Liking What You See: A Documentary © Ted Chiang, 2002 © Перевод. А. Комаринец, 2005
 

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ

 

       Красота — обещание счастья.
Стендаль

 
 
          Теймера Лайонс, студентка первого курса Пемблтонского университета:
          Просто ушам своим не верю. В прошлом году я была в кампусе на экскурсии и ни слова об этом не слышала. А теперь только я приехала, и выясняется, что ребята хотят сделать калли обязательной. Поступая в колледж, я надеялась, что хоть тут смогу от нее освободиться, ну знаете, смогу быть как все остальные. Знай я, что есть хотя бы шанс терпеть ее еще пять лет, то, наверное, выбрала бы другой колледж. Такое чувство, что меня надули.
          На следующей неделе мне исполнится восемнадцать, и в день рождения мне отключат калли. Если они проголосуют за то, чтобы калли стала обязательным условием обучения, я просто не знаю, что буду делать. Переведусь, наверное. А сейчас мне хочется останавливать людей на улице и говорить им: «Голосуйте против». Есть, наверное, какая-нибудь кампания, в которой могла бы поучаствовать.
 
 
          Мария де Соуза, студентка третьего курса, президент «Студенческого Равенства Повсюду» (СРП):
          Наша цель очень проста. У Пемблтонского университета есть Кодекс Этичного Поведения, который был создан самими студентами, и все абитуриенты, записываясь к нам, соглашаются его придерживаться. Выдвинутая нами инициатива добавила бы к кодексу поправку, требующую от студентов ставить себе каллиагнозию на время своего обучения.
          Подтолкнул нас к этому выпуск виртуальной версии «Облика». Это программное обеспечение, которое, когда вы смотрите на людей через виртуальные очки, позволяет увидеть, как они выглядели бы после косметической операции. Для определенной группы студентов такие игры стали своего рода развлечением, и многие учащиеся колледжей считают их оскорбительными. Когда люди начали говорить об «Облике» как о симптоме более глубокой проблемы нашего общества, мы подумали, что настало время выступить с нашим проектом.
          Эта глубокая проблема общества — дискриминация по внешности. Десятилетиями люди с готовностью говорили о расизме и сексизме, но до сих пор еще отмалчиваются, когда речь заходит о внешнизме. Тем не менее предубеждение против людей, внешне непривлекательных, распространено крайне широко. Плохо уже то, что люди руководствуются им, хотя никто их этому не учит, но вместо того чтобы побороть эту тенденцию, современное общество активно ее подкрепляет.
          Просвещать людей, заставлять их задуматься над этой проблемой крайне важно, но это недостаточно. Вот тут на помощь приходит технология. Считайте каллиагнозию своего рода привитой зрелостью. Она позволяет вам делать то, что, как вы и сами знаете, следует делать: не обращать внимания на внешнее, чтобы заглянуть глубже.
          Мы считаем, что настало время сделать калли общепринятой. До сего момента движение калли имело лишь незначительный вес в кампусах колледжей, просто еще одной альтернативной общественной группой. Но Пемблтон не похож на остальные университеты, и мне кажется, наши студенты готовы к калли. Если инициатива встретит поддержку здесь, мы подадим пример другим учебным заведениям и, в конечном итоге, обществу в целом.
 
