Время тянулось страшно медленно — и все же, несмотря ни на что, Клаверинг обнаружил, что очень заинтересовался машинами. Когда наступил последний день и ему надо было уходить из тюрьмы, он боролся с нежеланием прощаться со своими отполированными и отлично работающими подопечными.
Та же наземная машина отвезла его в Фарэуэй-Сити, та же толстуха приняла его в общежитие Общества помощи заключенным. Как и раньше, его ждала работа, но на этот раз это была работа в одном из небольших гаражей города.
Клаверинг решил не торопить события на этот раз. В первый день свободы он не стал приближаться ни к отелю, ни к банку. На следующее утро он прибыл на работу в гараж и все утро чистил и полировал одну наземную машину и два вертолета. Босс выделил ему достаточно денег на ленч, и он перекусил в баре рядом с гаражом. Днем ему разрешили, под наблюдением, перебрать мотор.
Поужинал Клаверинг в общежитии. Еда была ненамного лучше тюремной. Когда она улеглась у него в желудке, он решил сходить по адресу, который получил во время первого срока в тюрьме.
Ночь была ясной, а ночного неба Клаверинг не видел уже год. В северном полушарии Фарэуэя была осень, и солнце было почти в соединении с чечевицей Галактики. Неспешно шагая по дороге с редкими домами, Клаверинг смотрел вверх. Пустота, которую он видел, шокировала его так же, как и в первый раз, когда он увидел ее с «Веселого Бродяги». Он понял теперь рассказы о том, что все, кто мог себе позволить покинуть Фарэуэй, летели к планетам Скопления.
Он дошел, наконец, до дома, где, как ему сказали, он найдет скупщика. Некоторое время у въезда на длинную подъездную дорожку он колебался, невольно нервничая. «Что же не так на этот раз?» — подумал он. Хуже всего было то, что если что-то пойдет не так, бежать было некуда. Он бежал всю свою жизнь и теперь пришел к самому краю тьмы, к границе полного отрицания.
Он пожал плечами.
«Эти сумасшедшие миры Приграничья, — сказал он себе, — что-то делают с вашим сознанием».
Он нажал кнопку на кованых железных воротах. Послышалось тихое жужжание, которое подсказывало, что его осматривают. Из скрытого громкоговорителя послышался металлический голос:
— Кто вы? Чего вы желаете?
— Я Джон Клаверинг. Я желаю поговорить с вашим хозяином, мистером Конрадисом.
— Какое у вас дело?
— Об этом я скажу мистеру Конрадису.
— Повторяю: какое у вас дело?
— Проклятый любопытный робот… У меня личное дело.
Послышался новый голос — человеческий голос:
— Что вам нужно?
— Вы — мистер Конрадис?
— Да.
— Тогда мое дело касается имперских регалий Шаары.
Раздался резкий вдох, ясно слышимый Клаверингу. Запор на воротах со щелчком открылся. Створки распахнулись бесшумно.
Клаверинг медленно двинулся по дорожке, хрустя башмаками по желтому гравию. Дом перед ним был больше похож на крепость, чем на жилище. При его приближении передняя дверь открылась. Клаверинг шагнул в холл — пустой, без мебели, залитый резким бело-голубым светом.
— Войдите в дверь справа от вас, — приказал голос.
Клаверинг так и сделал. Он оказался в комнате, такой же большой, как и предыдущая, но в этой было чрезмерно много мебели и украшений. За огромным полированным столом сидел коротышка; его лысый череп блестел в свете ламп.
— Садитесь, мистер Клаверинг, — сказал он.
Клаверинг сел.
— Я полагаю, вы пришли узнать, не желал бы я снять с ваших плеч груз драгоценных камней Шаары.
Клаверинг ответил положительно.
— Я буду с вами честен, мистер Клаверинг. Я позволю вам получить пять процентов стоимости камней. В конце концов, если бы не вы, я не смог бы заняться одной из самых выгодных сделок за всю мою карьеру.
— Пять процентов! Да я скорее брошу их в море, только чтобы не отдавать за пять процентов стоимости!
