О могущественный халиф, светило веры и предводитель уповающих на Всевышнего! Призвав меня пред очи свои, ты удостоил ничтожнейшего из людей великой чести, на какую не смеет надеяться простой смертный. История, которую я готов повергнуть к стопам твоего внимания, может показаться тебе воистину удивительной и странной, но она вполне заслуживает того, чтобы быть записанной на роговице человеческого глаза, ибо содержит в себе назидание для тех, кто хочет быть предупрежден, и урок для тех, кто хочет чему-нибудь научиться.
      Мое имя, о халиф, Фувад ибн-Аббас, и я родился здесь, в Багдаде, который еще иногда именуют Городом Мира. Мой покойный отец - а его еще многие помнят в Багдаде - торговал зерном, но сам я большую часть жизни занимался тканями, поставляя знатнейшим горожанам дамасские шелка, лучшее египетское полотно и расшитые золотом платки из Марокко. Мое дело процветало, но дух мой был смущен, и утешить меня могла не роскошь, но милостыня, которую я щедро подавал нуждающимся. Ныне, о повелитель, я стою перед тобой без единого дирхема в кармане, но на сердце у меня царит покой.
      Аллах - начало всего, но с твоего милостивого позволения, о владыка, начну мой рассказ с того дня, когда я отправился в квартал кузнецов и ювелиров, ибо мне нужно было выбрать подарок для весьма почтенного купца, с которым я вел дела, а знающие люди сказали, что этому человеку мог бы понравиться большой серебряный поднос. Побродив по городскому базару некоторое время, я вдруг заметил в одной из лавок новое лицо. Лавка была довольно большой и находилась на самом выгодном месте, в центре базарной площади. Чтобы занять ее, новому владельцу пришлось, наверное, заплатить немало золота, поэтому я решил зайти сюда, чтобы поглядеть на выставленный товар.
      Мне приходилось много путешествовать, о владыка, но еще никогда и нигде я не встречал вещей столь удивительных и редких! У самого входа я увидел астролябию [Астролябия - старинный геодезический и астрономический прибор для измерения углов. (Здесь и далее прим, перевод.)] с семью инкрустированными серебром дисками, большие водяные часы, которые били каждый час, а также искусно сделанного из меди соловья, который принимался издавать трели при малейшем дуновении ветерка. В глубине лавки стояли предметы и механизмы еще более диковинные, и я рассматривал их с изумлением ребенка, впервые увидевшего уличного жонглера или шпагоглотателя, когда из неприметной дверцы в дальней стене вышел какой-то старик.
      – Добро пожаловать, господин, - приветствовал он меня. - Мое имя Башарат. Чем я могу служить тебе?
      – У тебя в лавке выставлены товары, - отвечал я, - каких мне еще не приходилось видеть, а ведь я веду дела с купцами из самых отдаленных уголков мира. Позволь мне спросить, откуда ты взял столь удивительные вещицы?
      – Благодарю тебя за твои слова, о господин, - сказал Башарат, - но все, что ты видишь перед собой, сделали в моей мастерской либо я сам, либо мои подмастерья, которыми я руководил.
      То, что этот человек отличается столь разнообразными познаниями, изрядно удивило меня. Я долго расспрашивал его то об одном, то о другом механизме или приспособлении и поражался его подробным ответам, из которых следовало, что владелец лавки весьма сведущ в астрологии, геомантии, алгебре, медицине и других науках. Мы беседовали больше часа, и мое уважение и восхищение расцветало, точно роза, согретая утренними лучами солнца, пока Башарат не упомянул о своих алхимических опытах.
      – Так ты осведомлен и в этой области? - спросил я, боюсь, с некоторым недоверием в голосе, ибо я никогда не считал алхимию настоящей наукой, да и человек этот вовсе не напоминал мошенника. - Означают ли твои слова, что ты умеешь превращать железо в золото?
      – Умею, мой господин, однако большинство людей ожидает от алхимии вовсе не этого.
      – Чего же они ожидают?
