Зал славы

— Но Ему не понравится, когда я не соблюдаю протокол.

— Ему не понравится, если вы заставите его страдать от жажды.

— Хорошо, хорошо. Но я предупреждаю вас: Он не в духе.

Доктор Фауст проковылял к низкому столику, на котором возвышалось чучело огромной совы, и поднял птицу. Сова оказалась пустой и заключала в себе допотопный телефон, похожий на олений череп. Всучив сову Дживсу, который постарался держать ее на некотором расстоянии от своего черного сюртука, доктор поднял трубку и набрал номер.

— Да, — каркнул он, — как обычно. — Последовала пауза. — Да, я знаю, что Вы настаиваете на выполнении всех положенных процедур. Но мистер Дживс сказал, что это очень срочно. — Снова пауза. — Лучше приходите, а то, неровен час, останетесь без бренди и сигар…

На этот раз не было ни грома, ни пурпурных вспышек, ни клубов черного дыма, ни серного запаха. Мефистофель материализовался в комнате и, скрестив руки на своей мускулистой груди, посмотрел на Граймса сверху вниз.

— Ну? — осведомился он. — Что скажешь, человек?

Голос коммодора превратился в чуть слышный шепот.

— Верни меня туда, откуда я прибыл.

Коммодор Граймс молча шагнул вперед и заглянул писателю через плечо. «Он стоял в каюте корабля, — прочел он. — Покрытая ковром палуба ходила ходуном у него под ногами». Покрытая ковром палуба действительно раскачивалась весьма ощутимо. Чтобы удержаться на ногах, Граймсу пришлось ухватиться за спинку кресла, в котором сидел писатель.

— Что за черт! — воскликнул тот, обернулся… и в ужасе уставился на Граймса. Трубка выпала у него изо рта и покатилась по полу.

— Нет… Не может быть…— пробормотал он. — Убирайся.

— Я бы с удовольствием, — отозвался Граймс. — Если бы мог.

— И какого дьявола?

— Вы сами знаете, как ответить на этот вопрос, — ответил Граймс, что было вполне логично. Он озадаченно смотрел на своего… создателя? Родителя? Но они совершенно непохожи, по крайней мере, внешне. Граймс невысок ростом, коренастый, с оттопыренными ушами — это самая примечательная черта его облика. Писатель — высокий, худощавый, уши у него вполне нормальные, зато нос, пожалуй, слишком велик.

— Вы сами знаете, как ответить на этот вопрос, — повторил Граймс.

— Прошу прощения, коммодор, но я не знаю. По крайней мере, пока. Но, — он пытался заставить себя пошутить, — это просто дурацкий сон… я так думаю.

— Это не сон, капитан, — на плечах писателя золотились эполеты, а на крюке рядом с дверью, занавешенной шторой, висела форменная фуражка с круглой желтой кокардой. — Это не сон. Ущипните себя.

— Черт! Больно.

— Вот и славно. Не возражаете, если я присяду?

Очень осторожно Граймс приземлился на софу, которая скользила на четырех своих ножках вдоль переборки. В первый момент он испугался, что провалится сквозь сидение, но оно оказалось вполне материальным — или он сам стал материальным? — и выдержало его вес. Только и всего. Граймс зажмурился и попытался ясно представить себе, что увидит вокруг себя. Сейчас он окажется на борту своего корабля, старого доброго «Дальнего поиска», испытанного и надежного, где его встретит жена…

И — ничего, кроме потрясение и разочарование. Где он? В каком месте — и в каком времени? Неужели на Земле, колыбели всех людей? На борту какого-то водоплавающего судна?

Писатель ответил на этот невысказанный вопрос.

