожиданно, что Арт выпустил концы шланга и упал на колени позади меня. Рука с баллончиком поймала меня на полпути. Все было точно рассчитано по времени и по усилию. К тому же еще сыграл вспомогательную роль и мой собственный вес.

Я стал невесом, как пыль в струе воздуха...

7

Казалось, что за лампой вырисовывался силуэт сидящей женщины. Свет падал прямо мне в лицо, поэтому я снова закрыл глаза и попытался взглянуть на нее сквозь ресницы. Волосы ее были выкрашены в платиновый цвет, так что ее голова сияла, как серебряная ваза для фруктов.

На ней был зеленый дорожный костюм мужского покроя с широким белым воротником, ниспадавшим на лацканы. Глянцевитая сумка с острыми углами лежала у ее ног. Она курила, на столе перед ней стоял наполненный доверху стакан.

Я открыл пошире глаза и сказал:

– Ну, привет!

Передо мной были те самые глаза, которые я запомнил у «Сарди» в подержанном «Роллс-Рейсе». Необыкновенный, немыслимой синевы, очень мягкий и дружественный взгляд...

– Как вы себя чувствуете? – голос тоже прозвучал мягко и дружелюбно.

– Изумительно, – поспешил заверить я. – За исключением того, что кто-то слегка починил мою челюсть.

– Чего же вы ожидали, мистер Кармади?

– А, так вам известно мое имя?

– Вы так крепко спали... У них было достаточно времени, чтобы изучить содержимое ваших карманов. Они успели даже слегка разукрасить вас.

– Ясно, – ответил я.

Я смог слегка шевельнуться. Кисти рук были скручены у меня за спиной. От рук веревка тянулась к лодыжкам, плотно обкручивая их несколько раз, и догом исчезала из вида внизу, под диваном, привязанная где-то еще. Я был почти так же беспомощен, как спеленатый младенец в люльке.

– Который час?

Она взглянула на руку сквозь спирали сигаретного дыма.

– Семнадцать минут одиннадцатого. Число знаете?

– Это тот самый дом рядом с гаражом? А где же те парни – копают могилу?

– Не беспокойтесь, Кармади. Они скоро вернутся.

– Если у вас есть ключ от моих браслетов, вы смогли бы поделиться со мной содержимым вашего стакана.

Она поднялась одним движением и подошла ко мне, держа в руке большой стакан с напитком янтарного цвета. Когда она наклонилась надо мной, я уловил аромат ее дыхания.

Вытянув вверх шею, я отхлебнул из стакана.

– Надеюсь, они не причинят вам вреда, – церемонно произнесла женщина, отступая назад. – Ненавижу убийства.

– И это говорит мне жена Джо Мезарвея! Как вам не стыдно?.. Дайте мне еще немного выпить.

Она еще раз поднесла стакан к моим губам. Кровь быстрее побежала по жилам одеревеневшего тела.

– А вы мне нравитесь, – сказала она. Хотя ваше лицо слегка и подпорчено.

Она осмотрелась по сторонам и прислушалась. Одна из двух дверей была приоткрыта. Она взглянула в ту сторону и, казалось, побледнела. Я тоже прислушался, но не различил ничего, кроме шума дождя.

Женщина снова села возле лампы.

– Зачем вы приехали сюда, зачем сами суете голову в петлю? – спросила она, глядя мимо меня.

На ковре чередовались красные и коричневые квадраты. На обоях выделялись ярко-зеленые сосны, на окнах – голубые шторы. Мебель, насколько я мог разглядеть ее, похоже, была родом из тех мест, какие рекламируют на автобусных остановках.

– У меня для вас есть роза, – сказал я. – От Ларри Батцела.

Она взяла что-то со стола и медленно вертела в руках. Это была та самая роза, которую оставил Ларри.

– Я получила ее, – спокойно ответила она. – Там была еще записка, но они мне не показали ее. Она тоже была для меня?

– Нет, для меня. Он оставил ее на столе до того, как ушел от меня и был убит.

Ее лицо вдруг распалось на части, как это бывает в ночных кошмарах. Рот и глаза ввалились и превратились в черные дыры. Она не произнесла ни звука. Через мгновение утраченная гармония красоты была восстановлена и она стала невозмутима, как прежде.

– Они мне не сказали ничего... – мягко промолвила она.

– Ларри застрелили, – безжалостно повторил я. – Застрелили за то, что он узнал, что Джо и Лэш Иджер сделали с Дадли О'Мара – убрали его.

Это не произвело на нее ровно никакого впечатления.