      – Людям нужно золото, которое было бы дешевле, чем металл, добываемый из земли. Алхимикам известно несколько способов получения золота, но все они столь трудоемки и дороги, что по сравнению с ними добыча золотоносной породы в глубоких шахтах под горами кажется таким же легким делом, как сбор персиков с молодых деревьев.
      Я невольно улыбнулся его словам.
      – Ты, бесспорно, человек ученый, однако я твердо знаю, что полагаться на алхимию могут только глупцы.
      Башарат пристально взглянул на меня. Несколько секунд он, казалось, размышлял о чем-то, потом сказал:
      – Совсем недавно, господин мой, я построил одну машину, которая, возможно, заставит тебя изменить свое мнение. Не желаешь ли взглянуть на нее? Ты будешь первым, кому я ее показываю.
      – Для меня это большая честь, - ответил я совершенно искренне, ибо был бесконечно заинтригован его словами.
      – Тогда благоволи следовать за мной, - молвил Башарат и провел меня сквозь дверь в задней стене лавки. За дверью помещалась мастерская, наполненная инструментами и предметами, о предназначении которых я мог только гадать. Например, здесь были слитки железа, обмотанные таким количеством тонкой медной проволоки, что если ее размотать, она протянулась бы до самого горизонта, а также какие-то странные зеркала, установленные на круглых гранитных плитах, похожих на мельничные жернова и плававших в больших чанах, наполненных ртутью. Но Башарат прошел мимо, не удостоив эти чудеса даже взгляда.
      Наконец он подвел меня к массивному каменному блоку размером с большой сундук, на котором, как на пьедестале, стояло в вертикальном положении кольцо из толстого металла. Ширина кольца достигала почти сажени, а его обод казался таким тяжелым, что поднять его не смог бы и самый сильный мужчина. Металл обода был черным, как ночное небо, однако его так искусно отполировали, что будь он другого цвета, то смог бы заменить зеркало.
      У пьедестала Башарат поставил меня лицом к ребру кольца, а сам встал справа от него.
      – Смотри внимательно, господин, - сказал он.
      С этими словами Башарат просунул руку в кольцо. Я, разумеется, ожидал, что она появится с противоположной стороны, но ничего не увидел. Казалось, будто кто-то отрубил руку Башарата по самый локоть. Между тем никакой крови не было. Пока я смотрел, Башарат помахал обрубком руки вверх и вниз и снова вытащил ее из кольца. Поразительно, но его рука оказалась совершенно целой!
      Признаться, я не ожидал, что столь ученый человек вздумает развлекать меня обычными балаганными трюками, однако фокус был проделан столь безупречно, что я не удержался и захлопал в ладоши.
      – Это еще не все, господин мой, - ответил Башарат, отступая на пару шагов от сооружения. - Подожди немного.
      Я ждал, и вот какое-то время спустя в воздухе слева от кольца возникла рука. Одна рука от кисти до локтя - и больше ничего! На ней болтался просторный рукав халата, узор и цвет которого в точности соответствовали узору и цвету халата Башарата. Рука несколько раз поднялась и опустилась, потом втянулась в кольцо и исчезла.
      Продолжение трюка произвело на меня куда более сильное впечатление, так как гранитный постамент и обод кольца выглядели недостаточно большими, чтобы внутри мог скрываться человек.
      – Превосходно! - воскликнул я совершенно искренне. - Браво!
      – Прошу прощения, господин, но это вовсе не фокус, как ты, вероятно, подумал. Дело в том, что пространство с правой стороны обруча опережает все, что находится слева от него, на несколько секунд. Просовывая руку сквозь кольцо, я преодолеваю этот временной интервал буквально в мгновение ока.
      – Не понимаю, - признался я честно.
      – Позволь мне показать тебе еще раз, - сказал Башарат и снова просунул руку в кольцо. И снова, как в прошлый раз, его рука исчезла. Башарат улыбнулся, сделал рукой движение, как будто что-то тащил, и, вынув ее из кольца, повернулся ко мне. На его ладони лежал перстень, который я тотчас узнал.