— Я проясню картину, коммодор. Вы на борту славного судна под названием «Кантара», которое курсирует между Мельбурном и портом Макуори, что на западном берегу Тасмании — дикое местечко, надо сказать. Из Мельбурна в Макуори мы везем пиритовую руду, а обратно идем гружеными балластом, как сейчас, например. Я очень сомневаюсь, что подобная практика сохранилась до ваших дней, сэр. Макуори — славное местечко: попасть туда почти невозможно, но если уж попали, то обратно не выберетесь. Для начала, течения здесь абсолютно непредсказуемы, и единственный безопасный способ туда добраться — это пройти через так называемые Чертовы ворота, и то в промежутке между приливом и отливом. Попробуйте сделать это во время семичасового отлива, хлопот не оберетесь! И Внутренняя отмель, и Внешняя всегда покрыты илом, и когда сильный норд-вест — что сейчас и происходит — Внешнюю отмель обойти непросто. Я собираюсь отстояться на якоре, пока бушует этот дикий вестовый, удерживаясь мористее. Терпеть не могу отсиживаться в какой-нибудь бухте — тогда понимаешь, что у тебя всего лишь маленькое, бессильное суденышко, груженое балластом. Но ветер меняется на южный и стихает, вода поднимается. Сводка и прогноз погоды вполне обнадеживают. Скоро я смогу подойти к берегу от моего последнего места обсервации*13 — там, где я взял высоту Солнца пополудни — пока не окажусь за створными огнями мыса Сорелл. Тогда я буду лавировать вдоль берега в течение светового дня, держась в непосредственной досягаемости порта. Настанет утро, я свяжусь по радио с начальником порта, и если он сможет убедить меня в том, что обстановка благоприятная, я потороплюсь причалить.

— Зачем вам створные огни? — спросил Граймс. Разговор настолько увлек его, что он почти забыл о собственных проблемах. — У вас же есть радар — или я ошибаюсь?

— Есть. И радар, и эхолот. Но радар у меня старый и выдержит пару часов работы, не больше. А эхолот сломан. Я ничего не имею против электроники — если только она работает. В данный момент этого сказать нельзя.

Писатель засмеялся.

—. Нет, это бред какой-то. Сидеть здесь и обсуждать вопросы навигации с навигатором из далекого будущего! Надеюсь, никому из моих офицеров не взбредет в голову заглянуть сюда. Вот будет здорово, если они увидят, как я разговариваю сам с собой.

— Я существую, капитан. И я здесь. И полагаю, Вы можете сделать что-нибудь, чтобы вернуть меня обратно, туда, где мне место.

— Что я могу сделать, коммодор? Я слышал от многих, что мои истории реальны . И это действительно так. Более того, я сам оставил за Вами право действовать по своему усмотрению. Раз за разом, снова и снова я отказывался от первоначального замысла, потому что Вы находили собственный путь.

— Значит, Вы не сможете мне помочь…

— Я бы очень хотел. Поверьте, если бы я только мог… Неужели Вы думаете, что я хочу до конца жизни мучиться угрызениями совести?

— Возможно…— прошептал Граймс.

Да, это возможно. Жизнь в Зале Славы не так уж плоха. Конечно, если ему — и Соне! — можно рассчитывать на некоторое постоянство — как остальным. Как царю Эдипу, как Гамлету, как Шерлоку Холмсу и Джеймсу Бонду…

— Мне подумалось…— проговорил он. — Если я вернусь в этот странный Элизиум… Если Вы будете по-прежнему творить, мое положение будет чуть лучше, чем положение незванного гостя. И, конечно… будет здорово, если Соня окажется со мной.

— И как я могу Вам это устроить, коммодор?

— Легко, капитан. Все, что от Вас требуется — это написать бестселлер. Серию бестселлеров.

Моряк фыркнул.

— Какая жалость, что я не могу представить Вас моей жене, — он указал на фотографию в рамке на столе. Как это странно — двухмерное изображение… Но рыжеволосая женщина, которая глядела с нее на Граймса, удивительно напоминала Соню. — Она всегда говорила, что мечтает с Вами познакомиться.

В этот момент на столе хрипло задребезжал телефон. Писатель снял трубку.

— Капитан слушает.

— Третий офицер на проводе, — ясно услышал Граймс. — Я только что засек створные огни мыса Сорелл, прямо по курсу…

— Хорошо, мистер Таллент. Ложитесь на обратный курс. Да, держите средний ход. Сейчас приду.