 
           Йозеф Вайнгартнер, невропатолог:
          Это заболевание принято называть скорее ассоциативной, а не апперцепционной агнозией . То есть она не нарушает способность к визуальному восприятию, только мешает больному распознавать увиденное. Каллиагностик прекрасно воспринимает лица. Он или она способны уловить разницу между острым подбородком и срезанным, носом прямым или с горбинкой, кожей чистой или с сыпью. Он или она просто не испытывают никакой эстетической реакции на эти различия.
          Каллиагнозия возможна благодаря существованию в мозге определенных нейронных проводящих путей. У всех животных имеются критерии оценки репродуктивного потенциала предполагаемых партнеров, и у них развилась нейронная «схема» для распознавания этих критериев. Интеракция людей в обществе сосредоточивается на лицах, поэтому наша «схема» более всего настроена на то, как репродуктивный потенциал данного индивидуума проявляется в его или ее лице. Работу этой «схемы» вы испытываете как ощущение того, что индивидуум красив или безобразен или нечто среднее. Блокируя нейронные проводящие пути, отвечающие за оценку этих черт, мы привносим каллиагнозию.
          Учитывая, как часто меняется мода, людям бывает трудно вообразить, что есть абсолютные маркеры красивого лица. Но оказывается, что, когда людей различных культур просят распределить фотографии по привлекательности лиц, картина возникает вполне определенная. Даже грудные дети проявляют те же предпочтения некому типу лиц. Это позволяет нам вычленить ряд черт, общих для представлений о красивом лице.
          Вероятно, самая очевидная среди них — чистая кожа. Она эквивалентна яркому оперению у птиц или блестящему меху у млекопитающих. Хорошая кожа — наилучший отдельно взятый показатель молодости и здоровья и ценится в любой культуре. Угри, возможно, сами по себе не страшны, но выглядят как более серьезное заболевание, вот почему они вызывают у нас неприязнь.
          Другая черта — симметричность. Мы можем не отдавать себе отчета в миллиметровых различиях между чьей-нибудь левой и правой стороной, но замеры показывают, что индивидуумы, имеющие рейтинг наиболее привлекательных, наиболее симметричны. И хотя наши гены всегда стремятся именно к симметрии, достичь ее в ходе развития очень трудно. Любой стрессорный фактор в окружении — к примеру, недостаточное питание, заболевание, паразиты — приводит в ходе роста к асимметрии. Симметрия подразумевает сопротивляемость подобным стрессам.
          Прочие черты связаны с пропорциями лица. Нас обычно привлекают те пропорции, которые близки к средним для населения. Совершенно очевидно, что они зависят от того, к населению какой страны или местности вы принадлежите, но близость к середине обычно указывает на здоровый генотип. Единственные отклонения от середины, которые люди неизменно находят привлекательными, — преувеличения вторичных половых признаков.
          В основе своей каллиагнозия есть отсутствие реакции на эти черты, не более того. Каллиагностики не слепы к моде или культурным стандартам красоты. Если черная губная помада — «последний писк», каллиагнозия не заставит вас забыть про нее, хотя вы можете и не замечать различия между лицом хорошеньким и лицом простеньким, но с накрашенными этой помадой губами. Если все кругом насмехаются над людьми с широкими носами, к вам эта манера тоже пристанет.
          Поэтому каллиагнозия сама по себе не может устранить дискриминацию по внешности. Она скорее уравнивает шансы: снимает врожденное предубеждение, тенденцию к возникновению подобной дискриминации. Таким образом, если вы хотите научить людей не обращать внимания на внешнее, вам не придется вести неравный бой. В идеале вы начинаете с окружения, где все приняли каллиагнозию, а затем переносите это пренебрежение внешним на общество.
 
 
           Теймера Лайонс:
          Меня часто спрашивают, каково мне было в «Сейбруке», как это расти с капли. Честно говоря, пока ты маленькая, ничего особенного; говорят же: то, с чем растешь, кажется тебе нормальным. Мы знали, что есть нечто, что видят другие люди, а мы не можем, но это вызывало только любопытство, не более того.
          Например, мы с друзьями смотрели кино и пытались угадать, кто взаправду красивый, а кто нет. Мы утверждали, будто можем определить, но на самом деле не могли — одних только лиц нам было мало. Мы просто полагались на то, кто главный герой, кто его друг — все же знают, что главный герой или героиня всегда красивее друга или подруги. Это не на сто процентов верно, но обычно можно определить, если смотришь мелодраму, в которой главный герой не может не быть красавцем.
          А вот взрослея, начинаешь задумываться. Тусуясь с ребятами из других школ, мы иногда чувствовали себя странно, потому что у нас есть калли, а у них нет. Не всем это важно, вот только постоянно напоминает тебе, что есть что-то, чего ты видеть не можешь. А тогда начинаешь ссориться с родителями, потому что они не дают тебе увидеть реальный мир. Но что с ними спорить? От них никогда толку не добьешься.
 
