7. ВЕЧНЫЕ ТЯГОТЫ МАТЕРИ

Через девять с половиной недель Манка Вурдаль почувствовала, что группа достигла предела того, что можно достичь на тренажерах. Общество Молчаливой натолкнуло ее на одну мысль, и в течение последних двух недель Манка обучала свое племя сигналам, состоявшим из щелчков пальцами и прищелкиваний языком. С их помощью можно было передавать информацию, когда требовалось полное молчание. Сначала всем, кроме Молчаливой, было нелегко усвоить этот способ общения, но в конце концов они перестали нуждаться в речи для того, чтобы действовать сообща.

– Мы готовы, насколько в такой ситуации вообще возможно подготовиться, – сказала Урубу, придя к Козодою. – Но меня по-прежнему слегка беспокоят женщины с "Индруса". Все-таки они чересчур цивилизованны. У парочки с "Эспириту Лусон" все идет как нельзя лучше, хотя это не те люди, на которых мне бы хотелось полагаться в трудную минуту. А очень может быть, что положиться придется. Но на тренажерах большему людей уже не научишь.

Козодой кивнул:

– Хорошо. Ты по-прежнему уверена, что вам действительно нужно столько людей? Даже на этой стадии все выглядит так, словно мы рискуем ими лишь для того, чтобы обеспечить тебе прикрытие.

– Это необходимо, – сказала Урубу. – Прикрытие нужно нам всем. Боюсь, здесь будет не проще, чем на Джанипуре. Вы уже сделали дубликат перстня?

Козодой кивнул:

– Он того же размера, формы, веса и состава, что и джанипурский. Рисунок на камне, взятый из твоих воспоминаний об амулетах и посохах хранительниц истины, подходящего размера и выполнен в том же стиле, но сказать, можно ли им кого-то обмануть, нельзя, пока вы не сравните поддельный перстень с настоящим. Мы сделали для него футляр в костяном амулете. Смотри не потеряй, иначе придется возвращаться за новым.

– Я не потеряю. Хочешь сказать еще что-нибудь, прежде чем мы отправимся под ментопринтер?

– Детали обсудим после этого. Желаю удачи.

– Да уж, без нее нам нельзя… – проворчала Урубу.

Отряд дикарей замер в молчании. Теперь у каждого была раскраска, соответствующая его положению в племени. Молчаливая носила цвета хранительницы огня. У Вурдаль появилась растительность на лице, и хотя ее тело оставалось женским, она двигалась и держала себя иначе, чем остальные. Когда она произнесла: "Мы готовы. Давайте заканчивать", – ее голос был прежним голосом Вурдаль, с карибским акцентом, но он понизился на пол-октавы и звучал почти по-мужски.

Все, кроме Манки и Урубу, были взволнованы и даже чуточку испуганы.

Звездный Орел мог бы провести весь процесс автоматически, но было решено, что Хань вкратце расскажет о том, что должно произойти. Основную часть программы разработал Клейбен, но его решили не допускать к вводу ментокопий – по политическим соображениям.

– Мы главным образом базировались на информации и опыте Юраа, – начала Хань. – Все вы получите одну и ту же основную ментокопию за вычетом некоторых личных особенностей. Нам неизвестно, что именно может запустить механизм обороны, но если он настроен на все чуждое, то даже одного слова на незнакомом языке может оказаться достаточно. Вместе с тем необходимо, чтобы вся ваша память и знания остались при вас. Итак, мы установили нечто вроде фильтра. Язык Матрайха примитивен и плохо приспособлен для создания новых слов, но он может сгодиться, даже если вам придется использовать приближенные понятия и тратить пятнадцать слов вместо одного. Фильтр попросту не позволит вам сказать ничего, кроме слов этого языка. Язык Матрайха станет для вас родным. Вы будете думать на нем, и вам понадобится усилие, чтобы переключиться на другой язык, даже в уме. Однако вы будете понимать те языки, которые знаете сейчас. Язык играет основную роль в формировании культуры, и Главная Система знает об этом, вот почему мы наложили такое ограничение. Если вы будете пользоваться только этим языком, то станете неотличимы от туземок. Все понятия голографически связаны с образами. Например, услышав слово "дака", вы тотчас подумаете о гигантской лавовой змее.

Язык Матрайха действительно был прост, не знал никаких исключений, и каждое слово имело единственное значение. Большинство слов, включая имена, состояло всего из двух слогов, но имя материнского мира, таинственное и загадочное, состояло из целых трех и произносилось так: "Маа-траа-йах".