Следуя за капитаном, Граймс вышел из салона, поднялся по узкой лестнице, соединяющей палубы, в штурманскую рубку, оттуда — в застекленное помещение рулевой рубки и через дверь-купе — на крыло мостика. Ночь была ясная, небо усыпано звездами. Доведется ли ему когда-нибудь увидеть столько звезд? За кормой мерцало созвездие пульсирующих искр — далеко, почти на горизонте. Ритмично вспыхивая, свет удалялся, пока световая камера маяка не скрылась за выпуклостью планеты.

Капитан удовлетворенно хмыкнул, повернулся и стал смотреть вперед.

Там, куда он глядел, было только непрестанно движущееся море. Гребешки волн тускло фосфоресцировали в темноте. Но ледяной ветер, который по-прежнему обрушивался на левый борт, терял силу. Судно легко поднималось на выпуклые волны, и это движение уже не вызывало дискомфорта. Капитан снова хмыкнул и вернулся в рулевую рубку и склонился над картой. Глядя ему через плечо, Граймс увидел концентрические кольца дальности с мысом Сорелл в самом центре, точку в середине тонкого карандашного круга, которая обозначала их положение, отметку времени — 2235, и еще одну криптограмму — треугольник с точкой посредине и цифры «33.5». На карте, с одной стороны, лежала пухлая папка. «Последнее штормовое предупреждение», — стояло в заголовке. «Ветер и волнение уменьшаются по всей территории, — прочел Граймс, — давление повышается».

В данный момент судовладелец был поглощен тем, что чертил параллельные линии при помощи карандаша и циркуля. C места обсервации он проложил курс — «270 истинно». Орудуя циркулями, он отмерил расстояние, пометил полученную точку крестиком и подписал «0200?». Граймс понял, что в рубку входит вахтенный помощник капитана, обернулся и увидел молодого человека — но молодой человек, казалось, не видел его.

— Мистер Таллент, — сказал капитан, — в этом месте мы должны отойти от берега, затем повернуть на 90 градусов точно. Все пройдет отлично. Еще солнце не сядет, а мы уже сможем поймать УКВ-диапазон. В любом случае на отмелях волны разбиваются, и мы пройдем по спокойной воде. Приказы на ночь я не записывал — просто заглянул около полуночи, перед сном, ко второму помощнику…

— Завтра мы будем на месте, сэр, — проговорил Таллент.

— Только не будьте так самоуверенны, черт возьми. Никогда не знаешь наверняка, что случится в этом треклятом месте!

— Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, мистер Таллент.

— Видите, капитан, — сказал Граймс, когда они вернулись в салон. — Меня нет в этой реальности, здесь и сейчас. Вы должны попытаться вернуть меня в мою реальность, в мое «где-то».

— И «когда-то».

— Да, и мое «когда-то».

— Легче сказать, чем сделать, коммодор. Особенно в данных обстоятельствах. В тот момент, когда я пишу, я — хозяин этого ржавого корытца. Наместник Бога — если, конечно, не считать Ллойда. И я головой отвечаю за этот корабль — думаю, Вы уже успели в этом убедиться. Этим вечером я писал, чтобы немного расслабиться — одна рука на клавиатуре, другая готова снять трубку телефона…

— Вы все чертовски серьезно воспринимаете, — сказал Граймс. — Это всего лишь маленькое судно с маленькой командой, которую наняли для незначительной торговой операции.

— И тем не менее, — ответил капитан, — это мой корабль. И моя команда. Что касается торговли… это проблемы компании. Моя забота, как владельца и капитана этого корабля — следить за тем, чтобы корабль приносил прибыль.

— И за меня вы тоже в ответе, — заметил Граймс.

— За Вас? Как я уже сказал, коммодор, Вы вправе выбирать действовать по своему вкусу в любой истории, которую я буду писать. Но если я отвечаю за все, что рождается у меня в голове, это означает, что я могу убить Вас — также легко, как пришлепнуть муху. Это будет даже проще. Какую смерть предпочитаете? Божье провидение, враги государства, пираты? Ядерный взрыв — или нож под ребро?

— Полагаю, Вы шутите.

