То, что вы знаете

Лейтенант Джон Граймс, капитан курьера «Щитомордник», переживал бурю чувств — и чувства эти были весьма нерадостными. Причин на то было предостаточно. Во-первых, он только что получил нагоняй от коммодора Дамиена, своего непосредственного начальника. Во-вторых, он еще не успел отойти от обвинений в исчезновении скалы Крэгг на Ольгане. Затем ему сообщили, что стоянка на Базе будет очень недолгой — а доктор Мэгги Лэзенби, с которой он надеялся достичь некой особой теплоты в отношениях, покинула планету и вернется только после его отлета. Последней каплей был список повышений. Многие младшие офицеры уже получили свои полкольца и стали лейтенант-коммандер. Причем некоторые из этих офицеров, по мнению Граймса, не смогли бы провести резиновую уточку вокруг ванны, не устроив аварию.

Мичман Бидль, первый помощник Граймса, попытался его утешить:

— Дело не в том, что вы делаете, капитан. И даже не в том, что вы знаете. Вопрос в том, кого ты знаешь…

— Возможно, ты и прав, Первый, — признал Граймс. — Но в моем случае, боюсь, все сводится к тому, кто знает меня… вам когда-нибудь попадалась книга «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»? Я часто думаю, что мне следовало начать со второй части.

Бидль издал звук, выражающий искреннее сочувствие.

— Мы готовы к взлету, капитан. По крайней мере, что касается техники. Мистер Холлистер, новый офицер псионической связи, еще не прибыл, Пассажиры тоже…

— Интересно, чем они коммодору не угодили? — ядовито поинтересовался Граймс.

Бидль воспринял вопрос буквально.

— Мы — единственный курьер в порту, капитан. Необходимо, чтобы Комиссар прибыла на Дартану так быстро, как только возможно…

— …Или еще быстрее, — договорил за него Граймс. — Ладно, Первый. В VIP-апартаментах хотя бы убрано?

— Я… я занимался важными приготовлениями к полету, капитан…

Граймс застонал:

— Я искренне надеюсь, Первый, что миссис Комиссар Далвуд никогда не узнает, что ты считаешь ее особу неважной. Мы зайдем и посмотрим на апартаменты сейчас.

Он поднялся по трапу на борт своего «летающего веретена», Бидль последовал за ним.

VIP-апартаменты почти целиком занимали палубу под офицерскими каютами. Отодвинув дверь, Граймс вошел в гостиную, и его оттопыренные уши запылали — на этот раз это было признаком не только смущения, но и гнева.

— Черт возьми, Первый! — взорвался он. — Вы что, не понимаете: эта женщина — одна из главных шишек в Адмиралтействе, хотя и гражданская? Может, вы и не хотите получить повышение — но я хочу. Посмотрите на стол! Весь в кругах от стаканов — и это явно было что-то сладкое и липкое! На полу чуть не дюйм сигаретного пепла! А пепельницы! Их не вытряхивали с тех пор, как Христос пешком под стол ходил!

— Но апартаменты не использовались со времен мистера Альберто…

— Я знаю. Видимо, мне следует считать, что вы решили устроить здесь его мемориальную квартиру?

— Но вы же сами сказали, сэр: «Принимая во внимание обстоятельства его смерти, мы не должны ничего трогать — на тот случай, если его департамент захочет провести полное расследование»…

— Департамент только взглянул, не оставил ли Альберто на борту чего-нибудь интересного, когда высаживался на Донкастере. Но это было несколько месяцев назад. А спальня… В такую спальню я бы не поселил даже собаку! Свяжитесь сейчас же с отделом обслуживания и спросите… нет, прикажите им послать сюда робота-уборщика. Немедленно!

