Пролог

Схватывая нити Судьбы

Это была невысокая девушка лет двадцати. Длинное голубое атласное платье без пояса скрадывало ее полноту. В глазах словно застыло страдание. Сама она этого не сознавала, зато другие замечали сразу.

Она стояла на балконе замка, глядя на небо, где облака клубились и плясали, казалось, чтобы позабавить ее. Они всегда выполняли ее приказания. Сначала мать помогала управлять ими, но ее убили эти ублюдки-акхарцы, и тогда дочь унаследовала власть над бурями и ураганами, власть, не доступную никому другому, даже самым могущественным магам. Теперь девушка была известна как Принцесса Бурь. Эта власть вселяла ужас даже в окрестных жителей, а уж они-то привыкли к забавам принцессы и сменам ее настроения. Но сейчас она чувствовала: что-то было не так, очень не так.

Внезапно облака прекратили свою безумную пляску, словно природа властно заявила о своих правах.

Вконец раздосадованная, девушка прошептала какое-то проклятие и стремительно прошла через свою комнату к двери, которую охраняли стражники в малиновой форме, вооруженные пиками. У стражников были птичьи головы с огромными клювами и вместо рук – птичьи лапы.

Она спустилась по винтовой лестнице настолько быстро, насколько позволяли ей платье, туфли и чувство собственного достоинства, и оказалась в пустом, даже не охраняемом коридоре. Того, кто жил и работал здесь, все боялись. Только принцесса и осмеливалась входить сюда без спроса.

Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, великий акхарский колдун, работал у себя в кабинете. Он сидел перед магическим ящиком, назначения которого никто в замке не понимал. С виду он походил на механическое устройство с кнопочками, расположенными рядами. На каждой из них был свой магический символ. С помощью этих символов Клиттихорн творил свои заклинания. Над панелью с кнопочками находилась небольшая квадратная плоскость. На ней появлялись те же символы, что были на кнопках, только здесь они напоминали иногда слова, иногда какие-то картинки и светились яркой лазурью на металлическом сером фоне.

Прямо над кнопками горел крошечный красный огонек. Звучал прерывистый аварийный сигнал. Клиттихорн ругался и вздыхал. Целых два года у него ушло на то, чтобы приспособить непостоянный электрический ток, который использовали в акхарских замках, для подзарядки этой чертовой штуковины.

Девушка ворвалась в комнату как раз в момент, когда он был в отвратительнейшем настроении. Только ей это могло сойти с рук. Колдун испепелял людей взглядом или обращал их в камень и за меньшее нахальство. Но она была нужна ему, как и его магический ящик, и все другие инструменты силы.

– Могла бы и постучать, – ядовито заметил Рогатый.

– Дело серьезное, – мрачно отозвалась Принцесса Бурь неожиданно низким, почти мужским голосом. – Опять то же самое. Сначала головокружение, потом внезапное ослабление силы и контроля. Я не чувствовала себя такой беспомощной с тех самых пор, как убили мою мать. Что-то неладно, чародей. И это «что-то» может оказаться опасным.

Клиттихорн постарался скрыть тревогу и ответил спокойно:

– Да, эти неполадки с тобой беспокоят меня, я пытаюсь найти причину.

– Это все та девчонка! Единственная, которую тебе так и не удалось даже найти. Она вторгается в мои сны, прокрадывается в самые тайные уголки души.

– Да, скорее всего дело в ней. Но сама она не противник тебе. Ею руководят только чувства, она не умеет управлять своей силой. Каким-то образом она сама, или рок, а скорее всего мошенник Булеан сделали что-то, чего мы не предусмотрели. Не суди же меня слишком строго. Много раз я убивал твоих двойников в самых разных мирах, немудрено было пропустить хотя бы одного. Вас слишком много во внешних слоях, и Булеан разгадал наши попытки подстраховаться. Что толку теперь обвинять друг друга.

– И что же, я теряю свою силу? А наши планы, а надежды нашей многочисленной, но разрозненной армии и всех угнетенных, которых мы хотели освободить? Что станет со всем этим?