      – Это же мой перстень! - воскликнул я и машинально поднес к глазам руку, однако мой перстень по-прежнему поблескивал у меня на пальце. - Скажи, о ученый человек, как тебе удалось так быстро создать столь совершенную копию?
      – Это вовсе не копия, а твой подлинный перстень, господин. Терпение, и ты все увидишь сам!
      И снова с левой стороны кольца появилась рука, которая столь напоминала руку Башарата. Желая узнать, в чем тут секрет, я быстро шагнул вперед и сжал эту руку в своей. Вопреки моим ожиданиям, это оказалась самая настоящая рука, такая же живая и теплая, как моя. Я потянул ее на себя, но рука дернулась в обратном направлении. В следующее мгновение она исчезла в пустом пространстве внутри обруча, а я почувствовал, что остался без перстня.
      – Мой перстень пропал! - воскликнул я.
      – Нет, господин, - ответил Башарат. - Вот он, возьми… - С этими словами он вручил мне перстень, который держал в руке. - Возьми его и прости меня за эту маленькую… демонстрацию.
      Я снова надел перстень и некоторое время изумленно разглядывал его.
      – Но как такое могло произойти? - промолвил я наконец. - Ведь этот перстень был у тебя до того, как он пропал с моей руки!
      Тут я увидел, как из обруча снова показалась та же рука (я узнал ее по узору на рукаве халата), но на сей раз она высунулась из пустоты с правой стороны обода и тут же исчезла.
      – Что это было?! - воскликнул я, придя в еще большее изумление, ибо не видел, чтобы Башарат пропускал руку через кольцо в третий раз.
      – Вспомни, господин мой: все, что происходит с правой стороны, предшествует тому, что совершается слева, - напомнил Башарат и, встав с левой стороны от обруча, просунул в него руку. Как и в предыдущие разы, его рука исчезла, словно отрубленная.
      Ты, о великий халиф, конечно же, понял, в чем было дело; до меня же суть происходящего дошла далеко не сразу. Только с третьего раза я сообразил: всякое действие, совершенное с правой стороны таинственного обруча, завершалось с его левой стороны, но не сразу, а несколько секунд спустя.
      – Не колдовство ли это, о господин? - спросил я у Башарата.
      – Нет, - ответил он, качая головой. - Я прожил немало лет и ни разу не видел ни одного джинна или ифрита, но даже если бы кто-нибудь из этих темных духов явился ко мне, я бы не доверил ему и самого легкого дела. Нет, о почтеннейший, это не колдовство, а всего лишь один из разделов алхимической науки.
      И Башарат рассказал, как он выискивает в ткани мироздания узкие поры, похожие на ходы, которые протачивают в старом дереве черви, и как, найдя такой ход, он понемногу расширяет и вытягивает его подобно тому, как искусный стеклодув, вращая кусок расплавленного стекла, превращает его в длинную трубку. Еще он добавил, что время, втекающее в такую трубку, подобно воде, на другом ее конце сгущается, словно сироп. Должен признаться, о великий халиф, что я совершенно не понял его объяснений и потому не могу судить, истинны они или нет. Единственное, на что я был способен, это твердить: «Ты создал что-то поистине удивительное, о мудрец!», ибо мое уважение к этому ученому безмерно возросло.
      – Благодарю тебя за добрые слова, мой господин, - ответил Башарат, - но все это только прелюдия к тому, что я собирался тебе показать.
      И он знаком предложил мне пройти в следующую комнату, которая помещалась за его алхимической лабораторией. Там я увидел еще один круглый обруч, сделанный из того же полированного металла, только еще больше и массивнее, чем первый.
      – То, что ты видел в предыдущей комнате, я называю Вратами секунд, - промолвил Башарат, останавливаясь перед своим творением. - А теперь перед тобой Врата лет. Две стороны этих Врат отстоят друг от друга ровно на два десятилетия.