И вдруг Граймсу стало неуютно. Кто-то стоял у него за спиной. Медленно, неохотно он обернулся… и встретился с жестким взглядом серых глаз женщины, стоящей в дверях. Скорее — ледяным… или даже стальным… Высокая, красивая, платиновые волосы коротко подстрижены. Прекрасно сшитый серый костюм выглядел как униформа — по крайней мере, куда больше походил на униформу, чем заношенные тряпки, которые так любили Граймс и Бидль — равно как и прочие офицеры курьерской службы. Девически стройная фигура — но лицо, хотя и без морщин, было старым. Никаких физических признаков возраста — но с первого взгляда становилась ясно, что эта женщина повидала и испытала слишком много. Граймс подумал: «Если она улыбнется, раздастся треск».

Она не улыбнулась. Она сказала хорошо поставленным голосом, таким же жестким, как и вся она:

— Мистер Граймс…

— Мэм?

— Я Комиссар Далвуд.

Руки она не подала, так что Граймс чопорно поклонился:

— Большая честь видеть вас на борту моего корабля, мэм.

— Комплименты оставьте при себе, мистер Граймс. Скажите, весь ваш корабль похож на этот свинарник?

— Мы как раз собираемся начать приводить ваши апартаменты в порядок, мэм.

— Прошу вас, не тратьте на это время, мистер Граймс. Моя горничная и роботы-слуги сейчас загружают багаж. Роботы универсальные. Если вы дадите им необходимые для уборки принадлежности, они скоро сделают это место пригодным для обитания людей.

— Мистер Бидль, отставить звонок в отдел обслуживания, — повернулся Граймс к помощнику. — Проследите, чтобы слуги миссис Далвуд получили все необходимое.

— Слушаюсь, сэр, — отчеканил Бидль, обрадовавшись возможности ускользнуть.

— А теперь, мистер Граймс, если вы позволите мне присесть где-нибудь в менее свинских условиях…

— Конечно, мэм. Если вы проследуете за мной…

Граймс направился к выходу из апартаментов. Два человекообразных робота с весьма дорогостоящим с виду багажом, сложенным у их ног, безучастно наблюдали за ним. Горничная — маленькая пухленькая свеженькая брюнетка — проводила его взглядом, полным симпатии. Кажется, она даже подмигнула… но он не был в этом уверен. По дороге в свою каюту Граймс с облегчением заметил, что Бидль успел привести остальную часть корабля в более-менее приличный вид, хотя пассажирка за спиной пару раз неодобрительно фыркнула. В его собственном кабинете, как он прекрасно знал, царил беспорядок: ему нравилось такое положение вещей. Поэтому его нисколько не удивила реакция миссис Далвуд:

— Ваш стол, мистер Граймс… Наверняка некоторые документы столь секретны, что должны находиться в сейфе.

— Никто сюда не заходит, — возразил он. — Разве что по приглашению. Я доверяю своим офицерам, мэм.

Комиссар тонко улыбнулась — треска не послышалось.

— Какой вы еще ребенок, лейтенант, — сказала она. — Одна из первых вещей, которым я научилась в политике: никогда никому не доверять.

— В космосе, на корабле, приходится доверять людям, мэм. Она села в кресло Граймса и вытянула длинные стройные ноги. Граймсу показалось, что она с восхищением оглядела собственные конечности, прежде чем обратить взор к нему.

— Как трогательно, лейтенант, — холодно усмехнулась она. — Именно поэтому корабли так часто пропадают в космосе.

— Могу я предложить вам что-нибудь освежающее, мэм? — сменил тему Граймс.

— А вы пьете, лейтенант?

«Черт подери, я прекрасно знаю, что у меня только два кольца на погонах, — подумал Граймс. — Но на своем корабле я предпочитаю обращение „капитан“».

— В день вылета — ничего алкогольного, миссис Далвуд.

— Вероятно, будет лучше, если я тоже последую вашему примеру. Должна признаться, я не привыкла к путешествиям на кораблях такого класса, так что, возможно, при взлете мне понадобится вся моя выдержка. Могу я попросить чашечку кофе?

Граймс взял с подставки термос, который он наполнил из корабельной кофеварки сегодня утром. Когда он снял крышку, то понял, что сначала надо достать чашку, сахарницу, ложку и молоко. Его уши предательски покраснели. Он закрыл термос, чувствуя на себе пристальный холодный и насмешливый взгляд женщины. Наконец Граймс все приготовил и долил в чашку молока из коробки, стоявшей в холодильнике.