Maг вздохнул.

– Ты не теряешь силу, она слабеет так, как если бы существовала еще одна копия тебя… – Он щелкнул пальцами. – Проклятие! Какой же я глупец! Это же очевидно!

Он явно был зол на себя, хотя обычно не любил показывать, что в нем сохранилось что-то человеческое. В другое время девушка ушла бы, но сейчас речь шла о ее силе, единственном, что у нее было.

– Так ты знаешь, в чем дело?

– Да, да! Булеан тут, вероятно, совершенно ни при чем. Просто эта девчонка забеременела!

– И ребенок – причина наших неприятностей? Но раз она сбежала от нас и жива, это наверняка случилось бы, раньше или позже.

– Я… надеялся, что не случится. Понимаешь, когда вихрь, который ты создала для меня, засасывал ее с подругой сюда, в Акахлар, вдруг появился Булеан. Это и помешало мне столкнуть их в бурю, как я намеревался сначала. Он бросил мне вызов, зная, что, стоит любому из нас коснуться стенки вихря, мы будем поглощены Ветром Перемен. И я решился на маленькую хитрость. Девчонки были такие перепуганные, были так похожи друг на друга, что я не мог их различить. Я понял, что и Булеан не мог не заметить этого сходства и постарается сделать их совсем одинаковыми, чтобы сбить с толку преследователей в Акахларе. Но он мог сделать их похожими только внешне. И я сотворил заклинание, благодаря которому они должны были выбрать разные крайности, которые еще боролись внутри них: ведь они были еще совсем юными. Твой двойник должна была любить только женщин и не получать удовольствия от общения с мужчинами, а вторая – Булеанова подделка – стать не просто шлюхой, но шлюхой экстра-класса. Вот почему я понадеялся, что твоя копия не забеременеет.

– Но я все еще девственница, хотя и не знаю, почему меня не изнасиловали тогда же, когда убили мать. Я выбрала безбрачие.

– Тебя не изнасиловали, так как думали, что девственность – условие твоей силы. Безбрачие ты выбрала, потому что твоя природа сделала тебя не способной желать мужчину. Ты, как и она, просто скрываешь свое влечение к другим женщинам. И твоя мать была такой же, и остальные до нее. Это часть силы.

– Как могла моя мать быть такой? У нее была я, а у ее матери – она, и мы родились не от святого зачатия!

– О да, они специально выбирали подходящего мужчину, а потом терпели ненужную им близость, чтобы родить наследниц. Дар – или проклятие – Принцессы Бурь всегда включал в себя это, потому что человек с такой силой должен быть в стороне от общества, быть выше его норм и обычаев, чтобы никогда не подвергать опасности свою силу. Увы, твоя копия либо не вполне поняла, либо еще не приняла свою непохожесть на других и продолжала экспериментировать.

– Булеан сейчас, должно быть, смеется над тобой. Тебе не перехитрить великого обманщика! Клиттихорн фыркнул:

– Нос к носу Булеана легко обмануть. Возможно, он не глупее меня, но у него ни таланта, ни воображения. Он блестящий вор, достаточно сообразительный, чтобы понять достижения величайших умов и украсть их, а то и выдать за свои собственные, но он не способен к самостоятельному творчеству. Поэтому мне удалось убедить его, что четверо акхарских магов поджидают его выхода из Масалура, а вместе они способны или уничтожить его, или задержать, пока я сам не покончу с ним. Хотелось бы мне и впрямь иметь четырех таких союзников! Впрочем, подобные трюки больше в его стиле, поэтому мой фокус и сработал.

– Но, может быть, ее беременность – это козни Булеана.

– Чушь! Скорее всего ее изнасиловали мои же агенты. Вероятно, те развратные идиоты из банды Астериал были настолько глупы, что насиловали всех подряд.

– И все же, какое это может иметь значение? Если бы это был еще кто-то, умеющий управлять бурями, но неродившийся малыш?

