Глава 1

Когда умирают мечты, что происходит с мечтателем?

Глава 2

Это была мечта Кемпа, хотя мы все — в той или иной степени — имели к ней отношение. Это была мечта Кемпа — но она была и мечтой Джима Ларсена, и мечтой Дадли Хилла, и моей. Среди космолетчиков сплошь и рядом попадаются те, что мечтают о чем-то подобном. Особенно среди тех, кто предпочитает (или вынужден) делать свои дела в стороне от оживленных торговых трасс. Это была мечта, которую кое-кому из космолетчиков даже удалось осуществить.

Когда я впервые встретил Алана Кемпа, он был Первым помощником на старушке «Гончей» — я имею в виду «Гончую Приграничья». Это был классический тип офицера-приграничника. Как и большинство из нас, он начинал службу на одном из крупных федеральных кораблей, а потом сбежал в Приграничье. С тех пор он сохранил выправку и манеры, которые порой выглядели напыщенными — особенно по контрасту с потрепанной униформой и не менее потрепанным судном, на котором он летал. Что до всего остального… Рослый, крупный, изрядно поседевший, с суровыми голубыми глазами — словом, образ настолько хрестоматийный, что кажется, будто подобные люди в действительности не встречаются. Ничего подобного. Позже, когда вы познакомитесь с ним поближе, привыкните к его холодноватой сдержанности и научитесь принимать ее как данность, вы поймете, что лучшего товарища по кораблю и вообще лучшего парня вам не найти. Если бы он не был таким — разве согласились бы мы все участвовать в его авантюре?

Старик Джим Ларсен — или Старина Джим, как мы его называем — Второй Инженер-Механик Манншенновского Движителя на «Гончей Приграничья». В первый момент его возраст действительно бросается в глаза. Но стоит вам заметить его подвижность, живость, какую-то неистребимую искорку юность в его серых глазах — и вы забудете и огромную лысину, обрамленную жалким венчиком жидких волос, и тщедушность его иссохшего тела, и морщины, изрезавшие его лицо.

Никто не знал, сколько ему лет. Его удостоверение Главного «имама» складывали пополам в разных направлениях столько раз, что дата рождения, равно как и прочие записи, почти стерлись. Впрочем, это закономерно. Эта дата ничего не значит, как и то, что корабль в этих корочках назывался «Кодекс». Тем не менее, он получил их еще во времена «гауссовых глушилок» — то есть звездолетов на двигателях Эренхафта. Насколько я помню, последний из этих звездолетов был списан еще до того, как я родился.

Дадли Хилл — Третий Помощник. Как и Кемп, он начинал службу на больших кораблях Межзвездного Транспортного Комитета. Но, в отличие от Кемпа, Хилл не стал дожидаться, пока ему дадут старшего офицера, а потом позволят мирно — или не очень мирно — уйти в отставку. Ходили слухи, что его очень настоятельно попросили выйти в отставку. Насколько я знаю, он имел непосредственное отношение к истории с «Бетой Скорпиона» и астероидом в планетной системе Ригелиана. Если верить тем же источникам, Хилла сделали козлом отпущения. На самом деле виноват во всей этой истории был капитан и владелец «Скорпионши Бетти» — но у того были влиятельные друзья в верхних эшелонах Комитета, и ему все сошло с рук. То, что капитан и команда оказались на волосок от гибели, в таких ситуациях мало кого интересует. Зато «Бродяг Приграничья» всегда интересуют опытные офицеры — поскольку их хронически не хватает, даже в наши дни. Никто не стал задавать лишних вопросов: главное, что Дадли был надежен и не злоупотреблял выпивкой — на самом деле, весьма редкое сочетание качеств для космолетчика, а тем более на Флоте Конфедерации.