— Молоко следует подогреть, — сказала она.

— Да, миссис Далвуд, конечно, если вы готовы подождать…

— Если придется пить кофе с молоком, то подожду. Но я предпочитаю без молока и без сахара.

Граймс вылил кофе, припомнив, что кофеварку давно следует почистить. Кофе на «Щитоморднике» обладал неповторимым вкусом. К этому все давно привыкли… Но Комиссар после первого осторожного глотка резко отставила чашку и спросила:

— А на что похожа еда на этом корабле?

— Обычно — на неплохую еду, мэм. У нас нет ни повара, ни какого-нибудь старшины, так что готовим сами, по очереди. Мистер Бидль — мой первый помощник — делает отличную тушенку, — пробормотал Граймс. — Ну, на самом деле, это что-то вроде карри, но не совсем, если вы понимаете, что я имею в виду…

— Не понимаю, лейтенант. И не хочу. Как я уже вам сказала, мои роботы — универсалы. Могу я предложить, чтобы они взяли на себя эти обязанности и первым делом хорошенько прочистили все кухонные агрегаты, начиная с кофеварки? Кроме всего прочего, это также означает, что ваши офицеры смогут больше времени посвящать своим настоящим обязанностям.

— Если вы так хотите, миссис Далвуд…

— Я так хочу.

К бесконечной радости Граймса зазвенел интерком.

— Простите, мэм… — Он сказал в микрофон: — Капитан слушает.

— Первый помощник, капитан. Только что прибыл мистер Холлистер, новый офицер псионической связи. Послать его доложиться к вам?

— Да, мистер Бидль. Скажите, что я поговорю с ним в рубке. Да, сейчас.

Граймс снова повернулся к миссис Далвуд:

— Боюсь, я должен покинуть вас на несколько минут, мэм. Сигареты вон в той коробке, а если вы захотите еще кофе…

— Скорее всего, нет. И, мистер Граймс… Вы не находите, что бумаги лучше убрать в сейф, прежде чем уходить по вашему срочному делу? — она улыбнулась. — В конце концов, вы не проверили мое удостоверение. Я могу оказаться шпионкой.

«Если ты окажешься шпионкой, я напрошусь расстрелом», — мрачно подумал Граймс.

— Вы слишком известны, мэм, — он смел со стола бумаги прямо на палубу, затем произвел нудную процедуру открывания сейфа. Как обычно, дверцу заело. Наконец он убрал бумаги и, поклонившись миссис Далвуд — она ответила коротким кивком, — покинул каюту. Карабкаясь по винтовой лестнице в рубку, он радовался, что есть хоть одно место на корабле, где он король, не зависящий ни от каких комиссаров.

Бидль ожидал его вместе с высоким тощим и бледным молодым человеком, похожим на пугало, на которое для смеха напялили старую униформу ФИКС. Прежде чем Бидль успел открыть рот, юноша заявил:

— Мне не нравится этот корабль. Я очень чувствителен к атмосфере. Это несчастливый корабль.

— До сих пор не замечал, — мрачно отозвался Граймс.

Обычно Граймс получал удовольствие от управления кораблем. На время старта он неизменно приглашал пассажиров в рубку — и чаще всего они принимали приглашение. Он не сделал исключения и для миссис Далвуд — в надежде, что она откажется. Но она согласилась. И теперь сидела в свободном кресле, не произнося ни слова, но все замечая. Лучше бы она постоянно спрашивала: «Зачем вы делаете это?» «Почему не делаете то?»