Рогатый посмотрел на свою принцессу так, словно она была маленьким бестолковым ребенком.

– Ты – единственная дочь единственной дочери и так далее. Это единственный путь передачи силы Принцесс Бурь. Сила связывает ребенка с матерью. Эта сила не внутри тебя, она, скорее, притянута к тебе как к магниту. Сила связывает тебя с твоим двойником и ее с тобой. Вот почему ты иногда видишь ее во сне, а она должна видеть тебя. Но ребенок связан с ней физически. Вдвоем они более сильный магнит. Всякий раз, когда она притягивает силу, та тянется и к еще не родившемуся ребенку. Чем старше будет малышка, тем больше силы она будет притягивать.

– Ты… ты хочешь сказать, что в конечном счете я останусь ни с чем?

– Ну, не то чтобы ни с чем, ты всегда будешь притягивать ту силу, что ближе к тебе и дальше от них, но уже сейчас ты понемногу слабеешь, и со временем станет еще хуже. Те двое вместе, даже если одна из них – малютка, которой руководит мать, смогут истощить тебя полностью, если вы окажетесь в пределах одного сектора. Возможно, именно на это рассчитывает Булеан. Мы не можем больше ждать. – Колдун шагнул к стене, задрапированной красным гобеленом, и дернул сонетку.

– Значит, я тоже должна зачать ребенка! Клиттихорн вздохнул:

– Дорогая моя, может быть только одна наследница силы во всем Акахларе. Если нам не удастся уничтожить твоего двойника еще до рождения ребенка, другой наследницы не будет. В тот момент, когда она зачала, ты потеряла эту способность.

На звонок вошел генерал, начальник штаба. Его жабья морда с выпученными глазами плохо сочеталась с великолепной синей с золотой отделкой формой и блестящими ботинками. Он остановился у двери и слегка поклонился.

– Генерал, мы должны получить ту толстуху – мертвую. Тот, кто убьет ее, должен лишь доставить доказательство смерти и может назначать свою цену – нет такой, которая оказалась бы слишком высокой.

– А подделка? Она вам еще нужна?

– Нет. Пусть следят за ней и за той сумасшедшей художницей. Они обе могут вытащить нашу добычу из ее укрытия, где бы она ни была. Только не давайте им добраться до Масалура и до Булеана. Возьмите их живыми, если сможете, в последний момент, но не раньше, и держите их до меня. Я хочу иметь возможность использовать их, когда соображу, как это сделать.

– Хорошо, – поклонился генерал.

– Это не все. Наши планы под угрозой. Сколько времени потребуется, чтобы оповестить все армии о сборе? – Клиттихорн быстро прикинул что-то в уме. – У нас восемь недель, генерал. Точнее, пятьдесят шесть дней и ни днем больше. Если кто-то не будет готов к этому моменту – обойдемся. Мы атакуем в полную силу ровно в двенадцать дня по здешнему времени по всему Акахлару. Если мы этого не сделаем, то, вероятно, уже не сделаем никогда.

– Чтобы вести армии, сэр, я должен иметь возможность, не выдавая нас, показать, что акхарские срединные земли могут пасть, несмотря на охрану Королевских Волшебников и тысяч магов более низкого ранга.

Колдун кивнул:

– У меня руки чешутся показать это с тех самых пор, как мы сумели запереть Булеана в Масалуре. Ты сам, да и другие тоже удерживали меня из опасения, что это раскроет наши карты. Но, думаю, мы должны это сделать: без Булеана угроза значительно уменьшится. Без девушки она исчезнет окончательно.

– Вы намерены выступить против Масалура?

– Именно. Это будет отличная проверка, и, возможно, нам удастся уничтожить Булеана. У нас уже есть войска в том районе. Они могут оцепить его и задержать распространение известий о трагедии.

Генерал кивнул:

– И когда вы планируете провести эту демонстрацию силы?

– Через четыре недели, ровно в два часа ночи по масалурскому времени. С этого момента дата, время и объект строго секретны. Только генеральный штаб.