– Вы будете отзываться только на те имена, которые мы вам дадим, – продолжала Хань. – Это тоже ради вашей же безопасности. Имена на Матрайхе – обычные слова и могут описывать того, кому принадлежат. Явных правил мы не обнаружили, так что старались держаться поближе к вашим собственным именам. Например, Мака значит "высокое дерево", это вполне подходит вам, Манка. Или еще проще, Мари означает "большая грязь". Имя не ахти какое, но достаточно близко к Марии. Суни – "серая скала". Миди – название одного из растений. Таег, близкое к Тай, это, прошу прощения, насекомое. Для Молчаливой мы выбрали имя Эуно, что означает "безмолвная рука". Для вашего имени, Лалла, нет эквивалента в матрайханском, так что теперь вас зовут Эза, что значит "прочная ветвь".

Хань ненадолго замолкла.

– Помня о том, с чем пришлось столкнуться на Джанипуре, мы предприняли некоторые меры предосторожности. У вас нет лазерных пистолетов, и перед Валом вы будете совершенно беззащитны. Конечно, вряд ли он есть там сейчас, но, если что-то пойдет не так, будьте уверены, он успеет туда раньше нас. Итак, слушайте внимательно. Любая попытка исследовать ваш разум, загипнотизировать или каким-то другим путем получить от вас информацию немедленно запустит фоновую программу. Она заблокирует всю память и знания, которые не принадлежат Матрайху. Удалить эту программу может только та машина, которая ее создала. Эту идею мы позаимствовали у МСС и теперь постоянно будем ее использовать. Если вы почему-либо отобьетесь от группы, постарайтесь вернуться к истребителю. Он останется на месте посадки, если только его не обнаружат и не уничтожат. Подойдите к нему и просто назовите свое имя. Он впустит вас и даст нам знать, что надо приготовиться к передаче и приему. Если истребителя не окажется на месте, воспользуйтесь впечатанной вам картой и ступайте в другие пункты эвакуации. Вот и все. А теперь желаю удачи.

Только Урубу не нуждалась в ментокопии. У нее уже была личность и опыт жизни на планете. Она была создана ввести в заблуждение любой ментопринтер и не нуждалась в ограничениях, налагаемых программой.

В отличие от трансмутации процесс ввода ментокопии не был ни быстрым, ни легким. Полная обработка всей группы заняла несколько часов.

Мария Сантьяго, как и все остальные, очнулась с ощущением головной боли и легкой тошноты, которое отступило не сразу. Она чувствовала себя чужой. В голове роились странные воспоминания. Ей было тесно, закрытое помещение давило и пугало. В глубине души она помнила, кто она такая на самом деле, но старалась не думать об этом: это были пугающие и слишком сложные для нее мысли. Существовало только племя, только Люди, ее сестры-жены и вождь. Пока она с ними, ей нечего бояться.

Мака вела их туда, откуда они могли вернуться на открытые места, к Людям, и они шли за ней, готовые к возвращению. Первой шла Юраа, она разведывала путь, а Мака замыкала шествие. Сначала их переправили на "Молнию", пилотируемую Вороном. Короткий прыжок вывел их на тщательно рассчитанную траекторию, ведущую к "слепому пятну". В этом месте корабль мог незамеченным выйти на стационарную орбиту и оставаться на ней достаточно долго, чтобы успеть переправить всех на Матрайх.

Одна за другой они ступали на поверхность планеты и сразу же выстраивались в оборонительное кольцо. У них были копья с грубыми каменными наконечниками и каменные топоры, а с поясов, сплетенных из лиан, свисали духовые трубки.

Хотя пейзаж Матрайха был впечатан каждому в память, все, кроме Юраа, знали, что видят его впервые. Было невероятно жарко и влажно, в воздухе стоял запах сероводорода, и к этому еще предстояло привыкнуть.

Ландшафт представлял собой нагромождение безжизненных гротескно изломанных скал. Черная лава застыла волнами. На выжженных пустошах лежал, словно грубый песок, красный, рыжий и серый пепел. Эти места обладали своеобразной красотой, но она была мертвой и угрожающей. Человек явно был здесь лишним. Густые облака кружились в демоническом танце. В отдалении по земле шарили тонкие пальцы молний и доносились раскаты грома.