– Джо не причинил ему никакого зла, – спокойно произнесла она. – Я не видела Дадли вот уже два года. Все, что было в газетах, – обычное вранье.

– Этого не было в газетах, – ответил я.

– Ну и что. В любом случае – это ложь. Джо в Чикаго. Он улетел вчера на распродажу. Если сделка состоится, я и Лэш должны вылететь к нему. Джо не убийца.

Я взглянул на нее.

Ее глаза снова затуманились:

– Ларри, он...

– Он мертв, – опередил я. – Работали профессионалы – его убили выстрелами из автомата... Но я вовсе не хочу сказать, что Лэш и Джо сделали это сами.

Женщина закусила губу. Я отчетливо слышал ее тяжелое дыхание. Она ткнула сигарету в пепельницу и поднялась.

– Джо не делал этого, – взорвалась она. – Я знаю, черт побери, что он не делал этого. Он...

Она замолчала, оборвав себя на полуслове, взглянула на меня, провела рукой по волосам... и вдруг сдернула их совсем! Оказывается, на ней был парик. Ее собственные волосы были коротко, по-мальчишески, острижены и выкрашены неравномерно в какой-то пегий желто-каштановый цвет. У корней волосы были темнее. Но и это не могло изуродовать ее.

Я хихикнул:

– Эй, Серебряный Парик, вы как будто бы начали линять... А я-то подумал, что они выкрали вас – все выглядело так, будто вы удрали с Дадли.

Она продолжала разглядывать меня так, словно не слышала ни слова. Потом шагнула к настенному зеркалу, снова надела парик, тщательно выровняла его на голове, повернулась и взглянула на меня.

– Джо никого не убивал, – снова повторила она низким, сдавленным голосом. – Он – мерзавец, но не из тех, кто убивает. Он знает о том, где сейчас Дадли О'Мара не больше, чем я сама. А я не знаю ничего.

– Да, конечно, по-вашему Дадли всего лишь устал от своей богатой леди и смылся, – сказал я.

Сейчас она стояла возле меня, но мысли ее были где-то далеко. Она напряженно о чем-то думала. Руки, отсвечивая белизной в свете лампы, были безвольно опущены вдоль тела... За окном монотонно шелестел дождь... Казалось, челюсть моя становится все больше и горячее, и нерв вдоль челюстной кости бесконечно и нестерпимо ныл...

– У Лэша здесь всего одна машина, – вдруг мягко сказала Мона. – Если я разрежу веревки, вы сможете добраться до Реалито?

– Конечно. Что дальше?

– Я никогда не была замешана в убийстве. И не хочу.

Она быстро выбежала из комнаты и вернулась с большим кухонным ножом, перерезала веревку, стягивавшую мои ноги, обрезала ее там, где она присоединялась к наручникам, и отбросила в сторону. Вдруг она остановилась, прислушалась, но, как и прежде, ничего не услышала, кроме шума дождя.

Я сел на диван, потом встал на ноги. Ступни онемели, но это пройдет. Я мог идти. Я мог бежать, если понадобится.

– Ключи от наручников у Лэша, – сказала она.

– Пойдем, – сказал я. – У вас есть оружие?

– Нет, я не пойду. Попробуйте разбить наручники. Бегите! Лэш может вернуться в любую минуту!

Я подошел к ней вплотную:

– Вы собираетесь остаться здесь после того, как освободили меня? Ждать этого убийцу? Сумасшедшая! Пойдем, Серебряный Парик, вы должны идти со мной!

– Нет.

– Предположим, – сказал я, – что это он убил Дадли О'Мару. Потом он точно так же убил Ларри. Похоже, что все было именно так.

– Джо никогда никого не убивал! – ее голос сорвался на крик.

– Ладно, допустим, это дело рук Иджера.

– Вы лжете, Кармади, чтобы запугать меня. Убирайтесь! Я не боюсь Лэша Иджера. Я – жена его босса!

– Джо Мезарвей – размазня! – тоже заорал я. – В свое время девушка вроде вас поставила не на ту лошадку. Мы уйдем вместе.

– Проваливай, – хрипло сказала она.

– Ладно, – я повернулся и пошел к двери.

Она почти выбежала за мной в прихожую и открыла входную дверь, выглянула наружу в непроглядную темноту.

Потом подтолкнула меня вперед.

– До свидания, – прошептала она. – Я надеюсь, вы найдете Дадли и узнаете, кто убил Ларри. Но, клянусь, это не Джо.

Я подошел к ней, чуть толкнув ее к стене:

– Ты все так же глупа. Серебряный Парик. Прощай.