– Совершенно верно, сэр. Это приведет наши силы в боевую готовность, и к тому же все произойдет очень быстро, акхарцы вряд ли успеют что-нибудь заподозрить.

– Решено, генерал! Через двадцать восемь дней Масалур перестанет существовать. И, возможно, Булеан и его жирная дрянь тоже.

Принцесса Бурь пристально смотрела на Клиттихорна.

– Я полагаю, мне следует попрактиковаться с тобой напоследок. Наконец-то мы будем действовать! Рогатый кивнул:

– Жребий брошен. Нити судьбы в наших руках. Пойдем же за ними до конца. Что бы ни произошло, все миры Акахлара, а может быть, все мироздание уже не будут прежними.

Глава 1

Зеркала истины

Она снова ехала куда-то, на этот раз, кажется, в нужном направлении и с опытным навигатором. Когда-то это уже было, и сейчас Сэм тоскливо думала, что из того каравана, с которым она начинала свой бесконечно долгий путь в Акахларе, возможно, уцелела она одна. Чарли и Бодэ, единственно близкие ей люди, – кто знает, где они и живы ли они еще? Даже Булеан мог этого не знать, да и не стремится узнать. Ему зачем-то была нужна только она.

Сэм мучили ночные кошмары, она просыпалась вся в поту, с криком, дрожа как лист на ветру. Ее полнота – проклятие демона – не поддавалась никаким упражнениям, и Сэм чувствовала себя больной, ей ничего не хотелось делать, только есть и спать.

И ей никак не удавалось вспомнить прошлое. Она знала, что пришла из другого мира, в котором прожила большую часть своей жизни, прежде чем ее затянуло в Акахлар, где могущественные чародеи переставляли ее, как пешку, в своих, не понятных девушке играх. Но что было в том, прежнем мире, – этого она не помнила.

Порой ей казалось, что она всегда была такой, как сейчас, созданная, быть может, причудливой фантазией Бодэ.

Теперь она ехала к Булеану, спасаясь от тех, кто хотел убить ее, но ее спутникам вряд ли было до нее дело.

Днем с ней был Крим: высокий, сильный мужчина, который хорошо знал Акахлар. По-видимому, его наняли те, кто хотел помочь ей добраться до чародея. Ночью богатырь исчезал, появлялась прекрасная Кира – загадочная женщина, о которой Сэм знала только, что и она попала в Акахлар из другого мира. Когда-то Крим и Кира существовали раздельно, но проклятие демона превратило их в необычное двойственное существо – мужчину днем, женщину ночью – с общими воспоминаниями о том, что происходило, когда один из них как бы не существовал. Друзья они ей или нет, Сэм не могла понять.

– Нам придется оставить караван, – сказал ей Крим, усевшись на свое место в фургоне. – Мы подъезжаем к Кованти срединному. Надо разведать, что там и как, прежде чем мы рискнем пересечь его.

Сэм равнодушно кивнула.

– Возможно, – продолжал Крим, – мы воспользуемся этой остановкой, чтобы показать тебя врачу. Киру беспокоит твое настроение, и, думаю, она права. Если тебе все безразлично, ты не справишься. Монанук, лоцман этого участка пути, рекомендовал мне надежного врача в Брудоке. Это городок близ границы, там мы и остановимся.

Здешние врачи обычно были магами третьего ранга, особо искусными в исцеляющих заклинаниях. Как правило, с ними работали алхимики, которые готовили разные снадобья.

– Я больше не буду принимать наркотики. Эти наркотики и другие зелья – они подчиняют разум, стирают воспоминания и делают человека игрушкой в чужих руках.

– Это не такой врач, вот увидишь. В конце концов ты ничего не теряешь, но, может, поймешь, что с тобой.

К врачу ее провожала Кира. Городок был маленький, но на вид процветающий. Здесь Сэм вряд ли разыскивали, но все-таки ночь была гораздо безопаснее для двух одиноких женщин, чем день.