Что касается меня… Я — офицер по снабжению на «Гончей Приграничья». Просто космический мальчик на побегушках, как нас иногда называют. Каким ветром меня занесло в Приграничье? Тем же, что и всех остальных. Кажется, лет двести прошло с тех пор, как я служил в Королевской Почте Уэйверли. Главная особенность Королевской Почты — это, мягко говоря, старомодные идеи, которые прочно засели в головах части ее офицеров — наиболее благовоспитанной части. А стоит ли удивляться? Всем известно, что Империя Уэйверли — это последний форпост старомодных идей. И одна из таких идей — нерушимость брачных уз. Королевская почта Уэйверли весьма неодобрительно относится к разводам, и в случае их собирала таких на борт одного из своих кораблей. А еще в Королевской Почтовой Службе не любят офицеров по снабжению — их там почему-то называют корреспондентами.

Итак…

Так или иначе, мы все оказались на борту «Гончей Приграничья» — и нам предстояло провести вместе несколько месяцев. Вскоре мы уже знали друг друга как облупленных. Вот тогда я и познакомился с женой Алана — он был единственным из четырех, кто был женат. Я несколько раз встречал ее в Порту Прощания на планете Далекой — и каждый раз завидовал Алану.

Забегая вперед, скажу: Вероника не стала героиней нашей эпопеи. Тем не менее, она сыграла играло большую роль. Вероника была очаровательна. Она была родом с Каринтии. Если вы хоть раз встречали настоящих каринтианок, вы уже никогда их ни с кем не спутаете. Не знаю, почему или как это происходит — возможно, какая-то мутация, но у женщин с Каринтии в роду явно были сиамские кошки. Конечно, с точки зрения генетики это полнейшая чепуха. Но как еще объяснить неповторимую утонченную грацию каринтианок? Уверен, если вам нравятся сиамские кошки — а мы с Аланом от них без ума — вам понравятся женщины с Каринтии.

Алан встретил Веронику, когда она поднялась на борт «Дельты Секстанта», чтобы отправиться в Приграничье. Он служил на этой старой посудине Старшим помощником. Это была любовь с первого взгляда. Если верить Алану, он был готов осесть на любой планете Галактики, лишь бы рядом была Вероника. Но мне почему-то кажется, что ее твердое намерение обосноваться на Далекой поначалу не вызвало у него бурного восторга. Межзвездная Транспортная не желает иметь с Приграничьем ничего общего. Таким образом, все годы честной службы Алана летели псу под хвост. Алан сделал свой выбор. Он ушел из МТК и стал Приграничником.

Итак, мы вчетвером летали на «Гончей». Понемногу нам надоела проторенная дорожка — Лорн, Далекая, Ультимо, Туле, миры Восточного Круга и обратно, — и мы нанялись на Шекспировские Линии. Это многое изменило. Сфера наших интересов переместилась к Центру, хотя и не очень сильно. Юридически Сектор Шекспира не входит в Конфедерацию Приграничья, но некоторые из его миров располагаются еще дальше, и непроглядную темноту ночного неба его миров нарушают лишь тусклые брызги далеких звезд.

Мы везли солидную партию сельскохозяйственных машин с Далекой, из Порта Прощаний, в Порт Фортинбрас на Эльсиноре. И нам посчастливилось — если бы мы знали, насколько посчастливилось! — прибыть туда аккурат к началу знаменитой Забастовки Портовых Грузчиков. Как обычно, разборка между рабочими и нанимателями затянулась весьма и весьма надолго.

В результате мы отправились в бессрочный вынужденный отпуск. Мы наслаждались — если можно так выразиться — всеми «земными» благами и маялись от безделья. У нас была бездна времени. И эта бездна легла между теми из нас, кто успел жениться и обзавестись семьей, и остальными. Они проклинали тот кусок хлеба, за который им приходилось платить долгими днями разлуки, а также нанимателей и профсоюзных активистов всех миров Галактики, из-за которых эти периоды становились еще дольше.

Больше всех злился Алан Кемп. Честно говоря, нас это не слишком удивило. Мы успели хорошо узнать его. Мы знали, чем он дышит, и знали, что лишний месяц вдали от Вероники для него был немногим короче вечности. Я прекрасно его понимаю. Будь она моей женой, я пустил бы корни1 до самого центра планеты. Ради этого я бы согласился на любую работу — даже сгребать лопатой гнилые водоросли в оросительных каналах.