 
           Ричард Хеймилл, основатель «Школы Сейбрук»:
      «Сейбрук» выросла из нашей жилищной коммуны. Тогда у нас было около двух десятков семей, и мы пытались создать общину на основе общих ценностей. У нас было собрание о том, сможем ли мы организовать альтернативную школу для наших детей, и один родитель поднял проблему влияния средств массовой информации на подростков. В каждой семье дети просили разрешения сделать косметическую операцию, чтобы выглядеть как топ-модели. Родители сопротивлялись как могли, но невозможно изолировать детей от мира: они живут в обществе, одержимом имиджем.
          Приблизительно в то же время разрешился комплекс правовых проблем, связанных с каллиагнозией, и разговор перешел на это. В калли мы увидели выход: что, если бы мы могли жить в среде, где люди не судили бы друг о друге по внешнему виду? Что, если бы мы могли воспитывать своих детей в такой среде?
          Школа началась с занятий для детей из семей коммуны, но в новостях стали появляться сообщения о других школах каллиагнозии, и вскоре нас уже стали спрашивать, нельзя ли записать к нам ребенка, не присоединяясь к жилищной коммуне. Со временем мы учредили «Сейбрук» как частную школу, не связанную с коммуной. Но нашим требованием стало: родители должны принять каллиагнозию на то время, что их дети учатся у нас. Сейчас вокруг нас возник целый городок каллиагнозии, и все благодаря школе.
 
 
           Рейчел Лайонс:
          Мы с отцом Теймеры много думали, прежде чем записать ее туда. Мы поговорили с людьми из городка, нашли, что нам нравится их подход к образованию, но для меня именно визит в школу решил дело.
          В «Сейбруке» выше нормального число учащихся с косметическими аномалиями, как, например, рак кости, оспины, пурпурные родимые пятна, и сходными заболеваниями. Родители перевели их сюда, чтобы уберечь от остракизма со стороны других учеников, и это сработало. Помнится, когда я приехала в первый раз, то увидела, как двенадцатилетки, выбирая президента класса, проголосовали за девочку, у которой были шрамы на пол-лица. Она была на удивление раскованна и популярна у сверстников, которые в любой другой школе, вероятно, от нее бы отвернулись. И я подумала: мне бы хотелось, чтобы именно в таком окружении росла моя дочь.
          Девочкам всегда говорили, что их ценность связана с внешними данными; что их достижения возрастают, если сами они хорошенькие, и преуменьшаются, если они некрасивы. И даже хуже, некоторые девочки вбивают себе в голову, что они смогут пройти по жизни, полагаясь только на внешность, и потому никогда не развивают мозги и не учатся думать. Мне хотелось уберечь Теймеру от подобного влияния.
          Быть симпатичной, по существу, пассивное качество; даже когда ты работаешь над собой, то работаешь над тем, чтобы быть пассивной. Мне хотелось, чтобы Теймера оценивала себя с точки зрения того, что она может сделать как мозгами, так и телом, а не с точки зрения того, насколько она декоративна. Я не хотела, чтобы она стала пассивной, и рада сказать, что этого не произошло.
          Мартин Лайонс:
          Я не против, если, став взрослой, Теймера решит избавиться от капли. Мы никогда не собирались лишать ее выбора. Но в подростковом возрасте и так полно стрессов, давление сверстников может сломать ребенка, как бумажный стаканчик. Постоянно думать о том, как выглядишь, еще один путь к подростковой депрессии, и на мой взгляд, все, что может ослабить этот гнет, на пользу.
          В зрелом возрасте мы лучше подготовлены к тому, чтобы решать проблемы своей внешности. Тебе комфортнее в собственной шкуре, ты более уверен в себе, более защищен. «Красивое» у тебя лицо или нет, но шансов на то, что ты будешь нравиться самому себе, намного больше. Разумеется, не все достигают зрелости в одном и том же возрасте. Одни уже достигли его в шестнадцать, другие не достигают его до тридцати или сорока. Но восемнадцать — это возраст юридической правомочности, когда каждый получает право сам принимать решения, и можно только довериться своему ребенку и надеяться на лучшее.
 