Целительнице было лет тридцать пять, она носила желтую атласную мантию, в ее коротко подстриженных волосах виднелась ранняя седина. Несколько причудливых внушительных размеров колец и ожерелье, к которому прикреплялись крошечные вещицы, – вот и все драгоценности. Сэм знала, что это магические предметы и символы, которые используются для призывания силы.

Целительница не спрашивала, откуда они, куда направляются. Она исследовала наложением рук тело Сэм, особенно толстый живот, потом положила руки ей на голову, закрыла глаза и, казалось, впала в легкий транс. Сэм вдруг почувствовала, что обследование не было ей неприятно, а прикосновения колдуньи вызывали приятные воспоминания.

Наконец целительница вышла из транса и опустилась в кресло напротив Сэм.

– Ну что ж, ты в общем-то ничем не больна. Сложность в том, что на тебя наложен ряд заклинаний, и они действуют друг против друга. А два небольших заклинания настолько старые, что слились с самим твоим существом. Их-то и пришлось так долго отыскивать. И еще: тебе сильно повредило какое-то сильное снадобье, которое ты принимала в прошлом году. Его состав мне неизвестен. Боюсь, мне не под силу справиться со всем этим.

Сэм вздохнула:

– Значит, ты ничего не можешь сделать?

– Я – нет. Но в самом Кованти срединном есть, я полагаю, человек, который сможет тебе помочь. Кира вступила в разговор:

– Гм, для нее лучше бы миновать средину не задерживаясь. Я рассчитывала оставить ее здесь на день, а сама хотела сходить разведать обстановку. Боюсь, я не могу объяснить подробнее, но там есть люди, желающие навредить ей.

– Я все понимаю, – вздохнула колдунья. – Но без этого не обойтись. Заклинания, зелья – их мешанина поглотит и уничтожит тебя. И так ты подвергаешься ее действию слишком долго. Та, к кому я хотела бы вас направить, живет не в городе, а на холмах, что тянутся вдоль восточной границы. Если все равно вы должны пройти через средину, мне кажется, куда опаснее не сделать этой остановки. Кира кивнула:

– Хорошо, расскажи мне все подробно, я подумаю, что можно сделать. Сэм, иди оденься, а я задержусь на минутку.

Как только Сэм вышла из комнаты, колдунья тихонько спросила:

– Она не знает, что беременна? Ведь уже явно больше шести месяцев.

– Нет. Мы не знали, как сказать ей об этом, боялись усилить ее депрессию. Вероятно, ее изнасиловали, а она так привыкла считать себя толстой и неуклюжей, что и не замечает дополнительной тяжести, хоть та и истощает ее силы.

– Что ж, в ближайшие восемь – десять недель все выяснится. Думаю, та, к кому я вас посылаю, найдет способ разрешить ее проблемы. Возможности Итаналон очень велики, но трудность в том, что только сама девушка может действительно вылечить себя. Итаналон может лишь указать ей средство исцелиться. По-настоящему, в таком долгом пути ее должен был сопровождать маг второго ранга, который лечил бы ее. Депрессия, кошмары, угрюмость и несдержанность обостряются беременностью и подтачивают ее душу. Если она сама не пожелает исцелиться, она или сойдет с ума, или умрет.

Кира задумалась.

– Она сильнее, чем считает себя. Когда нужно, она становится и находчивой. Думаю, у нее хватит мужества справиться с болезнью. Расскажи мне, как найти Итаналон.

Переход в Кованти срединный был сравнительно легким. На пограничном посту не было никого, кроме двух сонных солдат да пары собак, крепко спавших на крыльце. Документы у них проверили довольно небрежно.

Они двинулись кружным путем к востоку. Было уже далеко за полночь, когда они добрались до маленькой деревушки, которая уютно расположилась в долине, в окружении пологих холмов.

Кованти – и срединная земля, и многие колонии – славился своим вином. Дороги, хорошо освещенные масляными лампами на высоких столбах, создавали ощущение мирного цивилизованного края. В деревне было даже электричество, и вообще она была похожа на крошечную и тихую европейскую деревушку со своими белыми оштукатуренными домиками под красными черепичными крышами.