Но Алан — не я.

Думаю, даже в нынешние времена можно найти пару-тройку миров, менее пригодных для жизни человека, чем Эльсинор. Это вполне приемлемый кусок… скажем так, перегноя. Местность по большей части плоская, земли плодородные и густо поросшая лесом. Никаких крайностей — в том числе и в плане климата, если не брать в расчет полюса и экватор. Почти никакой тяжелой индустрии. Люди — по большей части легкомысленные флегматики, любители светлых кудрей и пышных форм, причем это касается как мужчин, так и женщин.

Несмотря на свой безмерный пофигизм — или благодаря ему — все они заядлые игроки. Они играют в «переверни карту», в «чет-нечет» и в кости. Они делают ставки на скачках, собачьих бегах и подобного же рода состязаниях между представителями местной фауны — тех, что порезвее. В любой, самой занюханной деревеньке непременно есть казино. А для того, чтобы люди не слишком ломали голову над тем, как потратить выигрыш, существуют лотереи — частные лотереи, муниципальные лотереи и государственные лотереи.

В нашей команде, к счастью, игроков не было. Выяснив это, мы поняли, что невинны и непорочны — за исключением старого Джима Ларсена, который, как и полагается «Бродяге Приграничья», вел «праведный» образ жизни. Но позже, проболтавшись несколько недель по Эльсинору, мы начали все чаще и чаще заглядывать в таверны Фортинбраса и его окрестностей. Алан Кемп нечасто присоединялся к нашей компании. Тем не менее, примерно раз в неделю он объявлял, что должен непременно прогуляться, проветриться, подышать свежим воздухом, чтобы окончательно не загнуться — и отправлялся с нами.

Он всегда был не прочь заложить за воротник и сгоряча мог изрядно перебрать. Когда нам случалось гулять вместе, мы неизменно оканчивали вечер в «Бедном Йорике» — милом заведении, которое прославилось своим интерьером в траурных тонах. По обыкновению мы садились вокруг гробообразного стола и пили пиво из черепов — искусственных, разумеется, но старая кость была сымитирована бесподобно — под звуки траурных маршей. Музыкальный репертуар ограничивался этим жанром, но выбор был поистине королевским, а музыкальный автомат напоминал обелиск работы скульптора-монументалиста. Зато сальные свечи, от которых копоти было больше, чем света, были настоящие. Картину завершали роскошные траурные венки.

В ту ночь, когда все началось — в ночь, когда мечты становятся явью — Алан успел набраться довольно быстро. Накануне утром из Приграничья прибыл почтовик — «Эпсилон Креста», судно МТК. И для нашего Главного Офицера не было ни одного письма. Как следствие, Алан был мрачен и не находил себе места.

— В космосе, — повторял он, наверно, в пятнадцатый раз за этот вечер, — цивилизованному человеку не место.

— Это ты — цивилизованный человек? — спросил я. — Ты же чертовски хорошо знаешь, что никогда в жизни не сможешь пустить корни. Твое место на корабле.

— Может, так оно и было, — ответил он. — До того, как я повстречал Веронику. А теперь все иначе.

— Тогда какого дьявола ты здесь делаешь? — осведомился Джим Ларсен.

— Найди мне место, где платят так же хорошо, как здесь, — сказал Алан, — и я свалю с этого корыта раньше, чем ты пальцы на руке пересчитаешь.

Я прекрасно знал, что это неправда.

— Никуда ты не свалишь. Тебе слишком нравится быть большой лягушкой в маленькой луже. Ты слишком долго был Старшим офицером — сначала в Межзвездном, потом у «Бродяг». И ты свято веришь, что в один прекрасный день Господь вознаградит тебя за муки, и ты станешь капитаном на собственном судне.