Вдруг она подняла руки и коснулась моего лица. Холодные, просто ледяные руки. Холодными губами она быстро поцеловала меня.

– Разбей их, силач. Может быть, мы еще увидимся. Когда-нибудь... на небесах...

Я спустился по скользким ступеням крыльца, пересек дорожку вокруг круглой лужайки перед домом и вышел на дорогу.

Дождь касался моего лица своими ледяными пальцами, почти такими же ледяными, как руки Моны.

Родстер стоял на том же месте, где я оставил его, левое переднее колесо лежало на обочине. Два пустых обода валялись в канаве. Они, наверное, уже обыскали машину, но я все еще надеялся. Я нырнул вниз и стукнулся головой о приемник, пополз вперед, чтобы дотянуться связанными руками до тайника. Пальцы коснулись ствола – пистолет был на месте. Я вытащил «кольт» из тайника, вылез из машины и осмотрел его. Потом заткнул пистолет за пояс, чтобы хоть немного защитить его от дождя, и повернул обратно к дому.

8

Почти в то же мгновение Лэш вернулся. Свет фар едва не поймал меня. Я бросился в канаву, ткнулся носом в раскисшую грязь и выругался.

Машина проехала мимо. Я слышал шелест шин на влажной дорожке перед домом. Мотор затих, и фары погасли. Скрипнула дверь. Я не слышал, закрылась ли она, но, увидев сквозь деревья слабую полоску света, понял, что дверь осталась приоткрытой.

Поднявшись на ноги, я пошел к дому и вынырнул из темноты позади машины. Это был небольшой двухместный довольно старый автомобиль. В машине никого не было. В радиаторе булькала вода. Я прислушался, но внутри – в доме – было тихо. Ни громких голосов, ни ссоры. Только стук дождевых капель на дне водосточного желоба.

Иджер был в доме. Мона выпустила меня, а Иджер был там, с нею. Наверно, она ничего ему не скажет. Будет лишь стоять и смотреть на него. Она – жена босса. Это до смерти испугает Иджера.

Лэш не мог оставаться здесь, но он не может и ее оставить здесь, живую или мертвую. Он должен взять ее с собой и разобраться с нею позже где-нибудь в другом месте.

Единственное, что мне оставалось – это ждать, когда он выйдет. А ждать я не мог.

Я переложил пистолет в левую руку и наклонился, чтобы взять несколько камешков. Я бросил их в окно. Слишком слабо. Только один попал в стекло.

Я отбежал под прикрытие машины, вытащил свой пистолет, открыл дверь и увидел в замке ключ зажигания. Затаившись за крылом, я держал на мушке дверь.

В доме погас свет. Ни единого звука, ни единого шороха.

Я нажал на педаль сцепления, включил зажигание. Теплый еще мотор завелся с полуоборота.

Выскочив из машины, я проскользнул, пригнувшись, к багажнику.

Шум работающего мотора расшевелил Иджера – не мог же он оставаться здесь без машины. Темное окно слегка приоткрылось. Только легкий отблеск на стекле выдавал его движение. Из окна вырвалась вспышка, три коротких выстрела – один за другим. В машине посыпались осколки лобового стекла.

Я вскрикнул и перешел от крика к затихающему хрипу. Должен сказать, что получилось замечательно, очень правдоподобно. Мой хрип перешел в приглушенный вздох. Со мной все было кончено. Он «снял» меня. Отличная стрельба, Иджер!

В доме послышался мужской смех. Потом – снова тишина, только шум дождя и мерный рокот работающего двигателя.

Дверь приоткрылась. В ее проеме появилась фигура. Мона вышла на крыльцо, в темноте тусклым белым светом отливал ее воротник, парик тоже слегка отсвечивался. Она повернулась и деревянными шагами спустилась к машине. Я видел, что Иджер крадется у нее за спиной. Под подошвами ее туфель заскрипел гравий. Бесцветный голос произнес: «Я ничего не вижу, Лэш. Стекла запотели».

Она сдавленно вскрикнула, словно ее подтолкнули пистолетом и подошла ближе. Иджер молчал. Теперь я хорошо видел его шляпу и часть лица у нее за плечом. Но что толку в том, что я видел его, ведь руки мои были в наручниках...

Мона снова остановилась, и в голосе ее прозвучал ужас:

– Он за рулем! – вскрикнула она. – Лежит лицом на руле!

Он оттолкнул ее и снова начал стрелять. Вокруг разлетались осколки стекла. Пуля задела дерево с моей стороны. Мотор продолжал мерно работать.