— Шучу? Вам никогда не приходилось наблюдать, как автор распоряжается жизнью своих любимых героев, коммодор? Сэр Артур Конан Дойл убил Шерлока Холмса, но потом вернул его к жизни, чтобы доставить удовольствие публике. Иану Флемингу осточертел Джеймс Бонд — но на этот раз автор первым сыграл в ящик…

Граймс обернулся и посмотрел на фотографию на столе.

— Но Вам же нравится Соня.

— Конечно. Она слишком хороша для Вас.

— Как бы то ни было… она — часть моего мира, моего времени…

— И?

— Хорошо, я полагаю, что…

Снова зазвонил телефон, и капитан снял трубку.

— Да?

— Ветер крепчает, сэр, и становится западнее.

— Задние — на полную, мистер Таллэнт.

Капитан встал с кресла, подошел к барометру, который висел на переборке, и постучал по стеклу. Стрелка медленно ползла влево, словно отмеряя время назад.

— То, что надо, — бросил он, — чертово вторичное…

— Что это значит, капитан?

— Это значит, коммодор, что это «последнее штормовое предупреждение» стоит ровно столько, сколько бумага, на которой Спаркс его напечатал. Очень часто — слишком часто — в этих водах вторичное падение давления значит больше, чем так называемое первичное.

— Что мы можем сделать?

— Выходим в открытое море. И к чертям собачьим этот подветренный берег, чтоб ему пусто было.

Телефон снова задребезжал.

— Капитан слушает.

— Мы снова поднимаемся к мысу Сорелл, сэр.

— Скажите механикам, пусть выжимают из машины все, что могут. И право руля.

Судно шаталось, как пьяное, и тяжело перекатывалось с волны на волну, борясь с ветром. Когда нос задирался, оно вздрагивало, а потом с шумом обрушивалось вниз. Команда принималась носиться по палубе каждый раз, когда корма обнажалась до самого днища, а винты и руль теряли опору и повисали в пустоте.

— Сэр, — жалобно проговорил рулевой, — руль выведен на борт, но судно не слушается…

— Держи, пока оно не повернет, — приказал капитан, глядя на экран радара. Это было не самое приятное зрелище — весьма красноречивое, и то, что оно говорило, могло посеять панику. Но прямо за кормой вырисовывался тусклый контур скалистого берега — изломанная светящаяся кривая. И еще кольца дальности — и медленно, медленно береговая линия скользила от кольца, обозначающего расстояние в 24 мили, к двадцатимильному. Даже Граймс, который выглядывал из-за плеча капитана, мог понять, что происходит.

— Мистер Таллент!

— Сэр?

— Позовите старшего офицера. Прикажите ему затопить кормовой трюм.

— Затопить трюм?!

— Вы совершенно правильно поняли. Мы должны каким-то образом опустить нижнюю часть такелажного блока, чтобы дать винтам и рулю хлебнуть воды.

— Будет сделано, сэр.

— Сейчас мы делаем три узла вперед, — прошептал Капитан. — И один узел — назад. И на том берегу нет ничего, кроме скал.

— Будет толк от этой затеи с подтоплением? — спросил Граймс.

— Это лучше, чем ничего. И лучшее, что мы можем сделать.

Они вернулись на мостик. Ветер сбивал с ног, и удержать равновесие было весьма непросто. Справа по борту, на мысе Сорелл, снова ярко горел маяк, и даже невооруженным глазом можно было заметить, как он поднимается все выше над горизонтом. Туманная фигура приблизилась к ним — старший офицер, догадался Граймс.

— Я закинул в трюм два пожарных рукава, сэр. Сколько нужно воды?

— Я хочу сто тонн. Спускайтесь и немедленно принимайтесь за дело.

— А если обшивка поплывет?

— Да ради Бога. Мне нужны эти сто тонн.

— Слушаюсь, сэр.

На мостик поднялся еще один офицер — крупный, широкоплечий, бородатый. Похоже, это офицер, заступивший на ночную вахту, догадался Граймс.

— Так держать, сэр?

— Да, мистер Маккензи. Следуем прежним курсом. Она станет лучше слушаться, когда корма немного отяжелеет и сядет поглубже. Можете сказать механикам, чтобы запускали второй двигатель рулевого привода.