При виде этой картины Мака на мгновение замерла, но она помнила о своих обязанностях и видела, что давно перевалило за полдень. Она кивнула Юраа, разведчице, и та повела их прочь с выжженного вулканического склона. Кратер вулкана терялся в облаках. Наконец они ступили на серый песок и сразу же пустились бегом. Тишину нарушали только отдаленные раскаты грома, мерный топот и напряженное дыхание. Они бежали безостановочно больше часа и, только когда вдали замаячила полоска живой зелени, перешли на шаг. Все молчали: Мака не позволяла им говорить вслух.

Под пологом джунглей было темно и сухо. Исполинские кроны почти не пропускали свет и дождевую воду, но все равно подлесок был густым: лианы и ползучие растения, тощие высокорослые кустарники с колючими листьями, и великое множество мхов; лишайников и грибов. Джунгли кишели насекомыми, но животных и птиц не было и следа. Они вышли к быстрой мелкой речушке, и почти километр Юраа вела их вдоль берега, пока они не достигли излучины. Здесь течение замедлялось, и можно было утолить жажду. Потом Юраа нарушила молчание.

– Мака-племя ловит рыбу в реке, – сказала она. – Или ест жуков. Юраа показывает.

Она подняла копье и очень медленно вошла в воду неподалеку от илистой отмели. Все следили За ней, а она совершенно неподвижно стояла по пояс в воде, держа копье на изготовку и не отрывая глаз от воды. Внезапно копье стремительно погрузилось в воду, Юраа перехватила его обеими руками, повернула и подняла. На острие билась крупная рыбина. Юраа вернулась к остальным. Вид у нее был довольный. Затевая это представление, она больше всего боялась, что либо здесь не окажется рыбы, либо она промахнется.

Ее добыча выглядела довольно уродливо. У рыбы был широченный рот, окруженный длинными щупальцами, гладкая лилово-белая кожа без всяких признаков чешуи и суставчатые передние плавники, похожие скорее на недоразвитые руки. Молчаливая улыбнулась, кивнула и, подхватив свое копье, вошла в воду. Ей понадобилось меньше времени, чем Урубу. Похоже, она занималась такой охотой не в первый раз.

Настала очередь остальных. Главный секрет заключался в том, чтобы выбрать правильное место и стоять совершенно неподвижно. Эти рыбы не столько плавали, сколько ходили по дну и рылись в иле, оставляя за собой цепочку пузырьков. В конце концов Суни и Миди после нескольких неудачных попыток поймали по рыбине, но остальные вернулись с пустыми руками. Наступающая темнота заставила Маку и племя прервать рыбную ловлю.

Юраа и Молчаливая быстро выпотрошили и разделали рыб. В лесу было достаточно сушняка, но разво-1ить костер не стоило. Это была чужая территория. Ни одно место, где даже новичок без особого риска может раздобыть еду, нельзя считать свободным.

Сырая рыба понравилась не всем. Марию, Суни и Лаллу едва не стошнило. Манка Вурдаль съела свою долю без особого удовольствия, Миди и Таег ели без отвращения, а Юраа и Молчаливая – с явным наслаждением.

– Останемся здесь до света Великой Богини, – сказала Мака. – Юраа знает это место? Урубу кивнула:

– В темноте никто не придет. Это земля большого племени. Много больше, чем Мака-племя. Будет свет, надо идти далеко. Близко плохого нет. Можно остаться до света. – По ночам лишь демоны бродили во тьме в поисках тел и душ. Только очень серьезная угроза могла заставить жителей Матрайха решиться на ночное путешествие.

Сегодня не было особой нужды выставлять посты, но позже такая необходимость появится. Понятно, что тот, кто не отличился на охоте днем, поплатится за это ночным сном. Но пока они еще не втянулись и не приобрели опыта, возможны были послабления.

Они расчистили сухое, хорошо укрытое место вблизи реки и легли там, тесно прижавшись друг к другу. Со временем стоянки будут поудобнее, но пока они могли себе позволить только этот спартанский ночлег. На неудобном ложе, под бурчание непривычных к новой пище животов, заснуть было нелегко. До сих пор дела шли неплохо, но память хранила впечатанные воспоминания об опасностях этого мира, а путь предстоял долгий, и пролегал он по таким местам, о которых даже Урубу ничего не слыхала.

Айзек Клейбен сердито хмурился. Он только что вызвал в лабораторию Козодоя и Танцующую в Облаках. Хань уже была там. На нее было страшно смотреть.