Иджер был совсем рядом. Казалось, его лицо – это серое бесформенное пятно, медленно вырисовывающееся в темноте после ярких вспышек выстрелов. Этих вспышек было достаточно. Я выстрелил в него четыре раза, напрягаясь и прижимая кольт к груди.

Лэш попытался повернуться, и пистолет выскользнул из его руки. Он было рванулся за ним, но внезапно обеими руками схватился за живот, осел на мокрую дорожку, и его тяжелое, прерывистое дыхание заглушило все звуки в сырой ночи.

Я видел, как он падал на землю, все еще прижимая руки к животу. Дыхание оборвалось...

Казалось, до того мгновения, как Мона окликнула меня, прошла целая вечность. Она схватила меня за руку.

– Заглуши мотор! – крикнул я. – Достань ключ от этих чертовых железяк из его кармана!

– Ты н-ненормальный, – пролепетала она. – Зачем ты вернулся.

9

Капитан Аль Руф из Бюро розыска лиц, пропавших без вести, повернулся в кресле и выглянул в освещенное солнцем окно.

Дождь уже давно кончился.

Капитан сердито сказал:

– Ты наделал много ошибок, братец. Дадли О'Мара просто смылся. Никто его не убирал. Убийство Батцела с этим никак не связано. Мезарвея взяли в Чикаго, но он оказался чист. Тип, которого ты приковал к мертвецу, даже не знает, на кого они работали. Наши ребята хорошо с ним побеседовали, так что можно быть уверенным – он не водит нас за нос.

– Держу пари, они это умеют, – ответил я. – Я там провел целую ночь, но вряд ли могу сказать намного больше.

Капитан посмотрел на меня бесцветными от усталости глазами.

– Я думаю, то, что ты убил Иджера, – это ничего. И того, другого, тоже. По обстоятельствам... Но только я никак не могу все это связать с исчезновением О'Мары. Может, ты можешь разгадать эту загадку?

– Я могу, но не должен, мне кажется, – я набил и зажег трубку. После бессонной ночи табак отдавал горечью.

– Что тебя еще беспокоит?

– Не могу понять, почему вы не нашли девчонку в Реалито? Для вас это должно быть проще простого.

– Мы просто не смогли... Мы могли бы – я это допускаю. Но мы не смогли. Что-нибудь еще?

Я выпустил кольцо дыма, и оно зависло над письменным столом.

– Я ищу О'Мару по требованию генерала. Бесполезно было говорить ему о том, что полиция сделала все возможное. Он может себе позволить нанять человека в полное свое распоряжение. Я понимаю, что вам это неприятно слышать.

Капитана это не позабавило:

– Да нет, вовсе нет. Если ему хочется тратить деньги, то ради бога... Люди, которые вправе обидеться, находятся за дверью «Бюро убийств».

Он хлопнул себя по ноге и оперся локтями о стол:

– У О'Мары было пятнадцать тысяч. Это большие деньги. Любой на его месте мог бы строить замыслы побега. Вероятно, он только об этом и мечтал.

Капитан обрезал сигарету и поднес к ней спичку, покачал большим пальцем: «Понятно»?

Я ответил, что понятно.

– О'кей. У О'Мары было пятнадцать тысяч... Парень, который удирает из дома, обычно бывает в бегах столько, на сколько хватает его бумажника. Пятнадцать тысяч – хорошие деньги. Если бы у меня было столько, я бы и сам сбежал... Но когда деньги закончатся, мы найдем его. Скорее всего, он предъявит чек, попытается получить кредит в отеле или магазине, даст о себе знать, напишет кому-нибудь или получит письмо. Он, возможно, сменил город и имя, но не сменил старых привычек. Рано или поздно он попадет в поле зрения розыска. У человека не могут быть везде друзья, а если все же и есть – они не смогут оставаться всю жизнь немыми. Не так ли?

– Да, конечно, – ответил я.

– Он далеко забрался, – продолжал Руф. – Но единственное, что он приготовил, это деньги. Ни багажа, ни лодки, ни забронированного билета на поезд или самолет, ни такси или частной машины, чтобы выехать из города. Все это уже проверено. Его собственная машина была найдена в двенадцати кварталах от дома. Но это ни о чем еще не говорит. Он знал многих, кто согласился бы подвезти его пару сотен миль, а потом помалкивать об этом, даже несмотря на обещанное вознаграждение. Это здесь, но не где-то. Не новые друзья.

– В общем, вы возьмете его, – подвел я итог.

– Когда он проголодается.