 
           Теймера Лайонс:
          Странный у меня вышел день. Хороший, но странный. Сегодня утром мне отключили калли.
          Отключить ее совсем просто. Медсестра налепила на меня сенсоры, надела мне шлем, а потом показала стопку фотографий с разными лицами. Затем с минуту она стучала по клавиатуре и сказала: «Я отключила калли». Вот и все. Я думала, может, почувствую что-нибудь, когда это случится, но ничего. Потом она снова показала мне фотографии, чтобы удостовериться, все ли в порядке.
          Когда я опять поглядела на лица, некоторые показались мне... иными. Вроде как они светились, были более живыми или еще что-то. Это трудно описать. После медсестра показала мне результаты теста, и там были кривые и графики того, как расширялись у меня зрачки, насколько хорошо моя кожа проводила электричество и тому подобное. И на тех лицах, которые казались иными, графики взлетали вверх. Она сказала, что это красивые лица.
          Она предупредила, что я сразу буду замечать, как выглядят лица других людей, но прошло некоторое время, прежде чем я испытала хоть что-то, увидев саму себя. Наверное, к своему лицу слишком привыкаешь.
          Ну да, посмотрев в первый раз в зеркало, я решила, что вид у меня в точности как раньше. С тех пор как я вернулась от врача, народ в кампусе определенно выглядит по-другому, но я так и не уловила разницы в том, как сама выгляжу. Я весь день смотрела в зеркала. Сначала мне было страшно: вдруг я уродина, и это уродство в любую минуту проявится, скажем, сыпь или еще что. Поэтому я все всматривалась в зеркало и ждала, но ничего не случилось. Поэтому я, наверное, все-таки не уродина, иначе я бы заметила, но это же значит, что я и не красавица, потому что это я бы тоже заметила. А значит, я самая обычная, ну сами понимаете. Самая что ни на есть средненькая. Пожалуй, не так уж и плохо.
 
 
           Йозеф Вайнгартнер:
          Индуцирование агнозии означает стимулирование определенной лезии, повреждение ткани. Мы делаем это с помощью программируемого фармацевтического препарата, называемого «нейростп».Его можно считать высокоизбирательным анестетиком, активация и нацеливание которого находятся под динамичным контролем. Мы активируем и дезактивируем «нейростат», передавая сигналы через надетый на пациента шлем. Шлем также предоставляет соматические ориентирующие данные, позволяющие молекулам «нейростата» войти в строго определенные синапсы. Это позволяет нам активировать «нейростат» только в конкретном отделе тканей мозга и поддерживать нервные импульсы в нем ниже специфически указанного порога.
          Первоначально «нейростат» был разработан для купирования приступов эпилепсии и для снятия хронических болей; он позволяет нам лечить даже самые тяжелые случаи этих заболеваний, избегая побочных эффектов медикаментозных препаратов, которые затрагивают нервную систему в целом. Позднее были разработаны различные протоколы «нейростата» как лечение маниакально-депрессивного синдрома, психоза навязчивого поведения и ряда других заболеваний. В то же время «нейростат» приобрел неоценимое значение как средство в исследованиях физиологии мозга.
          Один из способов, к которому невропатологи традиционно прибегали в изучении специализации функций мозга, — это наблюдение за поражениями, приводящими к разного рода лезиям. Очевидно, что этот метод имеет свои ограничения, потому что лезии, вызванные заболеванием или травмой, зачастую воздействуют на целый ряд функциональных областей. «Нейростат» же может быть активирован на крошечном участке мозга, по сути, стимулируя лезию настолько локализованную, что она никогда не возникла бы естественным путем. И когда вы дезактивируете «нейростат»,  лезия исчезает и мозг возвращается к нормальному функционированию.
          Тем самым невропатологи смогли индуцировать широкий спектр агнозий. Наиболее актуальна здесь прозопагнозия, то есть неспособность узнавать людей по их лицам. Прозопагностик не может узнать друзей или членов семьи, пока они не скажут чего-нибудь, он не в состоянии даже опознать собственное лицо на фотографии. Это не когнитивная или перцептивная проблема: прозопагностик может идентифицировать людей по прическам, одежде, духам, даже по походке. Недостаток ограничивается исключительно лицами.
          Прозопагнозия всегда была наиболее показательным симптомом того, что в нашем мозгу имеется особая «схема», задача которой — визуальная обработка лиц: мы смотрим на лица иначе, чем на все остальное. И узнавание чьего-то лица — одна из задач визуальной обработки, которую мы проделываем. Есть также смежная «схема», отвечающая за распознавание выражений лица и даже за обнаружение направления взгляда другого человека.
          Любопытно в прозопагностиках то, что, даже не будучи в состоянии узнать лицо, они все же составляют мнение, привлекательно это лицо или нет. Когда им предлагают расположить фотографии по степени привлекательности изображенных на них лиц, прозопагностики раскладывают их приблизительно в том же порядке, что и все прочие тестируемые. Эксперименты с использованием «нейростата» позволили исследователям идентифицировать нейрологическую «схему», отвечающую за восприятие красоты в лицах, и там самым, по сути, изобрести каллиагнозию.
 