— Будет сделано, сэр.

Судовладелец вернулся в рулевую рубку, немного шатаясь — судно по-прежнему раскачивалось на тяжелых волнах. Потом он приблизился к радару, бросил взгляд на экран. Граймс снова поглядел из-за плеча. Рваная линия мыса Сорелл прямо за кормой пересекла двенадцатимильное кольцо — и приближалась, медленно, но неотвратимо.

Старший офицер вернулся.

— Можно сделать примерно два и шесть фута, сэр.

— Делайте, что…

Мало-помалу судно снова выходило из створа. Оно выходило из створа, и частое тяжелое биение работающих вхолостую винтов стало слабее. Западный ветер все еще завывал, покрывая волны гребешками, швыряя пену в окна рулевой рубки, обстреливая стекла шрапнелью брызг, но судно снова слушалось руля. Оно шло прямо против ветра, уходя от скал, которым за прошедшие годы и без того досталось слишком много жертв.

Следом за Писателем Граймс прошел на корму. Стоя рядом с ним, он смотрел в колодец для бриделя, и следил за тем, как трюм наполняется водой. В мутном водовороте крутились обломки деревянной обшивки, крошась о переборки и трюмные трапы, сталкиваясь друг с другом, разбиваясь о шпангоуты и бракеты. «Романы» для выбивания спусковых стрел приходили в движение каждый раз, когда судно вздрагивало и переваливалось через гребень, и начинали крушить все и вся. Это подходило под статью «нанесение ущерба», даже Граймс понимал это. И, с неизбежностью, рапорт под копирку во все инстанции.

Граймс знал это — и сильнее, чем прежде, хотел попытаться еще раз вернуться туда, где его ждали свои собственные заботы.

— Похоже, эта затея с затоплением трюма удалась, — проговорил он.

— О да.

— Тогда, капитан… может быть, вы найдете минутку, чтобы обсудить один вопрос. Как вернуть меня в мой мир, в мое время…

— Марш отсюда! — рявкнул писатель. — У меня есть дела поважнее, чем трахаться с Вашими проблемами!

Могучий порыв ветра подхватил Граймса, швырнул его в темноту. Последнее, что он слышал — это голос старшего офицера:

— Что это было, сэр? Мне показалось, рядом с Вами стоит какой-то тип в кителе, только уж больно странном…

— Просто игра воображения, мистер Бриггс. Игра воображения.

Он снова стоял в своей каюте, на борту «Далекого поиска». Он смотрел на Соню, а Соня — на него, и огненно-рыжие волосы делали ее лицо еще бледнее.

— Джон! Ты вернулся!

— Да.

— Мы собирались задержаться и не улетать с Кинсолвинга, но наши господа и хозяева нажали на нас и потребовали, чтобы мы возвращались.

— Ничего страшного.

— Почему?

— Потому что где бы ты ни была, я последую за тобой.

Он сидел в своем салоне и пытался расслабиться при помощи выпивки. Он привел свой корабль в порт, поймав момент затишья между двумя депрессиями*14, перебросив балласт с кормы, чтобы скомпенсировать тонны воды в затопленном трюме, и миновал Отмель, даже не взбаламутив ила. Он был измотан и знал, что сон не поможет. Но занять себя было нечем. Его старший офицер был в состоянии проследить за осушением трюма, и даже, насколько это возможно, самостоятельно отдать необходимые распоряжения.

«Здорово я разобрался с этой треклятой историей», — подумал он.

Он вставил лист в пишущую машинку, набил свою трубку, раскурил ее и начал писать. Когда последняя фраза появилась на белом листе, он посмотрел на рыжеволосую женщину на фотографии, которая стояла на столе.

«Потому что, где бы ты ни была, я последую за тобой».

«И я уверен, ты будешь рад этому, старый сварливый ублюдок», — пробормотал он.

— И все это действительно произошло…— пробормотал адмирал Кравински, изучая рапорт — толстую пачку листов, которая лежала перед ним на столе.

— Я… я полагаю, да, — ответил Граймс — не слишком уверенно.