      Скажу честно, я понял его не сразу. На мгновение я даже представил себе, как Башарат просовывает руку в свои Врата с правой стороны, а потом двадцать лет ждет, пока она покажется слева. Никакого смысла в этом фокусе - если это был фокус - я не видел. Так я и сказал, но Башарат только рассмеялся в ответ.
      – Разумеется, это устройство можно использовать и для фокусов, - сказал он. - Но подумай, мой господин, что будет, если ты сам пройдешь сквозь эту дверь… - И, встав с правой стороны Врат, он жестом подозвал меня к себе, а потом указал на кольцо.
      – Смотри, господин мой.
      Я посмотрел сквозь кольцо на дальний угол комнаты и почти сразу заметил, что ковры и подушки в нем отличаются от тех, которые были здесь, когда я вошел. Шагнув в сторону, я увидел, что комната ничуть не изменилась. Снова заглянув в кольцо, я убедился, что комната имеет другой вид.
      – Глядя сквозь Врата, господин мой, ты видишь комнату, какой она станет двадцать лет спустя, - пояснил Башарат.
      Я несколько раз моргнул, как иногда непроизвольно начинает моргать человек, когда вдруг в самом сердце пустыни ему начинает мерещиться прохладная озерная гладь, но видение - если это было видение - не исчезло.
      – И ты утверждаешь, мудрец, что я тоже могу пройти сквозь твои Врата? - спросил я.
      – Конечно, мой господин. Сделав один-единственный шаг, ты окажешься в Багдаде, каким он станет через два десятка лет. Ты даже сможешь разыскать в нем будущего себя, поговорить сам с собою и вернуться. Для этого достаточно пройти сквозь Врата в обратном направлении.
      При этих его словах у меня закружилась голова, так что я даже пошатнулся.
      – И ты проделывал это, о мудрец? - спросил я. - Ты побывал в будущем и вернулся?!
      – Да, господин мой, - кивнул ученый. - И не только я, но и многие из тех, кто заходил ко мне в лавку взглянуть на мои товары.
      – Как же так, - удивился я, - ведь совсем недавно ты сказал, что я первый человек, которому ты показываешь свое творение!
      – Я имел в виду только эти Врата. Но много лет назад мне принадлежала лавка в Каире; там я построил свои первые Врата лет. Их я показывал многим, и все эти люди воспользовались ими.
      – Это поразительно! - воскликнул я. - Скажи же мне, о мудрейший, что принесли этим людям разговоры со своими двойниками из столь отдаленного будущего?
      – Каждый узнаёт что-нибудь свое, - сказал Башарат. - Если хочешь, господин мой, я могу рассказать тебе историю одного такого человека.
      И если будет угодно могущественному халифу, я готов поведать ее в таком виде, в каком она мне запомнилась.

      Жил на свете молодой мастер-канатчик по имени Хасан, который прошел сквозь Врата лет, потому что хотел увидеть Каир, каким он станет через двадцать лет. Очутившись в будущем, он был поражен тем, как вырос и изменился его родной город. Хасану даже казалось, что он каким-то чудом оказался в сказке, вытканной искусным мастером на дорогом персидском ковре, и хотя вокруг него был самый что ни на есть Каир со всеми его достоинствами и недостатками, все вокруг казалось ему необыкновенным.
      И вот Хасан забрел к воротам Зувайла, где выступают шпагоглотатели и заклинатели змей. Там его неожиданно окликнул какой-то предсказатель.
      – Эй, парень, - сказал он, - хочешь, я открою тебе будущее?
      – Я его уже знаю, - рассмеялся Хасан в ответ.
      – Но тебе, наверное, любопытно, станешь ты богатым или нет?
      – Мое ремесло - плетение канатов и веревок, - отвечал Хасан. - Вряд ли оно способно принести мне богатство.
      – Почему ты так уверен в этом? - возразил предсказатель. - Разве ты не слышал о прославленном купце Хасане аль-Хуббале, который в юности тоже был простым канатчиком?