Она заставляла трепетать одним своим присутствием. Неровное биение инерционного двигателя казалось ему подозрительным. Медленно поднявшись над космодромом, «Щитомордник» сильно качнулся и отклонился градусов на семь от вертикали. Граймс знал, что выглядит это неважно — но ощущения были еще хуже. Оставалось одно — взлететь побыстрее, прежде чем диспетчер не отпустил шпильку в его адрес. Для пуска реактивного двигателя лейтенант выбрал момент, когда стройный корпус «Щитомордника» чуть отклонился по ветру. Граймс надеялся, что это будет выглядеть естественно. Пусть создастся впечатление, что капитан использует довольно сильный северо-западный ветер для придания кораблю дополнительной скорости. Он ухитрился повернуться в кресле, несмотря на сильное ускорение, и сказал, выдавливая слова:

— Пусть… ветер… поможет…

Совершенно спокойная, Комиссар подняла тонкие брови с прекрасно разыгранным равнодушием.

— Неужели?

— Время… деньги… — настаивал Граймс.

— Как и топливная масса, — заметила она.

Вспыхнув, Граймс вернулся к управлению. После этого дурацкого нырка, корабль шел хорошо. Бидль, фон Танненбаум и Словотный молча работали на своих местах. Не было даже обычных шуточек.

Граймс мрачно провел корабль сквозь последние перистые облака — в фиолетовый сумрак, к ярким немигающим звездам. Вскоре фон Танненбаум доложил, что они вышли из пояса излучения ван Аллена. Граймс, по-прежнему чувствуя на своем затылке холодный взгляд Комиссара, заглушил инерционный и реактивный двигатели. Затем медленно — куда медленнее, чем обычно, — развернул корабль к нужной звезде. Сделал поправку на дрейф Галактики…

…И понял, что нацелился не туда. Буркнув что-то неубедительное даже для себя самого насчет сверхкомпенсации, через несколько секунд, показавшихся минутами, он наконец развернул корабль в правильном направлении.

Он уже представлял себе, что начнется, когда запустят Движитель Манншенна — но ничего не произошло. Только обычное омерзительное дежа вю. Он увидел себя старым-престарым лейтенантом с длинной седой бородой… Впрочем, это вряд ли было вызвано изменением уровня темпоральной прецессии — скорее, псионическим полем, исходящим от Комиссара. Она не нравилась Граймсу, и он сильно подозревал, что это взаимно.

— Очень познавательно, мистер Граймс, — нарушила тишину Комиссар.

Она отстегнула ремень безопасности. Словотный и фон Танненбаум вскочили с кресел, намереваясь галантно помочь ей встать. Они столкнулись, фон Танненбаум упал, а Бидль плюхнулся сверху.

— Очень познавательно, — повторила Комиссар, грациозно высвободившись из кресла без всякой помощи. — Мистер Граймс, не могли бы вы зайти ко мне минут через десять? Нам нужно обсудить новый распорядок питания.

— Конечно, миссис Далвуд.

Граймс повернулся к сконфуженным офицерам.

— Будни Глубокого космоса, мистер Бидль.

Он всегда так говорил. Но на этот раз его терзало смутное подозрение — что ничего будничного больше не будет.

Ничего будничного больше не было.

Обычно команда «Щитомордника» предпочитала количество еды качеству, и тугие пояса принимались как само собой разумеющееся. Даже если у кого-то получалась непонятная и, наверное, несъедобная масса, которой все же можно было набить брюхо, она неизбежно съедалась — с бутербродами. Но эти счастливые — относительно счастливые — дни остались позади.

Как Комиссар и говорила Граймсу, ее роботы прекрасно готовили, хотя назвать их шеф-поварами было бы преувеличением. В том, что касалось тонкости вкуса и аромата, а также украшения блюд, их никто не мог упрекнуть. Но для обычного астронавта количество еды столь же важно, как и качество. Добавки были отменены. Должно быть, бездушные машины точно подсчитали, какое количество калорий требуется каждому на корабле, чтобы эффективно работать — и люди получали порции в соответствии с этими расчетами. Кроме того, по крайней мере один из механических слуг всегда дежурил на камбузе или в кладовых. Капитану и офицерам стало ясно, что о любой попытке «перекусить» будет немедленно доложено миссис Далвуд.

Настоящий капитан, с золотой лентой на погонах и кокардой на фуражке, ни за что не стал бы терпеть такое положение дел. Но Граймс, при всей его власти и ответственности, был всего лишь младшим офицером, лейтенантом, притом обойденным повышением. А Комиссар, хоть и гражданское лицо, могла даже адмиралов заставить прыгать через обруч.