– Это может растянуться и на год, и на два. А генерал Уинслоу может не дожить до конца нынешнего. Это вопрос чувства, а вовсе не о том, останется ли незакрытым дело, когда вы будете уходить в отставку.

– А ты сентиментален, приятель, – брови и глаза капитана задвигались. Он охотно выставил бы меня за дверь. Решительно никому в полиции я не нравился в тот день.

– Может быть, мне удастся понять это чувство. Хотелось бы, – произнес я и встал.

– Конечно, – вся фигура Руфа выражала непоколебимую уверенность. – В общем-то, Уинслоу – человек влиятельный. Что я могу для него сделать?

– Ты мог бы найти тех, кто приказал убить Ларри Батцела, – ответил я. – Даже если эти два дела никак не связаны.

– Ладно. Буду рад помочь, – он загоготал и рассыпал пепел по столу. – Ты, главное, ухлопай всех парней, кто мог бы кое-что порассказать, а уж мы сделаем остальное. Нам нравится такой стиль работы.

– Это была самооборона, – проворчал я. – Иначе я не смог бы выпутаться.

– Конечно. Ну ладно, мне теперь не до тебя, приятель. Я занят.

Но его бесцветные глаза внимательно следили за мной, пока я не вышел.

10

Утро отливало небесной голубизной и золотом. В кронах деревьев в парке Уинслоу птицы щебетали на разные голоса, радуясь безоблачному дню.

Привратник открыл мне калитку, и я прошел вверх по подъездной аллее вдоль террасы к огромной резной парадной двери в итальянском стиле. Прежде чем позвонить, я взглянул с холма вниз и увидел маленького Тревельяна, сидевшего на каменной скамье, подперев голову руками и глядя в пустоту.

Я спустился вниз по мощеной дорожке и подошел к мальчику.

– Сегодня без дротиков, сынок?

Он поднял на меня темные блестящие глаза.

– Да. Вы нашли его?

– Твоего отца? – Нет, сынок, пока нет.

Он покачал головой. Его ноздри гневно раздулись.

– Я уже говорил, он мне не отец! И не говорите со мной так, словно мне четыре года! Мой отец – он во Флориде или где-то еще.

– Ну ладно, я еще не нашел его, чьим бы отцом он ни был, – сказал я.

– Кто свернул вам челюсть? – спросил он, разглядывая меня.

– Так, один тип с газовым баллончиком в руке.

– С баллончиком?

– Да. Им можно пользоваться как кастетом. Как-нибудь можешь сам попробовать, только не на мне, – пробормотал я.

– Вам не найти его, – сказал он с горечью, глядя на мою челюсть. – Я имею в виду – мужа моей матери.

– Найду, можешь быть уверен.

– Сколько поставите?

– Больше, чем у тебя когда-нибудь было.

Он пнул на ходу красный кирпич. Его голос оставался сердитым, но уже стал спокойнее. В глазах светился расчет.

– Хотите поставить на что-нибудь другое? Пойдем в тир. Ставлю доллар за то, что я собью восемь из десяти трубок десятью выстрелами.

Я оглянулся на дом. Никто, как будто, не спешил принять меня.

– Ладно, – согласился я. – Мы сейчас зададим им жару. Пошли.

Мы прошли вдоль дома под окнами. Вдалеке среди аккуратно подстриженных деревьев промелькнул стеклянный фасад оранжереи. Перед гаражом человек в свитере полировал хромированные части большого автомобиля. Мы прошли мимо него к низкому белому зданию за лужайкой.

Дейд достал ключ и открыл дверь. Мы окунулись в спертый воздух помещения, пропахшего пороховым дымом. Мальчик закрыл дверь на щеколду.

– Чур, я первый! – выкрикнул он.

Помещение очень напоминало небольшой тир на побережье: стойка с винтовкой двадцать второго калибра и пистолетом для стрельбы по мишени. Оружие было хорошо смазанным, но грязным.

Примерно в тридцати футах от стойки помещение пересекала добротная перегородка высотой по пояс, а за ней – обыкновенный набор из курительных трубок и уток и две белые круглые мишени, обведенные черной краской и испещренные следами пуль. Из люка, пробитого в потолке, свет падал на глиняные трубки.

Мальчик дернул за веревку, и плотное полотно закрыло световой люк в потолке. Он включил освещение, и комната окончательно стала походить на курортный тир.

Дейд схватил винтовку и быстро зарядил полный магазин – двадцать два патрона.

– Ставлю доллар за то, что собью восемь из десяти трубок.

– Начинай, – ответил я и выложил деньги на стойку.