— Ладно, — согласился Алан. — Предположим, именно этого я и добиваюсь. И что дальше? Есть только один способ стать, действительно счастливым, как капитан на собственном судне. Стать капитаном на собственном судне.

Он с глубокомысленным видом отхлебнул пиво.

— Маленький корабль, который будет летать по Восточному Кругу, ни у кого не отбивая кусок хлеба. Слышишь, что я говорю? Челночные рейсы — например, между Мелисом и Гроллором.

— Даже маленький корабль стоит больших денег, — угрюмо заметил Дадли.

Старина Джим засмеялся.

— В этом мире можно достать любые деньги. Что вы думаете насчет лотереи? Рискнем, а? Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

— У твоего плана есть один минус, — сказал я. — Как ты вывезешь деньги с Эльсинора? Ограничение на вывоз валюты и все такое прочее.

— Ты рассуждаешь как замшелый педант, — возразил Алан. — Уверен, именно сейчас, прямо в эту секунду, кто-то выигрывает приз в лотерею. Я тебе докажу.

Он повернулся к официанту — трупообразному индивиду в черном. — Как я понимаю, лотерейные билеты здесь тоже продаются?

— Разумеется, сэр. «Таттерсол»2? Государственная Эльсинорская? Фортинбрасская Муниципальная?

— У какой розыгрыш раньше?

— У «Таттерсола», сэр.

— Тогда я покупаю билет. Проигрышный.

Официант захихикал.

— Вы хотели сказать «Выигрышный», сэр.

— О, нет. Если я его возьму, он в жизни не выиграет.

— Как Вам угодно, сэр. С Вас два доллара.

— Готов заплатить, чтобы доказать, что я прав, — сказал Алан мрачно.

Два дня спустя он узнал, что выиграл сто тысяч в местной валюте.

Подобно большинству людей в подобных обстоятельствах, Алан питал слабую надежду, что его проблемы кончатся, как только он сорвет большой куш. Подобно большинству людей, он вскоре обнаружил, что проблемы только начались.

— До этого момента, — пробормотал он, — я думал, что моя самая страшная беда — это отсутствие денег. Теперь я начинаю в этом сомневаться.

— Да перестань ты, — ответил я и покосился на кристаллофото Вероники, стоявшее у него на столе. Фигурка в кубе из прозрачного пластика казалась почти живой, а миниатюрные размеры лишь подчеркивали ее прелестную грацию.

— Прекрати ныть, Алан. Тебе повезло как минимум дважды — когда ты женился и сейчас. Какого дьявола тебе еще нужно?

— Одна моя удача — на Далекой, — его голос выражал величайшее терпение, — а другая — здесь. На Эльсиноре.

— Ну, так совмести одно с другим. На свете есть такая штука, как пассажирский рейс. Я не вижу причин, почему бы вам не обосноваться на Эльсиноре. Ты можешь начать свое дело…

— Я думал об этом. Но, видишь ли, есть только одно дело, которым я действительно мечтаю заняться. Только для этого мне не надо перевозить Веронику на Эльсинор.

— Ты имеешь в виду то, о чем мы говорили в ту ночь? Свой корабль?

— Да. Как я говорил, маленький корабль с минимальной командой стоит тихой гавани. Представь себе: я — капитан и владелец, Вероника — офицер снабжения… если помнишь, она отлично готовит. Остальные тоже могут подключаться… И теперь, когда у нас наконец-то есть деньги, когда мы можем сыграть по-крупному… Приходится ломать голову, как увезти их с этой треклятой планеты.

Он плеснул еще немного джина в наши стаканы.

— Ты уверен, что это невозможно, Джордж?

— Совершенно уверен. Я целый день угробил на то, чтобы найти хоть какую-нибудь лазейку. Поверь, поискал под каждым камушком. Для начала заглянул в офис Ллойда3, потом сделал рейд по банкам Фортинбраса. Есть только один способ вывести твои денежки с Эльсинора. Купить всякой всячины, а потом продать где-нибудь в Приграничье. Но в ближайшие два года можешь на это даже не надеяться. Все расписано — ты и тонны груза на борт не впихнешь.