– Я проанализировал ментокопии тех, кого мы отправили вниз, – начал доктор. – Ничего особенного, хотя садомазохистские фантазии Вурдаль нелегко воспринять даже в виде блока данных. Конечно, Манка лучше любого другого обеспечит успех операции, но мне заранее жаль этих бедных женщин, когда ей придет настроение поразвлечься с ними. А судя по всему, это будет часто. Так вот, никаких неожиданностей, пока я не приступил к Молчаливой. Мы сняли с нее ментокопию еще на Мельхиоре, и я смутно припоминаю, что мне докладывали, будто ее результаты оказались крайне необычными, но я был занят другими делами, а она не имела особого значения. Данные попросту перекрыты шоком и душевным расстройством, это одни неразборчивые обрывки. Хань попыталась прочесть их с помощью ментопринтера и едва не сошла с ума.

– Бесконечная петля, снова и снова, – слабым голосом произнесла Хань. – Ужас и горечь, одни и те же образы опять и опять, и сквозь все это – леденящий крик ее души. Это был ваш народ, какие-то знахари… Они вышли за пределы человеческой жестокости. Я и не подозревала, что могут существовать такие люди. Они наслаждались этим, да, наслаждались. Они заставили ее смотреть… – Хань вздрогнула и запнулась. – Смотреть, как они извлекают внутренности еще живого ребенка. Смотреть в упор, прижаться лицом к ранам младенца… Я наблюдала со стороны, но теперь меня до конца жизни будут мучить кошмары.

Танцующая в Облаках содрогнулась, и даже Козодой почувствовал ужас.

– Это был не мой народ, – сказал он оправдываясь. – Та же самая раса, да, но не мой народ. Это другое племя и другая религия, хотя и на племя иллинойс это не похоже. В том, как это было сделано, чувствуется почитание демонов, хотя это еще и политика.

Хань резко вскинула голову:

– Политика?! Чья?

– Ребенок был рожден уродом…

– Ребенок не был рожден уродом! Совершенно нормальный младенец! Девочка…

В лаборатории воцарилось молчание. Танцующая в Облаках судорожно сжала руку Козодоя. А он вспомнил жирного негодяя, вождя шайки из селения Иллинойс. Тот, зная всю правду, рассказывал эту историю совсем иначе, чтобы спасти свою жалкую жизнь.

– За этим стоит нечто большее, чем суеверия. Вы пытались прорваться глубже? Отфильтровать что-нибудь?

– А чем же еще мы занимались? Но при такой тяжелой травме это нелегко, – ответил Клейбен. – Я не психиатр. На "Громе" превосходные компьютеры, но они плохо приспособлены для таких задач. Представляете себе, сколько перекрестных связей устанавливается в мозгу человека к сорока одному году? Квадриллионы! Человеческий мозг – невообразимо сложная база данных, которую Звездный Орел, Валы и прочие машины могут смоделировать только приближенно. Комбинациями связей создаются потоки данных и топографические образы. Здесь мы имеем дело с чем-то вроде самопроизвольно возникшей программы-червя. Я знаю, что ей неизвестно об этом, и она, конечно, никогда не думала об этом в таких словах, но, в сущности, дело обстоит именно так. Потрясение было так велико, что вызвало своего рода амнезию. Мозг отказывается вспоминать. Это что-то вроде лечения электрошоком. Получив его однажды, человек больше туда не сунется.

– У нее даже язык свой собственный, – вмешалась Хань, – он сложился у нее в голове после травмы. Само представление о языке осталось в заблокированной области. Она мыслит идеограммами, как глухонемые. У нее нет собственного представления о себе, она получает его только от окружающих. Даже ее сны – это всего лишь представления о том, что она делала накануне. Но она сохранила некоторые основные навыки, которые указывают, что она жила в каком-то диком месте. Просто невероятно, что она вообще выжила, если учесть, какова была травма. В таких случаях обычно наступает коллапс или человек кончает с собой. Отсюда следует, что она очень сильная личность – возможно, сильнее любого из нас.