Он выбрал цель наугад, стрелял быстро и откровенно рисовался. Из десяти выстрелов – три промаха. А в общем-то, неплохой результат для такого парнишки. Он бросил винтовку на стойку.

– Ладно, сходите-ка и установите еще пару трубок. Этот раз не считается – я еще не пристрелялся.

– Ты вроде не собираешься терять деньги, сынок. Иди и устанавливай их сам – тебе стрелять.

Узкое лицо мальчишки побагровело от гнева, и голос стал пронзительным:

– Ты сходи! Мне надо расслабиться, понятно? Мне надо расслабиться!

Я пожал плечами, поднял откидную доску на стойке и пошел вдоль стены, протискиваясь мимо низкой перегородки к мишеням.

Мальчишка щелкнул у меня за спиной, перезаряжая винтовку.

– Опусти оружие! – зарычал я, обернувшись назад. – Никогда не трогай его, если перед мишенью кто-нибудь есть!

Он опустил винтовку и пристыженно взглянул на меня.

Я наклонился и выбрал пригоршню трубок из опилок на дне большого ящика. Стряхнув прилипшие желтые крошки, принялся устанавливать трубки в свободных гнездах. Я остановился как раз за барьером. Лишь шляпа была видна тому, кто смотрел из-за стойки. Понятия не имею, почему остановился. Слепой инстинкт.

Раздался выстрел – и пуля вонзилась в мишень прямо над моей головой. Шляпа лениво, словно нехотя, повернулась на моей макушке, будто возмущенный дрозд спикировал на нее в пору высиживания.

Очаровательный ребенок! Сплошные сюрпризы. Точь-в-точь как Красноглазый.

Я выбросил оставшиеся трубки, приподнял свою шляпу за поля и поднял ее на пару дюймов над головой. Винтовка снова выстрелила. Еще одна дыра в мишени. Я тяжело грохнулся на пол среди разбросанных трубок.

Дверь открылась и захлопнулась. Это было все. Ничего более. Слепящий свет ламп бил мне прямо в глаза. По краям шторы, закрывавшей окно в потолке, пробивался яркий солнечный свет. Две новые дыры в ближайшей мишени и четыре маленькие круглые дырочки в моей шляпе, по две с каждой стороны.

Я подполз к концу барьера и выглянул из-за него. Мальчишка убежал. На стойке я видел два черных дула, глядящих в мою сторону.

Встав на ноги и вернувшись к стойке, я выключил свет, нажал ручку щеколды и вышел. Водитель по-прежнему полировал автомобиль, насвистывая незатейливый мотивчик.

Я сжал шляпу в руке и пошел вдоль дома, разыскивая мальчишку. Его нигде не было. Тогда я позвонил у парадного хода и попросил доложить обо мне миссис О'Мара, не позволив дворецкому взять у меня шляпу.

11

На этот раз она была в чем-то жемчужно-белом, отделанном мехом по подолу, на рукавах и у ворота. Столик с завтраком стоял у ее кресла, и она стряхивала пепел прямо в столовое серебро.

Вошла та же застенчивая горничная с красивыми ногами и выкатила столик из комнаты, закрыв за собой высокую белую дверь. Я сел.

Миссис О'Мара полулежала в кресле, откинув голову на подушку, и выглядела очень уставшей. Весь ее вид говорил об отчужденности и холодности. Она взглянула на меня, и этот взгляд был полон неприязни и отвращения.

– Вы вчера выглядели как-то приличнее, по-человечески, – произнесла она. – А сейчас я вижу, что вы – такой же, как и все они. Всего лишь грубая ищейка.

– Я пришел расспросить вас о Лэше Иджере, – сказал я, не обращая внимания на мелкие выпады.

Казалось, это даже не заинтересовало ее.

– А почему вы решили спросить о нем именно меня?

– Ладно, объясню – если вы действительно жили неделю в клубе «Дарданеллы»... – я вертел в руках сложенную вдвое шляпу.

– Да, я действительно встречалась с ним, – припомнила она, пристально глядя на сигарету. – Такое довольно необычное имя.

– У них у всех такие имена, больше похожие на клички. Мне кажется, Ларри Батцел – я думаю, вы прочли о нем в газетах – был другом вашего мужа. Я вас не спрашивал вчера об этом. Возможно, это было моей ошибкой.

Вены напряглись у нее на шее. Я видел явственно, как пульсировала кровь. Но голос прозвучал мягко:

– У меня возникло подозрение, что вы становитесь наглым до такой степени, что мне, возможно, придется вышвырнуть вас вон.