Итаналон жила на холме. Дорога круто шла вверх, они добирались почти час. Глядя на призрачный, скупо освещенный домик, Сэм начала нервничать. Никогда и ничего хорошего из ее встреч с колдунами не выходило. Она не доверяла ни тем, которых знала, ни тем более этой, о которой ей ничего не было известно. Все они всегда интересовались лишь увеличением собственной силы, не важно, что от этого нередко страдали другие.

Даже Кира заволновалась.

– Не очень-то похоже на логово колдуна, – вздохнула она. – Ладно, сюда.

Не успела она поднять руку, чтобы постучать, как дверь отворилась с громким скрипом, и в проеме показалась темная фигура.

– Ты – Итаналон? – спросила Кира, с ужасом думая, не попали ли они в ловушку. Колдунья второго ранга вполне могла быть на стороне Клиттихорна.

– О, входите! – услышали они приятный высокий голос пожилой женщины. – У меня и чай на плите.

Отступать было поздно. Они вошли и очутились в уютной, тесно заставленной гостиной. Стулья и диван с цветастой обивкой, огромные гулко тикающие старинные часы, яркие экзотические ковры на стенах по ковантийской моде.

Итаналон принесла поднос с чайником и тремя чашками. Она была похожа на этакую бодрую бабусю лет семидесяти. Волосы у нее были густые и совсем седые, а лицо – как у херувима. На носу сидели очки с круглыми стеклами. Длинное мешковатое ситцевое платье делало ее вовсе не похожей на магов второго ранга. Только очки выглядели необычно – абсолютно черные и непрозрачные.

Колдунья поставила поднос на старинный кофейный столик, разлила чай и с чашкой в руке опустилась в мягкое кресло-качалку.

– Мы… – начала Кира, но Итаналон остановила ее.

– Я знаю, кто вы. Я ждала вас. Когда Амала описала вас, я поняла, кем вы должны быть.

Кира было вскочила, но чародейка мягко остановила ее.

– Так ты на нашей стороне? – спросила Кира.

– Дорогая, уже лет двести я не принимаю ничью сторону в житейских конфликтах. Со временем политические интриги и соперничество хвастливых мальчишек ужасно надоедают! Я занимаюсь чистыми исследованиями и время от времени помогаю людям, если они приходят ко мне, а кто они и какие – для меня не важно.

Сэм, несколько шокированная, спросила:

– И тебе все равно, что этот, Клиттихорн, может уничтожить, как говорят, жизнь во всех мирах?

– О! Что за ерунда! Уничтожить жизнь гораздо труднее, чем думают материалисты в своей ограниченности.

Она допила чай, откинулась в кресле и посмотрела на Сэм сквозь темные очки.

– Ты хочешь жить, дитя? Если нет, я ничего не смогу для тебя сделать.

Сэм и сама не раз думала об этом.

– И да, и нет. Я хочу жить, но не так, как сейчас. Я устала бесконечно скитаться, одинокая и преследуемая. Должен же быть конец этому.

– Конец есть всему. Что-то из этого – судьба, предопределенная вероятностью, но что-то – наш собственный выбор, правильный или ошибочный. Кажется, твоя проблема в том, что ты не знаешь на самом деле, какого конца хочешь. Ты думаешь, что была счастливее, когда позволяла судьбе нести тебя, но это не счастье. Умственное отупение, пассивность превращают человека в растение. Для растений все хорошо, пока им хватает воды и солнца. Но в конце концов из них варят суп. До сих пор ты позволяла другим выбирать за тебя и только жаловалась, что тебе их выбор неудобен. Посмотри, куда это привело тебя. Надо иметь мужество пнуть судьбу, взять ее нить в свои руки. Это может кончиться хорошо, может – плохо, но только так можно жить.

– Но какой выбор я могла сделать? Итаналон встала.