— Ну… Может, подвернется какой-нибудь заблудший «эпсилон», — пробормотал он без особой надежды.

— Ладно, предположим, один найдется. И как ты оцениваешь свои шансы против местных экспортеров, которые наверняка поделили все трассы?

— Можно нанять агента.

— Который в два счета спустит все твои сто тысяч до последнего цента. Серьезно, Алан, почему бы вам с Вероникой не поселиться на Эльсиноре?

Он снова наполнил наши стаканы и запалил свою потертую трубку.

— Я думал об этом. Ты знаешь, согласен жить где угодно — если там будет Вероника. Но я голову даю на отсечение, что она никогда не согласится. Ты знаешь не хуже моего: в Приграничье переселяются люди двух типов… На самом деле есть еще гибриды, которых можно отнести и к тому, и к другому типу. Так вот: одни уезжают, чтобы наладить жизнь. Они думают, что в Приграничье у них больше шансов добиться успеха, чем в каком-нибудь из миров Федерации. У других причины… можно сказать, психологического характера. Например, просто желание сбежать. Так далеко, как только возможно.

— Никогда бы не подумал, что Вероника принадлежит к этой категории.

— И тем не менее. Я встретил ее, ты знаешь, когда она летела на старой «Секси Делли» с Каринтии на планету Ван-Димена. Тогда не было прямого рейса на Далекую, и она меняла корабли — Межзвездная Транспортная, Линия Шекспира, «Бродяги»… Как обычно. Когда мы познакомились поближе, она рассказала мне кое-что о своей жизни — мне этого хватило, чтобы представить ее во всех подробностях. Она попала в какую-то скандальную историю с несколькими мужчинами — скандал был настолько громким, что ей пришлось бросить все и бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше. Я остановил ее, хотя она к тому времени, по-моему, разочаровалась во всем. А может быть, это она меня остановила. Вот как получилось, что я послал к черту МТК и решил начать все сначала — и летать на этих ржавых жестянках.

— Хочешь сказать, она теперь и шагу не ступит за пределы Конфедерации?

— Именно. Через некоторое время меня перевели на Шекспировские Линии. И мне пришлось отказаться. И оставаться бравым третьим помощником-приграничником. Бродягой. Но она хотела в Приграничье — и она останется в Приграничье. Со мной или без меня.

— Ничем не могу помочь, — сказал я… слегка покривив душой.

— Когда начинаешь строить личную жизнь — например, заводишь семью, — отозвался Алан, — имеешь реальный шанс оказаться в хвосте колонны.

— Не согласен.

— Еще джина?

— Нет, спасибо. Если хочешь, давай пойдем куда-нибудь. Чтобы не надираться в родных стенах.

Он понимающе усмехнулся.

— Готов поддержать.

— Ну, вот и славно. Только давай по маленькой на дорожку.

Наполняя стаканы, я увидел, как его лицо внезапно окаменело — и через миг ожило. Я понял, что случилось что-то скверное — и тут же услышал тревожный вой, приглушенный многочисленными слоями обшивки. В порту выла сирена.

Алан резким хлопком закупорил бутылку, вскочил и выбежал в коридор. Я последовал за ним и увидел, как он карабкается по винтовой лестнице, ведущей с офицерской палубы в рубку.

— Что там такое? — крикнул я.

— Не знаю, — бросил Алан.

Потом он сказал, что решил, будто начались беспорядки — такое бывает во время забастовок — и толпа рвется в космопорт.

Я был немало удивлен, более того — озадачен, когда, оказавшись рядом с Аланом у больших иллюминаторов, обнаружил, что все совершенно спокойно. Боле того — слишком спокойно. На просторной, залитой бетоном площадке не было ни души. Не было даже обычной суеты у ворот порта.