— Мистер Клаверинг, около шести месяцев назад ко мне обратилась Королева-капитан шаарского корабля, и, хотя я не люблю общаться с негуманоидами, и особенно с членистоногими, но я позволил ей убедить меня использовать все свое небольшое влияние, чтобы вызволить регалии из банка.
Он сделал паузу. Затем сунул обе руки в ящик под крышкой стола. Правая рука появилась с пачкой банкнот, а левая держала маленький смертоносный автоматический пистолет Минетти. Он сказал:
— Пусть у вас не возникают какие-либо идеи, мистер Клаверинг. Я левша. Ловите!
Клаверинг поймал деньги. Сосчитал их. Их хватило бы на новый костюм и подержанную наземную машину или вертолет. Их не хватило бы на билет к другой планете, даже планете миров Приграничья.
— Капитан Шаары не отличалась щедростью, — заметил он.
— Она отдала мне все деньги Федерации, которые нашлись у нее в сейфе, — сказал Конрадис.
— Значит, она доплатит еще, — заметил Клаверинг.
— Может быть. Но для вас там уже ничего не будет.
Клаверинг задохнулся от ярости. Он положил деньги во внутренний карман. Он встал на ноги, медленно двинулся к двери. Ствол маленького пистолета в руке Конрадиса следовал за его движением, пока он шел. Клаверинг его игнорировал. Он напрягал свою фотографическую память, примечая и запоминая детали окон и их задвижек, дверей и замков. Он и раньше встречал людей подобного типа и знал, что они гораздо больше полагаются на роботов-охранников, чем на склонных к ошибкам людей.
Он знал то, чего наверняка не знал Конрадис — что роботы тоже могут ошибаться.
Клаверинг покинул дом, вышел с территории и медленно направился к городу.
В общежитии Клаверинг прошел в свою каморку, лег на кровать и стал выстраивать факты.
1. То, что оставалось у него от регалий Шаары, когда он прибыл на Фарэуэй, к этому времени снова было в распоряжении Высокой королевы.
2. Двадцать раз по 1000 кредитов (Конрадис дал ему тысячу) — это 20000 кредитов. Перекупщик получил, должно быть, по меньшей мере, в пять раз больше, судя по объявленной после кражи награде.
3. Проезд до, скажем, планеты Ван Димена будет стоить по меньшей мере 2500 кредитов.
4. Такой человек, как Конрадис, почти всегда держит большую сумму денег в доме, обычно в сейфе в спальне.
5. Дверной робот — фирмы Фаррар Бленкинсоп, модель Марк IV, Клаверингу была известна некоторая информация о Марке IV, ловко вытянутая из пьяного техника, работавшего в фирме Фаррар Бленкинсоп.
6. У Конрадиса несомненно есть друзья в полиции, поэтому его рот должен быть заткнут в течение, по меньшей мере, шести часов после ограбления. В багаже у Клаверинга был небольшой пистолет с усыпляющим газом, так что в этом плане беспокоиться не о чем.
7. Багаж Клаверинга, предположительно, все еще находился в камерах хранения «Римрок Хауса», но тысячи, которую он получил у Конрадиса, будет более чем достаточно, чтобы заплатить за хранение.
8. Бумаги Клаверинга, выправленные на имя Джонса, все еще находились в его багаже. При помощи нескольких банкнот по 10 кредитов, мудро использованных, он добьется того, что нужные люди проштампуют их в нужных местах.
9. Корабль Межзвездной транспортной комиссии «Дельта Серпенс» стоял в порту Ремот и собирался вылететь на Митилен следующим вечером в 24:00…
— Так что, — сказал Клаверинг сам себе, — если я сяду на него, то подвергаюсь некоторому риску оказаться в терранской тюрьме. Риск совсем небольшой — и, в конце концов, по сравнению с этой тюрьмой терранские тюрьмы — просто роскошные отели. Во всяком случае, Высокая королева Шаары к этому времени получила свои побрякушки обратно, так что шум должен уже утихнуть.