      Заинтересовавшись, Хасан стал расспрашивать рыночных торговцев о своем прославленном тезке и вскоре выяснил, что о нем и его богатстве действительно знают буквально все. Ему даже сказали, что Хасан аль-Хуббаль живет в самом дорогом квартале Хаббания. Хасан тотчас отправился туда, и там ему указали дом купца, который оказался самым большим на улице и больше походил на дворец.
      Сначала Хасан немного оробел, но потом постучался в калитку, и слуга в шелковом тюрбане провел его в просторный, устланный коврами дворик, в центре которого бил небольшой фонтан. Ожидая, пока слуга доложит о нем своему господину, Хасан разглядывал окружавшие его мрамор и слоновую кость и все больше убеждался, что здесь не место скромному канатчику. Он уже собирался потихоньку уйти, когда дверь во внутренние покои отворилась, и во дворике появился какой-то человек, в котором Хасан - отдадим должное его сообразительности - почти сразу узнал себя, постаревшего на два десятилетия.
      – Наконец-то ты явился! - воскликнул Хасан аль-Хуббаль. - Я давно тебя поджидаю!
      – Ты ждешь меня? - удивился молодой Хасан.
      – Конечно! Ведь я побывал у будущего себя точно так же, как ты сейчас пришел ко мне. Это было так давно, что я забыл точную дату, поэтому и не знал, когда ты появишься. Садись же, о Хасан, отобедай со мной!
      И оба отправились в обеденный зал. Там они уселись на шелковых подушках, и слуги подавали им золотистый плов, фаршированных оливками нежных цыплят, лепешки с медом и шашлык из мяса ягненка, вымоченного в соке граната. За обедом старший Хасан рассказал гостю кое-что о своей жизни, о своих коммерческих операциях и деловых интересах, но ни словом не обмолвился о том, как он стал купцом. Упомянул он и о том, что женат, но добавил, что сейчас молодому Хасану неблагоразумно встречаться со своей будущей супругой. Вместо этого Хасан аль-Хуббаль попросил юношу рассказать кое о каких проделках и шалостях, совершенных им в детстве, и долго смеялся над несколькими случаями, которые время успело изгладить из его памяти.
      Наконец молодой Хасан спросил аль-Хуббаля, как удалось ему изменить свою жизнь и разбогатеть.
      – Сейчас я могу сказать тебе только одно: когда отправишься на базар покупать пеньку, никогда не ходи по южной стороне улицы Черных Собак, как ты обычно делаешь. Ходи по ее северной стороне.
      – И это поможет мне разбогатеть? - недоверчиво спросил юный Хасан.
      – Просто сделай, как я сказал. А сейчас возвращайся-ка обратно: тебя ждет работа. Мы еще встретимся; о дне второго визита ко мне ты узнаешь в свое время.
      С тем юный Хасан и вернулся назад. Поразмыслив, он решил послушаться совета Хасана аль-Хуббаля и всегда ходил по северной стороне улицы Черных Собак, даже если на ней не было тени. Всего несколько дней спустя, когда он проходил по этой улице, по южной ее стороне промчалась во весь опор взбесившаяся лошадь. Она лягнула нескольких прохожих, изувечила одного мужчину, опрокинув на него тяжелый каменный кувшин с пальмовым маслом, а другого затоптала копытами. После того как лошадь умчалась и суматоха немного улеглась, Хасан помолился Аллаху об исцелении искалеченного и о вселении в обитель праведных души убитого, а потом возблагодарил Бога за то, что избавил его от смерти.
      На следующий день Хасан снова прошел сквозь Врата лет и разыскал Хасана аль-Хуббаля.
      – Почему ты дал мне такой совет? - спросил юноша. - Разве тебя искалечила взбесившаяся лошадь, когда ты проходил улицей Черных Собак?
      – Нет, - был ответ, - потому что я последовал совету более позднего Хасана. Не забывай: ты и я - одно, и все, что случилось с тобой, когда-то выпало и мне.