Глава 3

Ночь была темной, небо — абсолютно безоблачным, но над землей стлался легкий туман. К югу от Фортинбраса ярко горели огни, и над ним разливалось призрачное зарево, но сам космопорт был почти не освещен. На верхушке Диспетчерской вышки ритмично вспыхивал красный сигнальный прожектор — это означало, что какой-то корабль стартует или заходит на посадку. Но единственное судно в порту — мы. Дата нашего отлета известна разве что Господу Богу. Что касается других кораблей, то в ближайшие три недели, если не ошибаюсь, никто к нам в гости не собирался.

— Я звонил начальнику порта, — сказал Кемп, — но к нему не прорваться. Линия занята наглухо. Попробуй ты, будь добр. Когда дозвонишься, дай мне знать.

Он поднял мощный бинокль и уставился на широкий круг ночного неба, которое было хорошо видно сквозь прозрачность прибора.

Я аккуратно принял телефон — он был собственностью порта и служил для связи с земной линией для связи систем Эльсинора — и набрал номер Портового Офиса. После шести бесполезных попыток, экран зажегся. Из него глядело встревоженное лицо человека, которого я узнал, как одного из младших портовых офицеров.

— Ну? — весьма невежливым тоном отозвался он, — Что вы хотите?

— Старший Офицер с «Гончей Приграничья», — сказал я ему, протягивая аппарат Алану.

— Что за шум, Слэнси? — спросил Алан.

Ответ я толком не расслышал.

— Прибывает неизвестный корабль. Так что лучше убирайте свою шаланду с площадки.

— Невозможно. Мы ремонтируемся, почти все топливо откачано.

— Тогда побыстрее эвакуируйте своих людей и делайте отсюда ноги. Похоже, у этих ребят своеобразное представление о хороших манерах.

— Что за ребята?

— Я что, неясно выразился? Неизвестный корабль. У них даже псионка на борту нет, насколько я понял. Они вообще не подают никаких сигналов, хотя радары их давным-давно засекли. Идут по нашему пеленгу, но по какой-то дивной траектории. Черт его знает, что у него на уме. Больше я тебе ничего сказать не могу. Доволен? А теперь дуй отсюда.

Алан вскинул брови и посмотрел на меня.

— Свистать всех наверх, Джордж, — фыркнул он, потом отключил внешнюю связь, взял микрофон интеркома и, терпеливо дождавшись, пока я перестану долбить по кнопке тревожной сирены и вой смолкнет, произнес, очень спокойно и тихо:

— Прошу внимания. Говорит Старший Офицер. Всем подготовиться к немедленной эвакуации. Всем покинуть корабль. Отбой.

Он повернулся ко мне.

— Похоже, нашей псине крышка, Джордж.

— Как ты думаешь, что это может быть, Алан?

— Возможно, пурпурные осьминоги-пираты с другой галактики, той, что третья отсюда. Примчались за моим призом. Я же говорил, что не умею выигрывать.

Мы спустились по лестнице из рубки обратно на офицерскую палубу, подождали несколько секунд, пока по осевой шахте подъедет маленький зарешеченный лифт, и через минуту уже стояли в воздушном шлюзе. Там уже собрались наши ребята — те, кто надеялся спокойно отоспаться на борту. Большинство действительно спали и вскочили, услышав сирену и приказ об эвакуации.

Среди них был Старина Джим Ларсен.

— Что стряслось, Алан? — спросил он.

— Чтоб я знал, — отозвался Кемп, — Неизвестный корабль… приперся ни с того ни с сего, как черт из преисподней. Начальник порта в панике, рвет и мечет. Поскольку мы не можем убрать с площадки «Гончую», он требует, чтобы мы убирались сами и не дожидались, пока это неизвестное корыто упадет нам на голову.

— Как черт из преисподней, — тихо договорил Старина Джим.

У ворот порта загрохотал автомобиль, потом взвизгнули тормоза. Старик — наш капитан — сидевший за рулем, выпрыгнул из кабины и торопливо подошел к нам.

— Мистер Кемп! Что происходит?

— Неизвестный корабль прибыл вне графика, идет на посадку. Приказ начальника порта: всем покинуть площадку, на тот случай, если эта посудина, паче чаяния, упадет.