— Если я останусь здесь, то почти наверняка снова окажусь в тюрьме. Тогда меня депортируют. А в этом случае полиция, как местная, так и Федерации, будет ждать меня на планете, на которую меня вышлют.
— Рискнуть стоит.
Он разделся и лег на кровать. Через несколько секунд он уже спал сном младенца.
На следующее утро он позвонил в гараж и сказал, что заболел и на работу не придет и направился прямо в «Римрок Хаус», где ему пришлось ждать, пока его багаж не принесут. На такси он вернулся в общежитие, отнес пакеты в комнату и распаковался. Он проверил небольшой сомнопистолет на одной из летающих ящериц, от которых житья не было на Фарэуэе. Пистолет действовал. Клаверинг нашел листок специально обработанной бумаги. У него не было инфракрасного сканирующего оборудования, так что он не мог его проверить, но не было причин сомневаться, что листок в порядке. Он снова упаковал багаж, положив все бумаги в портфель, сомнопистолет — в боковой карман своего килта, а листок бумаги — во внутренний нагрудный карман пиджака.
На оставшуюся часть дня он вернулся на работу в гараж. Во время перерыва на ленч его оставили за главного, в то время как остальные работники пошли перекусить, и он сделал неплохой восковой отпечаток ключа к главной двери. Он решил, какой машиной воспользуется — большой старомодный моноколесник Ферранти.
Закончив работу, он вернулся в общежитие. В коморке понял, что в багаже кто-то рылся. Горничная? Комендантша? Кто-то из гостей — бывших заключенных? Это не имело значения. С облегчением обнаружил, что его инструменты и заготовки для ключей не украдены; их нетрудно было бы купить в любом скобяном магазине, но все было теперь закрыто до утра.
Пообедав внизу, он вернулся в комнату. За запертой дверью он работал над одной из заготовок, насвистывая, чтобы заглушить звук напильника.
Закончив, он положил ключ и один из надфилей в карман килта, а бумаги — в портфель. В небольшой чемодан Клаверинг упаковал только самое необходимое — он знал, что на лайнерах класса «дельта» есть небольшие магазинчики, где он сможет приобрести все, что ему может потребоваться в путешествии.
С портфелем и чемоданчиком он спустился вниз. Ему встретилась тощая горничная. Она с любопытством посмотрела не него.
Клаверинг сказал:
— Смогу получить за них неплохую цену, надеюсь. Сегодня в гараже поговорил с одним клиентом, и он сказал, что хотел бы купить хорошие подержанные чемоданы.
Горничная равнодушно пожелала ему получить хорошую цену.
Он медленно пошел в город, к офису агентов Межзвездной транспортной комиссии. Офис все еще был открыт и будет открыт, пока не взлетит «Дельта Серпенс».
Скучающему молодому человеку за прилавком Клаверинг сказал:
— Есть еще койки на корабле к Земле?
— Да, сэр. Не самые лучшие, те все разобраны. Есть каюта на уровне Г, если вы не возражаете против жары и шума.
— Я возьму ее.
— До Митилена или дальше?
— А сколько стоит до Митилена?
— Две тысячи.
— Сейчас с собой у меня столько нет, — сказал Клаверинг, — сегодня вечером я должен забрать долг у приятеля.
— Две тысячи, — повторил клерк.
— Мне очень важно успеть на этот корабль, — сказал Клаверинг. — Сделаем так, что вы тоже получите от этого пользу. Что, если я внесу аванс за билет в размере 500 кредитов… Что, если я оставлю вам мои бумаги и этот чемодан… Вы могли бы оформить для меня бумаги, и я встречу вас в космопорте, скажем, в 23:30. Вы отдаете мне мой билет, а я плачу вам разницу в размере 2500 кредитов.
Такую арифметику клерк понимал.
Он посмотрел на бумаги, пролистал их и кивнул:
— Да, мистер Джонс, — сказал он. — Это можно организовать. Я уверен, что это можно устроить.