– Но не раньше, чем я скажу то, что собирался сказать, – парировал я. – Насколько мне известно, водитель мистера Иджера – а у них, кроме имен, похожих на клички, есть еще и водители – сообщил Ларри Батцелу, что в ночь, когда исчез мистер О'Мара, мистер Иджер побывал в этой усадьбе.

Сразу видно, в этой женщине текла кровь старого вояки. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она словно заледенела.

Я встал, вынул сигарету из ее ледяных пальцев и скомкал в белой нефритовой пепельнице. Усевшись на место, положил свою простреленную шляпу на обтянутые белым шелком колени.

Спустя мгновение она пришла в себя. Ее взгляд скользнул вниз и остановился на шляпе. Краска медленно заливала ее лицо, пунцовые пятна проступали на скулах. Она нервно провела языком по пересохшим губам.

– Я знаю, – нарушил я молчание, – что это неважная шляпа. Я не собираюсь дарить ее вам. Лишь взгляните на следы пуль.

Обессилевшая рука ожила и схватила шляпу. Глаза вспыхнули.

Она разровняла поля, взглянула на двери и вздрогнула.

– Иджер? – выдохнула она слабеющий звук. Это прозвучало как эхо, как далекий отзвук давно умерших слов.

Я медленно покачал головой и сказал:

– Иджер не пользуется двадцать вторым калибром, как ваш сын, миссис О'Мара.

Пламя в глазах мгновенно угасло. Наступила темнота, нет, скорее пустота, которая страшнее темноты.

– Вы его мать, – продолжал я, – что вы собираетесь предпринять?

– Милостивый Боже! Дейд! Он... стрелял в вас!

– Дважды, – напомнил я.

– Но почему? Почему же?

– Вы думаете, миссис О'Мара, что я многое знаю. Пока я только предполагаю. В этом деле все очень сложно. Если бы я знал, почему он стрелял в меня!

Она молчала, механически покачивая головой. Ее лицо снова превратилось в невозмутимую безжизненную маску.

– Я бы сказал, что он, возможно, не в силах справиться с собой, – предположил я. – Прежде всего он не хотел, чтобы я нашел его отчима. И потом, малыш слишком любит деньги. Вам это покажется мелочью, но это – существенная деталь в общей картине. Из-за неудачной стрельбы он потерял обещанный доллар. Незначительный штрих, но не в его маленьком мирке. И, конечно, он самый настоящий безумный маленький садист, рука которого зудит от желания нажать спусковой крючок.

– Как вы смеете! – вспылила разъяренная леди. Но ее вспышка ровным счетом ничего не означала. Она сама тут же забыла о ней.

– Как я смею? Смею! Давайте отвлечемся от того, почему он стрелял в меня. Я ведь не первый, не так ли? Вы не знаете, о чем я говорю? Вы, конечно, не предполагаете, что он сделал это умышленно?

Она молчала и не шевелилась. Я перевел дыхание.

– Поэтому, давайте поговорим о том, почему он застрелил Дадли О'Мару.

Я подумал, что в этот момент она вскрикнет, но я напрасно обольщался. Старик из оранжереи дал ей гораздо больше, чем высокий рост, темные волосы и безумно горящие глаза.

Она втянула губы, пытаясь облизать их, и буквально одно мгновение выглядела, как маленькая испуганная девочка. Черты ее лица заострились. Она медленно подняла руку, словно манекен, который дергают за ниточки, схватилась за белый мех вокруг шеи и так потянула, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Потом взглянула на меня.

Моя шляпа соскользнула с ее колен на пол. Звук этого падения был самым громким из всех, какие я слышал в своей жизни.

– Деньги... – ее голос напоминал карканье, – конечно, вы хотите денег.

– И как много денег я хочу?

– Пятнадцать тысяч долларов.

Я отрицательно покачал головой, упрямый, как собака ловящая свой хвост.

– Почти верно. Предварительный гонорар, так сказать Приблизительно столько, сколько нашлось в его карманах, и сколько взял Иджер за то, чтобы спрятать тело.

– Вы чертовски сообразительны, – в ее голосе прозвучала плохо скрытая угроза. – Я сама могла бы вас убить за это.

Я попытался улыбнуться:

– Верно. Сообразителен и не жалуюсь. Мальчишка убил О'Мару там же, где и стрелял в меня, при помощи того же нехитрого трюка. Я не думаю, что он заранее задумал убийство. Он ненавидел отчима, но не собирался убивать его.

– Он ненавидел его, – повторила женщина, как эхо.