Граймс хотел есть.

Однажды утром, по корабельному времени, он отправился в солярий, чтобы немного потренироваться — ежедневная гимнастика входила в распорядок. Вообще этот отсек назывался «гимнастическим залом», но составлял часть «фермы», и поэтому на его долю приходилась часть ультрафиолета, освещающего гидропонные установки. Обычно Граймсу удавалось подгадать время, когда миссис Далвуд и ее горничная Розалин уже уходили — он не горел желанием с ними встречаться. Нельзя сказать, чтобы Граймс — или они — испытывали какую-нибудь стыдливость, но он старался как можно меньше иметь с ними дело. Но на этот раз они задержались.

Войдя в солярий, лейтенант сразу заметил халаты, висящие у двери сауны. Он пожал плечами. Ну и что? Это его корабль. Он разделся до плавок и взгромоздился на велотренажер. Крутя педали и посматривая на часы, он чувствовал себя почти счастливым.

И тут уголком глаза он заметил, что дверь сауны открылась. Комиссар и ее горничная вышли.

Впервые Граймс видел ее обнаженной — и чудом удержался, чтобы не присвистнуть. Она была весьма хороша — конечно, если вы поклонник аристократической худобы. Не прекращая крутить педали, лейтенант вежливо кивнул.

Комиссар остановилась и смерила его взглядом.

— Мистер Граймс, — сказала она. — Ваша форма стала несколько лучше — но это, скорее всего, благодаря хорошо сбалансированной диете.

Она направилась к тренажеру, аккуратно переступая по ковру изящными ногами. Ее бюст слегка покачивался.

— Слезьте, пожалуйста, с этой штуки.

Граймс слез — так, чтобы тренажер оказался между ними. Миссис Далвуд наклонилась, плавно и грациозно, и повернула рукой педали.

— Мистер Граймс! Как вы хотите получать пользу от этих упражнений, если выполняете их неправильно?

Она повернула рычажок настройки на колесе, потом снова повернула педали. Под гладкой загорелой кожей ее правой руки четко обрисовались мускулы. Комиссар улыбнулась и скомандовала:

— Вперед, астронавт!

Граймс повиновался. Теперь ему приходилось буквально лезть вон из кожи, чтобы заставить колесо вращаться. Он катался на настоящих велосипедах, но перед крутыми подъемами всегда предпочитал спешиваться. Комиссар стояла и наблюдала. До сих пор он не представлял, как красивая обнаженная женщина может не нравиться. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.

Комиссар повернулась к своей горничной:

— Розалин, последней на тренажере работала ты. Это ты его так установила?

Девушка виновато покраснела — от корней волос до пят:

— Да, мэм.

— Видимо, за тобой тоже придется последить, — Комиссар взглянула на часы, составлявшие всю ее одежду. — К сожалению, я должна кое-что сделать. Но ты можешь остаться здесь еще на тридцать минут. Опять велосипед, гребля, турник. А вы, мистер Граймс, проследите: пусть она сделает хоть что-то, чтобы согнать этот омерзительный жир.

Граймс промолчал. У него не было дыхания, чтобы говорить.

— Да, мэм, — выдохнул он.

Миссис Далвуд надела халат, всунула ноги в сандалии и грациозно прошествовала к двери, даже не оглянувшись на мужчину на велосипеде и девушку на гребном тренажере.

Как только дверь закрылась за Комиссаром, Розалин перестала грести.

— Фу! — выдохнула она. Граймс продолжал крутить педали.

— Эй, капитан. Отдохните немного. Стоп машина — или как у вас там говорят.

Граймс перевел дух и сказал:

— Лучше не останавливаться.

— Мы в безопасности, капитан, — усмехнулась девушка. — Она так привыкла, что все подчиняются ее приказам, что даже не подумает проверять.

— Ну, ты ее лучше знаешь, — заметил Граймс.

— Еще бы. — Девушка поднялась со скользящего сиденья тренажера и плюхнулась на пол.