Клаверинг заплатил первоначальные пятьсот и быстро вышел из офиса. Он посмотрел по сторонам, насмешливо приподняв губу. Захолустный городишко на захолустной планете. Он взглянул на черное, пустое небо и подумал, как хорошо будет увидеть, как огромная, сверкающая чечевица Галактики заполнит иллюминаторы «Дельта Серпенс», когда та выйдет на курс к Митилену и к процветающим, суматошным мирам Внутренних систем.
Клаверинг посмотрел на часы. Ему нужно было убить время. Он пошел в кинотеатр новостей, посмотрел на события, которые скорее были уже историей, чем новостями. Когда обнаружил, что второй раз смотрит коронацию короля Джеймса XIV Уэверлейского, то ушел.
Он беспечно прошелся от кинотеатра до гаража. Прохожих было немного; не было видно и полиции.
Его ключ подошел прекрасно, без задержки открыв большие двери. Большой Ферранти стоял там, где он его оставил, около двери. Гироскоп в течение трех минут раскрутился до максимума, и Клаверинг, убрав стойки, медленно выехал на улицу. На короткое время он оставил машину, пока закрывал и запирал двери гаража.
Без инцидентов он доехал до дома Конрадиса, оставил машину неподалеку от орнаментированных ворот и вышел, оставив гироскоп работающим. Вдруг тишину нарушил внезапный, резкий звук. Клаверинг подпрыгнул от неожиданности. Стало быть, Конрадис держит домашнюю птицу, и один из петухов обладает странным чувством времени… Ему вспомнился тот вечер, когда он напоил Фредерикса, специалиста по роботам компании Фаррар Бленкинсоп.
— Надо помнить, — говорил Фредерикс, — следующее. Все наши роботы имеют мозги. Но не человеческие мозги. Ничего похожего. Возьми Марка IV. Коэффициент интеллекта не выше, чем у курицы. Смешно — мы, когда говорили об этом, вспомнили, как гипнотизируют кур. Фантастика. Действует и на Марка IV тоже…
— А как гипнотизируют курицу? — спросил тогда Клаверинг.
— Просто. Проведи на полу линию. Приставь ее клювом к этой линии.
— Но у Марка IV нет клюва…
— Особая бумага; поднеси ее к сканеру. В инфракрасном свете на ней появляется очень прямая, очень темная линия…
Клаверинг провел серию собственных экспериментов, но никогда еще не совершал ограбление, пользуясь слабостью робота-швейцара. Он решил придержать эти знания, пока не наступит время, когда их использование будет оправдано.
Это время наступило.
На ближайшем столбе ворот он заметил тусклое свечение кнопки.
Он достал из кармана специально обработанную бумагу, развернул ее. Встал перед столбом ворот, держа бумагу перед лицом. Правым указательным пальцем нащупал кнопку, нажал ее. Он услышал, как зажужжал сканер.
— Кто ты? — раздался металлический голос, который затем прервался.
— Ты меня знаешь, — сказал Клаверинг.
— Да.
— Я друг.
— Да.
— Впусти меня.
— Да.
Замок щелкнул; ворота распахнулись. Клаверинг снова сел в машину — она потребуется ему как средство транспортировки и в качестве временной тюрьмы для Конрадиса — и поехал по дорожке. При его приближении передняя дверь дома открылась. Он переложил сомнопистолет в боковой карман пиджака, вышел из машины, подошел к двери и вошел в дом.
Его пистолет был нацелен на дверь в кабинет Конрадиса. Когда она открылась, Клаверинг выстрелил. Он скорее ощутил, чем услышал нечеловеческий вопль; Конрадис закачался в дверях; автоматический пистолет выпал у него из руки. Он видел, как Конрадис упал, не потеряв сознания, но частично парализованный.
Клаверинг оттащил его в кабинет, усадил на стул.
— Я мог бы выстрелить на полную мощность, — сказал вор, — но не стал этого делать. В сонном состоянии вы не представляете для меня интереса. Я хочу, чтобы вы говорили.