— В таком случае, почему вы до сих пор здесь?

— Мы несем некоторую ответственность за «Гончую», сэр.

Старик коротко улыбнулся.

— Мы тоже, мистер Кемп. Почему-то мне кажется, что не стоит уходить далеко от корабля, пока не станет ясно, что к чему.

— Мы только что видели и слышали реактивный двигатель, — сказал кто-то.

— Тихо! — огрызнулся Джим Ларсен.

Теперь это слышали все — могучий глухой рокот, скорее вибрации, чем звук. Он приближался сверху и, кажется, с севера — потому что мы уставились в этом направлении и увидели — как раз перед тем, как портовые прожектора повернулись и ослепили нас — нечто, окутанное жутким синим заревом, нечто, что быстро расширялось с каждой секундой.

— Чужие? — прошептал Капитан.

— Нет, — в голосе старины Джима послышалась уверенность, — нет, сэр. Но я думал, что никогда в жизни не увижу этого и никогда не услышу этот звук.

— Но что это?

— «Гауссова глушилка». Наверно, последний из этих мастодонтов. Если официально — межзвездный корабль на генераторе Эренхафта».

Корабль быстро приближался — вернее, бесконтрольно падал, словно пикировал на поверхность планеты. Он прошел над «Гончей Приграничья», едва не зацепившись за ее острый нос. Нас опалило порывом горячего ветра и чуть не сбило с ног, когда это немыслимое сооружение, качаясь, опустилось на опоры… нет, рухнуло на бетон посередине посадочной площадки, заскользило вперед, и его очертания на миг исчезли в фонтане красноватых искр. Раздался пронзительный визг искореженного металла. Казалось, сейчас эта махина рухнет, повалив заодно и Диспетчерскую вышку. И вдруг случилось чудо. Корабль остановился, предварительно пропоров газон и кусты перед группой административных зданий.

Явление автомобилей аварийной службы с мигающими красными огнями и завывающими сиренами, вызвало у всех нас вздох облегчения.

Мы медленно двинулись к кораблю. Нелепый, готовый вот-вот развалиться на части, он лежал в глубокой рваной борозде, которую прорыл в бетоне. Не знаю почему, но эти повреждения интересовали меня куда больше, чем машина, которая их создала. Я почти не обращал внимания на странный корабль, хотя мы были почти рядом.

Он действительно выглядел странно: грубый корпус конической формы, причем скрученные остатки искореженного посадочного устройства находились на остром конце конуса. Другой конец, который по логике должен был служить основанием, был накрыт чем-то вроде плоского купола, с большим круглым иллюминатором посредине. Очевидно, там находилась рубка. Потом внутри вспыхнул неяркий свет, и мы заметили какое-то движение. На миг за прозрачной перегородкой появилось чье-то бледное лицо.

Итак, это люди.

— Назад! — властно крикнул кто-то. Я узнал Бэйнса, начальника порта. — Назад, люди. Мои спасатели вполне в состоянии оказать им помощь.

— Может быть, я смогу быть полезен, — предложил Джим Ларсен.

— Если мне потребуются помощники, я дам Вам знать, — отрезал Бэйнс.

— Вы знаете, что это за тип корабля? — не отставал Джим.

— Возможно, что-нибудь новое, экспериментальное, — неуверенно сказал Бэйнс. — Пожалуйста, не отнимайте у меня время.

— Ничего подобного, мистер Бэйнс. Этому кораблю столько лет, сколько Вам, если не больше. Это «гауссова глушилка», я их еще застал. Сейчас он лежит на боку, поэтому выходной шлюз зажат. Вы должны… перекатить его и поставить правильно.

— Вы уверены? — требовательно спросил Бэйнс.

— Абсолютно уверен.

Несмотря на свое нетерпение, Бэйнс был вынужден все взвесить, прежде чем принять новое решение. Примерно секунду он взирал на старину Джима, а потом подозвал старшего из спасательной команды.