– Все дело в том, что мы внезапно дали ей возможность выработать совершенно новое представление о себе, – продолжал Клейбен. – Она не в состоянии полностью уйти от прежней своей личности – но зато получила, замечательное тело и новую внешность. По настоянию Урубу мы сделали ее подчеркнуто женственной и добавили нервные связи, усиливающие глубину ощущений. Он боялся, что в более привычной обстановке душевная болезнь Молчаливой может найти проявление в насилии, а при ее навыках она вполне способна перехватить управление у Вурдаль. Не зная, с чем нам придется иметь дело, мы последовали этому совету и, надеюсь, нащупали верный баланс. Разумеется, Вурдаль уже вступила с ней в близость, чтобы установить матрайхианские биохимические узы. Полагаю, этого будет достаточно, чтобы управлять ею. Но она остается сильной личностью, склонной к насилию. Именно такие там и нужны. Если она обретет новое представление о себе, может быть, все и сойдет, но мы должны побольше узнать о ее прошлом. Когда насилие и жестокость этого мира затронут старую травму, страшно подумать, в кого она может превратиться.

– Сдается мне, поздновато вы об этом задумались, – едко заметила Танцующая в Облаках.

– Как? Что?

– Допустим, вы обнаружили, что она должна превратиться в разъяренного маньяка-убийцу, которого остановит только смерть? Как нам их предостеречь?

Уже семь недель они были на Матрайхе, но их суровая жизнь не стала легче, только привычнее. Они постоянно были заняты поисками еды или материала для орудий, но медленно и неуклонно продвигались к своей цели. Благодаря привычке быть все время настороже они избежали многих опасностей и уцелели единственно потому, что жили только настоящим.

Здесь водились змеи, способные в мгновение ока проглотить человека, а острозубые летающие твари в любой момент могли обрушиться на неосторожную жертву. Лианы ловили рассеянных, а на неровностях земли запросто можно было сломать ногу.

Даже отдыхая, они постоянно прислушивались, ловя приближающуюся опасность. Единственное доступное им удовольствие приходило поздно ночью или перед самым рассветом – для тех счастливиц, на которых обратила свой взор Мака. Это было почти звериное удовлетворение грубой страсти – но они жили в таком напряжении, что жаждали хоть какого-то облегчения.

А поскольку одна лишь Мака могла дарить удовольствие, их жизнь была сплошным угождением Маке, служением Маке, почитанием Маке. Если бы у них были возможность и желание задуматься над этим, их потрясло бы, как быстро растаял налет цивилизации и исчезли их собственные, такие разнообразные, традиции и привычки. Все они превратились в шайку убийц, привязанных только друг к другу и к своему вождю. Ничто другое не имело значения.

С рассветом они помогали друг другу привести себя в порядок, умывались, если поблизости была вода, быстро съедали то, что осталось с вечера, и суточный цикл начинался снова.

Манка Вурдаль прекрасно чувствовала себя в роли вождя, хотя ответственность, лежащая на ней, была тяжела. В начале, когда она еще только изучала основы матрайхианского общества, ей была неприятна мысль о том, что мужчина – один мужчина! – стоит во главе племени, состоящего из женщин, но теперь она видела в этом определенную логику. Более того, это было даже демократично: в конце концов любая женщина могла, в свою очередь, стать вождем – для этого требовались лишь сила воли да наличие вакансии. А с точки зрения воспроизводства одного мужчины на племя было вполне достаточно. Правда, Манка периодически задумывалась, как вождю удается обслуживать всех, если численность племени достигает сотни или более человек. А такие племена на Матрайхе были не редки.

До сих пор, как это ни удивительно, Мака-племя еще не сталкивалось с серьезными трудностями. Манка была довольна, хотя понимала, что везение когда-нибудь должно кончиться. Чужих племен они благополучно избегали, прячась под воду или зарываясь с головой в грязь. Дышать при этом приходилось через духовые трубки, зато не надо было ввязываться в стычки, проходя по чужим территориям. Они хорошо приспособились к примитивной жизни и стали искусными охотниками на "тука", животное с зеленой шерстью, отдаленно напоминающее кабана. У него было длинное рыло, острые как бритва клыки и бешеный нрав, но уж если они выслеживали тука, ему редко удавалось уйти. Правда, охотникам тоже доставалось, но серьезных ранений даже на первой охоте никто не получил, а матрайхианское тело обладало невероятной способностью к регенерации и нечувствительностью к боли. Разумеется, они умели лечить переломы и знали лекарственные травы – эти навыки тоже входили в программу.

Карта местности со всеми ориентирами была впечатана им с ментопринтера, но и имея ее, путники даже приблизительно не могли сказать, сколько они уже прошли и сколько еще осталось до цели. В матрайхианском языке расстояние определялось только двумя словами – "близко" и "далеко". "Далеко" значило почти то же самое, что и "горизонт", а представления о времени исчерпывались понятиями "ночь" и "день". Прочие отрезки просто не имели значения, и сейчас они не сумели бы сказать даже, давно ли живут этой жизнью. Текущий день становился единственной реальностью, а прежнее существование отдалялось все больше и казалось лишь фантастическим сном или смутным видением небесной жизни.