      И старший Хасан стал давать юноше другие указания, а тот неукоснительно их исполнял. Он перестал брать яйца в ближайшей лавке и счастливо избежал тяжкой болезни, поразившей других покупателей, когда к торговцу случайно попала подпорченная партия. В другой раз Хасан приобрел дополнительный запас пеньки и продолжал работать, когда прочие канатчики остались без материала из-за задержавшегося в пути каравана. Советы аль-Хуббаля помогли ему избежать и многих других неприятностей, однако юноша часто спрашивал себя, почему более поздний Хасан не открывает ему всей картины. На ком он женится? Как он разбогатеет, и когда это наконец произойдет?
      Как-то раз, выгодно продав на базаре большую партию готовых канатов, юный Хасан возвращался домой с довольно тяжелым кошельком на поясе, что случалось с ним весьма редко. На одной из городских улиц на него как бы случайно налетел какой-то "мальчишка, и почти сразу Хасан почувствовал, что кошелек с его пояса исчез. Обернувшись с гневным воплем, он приготовился схватить воришку, но мальчуган бросился в толпу, да так проворно, что Хасан успел заметить только порванный рукав его рубашки. В следующий миг он затерялся среди людей и исчез.
      На мгновение Хасан остолбенел. Он никак не мог понять, почему Хасан аль-Хуббаль не предупредил его об этом случае, однако в конце концов гнев победил удивление, и он отправился на поиски маленького мерзавца. С полчаса он рыскал по близлежащим улицам и площадям, разглядывая рукава у всех мальчишек, встречавшихся ему по дороге, и наконец случайно заметил воришку, который притаился под повозкой с фруктами. Схватив его за шиворот, Хасан крикнул собравшимся вокруг людям, что он поймал вора и просит кого-нибудь поскорее позвать стражу. Мальчишка, испугавшись тюрьмы, сразу же бросил украденный кошелек и заплакал. Хасан долго смотрел на него, но потом ему стало жаль мальчугана, да и гнев его успел остыть. Выпустив вора, он подобрал кошелек с деньгами и быстро зашагал прочь.
      Когда в следующий раз юноша оказался в доме старшего Хасана, он спросил:
      – Почему ты не предупредил меня о воре?
      – А разве ты не получил от этого случая никакого удовлетворения? - в свою очередь, спросил Хасан аль-Хуббаль.
      Хасан уже собирался сказать «нет», но неожиданно задумался.
      – Пожалуй, получил, - признался он.
      В самом деле, когда юноша преследовал вора, он не знал, чем кончится погоня, и ощутил такое волнение и кипение в крови, каких не испытывал уже давно. Когда же пойманный мальчишка расплакался, Хасан невольно вспомнил, что пророк Мухаммед учил своих последователей быть милосердными. Поддавшись душевному порыву, он отпустил вора и сразу почувствовал себя почти праведником.
      – Стоило ли лишать тебя этих мгновений? - спросил Хасан аль-Хуббаль, внимательно наблюдавший за юношей.
      Хасан, который только сейчас начал постигать ценность традиций, многие из которых казались ему прежде бессмысленными, понял, что молчание часто бывает драгоценнее слов.
      – Нет, - сказал он твердо. - Я рад, что ты меня не предупредил. И старший Хасан увидел, что юноша его понял.
      – А теперь я расскажу тебе нечто по-настоящему важное, - сказал ему тогда Хасан аль-Хуббаль. - Когда ты вернешься домой, тебе нужно будет нанять лошадь и отправиться к месту, которое я укажу. В предгорьях холмов к западу от города ты должен отыскать небольшую рощу, а в ней - дерево, в которое ударила молния. У подножья дерева найди самый большой камень, какой сможешь перевернуть, и копай под ним.
      – Что я там увижу? - спросил Хасан.
      – Узнаешь, когда найдешь, - был ответ.