— Мистер Ларсен знаком с кораблями этого типа. Вы поступаете в его распоряжение, Харрис.

Харрис повиновался. Его ребята закрепили тали согласно инструкциям Джима и взялись за дело. Корабль был невелик — чуть больше яхты, но оказался удивительно тяжелым. Впрочем, неудивительно: он выдержал весьма жесткую посадку и не только не развалился, но даже сохранил форму. Очевидно, корпус у него крепкий.

Я поделился своими соображениями со Стариной Джимом, пока тали, скрипя от натуги, поворачивали корабль вокруг продольной оси.

— Это мягкое железо, — ответил он. — В этих кораблях мягкое железо используется почти повсюду. Так нужно.

Он прервался, чтобы обратиться к рабочим на лебедке.

— Эй, полегче там, полегче! В этой штуковине — живые люди, им такое может не понравиться!

Вскоре на корпусе можно было разглядеть тонкий, как волосок, круг — очертания люка воздушного шлюза. Он оказался прямо над кучей земли, оставшейся на месте уничтоженного скверика. Ларсен шагнул вперед, довольно резко постучал по корпусу гаечным ключом. Изнутри послышались ответные удары.

Медленно, скрипя шарнирами, люк распахнулся.

Человек, который появился из шлюза, был весь в крови. Его бледный лоб был рассечен, но рана была явно не опасной. Он был в униформе — продуманном до мелочей мундире, синем с золотом, обшлага на рукавах отделаны широкой атласной тесьмой, на плечах массивные витиеватые эполеты. Он с любопытством разглядывал нас. Какими убогими, должно быть, казались ему наши простые шорты и рубахи! Он переводил взгляд с одного капитана на другого, с капитана Вильямса на капитана Бэйнса. У обоих на рукавах было по четыре золотых нашивки. Очевидно, в его времена знаки отличия у астронавтов выглядели иначе.

— Кто здесь главный? — спросил он, наконец, с неподражаемым акцентом.

— Я — капитан порта, — сказал Бэйнс.

— Я О’Хара, Адмирал Космического Флота Лондондерри, сэр. Некоторые из моих людей пострадали при посадке. Я требую, чтобы им была оказана медицинская помощь и госпитализация.

— Моя аварийная команда и медперсонал стоят здесь, адмирал. Можно им подняться на борт?

— Конечно, — О’Хара повернулся к младшему офицеру в униформе, который стоял в тамбуре шлюза. — Коммандер Моор, какого состояние оборудования? Эти люди готовы предоставить нам ремонтную бригаду.

Он снова устремил взгляд на Бэйнса, и его лицо стало раздраженным и хмурым.

— Капитан, я должен сделать Вам серьезные замечания.

— Да, Адмирал?

— Я приземлился на вашу площадку, сэр, только чтобы обнаружить, что ваш космопорт расположен ближе к магнитному экватору, чем к магнитному полюсу. Уверен, это должно быть очевидно, сэр: любой корабль, который совершает посадку в местности, где горизонтальная сила гораздо больше вертикальной, будет как минимум испытывать серьезные затруднения.

— Совершенно верно, — согласился Старина Ларсен.

Адмирал и оба капитана разом посмотрели на него. Потом Бэйнс прервал молчание.

— У вас все корабли наподобие этого, Адмирал?

— Конечно, капитан. А как еще, по-вашему, должен выглядеть межзвездный корабль?

— Мне сказали, — осторожно начал Бэйнс, — что это — «гауссова глушилка».

— Можно сказать и так. Это слэнговое выражение.

— Дело в том, что это первая «глушилка», которую мне довелось видеть собственными глазами. Правда, я читал о них в истории освоения космоса, — он немного оживился. — Более того, я никогда не слышал до этого момента ни о каком Лондондерри — ни о Республике, ни о Королевстве, ни о чем-либо еще. Хотя я надеюсь, искренне надеюсь, что оно в состоянии оплатить урон, причиненный моему космопорту. Кроме того…