– Что сделано, то сделано. Если ты действительно хочешь жить, ты должна пройти испытание. Нужно иметь мужество посмотреть в лицо своему единственному врагу. Этот враг – ты сама. Либо ты выйдешь отсюда живой и сильной, либо скатишься в яму растительного существования. Выбирай.

Сэм встревожилась:

– Что это за испытание? Итаналон пожала плечами:

– Я не могу сказать, оно никогда не бывает одинаковым для двух разных людей. Даже я не представляю, с чем ты столкнешься, но все это уже сейчас есть в тебе. Решай. Рискнешь или уходишь?

– Решать прямо сейчас?! Старая колдунья улыбнулась:

– А почему нет?

– Я… я… – Сэм была застигнута врасплох. Выбирать неизвестно что, даже без раздумий? Это нечестно!

– В жизни выбираешь не из тех возможностей, что существуют вообще, а лишь из тех, что тебе представились или тобой созданы. Редко когда есть время на раздумья.

– Хорошо, я согласна.

– Вот и прекрасно! Значит, жизнь не совсем угасла в тебе. Пойдем. Нет, Кира, ты останешься со мной. Налей себе еще чаю. Ты не можешь участвовать в этом.

Итаналон провела Сэм в маленькую уютную спаленку, где у стены стояло что-то большое, плоское, закрытое черной тканью.

– Сними с себя все, – приказала чародейка. – Положи сюда, на кровать. В это маленькое путешествие тебе ничего не нужно брать.

Сэм так и сделала и теперь стояла посреди комнаты в полном недоумении. Итаналон отодвинула черный занавес, открыв огромное – до самого потолка – старинное зеркало. Сэм взглянула в него. Отражение было странное. Ярче, чем должно было быть, но, главное, в зеркале отражались только она и Итаналон – ничего другого.

– Подойди поближе, смотри на свое отражение, – сказала Итаналон, отступая к двери и исчезая из зеркального мира. Не бойся, здесь нет ничего, что может причинить тебе боль телесную. А душевные страдания… они ведь всегда с тобой, не правда ли? Просто смотри в глаза своему отражению.

Вот глаза Сэм словно соприкоснулись с ее же глазами в зеркале, и вдруг она почувствовала, что оказалась внутри самого зеркала. Оглянулась – ничего, кроме еще одной зеркальной стены.

"Что теперь? – мысленно поинтересовалась она. – Просто стоять здесь, глядя на себя, или что?"

– Что ты хочешь увидеть? – спросило отражение ее глубоким низким голосом.

Сэм испугалась и вздрогнула, отражение – нет.

– Кто ты? – спросила девушка.

– Ты, – ответило отражение. – Я обитаю здесь, но я не существую, пока кто-нибудь не отразится во мне. Тогда я становлюсь зеркальным подобием, только меня не отягощает ничто из того, что ты носишь с собой: ни чар, ни снадобий, никаких вещей. Но пока ты отражаешься во мне, я обладаю твоим разумом, твоими воспоминаниями, всем. Я могу существовать, могу жить только как другой.

– Ну, на этот раз твое приобретение не слишком удачно, – вздохнула Сэм.

– О, я не знаю. Когда у тебя нет тела, нет твоих собственных воспоминаний, приятно побыть живой. Я была бы счастлива выйти, жить твоей жизнью, если бы могла. Что ты видишь в своем отражении такого плохого?

– Ну, во-первых, я толстая.

– Да. И что? Почему быть толстой хуже, чем худой?

– Ну, когда ты толстая, люди над тобой смеются. Как будто ты урод или что-то вроде, но только сама в этом виновата.

Зеркало задумалось.

– Тогда почему ты толстая?

– Если ты – это я, ты знаешь, это проклятие.

– Демон сделал тебя толстой?

– Нет, я сама. Слишком много ела. А Бодэ поощряла это. Она выпила любовное зелье, так что для нее я всегда оставалась привлекательной, но, думаю, она не хотела, чтобы кто-то еще чувствовал то же.

– О, выходит, это сделала Бодэ. Так кто из вас выпил то любовное зелье?