— Я… — слова выходили с болезненной медлительностью, — отказываюсь.
— Где ваш сейф?
Конрадис молчал.
— Проблема с сомнопистолетами, — заметил Клаверинг, — состоит в том, что жертва становится нечувствительной к боли, поэтому нужны более радикальные меры, чем в обычном случае, — он расстегнул правый башмак Конрадиса, снял его. Стащил чулок. — Вы можете ничего не чувствовать, но вы увидите, как я разожгу огонь в этом вашем вычурном, но, несомненно, весьма эффективном камине… У вас наготове и растопка, и уголь — очень предусмотрительно с вашей стороны. Как я сказал, вы ничего не будете чувствовать — но это весьма непростое испытание — смотреть, как вашу ступню медленно пожирает огонь.
— Вы… не посмеете, — сказал Конрадис.
— Не посмею? — переспросил Клаверинг, разжигая камин.
— В спальне, — сказал Конрадис, когда его ступня была уже в дюйме от огня. — За… картиной…
— А комбинация? Поспешите — я могу устать и уронить вашу ногу.
Конрадис сказал и это. Конрадис сказал ему также, с неохотой, о скрытом выключателе, который включает насос, откачивающий из сейфа анестезирующий газ — это он сказал после того, как Клаверинг поставил короткий огрызок декоративной свечи в коробку высокогорючего материала и сообщил Конрадису, что если не вернется за разумно короткий период времени, Конрадис, по меньшей мере, заработает серьезные ожоги до того, как включится система пожаротушения.
Клаверинг нашел спальню и пожалел о том, что не может украсть мебель и украшения — он профессионально разбирался в антиквариате. Нашел сейф за подлинным Пикассо, выключатель насоса, скрытый в соске платиновой «ню» работы Киршвассера. Подождав, пока прекратится жужжание машины, он открыл сейф.
Там была валюта — прекрасная, честная валюта Федерации, в количестве, достаточном для удовлетворения всех его потребностей.
— Теперь, — сказал он, — вы поедете со мной.
— Почему?
— Потому что я так говорю. Воздействие сомнопистолета длится не так уж долго, и как только оно пройдет, вы поднимете тревогу. Если я свяжу вас и оставлю здесь, вы сможете развязаться. В багажнике машины вы будете вполне безопасны — все, что мне нужно делать, это время от времени добавлять вам дозу. Я о вас забочусь, по сути дела.
«И я могу себе это позволить, — подумал он. — Я не потерял еще старой закалки. План сегодняшнего вечера сработал, как часы».
План работал бы и дальше, как часы, если бы не пьяный водитель, с ревом выскочивший из боковой улицы на предельной скорости. Крышка багажника при столкновении открылась, и полицейский офицер, оказавшийся на месте до того, как Клаверинг смог собраться с мыслями, с интересом отнесся к содержимому багажника.
Клаверинг бы воспользовался своим сомнопистолетом, но это небольшое оружие разбилось при столкновении. Клаверинг схватил свой портфель, в который уложил украденные деньги, и попытался бежать. Оказавшийся поблизости прохожий сбил его с ног при помощи метательного оружия.
Комендант смотрел на Клаверинга через стол чуть ли не с одобрением:
— Вы вернулись, — заметил он.
— Я вернулся, — признал заключенный. — Как скоро меня собираются депортировать? И куда?
— Не так скоро, Клаверинг. Не так скоро. Вам еще нужно отсидеть срок. У нас есть для вас новые механизмы — насосы для нашей экспериментальной гидропонной фермы. Мы должны увериться в том, что вы хорошо подготовитесь к своей новой жизни.
— Очень порядочно с вашей стороны, несомненно.
— Да, и еще одно, Клаверинг, — и соблюдение этого пункта спасает вас от немалых неприятностей в будущем. Просто называйте меня «сэр», пожалуйста.
— Ладно, — ответил Клаверинг, — сэр.
Свою новую работу Клаверинг счел интересной. Также он обнаружил, что условия содержания были намного легче, пища лучше и охранники не доходили до крайностей, борясь с разговорами между заключенными.