Впрочем, Урубу могла бы сказать, что они делают в день не более шести километров: каждая охота неизбежно уводила их в сторону, и они тратили много времени на то, чтобы вернуться к первоначальному направлению. Кроме того, требования программы, да и сама жизнь, потихоньку брали свое. С каждым днем они все больше напоминали обычное матрайхианское племя, а зов долга становился все глуше. Даже Урубу была так же привязана к Маке и предана ей, как и остальные. Если бы Мака вдруг объявила, что им следует забыть о задании, остаться на планете и основать свое племя, никто бы не возразил. С биохимией шутки плохи.

В конце концов Вурдаль пала жертвой одной из ловушек, сокрытых как в языке, так и в программе, основанной на личности туземки. Сначала она стала поминать в разговоре духов и демонов Матрайха, а потом и всерьез возносить им молитвы. Матрайхианские верования, оставленные в программе в виде средства для маскировки, постепенно въедались в сознание и обретали форму некоей смутной реальности.

В один из дней, когда разразилась сильнейшая буря, они нашли укрытие в заросшем лианами огромном лавовом туннеле. Утром они убили тука и теперь готовы были отсиживаться в пещере хоть до следующего дня. Они даже рискнули развести костер: огонь был для них редкой роскошью, поскольку мог быть замечен врагом, но в бурю шансы на это были невелики.

Миди, стоящая на страже у входа, заметила одинокую странницу, только когда та уже входила в пещеру. Миди бросилась на нее и повалила на землю, криком позвав остальных на помощь. Все моментально бросили свои дела и кинулись к ней.

Миди держала незнакомку за горло, готовая при малейшем сопротивлении размозжить ей череп. Взглянув на пленницу, Мака приказала Миди отпустить ее.

– Успокойтесь, сестры! – потирая шею, прохрипела нежданная гостья. – Хранительницы истины служат всем племенам.

Ей помогли подняться и проводили в пещеру. Мака в растерянности взглянула на Урубу, ожидая совета, но та промолчала, и Вурдаль подумала, что это будет неплохая проверка их маскировки, а если жрица заподозрит что-нибудь, ее можно будет убить и позже.

Хранительницы истины единственные на всем Матрайхе носили одежду: просторный плащ, сделанный из шкуры тука, выкрашенной в темно-красный цвет. Лицо и тело хранительницы были покрыты замысловатыми разноцветными татуировками, в которых на все лады повторялся мотив дерева с птицей. В носу у нее было сплошное костяное кольцо; такие же кольца болтались в ушах. К кольцу в левом ухе был подвешен резной амулет в виде дерева, к правому – птица. Ее голова, если не считать бровей, была совершенно голой, но не выбритой. Похоже было, что на ней просто не росли волосы.

Едва увидев сложные татуировки на теле гостьи, Молчаливая коротко вздохнула, словно у нее перехватило дыхание, и с этого момента уже не могла оторвать глаз от хранительницы истины. Вурдаль, заметив это, забеспокоилась.

– Какие духи привели хранительницу истины к Мака-племени в бурю? – подозрительно спросила она.

– Мака-племя близко к земле духов за тем холмом, – объяснила незнакомка. – Мы ходим к духам обрести силу. Буря пришла, знаем пещеру, Мака-племя здесь.

Проще не придумаешь.

На Матрайхе было не принято вести светские беседы, да и разговаривать, в сущности, было не о чем.

Хранительница истины поинтересовалась, почему племя такое маленькое, и Мака изложила ей заранее разработанную легенду. Она сама и с ней еще двое отбились во время бури от большого племени, живущего дальше к югу, – это было племя Юраа, оно действительно кочевало в тех местах. У Маки начали развиваться признаки вождя, поскольку она решила, что прежнего вождя им уже не найти. Она овладела остальными двумя, и они стали блуждать, подбирая таких же одиночек, отбившихся от разных племен, пока их не стало восемь. Ни Маке, ни Урубу не понравились искусный, почти незаметный допрос, хотя их легенда как будто выдержала испытание. Немота Молчаливой не могла привлечь особого внимания. Такое случалось довольно часто, особенно с теми, кто надолго отбивался от племени, а также с их детьми. Это приписывалось влиянию демонов. Ни у кого не было сил долго противостоять им в одиночку.