      С тем Хасан и вернулся в Каир. На следующий день он отправился к холмам, как ему было указано, и бродил в роще, покуда не наткнулся на расщепленное молнией дерево. Землю под ним сплошь усеивали большие камни, и Хасан перевернул сначала один, потом другой. Только когда он копал под третьим, его лопата неожиданно обо что-то ударилась. Торопясь, Хасан сгреб в сторону землю и увидел бронзовый сундук, битком набитый сокровищами. Ничего подобного Хасан никогда в жизни не видел. Навьючив сундук на коня, он повез его назад в город.
      Когда юноша в очередной раз встретился с Хасаном аль-Хуббалем, он спросил:
      – Как ты узнал, где зарыт клад?
      – Как и ты, я узнал это от самого себя, - сказал старший Хасан. - Объяснить, откуда мы узнали, где именно спрятано золото, я не в силах. Очевидно, такова была воля Аллаха, а разве не она лежит в основе всего?
      – Клянусь, - торжественно пообещал юный Хасан, - что разумно распоряжусь богатством, которым благословил меня Аллах.
      – А я, в свою очередь, намерен и дальше следовать этой клятве, - молвил Хасан аль-Хуббаль. - С тобой мы больше не встретимся. Отныне ты будешь жить своим умом, и да поможет тебе Всевышний.
      Так Хасан вернулся домой в последний раз. Теперь, когда у него было много золота, он мог покупать больше пеньки и нанимать рабочих, которым платил по справедливости, а готовые канаты и веревки всегда продавал с прибылью. Несколько лет спустя Хасан женился на красивой и умной женщине, которая посоветовала ему поместить капитал в торговлю. Так он и поступил и вскоре стал богатым и известным купцом Хасаном аль-Хуббалем. До конца своих дней он жил честно и праведно, щедро подавая нищим и жертвуя деньги мечетям и медресе, и был счастлив, пока не забрала его смерть, разрушающая союзы и кладущая конец делам земным.
 

***

 
      – Это поистине удивительная история, - сказал я Вашарату, когда тот закончил. - И великий соблазн для каждого, кто еще не решил, стоит ли ему воспользоваться Вратами лет, - добавил я с легким упреком, ибо подобные выдумки всегда были в большом ходу у рыночных торговцев, расхваливающих свой товар.
      – Ты мудр, мой господин, - с поклоном ответил Башарат. - Но напрасно подозреваешь меня во лжи. Аллах кого хочет - вознаграждает, кого хочет - наказывает, и никакие Врата не в силах изменить того, что предначертано человеку свыше.
      Я кивнул, ибо в те минуты мне казалось, что я понял его слова.
      – Ты имеешь в виду, - сказал я, - что если с помощью твоих Врат какой-то человек сумеет избежать бед, которые пережил его более поздний двойник, то на него могут обрушиться другие несчастья?
      – Прости меня, мой господин, если я плохо выразил свою мысль, - возразил Башарат. - Но тот, кто пользуется Вратами, вовсе не выбирает свою судьбу, которая может оказаться такой, а может - и несколько иной. Нет, Врата лет - это нечто вроде потайного хода, по которому ты можешь попасть во дворец скорее, чем если бы шел через главные ворота. Дворец останется неизменным вне зависимости от того, каким путем - длинным или коротким - ты туда добрался.
      Признаюсь, эти слова удивили меня.
      – Значит, будущее предопределено? - спросил я. - И оно так же неизменно, как и прошлое?
      – Говорят, искупление и покаяние - единственное, что способно перечеркнуть прошлое.
      – Я тоже слышал об этом, однако не имел возможности убедиться в истинности сего высказывания.
      – Весьма прискорбно, мой господин. Как бы там ни было, я могу сказать только одно: будущее не меняется, что бы мы ни предпринимали.
      Я ненадолго задумался.
      – Ты хочешь сказать, мудрец, - проговорил я, - что если кто-то узнает о своей кончине, то никак не сможет ее избежать?
      Башарат утвердительно кивнул.
      Все это повергло меня в недоумение, и я некоторое время молчал. Потом я подумал, не может ли подобная предопределенность служить чем-то вроде двадцатилетней гарантии безопасности.