Вскоре он осознал, что его коллеги по работе — это такие же люди, как он, смышленые, но преступники по привычке, излечить которых можно только при помощи разрушающей личность мозговой хирургии, отвергаемой во всех цивилизованных мирах. Он задавал вопросы, но никто из них не знал, на какую планету или планеты их депортируют и когда. Он обнаружил, что большое число осужденных обучают другим областям техники.
Наконец, Клаверинг проснулся однажды утром от того, что охранник дубасил в его дверь. Он встал и начал на ощупь искать свою одежду.
— Не это, — рявкнул офицер. — Надевай это! — он сунул сверток в открывшееся окошко.
Там было белье, чистое и новое, черный комбинезон и пара глянцевых черных ботинок. На каждом рукаве комбинезона был напечатан зеленый лист папоротника на золотой шестеренке.
Новая одежда оказалась удобной и впору. Когда дверь открылась, Клаверинг вышел из камеры и присоединился к процессии сходно одетых заключенных. У ворот тюрьмы, где их ждали машины, он задержался, чтобы спросить охранника:
— А что случилось с комендантом? Он обычно прощается с убывающими гостями.
— Вы еще увидите капитана Кристофера, — ответил охранник.
Из машины Клаверинг ничего не мог разглядеть, но, когда дверь открылась, он не удивился, увидев окружение космопорта. Он с интересом смотрел на другие машины, выстраивавшиеся в правильную линию, на выходящих из них людей в черном. Он подумал, что депортировать людей партиями дешевле.
Повернувшись, чтобы посмотреть на корабль, он остолбенел от изумления. Он был большим, гораздо больше любого корабля, которые он когда-либо видел. Здания администрации, порталы и краны казались рядом с ним карликовыми. Его хвостовые стабилизаторы представляли собой летающие подпорки, а сам корабль был огромной, невероятной башней, построенной из сверкающего металла.
— Стильно путешествуем, — заметил мужчина слева от Клаверинга. — Чтобы нас забрать, прислали лайнер альфа-класса.
— Это не лайнер класса альфа, — сказал Клаверинг. — Этот, по меньшей мере, вдвое больше!
Через громкоговорители загрохотал голос:
— Внимание, всем! Внимание, всем! Персонал садится на корабль!
Длинные ряды людей двинулись вперед, под пристальным наблюдением охранников поднимаясь по пандусам и входя в воздушные шлюзы. Пожилой человек в форме старшего стюарда дежурил наверху пандуса, по которому всходил Клаверинг. Он читал имена с листа.
— Клаверинг, Джон — гидропоника.
Теперь соединились в одну картину знаки на рукавах Клаверинга и работа, которую он выполнял в течение последнего срока в тюрьме.
— Ага, хотите, чтобы мы отработали стоимость нашей перевозки? — заметил он.
Стюарт не обратил внимания на его слова.
— Коуден, Питер — воздушная циркуляция… Дэвис, Дэвид — воздушная циркуляция…
— Гидропонные работники, сюда! — послышался голос.
Клаверинг вместе с другими людьми своего отдела последовал за главным старшиной по проходам и лестницам, и с одиннадцатью депортируемыми оказался в скудно обставленной спальне. Старшина игнорировал все вопросы. Стальная дверь с убедительным щелчком закрылась.
Время едва тянулось. Разговоры велись практически ни о чем. Все были рады, когда ожил громкоговоритель на стене и им было приказано улечься в койки для отлета. Им не нравилось, что им не сообщают, что происходит — до этого бывшие заключенные путешествовали только как пассажиры, оплатившие проезд. Им стало легче, когда грохот затих и страшный вес исчез с их груди. Они немного поразвлеклись, пытаясь перемещаться по отсеку в отсутствии силы тяжести.
— Внимание! — рявкнул громкоговоритель на стене. Переборка под ним ожила и превратилась в большой видеоэкран. Он показал, очевидно, комнату управления корабля. Там был высокий мужчина в черной форме с четырьмя золотыми полосками капитана на рукавах.