– Конечно же, она!

– Значит, она не была свободной, но ты-то была. Ты разъелась от скуки, а может, просто потому, что чувствовала себя в безопасности, могла не думать о том, что скажут другие. У тебя наследственная склонность к избыточному весу, с обеих сторон. Твой отец был крупным, и твоя мать одно время была очень полной, не так ли?

Воспоминания внезапно нахлынули на нее. Ее отец: большой, сильный, сложенный, как борец. Ее мать: определенно весьма кругленькая. Она сама девяти-десяти лет; круглолицая, девочки вечно дразнят ее, и она приходит домой в слезах, ненавидя себя. А потом всю свою юность изо всех сил старается похудеть. Она думала, что была толстой тогда, вот бы ей сейчас тот вес!

А после развода мать просто помешалась на голодании и всяких модных диетах, чтобы выглядеть «прилично» для устройства на работу. И дочери без конца твердила: "Ты слишком толстая". Но, пожалуй, Сэм оставалась равнодушна к этим упрекам.

– Почему ты осталась толстой?

– А это уже из-за демона. Он наложил на меня проклятие не терять вес, пока я не доберусь до Булеана.

– Действие проклятия кончилось, когда демона убрали из Акахлара, – возразило зеркало. – Ты можешь не лгать мне, потому что я – это ты, скажи правду себе. Не хочешь ли ты перестать беспокоиться о своем весе?

Правду, хм? Правда была в том, что отражение право. Она не обжора. Да, ей хотелось бы похудеть, но ей надоело стремиться к этому, чтобы угодить другим людям. Она никогда не собиралась покорять сердца, а ее полнота не казалась ей уродливой.

– Да, я хотела бы сбросить несколько фунтов, но не ценой таких мучений, – призналась она.

– Итак, полнота не имеет для тебя большого значения. Ты несчастлива только из-за того, как относятся к ней другие. Там, дома, может быть, это и имело какое-то значение, но сейчас… Ты завидовала красоте Чарли, но разве ты не заметила, что здесь люди относятся к тебе как к взрослому человеку, который что-то значит в обществе, а Чарли считают безмозглой куклой? Красивой куклой, бесспорно, но кому нужна пятидесятилетняя куртизанка? А ведь Чарли умна. Уверяю тебя: останься она такой же пухленькой и миловидной, какой была раньше, она бы жила и наслаждалась жизнью.

И вновь Сэм пришлось признать, что отражение сказало правду. Красота Чарли была лишь результатом действия магии и алхимии. Подруга заплатила за свое внешнее совершенство утратой свободы. Тело Чарли предназначалось только для одного: пленять мужчин.

– Ну, допустим, – сказала Сэм отражению, – но я еще и лесбиянка. Я обречена быть изгоем в любом обществе. Это против Бога и природы.

– В самом деле? Если и существует Бог или боги, возможно, он или они допускают оплошности. Есть несчастья и похуже, а люди все равно ухитряются жить в мире с обществом и с самими собой. Твоя склонность была усилена Клиттихорном, еще когда тебя затягивало в Акахлар. Он рассчитывал, что в этом случае, даже если ты улизнешь от него, ты все равно останешься бездетной и не подаришь стихиям еще одну Принцессу Бурь.

– Ты хочешь сказать, что дело не только во мне?

– Да. В раннем детстве девочки предпочитают играть с девочками, а мальчики – с мальчиками. Даже подростки часто сохраняют эти дружеские связи. Но сексуальные влечения толкают их к противоположному полу. И в какой-то момент дети пересекают этот барьер. Физическое удовольствие от общения между полами очень сильно. Иначе жизнь прекратилась бы. Но некоторые этот барьер не могут перейти – по разным причинам. Ты всегда думала, что тебе должны нравиться мальчики, и хотела, чтобы так оно и было, ты даже смирилась с тем, что однажды выйдешь замуж. Этого ждали от тебя и общество, и семья. Но сама ты чувствовала другое, то, что общество решительно не принимало.