      – Предположим, - сказал я, - с помощью твоих Врат человек узнал, что двадцать лет спустя он будет жив и здоров. Означает ли это, что в продолжении указанного срока никто и ничто не сможет ему повредить? Может ли такой человек быть уверен, что с ним ничего не случится, даже если он будет участвовать в самых страшных битвах или подвергать свою жизнь иным опасностям?
      – Я не задумывался об этом, - ответил Башарат. - Но вполне вероятно, что человек, который намерен поступить столь безрассудно, при первом же посещении будущего узнает о своей давней кончине.
      – Ага, - воскликнул я, - значит, встретить себя самого в будущем могут только самые благоразумные?
      – Позволь мне, господин мой, поведать тебе историю еще об одном человеке, воспользовавшемся Вратами лет, и тогда ты решишь, был он благоразумен или нет, - сказал мне на это Башарат.
      И если Твоему Величеству будет угодно, я расскажу о том, что узнал от сего ученого мужа.

      Жил в Каире молодой ткач по имени Аджиб. Был он небогат, но ему очень хотелось узнать, каково это - жить в роскоши и довольстве. Услышав историю Хасана-канатчика, он без колебаний прошел сквозь Врата лет, чтобы разыскать в будущем самого себя, ибо юноша был уверен, что через двадцать лет он станет таким же богатым и щедрым, как Хасан аль-Хуббаль.
      Очутившись в будущем, юноша прямиком отправился в богатый каирский квартал Хаббания, расспрашивая встречных о том, где живет знаменитый купец Аджиб ибн-Тахир. А на случай, если кто-то обратит внимание на его сходство с богачом, Аджиб приготовился соврать, будто он его сын, недавно приехавший из Дамаска. Увы, ему так и не пришлось прибегнуть к этой выдумке, ибо никто из тех, кого он расспрашивал, ничего не слышал об Аджибе ибн-Тахире.
      В конце концов юноша решил отправиться в тот район Каира, где жил всегда, и узнать у соседей, куда он переехал, после того как разбогател. Очутившись на своей улице, он остановил какого-то мальчугана и спросил, не знает ли тот, где можно найти человека по имени Аджиб. И мальчишка сразу указал Аджибу на его прежний дом.
      – Здесь он жил раньше, - сказал Аджиб уверенно. - А мне нужно знать, где он живет сейчас.
      – Если со вчерашнего вечера он успел куда-то переехать, в таком случае я не знаю, где его искать, - ответил мальчик и убежал.
      Аджиб был озадачен. Неужели, спрашивал себя юноша, он и через двадцать лет будет жить все в той же развалюхе из необожженного кирпича? Но ведь это значит, что он так никогда и не разбогатеет и что более поздний Аджиб не даст ему никакого дельного совета, последовав которому, он сможет улучшить свою жизнь! Ну почему, почему его судьба так сильно отличается от судьбы счастливого канатчика?! И в надежде, что мальчишка ошибся или неудачно пошутил, Аджиб решил подождать у дома.
      Вскоре юноша увидел, как из дверей выходит какой-то мужчина, и с упавшим сердцем узнал в нем самого себя. За мужчиной следовала женщина, очевидно, его жена, но Аджиб не обратил на нее внимания - до того потрясен он был гибелью всех своих надежд. С отвращением и глубоким разочарованием разглядывал он простую одежду супругов, пока те не исчезли из вида за поворотом улицы.
      Тогда, снедаемый любопытством того рода, которое заставляет людей смотреть на отрубленные головы казненных преступников, Аджиб решился на рискованный поступок. Убедившись, что за ним никто не следит, он подошел к дверям своего дома. Ключ, который лежал у него в кармане, по-прежнему подходил к замку, и Аджиб без труда проник внутрь. Обстановка в комнатах, конечно, изменилась, но была она ветхой и дешевой. При виде ее Аджиб помертвел. Неужели и через двадцать лет он не сможет позволить себе ничего лучшего, чем эти протертые, полинявшие подушки?