— Вы знаете, о чем я говорю. Вы были там.

— Где — «там»?

— Избавьте меня от всей этой метафизики, Граймс, — адмирал выбрал одну из шишковатых сигар с обрезанными кончиками, которые лежали перед ним в ящичке, и закурил. Словно защищаясь, коммодор достал и принялся раскуривать видавшую виды вересковую трубку. Только сейчас он начал жалеть о трубке, которую потерял в этой заварушке.

Кравински сидел молча, окутанный облаками сизого дыма.

— В конце концов, это подозрительно, — изрек он после долгой паузы. — Очень подозрительно.

— Это Вы мне говорите, — согласился Граймс.

— Я полагаю, нам придется оставить идею о колонизации Кинсолвинга — по крайней мере на время. Мне не нравится вся эта история с плодами творческого воображения… или творчеством плодов воображения, или что там еще…

— Так Вам не нравится…

— Хорошо, хорошо. Мое сердце обливается кровью. Довольны? А теперь, адмирал, у меня для Вас есть одно дельце. Как раз в Вашем вкусе.

— Адмирал? Так я получил повышение, сэр?

— Получите — после дождичка в четверг! Но, Граймс, если мне не изменяет память, Вы являетесь почетным адмиралом флота Фарна — флота наземных судов, которые плавают по морю. Звание, которое ничего не значит. Но Вам оно в кои-то веки пригодится, потому что Вы отправляетесь на Аквариус.

— Я бы не сказал, что мое звание ничего не значит, — возмутился Граймс.

— Тем лучше. В добрый путь, адмирал. Поднимайте якоря, ставьте парус, бросайте лот… что там еще делают эти мореходы, когда отправляются в путь?

— Должно быть, это будет интересно.

— Учитывая Вашу способность запутывать все, что можно и нельзя — скорее всего, так оно и будет.

Примечания

1

События, о которых рассказывает Граймс, более подробно описаны в новелле «Непросохшая краска» (сборник «Легенды Приграничья») (Прим. перев. )

2

Ван Аллен (Van Allen) Джеймс Альфред (род. 1914) — американский астрофизик. В 1958 году обнаружил заряженные частицы высокой энергии, образующие радиационные пояса вокруг Земли («пояса Ван Аллена»). (Прим. перев .)

3

Трехмерный аналог ленты Мёбиуса. В нашем 3Д-пространстве она выглядит убого — трубка, один конец которой соединён по принципу ленты Мёбиуса с другим через стенку. Представьте себе полый тор, разрезанный поперек. На одном конце в стенке делается отверстие и через него просовывается другой конец. Просунутый снаружи через отверстие конец соединяется встык с другим по всей длине окружности линии разреза тора. (Прим. перев. )

4

Кэннон (Cannon) — артиллерийское орудие. Фамилия весьма точно отражает нрав святого отца. (Прим перев. )

5

Марка французских духов. (Прим. перев .)

6

Дживс — главный герой романов П.Г. Вудхауза «Так держать, Дживс!», «На помощь, Дживс!», «Дживс и Вустер» и др. Дворецкий мистера Вустера, к которому его хозяин частенько обращается за советом в трудной ситуации. (Прим. перев .)

7

Адмирал — на момент членства в клубе. В первых романах саги П. Форрестера о капитане Хорнблауэре этот джентльмен служит в звании мичмана, как и Граймс. (Прим. перев .)

8

В пояснениях не нуждается… (Прим. перев )

9

Герой романа Боба Шоу «Венок из звезд». (Прим. перев .)

10

Главный герой романа Германа Мелвилла «Моби Дик», капитан-китобой. (Прим. перев .)

11

Англичанин (шотл.). Похоже, в Клуб выдающихся джентльменов каким-то образом затесалась леди Макбет. (Прим. перев .)

12

Лорд Грейсток — настоящее имя Тарзана. (Прим. перев .)

13

Обсервационная точка — место, на котором последний раз проводилась обсервация, то есть измерение высоты светила и последующие расчеты параметров линии положения

14

Падение атмосферного давления. (Прим. перев .)