— Комендант! — кто-то тихо шепнул. — Я так и думал, что он бывший капитан!
— Мужчины, — тихо проговорил капитан Кристофер. — Я делаю вам честь, называя мужчинами, потому что вам предстоит мужская работа. Работа настолько опасная и неопределенная, желающих ее выполнять свободных людей найти трудно…
— История, — помолчав, продолжил он, — повторяется. Несколько столетий назад был другой Кристофер — хотя это было его собственное имя, — который знал, что Земля круглая, и это в те времена, когда большинство моряков боялись, что если они уплывут слишком далеко на запад, то их корабли, и они вместе с ними, упадут с этого края. Этот другой Кристофер, этот Кристофер Колумб, обнаружил, что сможет вести корабли, только если наберет людей из тюрем.
— Всем вам, которые прибыли в миры Приграничья, были предоставлены шансы. Все вы обнаружили, исходя из своего первого опыта тюрьмы, что преступление того не стоит. И все же, хотя вы знали, что наказание за повторное преступление — депортация, вы не изменили образ жизни и оказались здесь — все вы, вследствие своих же собственных действий. Остальные из нас — я сам, старшие и младшие офицеры — здесь потому, что мы хотим здесь быть. И я бы хотел, чтобы вам стало ясно, что мы не допустим отклонений от нашей цели. Я хочу, чтобы вам было ясно, что мы, профессиональные космонавты, сможем управлять кораблем так, что поднимать бунт не имеет смысла. Я хочу, чтобы вам было ясно, что под моим командованием основным законом является следующий: кто не работает, тот не ест.
— Не знаю, сколько времени займет наше путешествие в терминах объективного времени — это нам еще предстоит узнать. Не могу даже сказать, как долго это займет в терминах субъективного времени — но, думаю, что не пройдет и полстолетия, как мы вернемся.
— Еще могу сказать — обратно мы не повернем. Ни один из вас не знает, как управлять кораблем. Вы могли бы со временем узнать достаточно, чтобы решиться на захват корабля и заставить моих навигаторов и инженеров следовать вашим приказам. Но я вам скажу, что корабль оснащен средствами защиты, установленными именно на этот случай. В крайне невероятном случае — случае успеха бунта, я вам обещаю, что возврата не будет.
Клаверинг лихорадочно перебирал в уме какие-нибудь легальные правила, на основании которых он мог бы выразить протест. Но таковых не было. Бежав в миры Приграничья, он стал подчиняться их законам, и один из этих законов гласил, что депортация есть наказание за третье преступление. Он не мог не восхититься хитроумию Федерации — сделать Приграничье убежищем для преступника и предложить этому преступнику, на бумаге, по крайней мере, шанс исправиться. Но, оказалось, всем тем, кто представлял собой претендентов на полет в космическом корабле, было дано очень мало шансов на исправление.
Вместе с другими он смотрел, как сканнер отвернулся от капитана и офицеров и показал часть космоса, куда направлялся корабль. Он услышал ни на что не похожий вой включенного привода Манншенна и понял, что через несколько секунд экран покажет только бессмысленные завихрения света.
Но они лучше, чем холодная пустота — бесконечное ничто, нарушенное только тусклой, далекой туманностью, к которой направлялся корабль — крошечное светящееся облако, представляющее собой, возможно, другую Галактику.
Он бежал всю свою жизнь и добежал, докуда только смог, до самого края ночи.
И он был не в состоянии остановиться.
Ключ
Существует ключ.
С тех пор, как Человек стал Человеком, он всегда охотился. Любопытство, я думаю — это черта, унаследованная от наших предков-обезьян. Если бы наши предки были собачьей или кошачьей породы, возможно, мы бы и не тратили столько времени, вопрошая: «Почему?» Собаки и кошки не любопытны по натуре, если дело не касается пищи. Обезьяны любопытны. Но если бы наши предки были собаками или кошками, мы не были бы Людьми в полном смысле этого слова, и наша интеллектуальная энергия направлялась бы только на более эффективное производство пищи и жилья, и очень возможно, что мы никогда не покинули бы поверхность нашей планеты.