– Они оказались в тире. И в итоге – мертвый О'Мара на полу, за барьером, вне поля зрения. На выстрелы в тире никто, конечно, не обращает внимания. Крови очень мало: попадание в голову, мелкий калибр. Мальчишка закрывает дверь и прячется. Но в конце концов, он же должен кому-нибудь рассказать о случившемся. Он рассказывает вам – вы его мать. Больше ему некому рассказать.

– Да, – выдохнула она, – он рассказал мне. Полный ненависти взгляд черных глаз уперся в меня.

– Вы подумали о том, чтобы представить случившееся как несчастный случай. Мысль неплохая, за исключением одного но. Мальчик не вполне здоров психически, и вам об этом известно. И генералу известно, и прислуге. И, должно быть, это известно посторонним. А закон, бессмысленный, как вы полагаете, суров с ненормальными. И я думаю, мальчишка, скорее всего, выдал бы себя с головой. Может быть, он даже стал бы хвастаться.

– Продолжайте.

– Вы не могли пойти на такой риск. Ради сына и ради старика в оранжерее. Вы скорее сами бы пошли на преступление, чем стали бы так рисковать. Что вы и сделали. Вы знали Иджера и наняли его для того, чтобы избавиться от трупа! Все это – исключая бегство Моны Мезарвей – помогало создать впечатление умышленного исчезновения.

– Лэш увез его, когда стемнело, в его же машине, – глухо подтвердила собеседница.

Я наклонился и подобрал свою шляпу.

– А как же слуги? – спросил я.

– Норрис знает. Дворецкий. Он скорее умрет под пыткой, чем проговорится.

– Да. Теперь вам известно, почему убрали Ларри Батцела и почему я взялся распутать эту историю.

– Шантаж... – ответила миссис О'Мара. – Этого еще не случилось, но я ждала с минуты на минуту. Я бы не заплатила ему ни копейки, и он об этом знал.

– Мало-помалу, год за годом, он легко мог бы получить четверть миллиона, – сказал я. – Не думаю, что Джо Мезарвей был в курсе случившегося. Во всяком случае, Мона уж точно ничего не знала.

Она ничего не ответила. Только взглянула на меня.

– Но почему, черт возьми, вы не спрятали от Дейда оружие? – возмутился я.

– Он еще хуже, чем вы думаете... Я сама боюсь его.

– Уберите его, – предложил я. – Из дома. От старика. Он еще достаточно молод, чтобы вылечиться, если обеспечить правильный уход. Увезите его в Европу. Подальше отсюда. Прямо сейчас, не медля ни дня. Если генерал узнает – это убьет его.

Она с трудом поднялась и едва дошла до окна. Так и стояла неподвижно, почти сливаясь с тяжелыми белыми шторами. Руки безжизненно повисли вдоль тела.

Потом она повернулась и подошла ко мне. У меня за спиной она задержала дыхание и лишь один раз всхлипнула.

– Это было подло... Самое подлое, что мне приходилось видеть когда-либо в жизни. И все же я бы снова сделала то же самое. Отец не стал бы. Он бы прямо сознался во всем. Как вы сказали, это убило бы его...

– Уберите сына, – продолжал я настаивать, – сейчас он где-то прячется. Он думает, что убил меня. Прячется, как зверь. Найдите его. Он сам не справится с собой.

– Я обещала вам деньги, – сказала миссис О'Мара, все еще оставаясь у меня за спиной. – Это мерзко... Я не любила Дадли... И это тоже мерзко... Я не знаю, что сказать.

– Забудьте, – ответил я. – Я всего лишь старая вьючная лошадь. Займитесь мальчиком.

– Обещаю вам. До свидания, мистер Кармади.

Мы не пожали друг другу руки. Я спустился по лестнице. Дворецкий, как всегда, был у двери. Воплощенная вежливость.

– Сегодня вы не хотите повидать генерала, сэр?

– Не сегодня, Норрис.

Я оглянулся по сторонам. Мальчика нигде не было. Пройдя через лужайку, я сел в «Форд», взятый напрокат, и съехал к подножию холма мимо старых нефтяных скважин.

Вокруг некоторых, невидимые с улицы, еще сохранились глубокие шурфы, в которые собиралась отработанная вода с масляными пятнами на поверхности.

Возможно, десять-двенадцать метров глубины, а, может быть, и больше. Темна вода во облацех. Наверно, в одном из них...

Я не жалел о том, что убил Иджера.

По дороге в город я остановился возле бара и выпил два стакана виски. Но легче мне не стало.

Единственное, в чем помог мне алкоголь, – я забыл о Серебряном Парике и никогда больше не видел ее.