 
           Мария деСоуза:
          СРП добилась установки дополнительных шлемов «нейростат» - программирования в студенческом медицинском кабинете и того, чтобы каллиагнозия стала доступна любому, кто ее пожелает. Не нужно даже записываться на прием, достаточно просто прийти. Мы предлагаем всем студентам хотя бы на день ее попробовать, чтобы понять, каково это. Поначалу кажется довольно странным не знать, красив стоящий перед тобой человек или безобразен, но со временем понимаешь, как положительно это сказывается на твоем взаимодействии с другими людьми.
          Многие беспокоятся, не лишит ли калли их сексуальности, но на деле физическая красота — лишь малая толика того, что делает человека привлекательным в глазах противоположного пола. Не важно, как он выглядит, гораздо важнее, как он себя ведет: его слова, его интонации, его манера держать себя, его язык жестов. И как он на тебя реагирует. Меня в парнях привлекает среди прочего то, насколько тот или иной во мне заинтересован. Это как обратная связь: ты замечаешь, что он на тебя смотрит, потом он видит, что ты на него смотришь, а отсюда все нарастает как снежный ком. Калли тут ничего не меняет. Плюс остается еще воздействие феромонов; по всей видимости, калли никак на нем не сказывается.
          Еще людей тревожит, не покажутся ли им из-за калли все лица одинаковыми. Нет, не покажутся. Лицо человека отражает его личность, и если уж на то пошло, то капли только проясняет ситуацию. Знаете поговорку, что после определенного возраста сам несешь ответственность за свое лицо? С калли по-настоящему понимаешь, насколько это верно. Одни лица выглядят ну просто никакими, особенно молодые, признанно хорошенькие. Лишенные физической красоты, они просто скучны. Но лица, через которые проглядывает личность, смотрятся так же хорошо, как раньше, может, даже лучше. Как будто видишь их суть.
          Кое-кто также спрашивает об обязательном введении. Мы ничего подобного не планируем. Верно, существует программа, позволяющая определить, есть у человека калли или нет, — за счет анализа перемещения взгляда. Но она требует большого массива данных, и камеры службы безопасности в кампусе не имеют нужного разрешения. Всем пришлось бы носить при себе личные цифровые камеры и делиться данными. Мы считаем, что как только люди попробуют калли, они сами поймут ее преимущества.
 
 
           Теймера Лайонс:
          Ну надо же! Я хорошенькая! Проснувшись сегодня утром, я сразу пошла к зеркалу — такое ощущение, будто я совсем маленькая и сегодня Рождество. И все равно ничего — лицо у меня осталось самое простое. Потом я даже (смеется)пыталась застать себя врасплох, заглядывая в зеркало искоса, — не сработало. Поэтому я была... ну... разочарована и вроде бы смирилась с судьбой.
          А сегодня днем я пошла погулять с соседкой по комнате Айной и еще парой девчонок из нашего общежития. Я никому не говорила, что отключила
          калли, так как мне хотелось сперва самой к этому привыкнуть. Так вот, мы пошли в закусочную на другом конце кампуса, я там раньше никогда не бывала. Мы сидели за столом, болтали, я оглядывалась по сторонам, просто смотрела, как выглядят люди без калли. И увидев, что на меня смотрит одна девушка, подумала: «Она и впрямь хорошенькая». А потом (смеется) —звучит очень глупо, — потом я сообразила, что задняя стена закусочной одно сплошное зеркало, и я смотрю на себя саму!
          Это невозможно описать словами, я испытала невероятное облегчение! Просто не могла перестать улыбаться! Айна спросила, чему я так радуюсь, а я просто покачала головой. Я пошла в уборную, чтобы порассматривать себя немного в зеркале.
          В целом хороший был день. Мне правда-правда нравится, как я выгляжу! Хороший был день.
 