Но мы Люди, ближайшие родственники обезьян, и мы покинули поверхность Земли. Так оно и получились, что в тот вечер я пил в «Баре и гриле Сюзи» в порту Форлон, на Лорне, самом жалком из всех миров Приграничья, и там меня нашел Халворсен.
Насчет Халворсена я скажу: он не был похож на родича обезьяны. Он просто был похож на обезьяну. Ему не было необходимости прижимать руки к глазам, к ушам или ко рту, чтобы стать похожим на одну из трех мудрых обезьян из притчи. Он был похож на небольшую серую обезьяну, которая прожила достаточно долго для того, чтобы стать умнее человека. Он был тощим, с круглым пузом. Его смуглое, сухощавое лицо, с которого смотрели два больших, грустных карих глаза, было обрамлено кустистыми седыми бакенбардами.
Я почувствовал, как эти глаза пристально смотрят на меня. Я ощущал его взгляд несколько секунд, после чего поднял голову с рук и взглянул в его глаза поверх стола с переполненными пепельницами, грязными стаканами и лужицами пролитых напитков.
Я не стремился к компании. Именно поэтому мои друзья — второй и третий помощники на корабле «Приграничный», их девушки и моя девушка — покинули меня. Я чувствовал отвращение ко всем и ко всему, включая самого себя, и чем больше пил, тем большее отвращение чувствовал.
— Уходите, — сказал я Халворсену. — Уходите. Не знаю, что вы продаете, но сегодня мне этого не нужно. Не сегодня. Никогда.
— Откуда вы знаете? — возразил он.
— Потому что я знаю все, — ответил я. — Я таким делаюсь от выпивки. Я знаю, что Вселенная — это просто выгребная яма, а звезды и планеты — не более чем навоз…
Он сказал:
— Я хочу знать все.
— Я сказал вам все, что нужно знать, — заявил я.
Он грустно улыбнулся, потянулся за стулом и сел. Странным властным жестом он поднял руку. Сюзи сама приплыла к нашему столику, приняла заказ. Она вернулась с бутылкой импортированного виски — не настоящего скотча, но та, что дистиллируют на Новой Каледонии, достаточно близко к нему — и парой чистых стаканов, поставила их перед нами и улыбнулась. Она относилась к этой маленькой обезьяне, как я его окрестил, с уважением, которое я счел оскорбительным.
Халворсен налил каждому из нас. Он поднял стакан и сказал:
— За ключ… — он выпил, и я выпил.
— Какой ключ?
— Тот ключ, который я ищу, — ответил он.
— У меня его нет, — заявил я.
— Вы можете помочь мне его найти, — сообщил он мне.
— О чем вообще речь? — требовательно спросил я.
Он сказал скорее утвердительно, чем задавая вопрос:
— Вы — Чарльз Меррил, не правда ли?
— Да, — признал я.
— Вы имеете сертификат мастера-астронавта. До недавнего времени вы были вторым офицером на «Птице Приграничья». До этого вы летали с «Трансгалактическими клиперами»…
— Ну и, — с умным видом сказал я, — что?
— То, что мне нужен мастер-астронавт. Я вам прилично заплачу за услуги.
— Послушайте, — сказал я. — Я наелся Космоса. Более чем наелся. Меня тошнит от пищи, выращенной в резервуарах, и рециркулированного воздуха и воды. Когда я ушел с «Птицы Приграничья», и поклялся, что ноги моей больше не будет на космическом корабле, и я не шучу.
— Времена изменились с тех пор, — заметил он. — Вы уволились с «Птицы», чтобы найти себе работу на берегу. Но девица за вас не вышла, и вы не получили ту синекуру в бизнесе ее отца. Вы протираете штаны в офисе и ненавидите эту работу. Вы приходите сюда по вечерам каждую пятницу, чтобы нагрузиться и поболтать со старыми коллегами по полетам.