 
           Из студенческой дискуссии в Пемблтонском университете:
          Джефф Уинтроп, студент третьего курса;
          Конечно, нехорошо судить людей по их внешности, но «слепота» не ответ. Главное — просвещение.
          Вместе с дурным калли отбирает и хорошее. Она не просто срабатывает, когда есть возможность дискриминации, она вообще не дает вам распознавать красоту. Существует множество случаев, когда то, что ты смотришь на привлекательное лицо, никому не приносит вреда. Калли не позволяет вам делать подобные различия, а просвещение позволит.
          И знаю, кое-кто скажет, а как же насчет будущего, как же насчет прогресса технологии? Может быть, однажды тебе в мозг сумеют всадить экспертную систему, которая бы говорила: «Это уместная ситуация для восприятия красоты? Если да, наслаждайся, если нет, проигнорируй». Это будет правильно? Будет ли это «привитой зрелостью», о которой сейчас только и говорят?
          Нет, не будет. Это будет не зрелость. Тогда вы предоставите системе принимать решения за вас. Зрелость означает видеть различия, но сознавать, что они не имеют значения. Никаких технологических «путей напрямик» не существует.
 
 
           Адеш Сингх, студент третьего курса:
          Никто не говорит о том, чтобы дать экспертной системе принимать за нас решения. Калли идеальна именно потому, что привносимые ею изменения минимальны. Калли не решает за тебя, не препятствует тебе делать что-либо. А что до зрелости, вы проявляете ее сами выбором капли.
          Все знают, что физическая красота никакого отношения к заслугам не имеет: вот чего добилось просвещение. Но даже при самых лучших намерениях на свете люди не отказались от внешнизма. Мы стараемся быть беспристрастными, пытаемся не поддаться на внешнюю красоту, но не в состоянии подавить наши автоматические реакции, и любой, кто утверждает, будто может, принимает желаемое за действительное. Спросите себя: ведете ли вы себя иначе, когда встречаете привлекательного человека и когда встречаете непривлекательного?
          Любое исследование этого вопроса дает одни и те же результаты: внешность помогает пробиться наверх. Нельзя не считать красивых людей более компетентными, более честными, более заслуживающими успеха, чем другие. Все это неправда, но тем не менее их внешность производит на нас именно такое впечатление.
          Калли вас не ослепляет — ослепляет красота. Калли же позволяет вам видеть.
 
 
           Теймера Лайонс:
          Поэтому я смотрела на красивых парней в кампусе. Забавно было, странно, но забавно. Скажем, вчера была в кафетерии и увидела парня, который сидел за пару столиков от моего. Я не знала, как его зовут, но все оборачивалась на него посмотреть. Нельзя назвать ничего конкретного, просто его лицо казалось более заметным, чем все прочие. Оно словно напоминало магнит, а мои глаза — стрелки компаса, которые к нему тянутся.
          И посмотрев на него какое-то время, я обнаружила, что так просто вообразить, будто он хороший человек! Я ничего о нем не знала, не могла даже слышать, о чем он говорит, но мне хотелось с ним познакомиться. Странно было, но определенно ничего плохого.
 
 
           Из передачи «ОбразоНовости» по сети Американских колледжей:
          Из последних известий об инициативной группе каллиагнозии Пемблтонского университета: редакция «ОбразоНовостей» получила доказательство, что агентство паблик-рилейшнз «Уайатт\Хейэс» заплатило четырем студентам Пемблтонского университета, чтобы они отговаривали своих однокурсников голосовать за проект, не регистрируя свое сотрудничество с агентством. Доказательства включают внутреннюю докладную записку «Уайатт\Хей-эс» с предложением рекрутировать «студентов красивой внешности и с высоким рейтингом популярности», а также расписки о выплатах агентства студентам Пемблтона.
          Файлы были посланы «Воинами СемиоТех», группой культурной войны в эфире, уже взявшей на себя ответственность за многочисленные акты медиа-вандализма.
          Когда по следам репортажа наши сотрудники связались с агентством, «УайатДХейзо осудило это вторжение в свои компьютерные системы.
 
 
           Джефф Уинтроп:
          Да, это правда, «УайатДХейэс» мне заплатило, но не купило меня, их сотрудники никогда не предписывали, что именно я должен говорить. Они только дали мне возможность больше времени уделять антикаллийной кампании, в которой я все равно принял бы участие, если бы мне не пришлось зарабатывать деньги репетиторством. Я всего лишь высказывал мои искренние убеждения: калли — плохая идея.
          Пара человек в антикаллийной кампании попросили меня больше не говорить об этой проблеме публично, потому что, на их взгляд, сейчас я только наврежу. Мне жаль, что они так настроены, потому что это просто ad hominem . Если вы считали мои аргументы логичными раньше, то и сейчас ничего не должно было измениться. Но я сознаю, что кое-кто не способен уловить таких различий, и я поступаю так, как лучше для дела.
 
 
           Мария деСоуза:
          Этим студентам действительно следовало бы открыто заявить о своих контактах с агентством: у каждого из нас есть знакомые, которые душу готовы продать ради рекламы. Но сейчас, кто бы ни критиковал нашу инициативу, люди задаются вопросом: а не платят ли им? Обратная реакция определенно наносит вред антикаллийной кампании.
          Я считаю комплиментом, что кто-то настолько заинтересовался нашей инициативой, чтобы нанять агентство паблик-рилейшнз. Мы всегда надеялись, что принятие проекта может повлиять на учащихся других школ, а нынешняя ситуация означает, что и крупные корпорации думают так же.
          Мы пригласили президента «Национальной Ассоциации Каллиагнозии» выступить с речью у нас в кампусе. Раньше мы не были уверены, стоит ли нам приглашать представителей общенациональной организации, поскольку их интересы отличаются от наших: ее члены больший упор делают на то, как используют красоту средства массовой информации, мы же в СРП больше заняты проблемами социального равенства. Но учитывая, как среагировали студенты на грязный трюк «УайатДХейэс», ясно, что проблема манипуляции средствами массовой информации способна дать нам то, чего мы добиваемся. Наш наилучший шанс провести проект — воспользоваться гневом на рекламодателей. Социальное равенство последует.
 
 
           Из речи, произнесенной в Пемблтонском университете Уолтером Лэмбертом, президентом «Национальной Ассоциации Каллиагнозии»:
          Возьмем кокаин. В своей естественной форме, как листья коки, он притягателен, но не настолько, чтобы перерасти в проблему. Но стоит его перегнать, очистить, и получится вещество, которое ударяет по вашим центрам удовольствия с неестественной интенсивностью. Вот тогда он вызовет зависимость.
          Благодаря рекламодателям красота подверглась сходному процессу. Эволюция наделила нас «схемой», которая реагирует на красивую внешность — называйте это центром удовольствия в том участке коры головного мозга, который отвечает за зрение, — и в нашей естественной среде она была полезна. Но возьмите мужчину или женщину, у которых кожа и структура костей одни на миллион, прибавьте профессиональный макияж и ретушь, и вы смотрите уже не на красоту в ее естественном виде. Перед вами красота фармацевтического уровня, кокаин привлекательной внешности.
          Биологи называют это «сверхнормальной стимуляцией»: покажите несушке гигантское пластиковое яйцо, и вместо собственных реальных яиц она снесет такое же. Мэдисон-авеню перенасытила нашу среду сходными стимулами, сходным зрительным наркотиком. Наши рецепторы красоты получают стимулов больше, чем они способны перерабатывать; за один день они получают больше, чем рецепторы наших предков за всю их жизнь. А в результате красота постепенно уничтожает нашу жизнь.
          Как? Так же, как становится проблемой любой наркотик: разрушая наши отношения с другими людьми. Мы начинаем испытывать неудовлетворенность тем, как выглядят обычные люди, потому что они не могут сравниться с супермоделями. Двухмерные изображения сами по себе вредны, но с появлением очков виртуальной реальности рекламодатели могут поставить супермодель прямо перед вами, заставить вас встретиться с ней взглядом. Компании программного обеспечения выбросили на рынок богинь, чтобы они напоминали вам о назначенных встречах. Мы все слышали о мужчинах, которые предпочитают виртуальных подруг настоящим, но они не единственные, на ком сказался этот процесс. Чем больше времени каждый из нас проводит с роскошными цифровыми дивами, тем больше страдают наши отношения с реальными людьми.
          Если мы хотим жить в современном мире, то никогда не сможем избежать этих изображений. А следовательно, не сможем избавиться от зависимости, потому что красота — это наркотик, от которого нельзя воздержаться, иначе пришлось бы все время — в буквальном смысле — провести с закрытыми глазами.